Текст книги "Ранняя история нацизма. Борьба за власть"

Автор книги: Лев Гинцберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Глава 4.
Мировой экономический кризис 1929–1933 гг. и генеральное наступление фашизма

Симптомы надвигающегося экономического кризиса были ощутимы в Германии уже во второй половине 1928 г. К середине 1929 г. рост промышленного производства прекратился, а затем кривая выпуска продукции пошла неуклонно вниз. Невиданными темпами стала расти безработица: к исходу 1929 г. число безработных даже по заведомо преуменьшенным данным составляло 3,4 млн человек.

Мы уже видели, как в начале 20-х годов наибольших результатов в завоевании сторонников фашистское движение добивалось благодаря народным бедствиям, резко усиливавшим массовое недовольство. Экономический кризис, начавшийся осенью 1929 г., не мог не пойти на пользу фашистам с их изощренной национальной и социальной демагогией. И хотя в течение 1929 г. кризис только начинал развертываться – главное было еще впереди, он уже принес НСДАП первые ощутимые успехи. Было и дополнительное обстоятельство, способствовавшее этому, – борьба вокруг нового репарационного плана, названного именем американского банкира Юнга. Заменив собой «план Дауэса», он отменяд иностранный контроль над некоторыми отраслями народного хозяйства и существенно ограничивал годовые платежи, но в то же время предусматривал, что они будут вноситься в течение нескольких десятков лет. Для правого лагеря это был удобный предлог, чтобы развернуть демагогическую кампанию небывалого размаха, направленную против существующего режима. Активнейшее участие принимала в ней нацистская партия, а возможность для этого ей предоставил архиреакционер и крупный капиталист Гугенберг, несколько ранее ставший во главе Национальной партии и повернувший ее деятельность в русло ожесточенной борьбы с республикой.

Гитлер был включен в состав комитета по проведению плебисцита против «плана Юнга», в распоряжение нацистов предоставили средства пропаганды, которыми располагал Гугенберг.

В прошлом Гугенберг был генеральным директором концерна Круппа – главного производителя тяжелого вооружения для германской армии, а в веймарские времена владельцем собственного гигантского концерна, в котором были объединены различные средства пропаганды: информационные агентства, многочисленные газеты и журналы, крупнейшая в Германии киностудия «Уфа» и др. Гугенберг входил в Национальную партию; он возглавлял наиболее реакционное крыло этой партии («умеренные» представители которой одно время входили в правительство Веймарской республики). Самые непримиримые круги крупного капитала и землевладельцы-латифундисты, мечтавшие о восстановлении монархии, во второй половине 20-х гг. усилили давление на лидеров Национальной партии в 1928 г. Гугенберг стал ее председателем. Это означало полную победу в ней тех сил, которые отвергали какой бы то ни было компромисс с республикой. Забегая вперед, напомним, что приход НСДАП к власти в 1933 г. стал возможным только благодаря тому, что Гугенберг согласился войти в правительство Гитлера, чтобы придать ему видимость коалиционного кабинета (что не помешало гитлеровцам еще в том же году избавиться от нежеланного союзника).

Одним из последствий прихода Гугенберга к руководству его партией было сближение последней с гитлеровской кликой. Ареной этого сближения и явилась кампания против принятия плана Юнга, развернувшаяся в 1929 г. В центре развернувшейся кампании находился плебисцит по вопросу о принятии (или непринятии) плана Юнга, инициатором которого явился военизированный союз «Стальной шлем», являвшийся в то время одной из наиболее крупных организаций реакции. О позициях, которые занимала эта организация, достаточное представление дает заявление, с которым «Стальной шлем» обратился к общественности незадолго до плебисцита: «Мы ненавидим всей душой нынешнюю государственную систему, ее форму и ее содержание, ее происхождение и существо. Мы ненавидим эту государственную систему потому, что в ней господствует парламентаризм, который делает невозможным какое-либо ответственное руководство Мы ненавидим эту систему, ибо она закрывает перспективу на освобождение нашего порабощенного отечества приобретение необходимого немецкого жизненного пространства на Востоке». Этот «призыв к ненависти» (он гораздо больше по величине) практически ничем не отличается от аналогичных документов НСДАП; отсюда их сплоченность в те месяцы, когда развернулась пропагандистская кампания, связанная с планом Юнга. Результат плебисцита был отрицательным – в 1929 г., до начала экономического кризиса население еще не попало в такую зависимость от националистической истерии, как это произошло спустя 2–3 года. Тем не менее для НСДАП эта кампания имела существенное значение, позволив фашистам широко использовать пропагандистские (и материальные) возможности, которыми располагала Национальная партия в лице ее председателя. Уже во время первой встречи Гитлера с Гугенбергом последний предложил фюреру финансовую поддержку и свои пропагандистские средства в обмен на отказ от словесных выступлений против крупного капитала (имевших, как мы знаем, демагогический характер). Сделка состоялась, и с того времени в кассу нацистской партии поступала ¹/ ₅сумм, предоставлявшихся монополистическими объединениями в распоряжение Гугенберга, что составило 2 млн марок в год. Эти средства оказались нелишними не только в период борьбы против принятия плана Юнга, но и в последующие месяцы и годы, когда пропагандистская кампания НСДАП значительно расширилась и стала гораздо интенсивнее.

Вместе с тем многие местные организации НСДАП на свой страх и риск обращались к промышленникам с требованиями о материальной помощи. Вот что говорилось, например, в письме, разосланном в 1929 г. нацистами Шварценберга (на р. Заале): «Не секрет, что органы полиции неспособны оказать отпор близящейся большевистской волне. Отсюда просьба, с которой мы обращаемся к вам: поддержите наше движение материально».

На заседании депутатов рейхстага и ландтагов от НСДАП накануне Нюрнбергского съезда 1929 г. Гитлер заявил: «Союз с Национальной партией выгоден потому, что в этой борьбе мы сможем использовать их богатые денежные источники. Черпая из них, мы в то же время должны вести борьбу так, как если бы она была нашим и только нашим делом. Тогда плебисцит позволит нам вести нашу пропаганду за счет других».

Так нацисты и поступили. Их игра на националистических предрассудках никогда еще не достигала таких масштабов. Один из вымыслов, которыми они пользовались, сводился к утверждению, что в случае невыполнения Германией репарационных обязательств немецкая молодежь будет вывозиться для рабского труда в Сахару, на Северный и Южный полюсы (!). И подобного рода небылицам верили, особенно в сельской местности, ибо долголетняя общая националистическая пропаганда подготовила для этого почву, нацисты же придали ей лишь значительно большие размах и ожесточенность. Об абсолютной лживости всей шумихи можно судить по тому, что Геббельс, по собственному признанию, никогда не читал «плана Юнга». Гитлер же в одной из бесед, имевших место позднее, в ответ на вопрос о репарациях ответил: «В течение 1925–1928 гг. мы по вине профсоюзов израсходовали лишних 18 млрд марок в виде зарплаты, социальных платежей, страхования по безработице. По сравнению с этим 2 млрд годовых платежей по репарациям значат немного».

В октябре 1929 г. проходил предварительный сбор подписей, а в декабре – самый плебисцит. Он потерпел неудачу, но фашистам созданная ими накаленная атмосфера весьма пошла на пользу. Как единодушно отмечали официальные наблюдатели, нацисты выступали наиболее активно, используя совместные собрания сторонников плебисцита для собственной агитации. К тому же именно в эти месяцы экономическая конъюнктура начала стремительно ухудшаться, и многие выбитые из обычной колеи люди уверовали в нацистскую проповедь.

Первым симптомом скачкообразного усиления НСДАП явились выборы в баденский ландтаг 27 октября. Она получила 65 тыс. голосов и 6 мест (в прошлом составе нацисты вообще не были представлены). Много голосов завоевали фашисты на коммунальных выборах в ряде земель, в том числе в Гессене (вдвое по сравнению с 1928 г.), в Берлине (вчетверо) и в Саксонии (но ни в столице, ни в других промышленных центрах нацистам не удалось проникнуть в рабочие районы). В Тюрингии нацистская партия получила почти в 2,5 раза больше голосов, чем в 1927 г., и 6 мест в ландтаге.

Это безусловно было тревожным симптомом, но 6 нацистских депутатов ведь были лишь незначительным меньшинством – общее число депутатов ландтага Тюрингии равнялось 53. Казалось, фашисты останутся одной из небольших оппозиционных групп. Произошло, однако, совсем иное: буржуазные партии составили коалицию, направленную против СДПГ и КПГ, располагавших вместе 14 местами, и предоставили гитлеровцам одну из ведущих позиций в правительстве Тюрингии – министерство внутренних дел и просвещения. «Кто располагает обоими министерствами, – подчеркнул Гитлер, – и использует предоставляемую ими власть настойчиво, не останавливаясь ни перед чем, может добиться чрезвычайных результатов». Данное министерство возглавил один из старейших деятелей НСДАП Фрик. Как мы видели, он был активным участником фашистского путча 1923 г., за что был осужден и провел несколько месяцев в заключении. Но респектабельных буржуа, его коллег по коалиции, это не остановило, как не остановили кровожадные высказывания Фрика. Вероятно, им импонировали слова, сказанные Фриком незадолго до выборов в Тюрингии, в сентябре 1929 г.: «Мы намерены добиться силой того, что проповедуем. Аналогично тому, как Муссолини уничтожил марксистов в Италии, мы должны посредством диктатуры и террора достичь того же».

Тюрингия явилась первой землей Германии, где гитлеровец стал министром. Изложенные выше обстоятельства этого события как нельзя более отчетливо демонстрируют позицию правящих кругов в отношении фашистской угрозы, их неподдельную заботу о том, чтобы нацистская партия имела успехи и оставалась на плаву. Гневные слова по этому поводу нашел один из руководителей СДПГ в Тюрингии А. Фрелих: «Господа из Народной партии! Г-н Фрик доказал, что он устраивает вас, как министр конституции и культуры Он поддерживал путчистские организации и своим участием в гитлеровском путче показал, насколько свята для него конституция». Эти слова, естественно, не оказали какого-либо влияния на покровителей нацизма, но спустя всего лишь год их представление о Фрике и его действиях на министерском посту решительно изменилось.

Таким образом, не отказываясь от путчистских замыслов, фашисты успешно использовали богатые возможности для подрыва республиканского строя, которые тот предоставлял им. От ожесточенных споров о том, можно ли принимать участие в выборах и в работе парламента, нацисты пришли к «конструктивной» деятельности в составе земельной администрации, зависевшей от имперского правительства, против которого они выступали с беспримерной ожесточенностью. Гитлер придавал вхождению в правительство Тюрингии столь существенное значение, что он не доверил никому переговоры по этому вопросу. Из письма, написанного им вскоре, видно, что с целью нажима на местных лидеров буржуазных партий он собрал в Веймаре крупных промышленников (более 200 человек) не только из Тюрингии, а со всей Средней Германии. Они-то и повлияли на ведущих буржуазных политиков Тюрингии.

Действия Фрика на министерском посту подтвердили худшие опасения. Прежде всего он постарался занять важнейшие посты в полиции «своими людьми». Прогрессивно мыслящие профессора изгонялись, зато фашистский «теоретик» по расовому вопросу Гюнтер стал профессором Иенского университета – одного из старейших в Германии. Конечно, происходившее в 1930 г. в Тюрингии не могло дать исчерпывающего представления о том, что ожидает Германию в случае прихода фашистов к власти.

Те, кто призвал нациста к власти в Тюрингии, были отнюдь не одиноки. Антидемократические настроения, значительно усиливавшиеся под влиянием быстро нароставшего экономического кризиса, распространились и в других районах Германии. В номере от 1 января 1930 г. одна из влиятельных газет, «Кёльнише цайтунг», поместила анкету о перспективах развития Германии в новом году. Ответы некоторых видных деятелей политической и культурной жизни продемонстрировали явное усиление антидемократических настроений в обществе. Так, обер-бургомистр Дуйсбурга Яррес в своем ответе писал: «Парламентаризм в его нынешней форме не соответствует немецкому духу и не годится для немецкой политической жизни». Известный историк Ф. Майнеке сформулировал близкую точку зрения: «Демократия должна научиться самоограничению. Это облегчит президенту использование прав, которые конституция уже теперь предоставляет ему (намек на § 48 Веймарской конституции, разрешавший президенту вводить чрезвычайные декреты в обход рейхстага. – Л.Г.) и расширения которых следует пожелать». Те же идеи высказывал генерал Сект.

Коалиция нацистов с другими правобуржуазными партиями просуществовала в Тюрингии больше года; она распалась, когда даже доброжелателям нацизма стало невмоготу. Поводом к разрыву послужила статья фашистского гауляйтера Тюрингии Заукеля, назвавшего союзников по правительству «предателями и обманщиками, бесстыдно ведущими преступную игру с судьбами нашего народа». Это, однако, не помешало представителям тех же партий войти в коалицию с НСДАП в другой провинции – Брауншвейге. Здесь был создан новый «заповедник» фашизма, оказавшийся более долговечным, чем в Тюрингии.

Первостепенное значение для дальнейшего имели планомерные усилия, предпринятые нацистской партией с конца 1929 – начала 1930 г. с целью распространить свое влияние на крестьянство. До этого соответствующие попытки не имели особого успеха; на выборах 1928 г. доля НСДАП в сельских местностях была ниже, чем по всей стране. Лишь в некоторых районах Шлезвиг-Гольштейна, где положение сельского населения было особенно трудным и существовали крупные крестьянские организации, нацистская партия сумела завоевать серьезное влияние. В полицейском отчете, относящемся к марту 1929 г., говорилось, что «местность в районе Нордерхастед, Тенсбюттель, Альберсдорф и Теллингштедт следует безусловно рассматривать, как бастион национал-социалистов. Здесь почти все население входит в партию». Отчет был составлен в связи с крупным столкновением между гитлеровцами и антифашистами, в результате которого два человека было убито и семь тяжело ранено. На похороны в этот отдаленный уголок пожаловали нацистские главари из Мюнхена, в том числе Гитлер и Пфефер. Это свидетельствовало, что они оценили открывавшиеся здесь возможности для расширения числа сторонников.

Но прошло некоторое время, пока «завоевание деревни» было действительно поставлено на широкую ногу. Вначале марта 1930г. появилось специальное заявление по этому вопросу, состоявшее главным образом из широковещательных обещаний. Вскоре был создан пост советника партийного руководства по сельскохозяйственным вопросам, который занял известный расист В. Дарре, известный своей идеей об «избранности» крестьянства, детища «крови и пбчвы». В своих меморандумах Дарре утверждал, что «вопрос о том, удастся ли заполучить в свои руки сельское население, – жизненно важен для национал-социалистической партии». Он предложил создать разветвленный аграрно-политический аппарат, основанный на «учете психологии немецкого крестьянства, которую может понять только сельский житель, хорошо знакомый с сельским хозяйством и с местными особенностями и условиями, а не городской агитатор». Дарре требовал, чтобы в каждой нацистской организации на всех уровнях имелся советник по сельскому хозяйству.

В августе 1930 г. было отдано соответствующее распоряжение. В функции этих советников, кроме их основного занятия – ведения пропаганды среди местного крестьянства, входило постоянное информирование центрального руководства обо всем, что делалось в этой области. Полученные данные учитывались при разработке соответствующих директив. Конечно, деятельность аграрного аппарата сказалась позднее, но о том, что нацисты завоевывают деревню, свидетельствовали уже результаты выборов в рейхстаг 1930 г. В ходе избирательной кампании НСДАП направо и налево раздавала крестьянам самые фантастические обещания: полное прекращение импорта сельскохозяйственных продуктов, освобождение крестьян от уплаты налогов минимум на два года после своего прихода к власти и т.п. НСДАП получила в сельских местностях 22,6% голосов против 2,8% в 1928 г. В некоторых случаях (в том числе в ряде районов Баварии) рост крестьянских голосов, поданных за нацистов, был десятикратным. Но главари НСДАП не собирались останавливаться на этом. В датированном 31 декабря 1930 г. письме гауляйтеру Верхней Франконии Г. Штрассер писал, что «завоевание сельскохозяйственного населения является одной из самых важных наших задач в ближайшие месяцы».

В городах нацисты весьма успешно действовали среди студенчества, вообще среди молодых интеллигентов. С начала 30-х годов германские университеты стали ареной бесчинств со стороны фашистских «культуртрегеров», антисемитских выходок и других хулиганских действий со стороны молодчиков со свастикой на лацканах. Они нередко находили единомышленников как в лице администрации, так и среди реакционной профессуры (на стороне Гитлера уже в самые первые годы существования НСДАП выступили два немецких ученых-физика, награжденных в самые ранние годы Нобелевскими премиями). В этой среде особенно остро ощущалось неравноправное положение Германии по Версальскому договору, нацисты же, как уже отмечалось, вели бесстыдную игру на национальных чувствах немцев, наибольшее внимание уделяя в этом смысле людям, считавшимся интеллектуальным цветом нации. Студенчество оказалось той социальной прослойкой, которая, по-видимому, благодаря возрастному фактору, проявила особую восприимчивость к нацистским идеям и пренебрежение к гуманистическим идеалам великих немецких мыслителей, сочинения которых изучались в вузах Германии.

В течение 1930 г. масштабы экономического кризиса в Германии резко увеличились. В июле выплавка стали упала почти на 40% по сравнению с тем же месяцем 1929 г., производство чугуна на 35%, добыча каменного угля на 20%. Общий индекс промышленной продукции снизился к концу года на 16,5% по сравнению с предкризисным 1928 г. Промышленные предприятия были загружены менее чем наполовину.

Как уже говорилось, в марте 1930 г. только официально зарегистрированных безработных насчитывалось почти 3,5 млн человек. Свертывание производства болезненно отражалось и на положении тех пролетариев, которые еще оставались на предприятиях; происходило сокращение рабочей недели (иногда до 3–4 дней) с соответствующим снижением зарплаты. Летом 1930 г. численность такого рода частично безработных составляла 2,9 млн Падение покупательной способности городского населения в результате кризиса крайне отрицательно сказывалось на положении крестьянства, усугубляло структурный аграрный кризис, которым уже длительное время было охвачено сельское хозяйство Германии. Росла задолженность крестьянства, росло число хозяев, имущество которых шло с молотка за долги.

Обострение социальных противоречий привело уже в марте 1930 г. к распаду правительственной коалиции, возглавлявшейся социал-демократами. Крупный капитал счел момент весьма подходящим, чтобы начать реализацию своих планов лишения населения завоеванных им в трудной борьбе прав. «Выхолащивание» демократии было главной целью нового имперского правительства, во главе которого стал лидер католической партии Центра Г. Брюнинг. В это время он пользовался доверием главных сил монополистического капитала, предпочитавших постепенное ослабление парламентского режима его единовременной ликвидации, ибо они опасались возможных последствий. Правительство Брюнинга было шагом к реализации давнего и упорного стремления монополистов к «сильной власти». Не случайно именно в это время сталепромышленник Шленкер, возглавлявший мощный предпринимательский союз «Объединение по охране общих экономических интересов в Рейнской области и Вестфалии», писал: «Мы должны уделять внимание опытам Муссолини и учиться на них».

А вот что заявил в октябре 1931 г. глава знаменитого электротехнического концерна К.Ф. Сименс на завтраке, организованном компанией «Дженерал Электрик» в Нью-Йорке: «Коммунизм и движение Гитлера быстро растут, но между ними имеется следующее принципиально различие: первый стремится добиться своих целей революционными методами, т.е. при помощи баррикад и гражданской войны, второй намеревается достичь своей цели при помощи законных средств, т.е. избирательного бюллетеня Гитлеру недостаточно воздается за то, что благодаря самоотверженности его движения и высоким национальным идеалам под его знаменами собирается молодежь, принадлежащая ко всем классам В основе гитлеровского движения – борьба против социализма, т.е. против марксизма Национал-социализм – против безудержного господства парламентаризма, что, к сожалению, предписала наша конституция. Немецкий народ не созрел для этой формы демократии».

Хотя между группировками капиталистов, поддерживавшими соответственно правящую коалицию и фашистов, имелись весьма существенные разногласия, новый курс, взятый Брюнингом, безусловно, был на руку гитлеровцам. Правительство, как полагали коммунисты, «холодным путем прокладывает путь фашистскому государственному перевороту».

Кампания, развернутая нацистами в ходе плебисцита против «плана Юнга», и сопутствовавшие ей избирательные успехи фашистской партии обратили на себя внимание ряда представителей делового мира, которые ранее не придавали ей значения. К ним принадлежал прежде всего бывший президент Рейхсбанка Шахт, весьма влиятельное лицо в лагере германского крупного капитала (а также среди американских бизнесменов). В нацистскую партию вступил О. Дитрих, в прошлом управляющий делами Рейнского синдиката стальных изделий, считавшийся своим человеком в кругах властителей Рура. Он занял в НСДАП важный пост, встав во главе всей печати нацистской партии.

О том, что верхушка НСДАП была готова на все, чтобы повысить свои акции среди магнатов капитала, свидетельствует эпизод, имевший место весной 1930 г. в Саксонии. Здесь на конец июня были назначены выборы в ландтаг, на которые гитлеровцы возлагали большие надежды. Но в апреле в металлопромышленности Саксонии вспыхнула забастовка, которую поддержала издававшаяся О. Штрассером газета «Зексишер беобахтер». Гитлеровская клика оказалась в неудобном положении: потребности избирательной борьбы диктовали поддержку забастовки, тем более после того, как это уже сделала местная нацистская газета; саксонские же промышленники предъявили Гитлеру нечто вроде ультиматума, требуя дезавуировать Штрассера. Гитлер сделал выбор в пользу крупного капитала.

Фашисты уже до этого прилагали значительные усилия, стремясь укрепиться в Саксонии, которая считалась традиционным оплотом рабочих партий. Опираясь на Плауэн, где в то время располагалась штаб-квартира «Гитлеровской молодежи», и используя как базу также близлежащий баварский городок Хоф, фашисты буквально наводнили своими пропагандистами всю Саксонию. За время избирательной кампании состоялось около 1300 нацистских сборищ, причем половина из них – в Рудных горах, где гитлеровцы усиленно обрабатывали бедствующих крестьян и батраков. Такая концентрация пропаганды, которую фашисты, как всегда, сочетали с террором, принесла свои плоды: нацисты сумели всего за год с небольшим утроить количество полученных ими голосов и заняли в ландтаге второе место. Впервые с полной очевидностью обнаружилось, что к нацистской партии переходят избиратели «старых» буржуазных партий – тех самых, которые покровительствовали и помогали ей: Национальная партия потеряла около 40% голосов, Народная – 37% и т.д. В то же время общее число сторонников КПГ и СДПГ осталось примерно неизменным. Между тем провинциальные выборы, как бы ни были сенсационны их результаты, отошли на второй план, ибо в июле новое правительство распустило рейхстаг и назначило на 14 сентября досрочные выборы. Причиной роспуска было отклонение парламентом чрезвычайного декрета – первого из целой серии аналогичных декретов, изданных Брюнингом в последующие два года; он предусматривал значительное снижение размеров пособий безработным и ухудшение других сторон страхования по безработице, а также по болезни, введение новых прямых налогов и т.д. Своим актом правительство объективно удовлетворило домогательства фашистов, торопившихся использовать выгодную для них экономическую конъюнктуру, возросшую политическую и финансовую поддержку монополий. Ни у кого не было сомнений, что выборы принесут большие выгоды фашистам. И уже ход избирательной кампании показал, что они делают все, чтобы добиться крупного успеха, проявляя невиданную активность и используя методы массовой «обработки» населения.

Не прекращая социальной демагогии, нацистские главари в то же время стремились предотвратить возможность повторения эпизода с саксонской забастовкой, иначе говоря, покончить с фрондировавшими элементами, лидером которых был О. Штрассер. Позиция последних была слаба, ибо они пытались соединить несоединимое: фашистскую идеологию, непримиримую вражду к организованному рабочему движению с борьбой против засилья крупного капитала. В мае 1930 г. в ходе двухдневных бесед О. Штрассера с фюрером выяснилась несовместимость их точек зрения. Высказывания последнего во время этих бесед, не предназначавшиеся, естественно, для печати, дают много для понимания существа политики нацистов. Так, на вопрос Штрассера, что он сделает с фирмой Круппа, когда придет к власти, останется ли все по-прежнему, Гитлер ответил: «Само собой разумеется. Неужели вы полагаете, что я стремлюсь уничтожить германскую тяжелую промышленность?» Он сказал далее: «Предприниматель, на котором лежит ответственность за производство, обеспечивает тем самым пропитание рабочему... Наши предприниматели обязаны своим положением своим способностям. Этот отбор, лишь подтверждающий их принадлежность к высшей расе, дает им право руководить». Еще более откровенно Гитлер высказался в беседах с главным редактором газеты Народной партии «Ляйпцигер нойесте нахрихтен» Г. Брейтингом, состоявшихся в мае—июне 1931 г.: «Огосударствление в программе НСДАП вовсе не означает, что соответствующие предприятия должны, а то, что они могут быть социализированы. Вы поймете, что я не могу выступить с этим на народном собрании Здесь же мы находимся в среде порядочных людей».

Уйдя спустя некоторое время из партии, О. Штрассер обнародовал содержание своих бесед с фюрером, чем вызвал недовольство многих рядовых членов и сторонников гитлеровской партии. Уже сближение с традиционным оплотом реакции – Национальной партией – вызвало в нацистской среде, весьма разношерстной по составу, толки о том, что «партия меняет свой характер», что ее руководители «предают социалистические идеалы». Так говорили люди (их было немало в штурмовых отрядах), всерьез принимавшие нацистскую демагогию, закрывавшие прежде глаза на ее явную лживость. Они не могли знать, что Гитлер говорил «не для печати», на собраниях промышленников или просто в узком кругу, как это было, например, в редакции нацистской газеты в Итцехоэ, когда фюрер приехал в Шлезвиг хоронить двух штурмовиков. «Социализм, – воскликнул он, – это вообще неудачное слово. Почему вы так много пишете об этом?» Все эти факты, обнаруживавшие тесные связи фашистской верхушки с крупным капиталом, с самыми консервативными политическими силами, подогревали брожение, которое старались использовать в личных целях отдельные нацистские функционеры.

Летом 1930 г. во главе недовольных штурмовиков оказался командир штурмовых отрядов Восточной Германии Штеннес, возмущенный решением партийного руководства не выдвигать представителей командования CA кандидатами в рейхстаг. Можно полагать, однако, что Штеннеса интересовали не только бесплатный проездной билет и деньги, причитавшиеся депутату; он хотел добиться официального признания военизированного характера штурмовых отрядов. По мере углубления экономического кризиса все больше коричневорубашечников зависело от помощи, которую они могли получить из партийной кассы; однако имевшиеся средства расходовались преимущественно на ведение предвыборной кампании. И вот в разгар ее, в конце августа 1930 г., берлинские штурмовики возмутились. Появились листовки, в которых, в частности, говорилось: «Мы, пролетарские элементы движения, чрезвычайно довольны! Мы не останавливаемся ни перед чем, чтобы благоденствовали наши дорогие «вожди», доходы которых составляют от 2 до 5 тыс. марок в месяц. Мы были очень рады, узнав, что Гитлер приобрел новую автомашину марки «Мерседес» за 40 тыс. марок». Штурмовики требовали платы за охрану собраний, а когда это требование не было удовлетворено, отказались охранять нацистские митинги. Они были заменены эсэсовцами, но в ночь на 30 августа коричневорубашечники Берлина смяли посты СС, выставленные у здания столичной нацистской организации, и разгромили помещение. Гауляйтер Геббельс вызвал на помощь... полицию (что довольно показательно).

Узнав о бунте, Гитлер ринулся в Берлин, чтобы, по возможности, уменьшить влияние этого события на исход выборов. Фюрер ходил из кабачка в кабачок, где обычно проводили время коричневорубашечники, убеждал недовольных поверить ему и обещал материальную помощь. С невероятной поспешностью, уже 3 сентября, было опубликовано соответствующее распоряжение. Так удалось локализовать конфликт (правда, весной 1931 г. он вспыхнул вновь, но и тогда нацистские главари сумели выйти из положения, сочетая подавление с подкупом и запугиванием).

Последствием берлинских событий был уход в отставку командующего штурмовыми отрядами Пфефера; его функции принял на себя сам фюрер, а с начала 1931 г. командовать фактически вновь стал Рем, назначенный начальником штаба CA. Вывод, который сделала для себя фашистская верхушка, заключался в том, что следует еще более тщательно маскировать свою зависимость от крупного капитала, не отказываясь, однако, от социальной демагогии.

Косвенным следствием мятежа было окончательное отделение СС от штурмовых отрядов. Став самостоятельной силой, они приобретают в системе фашистских организаций все большее значение. Возникает и быстро расширяется «служба безопасности» (СД) – центр тотального шпионажа не только во вражеском лагере, но и в собственной партии и штурмовых отрядах. Начальник СД Гейдрих становится ближайшим сотрудником Гиммлера. К тому же времени относится создание в СС расового отдела во главе с В. Дарре, издается известный приказ о порядке женитьбы эсэсовцев, предусматривавший необходимость доказательства невестой своей расовой чистоты, а также ее медицинского освидетельствования на этот счет. СС должны были стать своего рода рассадником «чистопородных особей».