Текст книги "Маркус Вольф"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

САМЫЙ МОЛОДОЙ НАЧАЛЬНИК РАЗВЕДКИ

Его настоящее имя Ойген Ханиш. Он родился 25 декабря 1905 года в Саксонии в рабочей семье. В 15 лет вступил в Союз коммунистической молодежи. Когда ему исполнилось 20, его приняли в компартию. В 1929 году послали в Москву учиться в Международной ленинской школе.

После прихода нацистов к власти Антон Аккерман руководил берлинскими подпольщиками, был избран в политбюро. В 1935-м эмигрировал в Прагу. Через два года отправился в Испанию, где шла гражданская война. В 1940-м через Париж прибыл в Москву. Его отличал Георгий Димитров. Аккерман трудился в аппарате Коминтерна и руководил в Москве немецкой редакцией вещания на иностранных языках. После начала войны работал с немецкими пленными. Вошел в комитет «Свободная Германия». В 1945 году был награжден орденом Красного Знамени.

Он вернулся в Германию сразу после крушения третьего рейха. Работал в родной Саксонии. В 1940-е годы Пик, Ульбрихт и Аккерман составляли ведущую тройку в руководстве партии. Он занимался объединением коммунистов и социал-демократов в единую партию – СЕПГ. В 1949 году его сделали кандидатом в члены политбюро, в 1950-м он стал депутатом Народной палаты, заместителем министра иностранных дел.

Спецслужбы копировали советские образцы. В СССР разведку отделили от остального аппарата госбезопасности, назвали Комитетом информации и подчинили министру иностранных дел Молотову. Так же намеревались поступить и в ГДР. Но первым восточногерманским министром иностранных дел – ради внешнеполитического антуража – сделали христианского демократа Георга Дертингера. Такому человеку политбюро не могло поручить руководство разведкой. Поэтому службу возглавил его заместитель – коммунист Антон Аккерман.

Никто точно не знает, почему Сталин вдруг передал внешнюю разведку под крыло МИДа. В основе, наверное, лежало его инстинктивное желание постоянно перетряхивать аппарат госбезопасности.

Возможно, он вспомнил, что в Англии, которая занимала его мысли, разведчики по традиции подчинены дипломатам. Разведка существует ради того, чтобы помогать находить верные внешнеполитические решения. И дипломаты присматривают за тем, чтобы разведчики не натворили глупостей. Иная успешная спецоперация может сильно повредить интересам собственной страны…

Но в Англии эта система работает, потому что внешняя разведка МИ-6 – сравнительно небольшая служба и она не играет в жизни страны сколько-нибудь значимой роли. Другое дело Советский Союз и скроенные по его образцу социалистические страны! В такой системе влияние спецслужб трудно переоценить, поэтому разведчикам было тесно и неуютно под руководством дипломатов, тем более что чекисты не привыкли делиться с ними информацией и исполнять их указания.

Соединение внешней разведки и дипломатии породило массу трудностей. Разведчикам всё равно не хотелось допускать дипломатов до своих тайн, хотя во время существования Комитета информации формально послы были «главными резидентами» в стране пребывания. В реальности разведчики по-прежнему старались не делиться своей информацией с послами. Да и руководители аппарата госбезопасности, которых лишили важного звена, жаловались, что разведка слишком оторвана от контрразведки.

Неудовлетворенность Сталина воплощением собственных идей привела к тому, что решением Политбюро 1 ноября 1951 года и политическая разведка была передана в Министерство государственной безопасности.

В составе Комитета информации при МИДе остались аналитики – примерно полторы сотни человек. Написанные ими доклады и аналитические записки направлялись на имя вождя в его секретариат. Копии раздавались членам Политбюро. В комитете работали люди, которые со временем заняли видное место в политическом истеблишменте, в частности будущий посол в ФРГ Валентин Фалин, который с сожалением писал в мемуарах, что после смерти Сталина Комитет информации стал чисто мидовским подразделением.

Этот так называемый «маленький» Комитет информации находился в особняке на Гоголевском бульваре. Но в Министерстве обороны и КГБ на него все равно смотрели ревностно-раздраженно. В 1958 году по предложению председателя Комитета госбезопасности генерала армии Ивана Серова комитет упразднили. Окончательно утратив функции спецслужбы, он превратился в управление внешнеполитической информации. Уже не «при», а в структуре министра иностранных дел.

Существование Комитета информации подорвало позиции аналитиков в ведомстве госбезопасности. В 1953 году информационно-аналитическое управление сильно сократили – из ста семидесяти работников оставили тридцать. Да еще и назвали подразделение отделом переводов и обработки информации. Только в сентябре 1962 года отдел увеличили и преобразовали в информационную службу (Службу № 1) Первого главного управления КГБ…

Так что внешняя разведка как отдельная служба под контролем дипломатов просуществовала недолго. А в Восточном Берлине превращение разведки в самостоятельную службу ускорила личная позиция Антона Аккермана. Он позволял себе не соглашаться с генеральным секретарем Вальтером Ульбрихтом, а это было опасно для карьеры. Ульбрихт нашел способ отодвинуть непослушного коллегу от власти.

Аккерман в 1946 году опубликовал тезисы об особом «немецком пути к социализму», считая, что можно обойтись без диктатуры пролетариата, то есть без излишней жестокости. Но тут у Сталина возник конфликт с югославским лидером Иосипом Броз Тито, который считал себя самостоятельным политиком. Всем социалистическим странам было велено строго следовать по советскому пути. Воспользовавшись борьбой Москвы против концепции «национального социализма» в Югославии, Вальтер Ульбрихт обрушился на Антона Аккермана.

«Ульбрихт организовал разоблачение концепции Антона Аккермана об „особом немецком пути к социализму“, – рассказывал Владимир Семенов. – Видимо, тут был и элемент борьбы за лидерство… Ульбрихт старался занять первое место в партии, сначала затушевывая личность Тельмана, с которым, по слухам, имел стычки, когда был секретарем берлинской организации. Потом Ульбрихт пытался зажать и Пика, а особенно Гротеволя, но СВАГ (и ЦК нашей партии) не дал этого сделать, на что Вальтер реагировал нервно».

На пленуме Центрального правления СЕПГ Аккерману пришлось оправдываться, каяться, говорить, что не может быть никакого особого, немецкого пути к социализму:

– Путь к социализму один, это путь, указанный марксистско-ленинским учением. Нет и не может быть социализма без дружбы с Советским Союзом… Теория об особом немецком пути – ложная, гнилая и опасная.

В декабре 1952 года Маркуса Вольфа неожиданно вызвали к генеральному секретарю ЦК Вальтеру Ульбрихту. Аппарат ЦК располагался неподалеку от Александерплац. В секретариате Вольфу сказали, что генсек на совещании, попросили подождать. Потом появился озабоченный Ульбрихт и повел Вольфа в комнату своей жены и сотрудницы Лотты. Нетерпеливо попросил ее оставить их одних. Без предисловий и не глядя на собеседника, сказал, что Аккерман попросил освободить его от обязанностей руководителя внешнеполитической разведки. Коротко пояснил:

– По состоянию здоровья.

Маркус Вольф этого ожидал. В Берлине ходили слухи, что Антон Аккерман позволял себе лишнее в личной жизни, а это вызывало раздражение партийных блюстителей морали и нравственности. И конечно же, Вольф знал, что недовольство работой Аккермана выражал советский представитель полковник Грауэр.

А вот следующая фраза генерального секретаря повергла Вольфа в изумление.

– Мы считаем, что ты должен возглавить службу, – заявил Ульбрихт.

Маркус Вольф не стал спорить с главой партии. После разговора с Ульбрихтом он вернулся к себе. Ему было всего 29 лет, и он стал самым молодым руководителем разведки. Особенности работы в разведке исключали возможность поделиться своей радостью даже с самыми близкими друзьями. Церемония вступления в должность прошла буднично. Временно исполнявший обязанности начальника разведки Рихард Штальман с чувством величайшего облегчения передал Вольфу ключи от сейфа. И представил его человеку, с которым Вольфу предстояло работать много десятилетий, – начальнику контрразведки.

Эрих Мильке встретил Маркуса Вольфа очень холодно и выразил сомнения относительно нужности разведки как отдельной службы. Но Вольф чувствовал себя уверенно, он был своим в узком кругу высшей номенклатуры. К тому же Вальтер Ульбрихт объяснил новому начальнику разведки, что подчиняться тот будет только ему – генеральному секретарю ЦК. Тем самым Вольф был поставлен на более высокий уровень, чем Эрих Мильке, который подчинялся министру госбезопасности ГДР.

«Взаимоотношения между Мильке и мною всегда были противоречивыми и сложными, – рассказывал Маркус Вольф. – Он создал контрразведку. Это происходило без серьезного участия партийного руководства и стоявших над ним министров, которых он не допускал к решению каких-либо организационных и оперативно-практических вопросов. Мильке последовательно свергнул двух министров.

Когда мы познакомились, он отнесся ко мне с резкой антипатией. Разведку, то есть службу информации, он долгие годы считал ненужной и обременительной. Мало того, он рассматривал ее как плод ошибки. Разведка возникла независимо от госбезопасности, и для многих подчиненных ему ответственных работников эта служба казалась чем-то подозрительным, инородным телом в министерстве».

Маркус Вольф возглавил внешнюю разведку в один из самых острых периодов холодной войны. В последний сталинский год возможность новой войны в Европе казалась вполне реальной. В Москве министр госбезопасности Семен Денисович Игнатьев и министр Вооруженных сил маршал Александр Михайлович Василевский разработали план действий против натовских и американских военных баз. Первый удар предполагалось нанести по штаб-квартире НАТО. Немецких товарищей просили помочь. Вольф старался. Поток добытой разведывательной информации был огромным. Недостатком было нежелание сообщать то, что могло вызвать недовольство центра. Когда речь шла о политических делах, картина происходящего в мире сознательно искажалась. Агенты писали то, что хотели видеть курирующие офицеры, которые платили им деньги. Офицеры, добывающие информацию, в свою очередь, учитывали пожелания резидента. А тот, отправляя шифровку в центр, ориентировался на настроения начальства. Такая система сложилась во всех соцстранах. Пример показывала Москва.

Полковник Юрий Иванович Модин, который после войны проработал в общей сложности около десяти лет в лондонской резидентуре и курировал ценнейших советских агентов, вспоминал: «Во всех странах секретные службы стараются добыть как можно больше информации по самым разным вопросам, затем она оценивается и распределяется между различными правительственными организациями. Наши методы работы были совершенно иными. Мы всегда получали приказ свыше добывать только определенную информацию».

Не разведывательная информация была исходным материалом для анализа политических процессов, а собственные представления Сталина о мироустройстве. От разведки же требовалось подтвердить правоту выводов вождя.

Первые полгода Маркус Вольф действительно подчинялся самому Вальтеру Ульбрихту. Весной 1953 года разведку все же передали под контроль министра госбезопасности и члена политбюро Вильгельма Цайссера, но не включили в состав Министерства госбезопасности. Сам Цайссер нисколько не возражал против самостоятельного положения Маркуса Вольфа. Более того, он всячески его поддерживал.

Вильгельм Цайссер был человеком с богатой биографией. В свое время вступил в Союз Спартака и участвовал в неудачном вооруженном восстании немецких коммунистов в 1923 году. После подавления восстания бежал в Советский Союз. Работал на советскую военную разведку в Китае. В Испании командовал интернациональной бригадой под псевдонимом «генерал Гомес». Во время войны работал в советских лагерях для немецких военнопленных.

Он был спокойным и уверенным в себе человеком, что приятно отличало стиль его работы от «суетливости и важничанья» Мильке и «жесткого и обезличенного» стиля Ульбрихта. Он принимал Вольфа раз в неделю. Но ему интереснее было обсуждать тонкости перевода собрания сочинений Ленина на немецкий язык. Он презирал раболепство Мильке.

«Мильке был служакой, который всегда ориентировался на хозяина, – рассказывал Вольф. – Цайссер едко сказал мне, что Мильке так растворяется в тени своего дражайшего шефа Вальтера Ульбрихта, что невозможно различить даже кончиков его собственных сапог. Густав Сцинда, тоже воевавший в Испании, – он недолго пробыл моим начальником в разведке – рассказывал, что Мильке всегда представал перед начальством тщательно начищенным и подтянутым. Отличался аккуратным исполнением приказов и прислужничеством в сочетании с наушничеством».

Цайссер не скрывал неприязни и к Ульбрихту. Собственно говоря, генсека не любили, пожалуй, все эмигранты, считали «бессердечным и бесчувственным». Его авторитарность раздражала даже Пика и Аккермана. Но Вольф не позволял себе критиковать генерального секретаря.

Накануне Пасхи 1953 года в хозяйстве Маркуса Вольфа случилась большая неприятность. Бежал на Запад сотрудник разведки Готхольд Краус. Он выдал всех, кого знал. В Восточном Берлине создали комиссию под руководством статс-секретаря Мильке для проверки личного состава. В ведомстве Вольфа устроили чистку. Для конспирации различные подразделения разместили в разных зданиях, чтобы разведчики не знали друг друга, – предосторожность на случай нового провала.

Эрих Мильке был тогда статс-секретарем, то есть заместителем министра госбезопасности. Он строил планы создания собственной разведслужбы. Управление разведки Вольфа считал конкурирующей фирмой. Но в тот момент он поделать ничего не мог. По должности они были равны.

В Испании Эрих Мильке служил адъютантом Вильгельма Цайссера. Занимался проверкой благонадежности бойцов интербригад, а также борьбой с анархистами и сторонниками Троцкого, которые тоже воевали против Франко.

Когда войска Франко взяли верх над республиканцами, интернациональные бригады покинули Испанию. Мильке интернировали в Бельгию. Когда в мае 1940 года Германия нанесла удар на Западе, интернированных перевели во Францию. Там он оставался и во время немецкой оккупации. Это самая темная страница в биографии министра госбезопасности. Он рассказывал, что валил лес и некоторое время под чужим именем работал в «организации Тодта», это военно-строительная корпорация, созданная в нацистской Германии для работ оборонного значения.

После разгрома Германии Мильке попал в американский лагерь для военнопленных. Но его быстро отпустили. В июне 1945 года он уже был в Берлине и написал письмо Антону Аккерману – напомнил о себе. Несмотря на молодость, Эрих Мильке уже был человеком с именем. Вальтер Ульбрихт распорядился использовать его на полицейской работе. В 1946-м Мильке стал заместителем начальника управления внутренних дел в советском секторе Берлина.

Шестнадцатого августа 1947 года приказом главы Советской военной администрации в Германии внутри народной полиции образовали так называемый «пятый комиссариат» (К-5). Это было первое ведомство госбезопасности, хотя Союзная контрольная комиссия запретила возрождать политическую полицию. Начальником сделали Вильгельма Цайссера, его заместителем – Мильке. Пятый комиссариат преобразовали в Главное управление защиты народного хозяйства при Министерстве внутренних дел.

А на встрече со Сталиным в декабре 1948 года в Москве Вильгельм Пик и Вальтер Ульбрихт попросили разрешения создать самостоятельные органы государственной безопасности.

Сталин одобрил инициативу. Присутствовавший на беседе Владимир Семенов осторожно заметил:

– Имеются возражения со стороны товарища Абакумова.

Генерал-полковник Виктор Абакумов после войны возглавил Министерство государственной безопасности. Сталин пренебрежительно отмахнулся:

– Не дело Абакумова решать такой вопрос. Можно создать органы госбезопасности в рамках немецкой уголовной полиции.

Поинтересовался у гостей:

– Надежные ли люди подобраны?

Вальтер Ульбрихт заверил вождя:

– Надежные.

Двадцать восьмого декабря 1948 года в постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) записали: «Поручить МГБ СССР (т. Абакумову) и Советской военной администрации в Германии (т. Соколовскому) представить в ЦК к 10 января 1949 г. предложения о создании в рамках немецкой уголовной полиции органов государственной безопасности».

Второго апреля 1949 года Абакумов доложил вождю, как в ГДР исполняют его указание: «Во всех уездах, где организуются немецкие органы госбезопасности, также создаются и уездные отделы МГБ. На аппарат Уполномоченного МГБ и оперативные сектора теперь ложится работа по руководству и контролю над немецкими органами безопасности».

Восьмого февраля 1950 года, через четыре месяца после создания ГДР, на заседании Народной палаты министр внутренних дел Карл Штайнхоф предложил создать отдельное ведомство госбезопасности:

– Это необходимо, потому что в последнее время участились случаи нападений на советских солдат, проходящих службу в ГДР. Шпионы, диверсанты и саботажники всё заметнее. Для защиты социалистической родины необходима сильная структура, способная бороться не только с внутренним врагом, но и с происками империалистических спецслужб.

Народная палата приняла закон о преобразовании Главного управления по защите народного хозяйства в Министерство государственной безопасности. 24 февраля свою подпись поставил президент Вильгельм Пик. Вильгельм Цайссер стал министром. Эрих Мильке – его заместителем, в том же 1950 году его ввели в состав ЦК партии.

Поначалу Мильке сам вел допросы. Следственный изолятор МГБ разместили в берлинском районе Хоэншёнхаузен. Узников доставляли в фургонах с надписью «Хлеб», «Молоко» или «Живая рыба».

Межзональную границу давно закрыли, и людей, как правило, сажали за попытку бежать в Западную Германию. Методы были те же, что и в НКВД: заключенных избивали, лишали сна, держали в крохотных камерах без окон. В следственной тюрьме половина камер была без света. Узники сидели там месяцами, годами, теряли чувство времени. Им сознательно давали мало воды и кормили пересоленной пищей, чтобы они страдали от жажды. В маленьких камерах держали по шесть-семь человек. Бывшие заключенные рассказывали, что ночью, когда одному нужно было повернуться на другой бок, поворачиваться приходилось всем вместе.

Допросы проводились ночью, узникам не давали спать. Арестованного приводили в состояние полной беспомощности, пока, как говорил один из бывших заключенных, «тебе не станет совершенно безразличной твоя жизнь и тебе не будет на всё наплевать». Требовали признания. Если арестован, значит, виновен. Люди ломались и сознавались во всём, что от них требовали следователи МГБ.

Поначалу советские и немецкие офицеры госбезопасности работали рука об руку. Потом остались только немцы. Служили здесь бывшие солдаты вермахта, которые прошли через советские лагеря и антифашистские курсы. Они отправились на Восточный фронт фанатичными национал-социалистами, а вернулись после войны фанатичными коммунистами.

В одном из зданий рядом с тюрьмой разместили оперативно-техническое управление Министерства госбезопасности.

В соседних жилых домах в квартирах на верхних этажах, откуда видна тюрьма, селили только чекистов. Сотрудникам Министерства госбезопасности больше платили, быстрее давали квартиры. Но главное – они были наделены тайной властью над остальными людьми. Население их недолюбливало.

После смерти Сталина телесные наказания запретили.

В спецшколе МГБ учили, как вести допросы без физического насилия. Главный метод – полная изоляция. После трех-четырех недель возникало непреодолимое желание хоть с кем-нибудь поговорить. Заключенные стучали в дверь:

– Почему меня не вызывают на допрос?

Следственная часть размещалась в отдельном крыле. На трех этажах оборудовали кабинеты для следователей. Широко использовался несложный прием: хороший следователь – плохой следователь. Один кричал и угрожал, другой приходил в хорошем настроении:

– Зачем вам запираться? Пожалейте себя: для вас это жизнь, а для нас всего лишь служба.

Сотрудникам МГБ присвоили воинские звания, как и в Советском Союзе. Численность нового министерства составляла почти 12 тысяч человек, около половины – оперативный состав.

Аппарат восточногерманской госбезопасности формировался под присмотром генерал-майора Михаила Кирилловича Каверзнева, представлявшего МГБ СССР. Количеством арестов восточные немцы уже могли похвастаться перед «старшим братом», но генерал Каверзнев сигнализировал в Москву о слабой подготовке сотрудников министерства. Просил прислать опытных работников на роль советников. Но немецким чекистам постепенно предоставляли больше самостоятельности и позволяли проявлять инициативу.

Последние месяцы 1952-го и первые месяцы 1953 года не только в Москве, но и в Восточном Берлине были временем больших акций. За семь недель до смерти Сталина Маркус Вольф узнал, что в ночь с 15 на 16 января арестован его недавний начальник – Георг Дертингер, первый министр иностранных дел ГДР.

Сегодня мало кто помнит эту политическую фигуру. Но его драматическая судьба характерна для того времени. Юность Георга Дертингера пришлась на Первую мировую войну. Он мечтал стать офицером, поступил в кадетское училище. Но война окончилась раньше, чем он успел попасть на фронт. В Веймарской республике Дертингер стал журналистом, работал в «Стальном шлеме», журнале националистической организации бывших фронтовиков, почетным президентом которой стал Пауль фон Гинденбург. Почувствовал интерес к политике и вступил в Немецкую национальную народную партию. Вошел в кружок католика-аристократа Франца фон Папена, которому суждено было возглавить правительство страны.

При нацистах Георг Дертингер, католик по убеждениям и консерватор по взглядам, нашел себе место в информационном агентстве, занимавшемся распространением новостей из рейха за границей, иначе говоря, оно ведало внешнеполитической пропагандой. Дертингер не принял нацистского режима, общался с людьми, которые входили в католическое Сопротивление.

После войны он принял участие в создании Христианско-демократического союза в советской оккупационной зоне. В западной части Германии ХДС выиграл выборы и стал правящей партией. В восточной части христианским демократам ходу не давали, но ради международного реноме позволили партии сохраниться. Дертингер безоговорочно поддерживал коммунистов, и в первом правительстве ГДР ему предложили пост министра иностранных дел.

Назначение было лестным, но не означало никакого участия в определении политики страны. Германскую Демократическую Республику признавали только Советский Союз и другие социалистические страны, с ними все контакты поддерживались по партийной линии. Но пока Маркус Вольф работал в посольстве в Москве, формальные отчеты адресовались министру Дертингеру.

Однажды Дертингера – по ошибке – привезли к генерал-полковнику госбезопасности Богдану Кобулову, облюбовавшему для себя уютный особняк в Карлсхорсте. Увидев, в чьем кабинете он оказался, министр иностранных дел побледнел. Ему стало плохо. Но выяснилось, что это ошибка. Кобулов ждал другого чиновника, и министра отпустили.

Георг Дертингер три года руководил министерством. 25 декабря 1952 года в Берлине отметили его пятидесятилетие. Поздравить юбиляра приехали президент страны Вильгельм Пик и премьер-министр Отто Гротеволь. А через несколько дней Маркус Вольф узнал о конце блестящей карьеры своего недавнего начальника. Министра иностранных дел сняли с должности и арестовали за «враждебную деятельность по заданию империалистических шпионских служб».

Руководство восточногерманского ХДС поспешило осудить своего однопартийца и приветствовать «бдительность наших органов безопасности». На расширенном секретариате партии в Веймаре, не дожидаясь судебного вердикта, его исключили из ХДС, сформулировав это решение следующим образом: «Своим двурушничеством Дертингер сумел втереться в доверие к партии и демократических сил всей Германии. Он позорно предал партию и высокие цели нашей национальной борьбы за единство и мир».

Исполнять обязанности министра иностранных дел Ульбрихт поручил Антону Аккерману. Всего на несколько месяцев…

Смерть Сталина поставила точку во многих показательных процессах, затеянных госбезопасностью во всех странах социалистического лагеря. Несправедливо обвиненных отпускали. Но в ГДР не произошло смены руководства, и попавшие под каток репрессий не подлежали освобождению. В июне 1954 года Коллегия по уголовным делам Верховного суда ГДР признала Георга Дертингера виновным в работе на американскую, английскую и западногерманскую разведки и приговорила к пятнадцати годам тюремного заключения. Его жене дали восемь лет – «как соучастнице».

Трое детей Дертингеров остались без родителей. Старшего сына, шестнадцатилетнего, решением суда отправили в исправительную колонию для подростков. Тринадцатилетнюю дочь поместили в следственный изолятор, где она провела несколько месяцев. Самому младшему, Кристиану, было всего восемь лет. Его решили перевоспитать и превратить сына врагов народа в пламенного строителя коммунистического общества.

Мальчика передали на воспитание в семью сотрудников Министерства государственной безопасности. Ему внушили, что он сирота, родители его погибли в войну. И дали другое имя – Кристиан Мюллер, выписав новое свидетельство о рождении. Повзрослев, Кристиан вступил в Союз свободной немецкой молодежи. И вдруг выяснилось, что его мать жива и она хотела увидеть своего сына. Куратор из МГБ сказал Кристиану:

– Твоя мать вышла из тюрьмы и требует, чтобы тебя вернули ей. Придется тебе к ней поехать.

Ему вновь сменили фамилию – вернули прежнюю. Только теперь он узнал, что приключилось с его родителями. В тюрьме в Баутцене увидел отца. Свидание разрешалось четыре раза в год. Его старшему брату и сестре в 1957 году удалось уехать в Западную Германию. Марту Дертингер освободили в ноябре 1960 года. Георга помиловали только в мае 1964 года, он отсидел 11 с половиной лет. После выхода из тюрьмы Георг работал в книжном издательстве и занимался церковной благотворительностью.

Драматичная история первого министра иностранных дел ГДР – следствие кампании чисток, которые прошли в социалистическом лагере в последние годы жизни Сталина. Маркус Вольф воспринимал это болезненно, хотя виду не подавал.

Вольф узнал, что в Праге арестован секретарь ЦК компартии Чехословакии Бедржих Геминдер, его бывший начальник в московском Институте № 205. В ноябре 1952 года его посадили на скамью подсудимых по делу генерального секретаря ЦК компартии Чехословакии Рудольфа Сланского.

Сланский в 20 лет вступил в компартию, в годы войны руководил чехословацким штабом партизанского движения, в 1944-м был одним из участников антифашистского восстания в Словакии, которая после расчленения Чехословакии стала марионеточным государством под германским контролем.

Маркус Вольф по понятным соображениям не мог не отметить, что из четырнадцати подсудимых 11 были евреями. Процесс в Праге носил откровенно антисемитский характер. Один из обвиняемых заместитель министра иностранных дел Чехословакии Артур Лондон позднее рассказал, что на допросе следователь требовал при упоминании каждого нового имени указывать, еврей это или нет. А составляя протокол, следователь вместо слова «еврей» писал «сионист»:

– Мы служим в аппарате госбезопасности демократической республики. Слово «жид» (так чехи называли евреев) оскорбительно. Поэтому пишем «сионист».

Артур Лондон пытался объяснить малограмотному следователю, что «сионист» – термин политический, а не этнический. Следователь ответил, что это неправда:

– Мне так сказали писать. В Советском Союзе слово «жид» тоже запрещено. Там пишут «сионист».

Президент Чехословакии Клемент Готвальд публично заявил:

– В ходе следствия и во время процесса антигосударственного заговорщического центра был вскрыт новый канал, по которому предательство и шпионаж проникают в коммунистическую партию. Это – сионизм.

Отныне под словом «сионизм» имелось в виду не стремление евреев уехать в Палестину, а то, что нацисты называли «мировым еврейством». Слова руководителя социалистической Чехословакии означали, что любой еврей может быть назван сионистом, а следовательно, предателем и шпионом.

В Восточной Германии антисемитизм не был в ходу – слишком памятны были нацистские времена. Но если ФРГ признала Израиль, ГДР этого не сделала. Член политбюро ЦК СЕПГ Пауль Меркер, ветеран партии и соратник Эрнста Тельмана, считал, что немецким евреям следует компенсировать их страдания, признать евреев национальным меньшинством и тем самым хотя бы в малой степени снять с себя ответственность за дикий антисемитизм времен третьего рейха. Товарищи с ним не согласились: «Меркер хочет раздать имущество немецкого народа и укрепить сионистско-капиталистический Израиль».

Пауля Меркера исключили из политбюро, 1 декабря 1952 года арестовали и судили как «французского шпиона» (после прихода нацистов к власти он эмигрировал во Францию). В партийном и государственном аппарате началась проверка «товарищей еврейского происхождения». Среди немногих оставшихся в ГДР евреев подбирали подходящие жертвы для большого судебного процесса, как в Праге. Даже такой хладнокровный человек, как Маркус Вольф, ощущал в душе холодок, читая материалы процесса над Сланским.

В Праге 11 подсудимых приговорили к смертной казни, троих – к пожизненному тюремному заключению. 3 декабря 1952 года приговор привели в исполнение. Рудольфа Сланского, Бедржиха Геминдера и других, кого Вольф хорошо знал, повесили. Трупы казненных сожгли. Советники – офицеры из советского Министерства госбезопасности – собрали пепел в мешок из-под картофеля, выехали из Праги и высыпали его на дорогу. В ГДР повторить акцию чехословацких товарищей не успели – Сталин умер.