Текст книги "Выстрелы над яром"

Автор книги: Леонид Прокша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Часть вторая

Они встретились на Задулинской: Жорка Борковский шел с работы, Лешка – со школы. На Лешкино приветствие Жорка не ответил с задором, как бывало: «Привет от рабочего класса!»

– А, Леша, – скривился он, пытаясь улыбнуться, и зашагал рядом молча. Он был куда выше Лешки, шире в плечах и всякому было видно – старше.

«Рабочим классом» Жорка стал недавно. Мать упросила директора завода «Металлист» Ивана Владимировича Браткова пристроить парнишку. «Отец погиб за Советскую власть, а мне кормить и одевать его не на что», – жаловалась, вытирая слезы. Жорку взяли на завод, хотя пока что и взрослым приходилось отказывать в приеме на работу.

И паренек возгордился. Он теперь рабочий – не чета мальчишкам, которые палками гоняют «черта» на улице…

– Ты с работы? – поинтересовался Лешка.

– Откуда же еще!

– Как там? Интересно?

– По-всякому, – Жорка махнул рукой. – С директором и инженером разговор сегодня был, – добавил как бы между прочим.

Леше показалось, что Жорка при встрече с ним нарочно изобразил усталого человека, для солидности.

– С директором? – удивился Леша.

– А что здесь удивительного? Вполне нормальное дело.

Дело, однако, вовсе не было нормальным, поэтому и переживал Жорка, хотя старался не подавать виду.

Во время обеденного перерыва он прилег на стружки в цехе и уснул. Перерыв окончился.

Тем временем смазчик Змитрок Кудыка, осматривая машины, подмазал пареньку усики и бородку.

На Жоркину беду, по цеху проходили директор завода Братков и инженер Заблоцкий.

– Полюбуйтесь, Иван Владимирович, на красавчика, – обратил внимание директора инженер.

Братков – высокий плечистый мужчина с продолговатым лобастым лицом, остановился.

– Любоваться тут нечем. Нарушение дисциплины. Поднимите его…

Заблоцкий нагнулся и потормошил Жорку за плечо:

– Что, молодой человек, не слышал гудка?

– Гудка? А что, был гудок? – вскочил Жорка, глупо улыбаясь.

Директор подумал, что парень нарочно, забавы ради, разукрасил себя.

– Ты эти задулинские штучки брось, – сказал сердито, – не то вернешься туда, откуда пришел…

Жорка испугался не на шутку. После того как он стал рабочим, возвращаться к дружкам и гонять «черта» на Задулинской было бы большим позором. И от матери бы влетело.

– Иди умойся, – приказал директор.

Так-сяк смыв усы и бороду, Жорка возвращался к своему рабочему месту. По дороге столкнулся с инженером Заблоцким. Директора с ним уже не было.

– Ну, теперь ты похож на человека, – улыбнулся инженер.

Жорка не нашелся, что ответить.

– Так ты, оказывается, с Задулинской улицы? – задержал Жорку Заблоцкий. – Знаю эту улицу. Там у вас над яром чудесно. Соловьи поют. Был раза два, слушал… А где ты там живешь?

– Ну, где Задулинская поворачивает направо. В начале Задулинского тупика…

– А-а, там такой большой дом в саду…

– Да, это дом доктора Леванцевича. Наш огород, а за забором их сад…

– Отец твой чем занимается? – продолжал интересоваться инженер.

– Нет отца. Погиб на фронте. Остались мы с мамой… – встревожился Жорка.

– Что мать делает?

– Помогает, если кто позовет, гряды полоть, жито жать, картошку копать…

– Так, так. Ну, иди работай…

– А меня не уволят?

Инженер похлопал паренька по плечу:

– Не бойся. Я заступлюсь.

Жорка успокоился. До конца дня старался работать хорошо, пока мастер не напомнил, что ему как подростку пора идти домой.

– Ты на второй смене учишься? – спросил Жорка, вспомнив про идущего рядом Лешу.

– На второй. Сегодня у нас пятого урока не было. Учитель заболел. Раньше отпустили…

– А у нас раньше отпускают только подростков, а все остальные – от гудка до гудка. Завод, брат.

Возле ворот Леванцевича мальчишки и девчонки гоняли «черта». Все стояли как раз на исходной позиции.

– Идите к нам, – позвали они.

– Как ты, Жора? – спросил Лешка.

– Не до «черта» мне сегодня, – ответил Жорка и повернул в свой двор.

Леша пошел дальше по Задулинской.

Кто на Задулинской не знает игры в «черта»! Гоняют «черта» и подростки, и юноши. Здесь проявляется ловкость, умение метко метнуть палку, побежать как можно быстрее за ней, чтобы «черт» не «боднул» – не то сам станешь «чертом».

Выбирают место для игры наиболее затишное, где редко появляются прохожие, и чтобы какой-нибудь малыш не вылез из подворотни и не угодил под палку.

Намечают круг посреди улицы и ставят в центре жестяную банку. Метрах в двадцати от нее через всю улицу проводят линию – исходную позицию. За линией становятся игроки. У каждого в руке палка.

Перед началом игры разыгрывают, кому первому охранять жестянку. Игроки берутся за палку, кто «покроет» – тот и «черт».

«Черт» становится подальше от жестянки, где-то в стороне у забора, и не сводит с нее глаз. В это время каждый из участников бросает палку, целясь в жестянку. Иногда бросают палки все вместе – «залпом». Как только жестянка сбита, все с криком бросаются за своими палками. В этот момент «черт» должен поставить жестянку на место и стеречь ее, чтобы снова не сбили, в то же время успеть «боднуть» кого-то из игроков и уже самому сбить жестянку. Если он успеет это сделать, «чертом» становится другой, тот, кого он уколол палкой. Но сделать это не так-то просто. Погонишься за одним, а в это время кто-то другой жестянку сшибет. И беги опять, ставь ее на место, быстрей коли кого-нибудь, потому что прежний «укол» уже «сгорел»…

Бывает так, что загоняют «черта» до слез. Да и сами набегаются вокруг жестянки до седьмого пота.

Родители, хотя многие в свое время и сами гоняли «черта», не любят эту игру. Сердятся:

– Еще глаза выбьете кому.

И действительно, случалось так, что сбитая жестянка попадала иному игроку в голову. Порой в азарте игры страдала рубашка, и тогда девчонки, стараясь выручить товарища, ее зашивали.

Чаще всего «черта» гоняли возле решетчатых ворот сада Леванцевичей. Дом доктора стоял в глубине сада. Игроки не нарушали его тишины, или почти не нарушали.

Лешке редко приходилось играть: то корову нужно было гнать в яр, то идти работать к Леванцевичу. Но когда за воротами раздавались удары по жестянке и голоса ребят, пареньку не работалось. И тогда тетя Зина, взглянув на него, говорила:

– Ну, поди и ты погоняй «черта». Всей работы не переделаешь…

Обрадованный Лешка бежал на улицу, в траве под забором находил припрятанную палку и становился в ряд на исходную позицию. Иногда к воротам сада подходила Тамара и через решетку с интересом наблюдала за игрой. Лешка в такие минуты старался сбить жестянку так, чтобы она со свистом пролетела как можно дальше. И как приятно было слышать, когда у Тамары вырывались слова восхищения:

– Молодец, Леша!

Появлялось желание погонять Листрата, когда тот становился «чертом», опередить его, выбить из-под его палки жестянку, которую, казалось, он вот-вот собьет, и наблюдать, как тот злится. А Листрат иногда пытался даже мстить за свое поражение.

Однажды он с палкой набросился на Лешку.

– Ты что… спятил? – ухватился за конец Листратовой палки Жора. Он как раз шел с работы. – Это же игра!..

– А я не хочу больше с вами играть, раз вы такие… – заявил сердито Листрат и, погрозив Лешке кулаком, пошел домой.

– Иди, иди, позови Тимку, – крикнул кто-то ему вслед.

Если бы Тимка был дома, Листрат конечно же вернулся б с ним и отомстил за обиду. Но Тимка сидел в тюрьме. И Дудины притихли.

Игра остановилась. Все теперь смотрели на Жорку. Совсем недавно он тоже гонял «черта» на улице, а теперь каждое утро ходит на завод и возвращается чумазым.

– Ты трубочистом работаешь, Жора? – поинтересовались мальчишки.

– Почему трубочистом? Я учусь на слесаря, а потом токарем буду, – с гордостью отвечал Жорка.

– А кто же тебя так вымазал?

– Кто же может меня вымазать? У машины замазался. Где-то нужно подвинтить, где-то подкрутить… Потом рукой по лицу махнешь… Пойдете на завод – узнаете. Там все вертится, крутится, гремит… Сунься к маховому колесу – чах, и головы нет.

Ребята, разинув рты, слушают Жорку. Никто из них не знает, что в слесарном цехе, где он работает, нет машин, а только станки с тисками.

Лешка хочет возразить: «Мой отец токарь, а приходит с работы чистый», – но сдерживается. Как-никак Жорка отвел от него Листратову палку. Впрочем, Лешка помнит, что Федор, брат его, поначалу возвращался с работы измазанный. И отец шутил:

– Не носом ли ты шлифовал металл?

Потом Федор стал возвращаться чистым, даже в белой рубашке с галстуком. На заводе можно после работы умыться под душем, переодеться. У каждого рабочего свой шкафчик, где хранится чистая одежда.

– А сегодня у нас авария была: пас слетел с трансмиссии. Инженер говорит мне: «Жорка, лезь ты. Кроме тебя никто не натянет приводной ремень». Я и полез. А это высоко, под самым потолком цеха… Вот так. А вы говорите – трубочист…

Хотя Жорка многое придумал, Леша слушал бы его еще, но надо было закончить работу в саду, а потом бежать в школу. По дороге, однако, подумал: «Все же лучше учиться на слесаря, чем таскать навоз под деревья Леванцевича», – и позавидовал Жорке.

Леша только закончил работу, как на аллее появилась Тамара. Она шла от ворот к дому. В руке ее был блестящий из черной кожи портфель и букет желтых кленовых листьев. Она увидела Лешку за кустами крыжовника, что тянулись по обеим сторонам аллеи, и остановилась. Потом подошла к нему.

– Разве ты не пойдешь сегодня в школу? – спросила.

– Пойду. Вот сбегаю домой, переоденусь и пойду. У нас же занятия с двух…

– А когда же ты делаешь уроки?

– Вечером, когда приду со школы. Малыши спят, никто не мешает…

– А когда же читать книжки?

– Утром, в яру. Корова пасется, а я сижу и читаю.

– Я бы так не смогла, – с участием взглянув на Лешку, призналась Тамара.

– Если бы мой отец был доктором, а я у него – единственным сыном, тоже, наверно, не смог бы, – улыбнулся Лешка. – Нас у отца семеро. Скоро сестра из деревни вернется…

Тамара не знала, чем утешить Лешу, и вдруг вспомнила:

– А я с Юрой была в кленовом сквере. Собирали листья. Видишь, какой букет…

– Моя мать на таких листьях хлеб печет…

– Тогда возьми их и отдай маме…

– Спасибо. Она уже испекла хлеб. Когда опять понадобятся, малыши насобирают и принесут.

– А в кленовнике так хорошо: желтые листья шелестят под ногами. Их там много-много… Все дорожки застланы золотым ковром.

Лешка посмотрел на Тамару: глаза ее блестели, каштановые волосы кучерявились на висках…

– Ну, мне пора идти, – спохватился паренек. – Передай тете Зине – я все, что она просила, сделал…

– Хорошо, Леша, передам, – пообещала Тамара и махнула ему вслед букетом кленовых листьев.

– Ешь, сынок, быстрее да выгоняй в яр Маргариту, а то она уже застоялась в хлеву…

За большим столом Алесь, Катя и Олег с аппетитом уплетают крупник. Янка с завистью смотрит на малышей. «Хорошо им, – думает. – Наедятся и пойдут играть». И Янка побежал бы на улицу, туда, где гоняют «черта», но эта корова… Лучше бы уж ее продали вместо Пестрого.

– Уроки когда я буду делать? – ноет Янка.

– Часика три попасешь, а тем временем я управлюсь здесь и приду с малышами, подменю…

Миска Лешкина пуста. Он съел свой крупник, переоделся, сложил книжки и теперь завязывает галстук. На мальчике новый красивый костюм. Это за проданного Пестрого и дрожки купили всем детям обновку. Лешка причесывает набок густые и как спелая рожь волосы и думает: «Пусть бы Тамара увидела его вот таким в саду». Умытое лицо его свежо, блестят серые живые глаза. Если бы не эти рыжеватые пятнышки на переносице, был бы ничего паренек. Но что поделаешь – веснушки не смываются…

– Продали бы уже и Маргариту, – говорит Янка, подымаясь из-за стола.

Уже не раз заводил отец с матерью такой разговор. Хотя и неплохо иметь для детей свой стакан молока, а все же забот с коровой хватает и старым и малым. А мальчикам надо учиться. Мать не соглашается с отцом: «Летом не ходят дети в школу, а весной и осенью как-то выкрутимся…»

– А крупник будете есть постный? – сердится мать на Янку, который повторяет отцовские слова. – Вам бы только носиться, задрав штаны, да «черта» гонять…

Янка бежит в хлев отвязывать корову. Мать, того и гляди, и за ухо дернет, или шлепнет по затылку. Она любит Маргариту и не представляет себе, как можно обойтись без буренки.

За Янкой, крикнув: «Я пошел!», выбегает из дома с сумкой Лешка.

– А с собой ты что-либо взял? – спрашивает мать.

– Да не надо…

– Как это «не надо»? Погоди.

Лешка ждет, пока мать вынесет ему два ломтя хлеба, намазанные постным маслом, и предупреждает Янку:

– Держись подальше от Листрата. Он бросался на меня с палкой, но Жорка его осадил. Еще начнет сгонять злость на тебе…

– Пусть только полезет, – храбрится Янка, но чувствуется по голосу – боится.

Лешка берет из рук матери хлеб и выбегает на улицу. Класть полдник в сумку он не собирается: еще постное масло просочится на тетрадь или учебник, тогда от Язэпа Сидоровича влетит и дети засмеют. Было уже однажды так. Хлеб он съест, пока дойдет до кладбища.

Только так подумал, раздался унылый голос Лачинской: «Ва-а-ся…», и сама она появилась в калитке.

– Нет ли у вас Васи?

– Нет, не было… – не задерживаясь, отвечает Лешка.

– Вот разбойник… Где он шатается? Мальчики приходили из класса, спрашивали: почему он не был в школе. А он же пошел в школу…

Лешка поворачивает за угол, выходит на Задулинскую улицу. До него все тише и тише доносится горестный голос Лачинской: «Ва-а-ся-а…»

А вот у кладбища маячит и хрупкая фигурка Васи. Он идет, понурив голову.

– Ты где был? – подбегая к мальчику, спрашивает Лешка.

– А что?

– Мамка тебя ищет! Она знает, что ты не был в школе.

Вася краснеет, моргает длинными черными ресницами.

– А я в цирке был на тренировке…

Вася забывает, что его ждет дома, и начинает увлеченно рассказывать:

– Арнольд берет меня в напарники. Знаешь, какие у него мускулы? Я уже делаю на его руках стойку…

Цирк в городе временный, заезжий. Когда он приезжает, над крутым берегом Витьбы поднимается высокий шатер.

– Что у тебя в бумаге? – потянул носом Вася.

– Хлеб.

– Дай кусман.

Лешка отдает Васе ломоть хлеба, а сам, комкая в руке бумажку, съедает второй.

– Все равно я убегу с цирком, – говорит Вася, жуя хлеб. Проголодался он, видно, изрядно. Не чувствует даже, как по бороде стекает желтая струйка постного масла.

Лешка не знает, что ему ответить, да и времени нет подумать.

– Погубишь мать, ты же у нее один… – он представляет, какое это горе будет для Лачинской.

Они расходятся. Лешка шагает быстро, чуть не бегом, а Вася медленно плетется, печально склонив чернявую голову. Арнольду он не случайно понравился. Мальчик, как кукла.

Вот и кленовый сквер. Слева от него, немного в стороне от центральной аллеи, приютился небольшой домик-водокачка. Там, в окошке, сидит пожилая женщина. Берет она по пол-копейки за ведро воды, а напиться можно и бесплатно. День сегодня хотя и сентябрьский, но теплый. Солнышко приятно пригревает. Особенно здесь, в затишном месте.

Женщина подает Лешке эмалированную кружку с прозрачной водой, поворачивается к стене, на которой висят ходики:

– Леша, торопись, уже без двадцати два.

Вода холодная, вкусная. После чашки супа и ломтя хлеба с постным маслом пьется с удовольствием.

– Спасибо.

– На здоровьечко, – добродушно улыбается женщина, – пионерчик…

Лешкина школа за Двиной, на Вокзальной улице. Есть и ближе – на Гоголевской, в которой учится Юрка. Почему отец записал Лешку и Янку в эту, что на Вокзальной, Лешка не знает. Возможно, в другой не было места.

Желтые листья клена кружатся в прозрачном воздухе и тихо опускаются на землю. Лешка идет по главной аллее. То здесь, то там женщины и подростки сгребают листья в кучу и набивают ими мешки. «Нужно и нам набрать» – думает Лешка. Листья – хорошая подстилка для коровы.

Навстречу идут мужчина и женщина. Они не спешат. Серое легкое пальто на мужчине расстегнуто, шляпа сдвинута назад. В руке его зонтик, на который он опирается, как на палку.

Женщина рядом с ним – стройная, красивая. Она очень похожа на учительницу Ванду Грушецкую. А может быть это она? Даже сердце сильно забилось. Нет. И голос не тот, хотя тоже приятный. Лешка уже слышит их разговор.

– Я ненавижу, Лида, твоего Браткова…

– Почему моего?.. Ты злой, Серж…

Лешка почувствовал приятный запах духов. Паренек оглянулся: над шляпой женщины кружил большой кленовый лист, и мужчина пытался пробить его на лету острым концом зонтика.

Мужчина с зонтиком! Вдруг Лешка вспомнил его. Это он гнался за Лешкой над яром. Да, это он. И женщина та же. Тогда она держала в руках васильки. «Хорошо, что они меня не узнали», – подумал Лешка и прибавил шагу.

В конце кленовника его ждал Юрка. Он поднялся с лавочки.

– Салют!

– Салют!

Они пионерским салютом приветствовали друг друга.

– Мама послала меня в магазин на Замковую, так я решил подождать тебя, – сказал Юрка, шагая рядом. – Дело есть. В охотничьем магазине, на витрине, я видел сегодня «монтекристо». Никельный, с длинным стволом. Не такой, как раньше продавали, с коротким. Стреляет теми же патронами, что и мелкокалиберная винтовка. Мелкокалиберный пистолет! Понимаешь? Вот я и подумал: а что, если мы соберем деньги да купим «монтекристо»? Сделаем в яру тир и будем учиться стрелять. А? Вот будет здорово!

– Здорово! – загорелся Лешка, но, подумав, спросил: – А сколько он стоит?

– Пятнадцать рублей. Лешка покачал головой:

– Разве мы столько денег соберем?

– Вот и я думаю – соберем ли? – уныло ответил Юрка.

Молча они спустились вниз по Гоголевской.

– А знаешь? – первым нарушил молчание Лешка. – Давай собирать кости, тряпки, ну – утильсырье. В яру и на огородах костей много.

– А кому они нужны, эти кости?

– Как кому? Принимают на пункте, на Смоленском шоссе. Сам видал. Пережженными костями, говорят, очищают сахар на сахарных заводах.

– Я этого не знал.

– Я тоже не знал.

Они вышли на площадь Свободы. Лешка взглянул на часы на городской ратуше.

– О, мне надо торопиться. А то Язэп Сидорович еще поставит в угол. А стоять в углу на радость сынку церковного старосты Мишки и богомолок Броньской и Проньской не хочется.

– Они еще воюют против тебя?

– Так и ждут, чтобы где споткнулся.

С того времени как Лешке повязали пионерский галстук, Язэп Сидорович не давал ему спуска. Придирчиво проверял, выучил ли уроки, чаще других вызывал к доске. Учитель явно искал повод, чтобы упрекнуть: «А еще пионер!» – но повода не было. А однажды сказал: «Возможно, и хорошо, что ты вступил в пионеры».

– Пионер не должен опаздывать. Садись в трамвай, – сказал Юрка.

Лешка сунул руку в карман:

– Всего две копейки…

– Вот тебе еще три.

Стали ожидать трамвая. Он уже спускался с горы по Смоленской на мост через Витьбу. Лешка вдруг вспомнил брата.

– Юра, помоги Янке.

– А что случилось?

– Как бы Листрат его не побил… У меня с ним стычка была. Отомстить может.

– Хорошо. Я пойду к нему. И начнем собирать утиль.

Подошел трамвай. Лешка отсалютовал другу и вскочил на подножку вагона.

Юра принес покупки домой, положил их на кухне. Мать была в школе, отца тоже не было. Он уже работал, хоть след от бандитской пули частенько напоминал о себе.

«Так какой же у меня план на сегодня? Пойти в яр к Янке собирать кости. А во что?»

В мешке картошка. Высыпать ее некуда. А если… Юрка снял с подушки наволочку. Потом передумал, опять надел ее на подушку. В кладовке среди грязного белья нашел другую, сложил ее и сунул в карман.

«Так, а дальше что?» – задумался Юрка. Он открыл дневник: «Прочитать отрывок из повести А. Пушкина «Дубровский». Юрка подумал еще немного: а что, если прочитать с Янкой и тем же Листратом в яру? Взял книжку.

На чистом листке бумаги написал: «Мама, я пошел по пионерским делам».

Но читать книжку и собирать кости в яру не довелось. Разыскивая Янку, Юрка сначала в зарослях увидал Маргариту. Вблизи паслась и другая корова. Прислушался. Тихо. Желтая листва опадала с ольховых деревьев. Журчал ручей. «Может, он камнем прибил Янку?» – встревожился Юрка. От Листрата можно всего ожидать…

Вдруг в ольшанике послышалось:

– Ай-ёеньки…

Юрка, сжав кулаки, стал пробираться сквозь заросли. И вдруг перед ним открылась такая картина: на небольшой полянке какой-то чернявый мальчик ходит на руках, а Янка и Листрат, разинув рты, наблюдают за ним.

Зрелище действительно было удивительное. Мальчик ходил на руках так ловко и уверенно, словно акробат на цирковой арене. Походил вниз головой, остановился, ровно вытянул ноги. И вот уже стоит на одной руке, затем сменил ее на другую…

– Ай-ёеньки! – взвизгнул от восторга Листрат. Такого чуда он никогда не видел.

Мальчик, наконец, встал на ноги.

– Еще раз, Вася, – попросил Янка.

– Погодите, немного отдохну, – ответил тот. – Вы теперь сами попробуйте. Это очень просто.

Листрат и Янка, опершись руками о землю, пытались так же подбрасывать ноги кверху, но тотчас же падали, как снопы.

– А вы вот так, – показывал им Вася.

Как-то незаметно для себя и для ребят в спортивные занятия включился и Юрка. Он пытался сделать стойку на руках, и у него получалось лучше, чем у других.

– Вот, вот, делайте так, как он, – показал на Юрку Вася.

Листрат и Янка еще несколько раз пытались стать на руки, но у них опять ничего не получилось.

– А Вася умеет еще и сальто делать. Вот здорово! Покажи, Вася, еще раз, – попросил Янка.

Ободренный похвалой, Вася разогнался, подпрыгнул, перевернулся в воздухе и… очутился в кустах. Оттуда вышел, хромая.

– Площадка маленькая для разбега, – пояснил, морщась от боли.

– Крепко ударился? – спросил Юрка.

– Не-ет, – Вася опустился на траву. Все присели около него.

– В цирке арена. Там упадешь, и ничего – опилки, мягко. А здесь земля, корни…

– А ты что, работаешь в цирке? – поинтересовался Юрка.

– Да нет. Арнольд меня учит. Он обещал взять меня в напарники. У него уже есть один такой мальчик, как я, а он хочет иметь двоих… Чтоб было трио. Он замечательный циркач.

– И давно он тебя учит?

– Давно. Еще с прошлого года. Потом они уехали с цирком в другие города. Этой весной снова приехали. Все лето бегал к нему…

– И тебя мамка пускала? – спросил Янка.

– Жди – пустит она меня. Возле цирка живет моя тетка. Мать пошлет меня к ней – а я в цирк…

– Васю мама бьет, а тетка ой как дубасит, – шепнул Янка Юрке. – Розгами. Они не выпускают его со двора. Боятся, что мы его испортим.

Вася услыхал слова Янки и приуныл. Вдруг его, губы задрожали и из глаз по смуглым щекам потекли слезы.

– Нога болит? – спросил Юрка.

Вася ничего не ответил, только пуще заплакал.

– Он боится идти домой, – объяснил Янка. – Выручи его, Юра. Если ты его отведешь домой, его не станут бить.

– Я готов, – согласился Юра.

– Не пойду я домой. Мамка знает, что я не был в школе. Все равно побьет.

– А папа? – спросил Юрка.

– И папа будет бить. Сегодня понедельник, у него; выходной в театре.

– А кто он – артист?

– Нет. Контролер на галерке, – пояснил Янка.

– Что же делать?

– А ты скажи, что был у тетки, – посоветовал Янка.

– Нельзя. Они знают: тетя с дядей уехали в деревню копать картошку.

– И все же домой нужно идти, Вася, – сказал Юрка. – И чем раньше, тем лучше.

– А ты возьми его, Юра, к себе, а потом вместе с папой отведи домой. Они побоятся милиционера.

– И спрячутся под кровать, – ни с того ни с сего вставил Листрат. – У него же в кобуре наган.

Юрка улыбнулся:

– Мой папа не такой уж страшный.

– Не страшный? А Тимку в тюрьму посадил. Батя сказывал, что он за Вишнякова страдает.

– Тимка твой стрелял в моего отца. За это и осудили его. Он сам себя посадил в тюрьму… – отпарировал Юрка, строго взглянув на Листрата. – И тебе не советую бросаться камнями.

Листрат покосился на Юрку:

– А я не попал тебе в голову! И судить меня нельзя…

– Никто тебя не собирается судить. Ты лучше дружи с нами, книжки давай вместе читать…

– А я с антихристами не дружу, – оскалился Листрат и пошел к корове.

– Как хочешь, – махнул рукой Юрка. Его сейчас больше беспокоило: как быть с Васей?

Выручил Янка:

– Скажи маме, что на лестнице в школе оступился и подвернул ногу, а Юрка помог отвести к доктору. Подтвердишь, Юра?

Юрка с удивлением посмотрел на Янку:

– Когда ты научился так врать?

– Разве это вранье? Ногу же он повредил! Болит, Вася, нога?

– Болит, – кивнул головой Вася. Ему понравился совет Янки. Мать, конечно же, расчувствуется и пожалеет. Покричит, но бить не станет.

– Ну вот, а где он покалечил ногу, не имеет значения.

– Ладно, – согласился Юрка, хотя лгать не любил. – Только надо разыграть эту сцену более правдиво. В клинике обязательно перевяжут ногу. – Он заметил в беседке Тамару. – Пойдем, Вася. Попросим у Тамары бинт.

Вася встал. Ступил на ногу и ойкнул. Нога действительно болела. Пришлось вырезать палку. Опираясь на нее, Вася с Юркой дошел до кручи, над которой возвышалась беседка.

– Тамара! – окликнул Юрка.

– Ой, Юра! – захлопала от радости в ладоши девочка. – Какие вы молодцы, что пришли. Я брошу вам веревку.

Тамара вытащила из-под скамейки веревку, привязала один конец к столбу беседки. Раскрасневшаяся, наклонилась над перилами.

– Ловите!..

Юрка поймал конец веревки, подергал:

– Крепко. Можно подниматься. Давай сначала ты, Вася.

Вася ухватился за веревку. Забыв от волнения про боль в ноге, ловко и быстро стал подниматься вверх. Юрка позавидовал его ловкости. Он так не сумеет. А Тамара аж запрыгала от радости: наконец-то исполнилось ее желание…

Вслед за Васей стал подниматься и Юрка. Но не так быстро и ловко, хотя старался изо всех сил. Под конец руки его стали слабеть, однако восторженные возгласы Тамары ему придали силы.

– А теперь спрячем концы и будем играть. Папа с мамой отдыхают…

– У нас срочное дело, Тамара. Нужен бинт, – сказал Юрка.

– Зачем? – насторожилась девочка.

– Перевязать Васе ногу. Он крепко ушибся.

– Рана есть?

– Нет. Возможно, только ушиб, а может, растяжение…

– Очень болит?

– Когда стою или наступаю… – поморщился Вася.

– Какая беда! Сейчас принесу бинт и йод, – сказала Тамара и побежала по аллее к дому.

– У нее красивая фигурка и руки, – оценил Вася тоном знатока. – Ее Арнольд тоже взял бы в цирк. – И уже с увлечением начал рассказывать про цирк: какие там гимнасты, клоуны, дрессированные зверюшки…

– Ты любишь цирк? – спросил Юрка.

– Очень. Бросил бы все и жил там…

– А родители?

– Они злые. Постоянно ссорятся между собой, а на мне зло сгоняют. Маму, конечно, жалко, – понизил голос Вася. – А у тебя хорошие родители?

Родители у Юрки были хорошие и отзывчивые. Он очень любил их. Но хвалить их сейчас… Ему не хотелось, чтобы Вася переживал еще больше.

– Я люблю рисовать, – уклонился он от ответа. – Ты посмотри, Вася, какая красота…

С беседки яр был далеко виден в одну и другую сторону. Круча, на которой стояла беседка, напоминала нос корабля. Сейчас этот корабль плыл по желтому морю: яр был залит послеполуденным солнцем.

Прибежала Тамара.

– Ну вот, принесла, – лицо ее светилось, оттого что она сделала доброе и нужное дело. – Клади на скамейку ногу…

Перевязав Васе ногу, Тамара через сад провела мальчиков к воротам и выпустила на тихий Задулинский тупик. Отсюда недалеко было до Васиного дома. А если по меже через огороды – то и рядом совсем. Но Вася захотел войти в свой дом не со двора, а с парадного входа и повернул с тупика на Задулинскую улицу. Он шел прихрамывая. Юра поддерживал его, так как палка осталась под кручей.

– Большой у них сад, – сказал Вася, оглядываясь.

За решеткой ворот, словно узница, стояла Тамара. Юрка тоже повернулся и махнул девочке рукой.

– Сад хороший, но за ворота отец выпускает Тамару только в школу. А она рвется к ребятам. Она хороший друг…

– О, ее Арнольд непременно взял бы в цирк…

Юрка улыбнулся: да этот мальчуган смотрит на все с цирковой арены.

Чем ближе подходили к дому, тем более унылым становился Вася, а когда взошли на крыльцо и Юрка постучал в двери, мальчик задрожал и спрятался за спину своего нового друга.

– Кто там? – раздался скрипучий болезненный голос.

– Откройте, пожалуйста, – сказал Юрка и взглянул на побледневшее лицо Васи. «Хорошо, что я не оставил его», – подумал.

Загремели засовы, и в проеме двери появилась мать Васи. Голова ее была повязана мокрым полотенцем. Увидав сына, она хотела что-то сказать, но Юрка опередил ее.

– Не пугайтесь. С Васей все в порядке… Но, разрешите, я доведу его до кушетки…

Только теперь Лачинская увидела, что у сына забинтована нога.

– Что с ним? Что с тобой?..

– Оступился на лестнице в школе, – едва не заплакал Вася. – Хорошо, что Юра оказался рядом. Он сразу же повел меня к доктору…

– Чуяло мое сердце. А я ж тебе сколько раз говорила – смотри под ноги, не задирай голову – и поплыл неудержимый поток слов.

Вася, понурив голову, сидел на кушетке.

– Это же ты мог с лестницы полететь и вниз головой, – досадовала мать. – Отец бы тебя за это…

Но отца дома не было. Вася почувствовал облегчение, осмелел и чуть не испортил все дело:

– А в цирке, случается, падают с трапеции и ничего…

– Еще не хватало, чтобы ты полез на ту пецию…

Вася открыл уже было рот, чтобы уточнить название спортивного снаряда, но Юрка вовремя толкнул его в бок:

– Послушай лучше, что мать говорит.

– Вот, вот, – подхватила Лачинская. – Я ему все время то же самое твержу… Дал же бог людям умных детей. Вот он, – Лачинская кивнула на Юрку, – не подвернул себе ногу. А тебя носит всюду…

Тяжело переступая, она пошла на кухню. Загремела заслонка в печи.

– Даст поесть… – обрадовался Вася.

Зазвенел звонок. Окончился последний урок. Но дети не подняли шум, как обычно. Не спеша, стали складывать свои книжки. На всех произвели огромное впечатление рассказы Чехова «Ванька» и «Спать хочется», которые только что прочитал им Язэп Сидорович. Лешке показалось, что подобрел и учитель. Собирая тетради и учебники со стола, он добродушно улыбался: покорил-де ребят Чеховым.

– Сенькевич, а ты останься… – вдруг задержал он Лешку, который уже собрался идти.

Лешка вернулся и сел за парту. «За что? – подумал он. Наказывать вроде бы не за что. На четвертом уроке Язэп Сидорович даже похвалил его, возвращая тетрадь с упражнением:

– Хорошо, Леша. Чистенько и без ошибок.

А Мишке, своему любимчику, сделал замечание:

– Мог бы и лучше постараться.

Тетради Броньской Марии и Проньской Евы наставник положил на их парту, ничего не сказав. Привыкшие к похвалам, девочки едва не заплакали от обиды: Лешку похвалили, а их нет…

Мишка, проходя мимо Лешкиной парты, процедил сквозь зубы:

– Достукался, пионер. Посидишь теперь…

И богомолки, угодливо попрощавшись с учителем, чмыхнули с издевкой в сторону Лешки. Тот еле сдержался, чтобы не показать им кукиш.

Учитель тем временем убрал учебники со стола в портфель. Откинувшись на спинку стула, он смотрел на ученика молча: видимо, обдумывал, с чего начать разговор.

– Так мы с тобой, Леша, почти соседи, – сказал с неожиданной теплотой в голосе Язэп Сидорович. – Я живу на Сенной площади. Ты, очевидно, знаешь…