Текст книги "Страсть и власть"
Автор книги: Летиция Болдридж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
10
На еженедельной летучке в кабинете Энтони Гаррета зашел разговор о приеме у Вилкинсов.
– Санд впервые что-то похвалила, – прокомментировал Энтони статью в газете. – Твоя подруга Джорджанна должна быть довольна, ее гостеприимство стало известно всей Америке.
– Да, для нее очень важны были эти положительные отклики, – кивнула Марийка.
– Дешевая история о никчемных людях, – неожиданно заявил Грег Уиллис, словно вылив на всех ушат холодной воды.
Марийка пришла в бешенство. Она уже не восхищалась его талантами, как раньше. И ее стал сильно раздражать его сарказм.
– Итак, господин Недовольный, вы встали сегодня не с той ноги?
– Просто я даю чистосердечный комментарий, чего вы всегда от нас и просили.
– Но я никогда не просила вас быть таким высокомерным циником, – резко ответила Марийка.
Разговоры и смех стихли, все ждали, чем кончится перепалка Марийки с Грегом.
– Просто я сказал то, что думаю об этой статье. Вы просили нас, если я правильно понял, как мы восприняли статью Санд, и я дал свою оценку. Это похоже на описание Версальского дворца как раз перед тем, как Людовик и Мария лишились своих голов.
– Грег, это рабочее обсуждение, а не снижение уровня адреналина в крови на приеме у психиатра, – сказала Марийка с расстановкой, делая ударение на каждом слове. Я готова продолжить эту дискуссию с вами позже, а пока нам надо вернуться к делам.
Напряжение не спало до конца совещания. Грег догнал Марийку в коридоре и попытался оправдаться.
– Просто у меня личные проблемы, – сказал он примирительным тоном. – Я прошу вас простить меня за эту вспышку. Я действительно сожалею, что так вел себя.
– Вы хотите, чтобы я объяснила вам, как вы выглядели со стороны во время вашей так называемой вспышки? Хотите правду?
– Да, конечно.
– Вы выглядели как тщеславный неудачник, которого не пригласили на прием, куда он очень стремился.
– Скорее всего вы правы. Я могу считать себя прощенным?
– Да, – успокоилась Марийка, в конце концов, он сам извинился. – Вы знаете, как я всегда ценила вас и рассчитывала на ваши способности. Вы один из самых сильных творческих моторов а нашем агентстве.
– Спасибо, еще раз простите меня, Марийка.
Грег ушел к себе в кабинет. Она не могла рассмотреть за темными очками выражения его глаз. Марийка считала похвалу лучшим поощрением, но в данном случае она сильно ошибалась.
Грег посмотрел на часы. Он уже на несколько минут опаздывал на встречу, а на Мэдисон-авеню не так-то легко поймать такси. Было обеденное время и очень многолюдно на улице. По счастливой случайности пожилая леди освободила такси совсем рядом, и Грег не слишком вежливо влез в машину, опередив других желающих.
Доехав до перекрестка Пятой и Третьей улиц, Грег вышел у кафе, где его уже ждали. Не теряя времени на пустые разговоры, они сразу перешли к делу.
– Чарли, окончательный вариант контракта готов? Ты подпишешь его?
– Грег, имя Марийки даже не упомянуто в документе, – заметил собеседник. – Что у вас с ней происходит? Она представила свои предложения "Джорджтаун Электрик". И ты работаешь на ее фирму. Что все это значит?
– Ты все преувеличиваешь, – ответил Грег и заказал Чарльзу Мандеру вторую порцию виски. Его собеседник был президентом "Джорджтаун Электрик", одним из влиятельных бизнесменов в своей сфере. – Марийка представила дело так, что это ее предложение, но на самом деле я готовил его один. Она отвлечена сейчас от дел фирмы своим романом и все дела свалила на меня. Я долгое время это терпел. Моя работа в должной мере не оплачивается. Также думают и многие другие сотрудники. Марийка не возражала, чтобы я подзаработал на нескольких контрактах, выполнив работу по ним самостоятельно. Я буду выполнять ваш заказ, а вы переведете мне оплату прямо на мой счет в банке. Я так с ней и договорился.
– Ну, я не знаю… Ваши предложения по изменению финансовой и рекламной политики моей компании превосходно подготовлены, они позволят нам увеличить доходы. Мне неловко, что твой босс окажется в стороне при оплате контракта.
Грег еще полчаса убеждал Чарльза Мандера, что делами агентства уже давно полностью заправляет он, Грег Уиллис. Ко времени, когда им принесли чашечки кофе, контракт был подписан.
Он вернулся в контору со своим экземпляром заключенного договора и спрятал его в личном сейфе.
После занятий с Биллом Карвером на курсах Литературного общества Марийка зашла на квартиру Стефена.
– Мы завтра закончим с Сарой все исправления по изобразительной части проекта, – сообщил Стефен. Марийка заметила, насколько хуже ему стало, он даже говорил с трудом, часто повторялся, забывая, что уже говорил ранее.
Она старалась поддерживать разговор как ни в чем не бывало, но в горле у нее стоял ком, и трудно было не выдать своего сочувствия.
"Как долго ты продержишься, Стефен? Как же мы останемся без тебя?" – Она не могла отделаться от этой мысли.
Он почувствовал, о чем она думает.
– Видите, как я ослаб, Марийка. Тело мое становится все более немощным, но мозг борется с болезнью. Иногда мне кажется, что стало лучше, и я начинаю верить в возможность выздоровления. В этом сейчас моя цель – выиграть побольше времени… Я так хочу снова вернуться в агентство!
– Ты вернешься, Стефен. Я верю, что ты поправишься. Ты должен преодолеть болезнь, должен этого оче-е-ень захотеть. И знай – мы все нуждаемся в тебе.
Марийка искренне верила в то, что сейчас говорила. Она нуждалась в таких друзьях, как Стефен.
Гортензия остановила ее, когда она уже уходила из конторы.
– Босс, мне нужно с тобой поговорить!
Открылась дверь подъехавшего лифта.
– Послушай, давай отложим разговор до завтра, я уже опаздываю.
– Марийка, это очень важно.
Она с Гортензией вернулась в свой кабинет.
– Что случилось?
– Грег предает тебя за твоей спиной.
– У тебя это стало навязчивой идеей. Выброси это из головы, мне и так сейчас нелегко. Он сегодня передо мной извинился, я не держу на него зла.
– Не считай меня параноидальной истеричкой. Мэрлин Карутерс, помощник Чарльза Мандера, с которой я поддерживаю приятельские отношения, сообщила мне в конфиденциальном порядке, что ее шеф встречался сегодня с Грегом по поводу наших предложений "Джорджтаун Электрик". Они подписали контракт, она подшивала документ в папку. Под соглашением стоят две подписи – Мандера и Грега Уиллиса.
– Я этому не верю, – возразила Марийка.
– Спроси его об этом сама.
– Хорошо, спрошу. Что ты еще выведала? Секретарская мафия обменивается информацией туда-сюда?!
– А мне не стыдно, я не выдаю никаких секретов, но зато узнаю то, что важно для тебя. Если бы не происходил такой обмен информацией, бизнесмены только бы тем и занимались что бегали в суд и выясняли друг с другом отношения. Мандер вряд ли заинтересован вести двойную игру, его просто облапошили, и он должен об этом знать.
– Я выясню завтра ситуацию у Грега, обещаю тебе.
Марийка ушла из конторы с чувством, что она вляпалась в дерьмо. Она представила Чарльзу Мандеру проект договора, и с тех пор не получила никакого ответа. Она вспомнила по дороге, что Грег улетает ночным рейсом в Париж. Она уже не сможет переговорить с ним.
"К черту!" – Омерзительное ощущение сменилось сильнейшей головной болью.
Она сама отправила Грега в Париж, когда достигла договоренности с Кауфманами о рекламной компании новой продукции "Люксфудс". Он должен был собрать кое-какие материалы во Франции, но, скорее, это была просто развлекательная поездка, премия за предыдущую работу.
Ей не пришлось ничего объяснять на следующий день Энтони. Он без слов понял, что Марийка собралась лететь на несколько дней в Париж. Они давно друг друга знали и хорошо понимали. У каждого из них были серьезные опасения по поводу Грега в последнее время. Объяснения могли подождать до ее возвращения из Парижа.
Ночью Марийку разбудил телефонный звонок. Она с неохотой вылезла из-под одеяла и в темноте стала на ощупь искать телефон, издававший долгие гудки.
Марийка подняла трубку и уселась в кресло. За окном был ночной Париж, площадь Конкорд. Два дня она потратила на поиск интересовавших ее данных, оставался еще один завтрашний день до отлета домой.
– Алло, алло, вы меня слышите? – Она услышала голос миссис Мэтьюс, потом та передала трубку Джонатону, он говорил из своей конторы;
– Привет, ты меня еще узнаешь?
– У вас там сейчас, наверное, часов пять в Чикаго, а здесь глубокая ночь.
– Просто я хотел убедиться, что никакой мужчина не возьмет трубку в твоей спальне.
– Зато ты услышал разбуженную несчастную женщину.
– Раньше ты не возражала против моих поздних звонков.
– Извини, я еще до конца не проснулась, был тяжелый день, и я измоталась.
– Что у тебя случилось?
– Опять Грег Уиллис…
– Он там с тобой?
– Я его нигде не могу найти. Скрылся в неизвестном направлении. Я устроила для него небольшие каникулы, но он должен был выполнить кое-какую работу по контракту с "Люксфудс". Он знает, насколько это для нас важно, но его никто здесь не видел.
– Расскажи подробно, в чем дело?
– Гортензия прислала мне сегодня факс с подтверждением своего обвинения против Грега. Она кое-что выяснила у секретарши Чарльза Мандера, президента "Джорджтаун Электрик".
– Умница Гортензия! Она всегда начеку. Что же она выяснила?
– Грег заявил Мандеру, что теперь он фактически глава моего агентства, что я отошла от дел.
– Черт бы его побрал! – взорвался Джонатон.
– Это еще не все. Грег уговорил Мандера перевести ему гонорар на личный банковский счет. Иными словами, оплата предложений, которые я подготовила, достанется Грегу.
– Подонок! Сукин сын!
– Я просто не поверила Гортензии, когда она впервые сообщила мне о махинациях Грега. Мне и в голову не приходило, что он способен на такую подлость. Я не верила, пока Гортензия ни прислала мне копию контракта с подписями Грега и Мандера. Я извергала проклятия, как проснувшийся вулкан, когда прочла документ, и до сих пор в шоке.
– Ты собираешься поговорить с Мандером? Почему бы тебе не позвонить ему прямо из Парижа?
– Нет, это не телефонный разговор. Когда вернусь, то хочу посмотреть ему в глаза, пусть он мне лично объяснит, как такое могло произойти. И потом, я уверена, его секретарша ему уже все рассказала.
– Умница, ты все верно решила. Я тебе уже говорил, что ты умница?
– Давай забудем на время о Греге Уиллисе, меня эта ситуация сильно вывела из себя. Не хочу даже о нем думать. Скажи мне пару приятных слов.
– Хорошо. Я хочу быть с тобой рядом. Если бы ты знала, как я хочу послать к черту это совещание, на котором сейчас перерыв, и оказаться рядом с сексуальной изумительной женщиной, которая возлежит в эту минуту в тонкой ночной рубашке на широченной постели, и одна ее поза вызывает у меня приступ желания броситься к ней и овладеть ее страстным телом.
– Отлично! – Марийка зажгла торшер и осмотрела свою ночную рубашку. "Завтра же, – решила она, – надо зайти в какой-нибудь модный магазин и купить себе новое шикарное нижнее белье и ночные сорочки". – Я скучаю по тебе, Джонатон, и я люблю тебя.
– Я по тебе больше скучаю. Почему мы с тобой все время оказываемся на разных континентах? Завтра я улетаю на Дальний Восток. Мне все труднее и труднее становится, когда я вынужден тебе говорить, что меня не будет недели три. Если бы ты вышла за меня замуж, я бы брал тебя с собой.
– А как же моя работа? – Опять в их разговоре возникла пауза.
– Ты хочешь сказать, что я и дальше буду странствовать один, а ты будешь заниматься своими делами? Какой же это будет брачный союз, Марийка?
– Восхитительный! – Она решила во избежание дальнейшего напряжения сменить тему беседы. – Джонатон, лучше подумай, как нам будет хорошо вместе через три недели, когда мы встретимся.
– Послушай, у меня снова собираются в кабинете сотрудники на совещание. Я попрошу миссис Мэтьюс сообщить тебе подробности моего маршрута. Учти, я буду звонить каждую ночь.
– Я с нетерпением буду ждать, когда мы снова займемся с тобой любовью.
– Ты знаешь, как отвлечь мужчину от мыслей о совещании.
Они одновременно повесили телефонные трубки. Марийка еще некоторое время оставалась сидеть в кресле, предаваясь невеселым размышлениям. У них с Джонатоном возникли неразрешимые проблемы. Их отношения все еще окрашивал налет романтизма, они устраивали себе праздник после долгой разлуки. Их ежедневные телефонные переговоры не заменяли непосредственного общения, но им нужно что-то решать, больше не откладывая ничего в дальний ящик. Они должны определиться со свадьбой и заняться приготовлениями.
Марийка уснула сразу, как только легла.
Лайза радостно встретила вернувшуюся из Парижа мать.
– Что-то ты слишком возбуждена, – отметила Марийка, целуя дочь.
– Ну, давай же, мам, не тяни, покажи, что ты привезла?
– Почему ты решила, что мне в Париже нечего было делать, и я только тем и занималась что искала тебе подарки.
– А что у тебя в этих сумках?
Марийка задорно помахала в воздухе пластиковой сумкой и кинула ее Лайзе. Дочь на лету поймала ее, сорвала упаковку и увидела кожаный плащ.
– Красотища! – взвизгнула от восторга Лайза. – И расклешен, как пирамида. Отлично, мам, спасибо!
Она чмокнула Марийку в щеку и закружилась по комнате, любуясь собой в обновке. А Марийка принялась разгружать собранные во Франции производственные образцы, рекламные каталоги, фотографии, фотокопии документов и рисунков, заметки о наполеоновской эпохе. Все это она собиралась использовать для разработки рекламной компании для "Люксфудс". Заинтересовавшись, Лайза уселась на кровать и расспрашивала мать о каждом предмете. Марийка с увлечением стала объяснять свою идею использования символики наполеоновского герба как рекламного символа новой продукции.
– Эй, детка, может ли моя дочь проявлять такой интерес к рекламному бизнесу? – закончила вопросом свой рассказ Марийка.
– Послушай, – рассмеялась Лайза, – я стану в этом деле классным спецом, когда закончу колледж, а может, произведу революцию в твоем бизнесе.
Зазвонил телефон, и Марийка кинулась к трубе, надеясь, что это звонит Джонатон. Она даже слегка расстроилась, услышав знакомый голос секретаря из Белого дома:
– С вами хочет говорить миссис Уотсон, соединяю.
Марийка не хотела говорить с подругой о своих проблемах, у первой леди хватало и собственных. Она рассказывала о последней парижской моде, об удачном приеме, устроенном Джорджанной, о других новостях. Она заболталась, стараясь поднять у Эви настроение.
– А как у тебя дела с Маком? – спросила Марийка.
– Лучше, чем когда бы то ни было, – ответила счастливым голосом Эванжелин. – А у тебя с Джонатоном?
– Мы так редко видимся, что не успеваем поссориться.
– Звучит не слишком оптимистично.
– Все в порядке, не волнуйся. – Но Марийка не была в этом уверена.
– Проводите вместе больше времени, – посоветовала Эви. – Отложи кое-какие дела, перепоручи часть работы своим сотрудникам, но не бегай за ним – покажи ему, кто ты есть. И не торопись, вам надо лучше узнать друг друга. Разговоры влюбленных по телефону – это одно, а совместная жизнь – совсем другое.
– Конечно, матушка, я буду держать тебя в курсе, как у нас все складывается.
– Что ты делала, когда я позвонила? Как Лайза?
– Примеривает наряды, которые я привезла ей из Парижа.
– Это дело серьезное! – засмеялась Эви. – Поцелуй ее от меня.
Лайза выхватила у матери трубку.
– Привет, тетя Эви! Вам не нужны молодые симпатичные помощники?
– Кажется, я догадываюсь, о ком ты говоришь, милая. Я даже знаю, что его зовут Серджио. Я подумаю.
– Спасибо. Передаю трубку маме. Счастливо, тетя Эви!
– Ты помнишь, Марийка, какими мы были в ее возрасте?
– Конечно, но у нас было ума побольше.
– Нет, мы были такими же сумасбродками. Помнишь, как мы явились в Нью-Йорке ночью в полицейский участок и заявили, что ищем кавалеров на танцы в колледже? Может быть, мы были более наивными, а возможно, и нет. С годами мы забываем, какими сами были в молодости, и пытаемся навязывать молодым свои взгляды и вкусы.
– Я не рассказывала Лайзе эту историю. А помнишь, какой был переполох, когда полицейские явились на танцы в униформе и на лошадях?
– Отличная получилась вечеринка! Так какая разница – конный полицейский или итальянский красавчик?
– Госпожа первая леди, не развращай мне дочь!
Марийка и Эви, обе довольные своими воспоминаниями, тепло распрощались. Марийку порадовал звонок подруги, но он не смог вытеснить мыслей о работе.
Прежде чем войти, Марийка постучалась в дверь кабинета Грега.
На его лице было написано удивление. Грег был угрюм, он даже не встал, чтобы ее приветствовать, и не предложил сесть. Теперь темные очки не скрывали его злобного взгляда. "Ну, что же, – решила Марийка, – это облегчит мне задачу". Она не испытывала к Грегу никакой симпатии, резерв доверия был полностью исчерпан.
– Думаю, вы понимаете, с какой целью я к вам пришла.
– Да, я ждал вас. Вы нашли предлог для очередной атаки на меня?
– Предлогов сколько угодно, вы сами об этом знаете. Ваш последний трюк с Чарли Мандером окончательно вывел меня из терпения. У вас нет никакой профессиональной чести…
– О, прекратите, Марийка. Не разыгрывайте из себя святую. Вы никогда не давали мне действовать самостоятельно, недостаточно оплачивали мои старания. А ведь именно благодаря мне фирма стала процветать.
– У меня нет времени выслушивать ваши причитания, Грег. Вы – обыкновенный вор, непорядочный и неблагодарный тип…
– Без меня вы бы давно вылетели в трубу! – Грег сорвался на крик.
– Я хочу, чтобы вы убрались из моего агентства. Я планировала дать вам двухмесячный отпуск, но теперь ситуация изменилась. Даю вам две недели, чтобы сдать документы и дела.
– Хочу вам сказать прямо, вам не удастся вышвырнуть меня из фирмы. Я не пойду, более того, я собираюсь возглавить агентство и вытурить отсюда всех ваших прихлебателей. Вы просто дилетантка!
– Мерзавец! Я не позволю вам оставаться здесь ни минуты! Вы немедленно получите расчет и очистите кабинет! Я пришлю кого-нибудь их охранников, чтобы присмотреть за вами. Как же Гортензия была права…
Через час Грега Уиллиса уже не было в конторе, он ушел, ни с кем не попрощавшись. В агентстве все уже знали причину разрыва с ним.
11
Джонатон заехал за Марийкой и Лайзой на арендованном черном «БМВ», и они вместе поехали в другую часть Манхэттена, где жили Клагмэны.
Их тепло встретили родственники Джонатона, дядя Якоб и тетя Руфь, уже женатые их дети, Лесли, Даниэль, Бонни и Фред.
– Все они – мои кузены, но всегда называют меня "дядей Джонатоном".
Якоб держал на плечах симпатичного четырехлетнего мальчика.
– Это наш младший, Роджер, – сказал Якоб. – Для него сегодня особый день. Почему? Это вы узнаете позже. – Он подмигнул Джонатону.
– А где моя матушка? – спросил Джонатон у тети Руфь.
– Она в спальне, приводит себя в порядок.
– К сожалению, я не смог ее встретить в аэропорту.
– Забудь об этом, – успокоила его тетя Руфь. – Ты же послал за ней машину. Она считает, что у нее прическа растрепалась, и только бы расстроилась, если бы ты встречал ее в аэропорту.
Судя по всему, это была дружная счастливая семья. Наконец Марийка увидела Ребекку Шер, все еще красивую женщину шестидесяти семи лет, стройную, как девушка, с короткой стрижкой серебристо-белых волос. Она была одета в приталенное длинное серое фланелевое платье с кружевным воротничком, явно сшитое у дорогого портного. В ушах – золотые серьги, украшенные бриллиантами и жемчужинами, на руках – массивные золотые браслеты. Марийка отметила про себя, что мать Джонатона производила впечатление властной и следящей за собой женщины, у нее был изысканный вкус, что понравилось Марийке больше всего. Ребекка Шер сама добилась удачи в жизни, хотя вышла из бедной семьи.
"Теперь я знаю, откуда у Джонатона такая энергия и амбиция, это гены матери", – подумала Марийка.
Миссис Шер тепло приветствовала Марийку:
– Моя дорогая, наконец-то нас познакомили. Я так счастлива. Последние два месяца я только и слышала из уст своего сына ваше имя. Джонатон вас так расписал, он считает вас самой красивой женщиной в мире. Но в жизни вы еще симпатичнее, чем по его рассказам. Мужчины так часто бывают необъективны, когда описывают своих любимых.
– Для меня тоже большое удовольствие увидеть вас. – Марийка даже покраснела от такого комплиментарного приветствия, но все же почувствовала в тоне Ребекки оттенок недоверия.
– Джонатон рассказывает всем, как он скучает по вас, ведь вы живет в Нью-Йорке, а он в Чикаго…
Их разговор прервали, позвав всех в столовую, куда с гомоном уже понеслись дети.
Столовая была также и библиотекой. Все четыре стены комнаты были заставлены полками с книгами. Хозяева и гости уселись за большой, изысканно сервированный стол. Зажгли свечи.
– Начинается неделя, когда евреи совершают священный ритуал, празднуя рождение еврейского народа, начавшего борьбу за свою свободу, – начал объяснять Якоб суть праздника, на который они пригласили Марийку с Лайзой. – Мы отмечаем роль Бога в истории народа Израиля и роль еврейского народа в божественном Промысле. Это редкая возможность разделить наши религиозные чувства с семьей, друзьями, гостями, понять суть иудизма, историю народа, его прошлое, настоящее и будущее, наш путь к спасению и искуплению грехов. Мы готовимся к еврейской пасхе. Все в доме должно быть вычищено и вымыто. В эти дни мы используем специальную посуду и утварь, готовим особые блюда.
Перед Якобом стояло на столе особое блюдо с зажаренной ногой ягненка, яйцом, а рядом стоял хрен.
– Эта пища, – объяснил Якоб, – символизирует принесение в жертву в древности пасхального агнца и страдания еврейского народа. – Еще на столе были фрукты, орехи, пряности и вино, – это было связано с воспоминаниями о страданиях евреев в Древнем Египте, когда их, как рабов, использовали на строительстве дворцов и пирамид.
– Имя Бога было открыто Моисею на горе Хорив. Когда Моисей, которому Бог явился в неопалимой купине, спросил его, как ему имя, Бог отвечал: "Я есмь сущий", – продолжил рассказ Якоб. – Бог объяснил, что являлся Аврааму, Исааку и Иакову под именем Шаддай, что значит "Бог всемогущий", и не раскрылся им. Поэтому в иудизме непроизносимо имя Бога. Раскрытие его имени – знак особого откровения, данного Моисею. Десять заповедей запрещают произнесение имени Бога всуе. И только в День очищения первосвященником произносится оно вслух раз в году неслышно для окружающих. Тайна его имени устно передавалась по старшей линии первосвященнического рода.
Марийка разглядела на столе еще петрушку, сельдерей, листья салата, напоминавшие, что пасха означает приход весны.
– А что там посредине стола? – спросила Марийка, указывая на большую церемониальную чашу.
– Это пока тайна, скоро вы все узнаете, – ответил Якоб, довольный проявленным гостями интересом. – Мы все должны выпить сегодня вечером четыре чаши вина. Шаддай сказал, что это напомнит нам о временах рабства и освобождения, о вере в него и неверии.
Марийка попробовала сладкий красный ликер – пасхальное вино. Церемониал прерывался несколько раз сменой блюд. Когда подали суп, завязался непринужденный разговор, посыпались шутки, пересуды о политике. Заговорили о Ближнем Востоке и современных проблемах Израиля. Каждый высказал свое мнение, одна Марийка отмалчивалась, боясь попасть впросак. Она не могла позволить себе сейчас совершить какую-нибудь оплошность.
Дети стали ерзать на своих местах, и Якоб напомнил им, чтобы успокоились, – пришло время следующего ритуального действа. Сара, младшая внучка Якоба, по знаку деда, стала задавать "четыре вопроса", касающиеся праздничного ритуала. Ее отец Фрэд повторял вопросы на иврите. Только тогда Якоб отвечал на них.
Вся эта обстановка позволила Марийке лучше понять Джонатона. Он, видимо, прочитал ее мысли и сжал ей руку под столом. Она почувствовала на себе пристальный взгляд его матери, но проигнорировала эту ревностную подозрительность, расслабленная близостью Джонатона.
Руфь прекрасно готовила: принесла ароматную телятину, морковь, помидоры, яблоки и чернослив, горох и мацу. Потом дедушка Якоб прятал от ребятишек разные предметы, а внуки их искали, и каждый получил от дяди Джонатона подарок – пять долларов. Он предложил и Лайзе включиться в игру, помахал в воздухе призом, но девушка заупрямилась:
– Джонатон, это глупо, я уже взрослая.
– За этим столом ты еще ребенок. Запомни этот вечер. Это для меня очень важно.
Тут снова раздался глубокий баритон Якоба:
– Мы были рабами фараона в Египте, Бог освободил нас своей могущественной рукой. Слава Господу, избранный народ совершил исход из Египта, благодаря этому наши деды, отцы, мы сами, наши дети и внуки никогда не были и не станут рабами. – Он спел псалом, родные поддержали его.
Ужин был закончен. Чашу, посреди стола, наполнили, и двое детей Руфи и Якоба вышли из столовой, имитируя поиски пророка Ильи, приглашая его в гости.
Все встали из-за стола, и Ребекка повела Марийку в спальню хозяина дома, где усадили ее на большую кровать Якоба.
– Вам понравилось у нас? Теперь вы лучше будете нас понимать, какие мы.
– Да, мне действительно очень понравилось, было так интересно.
– У нас традиционалистская семья, браки совершаются только между своими.
Марийка насторожилась, слова Ребекки усилили ее внутреннее беспокойство.
– Джонатон не слишком ревностный прихожанин, вы это знаете.
– Не имеет значения. Он вырос в религиозной семье и вернется к этому однажды. Замужество, моя дорогая, и так трудное дело, оно не сужает пропасть между иудеями и христианами.
– Но между мной и Джонатоном нет никакой пропасти! – воскликнула Марийка. – Не следует опасаться того, чего нет.
– У него уже был очень несчастливый брак, уверена, вы знаете об этом, – печально произнесла Ребекка.
– Да, и она была еврейкой. Видите, даже у двоих людей одной веры не может быть гарантированного счастья.
– Причина их разрыва связана с ее эгоизмом и нежеланием заводить детей. – Марийка ничего не сказала, и Ребекка продолжала: – Я так хочу, чтобы у него были дети. Он не должен упустить свой шанс. Ему не нужна женщина старше его, к тому же не еврейка.
Эти слова, как пощечина по лицу, ранили Марийку. Щеки налились краской.
"Что она говорит? Какое у нее на это право? Это только наше с Джонатоном дело!"
– Вы меня считаете женщиной старше его? Мы почти ровесники с Джонатоном. У меня уже не будет детей, но я не понимаю, почему наше счастье может быть погублено этим обстоятельством.
– Еврейские женщины дают соответствующее воспитание своим детям, передают им семейные традиции. Наши друзья противятся, если их сыновья женятся на женщинах иной веры. Нас учат быть искренними и честными. Вы интеллигентная женщина, Марийка Вентворс, и приятный человек. Я уверена, что сердцем вы понимаете меня, и, надеюсь, что согласитесь со мной.
– Нет, никогда! – и Марийка поняла, что ей предстоит нелегкая борьба за свое счастье. Ее голос дрожал, когда она снова заговорила, на глаза накатились слезы. – Я люблю вашего сына всем сердцем и хочу, чтобы он был счастлив. Нам хорошо вместе. Я горжусь тем, что я есть и что представляю собой, такой же и он. Мы любим и уважаем друг друга. Не могу поверить, что вы говорите мне подобные вещи. Вы не приняли меня – даже в страшных снах мне не могло такое присниться. Я думала, что вы с радостью примете меня, видя нашу любовь. Вместо этого вы меня отталкиваете! – Марийка в гневе поднялась с кровати, нервно заходила по комнате. Теперь она поняла те грустные нотки в голосе Джонатона, когда он говорил о своей матери.
– Марийка, дорогая, если вы так сильно любите Джонатона, то должны понять, насколько он от вас отличается. Вы никогда не примете его веру.
– Я и не собираюсь это делать! – гневно отрезала Марийка. – Я не краду у вас сына. Возможно, вы уже присмотрели для него молодую еврейку, которая вас устраивает. Мы встретились с Джонатоном случайно и влюбились. Наша любовь связала нас, и ваше вмешательство нас не разлучит!
– Мне нравится ваша твердость. Надеюсь, вы сделаете Джонатона счастливым. – С этими словами Ребекка вышла из комнаты.
…Джонатон с Марийкой прогуливались по Саттон-плейс у ее дома. Лайза упорхнула на свидание в Серджио сразу после ужина.
Джонатон пытался обуздать ярость Марийки.
– Никто, кого я знаю, так не оскорблял меня, – возмущалась она. – Уверена, многие считают меня хорошей партией, они скажут: "Счастливчик Джонатон!", а твоя мать послала меня к черту!
– Она не могла такого сказать.
– Я не какая-нибудь шлюшка, которая вешается на ее сына!
– Ты же не собираешься вступать в брак с Ребеккой Шер, ты выходишь замуж за меня. – Джонатон не ожидал, что так повернется дело и его будущая жена настолько будет настроена против его матери. Со временем мать ее поймет и полюбит. Неужели Марийка этого не понимает?
– Ты защищаешь ее, а я, конечно, не права. Ты даже не сказал, что это свинство, так обойтись со мной.
– Ты должна ее понять. Я – все, что у нее есть, я – смысл ее жизни.
– Ну, хорошо, а я что же? – еще больше распалялась Марийка. – Слушай, Джонатон, если твоя мать так много значит для тебя, почему бы тебе и не жить с ней? Зачем тогда нужна я?
– Марийка, я очень прошу тебя успокоиться. Это во-первых, и во-вторых – что, я должен убить ее за то, как она разговаривала с тобой. В-третьих, пойми наконец беспокойство одинокой женщины, мечтающей о внуках. Она бешено завидует своей сестре Руфи, окруженная своими детьми и внуками. Ей кажется, что судьба жестока и несправедлива к ней.
– Все это меня не касается. Я ждала, что она скажет: "Марийка, добро пожаловать в нашу семью. Мы счастливы породниться с тобой". А вместо этого я услышала: "Почему бы тебе не убраться подальше, ты – не наша!"
– Я повторю то, что уже говорил, – тебе жить со мной, а не с ней. Когда мы поженимся, она успокоится, даже полюбит тебя. Мы уже обсуждали это с тобой – два раза в год я буду к ней ездить, на Рождество и Пасху. И ты согласилась со мной, помнишь?
– Конечно, и все будет хорошо. – Гнев сменился потоком хлынувших слез.
– Наконец-то ты со мной согласилась. Ничто не имеет значения, только ты и я. И не давал я ей обет нарожать детей, а мама забудет об этом, когда поженимся, она увидит, как мы счастливы.
Марийка уткнулась лицом в его грудь, нервно всхлипывая.
– Все утрясется, обиды забудутся. – Джонатон гладил ее по голове, успокаивая, как маленького ребенка.
– Извини меня, Джонатон. Я понимаю, как ты расстроился из-за этого злосчастного разговора с твоей матерью. Я не хотела, чтобы так все закончилось.
– Ты лучше будешь понимать ее, когда узнаешь получше, Марийка, я обещаю.
Совсем не это она хотела услышать от него. Она ждала, что он скажет: "Никогда ей не прощу, что она так обошлась с тобой", но он этого не сказал. Марийка вошла в подъезд, размышляя, как же грустно закончился этот день.
