Текст книги "Случайная война: Вторая мировая"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Правнук Бисмарка граф Генрих фон Айзиндель вспоминал:

"В ФРГ нужно было стыдиться того, что ты перешел к русским… Человека, который был так сломлен жизнью, как он, не хотели считать "борцом Сопротивления". Словом, его похоронили при жизни. Он пал жертвой не только Гитлера и Сталина, но и лживой исторической легенды"[6]6
  См.: Новая и новейшая история. 2002. № 3.


[Закрыть].

Бывший майор Иоахим Кун умер в 1994 году. Его реабилитировал военный суд Московского военного округа 23 декабря 1998 года.

После того как майор Кун перебежал на сторону Красной армии, его водитель признался, что во время мнимого боя между Тресковом и партизанами слышал лишь несколько выстрелов и взрыв гранаты. И видел лишь гильзы от патронов, выпущенных из пистолета Трескова. Да и гранату, похоже, взорвал сам генерал…

Генерал-полковник Вайс вызвал армейского судью Вилькена фон Рамдорфа.

– В армии, – сказал он, – уже ходят слухи, что Тресков не погиб, а совершил самоубийство.

Судья Рамдорф предложил провести расследование. Вайс согласился. Судья допросил водителя майора Куна и офицеров штаба. Самоубийство Трескова становилось все более очевидным. Вайс командировал судью в Берлин. Верховный военный прокурор сказал судье, что он должен все рассказать генералу Райнике.

Генерал-полковник Герман Райнике возглавлял штаб национально-социалистического руководства вермахта, был своего рода начальником политуправления немецких вооруженных сил. После покушения на Гитлера он принял на себя обязанности коменданта Берлина и деятельно участвовал в поиске всех, связанных с заговором.

Райнике сразу поинтересовался: действительно ли командующий армией генерал Вайс ни о чем не подозревал? Судья ответил утвердительно и поручился за лояльность своего командующего: если бы тот знал о планах Трескова, то немедленно бы вмешался…

Тут зазвонил телефон. Это был обергруппенфюрер СС Генрих Мюллер, начальник гестапо. Мюллера, похоже, интересовал тот же вопрос, потому что Рамдорф услышал возражение Райнике:

– Нет, Мюллер, вы ошибаетесь. Его армейский судья как раз сидит передо мной с делом Трескова.

Генерал Райнике послал судью в штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехтштрассе. Группенфюрер СС Мюллер перелистал дело и оставил его у себя. И снова судье пришлось доказывать невиновность генерала Вайса. Мюллера он не убедил.

– Ну, посмотрим, – неопределенно сказал начальник гестапо.

Судью отпустили, снабдив бензином, чтобы он мог вернуться во 2-ю армию.

В начале августа на допросах арестованного генерала Фельгибеля прозвучало имя Трескова. 4 августа "суд чести" вычеркнул имя генерала Трескова из рядов вермахта. Командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал Вальтер Модель приказал полковнику Берндту фон Кляйсту составить список всех офицеров, причастных к заговору, – иначе говоря, написать донос.

В штабе 2-й армии атмосфера изменилась. Прислали нового начальника штаба с приказом обеспечить верность партийной линии. Генерал-полковник Вайс отменил свой приказ, изданный после смерти Трескова. Теперь он заклеймил "позорные действия предателя". Но на тех, кто знал генерала, эти обвинения не произвели впечатления. Для них дело, в котором участвовал Тресков, не могло быть преступным.

18 августа гестапо арестовало Эрику фон Тресков. Ее девочек – одной было пять, другой тринадцать лет – гестапо отправило в приют. Допросы в главном управлении имперской безопасности продолжались многие часы – в надежде, что ее сопротивление ослабнет и она признается. Но Тресков уничтожил все, что могло представить интерес для гестапо, и следователю было с Эрикой труднее, чем с кем-либо другим. Несмотря на все ухищрения следователя, она не попадалась в ловушки. Даже найденная в квартире в Потсдаме телефонная книжка ее не подвела. Напрасно следователь кричал, что Тресков был духовным отцом заговора против фюрера и что за маской добропорядочного отца семейства скрывался отъявленный негодяй…

Ничего не удалось выжать и из других допрашиваемых. Следователь решил, что Тресков просто ни во что не посвящал жену. 2 октября он выпустил Эрику фон Тресков на свободу. Она провела в гестапо семь недель. Через четыре дня вернулись из приюта ее дочери.

Шлабрендорфа вызвал командующий армией и потребовал объяснений. Шлабрендорф доказывал, что ничего не знал. Он дал Вайсу честное слово. Две недели его не трогали. Потом арестовали. В первую секунду он хотел застрелиться – пока у него не отобрали оружие. Но некое внутреннее чувство подсказывало ему, что он останется жив… Пока его везли в Берлин, он тоже не воспользовался возможностью сбежать.

Вечером 18 августа 1944 года за ним закрылась дверь одиночной камеры внутренней тюрьмы на Принц-Альбрехтштрассе. Его заковали в наручники.

Арестованные заговорщики уже дали показания. Гестапо знало, что Тресков был главным закоперщиком и в будущем правительстве ему отводилась роль начальника полиции. Гестаповские следователи исходили из того, что именно генерал Тресков организовал заговор, разработал план государственного переворота и настаивал на том, что Гитлер должен быть убит. Шлабрендорф не признавался, что знал о противозаконной деятельности своего командира. Несмотря на уловки гестапо, он видел, что у следователей ничего нет против него.

Он упорствовал, и его стали пытать. Это был средневековый механизм. Его руки вставляли в тиски и медленно сжимали. Острое железо впивалось в плоть. Когда эти пытки не возымели действия, так же посту пили с его ногами… Его избивали плетками и палками. Били по голове. От каждого удара он валился на пол и терял сознание.

Истязания заставили его дать показания. Он рассказал, что Тресков, который был прежде стопроцентным нацистом, считал войну против Советского Союза проигранной и проникся пессимизмом. После Сталинграда ему стало совершенно ясно, что роковая развязка неизбежна, "если фюрер не отойдет от командования войсками и не сосредоточится исключительно на политических вопросах".

– Стремился ли Тресков к такой должности, – сказал Шлабрендорф на допросе, – которая позволила бы ему попадать в ставку фюрера, чтобы готовить покушение на него или самому его совершить, мне неизвестно. Но он действительно считал, что фюрера надо принудить к отставке с поста Верховного главнокомандующего.

Хотя Шлабрендорф не назвал никаких имен, в гестапо были удовлетворены. Его отправили в концлагерь Заксенхаузен. Подвели к стенке, где приводились в исполнение смертные приговоры. Сопровождающий сказал с издевкой:

– Вот теперь будете знать, что вас ждет. Но пока у нас в отношении вас другие планы.

Его повели в крематорий. Там стоял выкопанный из вартенбергской могилы гроб Трескова. Потрясенный Шлабрендорф должен был наблюдать за тем, как открывают гроб. Ему сказали, что он может улучшить свое положение, если признается, что это он убил этого русского и выдал его труп за тело генерала Трескова. В гестапо полагали, что Тресков, как и Кун, перебежал через линию фронта.

Шлабрендорф ответил, что в гробу лежит генерал-майор Хенниг фон Тресков. Он, конечно же, узнает своего начальника по тонким кистям рук. После этого гроб с телом сожгли. Шлабрендорф вновь простился с Тресковом.

Его изгнали из вермахта и обвинили в предательстве и измене родине. 21 декабря 1944 года он предстал перед народным трибуналом. Но до него дело не дошло. 3 февраля 1945 года Шлабрендорфа вновь привезли в здание трибунала. Но в его судьбу вмешалась тысячекилограммовая бомба. Во время авианалета председатель трибунала Фрайслер, державший в руках дело Шлабрендорфа, погиб. 16 марта прошло последнее заседание – уже без Фрайслера.

Шлабрендорф напомнил:

– Фридрих Великий отменил пытки, а ко мне они применялись.

Его слова прервали рыдания, но он взял себя в руки и продолжал. Судьям пришлось прервать заседание и допросить следователя, который и не отрицал, что арестованного пытали. Шлабрендорф был оправдан – и тут же вновь арестован гестапо. Со словами "теперь вас остается только расстрелять" его повезли во Флоссенбург, потом в Дахау. Но ему повезло: в начале мая его освободили наступающие американские войска.

Молчание Фабиана фон Шлабрендорфа спасло жизни многих офицеров. Кроме тех, кто покончил с собой или погиб на войне. Скажем, майор Ханс Ульрих фон Ёрцен из штаба столичного округа, как и Тресков, подорвал себя гранатой. А фон Бёзелагер погиб на Восточном фронте.

Полковник Герсдорф, который к концу войны дослужился до генеральских погон и получил множество наград, так и остался неразоблаченным. В середине августа 1944 года, еще до прорыва союзников под Сент-Лё, он уговаривал генерал-фельдмаршала Гюнтера фон Клюге прекратить боевые действия в Нормандии.

18 августа 1944 года Клюге сняли с должности и вызвали в Берлин для объяснений относительно его отношений с заговорщиками. Он покончил с собой – принял яд. Клюге оставил Гитлеру прощальное письмо:

"Мой фюрер, я всегда восхищался Вашим величием и Вашим самообладанием в этой гигантской борьбе и Вашей железной волей, с какой Вы утверждали самого себя и национальный социализм. Если судьба сильнее Вашей воли и Вашего гения, значит, такова воля Провидения! Вы вели честную и великую борьбу. Это свидетельство Вам выдаст история.

Проявите сейчас такое же величие, положите конец безнадежной борьбе, если это окажется необходимым.

Я ухожу от Вас, мой фюрер, как человек, который, сознавая, что до конца выполнил свой долг, был к Вам ближе, чем Вы, возможно, думали".

Эти слова ставят точку в споре о том, почему он вел себя так нерешительно, когда заговорщики уговаривали его выступить против Гитлера. Перед смертью генерал-фельдмаршал Клюге, признаваясь фюреру в любви, похоже, сказал правду.

Напрасной оказалась надежда Трескова своим самоубийством спасти брата. Подполковник Герд фон Тресков воевал в Италии. Ему едва ли могли быть предъявлены какие-то обвинения. Но, прямой по характеру, он не терпел неискренности. 21 июля он отправил письмо жене и детям, намекая, что они, возможно, больше не встретятся.

Через два дня он по собственной инициативе пошел к своему командиру и признал, что полностью разделяет взгляды своего брата. Пораженный генерал пытался спустить дело на тормозах, успокаивающе говорил, что у подполковника "лихорадка и он бредит". Но Герд фон Тресков стоял на своем. За этим последовал арест. Подполковника отправили в Берлин. Когда его везли по Баварии, он написал последнее письмо семье, в котором есть такие строчки:

"Я проезжал по цветущей, залитой солнцем земле. Созревает урожай. Повсюду кипит работа. Как она прекрасна, немецкая родина!"

В середине августа Герд фон Тресков оказался в тюрьме на Лертерштрассе. 6 сентября он вскрыл себе вены, чтобы избежать допросов. Родным отказались выдать его тело: Тресков недостоин лежать в немецкой земле.

22 января 1945 года погиб старший сын Трескова Марк, канонир 23-го артиллерийского полка. Почти одновременно умер Юрген фон Тресков, последний владелец Вартен-берга. Через неделю, когда пришли советские войска, погибли его жена и сын. В мае ушла из жизни сестра Трескова Мари Агнес фон Арним вместе с мужем и дочерью. Эрика фон Тресков бежала через скованный льдом Одер. Она спаслась, выжили ее дочери и второй сын.

Заключительная фаза войны подтверждала прогнозы заговорщиков. Война вступила в пределы Германии, и ее жертвой стали те, кто начал агрессию. Горели немецкие города и деревни. Немцы испытали месть противника. Немецкое командование шло на все, чтобы заглушить в людях готовность «поддаться соблазну» прекратить борьбу и капитулировать. От немцев требовали «стоять до конца». Террор нацистского режима усиливался, но катастрофа была неизбежной.

Расплата была жесткой и горькой. Оккупация, репарации, раздел Германии уничтожили старую Германию, большие части территории были от нее отрезаны. Но надежда Трескова сбылась: не вся Германия погибла.

20 июля 1944 года оказалось самым светлым моментом в мрачной новейшей истории Германии. Каким малым бы ни был политический результат покушения, совершенного Штауффенбергом, убежденность Трескова в том, что решающий шаг должен быть сделан самими немцами, стала приносить плоды. Попытка убить Гитлера – это то, что можно было записать в актив, когда открылись варварские преступления нацистского режима. 20 июля спасало Германию от полного позора, хотя осознание этого пришло не сразу.

В социалистической ГДР изображение и интерпретация немецкой фронды стало жертвой узколобых идеологических концепций. Социалистические историки издевались над "якобы подсказанным совестью" решением Бека, Гёрделера и Трескова противостоять режиму. Они обливали грязью "путч генералов, монополистов и реакционеров" и называли заговор "легендой".

Путаница и смятение царили и в ФРГ. Разговоры об оппозиции не находили ни малейшего отклика в народе. Смущено было и командование бундесвера. Командование видело в нарушении заговорщиками присяги нечто недопустимое. Выполнение солдатом приказа должно быть законом. Тем не менее с 20 июля 1961 года казармы в Ольденбург-Бюммерштеде стали носить имя Хеннига фон Трескова.

Командующий военным округом генерал-майор Шватло-Гестердинг произнес речь. Выстроили почетный караул всех родов войск. Приехала Эрика фон Тресков. Военный оркестр исполнил марш 1-го гвардейского пехотного полка. Зазвучал гимн, и с большого портрета генерала Хеннига фон Трескова, укрепленного на фасаде здания штаба, сняли покрывало…

Воспоминания графини Дёнхоф

Нацистская пропаганда опозорила участников заговора 20 июля 1944 года, их выставили жалкими антипатриотами, предавшими родину в трудные для нее военные годы. И после разгрома нацистской Германии немцы ничего не знали об участниках последней попытки убрать Гитлера.

К первой годовщине покушения на Гитлера, летом 1945 года, в разрушенной Германии графиня Марион Дёнхоф написала очерк о том, что произошло 20 июля. Очерк издали тиражом в триста экземпляров и распространили среди друзей и родственников участников антигитлеровского Сопротивления. Многие из них плохо понимали, ради чего отдали свои жизни близкие им люди.

Рассказ графини Дёнхоф в силу неких обстоятельств, которые я назову чуть позже, представляет особый интерес:

"Исполняется первая годовщина того дня, когда Германия разом потеряла своих лучших граждан, последних подлинных патриотов. Один-единственный день, 20 июля 1944 года, уничтожил все наши надежды. Люди, которые хотели возродить страну, были погублены одним смертельным ударом. Лишь немногие знают, кем были эти люди и какой образ Германии они носили в своем сердце.

С самого начала было ясно, что переворот в Германии возможен лишь с помощью армии, поскольку только она в состоянии противостоять партийному аппарату. Трудно было решить, когда устраивать переворот – в ситуации, когда Гитлер одерживал победы на фронте и его политика пользовалась поддержкой, или ждать, когда Германия начнет терпеть поражение. Боялись, что мертвый Гитлер превратится в мученика и это обречет заговор на поражение. Решились ждать момента, когда Гитлер утратит свою популярность…

Единственным авторитетным главой армии мог быть только генерал Людвиг Бек, бывший начальник Генерального штаба сухопутных сил. Он соединял в себе прусские традиции и европейскую широту. Его имя было известно каждому офицеру. Его имя было само по себе программой. Можно было предположить, что, если бы в случае смерти Гитлера генерал Бек встал во главе государства, его приказы стопроцентно бы исполнялись. В подготовке возрождения страны участвовали представители обеих церквей и крайзауский кружок графа Хельмута Джеймса фон Мольтке и графа Петера Йорка фон Вартенбурга. Граф Мольтке был внучатым племянником знаменитого фельдмаршала, который возглавлял Генеральный штаб германской армии. Он служил в военной разведке экспертом по международному праву.

Поскольку простое устранение Гитлера ничего не решало, от идеи просто убить его отказались. Нужен был точный план действий после его устранения.

В имении Мольтке в Крайзау (Силезия) собирались противники Гитлера и нацистского режима. Образовался своего рода кружок, где обсуждалось будущее страны. Крайзауский кружок превратился в духовный центр рабочей группы, которая годами готовила преобразование хозяйственной и социальной жизни Германии. К кружку примыкали социал-демократы, профсоюзные деятели. И не в последнюю очередь офицеры абвера. Без абвера, который вплоть до смещения адмирала Канариса в феврале 1944 года и перехода в руки Гиммлера и Кальтенбруннера оставался относительно самостоятельным, организация сопротивления была бы невозможна.

Почему все это известно лишь немногим?

Человек, сам не переживший в Германии те годы растущего террора, слежки и доносительства, не в состоянии представить себе, что это значило – лишь взглянуть на такой план, не говоря уже о том, чтобы его осуществить. Доносы, концлагеря, смертные приговоры определяли атмосферу, в которой эти обреченные на гибель люди делали свое дело.

Регулярная смена людей, занимавших ключевые посты в армейском руководстве и Генеральном штабе, не позволяла образовать центры действия, которые были необходимы. Часто, когда все уже налаживалось, вдруг отправлялась в отставку одна из важнейших фигур и заменялась кем-то неизвестным. И всю работу приходилось начинать сначала.

Причем среди более молодых офицеров нацистская база была шире. Те, кто стал офицером в 1939 году, в момент захвата нацистами власти были подростками. То есть решающие, формирующие взрослого человека годы провели в гитлерюгенде, трудовом фронте и на занятиях по военной подготовке, где воспитывали в национально-социалистическом духе.

Диктатура удерживала власть насилием и террором, располагая доселе неслыханным аппаратом тайной государственной полиции (гестапо). Благодаря простой конструкции государства нацисты были принципиально гарантированы от любых неожиданностей, так что революция изнутри казалась невозможной.

Попытка свергнуть подобную диктатуру была вообще-то безнадежным предприятием. Это требовало таких мер предосторожности и такой подготовки, которые посторонний человек себе и представить не может. Только весной 1944 года, когда полковник граф Клаус Шенк фон Штауффенберг стал начальником штаба резервной армии, то есть занял одну из ключевых позиций, удалось сделать значительный шаг вперед.

Из соображений безопасности круг активных участников заговора и посвященных в него был крайне мал. Многим даже не были известны имена всех участников. Конечно, это уменьшало шансы в борьбе против всеохватывающего аппарата власти партии и ее организаций. Но иначе было нельзя. Гестапо следило за теми, кого подозревало, чтобы схватить не только жертву, но и целый круг связанных с ним людей.

Таким тяжелым ударом был внезапный арест в январе 1944 года графа Хельмута Джеймса фон Мольтке, входившего в узкий круг заговорщиков. Это могло быть концом всего. Посторонний никогда не сможет представить себе это нервное напряжение, которое возникает в такой момент, это парализующее ощущение, что наблюдают за каждым твоим шагом, это чувство ответственности за жизнь друзей и соратников, за судьбу миллионов немцев и всего отечества.

Последнее, что нам осталось, – это брать пример с лучших из нас, с тех, кто отдал жизнь не за сытный обед с мясом, как призывал Гитлер, а за восстановление чести и достоинства своего народа. В истории решающую роль играет не столько успех, сколько дух, из которого рождается действие. Этот дух более всего был присущ графу Штауффенбергу.

Он был прирожденным лидером, необыкновенно одаренным лидером. Ему еще в военном училище предсказывали большое будущее. Он незаметно взял в свои руки руководство подготовкой переворота. Трагедия состояла в том, что в решающие часы он был абсолютно необходим в Берлине. Но ему пришлось взять на себя само покушение, ибо никто другой не имел доступа в ставку Гитлера. Необходимость одному человеку сыграть обе роли одновременно никогда не предусматривалась, к этому не были готовы! На это пришлось пойти вынужденно, в то последнее мгновение, когда еще что-то можно было предпринять.

В конце июня 1944 года впервые установились контакты с представителями коммунистов. Это происходило вопреки прежним принципам. Представители социалистического направления настояли на этом и взяли на себя переговоры с коммунистами. В начале июля состоялась вторая встреча, во время которой все были арестованы.

Час пробил. Следовало действовать, а действовать мог только один – Штауффенберг. Ситуация превратила руководителя заговора в "боевика". Эта двойная роль стала роковой не только для всего плана, но и для него самого. Мужественного, обладавшего рыцарскими чертами человека несведущие современники считали "боевиком", которому не хватает любви к родине…"

Написавшая эти строки графиня Марион Хедда Ильзе Дёнхоф родилась в 1909 году в Восточной Пруссии. Ее семье принадлежал замок Фридрихштейн. Ее отец, депутат рейхстага, состоял в родстве с императорским семейством. Аристократизм Марион Дёнхоф проявился прежде всего в самостоятельности суждений.

– Есть вещи, которые понимаешь не умом, а интуицией, – вспоминала она. – Я училась в Потсдаме в гимназии и была единственной девочкой в классе. Двое моих одноклассников с почтением относились к Адольфу Гитлеру. Они сказали, что и мне следует вступить в партию. Я решила побывать на их собрании. Гитлер бушевал и доказывал абсурднейшие вещи. После собрания я подошла к своим одноклассникам и сказала: нет, друзья, с ним я не хочу иметь ничего общего!

Когда нацисты пришли к власти, прусской аристократке Дёнхоф ничто не угрожало, но она не пожелала остаться равнодушной. Молодая графиня присоединилась к ушедшим в подполье коммунистам:

– Они были единственными, кто, как и я, выступал против Гитлера. Мы проводили собрания, распространяли листовки. Остальные были слишком нерешительны. Над университетом подняли флаг со свастикой. Меня это возмутило. Я решила снять флаг. Единственный, кто согласился мне помочь, был коммунистом. Если ты был против нацистов, не имело значения, коммунист ты или монархист. Главный вопрос состоял в том, что мы можем сделать.

"Красная графиня" присоединилась к кругу немецких аристократов, врагов Гитлера. После неудачного покушения 20 июля 1944 года ее тоже арестовали, но у гестапо не нашлось против нее никаких улик. Среди уничтоженных нацистами участников заговора был и жених Марион Дёнхоф. Она осталась верна ему, и ни один другой мужчина не нашел места в ее сердце.

Ее семья столетиями владела поместьем в Восточной Пруссии. Когда в январе сорок пятого в Пруссию вошли советские войска, она бежала оттуда, ускакала на лошади.

В 1944–1947 годах пятнадцать миллионов немцев были изгнаны из родных мест. Они потеряли дома и все имущество. Женщин насиловали, мужчин убивали. Многие погибли от голода и холода по дороге. Два миллиона погибли.

Гитлер обещал немцам жизненное пространство. Как немцы когда-то радовались присоединению Судет! И вот чем это кончилось. Указами президента Чехословакии Эдуарда Бенеша три миллиона судетских немцев потеряли дома и имущество.

– Мы не можем жить рядом с ними, – мрачно сказал Бенеш, – поэтому они должны покинуть страну. У нас есть моральное и политическое право требовать этого…

Марион Дёнхоф жалела об утрате родового гнезда:

"Шесть веков словно корова языком слизнула. Первые годы я не могла в это поверить, я просто не хотела этого признавать. Несмотря на все доводы рассудка, я надеялась на чудо. Но все это было давным-давно. То, что сумасшедший (Гитлер) спустил подчистую, невозможно вернуть назад".

Она нашла правильный подход к этим драматическим для нее и многих немцев событиям: надо говорить о том, что их изгнали, но только после рассказа о том, что творили в Европе нацисты. История изгнания немцев – это последнее преступление Гитлера, результат затеянной им войны. На деньги графини Дёнхоф в Калининграде (бывшем Кёнигсберге) появился памятник философу Иммануилу Кашу.

С 1946 года Марион Дёнхоф работала в еженедельнике "Цайт", эта газета превратилась в одну из главных демократических, антифашистских, интеллектуальных трибун Западной Германии. Со временем графиня стала редактором и издателем газеты.

В августе 1996 года мы снимали большую телепередачу о том, как меняется жизнеощущение немцев в единой Германии. В Гамбурге я попросил о встрече с легендарной издательницей газеты "Цайт" графиней Марион Дёнхоф.

Она отказалась сниматься, сославшись на то, что выглядит недостаточно хорошо, но согласилась поговорить. В небольшом кабинете, обставленном деревянной мебелью и заваленном книгами, графиня в белом свитере, с очень прямой спиной, говорила откровенно:

– Мы, немцы, слишком слушались начальство. Я выросла в Восточной Пруссии, там у моих родителей было имение. Я видела почти религиозное отношение крестьян к Гитлеру. Я читала письма, которые они писали фюреру: "Ты, который видел наши страдания, только ты можешь нам помочь…" Но старые страхи в Германии больше не живут. Националистические идеи больше не играют сколько-нибудь важной роли в немецкой жизни. Не думаю, что возрождение национализма возможно. Глобализм берет свое…

Марион Дёнхоф умерла в 2002 году. Ушла из жизни фантастическая женщина; моральные устои таких людей, как она, спасли репутацию немецкого народа. И после ее смерти не меняются принципы, которыми руководствуются журналисты еженедельника "Цайт". Никаких разговоров о том, что "и при нацизме было много хорошего", что "нельзя огульно охаивать прошлое страны", что антисемиты и националисты тоже в чем-то правы… В газете "Цайт" слово "фюрер" по-прежнему ставится в кавычки. Для порядочного немца Адольф Гитлер был и остается негодяем, убийцей миллионов людей и разрушителем Германии.