Текст книги "Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

18 февраля 1988 года на пленуме ЦК решились сразу несколько кадровых вопросов. Кандидатом в члены политбюро избрали председателя Госплана Юрия Маслюкова, который ровно десять лет спустя станет первым вице-премьером в правительстве Примакова. В секретари ЦК произвели Олега Бакланова, еще одного выходца из военно-промышленного комплекса, будущего активного участника августовского путча 1991 года.

А Ельцин был выведен из числа кандидатов в члены политбюро. Он перестал принадлежать к высшему руководству страны. Это был еще один удар.

Лев Суханов вспоминал:

«После февральского пленума ЦК КПСС, когда он утром пришел на работу, на нем не было лица... Как же он все это переживал! И тем не менее нашел в себе силы и отработал целый день. Но уже не в ранге кандидата в члены политбюро. Да, он оставался еще членом ЦК КПСС, но уже без служебного «ЗИЛа», без личной охраны...

В нем как будто еще жили два Ельцина: один – партийный руководитель, привыкший к власти и почестям и теряющийся, когда все это отнимают. И второй Ельцин – бунтарь, отвергающий, вернее, только начинающий отвергать правила игры...»

Но о втором, новом, Ельцине говорить было еще рано. Пока он находился в состоянии тяжелой депрессии.

«На пленумах ЦК, других совещаниях, когда деваться было некуда, наши лидеры здоровались со мной с опаской какой-то, осторожностью, – писал Ельцин, – кивком головы давая понять, что я в общем-то, конечно, жив, но это так, номинально, политически меня не существует, политически я – труп...

Что у меня осталось там, где сердце, – оно превратилось в угли, сожжено. Все сожжено вокруг, все сожжено внутри...

Меня все время мучили головные боли. Почти каждую ночь. Часто приезжала «скорая помощь», мне делали укол, на какой-то срок все успокаивалось, а потом опять... Это были адские муки...

Потом, позже я услышал какие-то разговоры о своих мыслях про самоубийство, не знаю, откуда такие слухи пошли. Хотя, конечно, то положение, в котором оказался, подталкивало к такому простому выводу. Но я другой, мой характер не позволяет мне сдаться. Нет, никогда бы я на это не пошел...»

И верно, мысли о самоубийстве как-то не вяжутся с обликом Бориса Ельцина – решительного, жесткого человека, способного преодолевать любые препятствия, не теряющего присутствия духа в самые сложные моменты. Наоборот, считалось, что он лучше всего чувствует себя в момент борьбы, схватки.

И тем не менее тот эпизод с ножницами однозначно трактуется как попытка уйти из жизни.

Что же может толкнуть на такой поступок человека его психического склада? Приведу свой разговор с нашим известным психиатром – академиком медицины Татьяной Дмитриевой, бывшим министром здравоохранения.

– Есть категория людей, которые, если посмотреть жизненный срез, неоднократно пытались что-то с собой сделать, – сказала Татьяна Дмитриева. – Порезать вены, выпить какие-то препараты... Делают они это при определенных обстоятельствах. Допустим, если разрезаются вены, то человек твердо знает, что через полчаса, через час кто-то придет домой. Как правило, это делается демонстративно перед обидчиками – чтобы нанести ответный удар тем, кто обидел. Это протест. Точно так же человек может проглотить горсть таблеток – но не для того, чтобы умереть. Он таким образом хочет показать: видите, какие вы плохие! Вы довели меня до того, что я рискую своей жизнью. В психиатрии это называется шантажным суицидом. То есть таким путем человек хочет решить проблему, которую иначе он решить не может. Он жалеет себя. Это, кстати, как правило, не очень сильные люди. Люди, которые нуждаются в какой-то дополнительной психологической поддержке...

– И вы считаете, что это относится к человеку, которого я имею в виду? – переспросил я.

– Исключений в таких случаях не бывает, – ответила Дмитриева. – Это клиническая закономерность, психологическая закономерность. Она выводилась десятилетиями.

– А что еще характерно для человека такого психического склада? Чего от него можно ожидать? Как он поведет себя в трудной ситуации? Как отреагирует на сложные, кажущиеся неразрешимыми проблемы?

– Для него характерно опять-таки стремление решать свои проблемы вспомогательными средствами, – считает Татьяна Дмитриева. – Человек не в состоянии решить проблему так, как он хочет. Не получается. Если ты не можешь изменить мир, измени свое к нему отношение. Как? Например, начать пить. Человек, который оказался сегодня в конфликтной ситуации, пришел домой и выпил стакан водки. Это способ урегулирования этого конфликта. Мне не хватает внутренних резервов, и стакан водки – тот же компенсационный механизм, который помогает выстоять. Он может сделать что-то еще, скажем, раздавать тумаки направо и налево. Но это решение конфликта, из которого он не вышел победителем. И он пытается найти способы с ним справиться. В худшем случае – это алкоголь и наркомания.

Другой вариант – поступки на грани риска для жизни. Например, быстрая езда. Это то же самое – человек пытается обрести гармонию после конфликта. Он садится за руль, мчится – при плохих дорогах – на огромной скорости. И, балансируя между жизнью и смертью, приводит себя в чувство.

Это способ вырваться из неразрешимого конфликта. Потому что человеку нужно восстановить уважение к себе. Без этого человек не может выжить. Он должен жить в гармонии с самим собой, он всегда стремится к этой гармонии. Если это не удается сделать цивилизованными способами, в ход пойдут другие... Но все это люди, которым не хватает собственных ресурсов, это не самые сильные люди.

– А почему все-таки разные люди, сталкиваясь с одними и теми же проблемами, реагируют так по-разному? Одному вообще на все наплевать, с него как с гуся вода. Другой выпьет стакан водки, выругается и придет в себя. Третий уедет на рыбалку, расслабится и вернется спокойным и веселым. А вот четвертый готов себя порезать. В чем же тут дело?

– В первую очередь играет роль неустойчивость к стрессам. Это зависит от генов. Один человек от рождения устойчив к стрессам, а другой – наоборот. Это биологическая предрасположенность. А второе – это специфика личностной структуры, то есть психологические особенности личности. Есть люди более ранимые, а есть толстокожие. Одному каждое обидное слово – боль, беда, а другой даже на гибель близких смотрит спокойно: Бог дал – Бог взял. В этой формуле, кстати, своя защитная философия. Так легче перенести горечь утраты, ведь это уже исправить невозможно.

– Решение уйти из жизни – это мгновенное, импульсивное решение? Или долго вынашиваемый и осознанный выбор?

– Там, где есть какая-то «подмоченность» биологических механизмов, могут срабатывать эмоциональные механизмы, когда в пылу скандала кто-то выпивает уксусную эссенцию, кто-то бросается из окна. Перехлестывают эмоции – и гибель. Если бы человек чуть-чуть подождал, если бы у него было время, чтобы вздохнуть глубоко, сосчитать до десяти, то, может быть, этого было бы достаточно...

ДАЧА ЗА ЗЕЛЕНЫМ ЗАБОРОМ

Раньше семью Ельцина возила специально выделенная «Волга». «ЗИЛ» всегда был под рукой. Если Ельцин отправлялся на дачу, машина, оснащенная спецсвязью, в гараж не возвращалась. Водитель ночевал в домике обслуживающего персонала и в любую минуту был готов к выезду.

Ельцин жил на даче, которую прежде занимал сам Горбачев. Его обслуживали три повара, три официантки, горничная, садовник со своим штатом. Дачу пришлось покинуть.

Исчезла охрана. В те времена сотрудники Девятого управления КГБ не столько охраняли – не от кого было, – сколько обеспечивали быт высших руководителей, служили своего рода няньками.

Охранники следили за порядком на госдаче, доставляли заказанные на спецбазе продукты, вовремя приглашали врача, вызывали портного из ателье – сшить костюм, возили на корт – заниматься спортом.

Старшему охраннику из кассы Девятого управления выдавали и наличные – на мелкие расходы. Руководители партии и государства деньги держали только для того, чтобы заплатить партийные взносы.

Кроме летнего отпуска, полагался и зимний – две недели. В Москве Ельцин продолжил занятия спортом. К его услугам были спортивные сооружения в правительственном особняке на Воробьевых горах – корты открытые и закрытые, большой бассейн, сауна. Там он начал учиться играть в теннис.

Наступит момент, когда борьба со всеми этими привилегиями станет для Бориса Николаевича важнейшим предвыборным лозунгом. Но пока все это было ему положено, он ни от чего не отказывался.

В газетном интервью бывший начальник Завидовского государственного научно-опытного заповедника полковник Вадим Кузнецов рассказывал:

«Во времена Л.И. Брежнева завели порядок одаривать к праздникам членов и кандидатов в члены политбюро, секретарей ЦК КПСС деликатесами. Подготовка начиналась за полтора-два месяца. Егеря специально отстреливали лосей, оленей, маралов, кабанов, били диких уток.

Из мяса животных делали копченую охотничью колбасу, укладывали в керамические бочонки и заливали жиром. Готовили свежее мясо, рыбу. В подарочный набор входили ягоды, мед. Все продукты перед переработкой тщательно проверяли и лишь после положительного результата передавали в производство. Кстати говоря, трудоемкое и весьма длительное. Так, на копчение уходило не меньше месяца.

За три дня до праздника офицеры спецсвязи получали списки с адресами и развозили подарки по дачам, квартирам.

В первый же день моего вступления в должность начальника хозяйства сотрудники Девятого управления КГБ сразу предложили обратить особое внимание на обеспечение подарками. Все было четко расписано, кому, чего и сколько положить. Своего рода табель о рангах. На первом месте – члены политбюро.

Каждому из них полагалась задняя часть туши лося* оленя, марала, три бочонка с охотничьей колбасой, десять уток, десять килограммов свежей рыбы и три палки копченой колбасы. Кандидатам в члены политбюро – по тому же перечню, но без лося и поменьше.

Прекрасно помню, в списках на получение даров природы значился первый секретарь МГК, кандидат в члены политбюро Б.Н. Ельцин, и он ни разу не отказался...»

Жизнь союзного министра при советской власти тоже не была так уж плоха. Ельцин получил дачу в правительственном поселке Успенское и вместе с семьей прожил там два года. Из прислуги там была только сестра-хозяйка, которая убирала и готовила. Сам Ельцин пересел на «Чайку», а для нужд семьи тоже мог вызвать черную «Волгу».

Но за провиантом ездить приходилось уже самим – в так называемую столовую лечебного питания, которая на протяжении многих десятилетий снабжала советскую номенклатуру продуктами хорошего качества. На улице Грановского, там, где располагалось Четвертое главное управление при Минздраве СССР, существовала столовая, которую посещали кремлевские чиновники.

Но уже в 70-е годы там почти никто не обедал, только пенсионеры союзного значения приходили с судками за готовыми обедами.

Номенклатура получала в этой столовой по талонам продукты – любые: готовые, полуфабрикаты и сырые. В основное здание на улице Грановского пускали только самих чиновников. Членам семьи разрешалось отовариваться в двух филиалах.

Каждый прикрепленный ежемесячно вносил в кассу семьдесят рублей и получал взамен маленькую белую книжечку с отрывными талонами на обед и ужин – на каждом талоне стояло число.

Все продукты были сгруппированы в обеденные и ужинные комплексы – от пирогов с капустой до конфет и фруктов. Например, на один ужинный талон можно было взять полкило сосисок – в оболочке, а не в целлофане, полкило настоящей «Докторской» колбасы и кусок сыра, а на два обеденных – зеркальных карпов или парной говяжьей вырезки, которую советские люди старшего поколения не видели много лет, а молодежь вообще никогда.

Как министру Ельцину полагалась не одна книжечка, а две, что позволяло брать двойное количество продуктов и не только кормить семью, но и угощать гостей...

Исчез домашний врач, у которого не было других пациентов, кроме Ельцина. Но вся система здравоохранения для начальства по-прежнему была в распоряжении семейства Ельциных.

Потом, когда Борис Николаевич станет баллотироваться в народные депутаты, он демонстративно пойдет записываться в районную поликлинику. И довольно критически отзовется о Четвертом главном управлении:

«Медицина – самая современная, все оборудование – импортное... А врачи, боясь ответственности, поодиночке ничего не решают. Обязательно собирается консилиум... К этим безответственным консилиумам в Четвертом управлении я относился с большим подозрением. Когда я перешел в обычную районную поликлинику, у меня вообще перестала болеть голова, стал чувствовать себя гораздо лучше...»

Борис Николаевич лукавил. Он прекрасно знал разницу между районной поликлиникой и той, что на Мичуринском проспекте. И свою семью, кстати, все-таки не оставил без квалифицированной медицинской помощи. Поход в районную поликлинику был предвыборным ходом, не более того. И отказ от служебной машины, когда Коржаков станет возить его на «Москвиче», и обещание уничтожить привилегии, как мы теперь знаем, тоже были частью борьбы за голоса избирателей.

Когда Ельцин ездил на общественном транспорте и заходил в районную поликлинику, это было ловким политическим ходом. Но он имел огромное значение для людей. Ельцин подтверждал убежденность людей в том, что так оно и должно быть, что высшие руководители не имеют права на какие-то привилегии. Поэтому умелый ход в политической борьбе произвел такое сильное впечатление.

Правда и другое: сброшенный с высокой должности, растоптанный и отвергнутый, лишенный многих привилегий, Борис Николаевич действительно посмотрел на жизнь высокого начальства иными глазами.

Горе многому учит. Как известно, за одного битого двух небитых дают. Когда идешь на подъем, оглядываться вокруг и относиться к окружающему критически чрезвычайно трудно. Поток увлекает, засасывает, испытываешь удовольствие от этого. А вот когда выпадаешь из потока, оказываешься на берегу или даже на дне, тут многое открывается, личные переживания подталкивают к критическому анализу. И Ельцин произносил слова, которые в тот момент, вероятно, соответствовали настроениям опального политика:

– Пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой, не могу мчаться на машине, минуя светофоры и шарахающиеся автомобили, не могу глотать импортные суперлекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка. Потому что стыдно.

Ни до, ни после Ельцин не отказывался от привилегий, связанных с высоким постом, принимал их как должное и оделял ими своих приближенных. '

Но ему открылась несправедливость советской системы, когда человеку на высокой должности положено все, а человеку без должности – ничего. И когда судьба зависит не от знаний, умения, опыта и таланта, а единственно – от воли высшего вождя. Два чувства отныне стали руководить Ельциным – желание вернуть утерянные власть и положение, расквитаться с обидчиками и стремление изменить несправедливую систему.

КУЛАЧИЩЕМ ПО СТОЛУ

Почти целый год Ельцин прожил в состоянии тяжелого психологического стресса.

Работа в Госстрое его не интересовала. Он давно отошел от строительных дел, жил уже другими интересами.

Его непосредственным начальником был председатель Госстроя Юрий Петрович Баталин, кстати, выходец из Свердловска. Он сменил Игнатия Новикова, который когда-то учился вместе с Брежневым и которого новая власть отправила на пенсию из-за недостатков, обнаруженных при строительстве Атоммаша.

Баталин отнюдь не был рад появлению в своем ведомстве опального Ельцина. Вероятно, опасался, что это бросает тень на весь Госстрой. Самого Баталина высоко ценил глава правительства Николай Рыжков.

Годом раньше Госкомитет по делам строительства (фактически обычное министерство) был преобразован в Государственный строительный комитет СССР – постоянный орган правительства по руководству строительным комплексом страны. Он занимался и строительством, и промышленностью стройматериалов. В подчинение Госстроя был передан и Государственный комитет по архитектуре и градостроительству, который должен был следить за разнообразием архитектурных решений.

Главная задача состояла том, чтобы обеспечить к 2000 году каждую семью отдельной квартирой или индивидуальным домом. Пока не получалось. Государство не успевало, а кооперативное строительство сокращалось. Местная власть не хотела выделять землю под кооперативные дома, строители отказывались от сотрудничества, потому что требования к кооперативам были жестче, а привычные десять процентов квартир они не получали.

«После длительных заседаний у председателя комитета Баталина, – вспоминал Суханов, – Ельцин возвращался к себе с жуткой головной болью. К тому же стало известно, что Баталин получил сверху команду – собирать на Ельцина компромат. Это было несложно «расшифровать»: в глаза бросилась резкая перемена отдельных руководителей и в первую очередь – замов Баталина...

«Ледниковый период» отчуждения складывался из невидимых штрихов, тонких психологических нюансов и лишь изредка прорывался откровенной враждебностью. Но все это замечали, и Борис

Николаевич, как губка впитывающий в себя действительность, сильно переживал». -

Настроение Ельцина зависело от каких-то мелочей, на которые он прежде не обращал внимания. К Первому мая он получил поздравления от Александра Яковлева, Рыжкова и Лукьянова. Для него это было событие. Он прикидывал: что это означает? Неужели наверху к нему меняется отношение?

Одна из секретарей Ельцина в Госстрое потом рассказывала: «Зайдешь, бывало, а он весь согнутый сидит – значит, судьба по нему еще раз стукнула. Потом голову поднимет – взгляд тяжелый, как будто головная боль мучает. Может что швырнуть в таком состоянии. В такой момент лучше на глаза не показываться. Но даже и через двойную дверь было слышно, как бушует один в кабинете – бьет кулачищем по столу, по стене, стены дрожали – такой грохот стоял».

Секретари пугались, а ведь в реальности Ельцин понемногу учился справляться с тем, что на него обрушилось.

Глава 8. ПОБЕДЫ И СКАНДАЛЫ

Речь Ельцина на пленуме ЦК, которая стоила ему карьеры, разумеется, не опубликовали. И тогда пошли гулять фальшивки, которые распространялись не только в стране, но и печатались в иностранных газетах. Этот придуманный неизвестными доброжелателями «самиздат» и положил начало его всенародной популярности.

БЛОКАДА ПРОРВАНА

Люди рассказывали друг другу, что Ельцин протестовал против привилегий для начальства и культа личности Горбачева, против того, что Раиса Максимовна вмешивается в партийно-государственные дела и всем раздает указания. Поэтому его и сбросили.

Ничего этого в речи Ельцина не было. Но кто же об этом знал? Отсутствие гласности ударило по партийному аппарату.

О Ельцине говорили и спорили, и чем меньше люди его знали, тем с большей уверенностью рисовали в своем воображении подлинного героя, борца за народное счастье, который восстал против опротивевшей власти. Он мог ничего не делать, нигде не выступать и не появляться, но незримо присутствовал во всех жарких дискуссиях о том, как нам жить. И когда заходила речь о том, кто может вытащить страну из ямы, все чаще стало упоминаться имя Бориса Ельцина.

Сам Борис Николаевич еще не вполне понимал, что именно люди ждут от него. И потому 7 ноября 1988 года счел необходимым отправить генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву поздравительную телеграмму:

«Уважаемый Михаил Сергеевич!

Примите от меня поздравление с нашим Великим праздником – 71-й годовщиной Октябрьской революции! Веря в победу перестройки, желаю Вам силами руководимой Вами партии и всего народа полного осуществления в нашей стране того, о чем думал и мечтал Ленин».

Но Ельцин уже получал потоки писем в свою поддержку. И к нему в Москву приезжали люди, которые говорили ему: «Борис Николаевич, мы на вашей стороне. Держитесь сами, а Мы вас не оставим в беде».

Летом 1988-го Ельцин отдыхал в Юрмале, в санатории управления делами Совета министров «Рижский залив». Он играл в теннис и бадминтон, плавал. Именно тогда корреспондент курор-. тной газеты «Юрмала» Александр Ольбик и взял у него первое интервью.

4 августа 1988 года одновременно газеты «Юрмала» и рижская «Советская молодежь» опубликовали большое интервью с Ельциным. Названия этих газет мигом узнали во всей стране. Интервью имело огромный резонанс, его переснимали на ксероксе, перепечатывали десятки других газет. Довольный Ельцин сказал журналисту:

– Мы с вами прорвали блокаду молчания, но это еще не победа.

Перелом произошел, когда Ельцина пригласили на встречу со слушателями московской Высшей комсомольской школы. Это было 12 ноября 1988 года. Ельцин ответил на триста двадцать вопросов. Встреча продолжалась четыре с половиной часа.

Его помощник Лев Суханов вспоминал:

«Ельцин, кажется, был в ударе, он держал аудиторию в таком напряжении, что мне порой было за него страшно...

Ельцин тогда преследовал еще одну цель: выступая без перерыва, он как бы демонстрировал свое физическое состояние. Ибо ходили слухи о его тяжелой болезни, и он отнюдь не желал быть в глазах людей немощным, вызывающим сострадание политиком».

Разговоры о нездоровье сопровождали Ельцина всю его политическую жизнь. И наступил момент, когда худшие предположения оправдались. Но в те времена он еще был в прекрасной форме и на здоровье не жаловался, лечиться не любил, к врачам обращался в самом крайнем случае.

Тот же Суханов вспоминал, как у Бориса Николаевича вдруг поднялась температура. От услуг поликлиники для начальства отказались, что же делать? «Температуру он переносит тяжело... И поскольку его состояние стало резко ухудшаться, позвонили в «Склифосовского» и вызвали неотложку. Приехала реанимационная машина, всех во дворе переполошила, поскольку жильцы подумали, что у Бориса Николаевича случился инфаркт...»

Вопросы комсомольцы задавали очень откровенные, ответы они получили – по тем временам – тоже откровенные.

– Почему вы выступаете против спецпайков для, как вы выразились, голодающей номенклатуры?

– Я против элитарности в обществе, у нас не должно быть спецкоммунистов: одни имеют все, а другие ничего... Моя супруга ходит по магазинам, ничего. Едим колбасу, правда, предварительно надо глаза зажмурить.

– Ваша популярность в стране не меньше, чем Горбачева. Могли бы возглавить партию и государство?

– Когда будут альтернативные выборы, почему бы не попытаться...

Он увидел, какими глазами смотрит на него молодежь, как важно для них его слово и мнение.

Выступление Ельцина Александр Коржаков записал на магнитофон. Потом с этой записи делались копии, распечатывались и распространялись по всей стране, иногда продавались.

Его выступление стало событием – важным для него и неприятным для партийного начальства. Ельцин превратился в заметного человека. Всех интересовало:· что с ним? Чем он занят и что собирается делать?

БОРИС И ЕГОР: ВТОРОЙ РАУНД

На лето 1988 года была назначена XIX партийная конференция. Десять с лишним лет спустя немногие вспомнят, для чего она собиралась и что именно она решила. Но с партийной конференции началось пробуждение политической активности в стране. И выдвижение делегатов на партконференцию было первой попыткой изменить советскую процедуру выборов.

В прежние времена и в делегаты, и в депутаты назначало начальство. Кого в ЦК утвердят, тот и будет. Весной 1988-го уже было иначе. Конечно, система выборов делегатов была не очень демократической. Все партийные организации могли выдвинуть своих кандидатов, но реальный отбор проходил на пленумах партийных комитетов, которые отсеивали неугодных.

Тем не менее некоторое количество известных своими демократическими убеждениями людей все-таки были избраны.

Борис Ельцин поставил перед собой задачу во что бы то ни стало добиться избрания делегатом XIX партийной конференции и выступить на ней. Это и было бы началом возвращения в политику. Он мечтал только об этом, ничто иное в его жизни не имело значения.

Кандидатом в делегаты его выдвинуло множество партийных организаций, но начальство имело полную возможность не пустить его на конференцию. Однако Горбачев понимал, что делать этого никак нельзя. Не дать Ельцину мандата – значит показать, что никакой демократизации в партии не происходит. Этого Михаил Сергеевич никак не хотел. Он только позаботился о том, чтобы Ельцин не вошел в московскую или свердловскую делегации. Бориса Николаевича избрали от Карелии. Не так почетно, как, скажем, от столичной парторганизации. К тому же карельские делегаты сидели на балконе. Горбачев разумно рассудил, что чем дальше Ельцин от трибуны, тем спокойнее.

А Ельцин твердо решил, что выступит.

Он, по воспоминаниям его помощника Суханова, долго готовил текст: «Каждое утро, в семь часов, он приходил на работу и вместе с секретарем Таней переписывал очередной вариант – с учетом происходящего на конференции. Пять или шесть ночей он вообще не спал».

28 июня в Кремлевском Дворце съездов открылась XIX партконференция. Там Ельцин впервые появился на людях. Он уже стал знаменитостью. На него приходили посмотреть. Но старые знакомые, напротив, старательно отводили взгляд.

Ельцин написал записку с просьбой предоставить ему слово. Но в список ораторов Горбачев его не включил. Когда конференция уже заканчивалась, Ельцин понял, что решено его на трибуну не пускать.

Тогда он совершил один из тех удивительных поступков, которые вскоре привели его в кресло президента России.

Борис Николаевич спустился в зал и пошел к президиуму с мандатом делегата конференции в поднятой руке. Он подошел к Горбачеву и потребовал дать ему слово для выступления. Замерший зал наблюдал за этой сценой.

Горбачев подозвал к себе своего главного помощника Валерия Болдина и сказал:

– Пригласи Бориса Николаевича в комнату президиума и скажи, что я дам ему слово, но пусть он присядет, а не стоит перед трибуной.

Болдин передал Ельцину слова генерального секретаря. Ельцин сел в первом ряду и стал ждать.

Он получил слово. Ход конференции показывали по первому каналу Центрального телевидения, и вся страна впервые увидела и услышала «партийного диссидента номер один».

– За семьдесят лет мы не решили главных вопросов – накормить и одеть народ, обеспечить сферу услуг, решить социальные вопросы, – говорил Ельцин. – Одной из главных причин трудностей перестройки является ее декларативный характер... И как результат перестройки – за три года не решили каких-то ощутимых реальных проблем для людей, а тем более не добились революционных преобразований... Вера людей может покачнуться в любой момент. В дальнейшем это риск потерять управление и политическую стабильность...

Ельцин объяснил, что дает интервью иностранным журналистам, потому что в советской печати беседы с ним не печатаются. Говорил, что надо поскорее обновлять политбюро и ввести возрастной ценз – до шестидесяти пяти лет. Что не должно быть зон, свободных от критики. Что в партии необходима гласность – и люди имеют право знать, в частности, бюджет партии, на что идут их деньги. Он предложил сократить партийный аппарат, ликвидировать отраслевые отделы, отменить привилегии.

– Считаю, что некоторые члены политбюро, виновные как члены коллективного органа, облеченные доверием ЦК и партии, должны ответить: почему страна и партия доведены до такого состояния? И после этого сделать выводы – вывести их из состава политбюро. Это более гуманный шаг, чем, критикуя посмертно, затем перезахоронить...

Ельцин произносил слова, которые безусловно нравились и полностью соответствовали настроениям общества:

– Должно быть так: если чего-то не хватает у нас, в социалистическом обществе, то нехватку должен ощущать в равной степени каждый без исключения. А разный вклад труда в общество регулировать разной зарплатой. Надо, наконец, ликвидировать продовольственные пайки для, так сказать, «голодающей номенклатуры», исключить элитарность в обществе, исключить и по существу, и по форме слово «спец» из нашего лексикона, так как у нас нет спецкоммунистов...

И в заключение он скромно заговорил о политической реабилитации – попросил отменить то решение пленума ЦК, в котором его выступление было признано «политически ошибочным».

– Товарищи делегаты! Щепетильный вопрос. Я хотел обратиться только по вопросу политической реабилитации меня лично после октябрьского пленума ЦК. (Шум в зале.) Если вы считаете, что время уже не позволяет, тогда все.

Он стал собирать бумаги, готовый уйти с трибуны.

Председательствовавший на заседании Горбачев почувствовал, что надо дать ему закончить выступление:

– Борис Николаевич, говори, просят. Я думаю, товарищи, давайте мы с дела Ельцина снимем тайну. Пусть все, что считает Борис Николаевич нужным сказать, скажет. А если у нас с, вами появится необходимость, то мы тоже можем потом сказать. Пожалуйста, Борис Николаевич.

И Ельцин завершил свой монолог:

– Реабилитация через пятьдесят лет сейчас стала привычной, и это хорошо действует на оздоровление общества. Но я лично прошу политической реабилитации все же при жизни... Вы знаете, что мое выступление на октябрьском пленуме ЦК КПСС решением пленума было признано «политически ошибочным». Но вопросы, поднятые там, на пленуме, неоднократно поднимались прессой, ставились коммунистами. В эти дни все эти вопросы практически звучали вот с этой трибуны и в докладе, и в выступлениях. Я считаю, что единственной моей ошибкой в выступлении было то, что я выступил не вовремя – перед 70-летием Октября... Я остро переживаю случившееся и прошу конференцию отменить решение пленума по этому вопросу. Если сочтете возможным отменить, тем самым реабилитируете меня в глазах коммунистов. И это не только личное, это будет в духе перестройки, это будет демократично и, как мне кажется, поможет ей, добавив уверенности людям.

Ельцина провожали аплодисментами. В перерыве делегаты поздравляли его с удачным выступлением. Но тут же на скорую руку была организована и некая контратака.

Сначала первый секретарь Татарского обкома Гумер Усманов заявил, что делегаты от Татарии не поддерживают просьбу Ельцина о реабилитации. Затем против Ельцина выступил первый секретарь ЦК компартии Эстонии Вайно Вялис. Он вспомнил, как вместе с Ельциным ездил в Никарагуа и как плохо вел себя Борис Николаевич:

– Выступая на текстильном комбинате (плохой еще текстильный комбинат, мы помогаем строить) перед рабочими, может быть, по недомыслию, может быть, по усталости он допустил фразу: «Что вы, работать не хотите? Без штанов ходите». Увы, это передало телевидение. А рядом был переводчик, который переводил все верно. Больно, потому что действительно в Никарагуа есть ребята, у кого нет еще одежды. Нет одежды... Человек, который выступает перед высоким партийным форумом, должен иметь для этого партийную совесть...