Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Лев Кобылинский

 
Пьеро не похож на Клитандра,
Да мало он тужит о том,—
Пьеро занялся пирогом…
Тоскует и плачет Кассандра
 
 
О бедном племяннике, – он
Как слышно, совсем разорен…
Смотри, Арлекин строит мину,
Он хочет украсть Коломбину…
 
 
Что, ловко? Каков пируэт?!.
Сидит Коломбина в смущенье,
И сладко ей сердца волненье
И чуткого сердца ответ.
 

 
Твоя душа – изысканный пейзаж,
Веселых маек толпою оживленный!..
Звон лютни… пляски шум неугомонный…
Не верю вам, как смех обманчив ваш!
 
 
Опять звучат, гремят под говор струнный
Слова – «победа, счастье и любовь!..»
Обман, обман!.. я вам не верю вновь,—
И песнь моя дрожит, как отблеск лунный!..
 
 
Лучи луны скользят так монотонно,
В ветвях дерев затих пернатых рой,
Меж гордых мраморов колонной оживленной
Растет фонтан шумящею струей!
 

 
Тебе стихи мои, сравниться ль их красе
С очами милыми, с их чудной красотою,
Где грезы сладкие смеются, где порою
Печалью дышит все в алмазной их росе!..
 
 
Твоей душе святой мои созданья все
Готов я посвятить восторженной душою!..
Но горе мне! Кошмар растет передо мною,
Как стая злых волков средь леса… Быть грозе!.
 
 
Вся жизнь обагрена кровавою струёй!..
О, вопль души моей, как жалок пред тобой
Плач прародителей, их ропот безутешный,
 
 
Когда был меч простерт над их четою грешной!
Пред этим воплем вся печаль твоя —
Касатки резвые в день ясный сентября!
 

 
Валторны унылое пенье,
Как плач сиротливой души,
В лесной замирает глуши,
И ветер затих в утомленье;
 
 
Мне чудится голос тоскливый
Волчицы вечерней порой,
В тот час, когда солнце, лениво
Склоняясь, спешит на покой,
 
 
Томя нас своей красотой…
Снежинок причудливый рой
Кровавый закат провожает,
 
 
И снова Природа мечтой
Заводит беседу с душой,
А поздняя осень рыдает!
 

 
С очами впалыми, дрожащими грудями,
Скитаясь по пескам в порыве злых страстей,
Она стремится прочь от мира и людей,
Голодная волчица, со слезами
Она рвет волосы безумно и с тоской
Фаона милого зовет своей мечтой;
Пред ней проносятся в последнее мгновенье
Вновь вереницею те светлые года.
Когда ее любви звучали песнопенья,
В мечтаньях чистых дев оставшись навсегда…
Там, где кипящих волн взметнулася гряда,
Она исчезла вдруг; над ней, как привиденье,
Селены бледный лик встает, огнем отмщенья
Вокруг зажглася черная вода.
 

(Посвящ. И. Астафьеву)

 
И молвил мне Господь: «Ты зришь перед собой
Кровь на груди Моей и сталью бок пронзенный,
И длани, вашими грехами отягченны,
И ноги, чистою омытые слезой…
 
 
Вот гвозди, вот сосуд: вот крест перед тобой,
Все говорит тебе, чтоб сердцем сокрушенный
Мою святую плоть и кровь из всей вселенной,
Мой глас и Мой закон ты возлюбил душой.
 
 
О брат возлюбленный и сын, не Я ль сгорал
К твоим страданиям любовью бесконечной,
Не Я ль твою тоску и слезы разделял,
 
 
Не для тебя ль свершил Я подвиг Свой предвечный?!.
Зачем же ищешь ты Меня с тревогой вновь,
Приди, Я здесь с тобой, прощенье и любовь!»
 

 
Увы, исполненный тревожного сомненья,
Напрасно я ищу Тебя, о Мой Господь,
Бессильно пред Тобой моя простерта плоть…
О, Ты, огонь любви, залог успокоенья!
 
 
Склонись к моей мольбе, в порывах исступленья
Мой дух ползет, как червь, не в силах побороть
Тревоги тайные, позорные сомненья,
Чтоб пасть с молитвою пред Тобой, Господь!
 
 
Давно, давно Тебя повсюду ищет взор,
Молю, да тень твоя прикроет мой позор,
А Ты горишь лучом любви преображенным,
 
 
Ты – гармонический и сладостный каскад,
Ты страшен нам. в свои проклятия влюбленным,
В ком грешный поцелуй туманит ясный взгляд.
 

 
О, возлюби меня – всемирное лобзанье,
Я – твой смущенный взор и гордые уста,
Твоя больная плоть, твоей души страданье,
Я вечный Бог, дерзай и возлюби Христа!
 
 
Как серны робкий бег – твоей души исканье,
Моей любви тебе доступна ль высота,
Она умчит твой дух в те горние места,
Где золотит хребты небесное сиянье…
 
 
Безоблачная ночь!.. дрожащих звезд мирьяды
И кроткий лик луны, то – свет моих очей,
Там ложе светлое полно моей отрады
 
 
Среди дымящихся туманами полей…
Я свой завет любви пред вами возвещаю,
Я, всемогущий бог, твоей любви алкаю!
 

 
Тебя любить, Господь, я не могу, не смею,
Душа погибшая трепещет пред Тобой,
Как роза, дышишь Ты святою чистотой,
Любви дыхание над головой Твоею!..
 
 
Ты – праведных сердца, Ты – ревностью своею
Израиль спас, нас всех Спаситель Ты благой!..
Как над цветком, едва раскрывшим венчик свой.
Ты над невинностью порхаешь, тихо рея…
 
 
А я – презренный трус с напыщенной душой.
И с ранних лет со злом сроднился разум мой
И осязание, и вкус, и слух, и взоры,
 
 
Надежды все мои и совести укоры,
Пылают лишь огнем безумства и страстей,
И до сих пор Адам живет в душе моей!..
 

 
Любить Меня – твоя обязанность святая!
Я – новый твой Адам, преображу тебя…
Твой Рим, Париж, Содом и Спарта вся твоя —
Среди немых громад развалина простая!..
 
 
Плоть похотливую сожжет любовь Моя.
Как пламя чистое и вкруг, благоухая,
Развеет прах, Моя любовь – вода живая.
Что чистою струей омоет вновь тебя…
 
 
Моя любовь – свята, и вновь чудесной силой
Она воздвигнет крест, где прежде Я страдал,
И обратится вновь ко Мне душа больная!..
 
 
О возлюби Меня, чтоб мрак ночной пропал,
Пусть вспыхнет грешный дух любовию святою,
Ты одинок, но Я всегда, везде с тобою!
 

 
Увы, напрасно я стремлюсь к Тебе душою,
Уныние и страх мне душу леденит…
Что делать?.. Кто мои сомненья разрешит?
Путь добродетели закрыт передо мною!..
 
 
Потрясся свод небес… вотще своей мечтою
Я в небеса стремлюсь, – мой дух не усыпит
Покров небес; и, пусть вокруг эфир разлит.
Я к небесам пути не вижу пред собою.
 
 
Простри, о Боже, длань, дай сил вперед идти
И выю разогнуть, забыв изнеможенье,
И укрепи мой дух на горестном пути…
 
 
Но недоступно мне святое посвященье,
И на груди твоей отраду и покой
Я не найду, прильнув усталой головой…
 

 
О сын Мой, позабудь постыдные сомненья,
Когда Мою любовь ты хочешь заслужить,—
Как Пчелка в лилии спешит себя укрыть,
Спеши в Мой храм. и там познаешь утешенье!
 
 
Спеши поведать Мне без страха и смущенья
В сердечной простоте, в чем мог ты грешен быть,
Не бойся, не стремись напрасно утаить
От уха чуткого былые прегрешенья…
 
 
Букет раскаянья подай, сын верный Мой;
Со Мною трапезу простую разделяя,
Ты узришь Ангела в восторге пред собой
 
 
И, верь Мне, сладостный напиток Мой вкушая;
Ты, полный радости, добра и новых сил,
Познаешь, что в союз с Бессмертием вступил.
 

 
И таинство любви всем сердцем обожая.
Познай, чрез нее вновь становлюся Я
Тобою, бедный сын, Я – разум, плоть твоя!..
Вернись, вернись в Мой дом и, жажду утоляя,
 
 
Вкушай Мое вино и, хлеб Мой преломляя,
Познай, что без него в сем мире жить нельзя,
Прости, чтоб Мой Отец благой и Мать Моя,
Когда средь зол мирских падешь, изнемогая,
 
 
Дух укрепили твой, чтоб отдал ты врагам,
Как агнец, шерсть свою, и, как младенец нежный,
Облекся в чистый лен и стал подобен сам
 
 
Тому, кто в век Петра, в век Ирода мятежный,
Как ты страдал, как ты избит, истерзан был
И смерть позорную преступника вкусил!
 

 
Я награжу твое усердие и рвенье,
О знай, в них – радости и счастия залог,
Невыразимое в них скрыто наслажденье,—
Душевный мир, любовь; чтоб вновь ты верить мог,
 
 
Ты Тайной вечери познаешь откровенье,
И, от сомнения гнетущего далек,
Когда скользит луна, когда небес чертог
Внимает в тишине горячее моленье.
 
 
Из чаши вечной той вкушая и молясь,
Ты будешь всей душой просить себе успенья,
Чтоб музыка с небес нежданно раздалась,
 
 
И совершилося вдруг чудо воскресенья,
Проси восторженных порывов, чтобы вновь
Ты слиться мог со Мной, познать Мою любовь!
 

 
О Боже, что со мной? Увы, я весь в слезах,
В моей душе восторг, в моей душе страданье,
Ужель в добре и зле – одно очарованье,
Я плачу, я смеюсь, исчезнул в сердце страх,
 
 
Я слышу трубный глас на вражеских полях,
Призыв к оружию, и, полный ликованья,
Сонм белых ангелов и голубых в сиянье
Несется предо мной на радостных крылах…
 
 
Ты, Боже. милосерд, я шлю Тебе молитвы,
Но страшно думать мне, что пылкою душой
Я приобщусь к Тебе в пылу жестокой битвы,
 
 
И вновь робею я, и дух трепещет мой,
Надежды робкие мне снова изменяют,
И вновь уста мои молитву повторяют!..
 

* * *

 
«Ты прав, мой бедный сын, да будет мир с тобой!..»
 

Жорж Роденбах

«Красота печали выше, чем красота жизни!..»

Ж. Роденбах.

 
Поблекнул скучный день, печально угасая,
Вечерний колокол к молитве нас зовет,
Увы, она одна теперь, благоухая,
Отраду Господу в печали подает!
 
 
Храм полон тихим сном, и своды тьмой объяты,
Вещает звон, что час молений настает,—
Мы шествуем, глаза сомкнуты, руки сжаты,
Так лебеди скользят по мертвой глади вод…
 
 
Вкруг покрывала дев… как их свечей мерцанье,
Их души чистыми восторгами горят!..
Вот пастырь предо мной проходит в одеянье,
Так шествует Господь чрез дев невинных сад!
 

 
Когда луна прольет с небес свой свет стыдливый,
И в шкурах тигровых замрет шаг боязливый,
Среди хрустальных стен теплицы голубой
Вдруг вырастет, журча, фонтан воды живой,
И снова упадет с рыданием печальным
В бассейн, что мирно спит под пологом зеркальным…
Так тщетно рвется он, стремясь в тоске бесплодной
Напечатлеть луне свой поцелуй холодный!..
 

I.

 
Из мертвой глади вод недвижного бассейна,
Как призрак, встал фонтан, журча благоговейно,
Он, как букет, мольбы возносит небесам…
Вокруг молчание, природа спит, как храм;
Как страстные уста, сливаясь в миг мятежный,
Едва дрожит листок, к листку прижавшись, нежный…
Фонтан, рыдающий один в тиши ночной,
К далеким небесам полет направил свой,
Он презрел скромную судьбу сестер покорных,
Смиренных чайных роз, в стремлениях упорных,
Он презрел с пологом зеркальным пруд родной,
Дыханьем ветерка чуть зыблемый покой.
Стремясь в простор небес, он жаждет горделиво.
Как купол радужный играя прихотливо,
Преооразиться в храм… Напрасные мечты!
Он снова падает на землю с высоты.
Напрасно рвется он в простор, гордец мятежный,
Взлелеять в небесах лилеи венчик нежный…
Тоска по родине его влечет к борьбе,
И манят небеса свободный дух к себе!..
Увы! зачем отверг он жребий роз отрадный,
Они так счастливы, их нежит сон прохладный!..
Нет! ты иной в душе взлелеял идеал,
Недостижимого ты, мученик, алкал —
И пыль разбитых струй роняешь без надежды,
Как на могильные плиты края одежды!
 

II.

 
Как лист воздушных пальм, прозрачною стеной
В теплице высится фонтанов целый строй,
И каждый рвется ввысь, в простор лететь желая,
Лазури поцелуй воздушный посылая!..
Когда же тени вкруг вечерние падут,
В газонах им готов и отдых, и приют,
Они прервут полет, спокойно засыпая,—
Так меркнет лампы свет, печально угасая.
 

III.

 
Устремляясь в лазурь, ниспадают
Друг на друга фонтана струи,
Он, как юноша нежный ласкает
Золотистые кудри свои.
В упоеньи любуясь собою,
Он глядится в бассейн, как Нарцисс.
И игривой, волнистой струею
Пышно кудри его завились,
И звенит его смех серебристый,
Он, готовясь к полету, дрожит,
И за влагой прохладной и чистой
Вновь струя свежей влаги бежит,
И ликует фонтан в упоеньи,
Что высоко сумел он взлететь,
А потом, как прозрачная сеть,
Вдруг повиснет в свободном движеньи,
То, смеясь, как Нарцисс молодой,
Будто складки одежды воздушной,
Разбросает поток струевой
И, желаниям легким послушный,
Засияет своей наготой.
 

IV.

 
Фонтаны кружатся, как будто веретена.
То нежный шелк прядут незримые персты,
Меж тем заботливо с немого небосклона
Луна склоняется в сияньи красоты…
Фонтаны нежный шелк без устали мотают
И морщат, и опять так нежно расправляют,
То в пряди соберут вокруг веретена…
О, пряха нежных струй, печальная луна!
Ты нить тончайшую свиваешь, развиваешь,
И кажется, не шелк. а легкий фимиам
Прясть суждено твоим невидимым перстам…
Ты колокольный звон мечтательно мотаешь
Средь чуткой тишины вокруг веретена,
О, пряха нежных струй, печальная луна!..
В фонтанах каждый миг иное отраженье
Находят небеса, в них каждое мгновенье
Иной играет луч, и, восхищая взор,
В них призма вечная сменяет свой узор.
Фонтаны кружатся, как будто веретена,
Свивая радугу, царицу небосклона…
О, пряха нежных струй, печальная луна!
С небес внимательный и грустный взор склоняя
И за работою фонтанов наблюдая,
С очами тихими, спокойна и ясна,
Вся в белом, ты прядешь с заботою унылой
Увы! волну кудрей над раннею могилой,
О, пряха нежных струй, печальная луна!..
 

V.

 
В вечерней мгле фонтан, колеблясь как копье,
Струи бесцветные в заснувший парк бросает…
Вокруг молчание, покой и забытье…
На белый мрамор тень от сосен упадает,
Вдали запел петух… и вновь затихло все!..
Ступая в тишине предательской стопою,
Иуда окропил вокруг газон слезою…
Вокруг печалью все объято неземной!..
Крестясь, прохожий крест собой напоминает,
И возмущенный пруд под бледною луной,
Как ваза горести, во мгле ночной вскипает.
Луна средь тишины, как рана, кровь струит
И красным отсветом потоки багрянит;
Тому виной – фонтан, и, кровью истекая,
Пронзила грудь свою красавица ночная!
 

VI.

 
Курятся облака, померкнул блеск лазури,
Но сад души моей цветет еще сильней,
Еще роскошней он среди дыханья бури,
Но пусть он исцелял мой дух во дни скорбей,
В нем распускается цикута с белладонной…
Вот в нем забил фонтан струею оживленной.
Как птичка красная, в нем молния блестит,
За ней рой острых стрел, преследуя, летит…
– Увы, ее уж нет, умчалась прочь высоко,
Напрасно рвется вверх фонтан в тоске глубокой
К божественной мечте лететь – напрасный труд,
И стрелы снова вниз в бессильи упадут!
 

(Посвящ. А. Белому)

 
Как запах ладана, в соборе воскресенье
Мне сладостно порой сопрано нежных пенье,
Как дорог мне пронзительный их звук,
Он, как соломинка, и тонок, и упруг,
Он складки стихарей собой напоминает,
Он дух печальный мой и нежит, и ласкает!..
Вот прозвучал орган раскатом громовым
И смолкнул… вот опять сопрано раздается,
Средь чуткой тишины струей прохладной льется
И рассыпается столбом воды живым…
Тогда торжественный орган свой бархат черный
Волнами звучными вновь развернет проворно,
Но гимн под сводами по-прежнему звучит,
Органа мощный вопль его не заглушит…
Напев молитвенный, как блеск свечей, мерцает,
Как перышко в волнах курений улетает…
Вновь развернул орган пред нами бархат свой…
Но снова зазвучал над нами гимн святой!..
Бесполым голосам мечтательно внимая.
Я вижу пред собой картин старинных ряд,
Забытых мастеров творенья воскрешая;
И херувимы вновь передо мной парят,
Лилеи нежные на крыльях голубиных,
Святой, чудесный сад цветов-детей невинных…
Напевы чистые и власть священных слов,
Вы для больных душой – живительный покров!..
 

 
Я полон унылых, бесцельных мечтаний,
Бесплодны порывы мои!..
Ничто не излечит сердечных страданий
В минуты безмолвной тоски…
 
 
Все те же знакомые пристани, лоно
Загрезивших, тихих прудов,
Где лебеди дремлют на глади затона
Под шепот унылых часов!..
 
 
Окрестные мельницы тяжко вздымают
Промокшие крылья свои,
И кажется, будто они раздробляют
Мгновенья безмолвной тоски.
 

(Посвящ. М. Каменской)

 
Как грустно средь комнат с душою разбитой
В час сумерек бледных!.. Кругом
Разлили цветы аромат ядовитый,
И розы пылают огнем.
 
 
Старинное зеркало в зале тускнеет,
Обвито венком золотым,
И много в таинственном сумраке веет
Паров, ускользая, как дым.
 
 
Кто должен сегодня расстаться с землею?..
Где траур и где заговор?..
И день убегает пред грозною тьмою,
И звезд зажигается хор…
 
 
Лампады повсюду, как звезды, мерцают;
Но тени сгустились кругом,
Как небо неверны, они ускользают
И кровь проливают ручьем!
 
 
Как страшно! от ужаса тени бледнеют,
В их сердце мучительный яд,
Как купы растений, они зеленеют.
Смертельный разлив аромат…
 
 
Так часто унылые сумерек тени
В нас душу больную томят
И, к жизни бесцельной рождая презренье,
Недоброе дело творят!
 

(Посвящ. И.А. Астафьеву)

 
Вы, души нежные, в истоме полугрезы
И сладком забытьи обретшие покой,
Средь мертвых городов, заснувших над рекой,
Вы тихо реете вдали от скучной прозы,
Вы, сестры милые моей души больной!..
Вас ранит каждый звук, вы жаждете молчанья,
Как жаждут подвига, вы можете любить
Лишь то, что не было, но что могло бы быть!..
Елей – вам питие, причастие – питанье,
Вся ваша молодость была одно мечтанье
О чудных странствиях к великим городам,
Вы, чей безгрешный сон мечтою прихотливой
Скользя над гладью вод, восходит к небесам,
Тех вод, что под луной дорогой молчаливой
Мой дух измученный влекут с собой к мечтам!..
И вы, затворницы, чьи души вечно юны,—
Вы – нежные цветы и сладостные струны,
О девы чистые, затворницы святые!
Чья жизнь от ранних лет уж небу отдана!..
Вы, что обвеяны хвалами в честь Марии
И песнопением; (так вкруг веретена
Повита нежной шерсти пелена)!..
И вы, монахини, что с робостью сердечной,
Покуда тянется ряд четок бесконечный,
Где дышит тихою прохладой церкви тень,
Молитвы шепчете без устали весь день!..
Да, все вы – сестры мне, в повязках белоснежных
Вы ликам ангелов подобны неземным!..
Я к вам стремлюсь душой, моей душе родным!..
Как много прелести в именованиях нежных,
В движениях медленных, в одеждах, в складках их!..
И сладко верить мне порой среди мечтанья,
Что все вы – сестры мне, что наша мать – Молчанье!.
 

 
Как символ горести в часы невзгоды злой,
Железный сундучок хранит моя родная,
От всех в своем шкафу старательно скрывая.
Всего два раза он раскрылся предо мной!
 
 
Он мрачен и тяжел, он гроб напоминает,
Он предков волосы таинственно хранит,
И запах ладана вокруг него разлит,
Когда с молитвой мать те волосы лобзает…
 
 
Когда моих сестер не стало, растворился
Заветный сундучок, и нежный шелк кудрей,
Слезой омоченный, навеки в нем сокрылся…
Две прядки – два звена расторгнутых цепей!..
 
 
Когда последний час пробьет, и ты, родная,
Расстанешься со мной, и прядь твоих волос
Я в сундучок замкну, слезами орошая,
О, если б шелк ее уж серебрил мороз!
 

 
О Боже! Ты ведаешь эти терзанья!
Прими же от бедного сына дары, —
Поблекший венок в тихий час расставанья,
Земли и горячего солнца созданье
Кладу я над телом сестры!
 
 
О, Боже! Ты видишь мое изнуренье!..
Луна побледнела, мрак ночи – черней…
О, Боже! луч славы бессмертной пролей
На бедное уединенье,
Дай луч благодати Твоей!..
 
 
О Боже! открой мне святые пути,
Изнывшую душу мою просвети!
Ты ведаешь, этих восторгов страданье —
Последней травы надо льдом увяданье!
 

 
Мне пучина ночных сновидений
Так страшна, так страшна!
Глубина сновидений полна,
Как и сердце, луны отражений!..
 
 
Камыши там трепещут тоскливо
Над немым отраженьем теней,
Стройных пальм, роз и бледных лилей
Тени плачут над влагой ленивой.
 
 
Угасает закат отраженный,
Опадают цветы без следа,
Чтоб исчезнуть в воде полусонной
Навсегда, навсегда!
 

 
Жили-были три красные девицы.
Все три родные сестрицы,
Все три веселые, молодые,
У всех на кудрях венцы золотые.
И наскучила им девичья доля,
Смотрят одна другой грустнее,
И пошли они в чистое поле.
А в поле лес стоит, чернея…
«Гой ты, лес дремучий, зеленый,
Высылай нам, старый, смерть навстречу,
дадим тебе золотые короны!»
Услыхал лес девичьи речи,
Улыбаться старый начинает
И дюжину поцелуев им посылает,
«Погодите вы, красные девицы,
Погодите, милые сестрицы,
Еще больше каждой на долю придется,
Еще каждая судьбы своей дождется…»
Наскучила сестрам злая доля,
Смотрят, одна другой грустнее,
И пошли они в чистое поле,
Видят, – плещется море, синея…
«Уж ты. синее море, океан бездонный,
Высылай нам нашу смерть навстречу,
Дадим тебе золотые короны!»
Услыхало море девичьи речи,
Взыгралось синее, зарыдало,
Сотню поцелуев им послало.
И стоят девицы, сквозь слезы улыбаются,
И былые годы им, девицам, вспоминаются…
Наскучила сестрам злая доля,
Пошли они в широкое поле:
Видят море, в море остров чудный,
На острове – город шумный, многолюдный.
«Уж ты город древний, многомильонный,
Ты пошли нам нашу смерть навстречу,
Дадим тебе золотые короны!»
Как услышал город девичьи речи,
Он без счету поцелуев им посылает,—
И все печали девицы забывают.
 

 
Когда б лишь небеса да море голубели,
Желтела б только рожь, и только б купы роз
Бездушной красотой наш взор ласкать умели,—
Я знаю, наш восторг не знал бы горьких слез!..
 
 
Но есть иная жизнь, есть Красота – иная,—
Улыбка горькая, в слезах поникший взор,
Милей, чем синева морей, небес простор
Нам образ женщины… Любя и обожая,
 
 
Мы обрекаем дух на вечные страданья,
Но между песнями под говор струн живой
Любви отвергнутой пленяют нас рыданья!..
 
 
Спаси ж, искусство, нас, как панцирь боевой,
Чтоб милый образ мы любили без страданья,
Как синеву небес, цветов благоуханье!
 

 
Уж поздно… Вот слуга, дымя свечой своею,
Ведет меня в приют, избранный мной…
Я прохожу за ним неспешною стопой
За галереей галерею…
 
 
Ложуся на кровать, и вдруг со всех сторон
Резные львы в меня вперили взоры,
И тени пестрые ложатся вкруг на шторы
Готических окон.
 
 
В дремотном забытьи, исполнен суеверья,
Я жадно пью волшебный дар луны…
Вдруг шорох… так порой орел средь тишины
Теребит крепким клювом перья.
 
 
Чу, отдаленный гул… Я словно различаю
Удары дружные молотящих цепов,
Деревьев треск и звон тяжелых топоров…
Забыв отрадный сон, я ухо напрягаю,—
 
 
Гул ширится, растет, вот с грохотом катится,
Запряжена драконом огневым,
Перед окном моим громада-колесница,
И, тяжело дыша, змей изрыгает дым…
 
 
Промчалась… вот скользнул пронзительный свисток,
Как вопль отчаянья средь тишины могильной,
То – поезд пролетел… и легкий ветерок
Развеял по лугам и стук, и дым обильный.
 
 
В ответ на гул ночной чуть дребезжит окно,
Под крышкой пыльною запели клавесины,
В портретах дрогнуло чуть видно полотно,
И покачнулися картины.
 
 
Дрожит бестрепетный охотник Актеон,
Диана губки поджимает,
Известка сыплется с карниза и окон
И чуть часов не разбивает…
 
 
И снова тишина… на потолке Молчанье
Сложило медленно два трепетных крыла,
И ночь, послав ответ на горькое рыданье.
Закуталась и спит, спокойна и светла…
 
 
Но сердце бедное не может спать, тоскуя.
Ему мерещится и свист, и шумный бег,
Как будто перед ним, рыдая и бунтуя,
Проносится еще один безумный век!