Текст книги "Страсть и власть"

Автор книги: Летиция Болдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

"Влиятельные женщины носят много дорогих колец, отращивают длинные ногти, тщательно их красят и подолгу разглядывают. Они очарованы своими руками и драгоценностями, и ждут от тебя того же. Нужно иметь это в виду и отрастить ногти, как у них".

"Эти женщины много не болтают, чем они занимаются, как я заметила. Возможно, они опасаются, что такая болтовня дает возможность другой женщине выведать у первой ее секреты и использовать их против нее".

"Влиятельные женщины или слишком худые и носят панталоны, или слишком высокие и им все равно, что носить".

Из всего этого Дженни Ли Мерривезер делала заключение:

"Когда они собираются вместе, то делают вид, что им приятно увидеть друг друга, но я не понимаю, зачем им нужны эти встречи. Чувствуется, что они постоянно куда-то торопятся и слишком устали, они совсем не говорят о своих мужьях и детях. Возможно, они не имеют ни тех, ни других. А, может быть, те, кто имеют, не хотят обидеть тех, у кого их нет.

Короче, я не уверена, что хочу стать влиятельной женщиной, чтобы вместо десерта выслушивать скучные речи мэра или других женщин за обеденным столом".

Марийка решила обсудить с Дженни ее сочинение, параграф за параграфом, пока же отложила его в "долгий ящик". На день-два, может, на месяц-другой.

Дочка Сэма Мерривезера была восприимчивой девушкой. Но если она заметила только длину ногтей и размеры колец, и это вся информация, вынесенная с деловой встречи, ей лучше выбрать другую карьеру, или вернуться домой и заняться, например, выращиванием цветов.

Вечером, во время обычного до сна разговора с Джонатоном, Марийка, загибаясь от смеха, рассказывала о первых шагах в «свете» Дженни Ли Мерривезер.

– Если она настолько безнадежна, – сказал Джонатон, – мой тебе совет – отошли ее обратно к отцу. Так будет лучше и для нее, и для него. Или спихни ее кому-нибудь подальше, пока она еще чего-нибудь похуже не натворила.

– Я всегда соглашаюсь, когда ты мне даешь советы. И готова сама надавать тебе кучу, хоть ты об этом и не просишь.

– Ты можешь, я знаю… Марийка, тебе не нравятся мои манеры за столом, мое бриллиантовое кольцо, мое вечернее времяпровождение, мои советы…

– Все! Больше никаких упреков, я сдаюсь.

– Если женщина, которую я люблю, позволяет себе критику в мой адрес в небольших дозах, я всегда это буду только приветствовать. – Он театрально вздыхал и сопел. Марийка вспыхнула при словах "женщина, которую я люблю". – Ну, давай вернемся к Дженни.

– Мне она, знаешь, даже стала нравиться. – Может, из чувства противоречия Марийка решила защитить свою протеже. – Она очень наивная, но у нее есть тонкое чувство юмора…

– Уж не собираешься ли ты зачислить ее в штат агентства?

– Да, чем больше я думаю о ее закидонах, тем больше она мне нравится. После обучения я возьму ее на оплачиваемую должность, тем более, что моя другая юная ученица, Кристен, должна подняться на одну ступеньку вверх. – Марийка принялась болтать о своих планах реорганизации агентства, совершенно не подумав, насколько это может быть интересным для Джонатона. Тут она подошла к проблеме, которая ее тревожила. – У меня такое чувство, что Гортензия не зря невзлюбила Грега и не доверяет ему.

– Хоть ты и проигнорировала многие мои советы, позволь мне дать тебе еще один. Поскорее избавься от него.

– Это не так просто. Он владеет солидным пакетом акций компании. Я дала их ему в качестве премии за его прошлые заслуги.

– Избавься от него любым путем!

– Я не могу выгнать человека просто так, без объяснений. Что я ему скажу?

– Скажи, что твоя женская интуиция подсказывает тебе – вам нужно расстаться.

– Я не могу молоть подобную чепуху! Будь посерьезнее. Придумай что-нибудь. Какую причину я могу назвать?

– Просто подожди, и он сам скоро даст тебе повод. Моя дорогая и неподражаемая Марийка, в мире бизнеса, с моей точки зрения, ничто не имеет такой вес, как женское чутье. Я ставлю его выше, чем остальные виды интуиции и предсказаний. Наступит нужный момент, и ты найдешь правильное решение – оно придет само собой.

– Мне так необходимо бывает рассказать тебе о делах моего агентства. А для тебя это, наверное, ужасно скучно. Мой отец всегда был тем человеком, с кем я делилась о своих проблемах.

– Все, что с тобой связано, не может мне наскучить. Ты думаешь, мне не нужен чуткий и понимающий собеседник, с кем хочется поговорить о своих проблемах, если дело идет плохо. Такое случается со всеми нами. Тебе нужен свежий взгляд постороннего, чтобы проверить свое чутье. В любом случае, запомни, если ты не хочешь дождаться больших неприятностей с этим человеком, поговори с адвокатом, но только не с Энтони, а с кем-нибудь со стороны, прежде, чем ты предпримешь какие-то действия. Будь готова дать очень серьезное обоснование для увольнения Грега, и затем быстро расстанься с ним.

– Я еще далеко не готова к этому.

Джонатон стал издевательски присвистывать, но Марийка остановила его:

– Знаешь, что самое трудное?..

– Знаю – очень трудно разговаривать с тобой.

Марийка рассмеялась:

– Ты, как и Лайза, заставляешь меня смеяться, когда я пытаюсь говорить о серьезных вещах, которые меня тревожат.

Он тут же посерьезнел:

– Слушаю тебя внимательно, извини, продолжай.

– У тебя есть время ходить в настоящий театр?

– Вот это да! Разговоры с тобой, Марийка, меня всегда потрясают. Мы поговорили о любви, о проблемах бизнеса, а теперь заговорили о театре. Какие пьесы ты предпочитаешь? Никогда ни с кем я так интересно не разговаривал по телефону за всю свою жизнь.

А мысли Марийки перескакивали с предмета на предмет. Она решила, что настал момент рассказать Джонатону о своем настоящем отце. Она глубоко спрятала мысли о нем и ни с кем этот вопрос, после разговора с Лайзой, не обсуждала. Она считала, видимо, что это больная тема, и сама не заводила беседу об этом. Слишком мало времени прошло после похорон Чарли Рассела. Лайза только один раз сказала:

"Мама, когда-нибудь мы поедем с тобой в Венгрию, как хотел дедушка?". – "Как-нибудь, Лайза, поедем…" – ответила Марийка.

И вот Марийка, которая могла бы по праву носить фамилию Бокани, решилась и рассказала Джонатону то, что поведал ей Чарльз Рассел в свой последний приезд в Нью-Йорк.

Джонатон внимательно ее слушал, не перебивал, молчал, когда Марийка делала долгие паузы. Она все рассказала, и словно камень с души свалился, не могла она больше держать эту новость про себя.

– Ты не должна чувствовать за собой никакой вины, что расспрашивала его об отце, хотя это нормальная реакция. Ты все еще горюешь о Чарли Расселе, но сердце не может жить только горем.

– Но я не могу примириться с мыслью, что был еще один отец – странная, романтическая, таинственная фигура, мужчина, чьи гены есть во мне, который так и не успел узнать о моем рождении.

– Ты думаешь о нем, как о живом, но его нет, Марийка. Он не оказал никакого влияния на твою жизнь. Не придавай ему сейчас столько значения.

– У матери был только один ребенок – я! Я не могу думать, что Иштван Бокани никогда не существовал. Благодаря ему я родилась на свет.

– Во всяком случае, я за это благодарен ему!

– Жаль, что ты не видишь сейчас моей улыбки.

– Я чувствую ее. Она легкая, как крылья бабочки.

– Какой же ты болтун, Джонатон Шер!

– Так пожелай мне спокойной ночи. Я уже подумываю – не купить ли мне "Америкэн телеграф энд телефон компани", чтобы не разориться на счетах за телефонные разговоры.

– Спокойной ночи, мой дорогой! – сказала Марийка, после его звонка ей стало легче на душе, хотя многие проблемы еще только предстояло решать.

Она знала – существует такой человек на свете, Джонатон Шер, и он любит ее.

Это – главное.

8

Был один из тех дней, когда клиенты «достали» ее своими звонками и неудовлетворенным любопытством. Им мало было того, что их фото и статьи о фирмах появились в последних выпусках бизнес-страницы «Нью-Йорк таймс» и «Форбс». Они замучили ее вопросами, а почему пресса не сказала того-то и того-то, то-то не заметила, это не уточнила, почему опубликовали фото в урезанном виде – «я там есть, а моих компаньонов отрезали».

В такие дни она готова была послать всех к черту!

Сидни Миллер был одним из таких надоедливых клиентов.

– Я недавно видел в газете упоминание вашего имени, Марийка, среди гостей на приеме в Белом доме. Почему бы вам не сделать такую вещь для нас, если только захотите.

– Это не в моих силах, Сидни.

– Рейчел говорит, что это мечта всей ее жизни – пойти на вечерний прием в Белый дом. Не на экскурсию, не по случаю, а именно на прием, государственный прием с обедом, вы понимаете, о чем я говорю.

– Сидни, как вы себе это представляете? Я звоню президенту Соединенных Штатов и отдаю ему распоряжение пригласить моих знакомых, чету Миллеров на обед.

– Вы ведь давно дружите с Уотсонами, не так ли?

– О, Боже! Сидни!..

– Подумайте, как это сделать. Все, что я вас прошу, – попробуйте. – И он быстро распрощался.

Гортензия вошла в кабинет Марийки с пачкой записок о просьбах клиентов перезвонить им лично.

– Сейчас им всем позвонишь?

– Нет.

– Что тогда мне с ним делать, босс?

– Выброси! Я так думаю. – Марийка чувствовала, как нарастает внутричерепное давление. Время сделать несколько упражнений, расслабиться.

"Джонатон, приди, погладь меня по голове, помассируй мне затылок! О, Джонатон, сделай так, чтобы они меня больше не мучили!"

Снова зазвонил телефон. Гортензия вместо Марийки сняла трубку и сказала:

– Это приятный звонок. Из Белого дома. – Она готова была напеть мелодию президентского гимна.

– Эви, милая, как у тебя дела? – Марийка поднесла трубку к уху.

– Хорошо, Марийка, очень хорошо. Приедешь сюда пообедать в четверг?

– Мне очень хочется увидеть радостную Эви, приеду. Ты знаешь, когда я думаю, что это благодаря твоей гениальной интуиции я познакомилась с Джонатоном Шером, я чувствую себя еще в большем долгу перед тобой.

– Да-а? Звучит приятно. Что у вас с ним происходит, чего я не знаю?

– Каждый божий день мы с ним разговариваем по телефону, каждый уик-энд мы проводим вместе. Я просто… просто…

– Да-а-а? – Эви прелестно растягивала последнюю гласную.

– Мы оба поняли…

– Что-о-о?

– Что мы не можем жить друг без друга. Нас тянет друг к другу – поговорить, поделиться тем, что каждого из нас волнует, понять проблемы другого. Мы часами беседуем по телефону, забывая о времени.

– Ты даже захлебываешься, когда говоришь о нем. Вот что мне скажи…

– Что?

– Ты уже переспала с ним?

– Ты все-таки нахальная, я тебе скажу, хотя и первая леди. Ты говоришь по защищенной линии связи?

– Конечно, не волнуйся.

– Просто не хочу, чтобы враги Америки узнали о моей сексуальной жизни.

– Не увиливай от ответа. Ты спала с ним?

– Еще как!

– Значит, у вас с ним все в порядке? Судя по твоему голосу, даже не нужно спрашивать.

– Я слабею, когда просто о нем думаю.

– Так это же отлично!

– Он восхитителен!

– И это говорит моя стойкая, твердокаменная подруга, независимая феминистка. Ты растекаешься, как каша, вокруг мужика!

– Это так, и мне совершенно не стыдно. А что нового у тебя?

– Нуждаюсь в девичьем трепе! Поболтаем, Марийка? Ты видела новый дом Джорджанны?

– Нет, но я приглашена на ужин с танцами, она и Чонси устраивают прием девятого числа. Она ужасно волнуется, хочет, чтобы ты пришла с Маком.

– Невозможно. – Эви тяжело вздохнула. – Мы должны будем скоро уехать с визитом. А Джорджанна могла бы мне сама позвонить, а не использовать тебя, как свою секретаршу.

– Она боится звонить в Белый дом.

– Это ужасно! Даже мои старые подруги испытывают священный трепет перед этим проклятым местом, даже боятся мне звонить. – Она снова говорила упавшим голосом. – В любом случае, не обращай внимания на мои всплески, я часто взрываюсь, пожалуй, слишком часто. Хорошо, передай Джорджанне, что я люблю ее, что хочу видеть ее дом – подобие Версаля, что выберусь к ней, если смогу, пусть даже без Мака… Нет, этого не говори, подождем – увидим, хотя я уверена, что мы не сможем прилететь из Вашингтона в Нью-Йорк на частную вечеринку. Подскажи ей – пусть предоставит свой дом, этот палаццо, для приема иностранной правительственной делегации, тогда мы сможем приехать. Мне очень хочется ее увидеть.

– Все передам ей, Эви. Вот о чем я еще хотела тебя спросить… попросить… я понимаю, как это глупо, ненавижу делать такие вещи…

– О чем ты меня хочешь попросить? – Эви заговорщицки хихикнула. – Чтобы я сбежала из Белого дома? Или развелась с Маком?

– Чудовищно!.. Прошу тебя пригласить одного моего клиента и его жену на государственный прием. Я понимаю, что это трудно, но он набит деньгами и мог бы стать крупным источником денег для партии. Это единственное, что может оправдать появление его имени в списке приглашенных.

– Марийка, ты же понимаешь, что я могу легко это сделать. Чепуха! У нас скоро будет скучнейший государственный прием, на котором, я знаю, ты бы умирала от скуки, но я приглашу мистера и миссис Большие Деньги. Позвони в секретариат завтра и продиктуй их данные: имена, адрес, номер свидетельств социальной защиты и всякую прочую ерунду, ты все знаешь. Я предупрежу Яну Элкот прямо сегодня, чтобы она ждала твоего звонка в полдень.

– Какая же ты чудная подруга! Мне очень стыдно, что я таким образом использую твою дружбу.

– Ты меня никогда ни о чем не просила, и столько для меня всего делала. Кончим этот разговор.

– Джонатон Шер – подарок от тебя, Эви, который я никогда не забуду.

– Я надеюсь, что тебе не придется менять этот подарок на что-то другое.

Они распрощались. Марийка ввела в память своего мини-компьютера информацию; ей нужно позвонить Сидни Миллеру и сообщить ему хорошую новость. Потом она решила окончательно избавиться от приставаний Сидни, организовав ему и Рейчел приглашение на ужин к Джорджанне. Двух таких визитов будет им "за глаза" для вхождения в "свет". Больше она для него ничего в этом плане делать не будет.

Марийка перезвонила своей бывшей соседке по комнате в колледже и рассказала о разговоре с Эви. Джорджанна тут же записала имена Миллеров и их адрес для приглашения к себе на вечеринку.

Она спросила, что может сделать для подруги в обмен на любезность.

– Да, помоги мне пригласить Санд на этот ужин, – попросила Джорджанна очень серьезным тоном.

– Ты хочешь, чтобы она описала вечер у тебя дома в своей газете? – рассмеялась Марийка.

– Для нас это очень важно.

Пожав плечами, Марийка набрала номер Санд, рассказала ей пару новых вашингтонских историй, а в конце добавила:

– Надеюсь, увидимся на ужине у Джорджанны.

– И вы туда пойдете? – спросила журналистка недоверчиво.

– Не могу пропустить такой вечер. Там будут очень известные люди, а разговоры о новом доме-дворце Джорджанны и Чонси идут не только в Нью-Йорке.

Последовала пауза и ответ в обычном для Санд самоуверенном тоне:

– Конечно, мы там с вами увидимся.

Марийка пометила в компьютере, что она должна купить Джорджанне подарок на новоселье. Потом нехотя набрала номер Сидни, узнала у него все необходимые ей данные, объяснила детали и под конец сказала:

– Это все, Сидни. Больше меня ни о чем таком не просите. Мое агентство и так делает для вас достаточно много по нашему контракту, и еще сделает в ближайшие два года.

Благодарный Сидни не решился ей возразить.

Возможно, день закончится без неприятных инцидентов.

* * *

Марийка почти уснула в своем кресле, сделав комплекс упражнений для снятия головной боли. На чтение документов у нее уже не было сил.

– Где скверный болтун может найти самую очаровательную в мире женщину, чтобы с ней пообедать, скрывшись ото всех? – Его голос заставил Марийку выпрямиться, ее словно током ударило.

– Я бы сказала этому болтуну, что могла бы пригласить его к себе домой, но Женевьева ушла, а у меня нет и крохи еды в доме, и нет никакого желания самой что-то готовить, но я, так и быть, соглашусь поужинать с тобой в ресторане.

– В каком-нибудь тихом месте, где мы сможем спокойно поговорить, чтобы я мог тебе сказать, какая ты красивая, волнующая меня, славная…

– Сейчас попрошу Гортензию заказать столик у Жана Лафитта на Пятьдесят восьмой улице. Это прекрасное место для уединения. Когда?

– Через полчаса. У меня всего три часа. Я только что с переговоров, а самолет в десять. Я не хочу терять ни минуты, пока мы вместе.

– Какое счастье, что ты выгадал для меня время между деловыми встречами. И целых три часа проведешь со мной. Я чувствую себя избранной. Я почти рыдаю от восторга.

– Должен тебе признаться, что твой застенчивый поклонник и на это не рассчитывал. Заметь, мне стоило большого труда освободиться на три часа раньше.

– Ты сейчас отнимаешь у меня время. Не можешь потерпеть до восьми со своей болтовней, до ресторана?

– Да!..

Марийка повесила трубку и попросила Гортензию по интеркому заказать для нее столик на двоих у Жана Лафитта. Она еще на минуту откинула голову на спинку кресла и сидела, не двигаясь.

– Отлично! – вскричала Марийка.

Гортензия из-за дверей слышала ее крик, она улыбнулась, понимая, что только один человек, Джонатон Шер, мог вызвать такой всплеск радости ее шефа. О таком человеке она молилась с того дня, как Марийка похоронила Дейвида Вентворса шесть лет назад. Иногда Всевышний слышит наши молитвы, Слава Богу!

Джонатон сидел за столиком в затемненном зале, когда Марийка вошла в ресторан. Он поцеловал ей руку и предложил уже принесенный аперитив. Целый час продолжался непрерывный словесный марафон. Официант с трудом добился, чтобы они сделали заказ. Джонатон с хитрецой посмотрел на Марийку и попросил официанта подойти к ним через пару минут.

– Я не голоден, – сказал он, сжимая ее руку, – вернее не хочу есть. Я с ума схожу по тебе и я хочу тебя прямо сейчас. Если ты заставишь меня сидеть два часа и есть через силу, я тебе это никогда не прощу.

– Признавайся, что у тебя на уме?

– Сейчас узнаешь. – Он помог ей встать и надеть пальто, потом подозвал официанта и дал ему пятьдесят долларов. – Это за два аперитива и за то, что мы должны были съесть, плюс чаевые.

– Спасибо, месье, – поблагодарил официант без особого энтузиазма.

Они схватили такси и поехали на квартиру Марийки, где два часа занимались любовью до его отлета. Потом она доехала вместе с Джонатоном на такси до частного летного поля, где его дожидался личный самолет, и подождала, пока он не взлетел. Она этого не делала с тех пор, как Лайза в восемь лет впервые одна полетела к своей двоюродной бабушке Виктории в Палм-Бич.

Джонатон вылетел в Канаду, чтобы совершить купчую на крупную сельскохозяйственную компанию, которую собирался перепродать западногерманскому концерну.

– Ты такой моторный бизнесмен и удачливый делец, – с восхищением сказала ему по дороге в аэропорт Марийка.

– И очень осторожный к тому же. Я не иду на незапланированный риск.

– Хорошо, я исправляюсь – ты самый осторожный, консервативный и удачливый бизнесмен, каких я знаю.

Перед тем как выйти на летное поле, он несколько минут ее целовал, не обращая внимания на нервничавших летчиков.

– Не знаю почему, но мне все труднее говорить тебе – "до свидания".

– Я знаю почему. Когда вернешься, объясню.

Это были ее последние слова.

Марийка торопливо вышла из офиса, даже не застегнув пальто. Она на ходу снова взглянула на часы. За пятнадцать минут ей нужно было добраться до Рокфеллеровского центра для встречи с адвокатом.

Когда она выбегала из кабинета, Гортензия крикнула ей:

– Подарок! Подарок святого Валентина для тебя! – И сунула ей в руку конверт и маленькую красную коробочку.

– О, ради Бога! Не до того, Гортензия, открой сама, ты же любопытна, хочешь узнать, что там внутри. Только не дыши мне в затылок, я страшно опаздываю.

Но Гортензия последовала за ней в лифт.

– Открой, пока едешь. Неужели ты сама нелюбопытна?

Марийка разорвала бумагу и открыла коробочку. В ней была чудесная маленькая золотая бабочка. Ее крылья украшали бледные рубины, а вместо тела сверкал до странности знакомый крупный бриллиант. Марийка вынула из конверта карточку с запиской:

"Я знаю, тебе не нравятся мужчины с бриллиантовыми кольцами на руке, и поскольку я не знал, что теперь делать с этим бриллиантом, я подумал, может быть, он пригодится этой бабочке, которая поселится теперь и навсегда на плече самой чудесной женщины. Тебе принадлежит моя любовь, как и этот бриллиант. Джонатон.

Марийка немедленно приколола брошку-бабочку на свое темно-коричневое фланелевое платье и всю дорогу ощупывала ее, проверяя, на месте ли она. После разговора с адвокатом она зашла в кондитерскую лавку и купила множество коробочек с разным шоколадом, которые по возвращении в контору вручила всем служащим, поздравляя их с Днем влюбленных.

– Это так трогательно, так мило с твоей стороны, – поблагодарил ее Энтони. – Имеет ли мистер Шер отношение к такому проявлению сентиментальности?

– Возможно, Энтони.

– Отлично. – Он поцеловал Марийке руку. – Я только хочу сказать, что ты это заслужила, Марийка. Я надеюсь и молюсь о том, чтобы все у тебя сложилось наилучшим образом.

– Я тоже, но не хочу объявлять об этом всему свету.

– Понимаю. Я не буду сплетничать. О Гортензии и говорить нечего. Передай наши наилучшие пожелания Джонатону.

Марийка положила в рот мятное шоколадное сердечко и покинула офис, ощущая приход весны.

Энтони, попрощавшись с шефом, быстро расправился с коробкой шоколада, достал из ящика трубку, тщательно ее набил и раскурил. Он восхищался Марийкой с того дня, как она наняла его еще в Бостоне. Если бы он не был счастлив в браке, обязательно бы в нее влюбился.

Дома Марийка решила перед сном почитать вырезки из прессы. К ней в спальню заглянула только что вернувшаяся Лайза.

– Что-нибудь случилось? – спросила она дочь, глядя на нее поверх сползших на кончик носа очков.

Лайза присела на кровать, теребя шелковое покрывало. Она погнала пальцем скользкую волну складок, потом изменила их направление.

– Просто скучаю.

Марийка подумала, что если бы дочь больше занималась, ей некогда было бы кукситься. У работоголиков, как она сама, не остается времени на скуку. Она хотела поругать Лайзу, но в глубине души чувствовала перед ней постоянную вину. Сейчас не время для упреков, она же сама хотела больше времени уделять дочери.

"К черту эти вырезки! Нужно пообщаться с дочкой".

– Я восхищена твоей выдержкой, – сказала она с улыбкой, – уже месяц я не видела тебя с сигаретой. Почему ты бросила? Неужели подействовали мои нотации в конце концов?

– Нет, это из-за Серджио, – честно призналась Лайза. – Он говорит, что целоваться с курящей женщиной – это то же самое, что облизывать пепельницу.

– Очень выразительное замечание. – Ее несколько задело, что итальянский юнец оказался способен влиять на ее дочь сильнее, чем смогла она, и все от того, что она боялась остаться без его поцелуев. – Продолжай! У тебя столько друзей и развлечений. Почему же ты скучаешь?

Лайза завалилась спиной на кровать и стала мотать ногами, изображая езду на велосипеде.

– Мам, ты не очень расстроишься, если я не пойду по твоим стопам?

– Что-о-о?..

– Ты не будешь переживать, если я откажусь от карьеры, не буду заниматься рекламным бизнесом и все такое, короче, не буду твоим дубликатом?

– Скажи, Бога ради, чем вызван такой странный вопрос?

– Через три года я закончу колледж и все станут тыкать в меня пальцем: "Вторая Марийка Вентворс!"

– А чего ты хочешь?

– Я не хочу жить, как ты, мама!

– Ты можешь вести такую жизнь, какую захочешь, если ты здорова, порядочна, обладаешь определенными социальными…

Теперь пришел черед Лайзы расхохотаться, она перебила мать:

– Эй, не надо перечислять мне длинный список добродетелей елизаветинской эпохи! Нет, я серьезно. Я не хочу вкалывать так же, как ты.

– Я занимаюсь тем, что мне нравится.

– Подумай, мам, ты работаешь даже по субботам и воскресеньям, днем и ночью.

– И ты будешь также заботиться о своей компании…

– Но я этого не хочу. Я не хочу спешить с одного самолета на другой, читать по ночам пресс-релизы, все время быть в запарке, носиться сломя голову…

– Лайза, ты счастливая, у тебя есть выбор. Я никогда не говорила, что ты должна копировать мою жизнь. Разве я когда-нибудь настаивала, чтобы ты пошла в рекламный бизнес или завела свою фирму?

– Нет, но мы с Серджио часто говорим об этом. В Италии сын должен продолжить семейный бизнес.

– Но тебя-то никто не заставляет это делать. Я никогда даже не думала, что ты станешь в один прекрасный день управлять моим агентством. У тебя впереди все будущее и есть время сделать свой выбор.

– Мама, я не такая коммуникабельная, как ты, я не умею произносить спичи, лебезить перед всеми, улыбаться, демонстрировать хорошие манеры.

– Когда закончишь колледж, делай что хочешь.

Лайза перестала вращать ногами и вскочила с кровати.

– Мам, ты знаешь, куда пригласил меня вчера поужинать Серджио?

– Пригласил за мой счет?

– Нет, я заплатила за ужин.

– А это не одно и то же? Из какого источника твои сбережения?

Лайза проигнорировала замечание матери.

– Это был настоящий венгерский ресторан. Меня туда сильно потянуло, мы не говорили о моем венгерском дедушке, но я чувствовала его присутствие. А ты думаешь о нем?

– Да, все время. Пытаюсь представить, каким он был, какими были их отношения с Алисой Стьювейсант…

– Я тоже. Мам, нам нужно поехать в Венгрию. Хорошо?

– Ты и я… Но нужно время…

– Для чего? Чтобы внутренне подготовиться? Но ты уже готова к этому. Твое подсознание не выдержит, если…

– Хорошо, "мисс Фрейд". Я понимаю, что нам нужно поехать.

Обе сидели молча, и каждая думала о том, как это странно, что они чувствовали одно и то же и боялись поговорить об этом друг с другом.

"Итак, Лайза но хочет такой жизни, как у меня. И она озабочена своими венгерскими корнями. Чарли Рассел предвидел это. Дейвид любил говорить, что у каждой птицы свой размах крыльев. Он прав, у Лайзы Вентворс свой размах крыльев".