Текст книги "Дело №306"

Автор книги: Лев Кассиль

Соавторы: Матвей Ройзман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

9

К вечеру Мозарин доложил, что лежащая в клинике женщина – учительница 670-й школы Вера Петровна Некрасова. Лейтенант привел с собой директора школы и любимого ученика Некрасовой – Леню Ильина.

Высокая седая женщина в светлом платье опустилась в кресло против Градова. Серые глаза с тревогой взглянули на него. Положив на стол худощавые руки, она с волнением спросила:

– Вера Петровна будет жить?

– Врачи надеются, что да, – ответил майор.

– Педагоги и ученики очень любят Веру Петровну. Она опытная учительница и чудесный человек!…

– Давно она у вас работает?

– До войны работала шесть лет. После возвращения в Москву – третий год.

– У нее есть родные?

– Были… Когда-то… Фашисты загнали ее семью с другими жителями села в сарай, облили стены керосином и подожгли.

– А где же в это время была Вера Петровна?

– Она пятнадцатого июня сорок первого года поехала на Украину, погостить к родителям, да так и осталась там. Ее отец был председателем колхоза. Вера Петровна ушла в партизанский отряд. Во время боя ее, раненую, захватили в плен. До сорок пятого года она просидела в концентрационном лагере.

– Откуда это вам известно?

– Она сама рассказывала. У нее имеются документы.

– Почему же вы не побеспокоились о том, что она так долго не появляется в школе?

– Теперь ведь каникулы… К тому же она собиралась уехать в деревню и вернуться только к началу школьных занятий. Я была рада за нее. Она все время лечится у гомеопата, сидит на диете. Она очень переутомилась, а тут еще под трамвай чуть не угодила. А еще раньше – вот не везет человеку! – над ее головой сорвалась малярная люлька. Оба случая очень странные. Я и пришла, собственно, для того чтобы об этом заявить.

– В каком смысле странные?

– Вы, пожалуйста, спросите об этом у Лени. Он лучше расскажет.

– А когда произошли эти случаи?

– Приблизительно за неделю до того, как она собралась ехать в деревню.

– Как вела себя Вера Петровна в эти дни?

– Она нервничала. Очень нервничала. Потом она плохо видит. Вообще, как стемнеет, всегда сидела дома, не выходила на улицу одна. Ребята провожали ее и в школу и домой.

– И Леня?

– Очень часто. Я редко наблюдала такую дружбу между педагогом и учеником.

Мозарин позвал в кабинет Леню Ильина. Школьник подошел к Градову, поздоровался за руку. Взгляд у него был строгий, волосы старательно приглажены, ботинки начищены.

Градов с улыбкой поглядел на школьника.

– Ты в каком классе учишься?

– В пятом.

– Отличник?

– Нет. У меня по некоторым предметам четверки, троек нет, а по русскому иду впереди всех.

– А ты учил басню Крылова про синицу?

– Учил. Это когда я еще маленький был.

– Как это там у Крылова: «Промолвить к речи здесь годится…»

– Помню:

Промолвить к речи здесь годится.

Но ничьего не трогая лица,

Что делом, не сведя конца,

Не надобно хвалиться.

Школьник густо покраснел.

– Я не хвалюсь! – воскликнул он. – У меня по русскому все пятерки. Вера Петровна сказала: если постараюсь, буду у нее самым лучшим учеником.

– Ну если Вера Петровна сказала, верю. Ты часто с ней разговаривал?

– Каждый день. А после уроков я ее домой провожал. И теперь, летом, прибегал. Как вернулся из пионерлагеря пятнадцатого июля, так сразу к ней пришел.

– Когда ты провожал ее в последний раз?

– Двадцать шестого июля. Но я еще собирался проводить ее на вокзал. Веру Петровну одну нельзя пускать. С ней всякие истории приключаются.

– Какие же это истории?

И мальчик рассказал, как однажды в сумерках к подъезду ремонтирующейся школы подкатил шеститонный грузовик с углем. Люк подвала выходил на улицу неподалеку от подъезда. Все ребята, игравшие во дворе в футбол, стали помогать шоферу и дворнику сбрасывать уголь в люк. Даже подрались из-за лопат, а Вера Петровна подошла и прикрикнула на них. Вдруг послышался шум. И ребята увидели, как быстро скользит с крыши трос, на котором висела малярная люлька. Школьники закричали: тяжелая люлька падала прямо на учительницу. Она едва успела отскочить.

Спустя дня три Леня провожал Веру Петровну домой. Дело было днем. Они собирались переходить улицу. По ней мчались автомобили, трамвай, автобусы. Несмотря на возражения мальчика, учительница взяла его за руку и повела. Увидев приближающийся трамвай, она остановилась, чтобы пропустить его. В эту секунду какой-то человек, перебегая через рельсы, гак толкнул Веру Петровну, что она упала на трамвайный путь. Леня тоже покатился на камни. Трамвай остановился в двух шагах от Веры Петровны.

– Ты видел лицо человека, который толкнул твою учительницу? – спросил Градов.

– Мельком видел.

– А не заметил, как он был одет?

– Шляпу заметил и пальто.

– Ну а перед тем, как люлька сорвалась, к лебедке никто не подходил?

– Мы стояли к лебедке спиной.

– Вера Петровна не говорила, – обратился Градов к директору, – что с ней бывали еще какие-нибудь случаи?

– Нет, – ответила женщина.

В кабинет вошла Корнева и положила на стол анализ окурков. Она хотела уйти, но майор остановил ее.

– Вот, Леня, познакомься. Эта девушка – наш следопыт.

Школьник недоверчиво посмотрел на Корневу.

– Правда? – спросил он.

– Правда! – ответила Надя.

– Вот послушай-ка, какая это удивительная тетенька! – сказал Градов. – Если, например, по дорожке сада пройдет несколько человек, ей потом стоит только посмотреть на следы, и она скажет, кто тут прошел: ребенок, женщина или мужчина, молодой или старик, высокий или низкий, с тяжелым грузом или налегке, спешил или с ленцой гулял. По характеру следов узнает моряка, грузчика, кавалериста.

– Ух ты! – с восторгом произнес Леня. – Она прямо может показать: вот этот прошел?

– Конечно, может. Скажем, мимо дачи проходили ребята. Один из них отстал, перелез через забор, попросил воды, потом догнал товарищей. Корнева посмотрит следы на заборе, изучит их и точно укажет на того, кто пил воду.

– И на асфальте угадает следы?

– Ну нет! На асфальте, в городе это трудновато. Но в таком случае у нас есть помощники – служебно-розыскные собаки.

– Это интереснее, чем в книжках! – воскликнул школьник. – А я смогу когда-нибудь стать таким следопытом?

– Вот окончишь школу – приходи к нам, а тогда посмотрим.

У Лени вытянулось лицо, он умоляющими глазами посмотрел на Надю.

– Виктор Владимирович, – сказала она, – если школа не будет возражать, я и теперь берусь его научить читать следы собак, лошадей, коров, велосипедов, автомобилей…

– Ой, можно? – спросил мальчик директора школы. Та кивнула головой. Леня бросился к Наде и спросил, когда к ней можно прийти.

Проводив посетителей, Градов протянул листок с анализом окурков Мозарину.

– Вы знаете по делу номер триста шесть столько же, сколько и я. Ваше мнение?

– Товарищ майор, я не уверен в том, что Иркутова невиновна. И еще не знаю, какое участие принимал во всем этот доктор.

– Читайте, читайте! Анализ окурков показывает, что папиросы курили разные люди. Впрочем, это и так ясно: настоящий курильщик редко меняет марку папирос.

– Раз один окурок лежал в воде, анализ неточен.

– Ладно, ладно… А что вы думаете о пострадавшей учительнице Некрасовой?

– Если она кого-нибудь боялась, почему никуда об этом не заявляла? Во всяком случае, как говорил мой батька: «Темна вода во облацех воздушных, а наипаче в Евиной душе».

10

Врачи наконец разрешили посетить Некрасову. Через десять минут оба офицера уже ехали в больницу.

Вдоль тротуаров бежали ручьи, по которым, подпрыгивая, неслись бумажные кораблики. Мальчишки с криком бежали за ними. На желобах высоких домов в голубоватой дымке испарений сидели пепельные голуби.

Градов и Мозарин вошли в палату. Голова и лицо Некрасовой были наглухо забинтованы. Только глаза лихорадочно блестели в прорезях бинтов.

Врач предупредил офицеров:

– Прошу вас, товарищи, не утомляйте больную. У нее сегодня уже были гости – директор школы с двумя учениками.

Майор подсел поближе к учительнице, чтобы видеть выражение ее глаз. Ему было тяжело смотреть на эту изувеченную женщину, но даже ее немые ответы могли многое дать следствию.

– Мы рады, Вера Петровна, что вам лучше, – начал он. – Нам рассказали всю вашу историю. Мне кажется, вас кто-то преследует? – Видя, что Некрасова опустила ресницы, он спросил: – Кто же это? Мужчина? – Некрасова открыла глаза и пристально на него посмотрела. – Женщина?

Некрасова, снова утверждая, опустила ресницы. Но на вопрос, известна ли ей фамилия этой женщины или ее адрес, Некрасова не ответила. Только одно удалось узнать майору: учительница видела эту женщину в Москве.

– Благодарю вас, Вера Петровна, – сказал он. – Поправляйтесь! Вас любят, вас ждут – и Леня Ильин, и другие. До свиданья!

По просьбе Градова дежурный врач повел офицеров к раненому регулировщику. Увидев входящих офицеров, он хотел приподняться, но Градов жестом остановил его. Майор спросил, не разглядел ли милиционер шофера, который управлял автомобилем доктора? Регулировщик ответил, что успел заметить только оголенные по локоть руки и белые рукава, – очевидно, машину вела женщина в белом платье. Этот ответ не удовлетворил майора – ведь и мужчины летом закатывают рукава по локоть.

Выйдя из больницы, Мозарин заметил:

– Жаль, что вы, товарищ майор, не спросили у Некрасовой об этом «приказе».

– Бессмысленно просить ее расшифровать записку, пока она не в состоянии говорить, – ответил майор. – Да и не стоит ей сейчас открывать, что «приказ» в наших руках. Прежде всего нам самим надо кое-что прояснить. Очень странный «приказ»!… Команда на совершение серьезной диверсии почему-то дана открытым текстом. Ведь записка не зашифрована, написана без применения какого-либо кода, вот что удивляет! Обычно такие документики выглядят по форме записками самого невинного содержания. Расшифровка их, определение системы и типа кода дают следствию в руки кое-какие ниточки… А здесь – непонятное легкомыслие предполагаемых диверсантов. По существу никакой конспирации. Странно, что и работники государственной безопасности пока не торопятся с этим «приказом»… – Градов помолчал и добавил: – А вы, лейтенант, побывайте на квартире Некрасовой. Пожалуй, это надо было сделать раньше.

Некрасова жила в трехкомнатной квартире: две занимал инженер Федоров с женой и детьми, а третью, меньшую, – учительница.

Соседка Веры Петровны объяснила, что Некрасова живет в этой квартире два с лишним года, уходит рано, приходит из школы поздно. А в свободные дни сидит дома. Она неразговорчива, вероятно сказывается долгое пребывание в фашистском концентрационном лагере.

Заходят к ней главным образом ученики, чаще всего Леня Ильин. Изредка добиваются беседы с ней родители школьников, но она предпочитает разговаривать с ними в учительской.

Получив ключи от комнаты Некрасовой, Мозарин пригласил двух понятых и вошел в небольшую светлую комнатку. На стенах темнели несколько рамочек с фотографиями учеников, снятых со своей учительницей.

Письменный столик, три стула, маленький гардероб, этажерка с книгами и железная, застланная шерстяным одеялом кровать – вот и вся обстановка. Лейтенант тщательно перебрал все в ящиках письменного стола, но ничего, кроме ученических тетрадей, записок родителей да старых бальников не обнаружил. Он вынимал книгу за книгой, перелистывал страницу за страницей, встряхивал, но ни в учебниках, ни в томах художественной литературы тоже ничего не нашлось. Он перебрал все в шкафу, вытащил из-под кровати чемодан – и все с тем же результатом: ничего интересного для следствия!

После трехчасовой утомительной работы лейтенант составил протокол, дал его подписать понятым, поблагодарил их и запер комнату.

Градов решил посоветоваться со своим начальником – комиссаром Турбаевым. Седой, приземистый, добродушный уралец благодаря своей угловатой фигуре, медленным движениям и некоторой мешковатости казался неторопливым увальнем, у которого душа нараспашку. Но когда сообщали о каком-нибудь преступлении или когда оперативные сотрудники, по его выражению, «волынили» с розыском преступников, куда пропадали его добродушие и мешковатость! В одно мгновение он превращался в решительного, волевого командира, указания которого поднимали иной раз сотню оперативных работников, непреложно и непоколебимо идущих по следам нарушителей закона.

В том городе, где до назначения в столицу работал Турбаев, преступники, как местные, так и «гастролеры», боялись его и предпочитали объезжать опекаемую им территорию. Еще до Отечественной войны в газетах промелькнуло сообщение о том, как он задержал несколько отпетых бандитов, засевших в каменном особняке. На двери особняка люди Турбаева наложили стальные щиты, и в окна, чтоб избежать напрасного пролития крови, пожарные во время сильного мороза направили из брандспойтов могучие струи воды. Через двадцать минут преступники один за другим стали выпрыгивать со второго этажа и сдались «на милость победителя».

Комиссар редко терял хладнокровие, и его спокойный голос действовал на сотрудников куда убедительнее, чем сердитый окрик иного горячего начальника.

Когда оперативные работники начинали сомневаться в себе, наталкивались на особые сложности, они, не стесняясь, шли за советом к комиссару. Опираясь на свой богатый опыт, он уверенно, но по-товарищески приходил им на помощь.

– Интересное дело! – сказал Турбаев, выслушав Градова. – Инсценировано все очень хитро. И, что там ни говорите, вас сбили со следов, запутали. – Он взял деревянное пресс-папье, поставил его на ручку, крутнул. И оно завертелось по столу, как волчок. – Конечно, преступному шоферу повезло. Дождь… Пострадавшая упала… Прогон машины по колючей проволоке хорошо задуман и еще лучше выполнен. Человек не растерялся, сразу нашелся: уверенно угнал машину за сокольническую рощу, а потом превратился в «невидимку». Да, дорогой майор, этот тип – опасный экземпляр. Согласен с вами – чувствуется опытная преступная рука. И он не должен больше разгуливать на свободе. Вы поняли меня?

– Да, товарищ комиссар, – ответил Градов. – Спасибо. Вы подтвердили мои мысли, улики – уликами, но…

– А как работает у вас лейтенант Мозарин?

– Ничего. Неопытен еще, но со смекалкой и огонек есть.

– Может быть, возьмете себе в помощь еще кого-нибудь?

– Нет, не стоит. Парень с самолюбием, зачем его обижать?…

Следующим утром в ленинском уголке собрались все милиционеры, которые дежурили двадцать восьмого июля после двадцати двух часов в районе Сокольнического парка.

– В двадцать два ноль пять автомобиль номер восемьдесят два – тридцать пять был на улице Горького, – рассказывал майор милиционерам. – Минут через двадцать он уже мчался вдоль ограды Сокольнической рощи. Может быть, человек сразу оставил машину, заведя ее на место пожарища. А может быть, он дожидался прекращения ливня и после этого ушел? Так или иначе, дело было в районе ваших постов. Кто-нибудь из вас видел этого водителя, как вы сейчас видите меня? Вот, прошу вас, товарищи, постарайтесь припомнить тот вечер.

Милиционеры молчали. Потом один, во втором ряду, поднялся с места.

– Разрешите, товарищ майор! Было это в двадцать три с минутами. Шел гражданин, с виду выпивший. Смотрю, у него полы пиджака здорово оттопыриваются. Я шагнул ему навстречу, а он – бежать! Ну догнал, посмотрел. Автомобильные приборы. «Где взял?» – «В мастерской, из починки только что». – «Какая, говорю, теперь мастерская, в одиннадцать вечера? Говори адрес!» Ну признался он, что украл автомобильные приборы. Я отвел его в отделение.

– Спасибо, товарищ! – сказал Градов.

– Удивила меня одна гражданочка, товарищ майор, – начал широкоскулый усатый сержант Попов, вставая и посмеиваясь. – Случилось это, когда дождь уже перестал. Контролерша проверяла в автобусе билеты у пассажиров. У одной гражданки билета не оказалось. Дескать, крупные деньги, кондуктор не менял! Ну контролерша, известное дело, штраф! А гражданка вылезла, не хочет платить, да и ходу от контролерши. Та догнала ее, тащит ко мне. Объясняю: «Вы нарушили постановление Моссовета. С вас штраф». Она раскрывает сумочку, дает сотню. А у меня сдачи и полсотни не наберется. Предлагаю пройти до почтового отделения, там разменяют. Она говорит: «Некогда! Давайте сколько есть, остальные себе оставьте!» Ну, тут я пристыдил ее, подвел к фонарю, документ потребовал. Конечно, народ набежал. Смотрю – дает мне шоферские права. Все в порядке. Хочу вернуть, а женщина, пока я права смотрел, сквозь народ пробилась и на автобус вскочила. Я дал свисток, да шофер не расслышал. С чего она так, непонятно! Я доложил об этом командиру отряда. Права и девяносто рублей сдачи утром в пакете отправили с мотоциклистом.

– А какая она из себя, эта женщина? – спросил Градов.

– Молодая, – ответил Попов, – в белом платье, рукава короткие. Вся промокшая.

– Не заметили, какие у нее туфли?

– Белые.

– А на чье имя были шоферские права?

– Сейчас скажу, – проговорил сержант и, достав записную книжку, перелистал ее. – На имя шофера-любителя Людмилы Павловны Иркутовой. Ермолаевский, дом номер семнадцать-Б, квартира шестьдесят семь.

11

Утро – великолепное, лучистое, ветреное – шумело и звенело на улицах столицы. Высоко над городом, блестя на солнце, плыл серебристый самолет. По асфальту маршировали молодые, загорелые, стройные солдаты, впереди них, сверкая серебряными трубами, шагал оркестр. И воины, и музыканты, и молодцеватая выправка, и знакомый марш – все это взволновало Мозарина. Сам того не замечая, он зашагал в ногу с пехотинцами.

Лишь только лейтенант пришел на службу и уселся за стол, как позвонил Грунин. Экономист извинился, что не сделал этого раньше: номер телефона затерялся в бумагах, теперь нашелся. Мозарин попросил его заехать в ОРУД.

– Мне пришлось сократить свое пребывание в столице, – объяснил Грунин. – Завтра вечером уезжаю в Новосибирск. А сегодня буду заканчивать свои дела. Занят по горло до позднего вечера.

– Гражданин Грунин, мы нашли шофера, которого вы видели, – объяснил Мозарин, – и хотим, чтобы вы опознали его!

– Да ну? – удивился экономист. – Что же это за женщина: видела, что сбила старуху, и даже не остановилась? Наверное, какая-нибудь ведьма?

– Нет, представьте себе, девушка. И даже с артистической жилкой.

– Да что вы говорите? Нормальная?

– Думаю, что да, – ответил офицер и рассмеялся. – Так как же все-таки: заедете к нам?

– Товарищ Мозарин! Весь день буду бегать по учреждениям, утром уезжаю – ни минуты свободной не найдется. Вы уж извините меня, но раньше чем в…

Внезапно трубка захрипела, потом послышались длинные гудки. И Мозарин понял, что их разъединили. Он несколько раз подул в трубку, потом опустил ее на рычаг и стал дожидаться нового звонка экономиста. Но тот не звонил.

Секретарша Градова предупредила лейтенанта, что в Управление едут Иркутовы, и майор приказал вызвать сержанта Попова.

Доктор вошел к Градову один, без Людмилы. По его лицу было видно, что он чем-то сильно расстроен.

– Старость не радость, майор, – сказал Иркутов, закуривая папиросу. – Не поспал ночь, и все колесики расшатались.

– Старость – понятие условное, – возразил Градов. – Вам, как врачу, это должно быть известно лучше меня.

– Конечно, – вздохнул Иркутов, – но ведь все же нам «не по восемнадцатому годочку». Кстати, о молодежи… Разрешите поговорить о дочери. Вчера она мне все откровенно рассказала. Я очень много думал над этим. Вряд ли вы стали бы, не имея на то основания, допрашивать ее. Но она могла вам и не сказать всего. Поэтому я на правах отца учинил ей форменный допрос и вот теперь заявляю: она невиновна в том, в чем вы ее подозреваете!

– Я рад, что вы желаете нам помочь. И мы обещаем разобраться в этом деле со всей тщательностью. Но как отнесется ко всему этому Людмила Павловна?

– О, Людмила?! – воскликнул Иркутов. – Я сейчас позову ее! – Он вскочил.

– Не беспокойтесь! – Градов позвонил секретарше и приказал пригласить девушку.

Людмила вошла, молча кивнула майору. Он подвинул второе кресло к столу. Она села, взглянула на отца и Градова, пытаясь по их лицам угадать, к чему свелась их беседа. Потом опустила ресницы и тихо сказала:

– Я хотела успокоить отца, майор, но думаю, что пока вы не закончите следствия, ничего не изменится…

– Нет, многое изменилось бы, Людмила Павловна, если бы вы ничего от нас не скрывали.

– А что я скрыла, майор?

– Вам привезли шоферские права?

– Да!

– И, кроме них, ничего?

– Я получила еще квитанцию об уплате какого-то штрафа.

– Почему вы об этом мне не рассказали?

– Зачем же мне говорить? Вы об этом сами знаете.

– За что вы уплатили штраф двадцать восьмого июля?

– Я не платила.

– Но в том же конверте было еще девяносто рублей. Очевидно, вы дали сто рублей и вам прислали сдачи?

– Девяносто рублей было, но ста рублей я никому не давала!

– Куда же вы дели девяносто рублей?

– Я переслала все, кроме моих шоферских прав, обратно.

– Вы носите права в кармане?

– Только теперь, а до того, как угнали машину, я клала их в ящичек водительской кабины.

– Сейчас я попрошу сюда милиционера, который вас штрафовал двадцать восьмого числа. Я уверен, что вы его узнаете!

В кабинет вошли Мозарин и Попов. Девушка сказала, что видит сержанта первый раз в жизни. Внимательно посмотрев на Людмилу, бывалый сержант милиции уверенно объявил, что он штрафовал не эту девушку. Градов поблагодарил Иркутовых, попрощался с ними. Когда отец и дочь вышли из кабинета, майор выяснил у сержанта, что оштрафованная женщина старше Людмилы, подмалевана, пониже ростом, но главное – и голос и манера говорить совсем другие.

– Товарищ майор, – вмешался Мозарин, – идя к вам, я беседовал с сержантом. Он ведь задержал женщину посредине мостовой, было темно, и он не мог разглядеть ее хорошенько. А когда подвел ее к фонарю, все внимание обратил на ее документы. Эта Иркутова очень умная девица. Может, она нарочно изменила манеру разговаривать. Ведь на актрису учится…

– Что же вы предлагаете? – спросил Градов.

– Я хочу показать Иркутову свидетелю Грунину.