Текст книги "Дело №306"

Автор книги: Лев Кассиль

Соавторы: Матвей Ройзман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– А глаза Мозарину вы засыпали тоже как ходатай? – спросил майор. – Где достали порошок?

– Чалдон принес.

– А кто ударил лейтенанта по голове?

– Гражданин начальник, я только угостил лейтенанта порошком – и ходу!

– А Егоров был на даче?

– Нет. Зачем нам третий лишний?

– А для чего вы увезли Иркутову в лесную сторожку?

– Чалдон велел! И она сама охотно поехала, сама машину вела.

– А чего же вы так долго ждали в лесной сторожке?

– А куда мне было девать ее? Он собирался увезти девицу, а не явился.

– Зачем вы лжете? Вы привезли Иркутову в сторожку, чтобы покончить с ней!

– Я на мокрые дела никогда не ходил и не пойду!

– Это, пожалуй, правда. Убить должен был Чалдон, а он не приехал. Вы дали девушке снотворное, чтобы она не вздумала шуметь до приезда Егорова. Но он был арестован. Вот вы и решили увезти девушку подальше. Куда вы ее везли?

– Никуда!

– Куда, Шмидт?

– Гражданин начальник, никуда! Думал бросить ее на дороге, где поглуше, и смыться.

– Револьвер вам тоже Егоров дал?

– Да я его случайно нашел. Хлам, только гвозди забивать.

– Не лгите! Отличный пистолет системы Вальтер. Ну а все-таки: куда вы ее хотели завезти?

– К Чалдону… Тьфу!

– Это верно, к Егорову. Чтобы он разделался с ней?

– На характер берете, гражданин начальник? Никуда я не хотел ее везти. Просто сам решил удрать от нее в лесу. А за Чалдона я не ответчик.

– Что ж, спросим и его.

– Чалдона голыми руками не возьмете!…

Градов спросил милиционера, не сможет ли тот приблизительно определить, где мог скрываться Егоров. Известно, что Шмидт приказал Иркутовой, не доезжая моста, повернуть машину вправо. Милиционер, хорошо знавший местность, после короткого раздумья предположил, что Егоров скрывался или на краю пустыря, за лесом, в одной из избушек огородных сторожей, или немного дальше – На стройке, в каком-нибудь бараке. Майор вызвал оперативного сотрудника, который уже дважды вел следствие по делам Егорова, и приказал ему отправиться вместе с милиционером на розыски логова преступника. Когда сотрудник вышел, Градов достал из шкафа шляпу, велел Шмидту надеть ее и отойти к стене. Потом он нажал кнопку звонка. И Корнева впустила в кабинет Леню Ильина.

Мальчик остановился, посмотрел на Шмидта, попросил Градова, чтоб тот велел преступнику поглубже надвинуть шляпу. Он прошелся по комнате, косясь на Шмидта, и наконец с явным сожалением проговорил:

– Не этот, товарищ Градов…

Взглянув на настольные часы, майор вызвал секретаршу.

– Товарищ Байкова! Если того человека привели, пусть войдет.

Через минуту милиционер ввел в кабинет мнимого Грунина. Он был возбужден, и, когда заговорил, голос его дрожал от притворного негодования.

– Я требую, чтобы меня немедленно освободили, иначе…

Тут его взгляд упал на Шмидта, стоявшего у стены со шляпой в руке, и он не закончил фразы.

– Признайтесь, Егоров, – сказал Градов, – что вы проникли вместе со Шмидтом на дачу артиста Миронова и ударили лейтенанта Мозарина по голове. Потом от его имени вызвали туда Иркутову.

– На даче не был, лейтенанта не ударял, Иркутову не вызывал!

Майор обратился к Шмидту, не спускающему глаз со своего главаря.

– Вы разговаривали с Мозариным, сидя за столом?

– Да!

– Мозарин сидел повернувшись боком к шкафу?

– Да, так.

– А в этом шкафу притаился Егоров?

– Я не видел!

– Тут и видеть нечего! – Майор вынул из ящика стола заключение эксперта. – Вот: песок, глина, найденные на нижней доске шкафа, тождественны с песком и глиной, которые сняты с подошв ботинок Егорова. Это – научное доказательство, оно неоспоримо!

По мере того как он говорил, Чалдон терял свое напускное спокойствие.

– Все ясно, Егоров: когда лейтенант Мозарин неожиданно нагрянул на дачу в Томилино, вы до смерти перепугались. Вы спрятались в шкаф, а Башлыков «попытал счастья»: вдруг Мозарин клюнет на взятку? Тут же была сочинена глупая басня о «женихе» Иркутовой. А покушение на жизнь Мозарина? Только чувствуя за собой особо тяжкие преступления, можно решиться на такое дело. Запаниковали, Егоров?!

– Ничего не запаниковал… – пробормотал Егоров.

– После происшествия на углу улицы Горького вы немедленно оказались в аптеке в качестве очевидца. И это не случайно! Вы появились, чтобы умышленно навести следствие на ложный след – на Иркутову. Вы подсказали лейтенанту Мозарину две последние цифры номера машины. Вы назвали приметы Людмилы Иркутовой.

– Ничего я умышленно не подсказывал, концовку номера назвал правильно.

– Именно! А потом вы уклонились от встречи с работниками Уголовного розыска, не явились в Управление милиции для дачи показаний. Почему? Потому что у вас похищенные, подложные документы на имя Грунина, и вы боялись, что вас с этими документами разоблачат.

Чалдон угрюмо молчал. Градов продолжал:

– Вы и к Башлыкову-Шмидту-Соколову шли с опаской после происшествия на томилинской даче. А вдруг его уже задержали и на квартире засада? Вы боялись, Чалдон, и послали на разведку молочницу.

– Не боялся и не боюсь!

– Повторяю! – твердо проговорил майор. – Вы дали ложные показания на месте происшествия. Вы даже звонили по телефону, чтобы сообщить о том, что «Победа» была синего цвета. Это вы не будете отрицать? (Преступник молчал.) Для чего вы это сделали? Чтобы направить нас на след Иркутовой и этим выгородить истинную преступницу. Больше того: Иркутову вы хотели похитить и, возможно, убить. Для чего? Чтобы мы подумали: Иркутова, боясь разоблачения, скрылась. Этого тоже не отрицаете? (Чалдон по-прежнему молчал.) Повторяю, вы это сделали, чтобы помешать нам найти ту, которая угнала машину доктора, задавила женщину и сшибла милиционера. Кто она? Почему вы и Шмидт с риском для себя действовали в ее пользу? Зачем вам в тот вечер понадобился автомобиль?

– Я машину не угонял и женщины, сидящей за ее рулем, не знаю…

– Как же объяснить все ваши действия? Думаете отделаться молчанием? Напрасно! – Градов сделал знак конвоиру увести из кабинета Шмидта. – Наденьте эту шляпу, – сказал майор Егорову, – и встаньте к стене.

На этот раз Леня Ильин, посмотрев на преступника, сказал, чтобы он повернулся к стене боком. Потом мальчик присел, очевидно стараясь принять то положение, в каком видел пробегающего мимо него человека в шляпе. Наконец Леня подошел к Егорову ближе, взглянул на его лицо и проговорил, прижимая руку к груди:

– Это он, товарищ Градов! Он, честное пионерское! У него искалеченное ухо!

17

– Разрешите доложить, товарищ майор! – взволнованно сказал Мозарин.

– Докладывайте, лейтенант.

– Произошла удивительная вещь. Совсем неожиданно я столкнулся с новым лицом, и у меня возникли серьезные подозрения…

– Новое лицо? – спросил майор.

– То есть не совсем новое, – пояснил Мозарин. – Эта женщина известна мне. Но я встречался с ней во время следствия только один раз, беседовал две-три минуты.

Поставив на стол Градова пузырек с пилюлями, отобранными у Грунина, лейтенант рассказал, как напал на след этой женщины – Карасевой. По его мнению, у нее нужно немедленно произвести обыск.

– Какой же вы предлагаете план операции? – спросил майор.

– Я точно узнал, когда Карасева бывает на работе, и хочу, не тревожа ее, сперва отправиться к ней на квартиру. А потом уже на место ее работы.

– Только не забывайте! Для обвинения нам необходимы веские и вещественные доказательства. Стало быть, все зависит от результатов обыска. Чтобы действовать наверняка, лучше сначала пойти на маленькую хитрость: придя на квартиру Карасевой, вы должны сыграть определенную роль.

Майор тут же заставил лейтенанта прорепетировать эту роль. Градов подсказывал Мозарину некоторые фразы, жесты, интонации.

– Если артист плохо играет свою роль, его разругают рецензенты, – сказал майор. – Ну а если оперативный работник допустит фальшь в игре, хорошая девушка будет оплакивать хорошего парня!

– Товарищ майор, может быть, мне приклеить усики?

– Если вы сидите в первом ряду партера, – ответил Градов, – то отлично видите грим на лице актера, а тем более – накладные усы и бороду. А ведь в театрах – опытные гримеры-художники. Кроме того, захваченные игрой актера, мы забываем о его гриме. От первых рядов партера до сцены метра три, не меньше. А вы, человек далеко не искусный в гримировке, очутитесь нос к носу с преступниками. Что же, они не увидят ваших наклеенных усиков? Или, как театральные зрители, не захотят их видеть, чтобы не нарушить иллюзии?

– Но известны случаи, когда благодаря гриму удавалось провести преступника!

– Не благодаря гриму, а благодаря перевоплощению. Впрочем, сейчас некогда говорить об этом. Через два часа будьте готовы к операции.

Мозарин направился в научно-технический отдел к Корневой. Девушка примеряла новую шляпку, посматривая в ручное зеркальце, прислоненное к чернильнице.

– Извините, что приходится отрывать вас от срочной работы, – не удержался он от колкости. – Не дадите ли вы мне какой-нибудь старый халат?

– Пожалуйста! – ответила девушка, быстро спрятав зеркальце. – Вот вам старый халат нашего консультанта-химика. Только халат весь в пятнах, да еще разноцветных!

– Это мне на руку.

– Но на груди – смотрите-ка! – основательная дырка! Должно быть, прожгли какой-нибудь кислотой.

– А это еще лучше! – обрадовался лейтенант и уложил халат в портфель.

Мозарин съездил домой, переоделся в штатский старенький костюм, а свой офицерский вместе с фуражкой и сапогами уложил в чемодан и отдал шоферу, который вынес его и поставил в кабину. Захватив обшарпанный фанерный чемоданчик со всякой всячиной, служившей для ухода за мотоциклом, и надев затасканную кепку, Мозарин вышел из комнаты и столкнулся в дверях с матерью.

– Милые мои! – воскликнула она, всплеснув руками. – Куда эго ты так вырядился?

– Я, мама, еду по очень важному делу.

– Да разве по делам в такой рвани ездят! Тебя ни в одно учреждение не пустят.

– Я не в учреждение, а с визитом к одной гражданке.

– К женщине? Да в своем ли ты уме?! – решительно заявила мать и, втолкнув Михаила в комнату, закрыла за собой дверь. – Не пущу никуда и не проси лучше!

– Мама! Во-первых, меня машина ждет. Во-вторых, я еду по долгу службы. А в-третьих, ты забыла, что сейчас я работаю в Уголовном розыске.

– А что я говорила? Увидит тебя кто-нибудь на дворе – разговору после не оберешься.

Мозарин снял кепку, сунул ее в карман и, надев плащ, спрятал чемоданчик под полу.

– Ну, мама, так сойдет?

– Все же лучше! Да иди черным ходом, – сказала мать и, провожая сына, добавила: – А кепку лучше домой не привози, все равно выброшу…

В автомобиле Мозарин снял плащ, надел халат, взял кепку и, горестно вздохнув, нахлобучил ее на голову.

Машина спустилась к Красной площади и покатила мимо зубчатых кремлевских стен под бой часов Спасской башни. Лейтенант вспомнил, с каким замиранием сердца он и его товарищи слушали на фронте этот мелодичный звон, будящий мысли о родной Москве. Машина въехала на Москворецкий мост. И Мозарин увидел на чистом расплавленном серебре реки красную спортивную лодку. Легкая, словно рубиновая стрела, она летела вперед, и рулевая – тонкая девочка-подросток, похожая на темно-бронзовую статуэтку, – улыбалась гребцам, солнцу, простору. «Эх! – с завистью подумал молодой человек. – Давно пора тренироваться к сентябрьским мотогонкам. Запустил это дело, и все из-за проклятой синей "Победы". Но уж теперь, как ни хитри, загадочная женщина в белом платье, – от суда тебе не уйти!»

За квартал до нужного ему дома Мозарин велел шоферу остановиться в переулке и ждать. Через три минуты он поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру номер пять.

– Кто там? – спросил за дверью слабый старушечий голос.

– Простите, здесь живет гражданка Карасева?

– Здесь. Только Анна Григорьевна сейчас на службе. – Дверь открылась, на пороге стояла старушка. – А вы кто будете?

– Я самый полезный человек на свете. Из мастерской химчистки. На углу, знаете?

– А-а!

– Так вот, – продолжал лейтенант, входя в переднюю, – гражданка Карасева приносила нам в чистку туфли. Кажется, она испачкала их синей краской.

– Ах, да, да! Белые лодочки! Ну и что же?

– У нас вообще-то обувь в чистку не принимают. А я из уважения к дамскому полу обещал гражданке зайти и почистить ее туфельки – так сказать, в индивидуальном порядке.

– Очень хорошо! Только вот где я их найду? – озабоченно сказала старушка, приглашая «химика» в комнату.

Лейтенант вынул из чемоданчика какие-то пузырьки, тюбики, тряпицы, щеточки. Исподтишка он с волнением следил за старушкой, шарившей в гардеробе. Правда, переодетый сержант Попов уже побывал на службе у Карасевой и сказал, что она очень похожа на ту женщину, которая выдала себя за Людмилу Иркутову. Однако, по версии Градова, туфли, если на них сохранились синие пятна, оставались отправной, важной уликой.

– Нет, нет и нет! – воскликнула старуха, хлопнув себя руками по бедрам. – И куда Анна Григорьевна их подевала? Разве поглядеть в прихожей? Там у нас шкафчик…

Она вышла из комнаты и спустя минуту вернулась и торжественно вручила офицеру «лодочки». Так и есть: на правой подошва и носок были покрыты густыми синими пятнами.

– Анна Григорьевна хотела сама почистить, да размазала, – пояснила старуха, – еще хуже стало.

Мозарин подошел к раскрытому окну, поднял туфли, разглядывая их на свет. Это был условный знак, и Градов, стоявший на противоположной стороне улицы, стал переходить мостовую.

«Да, попробуй, сведи это пятно! Получится дырка», – подумал лейтенант, а вслух сказал:

– Что ж, попытка не пытка, гражданочка!

Он расставил на подоконнике свои пузырьки с костяным маслом, керосином, резиновым клеем.

– Вот универсальное патентованное средство «Монополь», – объяснил он старушке, – последнее достижение науки и техники! Вы трете любое пятно бензином, скипидаром, нашатырем и получаете чистую дырку! Вы трете любое пятно мировым «Монополем» – и получаете чистую вещь, как с фабрики!

– А сколько вы берете за работу? – спросила обеспокоенная клиентка.

– Без запроса! Смотря по труду, времени и расходованию «Монополя». Попрошу включить электрическую плитку или зажечь газ. Надо, чтобы смесь «Монополь» закипела.

В прихожей задребезжал звонок. Старушка открыла дверь и впустила управляющего домом, понятых, Градова и двух оперативных работников. Майор объяснил женщине – домашней работнице Карасевой, кто он такой. Предложив ей отпереть все шкафы, ящики комода и чемоданы, он строго обратился к Мозарину:

– А вы что тут делаете? Кто вы такой?

– Я только зашел вывести пятна, – сказал лейтенант. – Вот бабушка может подтвердить.

– А это не вы на Тишинском рынке травите своим средством… как его? Вспомнил: «Монополь»! Не вы травите костюмы граждан?

– Ах ты, батюшки мои! – воскликнула старушка. – А я-то ему доверилась!

– Ваши документы?

Мозарин показал какое-то удостоверение и стал собирать в чемоданчик свое хозяйство. Побранив его за то, что он ходит по квартирам, майор разрешил ему уйти.

Оперативные работники тщательно пересмотрели вещи Карасевой, но ничего подозрительного не нашли.

Градов взял с собой только фотографическую карточку Карасевой, на которой она была снята в сером спортивном костюме, бриджах, сапожках, со стеком в руке. Кроме того, на столике он обнаружил телеграмму – ее принесли часа через два после того, как Анна Григорьевна ушла на работу. Текст телеграммы гласил:

«Готовим Руслана Людмилу репетиции августе взяли руководителем Иванову порядок кружке обеспечен ждем вашего возвращения Семен Семенович».

Старушка заявила, что ее хозяйка занимается в кружках: драматическом и верховой езды. В свободное время (после ночного дежурства она двое суток отдыхает) уезжает на репетиции и спектакли или в Сокольники, в конно-спортивный кружок.

Мозарин быстро переоделся в кабине автомобиля в милицейскую форму и ждал майора в переулке. Все эти предосторожности были намечены заранее.

– Конечно, – говорил Градов, сев в машину, – Карасеву можно было бы просто задержать на службе: вызвать к управляющему, предъявить ордер, и все! Но у нее могут быть сообщники, которые еще на свободе. Кроме того, все говорит о том, что Карасева – профессиональная преступница и в критическую для нее минуту может выкинуть какой-нибудь фортель. Поэтому давайте подумаем, как захватить ее наверняка и без шума…

По вечерним улицам мчится машина «скорой помощи». Гудя сиреной, она мчится мимо красных светофоров. Орудовцы останавливают автомобили и автобусы, которые могут перерезать путь кремовой машине, и она беспрепятственно летит вперед…

Шофер останавливает машину возле ворот серого пятиэтажного дома. Мозарин в накрахмаленном халате, в белоснежной докторской шапочке, в больших темных очках сидит рядом с шофером и изредка оглядывается назад, на Корневу, отмечая про себя, что ей очень к лицу костюм медицинской сестры.

– Будьте осторожны, Надя, – говорит он. – Действуйте так, чтобы ни Карасева, ни кто другой ни в чем не сомневались.

– Не беспокойтесь, Михаил Дмитриевич. Справлюсь!

Придерживая рукой санитарную сумку, Корнева открывает дверцу и выходит на тротуар.

– Приготовить оружие! – приказывает лейтенант двум оперативным работникам -«санитарам».

Надя прошла мимо ворот, у которых стоял перед лотком продавец книг – высокий кудрявый парень в серой кепке, надвинутой на затылок. Ему было жарко, лицо лоснилось от пота, он облизывал сухие губы.

Корнева купила у него брошюрку и тихо спросила:

– Она здесь?

– Здесь, – ответил оперативный работник, получая с девушки деньги. – Второе окошко справа.

Взяв сдачу, Корнева поднялась по трем ступеням, отворила дверь и вошла в помещение аптеки. Она отыскала глазами Карасеву, по описанию Мозарина сразу узнав ее.

– Будьте добры, – сказала она, подойдя к окошку в стеклянной перегородке, – попросите на минутку Анну Григорьевну Карасеву.

– Это я…

– Вот славно! – вырвалось у Нади с такой неподдельной искренностью, что Карасева улыбнулась. – Я медсестра «скорой помощи». Только сейчас мы доставили с улицы Воровского пожилую женщину. Она садилась в троллейбус, он тронулся, она упала на ходу и сломала ногу и, вероятно, несколько позвонков. Ее фамилия… – Корнева достала из кармана халата записку и прочитала: – Пелагея Тихоновна Сухорукова.

– Моя домработница! – воскликнула Карасева.

– Она так и сказала. Видите ли, ей очень плохо. Возраст! Она все время требует вас. Хочет отдать какие-то ключи и телеграмму. Может быть, съездите? Тут как раз наша машина. Довезем!

– Я не могу без спроса отлучаться. Погодите минутку. Я отпрошусь.

Карасева получила разрешение, но все же решила проверить слова медсестры. Зайдя в кабинет уехавшего по делам управляющего, она плотно закрыла за собой дверь и позвонила домой.

Услыхав звонок, старая домработница поспешила к телефону, но ей преградили дорогу оперативные работники, дежурившие на квартире Карасевой. И второй звонок не достиг своей цели.

«Значит, Пелагеи нет дома!» – решила она, пожала плечами и вышла из кабинета.

В спешке она не обратила внимания на монтера, который, стоя на стремянке и мурлыча себе под нос песенку, возился у доски с электропробками. А монтер со своей высоты видел, как Карасева, взяв свой серый жакет, вышла с Корневой на улицу. Монтер взял какой-то инструмент, вошел в кабинет управляющего, соединился по телефону с Градовым и доложил, что задание выполнено благополучно. Майор приказал ему покинуть наблюдательный пост…

Корнева подошла с Карасевой к машине «скорой помощи» и попросила у доктора разрешения довезти женщину до клиники.

– Хорошо! – не оборачиваясь, буркнул Мозарин. – Халат!

Карасева сняла жакет, надела халат и села в кабину, на место для больных. Корнева передала Мозарину жакет Карасевой, влезла вслед за ней и села в углу в креслице медсестры таким образом, что загородила собой и лейтенанта и переднее стекло кабины, через которое можно видеть путь. Боковые стекла кабины «скорой помощи» были замазаны, как обычно, белой краской.

Гудя сиреной, машина помчалась.

18

Градов размеренными движениями набивал папиросы и укладывал их в коробку. Перечитав дело № 306, он теперь обдумывал план допроса Карасевой. Его смущало, что она не числилась ни под своей, ни под другой фамилией в картотеке профессиональных преступниц. Да, пожалуй, одна Карасева держит в руках «ключи» к раскрытию преступления на улице Горького. Но что стоит за этим уличным происшествием? Наезд на человека – цель преступников или случайность, спутавшая их планы?

В распахнутое окно влетела бабочка, покружилась по кабинету и села на высокую спинку дубового стула. Это была светло-коричневая крапивница с темными квадратиками и «глазками» на крылышках. Бабочка опускала и складывала крылья; потом затихла. Через минуту она вспорхнула, описала по комнате быстрый полукруг и забилась на оконном стекле. Градов подцепил листом бумаги крылатую гостью и выпустил на волю.

Майор позвонил. В кабинет в сопровождении милиционера вошла Карасева и еще с порога воскликнула:

– Это возмутительно! Тут что-то напутали!…

– Почему напутали? Вы Анна Григорьевна Карасева?

– Да!

– Родились в тысяча девятьсот пятнадцатом году, шестого апреля?

– Да, да, да! К чему эти вопросы? Мне сказали, что моя домашняя работница…

– Вот в этом пункте действительно напутали… – усмехнулся Градов. – Садитесь! У нас к вам очень несложное дело. Двадцать восьмого июля, ночью, вы неправильно перешли Преображенскую площадь и показали остановившему вас милиционеру чужой документ.

– Я что-то не помню такого случая! – заявила Карасева.

– А я вам напомню! – Градов нажал кнопку звонка и, когда вошел сержант Попов, спросил его: – Какой документ предъявила вам эта гражданка?

– Шоферские права Людмилы Павловны Иркутовой.

– Ах, да! – воскликнула Карасева, – Я так спешила в ту минуту, так волновалась…

– … что показали чужой документ, а потом скрылись?

– Честное слово, я перепутала документы!

– Каким образом оказались у вас шоферские права Людмилы Павловны Иркутовой?

– Я их нашла в тот вечер у ограды Сокольнического парка. Документ лежал возле урны…

Градов сделал знак Попову. Сержант открыл дверь и пригласил Людмилу войти.

– Гражданка Иркутова, – обратился к ней майор, – когда вы потеряли свои шоферские права?

– Я их никогда не теряла, – ответила девушка. – Они всегда лежали в ящичке шоферской кабины. После угона нашей машины я их получила в конверте из милиции.

– Стало быть, – сказал Градов Карасевой, – вы взяли права Иркутовой из ящичка, когда оставили автомобиль в сокольнической роще?

– Автомобиль? О чем это вы говорите?

Майор вынул из ящика стола белые туфли и поставил их перед Карасевой.

– Ваши? – видя, что она пожимает плечами, он добавил: – Эти туфли взяты на вашей квартире, их нам дала ваша домработница. Они лежали в шкафчике, в прихожей.

– Да… Это мои туфли. Только я что-то не понимаю. При чем они тут?

– Допрашиваю я, а не вы! Почему на них синие пятна?

– Стирала, пролила синьку. У меня свидетели есть.

– И у меня есть свидетель! – возразил Градов, передавая Карасевой отпечатанный на машинке текст химической экспертизы краски. – Туфли запачканы масляной краской «Берлинская лазурь».

– Экая чепуха! – произнесла Карасева, прочитав анализ. – Откуда у меня могла взяться такая краска? Гм… «Берлинская лазурь»!…

– Гражданка Иркутова! Объясните этой гражданке, откуда могла взяться «Берлинская лазурь».

– За день до того, как угнали нашу машину, я поставила возле сиденья шофера мой этюдник с красками, – ответила Людмила. – Вероятно, когда брала его оттуда, тюбик с «Берлинской лазурью» выпал. И тот, кто угнал машину, наступил на него, раздавал и измазал обувь.

Карасева вздрогнула, но тотчас же овладела собой и тихо проговорила:

– Вы меня совершенно сбили с толку…

Майор поблагодарил Людмилу, отпустил ее и снова обратился к Карасевой:

– Расскажите, как вы очутились на улице Горького в двадцать два ноль пять, как случилось, что наехали на женщину, а потом, когда милиционер преградил вам дорогу, сшибли и его и тут же скрылись?

– Ну уж это извините! Ни на кого я не наезжала.

– Запираться бессмысленно! – сказал Градов, вынимая из ящика своего стола папку. – Когда вы сшибли милиционера, он задел жезлом левый борт машины. На этом месте лак сильно поцарапан. Вы сбили милиционера. А если это так, стало быть, именно вы перед этим наехали на женщину.

– Нет, нет и нет!

– Результаты экспертизы – веская улика! Кроме того, вот акт о том, что женщина, на которую вы наехали, слишком поздно увидела, что ей грозит опасность, заметалась, споткнулась и упала. Вы были вынуждены на нее наехать.

– Да, но, если шофер, как вы выразились, «вынужден», разве он виноват? – проговорила Карасева.

– Это, конечно, смягчает его вину.

– А если к тому же был ливень и молния ослепила шофера?

– Это тоже в его пользу. – Градов в упор поглядел на преступницу. – Стало быть, сознаётесь, что наехали на женщину?

– Это произошло не по моей вине… – растерянно пробормотала Карасева.

– По вашей вине или нет – этого мы, к сожалению, не узнаем… Вчера пострадавшая женщина, так и не произнеся ни единого слова, умерла! – укоризненно произнес майор.

Градов заметил, что на губах Карасевой едва заметно мелькнула удовлетворенная улыбка. Он дописал протокол, прочитал вслух и протянул Карасевой. Она старательно вывела свою подпись и легким движением руки поправила волосы.

Градов уложил протокол в папку и спросил:

– Скажите, за что вы убили учительницу Веру Петровну Некрасову?

Брови Карасевой высоко поднялись, и она твердо проговорила:

– Вы ошибаетесь! Я не знаю никакой Некрасовой.

– Вы отлично знали покойную.

Градов позвонил. В кабинет ввели Егорова – Чалдона. Он в изумлении остановился, глядя на Карасеву.

Та вскочила со стула и дрожащим от злобы голосом закричала:

– Ну погоди, негодяй!…

– Да они сами всё узнали, – сквозь зубы процедил Чалдон.

– Сядьте, Карасева! – резко предложил майор. – Будете правду говорить?

– Не буду!

– Садитесь, Егоров… Вы толкнули Некрасову под трамвай по собственному почину?

– Ну чего зря спрашивать?

– Потрудитесь отвечать, Егоров!

– Ну, по собственному.

– Вы знали раньше Некрасову?

– Откуда я ее мог знать?

– Кто вам на нее указал?

– Я указала! – вдруг сказала Карасева.

– Егоров, вы сами додумались пустить на Некрасову малярную люльку?

– Нет, мне так поручили. Признаюсь, вначале мне предложили отравить ее, но я отказался.

– А почему не отравили?

– Честно скажу, мы такими делами не занимаемся… Ну, кроме того, она ходит в диетическую столовую, а там всегда полно народу – сразу влипнешь…

– Чем хотели отравить Некрасову?

– Порошком.

– Каким порошком? Говорите точнее!

– Я не ученый. Порошок как порошок.

– Я предлагала отравить, – опять сказала Карасева. – Сперва хотела примешать яд в какое-нибудь ее лекарство, но вскрытие показало бы, что Некрасова отравлена. Взяли бы на анализ остатки лекарства, установили, в какой аптеке оно изготовлено…

– Часто заходила Некрасова в аптеку?

– Довольно часто… Заказывала лекарства…

– Скажите, вы поручили Егорову пустить на Некрасову люльку?

– Я считала, что такой способ удобен и безопасен. Люлька после ремонта фасада висела уже с неделю над подъездом школы и могла висеть еще неделю. Ремонтники не торопятся. Время выхода Некрасовой из школы точно установлено. С пяти ступеней подъезда она спускается очень медленно…

– Дурацкая штука! – проворчал Чалдон.

– Почему дурацкая, Егоров? – спросил Градов.

– Сиди, как воробей, на крыше… Жди, смотри вниз: выйдет не выйдет Некрасова… А угадать трудно, и не верняк…

– Вы это выполнили по-дурацки! – вспылила Карасева, смотря на Чалдона злыми глазами. – И с трамваем провалили. А это гарантированный метод!

– Ну уж это вы кому другому скажите! – огрызнулся преступник.

– Это я вам говорю!… – повысила голос Карасева.

– Прошу помнить: вы находитесь в Уголовном розыске! – резко прервал ее майор.

Узнав, что Карасева – зачинщица трех неудавшихся покушений на учительницу, Градов стал выяснять, как был организован угон автомобиля и наезд на Некрасову. Карасева и Егоров противоречили друг другу в своих показаниях, но постепенно картина прояснилась.

Егоров приметил «Победу» с девушкой-шофером. Он стал следить за автомобилем и установил, что машина часами стоит без присмотра возле подъезда. Заведя с мальчишками во дворе разговор на автомобильные темы, Чалдон узнал, что это машина доктора Иркутова, а девушка – его дочь Людмила. «Ух и гоняет она "Победу"! Быстрее всех!» – восхищались ребята. Удалось выяснить, что все окна квартиры Иркутовых выходят во двор и из них не видно автомобиля. Доктор с дочерью живет на даче, но каждый вторник он в Москве – консультирует в клинике. После работы едет домой, а потом на машине вместе с дочерью, отправляется на дачу. Они уезжают в семь-восемь часов вечера. До отъезда «Победа» час или два всегда стоит в переулке. Егоров описал Карасевой внешность Людмилы, ее обычные платья, прическу.

Двадцать восьмого июля Карасева угнала автомобиль доктора. Сразу же, зная, что по вечерам учительница сидит дома, позвонила ей по телефону-автомату, выдав себя за мать Лени Ильина. Карасева сказала, что Леня, играя в футбол, сильно расшибся. Он очень просит учительницу навестить его. И еще «мать Лени» попросила Некрасову заглянуть в аптеку на улице Горького и купить свинцовую примочку и пузырек «зеленки». В квартире никого нет, не на кого оставить мальчика…

После этого Карасева завела машину в переулок, повернула ее в сторону улицы Горького – «нацелилась», как выразилась преступница. Егоров тем временем поджидал учительницу возле ворот ее дома и, как только она вышла, отправился следом за ней. Миновав Тверской бульвар, Некрасова пошла, как правильно рассчитали преступники, по правой стороне улицы – на левой днем заливали асфальтом тротуар, и он был огорожен. Когда она показалась на углу переулка, Карасева пустила машину на второй скорости. Некрасова стала медленно переходить дорогу. Егоров подал условный знак. Карасева включила третью скорость, дала полный газ, и автомобиль рванулся на учительницу…

– Зачем вашим сообщникам понадобилась пустующая томилинская дача певца Миронова? Почему они там оказались?

– Дача нужна была для того, чтобы вызвать туда Иркутову.

– Зачем же вам была нужна Иркутова? Почему вы заманили ее и увезли в лесную сторожку?

– После наезда на Некрасову я не могла внезапно скрыться, это вызвало бы подозрение. Мне обещали дать отпуск с первого августа, но в последний день неожиданно задержали до седьмого августа.

– Какое это имеет отношение к Иркутовой?

– В последние дни я стала чувствовать нависшую надо мной опасность… Надо было усилить улики против Людмилы, а лучше всего – вывести ее из игры, чтобы она больше не появлялась в Уголовном розыске. В конце концов тут могли доискаться до истины… Я нервничала. Решила, что лучше всего – убрать ее до моего отъезда. Егоров продержал бы у себя Иркутову еще дня два, а потом мы бы скрылись.