Текст книги "Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2"

Автор книги: Лев Гомолицкий

 
Посмотри – ручей веселый
Брызжет, скачет по камням,
И ковер лежит зеленый
По полям и по горам.
Солнце с неба голубого
Светит, блещет в ручейке.
Так святой молитвы слово,
Как бриллиант, горит в душе.
 

29.III. 1918 г. г. Острог

 
Печальное небо, печальные тучи...
Над речкою тихой стою в тишине.
Бесцветна равнина и горные кручи;
Ни ветра, хоть зыбь по ненастной реке.
 
 
Стою, и в душе пустота и ненастье:
Ни слез нет, ни смеха, желания нет,
К всему в ней земному одно безучастье,
Постылы ей люди, природа и свет.
 

29.III. 1918 г. г. Острог

 
По тропинке узкой и тернами
Перевитой острыми, по храму
Юноша младой едва ступает,
Рвет ногами терний без разбору;
Из подошв струится кровь ручьями;
Изорвался длинный плащ об ветки.
Ничего не видит пред собой безумный, –
Рвется к храму, что пред ним сияет.
Вот уж близко, куст остался только,
Отстраняет он его рукою
И, едва ступая по поляне,
В дверь стремится храма огневого...
Но ему костлявая фигура
Заградила вход к сиянью храма
И, сверкнув очами, сумрачно спросила:
«Ты проникнуть хочешь в храм чудесный?
Ты прельстился радужным сияньем?
Не жалеешь молодость свою ты,
Не жалеешь страшныя утраты».
– «Что тебе, суровый призрак, надо?
Пропусти меня в преддверье храма.–
Отойди, прочь руку от сиянья!
Для того ль я мучился в дороге,
Для того ль я не жалел ни тела,
Ничего, что было свято в жизни,
Чтоб стоять у самого сиянья
И, с мольбою руки простирая,
Умолять тебя, бездушный призрак,
Я измучился, устал под солнцем жгучим,
Жажду струйки, – губы пересохли;
И изранены шипами ноги,
Исцарапано суками тело.
Пропусти, упиться дай покоем;
Дай прильнуть мне к струйке серебристой;
Дай уснуть спокойно в травке мягкой, –
Отдохнуть умом своим и телом.
Я стремился с чудною надеждой,
И сиянье, предо мной блистая,
Придавало силы слабой плоти.
Не слыхал ни жажды я, ни боли,
И теперь, когда так близко радость,
Ты закрыл собою светлое сиянье.
О, почто надежду отнимаешь?
О, почто безумца тяжко мучишь?
Тебе мало, вижу, непреклонный,
Слез и жалоб... Вот же, на колени
Я упал и плащ твой обагряю
И слезами, и кровавым потом.
Призрак мрачно отклонился, очи
Засверкали в щелях под бровями
И улыбка тихо расползлася.
«О безумец! Думаешь, в сияньи
Ты покой получишь и усладу?
Знай, свой путь ты лишь наполовину
Прострадал, пройдя по нем досюда.
Жаждал ты, – там нет ни капли влаги;
Ты устал, – и там не отдохнешь ты;
Ты в крови, – и там шипы и камни,
Нет травы там, нет дороги гладкой.
Ты вокруг увидишь только злобу,
Только зависть, клевету людскую;
За заслуги перед всей землею
Тебя грязью, камнями обсыплют.
Ты проклянешь всех и все земное;
Ты зажаждешь смерти непреклонной.
Отойди, пока еще не поздно.
Возвратись дорогою спокойной».
– «Нет, пусть там опять еще страданья,
Пусть еще несчастья ожидают,
Пропусти меня ты, мрачный призрак,
Пропусти к сиянию златому!
Я веленьем неба призван, – волю
Я исполню, должен я достигнуть
Славы; – дан талант, я разовью в несчастьи, –
Что б ни было – мне девизом будет:
«К славе вечной, к свету и сиянью».
И прошел я полдороги страшной –
До конца дойду по горю и несчастью,
Брошусь свету я в объятья; кверху
Вознесусь в сиянии к престолу».
– «О безумец! О мечтатель бедный!
Но для славы все забыть ты должен:
Не должно быть для тебя ни жизни,
Ни веселья, радости и смеха.
Ни любовь улыбкой не согреет,
Смех не оживит души усталой,
Вечно только горе и заботы.
Не увидишь же ты славы этой, –
После смерти только засияет
Ее луч, тепло распространяя.
И всего из-за пустого
Повторенья имени потомством
Собой жертвовать, на пытку обрекая
Жизнь младую с юною душею.
Отойди, пока еще не поздно,
Возвратись дорогою спокойной».
– «Прочь с дороги! Ты не испугаешь,
Хоть бы пытки мне сулил Нерона.
Не хочу я больше слушать речи.
Отойди, пусти меня в преддверье.
Говори, что хочешь, образ темный –
Ты гонец, ниспосланный от ада.
Я воскликну, речи прерывая:
«К славе! Боже подкрепи, настави!»
«Я пущу, но после сам платися
И кляни себя и жизнь за пылкость,
Необдуманность младого сердца.
Вот гляди: ты видишь ту дорогу,
Видишь терний, видишь зной и злобу?
Безотрадность там царит и горе,
Заточенье с звонкими цепями.
Жалко мне тебя, юнец. Ревниво
Охраняешь ты свое желанье,
Весь проникнут им и яркою надеждой;
Но ведь пыль пройдет, глаза увянут,
Что так блещут молньей вдохновенья,
Опостылит жизнь и все несчастья
И запросит так душа покою.
Красота твоя увянет в горе;
Отцветет цветок бесцельно чудный:
Не прижать его к груди любимой,
Не лобзать в уста его и очи.
И душа высокая и чувства
Благородные, что бьются в сердце, –
Все бесцельно пропадет для славы,
Что ждет имя громкое за гробом.
Если хочешь – упади в объятья
Мглы суровой с горестью и мукой,
Иль иди, пока еще не поздно,
По дороге тихой и спокойной.
Брось желанья, – ты упейся счастьем,
Отдохни в объятиях любови
И познай земную радость чувства;
Утоли ты жажду, отдохни ты».
– «Прочь! Вперед ко славе и ко свету!»
Принимайте бури и несчастья!
И воздаст сторицею Небесный
За мученья адские при жизни,
Нет, достигну я предназначенья!»
И отпрянул призрак и растаял...
Юноша рванулся к двери храма
И пропал во тьме его и мраке.
 

30.III. 1918 г. г. Острог

 
Смертный
 
 
Надо мной сгустились мрачно тучи,
Ветер рвет и мечет их покров,
И мятутся, лижут пеной кручи
Подо мною полчища валов.
 
 
Все постыло, сердце замирает,
И душа сжимается в тисках;
Пусть и жизнь, как листья, опадает
И несется в призрачных клубах.
 
 
Гибни все, что ждать еще отрады?
Пусть мой труп омоется в струях.
Только шаг – и «ничего не надо»,
И забьется тело на валах.
 
 
Прочь, оставь меня, моя Киприда,
Замолчите, Нимфы, – полно слез.
Там зовет меня к себе Дорида,
Бьется, плача, о крутой утес;
 
 
Вон в волнах ее власы мятутся,
Вон поднялась из пены рука.
Пусть же волны бурно разойдутся,
Захлестнет холодная волна.–
 
 
И склонюся к персям юной девы,
Утону в златых ее кудрях
И усну под нежные напевы,
Убаюкан на ее руках.
 
 
Полубогиня
 
 
Подожди, не призывай еще забвенья,
Удержи безумный шаг туда вперед.
Расползутся эти черные виденья,
Ветер быстро бурю с ними унесет.
 
 
И заблещут страстно на луне далекой,
На ветвях и скалах нежные тела;
И раздастся песня Нимфы черноокой,
И застонет трелью мрачная гора.
 
 
Не обресть покою на руках Дориды,
Там, где буря вечно волны в скалы бьет.
Перед троном только музы и Киприды
Сердце рай небесный и покой найдет.
 
 
Только не мечтай о будущем далеком,
Позабудь о прошлом, скинь свою печаль
И отдайся мигу, – он в порыве легком
Унесет от горя в сказочную даль.
 
 
Оглянись, опомнись! Не в руках холодных,
Но в горячих, страстных обрети покой.
Насладись Дриадой на ветвях зеленых,
С Ореадой стройной поразись красой.
 
 
И как сладко Нимфы песнь вдали утонет,
Как уснешь, обвеян легким ветерком,
И внизу Дорида ревностно застонет,
Разметутся кудри над крутым валом,
 
 
А вверху Диана осенит страдальца
Своим взглядом – чистым серебром – лучем,
Даст упиться мигом и увидеть счастье,
Позабудь же горе, насладися днем.
 

2.V. 1918 г. г. Острог

 
Ко мне, малютка, милый луч,
Дай насладиться мне тобою.
Прильни, дитя, ко мне на грудь
Своей златистою главою;
 
 
И снова жить хочу, желать,
И грудь трепещет вдохновеньем,
И песня просится опять
На волю, – ввысь из заточенья.
 

2.V. 1918 г. г. Острог

 
Она.
Милый, помнишь ту чудную ночь, –
Мы сидели вверху на террасе?
 
 
Он.
А под нами раскинулся сад,
Утонув и уснув в аромате.
 
 
Она.
И лила свет луна золотой,
И вдали песнь дрожала трелями.
 
 
Он
И обнял я тебя... «Дорогой»
Ты шептала своими устами.
 
 
Она.
Ты меня целовал без конца.
Все в довольстве кругом утопало.
 
 
Он.
А чудесная песнь соловья
Вдалеке, трепеща, замирала.
 
 
Она
И тогда, обнимая тебя,
Я шептала: «как ночь хороша».
 
 
Он.
Много время прошло... Все не то, –
Наглость хищная ум затемнила.
 
 
Она.
И где имя звучало одно, –
Кровью залила грубая сила.
 
 
Он.
Зарябила на море волна,
Захлестали о берег глубины.
 
 
Она.
Налетела нежданно гроза,
Закружилися темные силы.
 
 
Он.
Как свирепое стадо зверей,
Поднялись ослепленные груди.
 
 
Она.
Все погибло, что раньше людей
Возвышало и жили чем люди.
 
 
Он.
Срублен сад, дом погиб и сожжен,
И спаслися от смерти мы чудом...
 
 
Она.
И занес нас суровый циклон
Из довольства к осколкам и грудам...
 
 
Он.
Снова чудная летняя ночь,
Снова песнь разлилася трелями.
 
 
Она.
Перед нами запущенный сад;
Мы сидим – обвилися руками.
 
 
Он.
И опять шепчешь мне: «Дорогой!»
И горим мы, любовью взаимной.
 
 
Она.
И раскинулось небо над мной;
Сад простерся вдали сиротливо.
 
 
Он.
Всюду бедность. Мы свергнуты вниз.
Что же в этом, чем хуже мы стали?
 
 
Она.
Где природы прекрасная жизнь,
«Как счастлива», там шепчешь устами.
 
 
Он.
Разве можем мы плакать, когда
Сердце бьется, – так сладко трепещет.
 
 
Она.
И чудесная песнь соловья
Будто страстью и негою блещет.
 
 
Он.
И опять обнимая тебя,
Я шепчу: «Ах, как ночь хороша».
 

2.V. 1918 г. г. Острог

 
Вот полунагая на скамью упала:
Утомясь, чуть дышит, теребит цветок;
И коса вакханки, как поток, ниспала;
И дрожит на персях из цветов венок.
В беспорядке платье, в беспорядке косы,
Чуть раскрыты губы и усталый взгляд.
Все там дышит страстью, как и эти лозы,
Как бесстыдный этот праздничный наряд.
 
 
А над нею Веста с целомудрым взглядом
В величавой позе в тишине стоит.
И как дико видеть эту кротость рядом
С этой страстной девой, что внизу лежит.
И как грустно думать, до чего, Эллада,
Ты умом великим целых стран дошла!
И от этой Весты до того разврата
Как могла спуститься – нежная душа!
 
 
И вакханка Весте одевает лозы,
И богине шепчет сладострастный бред,
И рукой бесстыдной ее гладит косы,
И пятнает кроткий наглым взглядом свет.
А вдали чуть слышно громкие тимпаны
Повторяют страстный, бешеный мотив,
И несутся в пляске толпы черни пьяной,
А заря, как факел, в небесах горит.
 

4.V. 1918 г. г. Острог

 
Они с Кипридою прекрасной расцвели.
Когда она из моря выходила
И капля брызнула на чахлый куст с руки,
В кусте родилася божественная сила,
И вы, блистая на луне красой,
Напоены дыханием амброзьи,
Благоухали в тишине ночной,
О розы чудные, классические розы!
И кто с тех пор ваш аромат вдохнет,
Забьется сердце в том и зародятся грезы,
И он захочет жить, любить, кричать «вперед»,
И страстно закипит, шепча безумный бред.
Хвала же вам, классические розы!
 

 
Прочь! Надоело притворство, любезности, ложь и обманы.
Это зовется людьми и это зовется любовью!
Разве могу полюбить заводную я куклу из камня,
Вместо лобзаний горячих, лекцию слушать о людях!
Прочь мишура! Только ночь надо мной загорится звездами,
Только заблещут луной перекатные волны морские,
Я опущуся на берег песчаный с крутого утеса
И прокрадусь по рокочущим волнам пенистым на остров.
Там, где песок под ногой обмывает игривая струйка,
Там, где пенá, разливаясь, таинственно шепчет с камнями,
Ждет меня грация моря, сестра Галатеи, Дорида,
В чудной из чудных одежд в наготе грациозного тела.
Кудри волною рассыпались с плеч на спину и на перси;
Мокрое тело, блестя, страсть зовет и забвенье красою;
Нежная ручка играет песком и меж плещущих струек
Милая ножка дрожит и мелькает за белой пеною.
Там обойму я живое, горячее, нежное тело,
Склонит головку она мне на грудь, изгибаясь изящно;
Будет под пальцами биться моими порывисто сердце;
Будет дыханье ее жечь мне плечо и ланиты.
И, утопая в кудрях, как в волнах океана пенистых,
Я наслажусь и упьюся красой неземною Дориды;
И, сознавая, что нежное это и гибкое тело
Только во власти моей, к ней прижмуся теплее и крепче;
И, упоенные страстью, сольемся в лобзании страстном;
Буду шептать ей под рокот волны я мечтанья о счастье;
И погруженный в блаженство, в объятьях Дориды прекрасной,
Тихо смеяться над пасмурной жизнью людскою.
А под ногами, все так же плескаяся, детища моря
Будут сверкать, отливаясь на светлой и гордой Селене.
И меж пеной серебристой, от ревности плача и горя,
Будет вздыматься, блестя чешуей и косой, Нереида.
 

 
«Я весь в крови и ранах, нанесенных
Мне варварами, чуть дошел, графиня,
До ваших ног и на колени пал.
Мне лик великий ваш сиял на поле брани,
Когда я с маврами и варварами бился,
Когда я подымал наполненный вином,
Украшенный алмазами и златом, кубок,
Я жизнь и подвиги отдал обетом вам;
Украсил щит инициалом вашим,
И предо мной сияли только вы, –
Лишь только лик графини Триполийской.
Я положил стремленьем видеть вас
И труп сложить свой, истекая кровью,
У ваших ног, прекрасная графиня.
Перед последним боем подкреплял
Себя молитвой я и меч свой, заклиная,
Я вынул из ножен и вновь поклялся чести,
Что будет он служить моим святым обетам.
Труба раздалася, вскочил я на коня;
Под мной метался конь, почуя запах крови;
Я имя прошептал и смело в бой понесся;
И щит блестел прекрасным инициалом,
И рвался крик из уст, произнося его.
И лязгнули мечи. Копье мое
С стремян сшибало варваров презренных;
Носились стрелы и лилася кровь;
Метались люди с криком и стенаньем.
Я отозвал из боя храброго бойца,
Сразиться предложил по-рыцарски на воле.
Мы разошлись, и я, звеня щитом,
Ему попал копьем под самое забрало,
Он полетел с стремян, но у меня
Осталося в плече противника копье.
И, с болью вырвав прочь его, скорее
Ладонью рану я закрыл большую.
Но тут толпа врагов, несясь за нашей,
Со мною поравнялась. Я схватил
Свободною рукой свой меч и, вверх
Взглянув, вскричав: «за честь и славу», –
Вдруг ринулся на них; но их копье
Вонзилось в руку мне, другое сняло
Мой шлем, а третие вонзилось в шею.
И я упал в свою же лужу крови
И корчился от мук, но ваш же лик
Святой и чистый мне унял мученья
И снесть их силу дал.
                                    Я небеса
Благодарю и восхваляю Бога,
Что дал он мне увидеть этот лик
И умереть у ваших ног, графиня.
Обет исполнен мой, чиста душа,
Спокоен дух, – все, что я мог желать,
Исполнено... Прими же Бог меня!
Я, верный раб, Тебя хваля, смиренно
Исполнив долг, в блаженстве умираю».
И он сорвал безжалостно повязки,
И кровь из ран потоком полилась.
И он молил: «Прекрасня богиня,
Мне дайте розу в гроб из ваших кос».
И он схватил протянутую розу
И крепко лепестки прижал к своим губам.
Взор помутнел его и ослабели пальцы;
Упала роза в кровь, окрасилася ей,
А он с блаженством, навзничь, в луже крови
Уснул спокойно-счастливо навек.
 

 
Ночь. Один на лодке одинокой
Я плыву по плещущим волнам.
Спит земля в объятьях черноокой,
Спит река, чуть плещется к брегам.
 
 
Всюду тишь. Покоем тихим веет.
Только нет покою на душе;
Только сердце ночь мое не греет
И кипит отчаянье во мне.
 
 
Ах, могу ли я смеяться ветру
И смотреть на реку в тишине,
Если губы горько шепчут: «где ты?»
И кипят сомнения во мне.
 
 
Если призраки передо мной проносят
Гибкий стан и глубину очей
И уста лобзаний жарких просят, –
Грудь кипит и сердце ноет в ней.
 
 
Но уста лобзают ветер теплый,
Руки воздух обняли мои...
А река несет меня под ропот
С струйкой нежной пенистой волны.
 

9.V. 1918 г. г. Острог

 
Спит лотос под жаркими солнца лучами,
Поникнув головкой, и бредит ночами.
 
 
Но только подымется кверху луна,
Воспрянет он чашкой, – трепещет она,
 
 
И слезы любови в его лепестках
Играют огнями на дальних звездах.
 

13.V. 1918 г. г. Острог

 
Как лотос чашку раскрывает
Навстречу ночи и звездам,
                Так и талант благоухает
                Там, где нет выхода слезам.
 

13.V. 1918 г. г. Острог

 
Что, человек, ты? прах! Что жизнь твоя? мгновенье!
И ты еще стремишься к горним небесам;
Еще клянешь таких, как сам, творений;
         Летишь к идеям гордым и мечтам;
         Где счастье, – там создашь страданья...
И где ж конец всему? Здесь – тлеющим костям!
 

14.V. 1918 г. г. Острог

 
Я сидел. Надо мною витали
Звуки чудные дивной игры
И, мечася, у ног рассыпали
Разноцветные грезы – цветы.
 
 
То они утихали, то бурно
И гремели и рвалися прочь,
То металися волнами шумно,
То лилися спокойно, как ночь.
 

14.V. 1918 г. г. Острог

 
Видишь, – там вдалеке над водою луна,
 В небесах тихо светит, бледна
И блестит Нереид над пеной чешуя;
 И шумит над Дриадой листва.
Вот плывет по реке меж больших камышей
 Тихо лодка, качаясь в волнах;
В ней задумался юноша. Кольца кудрей
 Вьются золотом змей на плечах.
И колышутся волны, и бьется пена,
 И поднялась Дорида на гладь,
И плывет рядом с лодкой, смеяся, она:
 Блещет пламенным бархатом глаз.
Берегися, гребец, правь свой к суше челнок
 И спасайся в зеленой листве,
А не то разнесется, маня, голосок,
 Страсть забьется в горячей душе
И ты бросишься в волны Дориде на грудь.
 Но расспыпется струйкой она;
Захлестнут тебя гребни – в струях понесут;
 Зашипит над тобою пена.
И напрасно ты будешь спасение звать,
 Буря голос собой заглушит;
И напрасно ты будешь гребни умолять, –
 Захлестнет он и жизнь улетит.
 

15.V. 1918 г. г. Острог

 
Думы вы черные, что вы так давите,
 Что окружили вы черной толпой?
Прочь вас гоню, но опять налетаете,
 Кружитесь мрачно, носясь надо мной.
Что же хотите вы? Душу несчастную?
 Мало вы, знать, истерзали ее!
Мало давили вы грудь безотрадную!
 Мало, – вам надо еще и еще.
Вот же, берите, терзайте, печальные!
 Видите – плачу горючей слезой,
О, не оступитесь вы, беспощадные,
 В мраке кружася зловещей толпой.
 

15.V. 1918 г. г. Острог

 
Я хочу жить – желать,
Не хочу умирать!
Вспоминать не хочу
Про могилу мою.
Пусть все в прахе лежит,
Пусть все прахом летит!
Предо мной Божий мир,
Я в нем счастлив, не сир.
Что же больше желать?
Не хочу умирать!
 

15.V. 1918 г. г. Острог

 
Забудьте горе, свои несчастья;
Налейте кубки кипучей влагою;
На час упьемся красою счастья, –
Ее прекрасной волшебной сагою.
В глаза смотрите судьбе ужасной,
Бесстрашным взглядом без содрогания!
Пусть гордой смерти, пусть смерти страшной
Рука простерта всеумерщвления.
Пусть плащ суровый судьбы печальной
Навис над ними и душит горечью;
Пускай всемирный, пусть погребальный
Мотив несется и веет смертию;
Забудьте горе, свои несчастья....
На час упьемся красою счастия.
 

18.V. 1918 г. г. Острог

 
Расплелась коса густая
И на грудь волной ниспала,
Грудь раскрылась молодая,
Сердце бурно трепетало.
И уста полураскрыты
И дрожит рука младая...
Ах, как крепко, обнимая,
Целовала бы ланиты!
Но уста целуют воздух
И рука его обняла –
И бесцельно на подушку
Грациозная упала.
«Что коса мне, что мне очи,
Красота моя младая,
Если некого любить мне,
К сердцу крепко прижимая.
Сердце, сердце, – тяжко бьешься
Одинокое в груди ты;
С кем мне жить, кого любить мне?
Мне ответь и мне скажи ты?
Что краса мне, что мне слава!
Жить хочу, любить хочу я!
Сердцем жить, – не красотою,
Веселяся, не тоскуя.
А еще меня же злою,
Гордой люди называют,
А того, что в сердце этом
Я скрываю, и не знают.
Что ж, пускай так называют.
Грех им будет, Бог судья им!
А скорей бы ночь летела,
День воспрянул бы сияньем.
Днем душой живу с природой.
Днем все ж пташками пою я.
Только ночью налетают
Думы черные, тоскуя...»
И из глаз полились слезы
И на грудь росой упали,
А над сердцем перси девы
Подымались, трепетали.
 

20.V. 1918 г. г. Острог

 
Далеко, где небо сияет звездами,
Где воздух прозрачен и чист, как слеза, –
Там дева в постели рыдает слезами
И плачет, и руки ломает она.
Она в целом мире, как ветер одна,
Никем не любима, покорно-грустна.
 
 
И там, где туманы, снега покрывают
Усталую землю глухой пеленой, –
Там юноши очи поток изливают
В бессонные ночи горячей слезой.
Он в свете с печалью своею один,
Не видевший ласки, никем не любим.
 

21.V. 1918 г. г. Острог

 
Что ты ноешь, сердце?
Прошлое ль толпою
Поднялося снова,
Клокоча слезами,
Новое ль несчастье
В будущем ты видишь, –
Новые волненья,
Разочарованья?
Успокойся, сердце, –
Что прошло, – не будет,
А что ждешь, – волненьем
Прочь не отворотишь.
Успокойся, сердце.
Еще мысль мятется
И душа трепещет
Пламенным потоком.
Не теряй мгновений,
А возьми у жизни
Все, что только можешь, –
Что приносит счастье.
 

21.V. 1918 г. г. Острог

 
Что ты требуешь, ничтожный,
Беспокойный человек?
В бурях ищешь ты отрады,
В грозном вихре ждешь утех.
Ах, не лучше ли в покое
Отдохнуть своей душой
И в житейском бурном море
Уголок найти святой.
Ах, не лучше ли привыкнуть
К одному и труд найти;
Отыскать свое призванье
И с сознаньем в путь идти.
 

26.V. 1918 г. г. Острог

 
Гроза в душе и ад в груди.
Клокочет в ней негодованье.
Готов отдать я все мечты,
Чтоб искупить свои страданья.
Да, да, играй! Пусть грудь моя
От этих звуков разорвется!
Ад усмирив, пускай слеза
Из глаз истерзанных прольется.
 

 
Везде со мной – в душе, в груди;
Проникнув в сердца глубину,
Вы дали мне одни мечты,
Взамен отняв всю жизнь мою.
 Забуду ль эти я глаза?
В них жизнь горит и смерть моя.
 
 
И все готов я вам отдать;
За миг блаженства – жизнь мою.
Но вас я должен покидать,
А с вами светлую мечту!
 Забуду ль эти я глаза?
В них жизнь горит и смерть моя.
 
 
Простите! Не увидел вас.
Вы все отняли у меня,
Но этот блеск любовный глаз
До смерти сохранит душа.
 Нет, не забуду никогда
Я эти страстные глаза.
 

26.V. 1918 г. г. Острог

 
Простерлось поле... Надо мной
Луна сребристая плывет...
Несися, конь, лети стрелой,
От бурь, стараний и невзгод
Все прочь, назад... Вперед, вперед!
Я этой бешеной ездой
Хочу страданья потопить
И бурю адскую в душе
Волненьем новым заглушить.
 

29.V. 1918 г. г. Острог