Текст книги "Маркус Вольф"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

За несколько лет он заочно познакомился почти со всеми полицейскими ФРГ, которые выдавали паспорта, знал их почерки и подписи. Клаус Дитер очень не любил двух западно-германских полицейских чиновников, подписывавших паспорта, – одного из Мюнхена, другого из Западного Берлина. Он их никогда не видел, но у них были такие сложные подписи, что подделать их было довольно трудно. Всякий раз, когда поступал новый пакет для работы, Клаус Дитер вздыхал: только бы не эти двое!

Над паспортом для Габриэле он работал два дня, а третий день потратил на то, чтобы придать новенькому документу потертый вид. Скальпелем и напильником обработал уголки и сгибы паспорта, потер его об пол, многократно перелистал все страницы и, наконец, положив в задний карман брюк, сел на стул, чтобы паспорт согнулся. На следующий день он представил паспорт своему начальнику. Что бы ни произошло в будущем с этой милой девушкой, думал Клаус Дитер, паспорт ее не подведет.

Ни один документ, изготовленный Клаусом Дитером, не провалил агента. Он испытывал чувство гордости, когда на стол ему клали сделанный им несколько лет назад паспорт, который нуждался в продлении. Клаус Дитер с удовольствием перелистывал свое детище, любовался множеством въездных и выездных виз и радовался тому, сколько стран посетил разведчик с его изделием!

Когда Клаус Дитер изготовил новый западногерманский паспорт, считавшийся застрахованным от подделки, начальник отдела получил орден «За заслуги перед Отечеством».

Раз в месяц Клаусу Дитеру приходилось работать с паспортами на свежем воздухе, под соснами – вся лаборатория участвовала в регулярных учениях аппарата госбезопасности на случай войны. По сигналу тревоги шесть грузовиков, нагруженных всем необходимым, плюс полевая кухня и цистерна для воды выезжали из Берлина в район предполагаемого развертывания Главного управления разведки в случае войны.

Разведка была готова к работе в любой ситуации. Начальник Главного разведывательного управления генерал-полковник Маркус Вольф хотел быть уверен, что фальшивые документы для его людей могут быть изготовлены в любых условиях, даже где-нибудь в лесу. Учения на природе многим офицерам нравились. Они были рады вырваться из тесных кабинетов на свежий воздух, посидеть вечером у костра.

Ведомство носило военизированный характер. У каждого сотрудника Министерства госбезопасности на рабочем месте в шкафу хранилась полевая военная форма и снаряжение, приготовленное на случай тревоги. Военные учения регулярно проводились не только в Главном разведывательном управлении, но и во всём МГБ. Чаще всего офицеров вывозили на три-четыре дня на учебный полигон охранного полка имени Феликса Дзержинского, который подчинялся не министру обороны, а министру госбезопасности и был оснащен боевой техникой.

Первое время офицеров размещали в палатках, потом для них выстроили бараки. Учения проводились в условиях, максимально приближенных к боевым. Перед началом учений офицерам сообщали обстановку: враг уже под Берлином, дети сотрудников МГБ на самолетах вывезены в Советский Союз…

Габриэле втягивали в игру постепенно. Но каждый шаг делал возможным следующий. Однажды Карличек принес ей черную сумочку устаревшего фасона.

– Зачем она мне? – брезгливо спросила Габриэле. – Я не стану ее носить. Она такая страшненькая.

– Но ты же не можешь разгуливать с двумя паспортами. В нужный момент вытащишь не тот. – Карличек ткнул булавкой во внутренний шов, и между кожей и подкладкой с легким щелчком открылась щель. – Положишь паспорт, который мы тебе дали, в этот потайной карман.

Габриэле с сомнением смотрела на сумку.

Карличек обнял ее:

– Дорогая, это нужно только для того, чтобы мы могли быть вместе.

В служебную гостиницу приходили всё новые и новые люди, которых Карличек представлял как своих друзей. Улыбчивые, приятные коллеги Карличка, как бы играя, учили Габриэле приемам конспирации. Ей изготовили специальный чемодан и еще маленькую косметичку – все со специальными замками и потайными карманами.

Карличек сказал, что будет ждать от нее писем. Им хотелось быть откровенными в переписке, но как избежать неприятностей, учитывая, что о месте работы Карличка никто не должен знать? Его очередной друг обещал их выручить. Он принес с собой кусок ткани, обработанной специальным составом.

– Эту ткань нужно положить между двумя листами бумаги и на верхнем написать письмо, а потом его уничтожить, – пояснил он. – Весь текст невидимо для глаза отпечатается на нижнем листе, на котором для конспирации можно написать любой невинный текст и вложить в почтовый конверт. – Он протянул кусок ткани и лист бумаги Габриэле: – Попробуйте сами.

Она попробовала и легко научилась тайнописи. Теперь она сможет обо всем написать своему любимому и чужие глаза ее откровения не увидят. Получив обычный конверт из ГДР, Карличек обработает письмо нужным химическим составом и сможет прочитать послание от любимой. Но почта идет долго. Карличек сказал, что, наверное, сможет в определенные дни воспользоваться служебным радиопередатчиком и передать ей несколько добрых слов особым кодом. Габриэле обрадовалась этой идее, и тут же появился новый друг из окружного управления, чтобы научить ее зашифровывать и расшифровывать радиопередачи.

Габриэле и не подозревала, что Карличку накануне ее приезда пришлось немало потрудиться. Прежде он и понятия не имел о том, как вести радиопередачу, как шифровать текст, и его заставили осилить все эти премудрости, чтобы он мог помочь Габриэле. Целый месяц он засиживался в управлении за полночь, чего прежде с ним никогда не случалось.

В Лейпциге окружное управление госбезопасности находилось в самом центре города – между церковью Святого Фомы и Домом германо-советской дружбы, гигантское здание со множеством наружных антенн. В подвале устроили кабачок и кегельбан для офицеров. Лейпцигское управление было одним из самых больших в стране. Оно располагало собственной станцией подслушивания телефонных разговоров, оборудованием для вскрытия писем, мастерской по изготовлению париков и вообще всего необходимого для гримирования.

Одна из главных задач окружного управления состояла в разработке гостей ежегодной Лейпцигской ярмарки, которая была главной витриной экономических успехов всего социалистического лагеря. Иностранных гостей размещали в гостинице «Меркур», где рядом с телефонным коммутатором находилось помещение для сотрудников госбезопасности, сюда дублировались все телефонные линии гостиницы. Они могли прослушивать одновременно 120 телефонных разговоров.

Кроме того, офицеры госбезопасности выполняли секретный приказ министра Мильке от 30 января 1964 года, в соответствии с которым свободные от предрассудков хорошенькие девушки, находившиеся под опекой МГБ, лично проверяли моральную устойчивость сотрудников Совета экономической взаимопомощи, когда те приезжали в ГДР. То есть пытались вербовать гостей из братских социалистических стран. Особое внимание уделялось советским друзьям.

Для подготовки оперативного состава в Министерстве госбезопасности сняли учебный фильм. Вот как звучит закадровый текст, посвященный одной из добровольных помощниц: «Открытая для общения и уверенная в себе, Ева смогла установить контакт и вступить в интимные отношения с хорошо одетыми мужчинами. Ухоженная и хорошо одетая, она привлекала внимание окружающих. Ее поведение, любезность были по достоинству оценены интимными партнерами».

Проведя ночь с товарищами по социалистическому содружеству, девушки докладывали дежурному офицеру содержание ночных разговоров и по-своему оценивали клиентов.

Дальше в МГБ ГДР принимали решение: либо с возмущением сообщить посольству дружественной страны об аморальном поведении гостя – и тогда его исключали из партии и снимали с ответственной должности, – либо наладить с гостем доверительные и взаимовыгодные отношения.

До встречи с Габриэле Карличек особыми успехами начальство не радовал и занимался самым непрестижным в управлении делом: работал в группе по утилизации «недозволенных почтовых вложений» (отдел почтово-таможенного розыска).

Заботливые родственники из ФРГ пересылали молодежи в Восточную Германию записи современной музыки. Но эти записи до адресатов обычно не доходили. В Лейпциге на почтамте с помощью рентгеновского аппарата выявлялись письма с вложенными в них аудиокассетами, которые вынимались и передавались в управление госбезопасности. Текст или музыка стирались, и чистые кассеты использовались для записи прослушиваемых телефонных переговоров.

На Лейпцигском почтамте офицеры располагались в уютном помещении с холодильником и кофеваркой. Через отдельный вход им корзинами приносили почту, отправляемую на Запад и получаемую с Запада. Письма вскрывались над паром (каждые полгода в комнате приходилось менять обои) и прочитывались. Идеологически вредные – изымались. Из остальных наиболее интересные высказывания выписывались.

Управление готовило регулярные отчеты об умонастроениях граждан, которые пересылались в Берлин в Центральную группу анализа и информации Министерства госбезопасности. Это подразделение, в свою очередь, представляло политбюро доклады о реальных настроениях граждан ГДР.

Закончив работу с письмом, его заклеивали белым клеем плохого качества. Если аккуратно заклеить не удавалось, то поврежденные письма просто уничтожались. Кроме того, проверялись все посылки и бандероли, даже если они пересылались внутри ГДР. Если в письмах из Западной Германии находили деньги, их забирали. Валюту сортировали и запирали в сейф. Раз в две недели курьер доставлял деньги в Берлин, в министерскую бухгалтерию.

В Берлине контролеры писем занимали целый этаж главного вокзала. В Лейпциге переписки было поменьше. В этой работе были свои подводные камни.

Однажды с Карличка чуть не содрали погоны.

Руководство окружного управления имело обыкновение проверять бдительность собственных сотрудников. Например, к горам писем и посылок, которые должны были проверять сотрудники МГБ на почтамтах, начальство время от времени подбрасывало «контрольные письма» – послания с критикой режима. Если эти письма не выявлялись, вся бригада подпадала под подозрение. Офицеров не представляли к очередному званию, лишали премии. Однажды Карличек пропустил такое письмо. Им уже было занялся партком управления, но спасло успешное знакомство с Габриэле…

Дома в Аахене Габриэле купила мощный радиоприемник «Грундиг оушен бой» и поставила его на кухне. Каждый вторник в девять или одиннадцать вечера Карличек передавал ей зашифрованные приветы. Послания были абсолютно невинными – несколько добрых слов, и больше ничего. Каждое радиопослание было приятной весточкой от любимого человека.

В конце 1969 года Габриэле расшифровала радиограмму с приглашением встретить вдвоем Рождество и Новый год. В тот раз она впервые приехала в ГДР по фальшивому паспорту и чувствовала себя международной авантюристкой, которую неминуемо задержат и разоблачат. Но паспорт был настолько хорошо сработан, что не вызвал подозрений у пограничников.

Карличек приехал на вокзал на машине и сразу повез ее в гостиницу окружного управления госбезопасности, не в ту, где они жили в прошлый раз, а в более комфортабельную, упрятанную в лесу. В праздничные дни гостиница пустовала. Вышколенный персонал был незаметен. Габриэле и Карличек наслаждались полным одиночеством.

Карличек, видимо, понял, что наступил момент, когда мужчина должен принять решение и сказать женщине определенные слова. После ужина он откупорил бутылку советского шампанского и со всей торжественностью, на которую был способен, попросил Габриэле выйти за него замуж. Это был счастливый миг. Она даже не попросила времени подумать, потому что давно ждала предложения.

В последний апрельский день в этой же гостинице они отпраздновали помолвку. Габриэле вновь приехала в ГДР по фальшивому паспорту, но на сей раз была совершенно спокойна. Она даже не предполагала, что помолвку можно превратить в такое замечательное событие. К этому событию была причастна вся гостиница. Дом празднично украсили. На террасе развесили гирлянду электрических лампочек. На столе горели свечи. Карличек надел ей на палец дорогое золотое кольцо, купленное, как он многозначительно заметил, на Западе.

Появился его седовласый начальник и преподнес обоим подарки. Среди подарков оказалась кассета с записью голоса начальника окружного управления, который тоже пожелал им счастья. Раскрасневшийся Карличек, стоя, внимал голосу своего высшего начальника, доносившемуся из магнитофона.

Само собой разумеется, они договорились, что помолвка пока что останется тайной для родных Габриэле и Карличка. Необходимость молчать не тяготила молодую женщину. Главное не в том, чтобы похвастаться помолвкой, а в том, что она встретила именно того мужчину, который способен сделать ее счастливой.

Она оценила, что Карличек не побоялся испортить свою карьеру ради нее. Он как-то заметил: несмотря ни на что, повышения по службе ему теперь не видать как своих ушей. Но Габриэле действительно произвела прекрасное впечатление на его начальников, поэтому он может продолжать работать на прежнем месте. Его не уволят, но о более интересном месте мечтать не приходится. Габриэле сказала, что тоже готова ради него на любые жертвы.

После защиты диссертации и окончания Высшей технической школы в Аахене профессор Клаус Менерт подыскал для любимой ученицы место научного сотрудника в Институте по исследованию проблем безопасности и мировой политики. Институт находился в Мюнхене, он выполнял заказы правящей Христианско-демократической партии, и Габриэле получила доступ к весьма важной политической информации.

В институте ее сразу высоко оценили: «творческая личность, необыкновенно умная», «очень одаренная», «все предпосылки для блестящей научной карьеры».

Карличек был рад за свою невесту, гордился ее успехами и просил подробно сообщать ему, над чем она работает. Габриэле было приятно сознавать, что ее избранник так к ней внимателен. Его интересовали малейшие детали ее жизни. Он был фантастически скромен, говорить о себе не любил, зато самозабвенно слушал ее рассказы.

Габриэле проработала в институте год и регулярно сообщала Карличку, чем она занимается. Потом институт неожиданно закрылся из-за недостатка средств. Христианские демократы потерпели поражение на выборах, и партийная казна оскудела. Габриэле потеряла работу. Но она не отчаивалась, потому что была уверена, что легко сумеет найти новую. В своих профессиональных способностях она не сомневалась. Как работнику она себе цену знала. Габриэле неутомимо писала заявления в различные ведомства, включая Министерство иностранных дел, и рассылала их по почте.

Вскоре ей позвонил некий господин Майер и сказал, что у него есть предложение, которое ей понравится. Он приехал к ней домой и здесь уже представился по всей форме:

– Моя фамилия Майер, я сотрудник Федеральной разведывательной службы. Для вас есть хорошая работа.

– Почему вы мною заинтересовались? – удивилась Габриэле.

Она предполагала, что ее познания и аналитический склад ума понадобятся в каком-нибудь научном учреждении. Габриэле пригласила гостя на кухню. Он пил кофе, сидя возле радиоприемника, с помощью которого хозяйка дома получала шифрованные послания из Министерства государственной безопасности ГДР, и рассказывал о том, как интересно и почетно работать в западногерманской разведке.

– Вас рекомендовали, – туманно пояснил Майер. – Кроме того, мы учли вашу диссертацию.

Он бодро перечислил ей преимущества службы в разведке: серьезная аналитическая работа, хорошая зарплата, гарантии занятости, большая пенсия.

– Вам, конечно, рано думать о пенсии, но, знаете ли, рано или поздно настает момент…

Майер допил кофе и ушел. Он оставил кучу анкет, которые Габриэле предстояло заполнить. Закончив непривычную работу, она с большим удовольствием написала еще одно письмо – Карличку – с помощью «средств тайнописи». Оба письма она бросила в один и тот же почтовый ящик. В ближайший вторник, настроившись на знакомую волну, Габриэле остро отточенным карандашом записала очередное послание от Карличка и быстро его расшифровала: «Связь прерываем. Пока не будет никаких радиограмм и поездок. Восстановим связь после того, как сообщишь о том, взяли ли тебя на работу в Федеральную разведывательную службу. Желаем успеха!»

Агент восточногерманской разведки Гизела не вызвала никаких сомнений у западногерманской контрразведки, проверявшей кандидата на должность в разведывательной службе ФРГ. Габриэле взяли на работу в западногерманскую разведку.

В тот день в окружном управлении госбезопасности в Лейпциге на радостях была распита не одна бутылка советского шампанского – подарок коллег из представительства КГБ СССР в ГДР. Офицеры наперебой поздравляли Карличка. Начальник управления поинтересовался, какие у него жилищные условия, и распорядился включить его в список очередников на получение новой квартиры. К 7 октября, национальному празднику ГДР, лейпцигские строители обещали сдать новый дом, несколько квартир выделили окружному управлению госбезопасности, и Карличек готовился к новоселью.

Через несколько дней после того, как ее любимый получил квартиру в Лейпциге, Габриэле вошла в небольшой кабинет Федеральной разведывательной службы в местечке под названием Пуллах. Это было ее новое рабочее место.

Первые несколько дней она регулярно ходила на инструктаж по безопасности. Офицера-контрразведчика она слушала вполуха. Всё, что он собирался рассказать ей, она уже знала – от своих многочисленных друзей в управлении госбезопасности Лейпцига. Столь же ненужным был и трехмесячный курс оперативной подготовки – уход от слежки, правила конспирации, скрытое фотографирование, шифровальное дело, радиосвязь, тайнопись – всё это она уже проходила в ГДР.

Но Габриэле ни разу не выдала своей осведомленности в профессиональных делах. Она легко научилась умалчивать о том, что другим не следовало знать. Необходимость вести двойную жизнь ее не тяготила. «Видимо, я прирожденная разведчица», – думала она, глядя в зеркало и улыбаясь. Полезным был только трехмесячный интенсивный курс русского языка, который она изучала с присущим ей старанием. Габриэле собиралась специализироваться на Восточном блоке.

В штаб-квартире западногерманской разведки в Пуллахе молодой одинокой женщине были рады. Некоторые коллеги, здороваясь, целовали ей руку: это были господа старой школы, которые не изменяют своим привычкам. В дни их молодости женщин брали в разведку только на роль секретарей, машинисток и радисток. Но они не могли не отдать должное аналитическим способностям и познаниям Габриэле.

Для Габриэле служба в разведке почти ничем не отличалась от работы в научном институте. Она писала доклады, отчеты и записки, истолковывая происходящее в Москве и других социалистических столицах. Разница состояла в том, что ей не дозволялось публиковать результаты своих научных изысканий. Зато в ее распоряжении были уникальные сведения и документы, получаемые от западногерманских разведчиков по ту сторону железного занавеса.

Долгие семь месяцев в ее жизни не было ничего, кроме работы. Она не получала известий от Карличка и сама не имела права ему писать. Ведомство Карличка, заботясь о репутации Габриэле, старательно оберегало ее от естественного интереса западногерманской контрразведки к новому сотруднику. Регулярная переписка с ГДР, даже самого невинного содержания, могла вызвать подозрения.

С Карличком они встретились вновь в ее первый отпуск, следующим летом. Она отправилась в Австрию. Карличек прибыл туда же. Для него это была первая поездка за границу. Разлука нисколько не притупила их чувств. Он был всё так же нежен и внимателен. Любовь между ними вспыхнула с прежней силой. Габриэле обнимала его со всем пылом нерастраченной страсти.

Карличек немного походил на ее отца – такой же надежный и немногословный. Она хотела постоянно быть рядом с ним, любить его. И боялась его потерять. Он подарил ей чувство уверенности в себе. Только древний страх женщины быть брошенной, быть покинутой мужчиной преследовал Габриэле. Она чувствовала, что должна за него держаться обеими руками.

Несмотря на успехи в работе, несмотря на свою репутацию самостоятельной, независимой женщины, которая прекрасно со всем управляется, Габриэле на самом деле мечтала быть зависимой от любимого мужчины. И поняла, что полностью от него зависит – не в смысле крыши над головой или денег (она, вполне вероятно, зарабатывала больше, чем он), а в смысле душевного спокойствия. Ее самоощущение, ее самооценка зависели от Карличка, от его к ней отношения.

Весь месяц они не говорили о делах. Только когда наступил момент расставания и Габриэле спросила, когда они увидятся вновь, Карличек открыл карты:

– Это зависит от тебя, Габи. Чтобы увидеть тебя, мне нужно какое-то оправдание для моего начальства. Просто так они меня больше не отпустят. Вот если бы ты могла передать им какие-нибудь документы, они бы не стали нам мешать.

Видно было, что Карличек не одобряет своего начальства, но он слишком дисциплинирован, чтобы ослушаться, и слишком робок, чтобы восстать. Габриэле надолго замолчала. Просьба повергла ее в тоску. Она понимала, чего от нее хотят и чем она рискует. Невинная игра незаметно переросла в нечто, подпадающее под статьи уголовного кодекса.

С одной стороны, ее мучили угрызения совести и страх, с другой – она слишком любила Карличка, который многим для нее пожертвовал. Чувство к Карличку перевесило.

Вернувшись в Пуллах, Габриэле начала работать на восточногерманскую разведку по-настоящему. Друзья Карличка, надо отдать им должное, ее никогда не торопили и не подгоняли, не требовали ничего лишнего и довольствовались тем, что она сама им сообщала. Она боялась, что на нее начнут давить. Но этого не произошло. Напротив, она всё время слышала: делайте только то, что не создает для вас риска.

Старательная, усидчивая, с комплексом отличницы, которая всё делает только хорошо, Габриэле работала на обе разведки с присущей ей основательностью. Она была исключительно ответственным человеком, который не мог позволить себе провалиться, не справиться. Разочарование начальства было для нее худшим унижением.

Она многое знала. Не только о том, что происходит в стенах своего ведомства. По долгу службы Габриэле встречалась и с коллегами из США и Великобритании, присутствовала на важных совещаниях западных разведчиков, и всё, что ей удавалось увидеть и услышать, передавала в ГДР.

Ее острый ум ценили и на Востоке, и на Западе. Вскоре ей доверили подготовку разведывательных сводок для канцлера ФРГ. Копии она регулярно отправляла в ГДР, где их читал генеральный секретарь ЦК СЕПГ. Руководители двух немецких государств в равной степени были ей благодарны.

Получаемыми от Габриэле сведениями МГБ ГДР делилось с коллегами из советского КГБ. Этим в министерстве занималось Десятое управление, отвечавшее за сотрудничество со спецслужбами социалистических стран. Москва тоже снабжала восточногерманскую разведку информацией. Но положение внутри Западной Германии разведчики ГДР знали лучше, чем советские разведчики. Немцам было легче работать среди немцев. Между разведками социалистических стран наладилось разделение труда. Западная Германия считалась сферой особого внимания восточных немцев.

В представительстве КГБ в ГДР сразу обратили внимание на появление нового информированного источника у немецких товарищей. Москва приказала узнать, кто он, насколько надежен, нельзя ли попросить его ответить на вопросы, интересующие Комитет госбезопасности. Сотрудники представительства пытались неофициально прощупать немецких товарищей, но те хранили молчание.

Завели разговор с начальником Главного разведывательного управления МГБ ГДР генералом Маркусом Вольфом. Тот с присущей ему иронией заметил, что информацией делиться будут, а сообщать подлинные имена агентов не договаривались.

Глава представительства решил, что попробует поговорить с самим министром госбезопасности Эрихом Мильке – пусть немцы всё-таки расскажут, кого им удалось завербовать. Он позвонил в секретариат министра и попросил немедленно устроить ему встречу с Мильке. Но тот был на футбольном матче.

Если член политбюро ЦК СЕПГ и министр государственной безопасности Эрих Мильке не уезжал в отпуск или на охоту, только одно событие могло отвлечь его от важных дел – футбольный матч с участием берлинской команды «Динамо», которая состояла на балансе министерства. Мильке лично заботился о спортивном обществе «Динамо-Берлин». Однажды на ежегодном балу общества он взял микрофон из рук известного телеведущего и сам стал вести вечер. Восторгу футболистов и приглашенной публики не было предела.

А однажды на вечеринке динамовцев в кафе министр ходил от стола к столу, играя на шарманке, и собирал пожертвования для футбольного клуба. Успех был колоссальный. Под взглядом министра никто не решился выставить себя скаредным или недостаточно патриотичным.

Мильке был фанатичным болельщиком. Когда судья назначал пенальти в ворота динамовцев, министр, случалось, в гневе топтал собственную шляпу. Его сын Франк не любил сидеть рядом с отцом на матче, потому что иногда ему было просто неудобно – так громко тот кричал. Подчиненные Мильке, такие же поклонники футбола, не всегда могли разглядеть его на трибуне, но всегда слышали:

– Ага, шеф тоже здесь.

Когда популярнейший в ГДР футболист Луц Айгендорф, член национальной сборной от «Динамо», остался на Западе после товарищеской встречи в ФРГ, для Мильке это был удар. Он воспринял дезертирство футболиста как личную обиду. Через четыре года Луц погиб в Западной Германии в результате дорожно-транспортного происшествия. На опасном повороте он на своей новенькой «альфа-ромео» врезался в дерево. Бывший динамовец, не приходя в сознание, через два дня умер в больнице. В секретариате министра государственной безопасности отметили, что в тот день у Мильке настроение было лучше обычного.

Дело казалось ясным и было закрыто. Но поползли слухи, что по правому колесу машины стреляли, поэтому Айгендорф не справился с управлением. В футбольную команду пришло письмо без подписи, в котором говорилось: «Неужели вы не понимаете, что за этим делом стоит МГБ ГДР? Проведите тщательную экспертизу автомашины вашего погибшего товарища, обратите внимание на тормозную систему».

Один из перебежчиков рассказал, что на дверную ручку машины Айгендорфа был нанесен контактный яд, от которого футболист должен был потерять сознание и лишиться способности управлять машиной.

Эксперты Федерального ведомства уголовной полиции не обнаружили ни следов выстрела, ни сознательных повреждений тормозной системы. Полицейские токсикологи, специалисты по змеиным ядам и прочей экзотике сказали, что ни из практики, ни из литературы не известно ни одного случая, когда яд, попавший на неповрежденную кожу, за столь короткое время привел бы человека к смерти или обмороку. Но проверить эту версию не удалось. Эксгумация трупа, по словам экспертов Института судебной медицины, ничего не дала бы – слишком поздно доказывать наличие яда.

Так и осталось неясным, то ли Мильке действительно сумел наказать своего бывшего любимца (а план каждой ликвидации писался от руки в одном экземпляре, и его подписывал сам министр), то ли служба дезинформации МГБ просто воспользовалась случаем доказать всемогущество ведомства.

До Нового года главе представительства КГБ встретиться с министром так и не удалось. В социалистической Германии официально Рождество праздником не считалось, но все его отмечали. Из представительства КГБ в секретариат Мильке прислали большую корзину цветов, узбекскую дыню, сувенирный набор белорусских водок, набор черной и красной икры и только что изданный в Москве сборник афоризмов Лихтенберга.

Эрих Мильке любил цветы, особенно пионы, и испытывал страсть к афоризмам. Он их собирал. Он считал, что в афоризмах сосредоточена жизненная мудрость, которой надо руководствоваться.

Любимым праздником атеиста и коммуниста Мильке был сочельник, хотя и в этот день он допоздна засиживался в министерстве. Но это была просто дань партийной традиции: коммунист-руководитель рано с работы не уходит.

– В сочельник в нашей стране ничего не случится, – говорил Мильке сыну. – На этот счет можно быть совершенно спокойным.

Домашние ждали его с нетерпением. Когда Мильке наконец приходил, обязательно заводили рождественскую пластинку «Тихая ночь, святая ночь». Затем специально для него ставили органную музыку Баха и пластинку с записью колокольного звона. Эти записи действовали на министра расслабляюще. На Новый год Мильке слушал после обеда девятую симфонию Бетховена. Он любил мощные голоса, такие как у русского эмигранта Ивана Реброва, и разведчики доставляли ему из ФРГ новые записи этого певца. Мильке предпочитал большие хоры, потому что сам очень хорошо пел.

По приказу Мильке три тысячи гектаров лесных угодий были отгорожены и переданы в ведение Министерства госбезопасности. Поместье Воллец, национализированное еще нацистами, стало местом отдыха высшей номенклатуры. Обустройство поместья обошлось в 20 миллионов марок.

Специально для охоты министр собрал отряд трубачей, чтобы они по старинному обычаю трубили в охотничьи рожки́. Трубачи производили большое впечатление на советских гостей, которых обязательно возили пострелять кабанов. Мильке угощал охотой и наших генералов, и советского посла Петра Абрасимова.

Но вообще-то охотился Мильке вдвоем с сыном Франком. Обычно они уезжали вечером в пятницу. Сначала Франк только наблюдал за отцом, затем сам стал охотником. Мильке подарил ему переделанный для охоты польский карабин и к нему дорогой западногерманский оптический прицел. Прицел преподнесли министру в день рождения сотрудники Главного разведывательного управления.

Из охотничьего домика министра два кабеля – электрический и видео – длиной в три километра вели к лесной поляне. Там установили прожектор и видеокамеру. Из своей спальни престарелый охотник мог увидеть на экране, как олень забрел на его поляну. Если Мильке не ходил на охоту, то в воскресный день усаживался на скамейке под большой липой, выросшей перед охотничьим домиком, больше похожим на помещичью усадьбу.

Мильке ставил рядом с собой транзистор, чтобы не пропустить новости. Читал газеты. Приветливо разговаривал с лесничими, обслугой, жителями деревни. В выходные дни много гулял пешком, облачившись в зеленый охотничий наряд. Если где-нибудь в лесу замечал обрывок бумаги или брошенный пластиковый пакет, немедленно вызывал обслугу и требовал убрать.