Текст книги "Том 6. Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война"

Автор книги: Лев Троцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 44 страниц)

7. Война и социал-демократия

Их работа

Наши потомки, которые будут жить в более здоровых условиях, чем живем мы, с ужасом будут разводить руками, знакомясь из исторических книг с теми способами, какими капиталистические народы разрешали свои спорные вопросы. Самая культурная часть света, Европа, превращена в сплошной военный лагерь. Правительства озабочены исключительно тем, чтобы как можно большее количество людей вооружить как можно более жестокими орудиями истребления. Буржуазные партии в парламентах передают в руки правительств новые и новые сотни миллионов на нужды армии и флота. Буржуазная пресса всех стран сеет тревогу и отравляет народное сознание ядом шовинизма.[35]35
  Шовинизм – воинственный показной «патриотизм», который всегда грозит кулаком по адресу внешних и внутренних врагов, особенно инородцев. Шовинизм может быть погромно-душегубским, как у наших черносотенцев; но рядом с ним существует и «либеральный» шовинизм: такова агитация наших кадет против немцев. Л. Т.


[Закрыть]

Вот уже полгода, как на Балканском полуострове льется кровь человеческая. У мелких балканских династий разыгрались аппетиты, каждая норовит получить как можно большую долю европейской Турции; из-за Адрианополя и Скутари продолжают гибнуть все новые тысячи турецких, болгарских и черногорских крестьян, рабочих и пастухов. В то же время между самими балканскими союзниками отношения натянуты до последней степени. И нет ничего невероятного в том, что окончание войны союзников с турками будет началом войны болгар с греками или сербами – из-за дележа добычи. Шестая балканская «держава», Румыния, не принимавшая участия в войне, ощущает, однако, большую потребность в присвоении того, что плохо лежит, и предъявила, как известно, Болгарии свой счет "за невмешательство". И пока еще неизвестно, чем будут подписываться обе стороны на счете: простыми чернилами или опять-таки кровью.

Но балканская война не только разрушила старые балканские границы, не только разожгла до белого каления взаимную ненависть и зависть мелких балканских держав, – она сверх того надолго вышибла из равновесия капиталистические государства Европы.

Шесть великих европейских держав разделены на две враждующие группы: с одной стороны стоит тройственный союз (Германия, Австро-Венгрия и Италия), с другой стороны – тройственное согласие (Англия, Франция и Россия). Эти две группы действовали на Балканах согласно старому правилу всех насильников: "разделяй и властвуй!". Германия и Австро-Венгрия «поддерживали» Турцию и Румынию, т.-е. посылали туда своих военных инструкторов (руководителей) и сбывали по дорогой цене свои товары, а особенно пушки и ружья. Тройственное согласие таким же точно способом «поддерживало» на Балканах Болгарию, Сербию и Грецию.

Военный крах Турции и усиление за ее счет балканских союзников несет, следовательно, воду (обильно окрашенную кровью) на мельницу тройственного согласия.

Опьяненные «славянскими» победами наши русские ура-патриоты считают, что настал, наконец, благоприятный час свести при помощи победоносных балканских «братьев» счеты с ненавистной Австро-Венгрией. Французские шовинисты, по тем же самым причинам, считают своевременным расквитаться с Германией за свое поражение в 1870 году, когда Франция потеряла две провинции: Эльзас и Лотарингию. С другой стороны, Австро-Венгрия, в борьбе за свое влияние на балканский рынок, который грозит ускользнуть от нее, вооружается до самых зубов, мобилизует свои резервы, бряцает оружием, словом – всячески показывает, что отнюдь не намерена сдавать свои позиции перед грозными окриками петербургских политиков и их сербских подголосков. Германия, стоящая со своей могущественной армией за спиной Австрии, тоже учла по-своему происшедшие перемены и сделала свой вывод: усилить вооружение!

Европейское равновесие, и прежде крайне шаткое, теперь совершенно расшатано. Решатся ли вершители европейских судеб довести на этот раз дело до общеевропейской войны, – предсказать трудно. Но один результат шовинистических усилий уже налицо: во всей Европе происходит бешеный рост милитаризма (солдатчины), и международная шайка лавочников, торгующих броненосцами, пушками, ружьями и порохом, пожинает сказочные барыши.

Мобилизация Австро-Венгрии, лишь сокращенная в настоящий момент, но не отмененная, поглотила уже сотни миллионов рублей, привела в расстройство все хозяйство страны, подвергла рабочие массы ужасам безработицы и голода. На укрепление своей армии Германия сразу вырывает из хозяйственного оборота полмиллиарда рублей и сверх того готовится свой военный бюджет повысить на 100 миллионов рублей в год.

Франция, стремясь уравнять свою армию численно с германской, готовится совершить реакционный скачок назад, заменив двухлетний срок военной службы трехлетним; одновременно она увеличивает свой военный бюджет. Наконец, Россия значительно повышает свой военный контингент (ежегодный солдатский набор) и увеличивает свои расходы на армию и флот против прошлого года на 144 миллиона рублей. Военный бюджет 1913 года поглощает теперь у нас – страшно вымолвить – 866 миллионов рублей, в шесть раз больше, чем народное просвещение.

Таковы итоги работы капиталистических правительств, буржуазных партий и профессиональных дипломатов: рост и без того непосильного бремени милитаризма, задержка культурного развития, рост шовинистического ожесточения и – как увенчание всего – постоянная опасность кровавой свалки европейских народов в перспективе!

"Луч" N 61 (147), 14 марта 1913 г.

Работа пролетариата

Кровавый хаос и всеобщее обнищание на Балканах, засилие империализма[36]36
  Империализм – политика, направленная на овладение внешними рынками вооруженной рукой. Духом империализма проникнуты все русские партии, кроме социал-демократии и, пожалуй, еще трудовиков. Л. Т.


[Закрыть] во всей Европе, лихорадочный рост вооружений, постоянно висящая над головой опасность международной войны, – таково общественное и политическое состояние так называемого цивилизованного человечества в настоящий момент. И всякий мыслящий человек, который не продал своей души чорту шовинизма, должен спросить себя: неужели же во имя этого постыдного результата человечество страдало и боролось в течение долгого ряда веков? неужели же главная задача нашей техники – строить все лучшие и лучшие машины убийства? неужели же у человечества нет других способов устроиться на нашей планете, кроме способов взаимного истребления, калеченья и разоренья?

И можно было бы поистине прийти в отчаяние при виде всего этого кровавого безумия, если бы наряду с ним не совершалась великая работа разума и человечности: работа международной социал-демократии. Военачальники покрывают изуродованными трупами поля сражений, дипломаты куют новые козни, патентованные биржевые патриоты торгуют пушками и броненосцами, министры финансов выкачивают из народного хозяйства миллиарды на армию и флот, буржуазные партии и их пресса сеют, где могут, дурман национальной ненависти, – а в то же самое время идеи социализма овладевают сознанием трудящихся масс, воспитывая их во всех странах в духе солидарности и международного братства. Растет число броненосцев, растут военные запасы динамита, но растет одновременно и сила сознательного пролетариата. Он неутомимо и непримиримо борется во всем мире против всех поползновений империализма, против дипломатических происков и интриг, против международных авантюр, против гибельного милитаризма – за мир и братство народов.

Накануне балканской войны, когда все буржуазные партии на Балканах были охвачены припадком воинственного одушевления, молодая балканская социал-демократия мужественно подняла свой голос предостережения и протеста. В сербской скупщине (парламенте) во время поименного голосования кредитов на нужды будущей войны среди ряда патриотических «да» раздалось одно мужественное «нет»: это был голос нашего друга Лапчевича, вождя сербского пролетариата. В болгарском народном собрании[37]37
  Так зовется болгарский парламент.


[Закрыть] против сплоченной фаланги буржуазных патриотов выступал тогда же наш друг Саказов со смелым словом социалистического протеста против политики железа и крови. И не смертоносными жерлами балканских пушек, а устами Лапчевича и Саказова говорило лучшее будущее балканских народов.

Против безумия ненасытного милитаризма выступили недавно в общем манифесте представители социалистического пролетариата Германии и Франции. Они заявили, что государственная граница не разъединяет их. Французские рабочие ведут сейчас соединенными силами своих синдикатов (профессиональных союзов), массовых политических собраний, рабочей печати и парламентской трибуны решительную борьбу против увеличения расходов на армию и попытки своего правительства вернуться от двухлетней военной службы к трехлетней. Германская социал-демократия сосредоточивает в настоящий момент свои главные силы на борьбе против роста вооружений. 86 ежедневных социал-демократических газет в Германии, насчитывающих миллионы читателей, изо дня в день отстаивают дело культуры и мира против атак шовинистического варварства. Социал-демократия Австрии разоблачает каждый шаг своего правительства, направленный на вмешательство в судьбы Балканского полуострова, обличает анти-народный характер австро-венгерского империализма и требует полной отмены мобилизации, разорительной для народа и чреватой кровавыми последствиями.

Не в грохоте пушек и не в патриотических завываниях, а в этой именно просветительной работе международного пролетариата – лучший плод всех предшествующих усилий человечества выбраться из потемок и дикости на дорогу свободного развития.

В борьбе против империализма сознательный пролетариат России чувствует себя неотделимой частью рабочего интернационала. Дело мира и братства есть его кровное дело. Думская фракция сумеет, без сомнения, возвысить свой голос в защиту этого дела. И голос ее найдет восторженный отклик в рабочих сердцах.

"Луч" N 62 (148), 15 марта 1913 г.

Социал-демократической фракции австрийского рейхсрата^*

ПРАВЛЕНИЮ ВЕНГЕРСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ

Уважаемые товарищи!

Мы, немногочисленные социал-демократические депутаты IV Государственной Думы, выбранные в условиях чудовищного административного произвола и на основе самого жалкого избирательного права, рядом с которым может быть поставлено только избирательное право Венгрии и Пруссии, – мы с чувством гордости выполняем настоящим нашим обращением то, в чем видит наш долг каждый сознательный русский рабочий.

Через головы правительства государственного переворота и прислуживающих ему преторьянцев черной реакции; через головы либерально-шовинистической оппозиции мы протягиваем руку с выражением братской солидарности и социалистического привета – вам, представителям рабочих масс Австрии и Венгрии.

Наша и ваша дипломатия сейчас снова делает вид, что сеет семена мира на том самом поле, которое она предварительно минировала во всех направлениях. И в то же время каждая из сторон боится, как бы не поверили слишком рано искренности ее миролюбивых усилий, ибо уверенность в мире грозит ослабить вес ее домогательств, за которыми стоит неизменно последний довод: угроза массовыми убийствами и насилиями, поджогами, истреблением имущества и культуры, словом, тем, что они называют патриотическими подвигами войны.

В то время как монархи обмениваются письмами, над таинственным содержанием которых ломает себе голову вся буржуазная печать; в то время как министры нашей и вашей страны выступают перед официозными газетчиками в белых тогах с пальмовыми ветвями в руках, – народы остаются в полном неведении относительно той работы, которая совершается сейчас на дипломатической кухне и за которую им придется платить, может быть, не одним своим достоянием, но и своей кровью. Все высокопоставленные курьеры и все миролюбивые речи не изменяют того факта, что по обеим сторонам границы военные меры остаются во всей своей силе. Наши народы нимало не обеспечены от того, что, играя огнем пробных мобилизаций и военных угроз, как орудием давления, дипломатия и впрямь не подожжет тех домов, в которых мы живем, накопляем культуру и боремся за лучшее будущее.

Под аккомпанемент миролюбивых заверений империалистические происки и дипломатические интриги идут своим чередом.

Под видом автономии Монголии правящая Россия работает над расчленением возрождающегося Китая, подготовляя великую грозу на Дальнем Востоке.

Вопрос об Армении и о проливах является другим поприщем приложения провокационных усилий русской дипломатии, которая находит поддержку и опору во всех буржуазных партиях нашей страны и если наталкивается на оппозицию в их среде, то только на оппозицию империалистического нетерпения и задора.

Под оболочкой вопроса о сербском выходе на Адриатику, об автономии Албании и об ее границах шла и идет азартная борьба между Россией и Австро-Венгрией за гегемонию на Балканском полуострове.

В столкновении Румынии с Болгарией мы снова открываем австро-венгерских и русских суфлеров, которые сделали своей профессией – возбуждать и растравлять аппетиты малых держав, чтобы на их разобщении и вражде строить планы новых империалистических интриг.

И каждый из этих второстепенных вопросов, на котором ответственные и неответственные дипломаты пытаются определить соотношение сил, может стать исходным моментом новой главы кровавого позора европейской истории.

Если всякая попытка столкнуть враждебно два народа есть, по выражению Базельского интернационального социалистического конгресса, покушение против человечности и разума, то подлинным воплощением адского безумия явилась бы война между Россией и Австро-Венгрией, – война, которая превратилась бы в дикую свалку национальностей и рас друг против друга. 28 миллионов украинцев, 10 миллионов поляков, свыше 6 миллионов евреев, 2 с лишком миллиона немцев, около миллиона румын, – все эти народы, составляющие в совокупности почти треть населения России, оказались бы в случае войны противопоставлены украинцам, полякам, евреям, немцам и румынам, составляющим большинство населения Австрии. И кровавая свалка народов развернулась бы прежде всего на территории несчастной, распятой между тремя государствами Польши, чтобы с корнем вытоптать все побеги ее материальной и духовной культуры.

Народы России не знают ни одной причины, которая способна была бы придать хоть тень смысла такому преступлению.

Крестьянским массам России нечего искать на Балканах, в Армении так же, как и в Монголии. Им нужны глубокие аграрные и фискальные реформы – внутри собственной страны. Разоряющееся и голодающее русское крестьянство – не носитель империализма, оно – только жертва его. То же самое относится к придавленным милитаризмом массам мелкобуржуазного населения городов.

Тем менее может стать опорой авантюристического империализма российский пролетариат, – класс, наиболее обездоленный нынешним режимом политического бесправия, полицейского разгула и националистических вакханалий. Рабочий класс России не знал и не знает над собою влияния иных партий, кроме социал-демократии, и с первых шагов своих живет и дышит в атмосфере идей мира и братства народов.

Подобно тому как вы – и на народных собраниях, и в парламенте, и в делегациях – решительно отказываете австро-венгерской дипломатии в праве кроить и перекраивать, в интересах феодальных и капиталистических клик, судьбы балканских народов, так и мы заявляем:

Петербургской дипломатии нечего искать на Балканах, как и балканским народам нечего ждать от петербургских дипломатических канцелярий. Народы Ближнего Востока должны собственными силами устраиваться на своей территории, на началах независимой как от России, так и от Австро-Венгрии демократической федерации.

Эта точка зрения тесно связывает нас как с вами, так и с братскими партиями на Балканах, борьба которых против их династически-милитаристической реакции тем благодарнее и успешнее, чем энергичнее и непримиримее наша борьба против всякого великодержавного вмешательства в балканские судьбы.

Пролетариат России еще не представляет собою большинства населения, и государственная власть не находится в его руках. Но оно – то меньшинство, на которое опирается все новое производство и весь аппарат современного государства. Такое меньшинство, являющееся к тому же борцом за кровные интересы подавляющего большинства населения, имеет, как показал опыт русско-японской войны, огромное значение в вопросах войны и мира, – и мы просим вас верить, уважаемые товарищи, что русский пролетариат, уже стряхнувший с себя оцепенение контрреволюции, сознает и свое значение и свой долг и сумеет в решительную минуту заставить считаться со своей волей сильных мира сего.

В нашей борьбе за мир, как и во всей нашей деятельности, мы чувствуем и сознаем себя связанными с вами нерасторжимым единством задач и целей. У нас с вами общие враги и общие друзья. Когда могучим напряжением революционных сил российский пролетариат пробил в 1905 году непоправимые бреши в старой крепости абсолютизма, этот успех послужил одним из последних толчков в вашей победоносной борьбе за всеобщее избирательное право. Ваша тактика, направленная на тесное сплочение пролетариата всех наций в единстве классовой борьбы, ваше умелое пользование оружием всеобщего избирательного права являются для нас неоценимой политической школой. В то же время героическая борьба венгерского пролетариата против олигархической клики, борьба, наполняющая восторженным сочувствием наши сердца, является для нас новым толчком в борьбе за полную демократизацию нашего собственного государства. Эта ничем не омраченная социалистическая солидарность укрепляет нашу бодрость и уверенность среди кошмарного разгула шовинистических страстей.

С презрением отметаем мы прочь германо– и австрофобскую агитацию русского либерализма, который тщится окрасить в краску прогрессивности дикое восстановление русского народа против немцев и всего немецкого. С гордостью мы заявляем себя преданными и благодарными учениками немецкого социализма.

Нам нет надобности отправлять настоящее письмо тайно, через доверенных курьеров. Наоборот, мы найдем случай огласить это письмо с думской трибуны. Международная политика социал-демократии не нуждается в потемках, в тайне и в шифрах, ибо она коренится не в канцелярских заговорах и бесконтрольных сделках, а в облагороженном социалистическим идеалом сознании народных масс.

Да здравствуют мир и братство народов!

Да здравствует пролетариат Австрии и Венгрии!

Да здравствует независимая демократическая федерация на Балканах!

Да здравствует международный социализм!

Архив.

8. Болгария в войне. Второй период – война с бывшими союзниками

Балканский разговор

Иван Кириллович – человек умеренного образа мыслей и очень близорукий: на улице носит две пары очков. Ему 47 лет, по образованию он минералог, по профессии – серьезный политический публицист. Он принадлежит к партии ка-де, но к самому ее правому крылу. При этом, как человек робкого темперамента, Иван Кириллович очень хочет иметь courage de son opinion (мужество собственного мнения) и в разговоре с левыми любит напоминать, что хоть он и числится в кадетах, но что он, собственно, единомышленник Петра Струве^* («да, Петра Струве»), и что главное несчастье России в том состоит, что «руководящая партия оппозиции» у нас слишком радикальна, слишком мало государственна, слишком рабски подчиняется давлению интеллигентских традиций. В Берлин Иван Кириллович приехал изучать историю прусской реакции и устанавливать для своего политического обихода необходимые аналогии. Как минералог, в свое время оставленный при университете, Иван Кириллович защищал диссертацию на специальную тему в духе кропотливейшего эмпиризма. Как политик, Иван Кириллович питается исключительно дилетантскими аналогиями.

В Берлин Иван Кириллович прибыл в калошах, жалуется на холод (лето стоит действительно из рук вон плохое!) и говорит, что, если бы не стыд перед хозяйкой, он попросил бы ее протопить печь (в июле!). В существовании украинской нации Иван Кириллович сомневается, жалуется, что нам, русским, не хватает трудовой дисциплины, и убежденно заявляет, что как ни смотреть на восточный вопрос, но без проливов нам не обойтись. Иван Кириллович – славянофил (примерно с 1908 года), но, конечно, славянофил прогрессивный. Любит упоминать о славянской культуре и даже о славянской науке, хотя в своей диссертации и ссылался преимущественно на немецких ученых. За последний год Иван Кириллович много написал статей о балканских делах и осторожно обвинял Милюкова в отсутствии настоящего политического чутья, ввиду его, Милюкова, чрезмерного миролюбия в такой момент, когда важнее всего решительная инициатива. "Мир не есть самоцель! – раздраженно говорит Иван Кириллович. – Ради сохранения жизни нельзя жертвовать смыслом жизни!" Связи между смыслом жизни и проливами Иван Кириллович более точно не определяет.

В глубине души Иван Кириллович питает, однако, влеченье, род недуга, к левым и притом к тем левым, которые полевее. Он любит с ними вести обстоятельную полемику, но только комнатную; в печати же полемизирует неохотно, считая, что это нарушает стиль солидной государственной партии. Зато в разговоре относится вполне благодушно к резким обвинениям, время от времени протирает вторые очки, удивленно поглядывает через первые вокруг себя и, выслушав возражения, спокойно заявляет:

– Я все-таки не понимаю, почему России отказываться от проливов.

– Да разве вам их предлагают по сходной цене? – спрашивает собеседник.

– Предлагать не предлагают, но если мы будем молчать и колебаться, то останемся за бортом. Мы должны поставить себе ясную и определенную цель и идти к ней через препятствия.

– Да кто это «мы», честь имею спросить?

– Мы? Как кто?! Русское общество, разумеется.

– Ах, вот как! Простите, я не знал, что русское общество уже добилось права вести дипломатические переговоры и непосредственно приторговывать проливы…

Иван Кириллович протирает очки и твердо заявляет:

– Я нисколько не отрицаю незначительности конституционных прав русского общества, особенно в вопросе внешней политики. Но это еще не причина отказываться от проливов.

Последние события привели Ивана Кирилловича в совершенное расстройство.

– Это позор! – говорит он. – От освободительной войны ринуться в войну братоубийственную. Все достигнутое рушится, гибнут симпатии, вызванные успехом славянского дела, крушатся надежды и планы… Позор, позор!

– Для кого позор?

– Для союзников, разумеется: для сербов, болгар и греков…

– Извините, – для сербов, болгар и греков, т.-е. для народов, это не позор, а новое и тягчайшее несчастье. Позор же для тех, которые правят судьбами балканских народов, и добрая доля позора для тех русских частных политиков, которые чистыми и нечистыми средствами стремились укрепить в русском обществе доверие к планам и намерениям вершителей балканских судеб. А насколько я знаю, вы лично, Иван Кириллович…

– Но позвольте, ведь дело шло о поддержке войны, которая имела – этого вы не сможете оспорить – освободительный характер. Для вас все это просто: вы отвергаете войну вообще, раз навсегда и при всяких условиях. Война на Балканах или война в Патагонии, война наступательная или оборонительная, освободительная или завоевательная, – вы различия не делаете. А мы считаем необходимым разбирать реальное историческое содержание войны, данной войны, балканской, и не могли же мы закрывать глаза на тот факт, что тут дело шло об освобождении славянского населения из-под власти Турции. Не сочувствовать такой войне, не поддерживать ее – значило бы попросту косвенно, если не прямо, поддерживать турецкое господство над славянами. К этому мнению и приводило вас не раз ваше доктринерство.

– Ну, а теперь кого вчерашние союзники освобождают?

– Да ведь я уже сказал, что это – позор!

– И этим энергичным восклицанием вы думаете исчерпать вопрос? А не полагаете ли вы, что между этой «позорной» войной и между той, которую вы называли «освободительной», существует неразрывная связь? Не полагаете? Взглянем на дело поближе. Освобождение македонского крестьянства из феодально-помещичьей кабалы являлось бесспорно необходимым и исторически-прогрессивным делом. Но дело это взяли в свои руки те силы, которые имели в виду не интересы македонского крестьянства, а свои корыстные, династическо-завоевательные и буржуазно-хищнические интересы. Такая узурпация исторических задач – явление совсем не исключительное. Освобождение русского крестьянина из пут полицейско-крепостнической общины ведь то же прогрессивная задача. Но совсем не безразлично, кто и как берется за ее разрешение. Столыпинская аграрная реформа^* не разрешает поставленной историей задачи, – она лишь эксплуатирует ее в интересах дворянства и кулачества. Нет, следовательно, никакой надобности идеализировать турецкий режим или режим русской общины, чтобы в то же время вотировать непримиримое свое недоверие непризванным «освободителям» и отрекаться от всякой с ними солидарности. Если бы Фердинанду Саксен-Кобург-Готскому, главе «славянского» дела на Балканах, предложить на выбор: свободные селяки в независимой Македонии или сохранение феодальных пут в Македонии болгарской, – он, разумеется, без колебаний выбрал бы второе. Порукою тому вся его четвертьвековая политика в отношении Македонии, да и объективный смысл вещей. В качестве освободительной войны вы, славянофильствующие либералы, рекламировали ту войну, которая для насыщения военно-династических аппетитов брала за точку отправления освободительные чаяния македонского крестьянства. Не борьбу македонцев за свою свободу, а кровавую спекуляцию балканских династий за счет Македонии поддерживали вы в прессе и в Думе. В то время как болгарская демократия, раскрывая подлинный смысл македонской политики Фердинанда и своих правящих партий, выступала – в полном согласии с интересами Македонии – против войны, вы, славянофильствующие, пытались приучить русскую демократию глядеть на балканские вопросы глазами Кобургов и Карагеоргиевичей, вы приукрашивали, замалчивали, подмалевывали, вели дурную игру. Я читал ваши статьи, Иван Кириллович, и говорил себе: если бы царь Фердинанд посадил в русскую редакцию своего собственного агента, тот, поистине, не мог бы писать иначе, чем писали вы. Разница только в том, что агент получал бы свои сребреники, вы же действовали совершенно бескорыстно. Кто же мог предвидеть? – скажете вы. Но – позвольте. В самом начале войны Карл Каутский писал, что династические интересы на Балканах достаточно сильны, чтобы войну союзников с Турцией превратить в войну между союзниками из-за частей Турции. Кое-что, следовательно, можно было предвидеть. А вы не только не предвидели, вы сознательно закрывали глаза, когда вам указывали пальцами на зияющие прорехи вашей балканской политики. И тех, кто не хотел солидаризироваться с Фердинандовой работой, вы называли неисправимыми доктринерами, точь-в-точь как теперь коло именует вас.

– Трудно отрицать, что ход событий в настоящий момент сообщает видимость правоты вашим упрекам. Но a la longue (по существу) ваша точка зрения остается политически-безответственной и безжизненной. Нужно брать события такими, какими они являются перед нами, а не такими, какими им полагалось бы быть. Допускаю, что было бы лучше, если б освобождение Македонии шло другими путями, не жестоким путем войны. Но этот последний путь имеет то преимущество, что он реальный, а не воображаемый. Какие бы цели ни преследовались балканскими королями и правящими партиями, Македония в результате войны освободится из-под ига турецких беков, турецкого фиска и турецкого произвола. Мы, либералы, считали себя обязанными определять наше отношение к войне не по тому, кто ведет войну, а по тому, что она даст, cui prodest (кому она на пользу). Как политики, живущие не неопределенным будущим, а сегодняшним и завтрашним днем, мы решительно стояли за войну, которая вела к свободе Македонии и Старой Сербии. Но тем решительнее мы против этой новой войны, которая не имеет за собой никакого исторического оправдания. Однако же, я не вижу, в чем ее необходимая связь с первой, освободительной, войной. Я этой связи не знаю, я ее отрицаю. Более того. Я прямо-таки не могу понять, как, почему и зачем они затеяли эту безумную свалку, раз была возможность арбитража. Единственное приемлемое для меня объяснение состояло в том, что сербы хотели поставить арбитра лицом к лицу с фактом уничтожения сербско-болгарского договора. Но теперь выясняется, что инициатива войны принадлежала не Сербии, а Болгарии. Ничего не понимаю. В конце концов ведь третейский суд, как бы ни выпало его решение, не мог ни одной из сторон нанести большего материального и морального ущерба, чем эта война. Во всей спорной полосе, пожалуй, меньше населения, чем падет болгарских, сербских и греческих солдат из-за этой полосы. Ничего не понимаю!..

Иван Кириллович даже рассердился и привстал со стула.

– Если вы не видите связи между нынешним позором и вчерашней «славой», так это потому, что вы воображаете, будто на Балканах все еще кто-то делает политику и отвечает за ее разум. На самом деле политика теперь делается сама собою, как землетрясение. Именно война, та, первая, «освободительная», свела к ничтожной, неглижабельной величине факторы расчета и политического усмотрения. В свои права вошла слепая, нерассуждающая стихия, не добрая стихия пробужденной массовой солидарности, которая уже столько больших дел совершила в истории, а злая стихия, решимость которой есть оборотная сторона тупого отчаяния. Если представление об армии, как о сложном инструменте, который приводится в движение из одного центра, вообще несостоятельно для эпохи войны, то оно прямо противоположно балканской действительности, где армия растворена в вооруженном народе. Эта армия, т.-е. то обстоятельство, что работник, оторванный от пашни или мастерской, девять месяцев стоит под ружьем, дуло которого не успевает остывать от выстрелов, самый факт этот является теперь главной движущей силой событий, их безумия и их позора. Когда собирали армию из безусых юнцов, бородатых отцов и белоусых старцев, то полагали, что война продлится три-четыре месяца, каков бы ни был ее ход. "Европа остановит, Европа не допустит затяжной войны". Но вот прошло уже девять бесконечных месяцев, а балканская армия все еще под ружьем. Три четверти года взрослое мужское население – все целиком – оторвано от своих «куч» и производительного труда. Связывать эту массу вчерашних селяков воедино голой дисциплиной в течение девяти месяцев, разумеется, совершенно невозможно, – тут необходима глубокая уверенность самой армии в том, что иначе нельзя, что разоружение грозит полной гибелью. Первые месяцы внутренняя связь давалась армии энергией натиска на Турцию, на векового врага. С началом мирных переговоров связь поддерживалась уверенностью, что демобилизация начнется завтра, на днях. Потом оказалось, что нужно доделать войну и взять Адрианополь, прежде чем разоружиться и разойтись по домам. Одно вытекало из другого, и хотя нетерпение солдат росло, но это нетерпение не разлагало армию; наоборот, оно становилось источником ее "воли к действию" при страшном истощении физических сил. Но постепенно на передний план выдвигаются внутренние трения между союзниками. Адрианополь пал, война закончена, но армии не распускаются. Началась самая критическая эпоха. Балканские правительства сами не верят в междоусобную войну и не хотят ее, но боятся друг друга и не решаются приступить к разоружению. Страх за добычу требовал сохранения армии в полной боевой готовности. Удерживать же всех работников под ружьем можно было, только пропитывая их сознание ненавистью к виновникам новой затяжки. И вот болгарским солдатам говорят, что они могли бы разойтись по домам, если бы не сербы, которые нарушают заключенный договор и хотят растерзать Македонию, освобожденную такой страшной ценой. Сербской армии говорят, что болгары хотят отнять все, завоеванное сербской кровью, и отбросить сербов от Эгейского моря, как Австрия отрезала их от Адриатики. Истекающие кровью армии загнаны в тупик: путь к очагам и семьям лежит через трупы вчерашних союзников… Такова логика событий. Сперва собирали армию для войны, – потом война оказалась единственным средством удержать в связи армию: вот вам краткая формула превращения «освободительной» войны в «позорную». Преображением нетерпеливой тяги селяка к дому в ненависть ко вчерашнему собрату по оружию занималось офицерство, которое само, со своим новым самочувствием, есть продукт первой, победоносной, войны. Вино побед над Турцией слишком сильно ударило им в голову. Нанеся жестокие поражения военному режиму, внутренно прогнившему, люди уверовали в возможность все и всякие узлы разрубать мечом. А запутанных узлов на Балканах не счесть… Таможенная уния, федерация, демократия, союзный общебалканский парламент, – какие все это жалкие слова рядом с неопровержимым аргументом штыка. Воевали с турками, чтоб «освободить» христиан, истребляли мирных турок и албанцев, чтоб исправить этнографическую статистику народонаселения, потом стали истреблять друг друга, чтобы – "довести дело до конца". Дипломаты, т.-е., прежде всего, Сазонов, секундируемый Милюковым, изыскивали формулы для приступа к арбитражу, а у балканских министров все больше исчезала почва под ногами, ибо невелика власть штатских стариков над народом, который живет в поле под ружьем. И случилось то, что должно было случиться: ружья начали стрелять прежде, чем дипломаты нашли свои формулы. Какой же вам еще внутренней связи, кроме этой? Открылась война глупой жадности и трусливой растерянности, война без объявления войны, с сохранением в первые дни дипломатических отношений. Роль прожженного авантюриста Савова и других мясников и подрядчиков патриотизма я оставляю в данном случае совершенно в стороне, ибо тут перед нами не случайность, не недоразумение, не плод личной интриги, а закономерный результат всей политики балканских династий, европейской дипломатии и – и славянофильствующего русского либерализма, поскольку и "он пахал" на балканской ниве.