Текст книги "Церон
Роман. Том I"

Автор книги: Леонид Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

IV

Лучи утреннего солнца осветили Гималайские горы, покрытые ледяным покровом.

По неровной поверхности ледяного поля, еле передвигая ноги от усталости, четыре человека приволокли к расщелине несколько ящиков. В белых балахонах и сапогах, они казались издали частицами глетчера, на котором они находились. Оставшиеся наверху пошли обратно, таща за собой санки с катушкой кабеля. По мере удаления от обрыва, они все больше походили на два призрака. Лишь кабель, оставшийся лежать тонкой нитью на льду, указывал на то, что здесь были люди.

Очутившиеся на дне расщелины работали молча и сосредоточенно, лишь изредка перебрасываясь короткими замечаниями. На подставке постепенно вырастал четырехстворный рупор с широкими, неправильной формы слуховыми трубами, торчавшими во все четыре стороны.

– Теперь, – произнес один из них, – найдем место для директора и тогда поспешим в нашу каюту.

Осмотревшись, недалеко от себя они увидели широкий ровный выступ скалы. На него они поставили оставшийся нераскрытым ящик. На наружной стенке ящика была кнопка. От нажима на нее крышка ящика раскрылась и из ящика вылез наружу аппарат, полный различных циферблатов, стрелок и винтов. Пока один из них регулировал аппараты, другой соединял их с кабелем. Закончив свою работу, они устало сели на дно расщелины. Младший вынул из кармана маленькую, похожую на миниатюрный фотографический аппарат, коробку и, поднеся ее ко рту, произнес слово: «север». Он повторил это много раз и, лишь когда он с безнадежным жестом опустил коробку на колени, из нее послышалось в ответ:

– Здесь север!

– Все готово, – сказала поспешно фигура.

– Возвращайтесь сейчас же, – прозвучал голос из ящика.

Оба молча поднялись и подошли к висевшей на стене веревке. Взбираться наверх было очень тяжело. Ноги срывались с уступов и тело то и дело ударялось об острые обледенелые скалы. Наконец, задыхаясь от усталости, они выбрались наверх и, еле волоча ноги, начали отходить от обрыва. Путь по неровному ледяному морю был очень тяжел. Они часто спотыкались. Пройдя около тысячи шагов, младший начал все чаще и чаще взглядывать на инструмент, вместо часов одетый у него на руку. Пройдя еще некоторое расстояние, они остановились и начали беспомощно озираться кругом. Их недоумение было прервано насмешливым голосом, казалось, вышедшим откуда-то из-под них – из самого горного массива:

– Два шага направо, Лиза, два шага назад, Мехмед. Шаг вперед и влево.

Одновременно с этими словами на ледяной поверхности появилось черное пятно круглого отверстия. Оба, забыв про усталость, устремились к нему. Еще несколько томительных минут и они уже были внутри «Церона». Заботливые руки быстро с них сняли теплую одежду и они очутились в просторной теплой каюте на мягком диване. У стола суетилась высокая стройная брюнетка, разливая какао в чашки.

– Пейте! и вы быстро придете в себя, – сказала она, придвигая к ним чашки, – вот и папиросы. Не правда ли, было ужасно трудно, холодно, но все хорошо, раз вы не повредили себя. Доктор говорит, что вы блестяще выполнили работу, – не умолкая, повторяла она, делая сандвичи из сыра и консервов. Затем уже тихо, почти шепотом, она добавила: – Вы закончили работу вовремя, доктор ни на минуту не отходит от аппаратов, он, видимо, придает тому, что должно произойти, чрезвычайную важность.

Стрелка часов показывала без пяти минут девять, когда в отделении, в котором сидел, нахмурясь, доктор, послышался звук пропеллера. Он быстро подошел к маленькой распределительной доске, помещавшейся недалеко от него, и перевел на ней несколько рычагов, наблюдая за показанием стрелок инструментов, вделанных в эту доску. Установив, что звук идет с северо-востока, он снова начал регулировать приборы, пока звук пропеллера не стало слышно совершенно отчетливо. В это же время на маленьком экране, бывшем перед ним, еле заметная точка, нарастая, превратилась в ясно видимый одноместный аэроплан.

– Вы видите этот аэроплан? – сказал доктор, обращаясь к вошедшему Мирано. – Его скорость больше скорости Тибетского экспресса, он может его свободно перегнать. На нем сейчас находится наш приятель или его агент. Они спешат на ходу передать фильм кондуктору. Но мы еще увидим, смогут ли они это сделать?

Вместо ответа Мирано рассмеялся.

Доктор, забыв про окружающее, держась рукой за рычаг распределительной доски, говорил, как в полусне:

– Аэроплан переходит границу магнитного поля, он входит в силовой поток, вот…

И доктор, рванув рукоятку к себе, застыл, не отрываясь от экрана.

Мгновение аэроплан продолжал свой путь, как ни в чем не бывало. Но вдруг его нос резко задрался вверх, потом опустился и, перестав слушаться пилота, аэроплан, накренясь, стал падать на горы. Было видно, как резким движением пилот освободился от ремней, привязывавших его к сидению, и кинулся вниз, держась правой рукой за грудь. Сначала он падал, как камень, и его гибель казалась неминуемой, но вот парашют раскрылся, скорость падения уменьшилась. Но, когда казалось, что он благополучно достигнет земли, струя воздуха, обтекавшая хребет, рванула его в сторону, ударила несколько раз об отвесную стену и, наконец, как бы устав играть с ним, дала возможность ему стать на ледяной барьер в нескольких сотнях метров от места, где находился «Церон». В стороне догорали зажегшиеся от удара, полученного при падении, остатки аппарата, несколько минут тому назад гордо парившего в воздухе.

В каюте послышалось вновь гудение пропеллера.

– Слышите. Мирано, – произнес доктор, чье лицо было бледно от пережитого волнения, – это экспресс. Я пойду подкрепиться, а вы следите за тем, что будет делать этот человек, а также и за его спасителями. Катастрофу не заметить они не могли и вскоре двинутся его спасать, показав нам точно, где находится их логовище. Судя по шуму пропеллера, который мы уловили, он возник где-то на том суровом массиве с отвесными стенами. За проявлением признаков жизни на этом массиве будут следить по очереди на экране в комнате для чтения. У нашей молодежи и у наших сотрудников глаза удивительно остры; они заметят не меньше, чем самая чувствительная фотографическая пленка.

– А фильма, доктор, что с ней? Вы думаете, что она при этом человеке?

– Нет, – ответил доктор, – передать на ходу экспрессу несколько тысяч метров фильмы можно только, держа ее в специальном запаянном ящике. Этот ящик или упал куда-нибудь в сторону, оторвавшись от аэроплана, или сгорел вместе с ним. Но этот самый наблюдатель в своем гнезде конечно, задержал оригинал, пославши дубликат. Итак, Ми-рано, до скорого свидания и терпеливо ждите, пока не появится рыба, чтобы проглотить нашу приманку – этого испуганного, получившего ряд потрясений и ушибов при спуске на парашюте, человека.

Когда, войдя в столовую, доктор бросил взгляд в салон для чтения, там он увидел оживленную группу в пять лиц, рассматривавших пол, на котором во всех деталях отражался загадочный массив. Он, улыбаясь, простоял несколько мгновений, смотря на эту картину, и сел за стол. Увидя его, брюнетка начала наливать стакан чая, вынув предварительно из маленького очень изящного буфета небольшую бутылку с коньяком.

– Я очень рада, – сказала она, пододвинув к нему стакан чая, – что сейчас обошлось без жертв.

– Я стараюсь обходиться без них, Элен. Насколько мне тяжело и больно прибегать к этому, вы знаете так же хорошо, как и я, но в случае стратоплана – этого летающего разнузданного гнезда, – невозможно было иначе поступить. Вы слышали по радио, как восприняли его гибель проповедники. Одни увидели в этом перст Божий, а армия спасения, надрываясь, использует уже этот случай вовсю. Ее миссионеры, ударяя себя в грудь, указывают на то, что если человечество не пойдет их путем, то его за неморальность тоже постигнет участь стратоплана.

Когда мы вылетели из дому, я знал, что наша работа будет очень тяжела, опасна и продолжительна. Но я не предполагал, что спекулянты так хорошо использовали имеющийся у них свободный капитал и доступные за их деньги технические достижения. Они, как пиявки, впились в мир. Мы же рассчитывали увидеть только несколько запутавшихся в противоречиях и озлобившихся на все и вся человеческих группировок, с которыми легко было бы справиться. Их военную мощь «Церон» уничтожил бы, не дав им опомниться, но на деле выходит другое.

Ты видишь в той комнате на полу изображение горного массива. В нем скрыто одно из щупальцев того осьминога, который незаметно и неслышно поступает с миром, как предприниматель со взятым им в эксплуатацию на короткое время предметом.

Мы считали, что имеем дело с разрозненными претензиями отдельных рас, наций и государств, но здесь на Памире, между небом и землей, уже отчетливо видна та паутина, которой по строго определенному плану, не знаю, как давно, но уже крепко опутали мир эти люди.

Часы пробили половину десятого, одновременно из салона послышались возгласы:

– Вот где они, вот!

На расстоянии десятка-двух метров от макушки хребта, бывшего ниже соседних вершин, но отличавшегося совершенно почти отвесными и местами даже нависшими над бездною обрывами, была площадка, на которой стояли два человека с подзорными трубами. Они осматривали окрестности. Один из них, заметив еще дымившиеся на глетчере остатки аэроплана, указал на них рукой. Затем, обменявшись друг с другом несколькими фразами, они ушли с площадки в зиявшее сзади них отверстие, которое за ними закрылось. И снова в своем мрачном величии торчала неприступная вершина к небу.

Через четверть часа стена раскрылась, создавая впечатление как бы небольшого аэродрома с прилегающим к нему ангаром. Три человека выкатили маленькую пушку, походившую на те, что употребляют для бросания гарпуна китоловы. Минут десять ушло для установки этой пушки. Люди на площадке суетились около нее, по очереди уходя внутрь скалы и появляясь снова с каким-нибудь предметом в руках. Наконец, видимо, их приготовления стали подходить к концу и трое из них, подняв с трудом с земли нечто походившее на тяжелый якорь с многочисленными лапками, всадили его длинную массивную рукоятку в жерло установленной ими пушки. Один из них внимательно осмотрел еще раз всю установку, как и провода, ведшие от пушки вовнутрь, и исчез в зиявшем отверстии. Через несколько мгновений якорь вылетел и, описав правильную дугу, упал на находившийся на значительном расстоянии глетчер другой вершины. Нить, которая была привязана к ручке якоря, начала наматываться на лебедку, таща за собой по-степенно утолщавшуюся веревку, перешедшую потом в веревочный легкий мостик, который, прогнувшись, повис над бездной. По нему с палками и веревками, заброшенными за спину, один за другим начали переходить люди, бывшие на площадке. Когда последний из них перешел с мостика на глетчер, доктор произнес:

– Господа, каждый на свое место.

Сам же он, позвав Мирано, спустился с ним в нижнюю часть «Церона».

В машинном отделении, в которое они сначала попали, виднелось очень большое количество электромоторов, соединенных с каждым отдельным механизмом «Церона». Они приводились в движение общей машиной особым способом, так как нигде проводов не виднелось. У командного мостика находился небольшой экран, на который перископ бросал изображения. Оттуда вел ход в так называемое химическое отделение, где с одной стороны была прекрасно оборудованная миниатюрная лаборатория, в то время как в другой ряд резервуаров и баллонов, связанных разнообразными трубами и проводами. Оно переходило в отделение, в котором, помимо ящиков с упаковкой, характерной для взрывчатых веществ и снарядов, стояло отдельно несколько сложных и в то же время смертоносных приборов, заключенных в проволочную сетку. К одной из таких клеток подошел доктор, в то время как Мирано стал на командный мостик. Доктор за оградой наклонился над резервуаром, в который были вделаны два шарообразных контакта и из которого вел наверх, наружу через потолок каюты, кабель, одетый в разнообразные сетчатые рубашки.

– Установи прицел на маленькую дверь, – бросил доктор в сторону Мирано. Сам же он склонился над контактами, сближая и отдаляя их, причем появлялась каждый раз яркая ослепляющая искра.

– Готово, доктор, – послышался голос Мирано. Несколько передвижений колес и рычагов и резервуар наполнился янтарного цвета жидкостью. Еще несколько движений механизма, и между кабелем и шариками установилась видимая на глаз струя, как бы бежавшая от них к кабелю.

Взгляд на приборы, перевод рычага и эта струя, сделавшись багровой, потекла еще интенсивнее к кабелю.

Доктор, простояв еще несколько минут, вышел из клетки и, перейдя в другое отделение, взошел там на командный мостик.

На глазах смотревших сначала растаял лед, бывший на входе в убежище. Образовавшаяся от таяния льда вода начала испаряться, а затем через четверть часа перед удивленными глазами экипажа «Церона» вделанная на шарнирах глыба скалы вся раскалилась. Огненным пятном казалась она на бело-черном фоне массива.

Пять фигур шли по ледяному морю к переставшим уже дымиться остаткам аэроплана, не подозревая, что происходит с убежищем, покинутым ими неполных полчаса тому назад.

– На ангар! – произнес доктор и через некоторое время он сконцентрировал убийственный ток на его зияющей пасти. Когда скала, закрывавшая маленький вход, немного остыла, он снова направил покорный кабель на нее и, вторично накалившись, скала, перед тем уже расколовшаяся, распалась на мелкие камни, упавшие дымящейся глыбой на площадку.

Невидимая струя, направляемая в образовавшееся отверстие стальной волей доктора, устремилась туда, вскоре раздался ряд слабых детонаций; затем верхушка горы, как бы срезанная чьим-то ножом, поднялась кверху, раскалываясь при этом на части.

Немедленно же, вслед за тем, донесся гул, от которого, казалось, зашатались все хребты, и эти огромные блоки лавинами покатились вниз, все сметая на своем пути. Все окрестности, как дождем, засыпались маленькими и большими обломками скал. Еще эхо передавало на все лады звуки взрыва, как отчетливо, в редкие минуты тишины, стали слышны где-то вблизи стоны.

– Где пятеро, Лиза? – произнес доктор в рупор телефона.

– Они приходят с трудом в себя. Видимо, не ранены, хотя и были сбиты с ног силой взрыва.

– Тогда, – продолжал он, – пусть трое из вас втащат через люк в маленький салон стонущего наверху. Сделать это так, чтоб никто из той группы пяти человек не мог бы заподозрить наше присутствие. Стонущему наложить платок с хлороформом. Когда он проснется, мы для него будем альпинистами, случайно нашедшими его. Поняли, Лиза?

– Есть! – послышался лаконический ответ.

– Вы же, Мирано! – обратился к нему доктор, – возьмите остальных и доставьте обратно аппараты. Можете не спешить, так как тем пятерым не до нас. Посмотрите, у них от страха выросли крылья, они не идут, а летят, спеша унести отсюда свои ноги как можно подальше. С наблюдателем номер один, конечно, кончено. Я же поговорю с нашими; как не была велика их выдержка, но они, конечно, беспокоятся о нас.

Вскоре по всем каютам зазвенела звучная ария тореадора. Не успел заглохнуть ее последний аккорд, как каюты наполнились пришедшей из эфира другой песнью – гимном Севера.

Внизу, в маленьком салоне, на диване под пикейным одеялом лежал раненный. Рядом с ним одежда и парашют. Елена накладывала на его тело, покрытое синяками, компрессы. Билль, который его принес, помогал ей. Лиза стояла в стороне, рассматривая найденные письма и документы. Красивый, жизнерадостный блондин смотрел на нее с фотографии. Несколько писем, адресованных на имя Курта Шимера, носили подпись – «твоя любящая мать». Был и документ – похвальный лист, из которого было видно, что Курт четыре года был одним из лучших пилотов крупнейшей воздушной кампании. Но ее любопытство особенно задел большой увесистый пакет, на котором на трех европейских и двух азиатских языках стояли адрес и фраза: «Доставивший по назначению получит награду золотом». Причем указывалась крупная сумма.

Лизу подмывало его вскрыть, но она поборола это желание и пошла с письмом к доктору. Он курил, сидя у себя в комнате. Вскрыв пакет, они углубились в него.

Письмо начиналось так:

«Я, Курт Шимер, инженер, сделавшийся профессиональным летчиком. Я обманут и потерял надежду выйти живым из тайного наблюдательного пункта номер первый, помещенном на одной из заоблачных вершин Гималаев. Ее точное географическое положение не знаю. Прежде всего, при современном состоянии техники, благодаря огромной видимости, этот пункт, как и ряд вспомогательных менее важных пунктов, для путешествия из Европы в Азию и оттуда в Индию имеет то же значение, что Босфор для Черного моря и Гибралтар для Средиземного. Мы, добровольно или случайно ставшие агентами создавших эти пункты, пользуемся прекрасными удобствами и наши семьи регулярно получают уговоренные огромные оклады, но для большинства нас отсюда нет выхода, в особенности для таких, как я, которые заняли командные должности и благодаря этому получили возможность узнать больше, чем нужно.

Заняв такую должность, я вскоре убедился, что цель этих лиц преступная. Национальность, раса, долг, мораль для них существуют постольку, поскольку могут помочь провести в жизнь ту или иную их спекуляцию. Пост № 1 так оборудован, что он в течении года может не допускать воздушную связь благодаря вспомогательным постам на всем пространстве горной цепи, и уничтожать воздушные эскадры любой величины. Его главная радиостанция более мощна, чем любая станция в мире. Она предназначена исключительно, чтобы нарушать эмиссию тех радиостанций, которые они найдут нужным. Маленькие же радиостанции служат лишь для распространения лжи в мире. Мы получаем шифрованное задание, а отсюда даем самые фантастические вести голосом спикера той страны, которой нужно. Для Европы мы даем последние сведения о Азии и Индии, а им о Европе. Мы крадем их бюллетень, вкрапливая незаметно туда то, что нужно нашим хозяевам. Для этой цели у нас два прекрасных артиста-имитатора и специальная зала, в которой они репетируют каждый день. Услышав нужный бюллетень, мы самое позднее через 10 минут даем свой. Мы поступаем так уже год. И никому в голову не пришло, в чем дело. Все лишь очень обрадовались тому, что благодаря новому оборудованию – совершенству техники – мир сузился и иногда Азию, Индию и так дальше может услышать каждый аматер. Я лично два раза узнал про панику на бирже, созданную таким образом. А ненависть и обострения отношений между народами сколько раз возникали благодаря этому. Каким бесконечным, я сказал бы, сверхъестественным знанием людей и их страстей обладает тот, кто два раза в день шлет нам этот шифрованный материал.

Кто эти люди? Я знаю лишь одного из них. Он, безусловно, один из правящих. Сколько могу судить, их должно быть три и у каждого свой отдел: Административный, Организационный и Выполнение. Рыжий, алчный, наглый, – это тот, который ввел меня. Мои коллеги во второразрядном кабаре познакомили нас. Потом мы встречались с ним по его желанию в ряде столиц и больших городов, где по потребностям службы мне приходилось бывать. Только теперь, когда мои нервы напряжены до крайности, когда каждая мелочь оформливает и обостряет картину, я вижу, что всю мировую проституцию, весь белый товар он фильтровал, распределяя их в зависимости от ценности и новизны. Через те же проходы, через те же руки устремлялся кокаин и морфий. Он, которого я готов сейчас уничтожить, был, как дома, на бирже и так же подобострастно там принимался, как и в его любом публичном доме. Я случайно увидел его жену. Завалясь на спинку роскошного лимузина, жирная, утыканная бриллиантами, она терпеливо его ждала перед группой публичных домов, в которых он давал распоряжения. С нею была ее дочь.

Эта благочестивая семья перед тем, как попасть в церковь, на благотворительный вечер или в гости к столь же достопочтимой семье, зная, что делает их муж и отец, терпеливо его ждала, весело переговариваясь. А из окон до них доносились звуки расхлябанного рояля и похабная пьяная песнь.

Кто хочет его найти, найдет его в этих клоаках. Он, торгуя там, там же вербует нужных ему людей, туда же бесчисленные его агенты несут ему всю информацию.

Предпочтения он не дает ни одному городу, ни одной нации. Он предпочитает стричь всех под одну гребенку. В одних местах, я слышал, как его зовут м-сье Жак, в других – м-сье Якоб, в третьих – мистер Джон. Когда я подписывал условия, он, вынимая платок, выронил изящную коробочку визитных карточек, на них стояло: „Матильда Малер“. Я помог ему поднять. Он поблагодарил и произнес: „Не правда ли, изящный подарок дочери? Это ее первые визитные карточки“. Я одобрил его вкус. Мой уговор был подписан на год – я же здесь уже третий год. Улететь не могу, так как резервуар авиона такой величины, что мой радиус действия ограничен до крайности, его не хватило бы выбраться до отрогов. Уйти можно, лишь предупредив всех остальных, а между ними два специальных надсмотрщика, которых перемещают с поста на пост каждые полгода. Освободиться я хочу, но надежды, что моя попытка удастся, нет. Поэтому пусть тот, кто найдет мой труп, даст этому письму как можно большую огласку или передаст на указанный адрес».

Внизу стояла подпись: «Курт Шимер». Датировано оно было пять месяцев тому назад.

Дочитав последнюю строчку, Лиза и доктор переглянулись.

– Бедный, он много пережил, – сказала она. Доктор, взяв со стола миниатюрную коробку с рядом кнопок на ней и мембраной, нажав одну из них, произнес:

– Как больной, Элен?

– Пульс и температура нормальны. Он спит. Ушибы по всему телу, а кроме того, он вынес большое нервное потрясение. Чтобы совсем оправиться, ему нужны, главным образом, отдых и уход в течении месяца.

– Вернуть его к матери, – произнес доктор, снова обращаясь к Лизе, – невозможно. В маленьком Магдебурге его возвращение сделает сенсацию, и они сейчас же узнают об этом. Его уничтожат, а против нас примут меры.

В это время вошел Мирано, сказав, обращаясь к ним:

– Аппараты погружены. Этим же пятерым взрыв, видимо облегчил спуск, так как благодаря ему сползло несколько глетчеров; поэтому им, пожалуй, удастся благополучно добраться до низу.

– Пожалуйста, Мирано, вы с Андреем жидкостью отделите «Церон» от ледяного моря, в которое он врос, а Мех-мед и Билль пусть приведут в движение все машины.

– Куда мы пойдем, доктор? – одновременно спросили его и Лиза и Мирано.

– К Стеверсу на Лаго Маджиоре. За обедом мы со своими поговорим об этом.

Далеко от земли, весело и оживленно болтая, заканчивал свой обед экипаж «Церона».

– Письмо Шимера дало нам возможность получить в наши руки нить, следуя по которой, мы можем найти самих хозяев. Этих хозяев, вернее, акционеров, более или менее важных, много. Они есть в каждом государстве, но свои дела они доверили нескольким лицам. По предположению Шимера их три, и одного из них зовут Малер. Кроме этого имени, у него, вероятно, десяток других имен, но самое важное то, что его дочь носит это имя. Нам нужно достать его и привезти на «Церон». Что мы с ним сделаем, об этом рано говорить.

Чтобы осуществить эту задачу, мы воспользуемся услугой Стеверса, который всем телом и душой желает нам успеха и добра. На своей вилле, расположенной на скалистом берегу Лаго Маджиоре, он создал еще три года тому назад гараж для «Церона». Гараж можно открыть и закрыть, не выходя из «Церона», с помощью универсального механизма, расположенного под командным мостиком. Вход в ангар из маленькой бухты, закрытой со стороны озера. Из него ведет подземный ход в его рабочий кабинет.

В окрестностях он легко сможет устроить Шимера. В тех местах ни Шимером, ни другими иностранцами никто не интересуется. Интересуют только их деньги. Туда же он сможет выписать свою мать, пока все не уляжется и он сможет вернуться на родину.

От Стеверса мы узнаем все подробности о том, как и где нужно проводить время членам хорошего общества, т. е. в какие месяцы нужно быть в Биарице, Сен-Себастьяно, Довиле, Ницце и т. д. Узнав это, мы будем жить там, следя за семьей Малер и ожидая, пока он не приедет инспектировать свои предприятия и не воспользуется этим, чтоб пробыть некоторое время с семьей. Такие субъекты боготворят свою семью. Но семья таких субъектов допускает себе роскошь любить постольку, поскольку ей платят. Чтобы достичь этого, мы у Стеверса обретем наши национальности. Элен станет француженкой, доктором, начавшим практиковать в Шанхае, и превратится в невесту Билля, который от радости, что стал в Мичигане инженером, начал путешествовать вокруг света четыре года тому назад и еще не успел его объехать.

Лиза и Андрей – русскими с примесью английской крови, имеющими деньги и большие связи на родине. Мехмед богатый, как все восточные люди, и по традиции склонен к лени. Я – полуевропеец, полумонгол, тратящий свои деньги на отделение группы китайских провинций небесной республики, мнительный, со странностями. Мирано, как итальянец, остается здесь на своей родине около «Церона». На нем будет лежать организация перевоза Малера из Франции сюда, придав похищению политический характер. Я уверен, что мы сможем это проделать, не встретив серьезных препятствий. Соединяющим всех нас звеном будет Стеверс. При его изумительном характере он естественно превратится в душу нашего общества, желающего поближе сойтись с элитой, находящейся на Ривьере.