Текст книги "Чаплыгин"

Автор книги: Лев Гумилевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

11
МАКСИМУМ ФУНКЦИИ

Поэзия есть внутренний огонь всякого таланта.

Достоевский

Помещения курсов по требованию полиции держались на замке. Не мало курсисток и преподавателей участвовали в революционных событиях. Продолжавшаяся студенческая политическая забастовка заставила иногородних слушательниц отправиться домой.

В трудных условиях готовил курсы к возобновлению занятий новый директор. Он провел расширенный прием слушательниц по конкурсу, подготовил переход на предметную систему преподавания, открыл новый медицинский факультет и, наконец, начал подготовку к строительству собственных зданий курсов с аудиториями, лабораториями, кабинетами, до Дарвинского музея включительно.

Самая мысль о постройке собственных зданий многим представлялась невозможной. Курсы существовали в основном платой, вносимой студентками, да ничтожной субсидией от министерства. В наступившие после революционного подъема годы реакции на поддержку правительственных или городских учреждений рассчитывать было трудно. И все-таки великолепные здания Московских высших женских курсов на Девичьем поле были построены.

Каким же образом?

Благодаря умению, авторитету, настойчивости и исключительному такту Сергей Алексеевич добился постановления Московской городской думы об отводе курсам большого участка земли для постройки зданий иа пустынном в те годы Девичьем поле. Постановление прошло не без борьбы с реакционными кругами гласных, и надо было спешить с постройкой учебных зданий, так как неиспользование отведенного участка земли грозило изъятием его у владельца.

Располагая всего шестьюдесятью тысячами вместо нужных для строительства сотен тысяч рублей, Сергей Алексеевич приступил к делу. Организационной и хозяйственной стороной он руководил сам. Строительство учебных зданий вел профессор А. А. Эйхенвальд, известный ученый, физик и опытный инженер, друг и товарищ Петра Николаевича Лебедева. Эйхенвальд принадлежал к организованному П. Н. Лебедевым при его лаборатории кружку молодых физиков и был председателем кружка, получившего название Лебедевского.

«О шедевре строительной и административной деятельности Сергея Алексеевича ходили по Москве легенды», – говорит профессор В. В. Голубев.

Для молодого поколения, незнакомого с условиями капиталистических порядков и отношений в дореволюционной России, рассказ о том, как происходило строительство курсов, может показаться неправдоподобным, похожим на легенду. Но Сергей Алексеевич воспользовался в своем случае примерами многих других строителей. Прежде всего он отправился в Земельный банк и заложил земельный участок, отведенный под постройку. С полученной под залог значительной суммой он принялся за строительство здания. Когда был готов первый этаж, Сергей Алексеевич получил под него ссуду в Городском обществе взаимного кредита. Достроив здание до крыши, он заложил его целиком в Государственном банке и таким образом справился с задачей.

Конечно, дело не шло так просто и гладко, как рисует его схематический рассказ. Но неправдоподобного тут ничего нет. Об этом свидетельствуют бурные прения в Московской городской думе, о которых писалось во всех газетах. Часть гласных, принадлежащих к черносотенцам, требовала немедленного изъятия отведенной курсам земли и отдачи директора под суд за незаконный залог дарственного земельного участка. С левой стороны гласные, наоборот, посмеиваясь, кричали в ответ:

– За что тут судить? Все так делают!

– Молодец директор!

«Когда уже много позднее Сергею Алексеевичу напоминали об этих героических временах, он только весело смеялся, не рассказывая о всех подробностях своих финансовых и административных деяний», – говорит профессор В. В. Голубев.

Софья Васильевна Ковалевская как-то писала брату своего мужа Владимира Ковалевского – Александру Онуфриевичу Ковалевскому:

«Вы очень удивляетесь тому, как Вы говорите, спекулятивному направлению, которое овладело нами обоими, но оно развивалось у нас по необходимости. Вот как стоят наши дела: я получаю теперь в год немного более 900 рублей, а Володя же, не обижая Вас, что он и без того слишком долго делал, может рассчитывать максимум на 600 рублей с имения, что вместе с 600 рублей приват-доцента составляет 2100 рублей в год, и в ближайшем будущем не предвидится ничего большего.

Пока мы жили за границею, нам этих средств было достаточно, но, вернувшись в Россию, мы серьезно занялись вопросом: каким образом следует нам поступать далее для того, чтобы устроить нашу общую жизнь как можно полнее и счастливее? В математике мы поставили бы этот вопрос таким образом: имеется известная функция (в данном случае – наше счастье), которая зависит от многих переменных, а именно: и от средств и от возможности житья в приятном месте и в приятном обществе и т. д. Каким образом определить отношения между этими переменными так, чтобы данная функция, то есть счастье, достигла своего максимума?»

Хорошо известно, что Софья Ковалевская поставленную перед собой задачу не разрешила, неправильно определив отношения между переменными. Ковалевские занялись скупкой домов, издательским делом, запутались в долгах, и в конце концов муж Софьи Васильевны покончил жизнь самоубийством.

Математический гений Чаплыгина справился самым блестящим образом со своей задачей; отношения переменных были определены правильно, и максимум функции – величественные здания Высших женских курсов – был налицо.

Ни одна высшая школа в старой России не имела таких зданий и такою оборудования, какими стали располагать Московские высшие женские курсы.

Под руководством Сергея Алексеевича к началу первой империалистической войны Московские высшие женские курсы превратились в одно из самых больших высших учебных заведений страны. Число слушательниц выросло до семи тысяч. За десять лет курсы выпустили две с половиной тысячи различных специалисток. Популярность их год от года росла, и не мало девушек мечтало уже с гимназической скамьи попасть именно сюда, хотя в условиях тогдашней русской действительности некоторым специалисткам приходилось еще после государственных экзаменов на курсах сдавать своеобразный экзамен на право женщины работать по своей специальности.

Некоторые экзамены такого рода носили анекдотический характер.

«Когда начали бутовую кладку фундамента, – рассказывает инженер Н. Л. Тлущиковская, – я обнаружила, что первый угол выложен неправильно. Сказала об этом мастеру. Предложила переделать работу. В ответ он угрюмо проворчал, что вот, мол, работает на стройке сорок лет, а тут пришла какая-то девчонка и указывает, что и как надо делать. Сорок лет работы – стаж в самом деле огромный. Такие мастера-практики знают обычно свое дело лучше многих строителей с дипломом. Но я была убеждена в своей правоте. И повторила распоряжение. Утром я вышла на стройку со стесненным сердцем. А что, если мое распоряжение осталось невыполненным? Как мне тогда поступить? Но угол был переложен. Старик встретил меня дружеской улыбкой и признался, что допустил ошибку нарочно, чтобы испытать меня».

Такие экзамены держали все. Ю. И. Бакиновскую «старый техник, не встречавший еще никогда девушек-строителей», заставил подняться по лесам высокого здания, чтобы проверить кладку дымоходов. Он, вероятно, ожидал, что девушка струсит и откажется, но, как рассказывал он потом, «барышня экзамен выдержала». Недоверие и предубеждение против, женщин-инженеров было так велико, что А. И. Соколова, отправившаяся в Америку «подучиться у американцев», должна была переодеться в мужское платье, чтобы поступить на какой-нибудь завод. Женщин просто не брали. В России ограничивались «экзаменами» или особым контролем. «Старый инженер-путеец, руководивший работами, – вспоминает О. Е. Бугаева, – относился к нам скептически, посылал всегда вдвоем, приставляя для верности пожилого, опытного десятника… Но до сих пор помнится, как радостно стало на душе, когда однажды, проверив на выборку наши результаты нивелировки за день, руководитель изысканий кивнул головой и пробурчал что-то вроде: „Ну что же, в общем толково!“».

Предубеждение и скептицизм сменялись полным признанием, и в этом отношении биографии женщин, получивших высшее образование, разнятся только специфичностью выражений как недоверия, так и признания. В дальнейшем каждая биография развертывалась по-своему, отражая специфику профессии, особенности времени и места действия, черты быта и характер эпохи от первой русской революции до пятидесятилетия Великой Октябрьской социалистической революции.

Вот еще истории двух курсисток МВЖК.

Своеобразно сложилась творческая история Ольги Сергеевны Чаплыгиной, и грустно закончилась жизнь и деятельность Леночки Жуковской.

По непреклонному указанию Анны Николаевны Леночка училась, вернее – воспитывалась, в частной гимназии и больше полагалась на свой природный ум, нежели на гимназическое преподавание. Когда ей было десять лет, накануне первой русской революции, умерла от туберкулеза Надежда Сергеевна, ее мать. Родившийся в 1900 году брат ее Сергей Николаевич наследственно, как и она сама, расположенный к туберкулезу, стал главной ее заботой.

Естественно и просто, окончив гимназию, Леночка поступила на математическое отделение курсов. Природа наградила ее блестящими способностями, привлекательностью и той женственностью, которая составляет истинное очарование каждой девушки. Леночка покоряла сердца, нисколько того не желая, оставаясь только самой собой. Мать и бабушка, как говорится, души не чаяли в ней, но по воле судьбы подкинули девушку отцу: Надежда Сергеевна умерла, когда девочка впервые пошла в гимназию, а бабушка – от инфаркта в девяносто лет, когда Леночка решила «учиться дальше».

Николай Егорович, похоронив Анну Николаевну, поручил управление домом и хозяйством Леночке и немедленно узаконил ее положение. Ее стали называть Еленой Николаевной, подписывалась она «Жуковской», но продолжала называть отца «родной», как в детстве, когда называть отцом Николая Егоровича ей было строго запрещено.

Через год после Леночки пришла на курсы Оля Чаплыгина.

Оля хорошо училась в частной гимназии Дюлу, унаследовав от отца прекрасную память и усвоив сочиненную им заповедь: «Человек должен делать все сам – голова дана не для украшения».

Воспитывая в девочке самостоятельность мышления, Сергей Алексеевич первым же и столкнулся с плодами своего воспитания. Несмотря на исключительные способности, Оля всем предметам, преподававшимся в гимназии, предпочитала уроки танца. Именно на этот урок, единственный в неделю, начинавшийся в девять утра, она приходила раньше всех, ни разу по пропустив, ни разу не опоздав. Учитель танцев Евгений Михайлович Иванов оценил способности и прилежность девочки. За год до окончания курса он сказал начальнице:

– Одну из учениц моих следовало бы рекомендовать в балетное училище.

– Кто же это?

– Ольга Чаплыгина!

Начальница пришла в смятение$7

– Да вы, Евгений Михайлович, с ума сошли! Вы знаете, кто ее отец? Профессор, крупный ученый, директор Высших женских курсов… А мы будем рекомендовать дочери балетную школу! Нет уж, извините!

Оля сама затеяла разговор о балете сначала с матерью, а затем с отцом. Екатерина Владимировна взяла сторону дочери. Но Сергей Алексеевич решительно возразил:

– В балет идут, как я знаю, с шестилетнего возраста и не всех принимают уже по специальным требованиям к сложению тела, к устройству ног… Значит, ты уже опоздала! Хорошей артистки из тебя не выйдет, останешься недоучкой. Прибавь сюда театральные интриги, закулисную жизнь… Нет, я решительно против, и, пожалуйста, перестань об этом думать!

В течение всего последнего учебного года Екатерина Владимировна, Оля, подруги доказывали Сергею Алексеевичу, что он неправ, несправедлив и губит талант дочери.

Сергей Алексеевич уступил, но с таким условием:

– Сначала получи высшее образование у нас на курсах, а потом или одновременно поступай в свой балет. Это последнее мое слово!

Алексей Тимофеевич Чаплыгин.

Анна Петровна Чаплыгина.

Чаплыгин-гимназист.

Чаплыгин-студент.

Н. Е. Жуковский.

Московский университет.

И. М. Сеченов.

В. И. Вернадский.

К. А. Тимирязев.

С. А. Чаплыгин. 1904 год.

Московские высшие женские курсы.

С. X. Сабинин.

К. А. Ушаков.

Б. Н. Юрьев.

А. Н. Туполев.

Г. М. Мусинянц.

Титульный лист книги «О давлении плоскопараллельного потока на преграждающие тела».

Н. Е. Жуковский и его ученики – К. А. Ушаков, Г. М. Мусинянц и В. П. Ветчинкин – в лаборатории МВТУ на испытании бомб.

Екатерина Владимировна Чаплыгина, жена С. А, Чаплыгина.

Ольга Сергеевна Чаплыгина, дочь С. А. Чаплыгина.

О. С. Чаплыгина исполняет «Змеиный танец».

Аэродинамический институт в Кучине.

Титульный лист книги «К общей теории крыла моноплана».

Общий вид участка, отведенного для постройки ЦАГИ.

Перспективный вид зданий ЦАГИ.

В. И. Ленин. Октябрь 1917 года.

С. А. Чаплыгин на строительстве ЦАГИ.

Изучение снежных заносов в аэродинамической трубе.

С. А. Чаплыгин. Портрет с натуры работы худ. Н. А. Андреева.

Оля с ранних лет жизни убедилась, что отец во всех долах всегда оказывался правым. Вероятно, он был прав и теперь, как всегда, и она согласилась.

– На какой же ты хочешь факультет? – примирительно спросил отец.

– На какой хочешь ты, на тот и пойду.

– Я бы посоветовал на математический. У тебя есть способности!

– Хорошо, пойду на математический!

Столкнувшись с горьким опытом самостоятельного мышления дочери, Сергей Алексеевич забыл о собственной заповеди, выбирая Оле факультет по своему вкусу. Оля формально одолевала выбранный отцом факультет, но в то же время слушала лекции по естествознанию, более соответствовавшие ее влечениям. Одновременно она поступила в студию Михаила Михайловича Мордкина, артиста балета, балетмейстера и педагога. Благородная манера исполнения, темперамент и выразительная пластика определили его успех на сцене Большого театра в постановках новых балетов и в педагогике, следовавшей традициям русской балетной школы.

Курсы сделались для Леночки и Оли вторым домом, где они проводили большую часть своего дня. Еще в Мерзляковском переулке Екатерина Владимировна организовала для курсисток буфет, заменявший многим столовую. Буфет обслуживали «дамы-патронессы», ничего не получая за свой труд. Платными были только уборщица и рабочий.

По инициативе Екатерины Владимировны организовалось при курсах и Общество вспомоществования недостаточным курсисткам.

Она собирала пожертвования, устраивала концерты и вечера в пользу общества. Самым прибыльным оказался концерт Шаляпина. Приглашать его пришлось самому Сергею Алексеевичу. Концерт шел в особняке московской благотворительницы С. Ф. Фирсановой. Зал вмещал всего двести человек. Но общий сбор превысил сборы любого концертного зала.

На одном из вечеров в концертном исполнении шли балетные номера, поставленные Мордкиным. Он выступал в роли Пьеро и в ряде отрывков из разных балетов со своими партнершами Балашовой и Коралли. В концертной программе участвовала и Оля.

На пути от Мерзляковского переулка до Девичьего поля многое изменилось на Высших женских курсах, руководимых Чаплыгиным. Не изменилось только его отношение к слушательницам.

Не раз в те трудные годы вступался он за студентов, захваченных полицией на каком-нибудь собрании. Если полиция требовала запрещения студенческой сходки, неизменно случалось как-то так, что директор являлся на сходку, когда уже все вопросы были обсуждены и решения приняты, а студентки расходились. Сергей Алексеевич стоял в дверях аудитории, точно ожидая, когда все выйдут, но то и дело задерживал каким-нибудь вопросом то одну, то другую:

– Госпожа Уланова, здравствуйте. Справку вам я подписал, вы взяли ее?

Он не любил забывчивых людей, особенно если забывалось дело, начатое ими в их же собственных интересах и по их просьбе.

– Здравствуйте, госпожа Новинская. Как здоровье вашей матушки, вы навестили ее?

Он ненавидел всякую ложь, даже ложь «во спасение». Подписав кому-нибудь «скидку на проезд» к больной матери, он не забывал спросить возвратившегося из отпуска о положении больной.

Памятью на лица, на имена, на домашние обстоятельства курсисток Сергей Алексеевич поражал окружающих: через много лет, при случайных встречах, он узнавал бывших своих учениц и безошибочно называл их имена.

«С одинаковым вниманием и уважением он относился к своему собеседнику, будь то рабочий, или профессор, или молоденькая девушка, студентка, – говорит одна из первых слушательниц курсов, профессор О. Н. Цубербиллер. – Каждого он умел ободрить, каждому умел найти выход из трудного положения, каждому умел помочь. И никогда этот величайший ученый не дал почувствовать, что он отрывает свое драгоценное время от большой научной работы, что все маленькие дела, тревожившие его собеседника, – пустяки по сравнению с теми проблемами, над которыми он сам трудился».

Некоторые жертвы своему любимому детищу Сергей Алексеевич все-таки принес.

12
ПЕРЕХОД К ТЕХНИЧЕСКОЙ МЕХАНИКЕ

 
Природа знать не знает о былом,
Ей чужды наши призрачные годы.
И перед ней мы смутно сознаем
Самих себя – лишь грезою природы.
 

Тютчев

Преподавательскую деятельность Сергей Алексеевич никогда не считал своим призванием, может быть, потому, что слишком рано начал ее.

Лекции его отличались лаконизмом, последовательностью изложения, продуманным отбором материала. Профессор никогда не прибегал к обычным педагогическим приемам, чтобы поднять интерес слушателей к предмету лекции. Он не рассказывал о возможных практических приложениях излагаемой теории, не касался истории науки, за всю свою жизнь не рассказал ни одного анекдота из жизни ученого. Курсы, читанные им, носили чисто аналитический характер, и даже там, где геометрические интерпретации напрашивались сами собой, он не пользовался случаем, чтобы показать свое мастерство и в этой области математики.

Принятый Чаплыгиным способ преподавания требовал от учащихся большой подготовки, напряженного внимания, самостоятельного мышления. Лекции его привлекали не слишком много слушателей, но зато почти каждый из них впоследствии с честью носил звание ученика Чаплыгина.

Кроме чтения общего курса, Сергей Алексеевич вел со студентами и упражнения по второй части механики. Один из учеников Чаплыгина, В. В. Голубев, рассказывает:

«К студентам и здесь он предъявлял самые высокие требования, а потому и здесь аудитория не была особенно многочисленной, но те, кто аккуратно прорабатывал на упражнениях весь разбиравшийся материал, действительно выносили из этих упражнений солидное знание предмета, причем не только по теоретической механике, но и в смежных отделах математики; многие студенты здесь, на упражнениях по механике, действительно приобрели умение интегрировать дифференциальные уравнения гораздо полнее, чем на специальных упражнениях по теории дифференциальных уравнений. Но на упражнениях так же, как и на лекциях, профессор пользовался почти исключительно аналитическими методами; здесь также отсутствовала и геометрическая наглядность и какая-нибудь связь с приложениями, например с задачами техники. В этом его преподавание коренным образом отличалось от преподавания его учителя, который всегда отдавал предпочтение наглядным геометрическим методам и в своем преподавании и в своих научных исследованиях».

Неожиданно открывшийся администраторский и хозяйственный талант, поставленный на службу великому делу высшего женского образования, вовлек Сергея Алексеевича в грандиозное и сложное строительство Высших женских курсов, и ему пришлось сначала отказаться от преподавания в Межевом институте, потом уйти из Технического и, наконец, покинуть Инженерное училище.

Сергей Алексеевич покидал их одно за другим без сожаления. Но с благодарностью вспоминал о том, что соприкосновение через инженерно-технический преподавательский персонал с вопросами техники пробудило в нем интерес к инженерной теории и практике.

Человек огромного любопытства и беспокойства, не оставлявший без внимания ни одного события в науке, искусстве, литературе, общественной жизни, Сергей Алексеевич не мог, разумеется, равнодушно пройти мимо полетов братьев Райт, Латама, Блерио, Фармана и первых русских авиаторов – Уточкина, Ефимова, Попова.

Осенью 1908 года на беговом ипподроме, на Ходынке, состоялись полеты Уточкина, одного из первых русских авиаторов. Уточкин поднялся в воздух на высоту второго этажа, метров на шесть-восемь, и пролетел на своем нескладном «фармане», напоминавшем большой коробчатый змей, метров сто пятьдесят вдоль трибуны.

Зрители толпою бежали к самолету. Уточкина качали, кричали «ура». О полетах писали во всех газетах.

Вскоре пошли различные рекорды: Латам поднялся на триста метров над землею, Блерио перелетел Ла-Манш. Важен был первый шаг – дальнейшее пришло благодаря искусству смелых летчиков, изобретательности конструкторов, расчетам ученых, разрабатывавших научные проблемы авиации.

До полетов братьев Райт, Сантос Дюмона, Фармана искусство летать считалось мечтою, фантазией.

Жуковский и в раннюю пору своей научной работы не сомневался в возможности осуществления тысячелетней мечты человечества.

– Птицы летают. Почему же человек не может летать? – говорил он.

Когда ему указывали на бесплодность многих попыток летания на всякого рода аппаратах, вроде крыльев из птичьих перьев, он отвечал улыбаясь:

– Человек полетит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума!

Опираясь на силу своего собственного огромного ума, Жуковский раскрыл миру тайны летающего тела и сделал ясным все, что происходит в воздухе вокруг него.

Правда, Жуковский начал свою ученую деятельность как гидродинамик, он много занимался вопросами чистой математики, вопросами теоретической и прикладной механики, отзываясь на запросы живой практики. Но время от времени он выступал с докладами по авиации и воздухоплаванию. После доклада «К теории летания», состоявшегося в 1890 году, и знаменитой работы «О парении птиц», вышедшей в 1891 году, появляется его статья «О наивыгоднейшем наклоне аэропланов».

В статье «О парении птиц» Жуковский дал полное решение задач о скольжении птицы в покойном воздухе и показал, каким образом найденное движение видоизменяется в воздухе, текущем горизонтальными слоями разной скорости, дующем порывами или имеющем легкое восходящее движение. Он установил характерные особенности поведения парящей птицы при всех этих условиях. Здесь же Жуковский обосновывает возможность выполнения «мертвой петли».

Русский летчик Петр Николаевич Нестеров первый в мире после упорной работы сделал в воздухе эту «мертвую петлю».

Жуковскому, закладывавшему теоретические основы таких совершенно новых наук, как аэромеханика или динамика полета, естественно, приходилось исходить прежде всего из опыта живой природы, которая и была его постоянным учителем.

По возвращении из-за границы осенью 1877 года он приобрел велосипед, приспособил к нему большие крылья из бамбука, обтянутые парусиной, и, съезжая с пригорка, наблюдал на этих крыльях сопротивление и подъемную силу.

С самого начала своей деятельности как профессора Московского университета он уже систематически работает над вопросами аэромеханики. В механическом кабинете Московского университета осталась большая коллекция воздушных змеев и различных заводных летающих игрушек, которые Жуковский собирал с самых первых лет работы в университете. Попутно с этим он много работал в эти годы в области гидромеханики; впоследствии эта работа принесла ему большую пользу, как разносторонняя и глубокая теоретическая подготовка к решению запутанных вопросов технической аэромеханики.

Размышляя над теорией полета, Жуковский тщательно изучает полет птиц, различные проекты летательных машин, заводит знакомство с изобретателями. К одному из первых конструкторов планеров – инженеру О. Лилиенталю – Жуковский ездил специально, чтобы посмотреть его полеты, и даже получил в подарок от него экземпляр сконструированных им крыльев. Николай Егорович систематически участвовал в работе всех съездов, посвященных воздухоплаванию.

Жуковскому принадлежит и постройка в 1902 году в механическом кабинете Московского университета одной из первых в Европе аэродинамических труб, или, как он называл ее сам, «галереи для искусственного потока воздуха».

«Наша аэродинамическая лаборатория при Московском университете уже давно занималась исследованиями по сопротивлению воздуха, пользуясь маленькими средствами, отпускаемыми университетом на механический кабинет», – скромно говорил Николай Егорович на торжественном заседании научного Леденцовского общества, перечислив открывшиеся в 1910–1911 годах лаборатории Эйфеля в Париже, Прандтля в Геттинтене, Цама в Америке и ряд других.

Об этих исследованиях Жуковского по сопротивлению воздуха Сергей Алексеевич писал:

«К концу восьмидесятых годов Николай Егорович приступает к своим исследованиям по теоретической авиации: Начало было трудным. Ведь в ту пору никаких научных работ в этой области не было. Николай Егорович собирает в механическом кабинете Московского университета воздушные змеи всех систем, разнообразные летающие игрушки, бабочек с резиновыми моторчиками, которые применяют теперь юные авиамоделисты, и т. п. Вскоре появились и первые научные труды, посвященные авиации».

Сергея Алексеевича, как и его учителя, житейский опыт и наблюдательность привели к правильному заключению о том, что природа, создав мозг человека, сама же и работает в этом мозгу, наполненном ее отражениями, хотя человеку и кажутся собственные цели и действия его чуждыми природе, независимыми от нее.

Все эти змеи, летающие игрушки, бабочки, пропеллеры, изобретенные безвестными людьми, опирающимися на чутье, на прирожденный инстинкт, Николай Егорович ценил очень высоко. Для него они являлись теми самыми моделями, которые геометрическому складу ума раскрывали тайны воздушной стихии.

Различные модели летательных аппаратов испытывались в кабинете прикладной механики Московского университета с 1889 года, и результаты этих исследований публиковались Жуковским в статьях, посвященных воздухоплаванию. С 1902 года в «галерее для искусственного потока воздуха» студенты под руководством Николая Егоровича производили аэродинамические опыты. При переходе в новое здание университета в этой аэродинамической трубе скорость воздуха благодаря более мощным двигателям была доведена до одиннадцати метров в секунду.

Одновременно создавались разнообразные приборы для различных опытов. Многие из этих приборов проектировал сам Николай Егорович, часть – студенты под его руководством. Модели изготовляли на токарном станке, который он специально приобрел для этой цели на свои средства.

Оборудование лабораторий, конечно, не могло удовлетворить такого экспериментатора, как Жуковский. Дело стояло из-за отсутствия средств. Поэтому, когда к Николаю Егоровичу обратился за организационной помощью известный богач и его ученик по Промышленной академии Д. П. Рябушинский, Жуковский охотно взялся за сооружение аэродинамической лаборатории в Кучине, под Москвой, на средства Рябушинского.

Аэродинамический институт в Кучине был построен в 1904 году. Под руководством Жуковского здесь производились очень серьезные опыты с сопротивлением различной формы профилей, испытывались винты.

Однажды отлетевшей лопастью винта Николай Егорович чуть не был убит.

Кучинский институт оборудовали хорошо, но хозяин, человек купеческой складки, более радел о славе своей лаборатории, нежели о науке. Жуковский в конце концов отошел от института. Несравненно дороже его сердцу была лаборатория университета, а особенно лаборатория Московского высшего технического училища, где его окружали ученики, столь же преданные науке, как он сам.

Среди высших учебных заведений и в то время, как и сейчас, Московское высшее техническое училище пользовалось особенной славой. Мечтой многих гимназистов и реалистов было попасть сюда. Оно собирало со всей страны наиболее талантливое юношество, стремившееся к практической инженерной работе. С осени 1909 года здесь впервые в мире Николай Егорович Жуковский начал читать свой знаменитый курс лекций по основам теоретической авиации, или, как тогда говорили, «воздухоплавания», не отделяя летания на аэростатах от летания на самолетах.

«На вступительную лекцию, в которой он описывал успехи авиации, сопровождая лекцию множеством диапозитивов, – рассказывает В. П. Ветчинкии, один из старейших учеников Жуковского, – собралось так много слушателей, что самая большая аудитория Технического училища – новая химическая – не могла вместить всех желающих. Студенты стояли в проходах, на окнах, в дверях и даже слушали за дверью».

По «Теоретическим основам воздухоплавания» учились все первые деятели авиации. Этот курс лекций представляет исключительное по своей простоте изложение очень трудных аэрогидродинамических проблем, которые автор сумел сделать доступными для студентов-техников с невысокой математической подготовкой.

К тому времени, когда живая жизнь предъявила к теоретической авиации свои требования, Жуковский, внимательно следивший за всеми новостями в этом деле, оказался во всеоружии тех знаний, которые нужны были для создания теоретических основ авиации и прежде всего для ответа на вопрос: откуда берется подъемная сила у крыла и как теоретически ее выразить?

Насколько Жуковский был подготовлен к ответу на этот основной вопрос, видно из того, что уже в 1906 году в замечательнейшей своей работе «О присоединенных вихрях» он дает правильный ответ на вопрос, позволивший затем производить расчет сил, действующих на крыло.

Исследованный Жуковским тип воздушной циркуляции можно наблюдать при падении легких продолговатых пластинок в воздухе. Это падение сопровождается интереснейшим явлением, которое хотя и было ранее известно, но не находило себе никакого объяснения.

Если вырезать из картона узкий и длинный прямоугольник и, расположив его горизонтально, сообщить ему легкое вращение около продольной оси, то падение прямоугольника будет медленно совершаться по наклонной поверхности к горизонту, причем вращение около продольной оси будет все время сохраняться.

Первоначально сообщенное пластинке очень легкое вращение образует присоединенный к пластинке вихрь, от действия которого при падении пластинки и развивается сила, направляющая пластинку и поддерживающая ее вращение.

Созданная на основе открытия Жуковского теория крыла получила название циркуляционной теории. Сущность ее заключается в использовании аналогии крыла с вращающимся цилиндром, то есть набегающий на крыло воздушный поток уподобляется потоку, обтекающему цилиндр.