Текст книги "Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Если мы сейчас пойдем в лоб – проиграем. Его слова падают на подготовленную почву. Россия действительно была ущемленной... Народ думает: вот пришел царь, который нас спасет. Семьдесят лет россиян угнетали, все у них отнимали, чтобы отдать другим третью часть нашего достатка, Борис положит этому грабежу конец...»

Анатолий Черняев записал в дневнике: «Поезд истории Советского Союза уже миновал главную стрелку и пошел хотя и в том же направлении, но не по тем рельсам, которые осторожно и в муках прокладывал Горбачев».

НАДО БЫЛО ВЫБИРАТЬ

19 ноября Россия подписала договор с Украиной, 21 ноября – с Казахстаном, 18 декабря – с Белоруссией. Республики признавали друг друга суверенными государствами, объявляли о намерении развивать межгосударственные отношения на основе принципов равенства, невмешательства во внутренние дела. Договорились обменяться дипломатическими представительствами – пока еще не посольствами.

31 октября 1990 года российский Верховный Совет принял закон об обеспечении экономической основы суверенитета России – все богатства на территории республики объявлялись ее собственностью. В январе 1991 года российский парламент принял закон «О собственности в РСФСР», впервые узаконив частную собственность.

Тем временем Горбачев попросил у Верховного Совета СССР дополнительных полномочий, потому что власти никто не подчиняется.

Ельцин резко возразил: «Такого объема законодательно оформленной власти не имели ни Сталин, ни Брежнев. Крайне опасно, что президентская власть у нас формируется под личные качества и гарантии конкретного человека. Фактически центр стремится сделать конституционное оформление неограниченного авторитарного режима».

Через несколько лет такие же обвинения Борис Николаевич услышит в свой адрес. И тогда и потом эти обвинения были чистой демагогией – ни Горбачев, ни Ельцин диктаторами не стали. Угроза исходила совсем с другой стороны.

20 декабря 1990 года на съезде народных депутатов подал в отставку министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе, предупредив об опасности переворота. Горбачев заставил съезд утвердить вице-президентом Советского Союза Геннадия Янаева, чиновника средней руки, который через восемь месяцев возглавит заговор против своего президента.

Весенние выборы народных депутатов России, избрание Ельцина председателем Верховного Совета республики наполнили многие души эйфорией. Даже лучшие умы не осознали масштабов постигшей народ катастрофы, глубину ямы, из которой предстоит выкарабкиваться.

Новые демократические политики высокомерно решили, что они уже победили, и стали – на радость окружающим – бороться сами с собой. И переоценили свои силы, обещав быстро наладить хорошую жизнь.

Демократы хотели, чтобы генеральный секретарь Горбачев ушел, потому что он слишком медленно осуществляет политические реформы. Аппаратчики требовали ухода президента Горбачева, потому что он допустил всю эту демократию и гласность.

Вообще говоря, на шестом году пребывания у власти каждый лидер должен быть готов к тому, что прежние комплименты сменяются жесткой критикой. Демократы не знали, как им поступить: присоединить или нет свой голос к разъяренному хору?

На шестом году перестройки к радикальным переменам в экономике, в хозяйственной жизни еще и не подступали. На пороге 1991 года страна была почти так же далека от того, чтобы отдать землю крестьянам, а фабрики и заводы – работающим, как и в 1985-м.

Даже начисто опустевшие прилавки не убеждали аппарат в необходимости немедленных экономических реформ. Партийные секретари, военные в чинах, генералы от ВПК, директора совхозов и колхозов отстаивали колхозно-совхозную систему и государственно-плановую экономику.

Демократы были обижены на Горбачева. У них имелись на это основания. Демократы считали, что Горбачев должен был полностью сделать ставку на них. Если бы он нашел в себе силы расстаться с партией и опереться на новые Советы, ситуация в стране была бы иной.

Но надо было выбирать. Дать волю чувствам – и потерять все? Или же поддержать Горбачева и дать перестройке шанс продолжаться?

Накануне 1991 года казалось, что все висит на волоске. В Москве рассказывали, что уже собрали юристов разрабатывать правовой режим чрезвычайного положения. Противники Горбачева не только хотели его убрать, но и вернуть страну к ситуации, сложившейся до апреля 1985 года...

«ГОРБАЧЕВ ДОЛЖЕН УЙТИ!»

7 января 1991 года по указу Ельцина и Силаева впервые в России отмечалось Рождество. В ЦК КПСС демонстративно работали. Горбачев тоже трудился в своем кабинете.

В эти дни оперативники КГБ и МВД тайно вылетели в Вильнюс. Парламент Литвы провозгласил независимость республики, и с каждым днем Москве становилось яснее, что остановить этот процесс можно только силой. Внутренние войска министра Бориса Пуго заняли Дом печати, междугородную телефонную станцию и другие важные объекты в Вильнюсе и Каунасе.

В ночь с 12-го на 13 января в Вильнюсе была проведена чекистско-войсковая операция – сотрудники отряда «Альфа» Седьмого управления КГБ, подразделения воздушно-десантных войск и ОМОН захватили телевизионную башню и радиостанцию. Погибло тринадцать человек.

Страна возмутилась: пускать в ход армию против безоружных людей – это позор!

Все ждали: как поведет себя Горбачев? Поедет в Вильнюс? Выразит соболезнование? Отмежуется от исполнителей? Накажет виновных? Или скажет: «Все правильно»?

Горбачев не сделал ни того, ни другого. Он заявил в парламенте, что все происшедшее для него полная неожиданность. И тут же предложил приостановить действие Закона о печати, взять под контроль средства массовой информации – ему не понравилось, как пишут о ситуации в Прибалтике.

Вместо него в Прибалтику сразу отправился Борис Ельцин. Для интеллигенции это был-символический жест, и тогда говорили: Горбачев опозорил честь России, а Ельцин ее спас.

25 января в интервью американской телекомпании Эй-би-си Ельцин сказал о Горбачеве:

«Либо он встанет на путь переговоров с Литвой, откажется от своей попытки установить диктатуру и сосредоточить абсолютную власть в одних руках – а все идет именно к этому, – либо он должен уйти в отставку, распустить Верховный Совет и съезд народных депутатов СССР...

Если Горбачев попытается добиться диктаторских полномочий, Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан отделятся от СССР и создадут свой собственный союз».

Эти слова Ельцина остались неуслышанными.

Интеллигенция оценила и то, что на похоронах академика Сахарова Ельцин всю дорогу шел за гробом, отказался сесть в машину. Природный политический инстинкт подсказывал Борису Николаевичу, как ему следует себя вести.

Когда Ельцина избрали председателем Верховного Совета, он пригласил к себе известного правозащитника Сергея Адамовича Ковалева и предложил ему возглавить парламентский комитет по правам человека.

Ковалев говорил позднее:

«Мы встречались много, и это общение никогда не было простым – чувствовалась неловкость с обеих сторон: я всегда помнил об условности своей поддержки Ельцина. Президент, полагаю, об этой условности знал. Однако мне казалось, что этот человек способен учиться – в том числе и в нравственном плане. Во всяком случае, мне кажется, что, говоря о важности проблемы защиты прав человека, Ельцин был искренен – он хотел в это верить. Но видимо, у каждого есть свой потолок...»

11 марта 1991 года Ельцин провел заочную пресс-конференцию с помощью «Комсомольской правды». Его среди прочего спросили:

– Борис Николаевич, у нас Россия. Почему же вы так благоволите к евреям?

– В чем это сказывается?

– Потому что вы ведете политику неправильную.

– Нигде и никогда я не выделял национальностей. Считаю, каждая нация, каждый народ должны иметь равные права... А вы все-таки, если возможно, оценивайте людей по иным критериям, а не по паспортной графе...

А Горбачев в те месяцы действовал на редкость неудачно. Во главе правительства вместо свалившегося с инфарктом Рыжкова он поставил бывшего министра финансов Валентина Павлова. Тот начал с денежной реформы.

По его настоянию Горбачев подписал указ «О прекращении приема к платежу денежных знаков Госбанка СССР достоинством 50 и 100 рублей образца 1961 года и ограничении выдачи наличных денег со вкладов граждан».

Павлов утверждал, что крупные купюры на руках у спекулянтов и преступников. А потом в интервью газете «Труд» обвинил западные банки в заговоре – они хотели свергнуть Горбачева, поэтому овладели крупными купюрами...

Никто не принял его слова всерьез. Реформа обернулась для людей новым унижением: они, бросив работу, стояли в длинных очередях, чтобы успеть за три дня избавиться от старых купюр. Невозможно было и получить свои деньги, доверенные государству. Со сберкнижки выдавали не более пятисот рублей, да еще делали пометку в паспорте!

26 января Горбачев подписал указ «О мерах по обеспечению борьбы с экономическим саботажем и другими преступлениями в сфере экономики» – милиция и КГБ получали право входить в любые служебные помещения и получать любые документы.

Через три дня новый указ – «О взаимодействии милиции и подразделений Вооруженных Сил СССР при обеспечении правопорядка и борьбы с преступностью». Этим указом вводилось патрулирование городов силами воинских частей.

Реакция в обществе – резко негативная. Горбачев терял остатки уважения. Все видели, что он боится решать сложные проблемы, откладывая их на потом, надеясь, что все рассосется само собой.

Серьезные экономисты утверждали, что попытки модернизировать систему не получаются, становится только хуже. Надо было либо возвращаться к тому, что существовало до апреля 1985 года, либо создавать принципиально новую социально-экономическую модель.

В этой ситуации все большее число людей связывали свои надежды с Ельциным. Кто еще мог противостоять Горбачеву и спасти людей от всех благоглупостей союзной власти?

Ощутив свою силу, люди вокруг Ельцина со все большим раздражением смотрели на Горбачева. Он им теперь просто мешал. Вместе с тем он был выгодным фоном – слишком осторожен, ни на что не может решиться, только говорит, но ничего не делает. Ельцин казался настоящим лидером, которому просто не дают развернуться.

Борьба за социальную справедливость часто носила демагогический характер, но в устах Ельцина все эти лозунги звучали очень достоверно.

Обращение к автономиям: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить!» – тоже было сильным ходом, который сразу привлек на сторону Ельцина целые республики. Потом, когда Советский Союз рухнет, у него начнутся неприятности с автономными республиками, но это уже отдельная тема.

В окружении Горбачева не могли понять, что происходит. Почему интеллигенция отвернулась от Горбачева и восхищается Ельциным: «Рафинированная интеллигентская элита в Доме кино рукоплещет пошлому, вульгарному, полуграмотному, хамскому «лидеру»! Кто поверит, что она не понимает, кто перед ней? Значит, ей это нужно?»

Известно, как любит российская интеллигенция очаровываться новыми политическими фигурами, а потом столь же поспешно разочаровываться. Весь XX век полон такими историями, но и новое столетие начинается с того же: немалая часть российской интеллигенции без ума от нового кумира – Владимира Владимировича Путина...

Михаил Сергеевич плохо представлял себе расстановку сил в обществе. Да и КГБ, видимо, снабжал его утешительными новостями о раздрае в лагере Ельцина. Горбачев довольно говорил Черняеву: «Песенка Бориса Николаевича спета – у него ничего не получается, от него уже ждут дел. Он мечется. Но даже люди из его ближайшего окружения «вытирают об него ноги», кроют его матом, а в парламенте заявили, что не станут при нем стадом баранов...»

Михаил Сергеевич еще не чувствовал, какая опасность для него исходит от Ельцина. Или пытался себя утешить?

Ельцин потребовал предоставить ему время для выступления по телевидению. Он вспоминает:

«Начались игры с Кравченко, тогдашним теленачальником. То он не подходил к телефону, то выдвигал какие-то условия, то переносил дату записи... Естественно, я начал накаляться... Вот тут у меня и созрела эта мысль. Вы боитесь Ельцина? Ну так получите того Ельцина, которого боитесь!..»

19 февраля Ельцин дал интервью в прямом эфире. Сорок минут он говорил о том, что президент Горбачев обманывает страну. Не выполнил ничего из того, что обещал. Развалил государство и довел народ до обнищания.

Ельцин веско произнес:

– Я предупреждал в 1987 году, что у Горбачева есть в характере стремление к абсолютизации личной власти. Он все это уже сделал и подвел страну к диктатуре, красиво называя это «президентским правлением».

Стало совершенно очевидным, что, сохраняя слово «перестройка», Горбачев хочет не перестраиваться по существу, а сохранить систему, сохранить жесткую централизованную власть, не дать самостоятельности республикам, а России прежде всего... Я отмежевываюсь от позиции и политики президента, выступаю за его немедленную отставку, передачу власти коллективному органу – Совету Федерации республик...

На следующий день Горбачев собрал свое окружение. Настроение после вчерашнего выступления Ельцина было мрачное. Михаил Сергеевич говорил о Ельцине:

– Происходит нечто подобное тому, что случилось в 1987 году. Ельцин энергично взялся задело, начал менять кадры. Я его поддержал. Но, разделавшись с первой «гарнитурой», он пошел по второму кругу, потом по третьему. У него нет вкуса к нормальной работе. Видимо, ему для тонуса нужно постоянно с кем-то драться. Не случайно понравился Егору своей крутостью, и тот рекомендовал его в Москву. В нем гремучая смесь, способен только на разрушение...

Затем Ельцин еще резче выступил в Доме кино и призвал «объявить войну руководству страны. Президент СССР лгал постоянно и завел страну в болото». Говорил, что нужно создавать сильную демократическую партию.

Помощник Горбачева Черняев записал в дневник: «Ельцин сказал: «Оставим Горбачеву во-от столечко (показывает пальцами щепотку), хотя он хочет вот столько (показывает руками, широко их разведя). Его место – как у британской королевы».

Многие говорили, что Ельцин сознательно провоцирует еще один кризис, идет на обострение. Но на следующий день по Красной площади прошла огромная манифестация под лозунгом: «Ельцин – вера, надежда, любовь России».

Я спрашивал депутата союзного и российского парламентов Галину Старовойтову, ныне покойную, которая в ту пору была близка к Ельцину:

– Что стояло за резкими антигорбачевскими выступлениями российского лидера?

– Мы чувствовали себя обманутыми в самой сути жизненных надежд, связанных с перестройкой, – говорила мне Галина Васильевна. – Большинство демократов были настолько подавлены вильнюсскими событиями, что даже не обсуждали случившееся: каждый сидел и страдал в, одиночестве. И вдруг Ельцин сказал: почему это мы молчим? Нет, мы тоже сильны и должны собраться для ответа. Его выступление было моральным реваншем за наступление реакции. С нравственной точки'зрения требование отставки Горбачева было оправданно. Ельцин тогда собрал демократические силы и заложил основы победы на съезде народных депутатов России.

– Но получается, что Горбачеву наносятся удары со всех сторон.

– Он должен выбрать свою линию. А то ведь главное для него – это стремление удержаться у власти, а вовсе не реализовать какую-то программу.

– Любой политик стремится удержаться у власти – это естественно. Если вы его сбросите – останетесь один на один со своими противниками.

– Поэтому мы и выступили потом за то, чтобы Горбачев остался, – сказала мне Старовойтова. – Нужна промежуточная фигура между крайними силами. Жаль, что мои коллеги по «Демократической России» не понимают, почему я допускаю сотрудничество с Горбачевым, хотя и числюсь в экстремистах и ярых его противниках...

ВОЙСКА НА УЛИЦАХ

Между тем Ельцин столкнулся с сильной оппозицией у себя в Белом доме. Президиум Верховного Совета оказался в оппозиции к собственному председателю. У него там был только один верный сторонник – Руслан Хасбулатов, который бился за Ельцина как лев.

21 февраля шесть руководителей Верховного Совета РСФСР выступили против своего председателя – его заместители Светлана Горячева и Борис Исаев, председатели обеих падат Рамазан Абдулатипов и Владимир Исаков, заместители председателя палат Александр Вешняков и Виталий Сыроватко.

В их заявлении говорилось: «Исходя из чувства долга, стараясь остановить дальнейшее сползание к развалу и хаосу, мы считаем назревшим вопрос о безотлагательном созыве внеочередного съезда народных депутатов РСФСР с повесткой дня о деятельности председателя Верховного Совета РСФСР».

Абдулатипов оставался у власти все ельцинские годы, он был министром, вице-премьером, при этом говорил и выступал так, что можно было подумать, будто он все еще в оппозиции. Он всегда умел снять с себя ответственность за действия правительства, членом которого был.

Председатель Совета Республики свердловский юрист Владимир Исаков вначале был очень близок к Ельцину, который нуждался в квалифицированных юристах. Потом его оттеснили другие, его место занял Сергей Шахрай. Он чувствовал себя отвергнутым, выступил против Ельцина и проиграл.

Депутаты из фракции «Коммунисты России» добились созыва 28 марта внеочередного, третьего съезда народных депутатов РСФСР, чтобы поставить вопрос о доверии Ельцину. Но из этого ничего не вышло.

Накануне съезда сторонники Ельцина решили провести массовую манифестацию. Моссовет определил место: Манежная площадь. Но Горбачев запретил митинги в пределах исторического центра Москвы. По указанию Горбачева в город ввели внутренние войска, улицы перегородили грузовиками, установили водометы.

В окружении Горбачева говорили о том, что общество готово взорваться и, если Ельцин объявит всеобщую политическую забастовку, толпа сметет союзную власть.

Действия Горбачева только помогли Ельцину. Именно в нем увидели единственную защиту от произвола властей. В такой ситуации никто не решился требовать его отставки.

28 марта открылся третий, внеочередной съезд народных депутатов РСФСР. И возмущенные действиями Горбачева депутаты вступили в борьбу с Кремлем, а не с Ельциным. Попытка силового давления на съезд укрепила позиции российского лидера.

Сергей Филатов рассказывал:

– Когда Горбачев ввел войска в Москву, весь съезд окрысился, и депутаты пошли на улицы, чтобы не допустить стычки омоновцев с людьми...

Бывший помощник Лигачева Валерий Легостаев разочарованно вспоминает:

«В решающий момент, когда нужно было ставить вопрос о доверии Б.Н. Ельцину, слово неожиданно взял И.К. Полозков и как первый секретарь ЦК КП РСФСР фактически снял вопрос с голосования...

Возможно, он проявил малодушие, а может быть, хотел застраховать ЦК и коммунистическую фракцию на съезде от разгрома, в случае если бы Б.Н. Ельцин, несмотря ни на что, набрал бы большинство голосов, необходимое для сохранения за ним должности председателя Верховного Совета РСФСР.

Съезд, вопреки надеждам его организаторов, привел к существенному усилению позиций Б.Н. Ельцина. Борис Николаевич не только сохранил за собой все полномочия, но и добился их серьезного расширения...»

Ельцин провел съезд, получил чрезвычайные полномочия и уехал отдыхать в санаторий «Красные камни» в Кисловодске.

Горбачев говорил на заседании Совета безопасности, что через два-три месяца кормить страну будет нечем. В Москве выстроились очереди за хлебом.

КТО РАНО ВСТАЕТ...

Ельцина, как и раньше Горбачева, явно раздражала необходимость день за днем высиживать на заседаниях Верховного Совета.

Сергей Филатов, который работал с ним в президиуме Верховного Совета, рассказывал мне:

– Он не всякую работу любил. Всегда виден был главный вопрос, который его интересовал. Я это особенно остро ощущал, потому что весь вечер, до глубокой ночи, готовили заседание Верховного Совета. Все документы заранее отпечатали, чтобы не пороть горячку. Утром или вечером он должен подписать повестку дня. Если вечером по тем или иным причинам не удавалось ее подписать, то иногда получалось, что утром она возвращалась – за несколько минут до начала заседания! – с исправлениями.

Ельцин очень не любил и даже почему-то боялся раскрывать публике все финансовые дела. Ведь я даже в администрации президента не смог добиться того, чтобы наша смета стала доступна людям. А у меня было желание показать, сколько уходит денег на администрацию, на самолеты, на зарплату.

В Верховном Совете мы этого добились, информация стала доступной журналистам. Но он очень тяжело к этому шел, не любил разглашать все эти вещи. Почему? Он редко когда что-то объяснял...

Когда он в последний момент правил документы, у нас начинался аврал, потому что за несколько минут надо было всю повестку перепечатать, размножить, отнести вниз, туда, где регистрировались депутаты, поменять подготовленные им пачки документов. А главное – надо было отвечать на недоуменные вопросы депутатов, потому что они знали, какие вопросы предполагалось обсудить, и вдруг что-то меняется.

И мы не успевали подготовить к новой повестке дня свою команду, потому что готовились к каждому заседанию, как готовились и коммунисты. Это тоже было искусство: когда накалять обстановку, а когда ее нормализовать...

Съезды народных депутатов проходили в борьбе двух блоков – «Демократической России» и «Коммунистов России». Оба имели примерно равное число депутатов – по 400—450 голосов. Оба блока пытались привлечь к себе тех, кто еще не встал на чью-то сторону.

– Какое впечатление производил тогда Борис Николаевич – работяги, который не спит, не ест, а только вкалывает? Или человека, который умеет уклоняться от неприятных дел?

– Было и то и это. Как у каждого человека, у него были любимые дела и нелюбимые. Вот что бросилось мне в глаза. Он очень внимательно изучал бумаги. За каждым замечанием, которое он делал, была ясна его мысль. И меня он часто поражал зрелостью и опытностью своих замечаний.

Ходили слухи о том, что бумаги он просматривает примерно в пять утра. Он встает рано и усаживается за бумаги. А бумаг через него проходило много, хотя мы пытались некоторые из них предварительно пропустить по кругу. Одних только законов, указов и распоряжений в год надо было подписать тысячу с лишним. Ведь все нужно просмотреть, а некоторые проекты он, не подписав, возвращал, ставил вопросы.

– Ельцина часто сравнивают с Горбачевым. Но тот любил поговорить о себе, изложить свою стратегию. А Ельцин?

– Знаете, у него не было стратегии. И может быть, трагедия нашей эпохи состояла в том, что у него не было своего видения и своей программы. В принципе мы могли повернуть дело по-разному, это не от него зависело. Скажем, приняли Декларацию о суверенитете России. Ельцин практически не имел к ней никакого отношения...

НЕ ПОРА ЛИ СТАТЬ ПРЕЗИДЕНТОМ?

Летом 1990 года многие председатели Верховных Советов республик поспешили переименовать себя в президенты. Ельцин не спешил. В начале 1991-го в Верховном Совете России встал вопрос о необходимости избрать президента.

Ельцин и его окружение настойчиво внушали людям, что пост президента – единственный путь спасти Россию от всех проблем. Тут устремления демократов совпадали с лозунгами национально-патриотических сил, которые говорили, что русских обижают и Россия не должна платить за всех.

17 марта на референдуме жители России отвечали на вопрос: нужен ли пост президента РСФСР? Больше 70 процентов россиян захотели иметь своего президента.

Выборы первого президента Российской Федерации были назначены на 12 июня 1991 года.

Накануне выборов я разговаривал с Галиной Старовойтовой, депутатом двух парламентов – союзного и российского. В тот момент она была членом Высшего консультативно-координационного совета при Ельцине. Потом она станет советником президента.

– Может ли существовать страна с шестнадцатью президентами – пятнадцатью республиканскими и одним союзным?

– Может. Но не как единая страна, а как конфедерация.

– С вашей точки зрения, Советский Союз останется единой страной или распадется?

– Мы сейчас на переходном этапе от унитарного государства к конфедерации. Это объективный исторический процесс. Силой остановить его не удастся. Пока страна отчасти едина, за вычетом шести республик, которые не участвовали в референдуме и явно не подпишут Союзный договор. Сегодня готовы участвовать в новом договоре Россия, Белоруссия и мусульманские республики, да и то Азербайджан под вопросом.

– Полновластие президента России исключает полновластие президента Союза.

– В таком случае мы должны задать себе вопрос: что для нас, россиян, важнее? А важнее то, что является истинной реальностью, – Россия. Если самостоятельная государственность России исключает существование Союза, то для меня важнее Россия. Советскому Союзу придется (не из-за желания каких-то деструктивных сил, а по объективным причинам) разделить судьбу великих империй прошлого. Другое дело, что Союз может быть преобразован в конфедерацию дружественных государств, которые неразрывно связаны общей экономикой.

– Превращение одного государства в пятнадцать, согласитесь, может повлечь за собой страшные последствия.

– А что делать, если этот процесс неостановим? Конечно, если бы в центре сидели люди, не связанные идеологическими догмами, желающие и способные развивать демократию и рыночную экономику, может быть, страна не распадалась бы с такой скоростью. Республики так стремительно не бежали бы, спасаясь от центра. Но центр таков, каков он есть...

– Чего вы хотите сейчас?

– Изменения политической линии центра: курс на демократизацию и рыночную экономику. Надо заключить соглашение между центром и республиками о распределении полномочий с передачей значительной их части республикам.

Тогда я задал Старовойтовой вопрос, который очень скоро окажется актуальным:

– Не создается ли у вас впечатление, что Ельцин идет по пути Горбачева? Он станет президентом России и попытается Избавиться от парламента, с которым трудно иметь дело, чтобы управлять республикой напрямую – указами, минуя Верховный Совет. И законодательная власть погибнет, не успев родиться.

– Становление Верховного Совета России идет нормально. Другое дело, что принятые им законы не исполняются, потому что исполнительную власть на местах представляют секретари комитетов КПСС, которые сопротивляются переменам. Слаба у нас сейчас исполнительная власть, а не законодательная. Главный тормоз на пути к рыночной экономике – искренняя вера в социализм части честных людей, положивших за это жизнь.

– Насколько реально избрание Ельцина президентом России?

– До 12 июня произойдет много событий. Это время будет критическим не только для Горбачева, но и для Ельцина. Мы можем столкнуться с неявкой людей на избирательные участки. Рейтинг Бориса Николаевича сегодня очень высок, но он будет быстро падать – это естественно.

После двух лет ненормальной сверхполитизации населения наступила некоторая апатия. Заметных результатов в реальной жизни оттого, что демократы в ряде регионов победили, нет. Простой человек начинает говорить, что ему один черт, кто у власти, раз жизнь становится все трудней. Уставшая, голодная, изверившаяся толпа очень опасна...

ТУЛЕЕВ, МАКАШОВ, ЖИРИНОВСКИЙ

Ельцин нарочито не участвовал в избирательной кампании. Не агитировал за себя, не обращал внимания на соперников. Это оказалось верной тактикой.

Помимо Ельцина на пост российского президента баллотировались бывший министр внутренних дел Вадим Бакатин, генерал Альберт Макашов, бывший председатель Совета министров СССР Николай Рыжков и председатель Кемеровского областного совета Амангельды Тулеев.

Председатель Либерально-демократической партии Владимир Жириновский сделал все, чтобы его узнали, но тогда его не восприняли всерьез.

Кемеровский председатель облсовета Амангельды Тулеев доказал, что у него есть поддержка в одной отдельно взятой области, но общероссийской революции ему не совершить.

В мае 1991 года Ельцин ездил в Кузбасс разговаривать с шахтерами и подписал распоряжение о передаче шахт Кузнецкого бассейна под юрисдикцию России. После первомайского митинга Ельцина повезли на берег реки Томь. Температура воды не превышала пяти градусов.

«Среди свиты находился председатель Кемеровского облсовета Тулеев, и предложение Б.Н. Ельцина искупаться он встретил угрюмым молчанием, – вспоминал Лев Суханов. – И как бы между прочим Борис Николаевич разделся и, долго не примериваясь, нырнул в ржавого цвета Томь. Кто-то из окружения пошутил: «Интересно, а нырнул бы сейчас Михаил Сергеевич?»

Вслед за Ельциным разделся и поплыл его телохранитель Юрий Иванович Одинец.

«Проплыв метров сто, не без помощи Юрия Ивановича мой шеф взобрался на довольно крутой берег. Выражение лиц у всех было растерянное. И особенно траурная мина – у Тулеева...»

На Центральном телевидении собирались провести круглый стол с участием всех шести кандидатов в президенты – Ельцина, Рыжкова, Тулеева, Бакатина, Макашова, Жириновского.

«Борис Николаевич отказался в нем участвовать, – вспоминал Лев Суханов. – У него уже была запланирована поездка в Саратов, и он, объявив об этом, на телевидение не явился. Я думаю, что, не будь Саратова, он изобрел бы что-то другое».

Говорили, что Ельцин испугался публичных дебатов. Но он сильно повредил бы себе, опустившись до дискуссии с Жириновским и Макашовым.

Реальным соперником был Николай Рыжков, обладатель уникальной записи в трудовой книжке: «В связи с изменением Конституции СССР вышел в отставку».

Николай Иванович воспринимался как честный, порядочный и деловой человек. Но оказалось, что ему не хватает политического кругозора. Его поддержала компартия РСФСР, и это автоматически лишило его симпатий демократически настроенных людей. Последние годы его пребывания на посту главы правительства оставили грустное впечатление. А ведь когда он только появился на политической арене, молодой, хорошо улыбающийся уралец вызывал всеобщие симпатии.

Юрий Андропов вытащил его из Госплана и, минуя промежуточные ступени партийной лестницы, назначил сразу отраслевым секретарем ЦК КПСС по экономике. Уважение к Андропову Рыжков сохранил навсегда. В политическом истеблишменте он один воспринял смерть Андропова как личное горе.

Все, что происходило в стране после 1987 года, встречало непонимание и сопротивление Рыжкова. Прекрасный, судя по всему, директор завода, неплохой заместитель министра, толковый заместитель председателя Госплана, он стал жертвой знаменитого принципа Питера: непрерывное продвижение вверх хорошего работника приводит к тому, что он достигает порога некомпетентности – поста, которому не соответствует.