Текст книги "ЧaйфStory"

Автор книги: Леонид Порохня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Киса и Ося были тут…

(русские на AbbeyRoad!)

В девятом часу утра 1 августа 1997 года на улицу Abbey Road, что в Лондоне, Великобритания, выгрузились из микроавтобуса молодые, как они до сих пор считают, люди. Потоптались, поозирались. Они стояли перед студией звукозаписи, где некогда прошлась перед фотографом ливерпульская четверка, а потом ходили разные другие люди; ну так грех было бы и членам группы «Чайф» не пройтись на том же месте. Вопрос заключался в том, где это место – при ближайшем рассмотрении улица оказалась перекрестком, даже небольшой площадью, еще и с памятником посредине. Улиц три, все с пешеходными шашечками, все похожие. Поспорили, сошлись на одной; Шахрин ее долго через видеокамеру рассматривал, потом сказал: «Тут должен „жук“ стоять, а остальные машины надо разогнать, чтоб картинку не портили». Действительно, вместо белого «Фольксвагена» стояла «Тойота» и портила аутентичность изображения. Стали спорить, в какую сторону переходить…

Выглядели наши ребята весьма смущенно, что и немудрено: трудно поверить, что стоишь на АЬЬеу Поаа, почти на конверте грампластинки, которую трепетно разглядывал лет двадцать пять назад… Еще потоптались, Шахрин неуверенно пробубнил: «Сейчас отдельный будет номер», – тронулись через дорогу. Законопослушные английские водители стояли и мирно ждали, когда четверо бодрящихся русских перешагают на ту сторону, но чайфы не были бы чайфами, если бы этим и ограничились – тут же развернулись, дернули обратно бегом и на корточках. Чем создали посреди Abbey Road аварийную ситуацию. Потом переключились на каменный забор с табличкой, строго-настрого запрещающей на этом заборе писать. Естественно, беленький забор и асфальт под ним были плотно покрыты надписями; российского происхождения оказалась одна, жалкая и почему-то на английском языке. Дабы несправедливость исправить, Шахрин вывел черным маркером поверх полу закрашенной надписи «Cream» свое родное: «Чайф 01.08.97». Рамочкой обвел, и все с таким видом, будто это не он хулиганит, слова на заборе пишет. На случай, если появится какой-нибудь блюститель порядка… Наконец Володя отшатнулся от колонны, зазвенел звонок, возвещающий не то об открытии самой студии Abbey Road, куда «Чайф» и приехал, не то просто сигнализация в соседнем магазине сработала, но все приосанились, приуготовляясь ко входу в святая святых мировой звукозаписи… И в этот момент звукорежиссер Елизаров Вова, который все еще с удовлетворением созерцал содеянное на заборе, произнес: – Ну вот, Киса и Ося были тут…

Глава 1
Происхождение Чайфа

Заварка в аквариуме

(питерский след в чайфогенезе)

Большие события не происходят сами по себе, чаще всего им предшествуют события маленькие, даже микроскопические; ими все начинается, а потом катится, катится… Малозаметный, но самый непосредственный толчок к появлению группы «Чайф» приключился в тот момент, когда Вова Шахрин впервые услышал «Аквариум». Альбом «Треугольник». В субботу. Зимой 83-го. А рано утром отправился на Шувакиш.

Шувакиш – это крохотная станция в лесу, там в начале восьмидесятых ютилась свердловская толкучка, где среди верхней одежды и нижнего белья, между обувью и парфюмерией толклись любители музыки – нечто вроде ссылки, в которую щепетильные коммунисты сплавили из города уральских любителей частной торговли и свободных искусств. Поездка на «тучу» было дело трудное, отчасти даже спортивное, нужно было долго трястись в переполненной электричке, чтобы на лютом морозе в окружении сосен, старушек и оперов предаваться извлечению прибыли или обмену виниловых пластинок.

Итак, утром после прослушивания «Треугольника» Шахрин стоял на железнодорожной площадке «ВИЗ» с компанией малознакомых дискоманов, ждал электричку. А причудливое творение изощренного питерского гения за ночь в Володиной голове обосновалось и настойчиво просилось наружу. Шахрин стал рассказывать про «Треугольник» попутчикам. Из попутчиков кто-то что-то про «Аквариум» слышал, но Шахрин оказался первым, кто слышал сам «Аквариум». Рассказывать было сложно, поскольку словом и жестом музыку и вообще-то передать трудно, а «Треугольник» – и подавно. Тогда Шахрин стал петь. Он пел «Треугольник» на площадке «ВИЗ», пел в электричке, пел на толкучке… Оказалось, странный альбом сам собою выучился наизусть…

Среди попутчиков случился паренек, Олег Решетников, его это пение «здорово зацепило. Потом мы шли домой с электрички, жили-то рядом, стали по дороге трепаться, и выяснилось, что и человек-то Володя хороший» (Решетников). Олег Шахрина знал поверхностно, встречались пару раз по пластиночным делам, болтали и разбегались. Во всяком случае, для Решетникова только в то воскресенье стало ясно, что Шахрин, оказывается, «человек хороший». Да еще и увлеченный русским роком…

Вот и все событие. Группа мечтателей о группе Следствие оно имело вот какое: про поющего Шахрина Решетников рассказал Вадику Кукушкину.

Этим двоим, Олегу и Вадику, было по семнадцать лет, были они друзья, одноклассники, и была у них группа. То есть на самом деле группы не было, но они о ней мечтали. Ребята бредили музыкой, бредили наяву и весьма энергично. Лидировал Кукушкин, мальчик развитой, интеллектуальный, но немузыкальный. «Тогда Вадик учился в школе, сочинял сюрреалистические стишки и рассказики, – вспоминает Шахрин, – такой «Маяковский в желтой кофте», помноженный на четыре».

А поскольку в те времена любое неформальное творчество мыслилось не иначе как творчество музыкальное, Вадик все надежды связывал с будущей группой, которую и пытался организовать методом фантазий в компании двух одноклассников. «Это была школьная группа, которая никогда инструментов не видела и не представляла, как на них играть, – вспоминает Решетников. – Мы разговоры разговаривали». Придумывали будущие костюмы для будущих выступлений, роли между собой распределяли, решали, кто на чем играть будет… «Вадик себе забрал клавишные, еще один друг забрал бас-гитару, а мне сказали: будешь на барабанах играть… Надо барабанщика – буду барабанщиком, я не брыкался, мне что барабаны, что панк-труба – все было пополам. Где-то полгода проговорили, и третий разговорщик ушел, мы вдвоем остались» (Решетников).

Продолжали фантазировать. А Решетников после восьмого класса во исполнение поручения стать барабанщиком поступил в музыкальное училище.

Решетников

(физиономия)

Невысокий, длинноволосый, с умным, ироничным, всегда чуть отстраненным взглядом, Олег являл собою тип молодого человека, который всегда и принципиально «сам по себе». «Олег – очень закрытый человек, он всегда был очень закрытый, про него невозможно что-то определенное сказать» (Кукушкин). Он был очень музыкален, очевидно талантлив и несколько уже захвален: «Его всегда хвалили все педагоги, что очень талантливый, одаренный, что может стать хорошим музыкантом… Но заниматься он не занимался никогда» (Кукушкин). К моменту поступления в Свердловское музыкальное училище им П. И. Чайковского (или просто «Чайник») Олег окончил две музыкальные школы, одну по классу аккордеона, вторую – по барабанам… И в училище понял, что в училище ему делать нечего. «Сколько я в Чайнике ни учился – нормального барабана не видел, а потом понял, что барабаны мне не интересны» (Решетников).

С барабанами не складывалось, но к Вадику заглядывал, жили-то рядом. И говорили о группе. Уже довольно вяло, ибо время шло, а группа все не группировалась. Тут и случилось пение Шахрина по дороге на толкучку. Олега оно поразило, Кукушкина озадачило.

К Шахрину до того они заходили, но почти случайно: «Общий знакомый нас свел на почве обмена пластинками» (Кукушкин). «Нужно было пластинки поменять, кто-то меня попросил, дал адрес, сказал, что парень меняет что-то… Зашли, поменяли, поговорили» (Решетников). И все. Никакой общности, не считая внушительной Володиной пачки «фирменных пластов», о которой семнадцатилетним парням приходилось только мечтать. Более того, по всем приметам Шахрин ни к музыке, ни к творчеству никакого отношения иметь не мог: был заметно старше, семьянин и даже отец, работал монтажником на стройке, и, что важнее всего, вид имел для любителей полулегальной музыки несколько даже отпугивающий: «Такой «комсомольский деятель-молодец». Был он, во-первых, активный, во-вторых, явно какой-то идейный; я же тогда не знал, какие именно у него идеи…» (Решетников). Но об идеях позже.

А пока два одноклассника решили к Шахрину присмотреться.

Шахрин Вова

(физиономия)

«Песни писались. И было

непонятно, кому их играть».

В. Шахрин

Невысокий, худой, носатый и застенчивый, Шахрин производил стойкое впечатление «правильного парня». Что было немодно и не в порядке вещей, не зря Решетников сразу связал его внешний вид с идейно-комсомольской принадлежностью…

Далее: был он улыбчив, открыт, очень общителен и явно одинок. Шахрин пребывал в том возрасте и положении, когда, согласно каким-то неписаным, но могущественным законам бытия, работа и семья вытесняют из жизни каждого трудового мужчины и друзей, и увлечения, и много чего еще…

Шахрин работал на стройке монтажником, «нулевые циклы» закладывал, то есть вел тяжелую муж– скую жизнь на свежем воздухе. Дома тоже была мужская жизнь не из легких: годовалая дочь, любимая жена Лена – девушка замечательная, но строгая; и все это в одной квартире с Бовиными родителями, квартире далеко не полнометражной, располагавшейся «на Пехоте» – в одном из самых угрюмых свердловских спальных районов. А пока своего жилья нет, жизни не будет, так что вел Шахрин жизнь не юноши, но мужа, ни на какие рок-н-роллы в ней места не оставалось. Но музыку слушал.

Не усмехайся, читатель, слушать музыку в те времена – тоже немало. Таскаться с кипой пластинок на Шувакиш, торчать под липкими взглядами оперов, чувствуя себя почти уголовником, бегать по лесу во время облав – немало. К тому же слушал Вова музыку, для Свердловска тех времен не совсем типичную. Слушал T-rex. А в окружающей среде, даже интеллектуальной, любителя T-rex отыскать было почти невозможно. Не зная английского, Шахрин слушал Rolling Stones, что тоже диковато. Слушал Stranglers – репертуар в образ «правильного мальчика» не вписывался никак.

Но что при ближайшем знакомстве Кукушкина с Решетниковым просто потрясло – оказалось, Шахрин когда-то играл в группе. Играл натурально, а не виртуально, как они! В конце семидесятых в школьной группе, где был даже знаменит, потом в техникумовской, а потом в ансамбле песни и пляски Краснознаменного Дальневосточного пограничного округа!.. Последний, конечно, не совсем чтобы «группа», но все же… Но и это еще не все.

Шахрин писал песни.

И давно этим делом занимался, еще с армии, потом продолжал понемногу, зачем – непонятно. Работал на стройке, друзей почти не было, жизнь с песнями не стыковалась. «С музыкой я тогда совсем скис, но песни писались, – вспоминает Шахрин, – и было непонятно, кому их играть. Поначалу я их показывал на строительных праздниках, ребята подходили, спрашивали: «Чьи песни?» – «Мои». – «Ну, здорово…».

Да и верно, стройка все-таки, а не филармония. Тут пришли Олег и Вадик. Пришли в нужное место и в подходящее время…

Повесть о том, как два мечтателя одного монтажника с толку сбили

«Мы говорили с ними про музыку, и однажды у меня дома я сыграл пару песен. Олег сказал, что он учится в Чайнике, и начал по коленкам подстукивать, Вадик стал фантазировать на тему «надо группу делать, классно будет»… Так пошли разговоры о музыке, разговоры о группе» (Шахрин). Дальше разговоров дело не шло, Шахрин был бы и рад присоединиться к группе мечтателей о группе, но будучи человеком ответственным, отдавал себе отчет в том, что права такого не имел. Семья, дом и т. д., квартиру нужно, но даже это не главное, главным было вот что: болтовня о музыке со всех практических точек зрения была совершенно бессмысленна и бесперспективна. За окном стоял 83-й год, мечты о группе бродили в головах либо совсем мальчишек, вроде Олега и Вадика, либо совсем сумасшедших (о них позже). Почему?

ОПС* в 83-ем году

Для тех, кто молод или запамятовал: общественно-политическая ситуация в 83-м году была хреновая. А в 84-м стала и того хуже. Ни о каких дурацких штуках типа рок-групп, песен, музыки и «вообще», речи не было и быть не могло. Не могло, и все тут. Это было очевидно, это знали все. Все знали, что это навечно. Или навсегда.

Как мечтатели монтажника…

(продолжение)

Шахрин упирался, как мог, оборона его была почти идеальна. Не считая нескольких песен, которые девать некуда. Но Кукушкин с Решетниковым сбивали Шахрина с пути истинного преднамеренно, сознательно, даже изощренно. В гости ходили день через день, ста-рательно игнорируя строгие взгляды Володиной жены Лены, которая сразу поняла, что дело тут не чисто. Окучивали Шахрина по очереди и беспрерывно, как некогда ксендзы незабвенного пана Козлевича. Говорили о музыке, о том, что Бовины песни нужно записывать, что нужна группа, группа, группа… Бились, так сказать, за идею, но перемигивались у Шахрина за спиной. ^Что-то у нас вроде заговора было» (Кукушкин). Кроме идеи было подсознательное мальчишеское желание чужое благополучие подпортить. «Он такой солидный был…» (Кукушкин).

Шахрин очень не хотел осложнять семейное положение, но как ни стреляла глазами жена Лена, сразить этим оружием настырных юнцов не удалось, муж ускользал в музыкальную пучину. И ускользнул. Слава Богу, пучина сия не помешала ему и дальше любить жену, дочь, а потом еще одну дочь… Теперь у него еще и собака есть.

Преуспели Кукушкин с Решетниковым, пошел Шахрин в мечтатели. Дома музыкальные посиделки грозили обернуться последствиями, и Володя подошел к делу мечтания с опытом взрослого человека: пользуясь пролетарским положением, выбил комнатушку в Доме культуры строителей им. Горького «под якобы молодежный клуб по интересам. И мы стали там собираться» (Шахрин).

ВИА «Песенка»

Так, видимо, назывался какой-то детский вокально-инструментальный ансамбль, от него в наследство досталась табличка на двери. Еще в наследство досталась куча всякого хлама в длинной, узкой, как кишка, комнате в ДК Горького. Однако комната была, и это была роскошь.

Стали собираться. «Собирались на посиделки, которые репетициями трудно назвать, мы больше болтали. Пили чай» (Шахрин). Тут прикол: в те стародавние времена, если несколько молодых людей собирались в одной не контролируемой никем комнате, они обязаны были пить портвейн. Слово свидетелю: «У них в комнате почему-то было много бутылок, я думал, они многопьющие. А потом оказалось, что они пьют чай. Гнали этот чай литрами и пили» (Нифантьев).

За этим чаем чувствовалась праведная рука Шахрина, который в те сильно алкоголизированные времена не пил. Во всяком случае, он думал, что праведная. И только много позже узнал, что не все с чаем чисто: «Была кофеварка «Бодрость», в которую засыпали чай Зугдидской фабрики, сквозь него прогонялась вода и получался такой чифирище – мама дорогая… Понял я это позже, когда общался с людьми отсидевшими, они угощали чифирем, я с опаской попробовал и понял, что это наш чай. Кто знает, тому чифирь, а у нас был чай» (Шахрин).

Сидели ребята, чифирили помалу. Вываренную заварку выбрасывали в форточку, поскольку до мусорки бегать было лень. Выбрасывали прямо из кофеварки, часто вместе с фильтром, приходилось за ним бегать с третьего этажа на улицу. Много говорили о музыке… Появились новые знакомые, соседи по ДК, среди них были настоящие музыканты, в смежных комнатах играли настоящие группы. Что играли – вопрос другой, но играли профессионально, на их фоне мечтатели еще больше уходили в себя, в свою кучку, замыкались и слушали, слушали…

Слушали советский рок, который в руки попадал.

Советский рок в 83-ем году

(взгляд с Урала)

Так называемый московский рок можно не считать, в Свердловске он был пожизненно представлен «Машиной времени» в роли почетного динозавра и единственной песней «Воскресенья» «Кто виноват». Ходили смутные слухи о «Браво», но очень смутные. И все.

Хотя питерцы представлены были тоже не слишком широко – почти исключительно «Аквариум» и Майк. (Заметим по ходу: Цой был известен, но как-то на магнитофонах не прижился.) Зато первые два носителя культурных новаций буквально рухнули на уральских меломанов как раз году в 83-м, рухнули сразу всем накопленным багажом. Т. е. весь «Аквариум» вплоть до «Радио Африки». И Майк… «Это просто сумасшествие было!.. – вспоминает Шахрин, – особенно Майк!..»

В жизни все бывает вовремя: стоило собраться, чтобы, наконец, полностью отдаться святому делу мечтаний о музыке, как на их головы, тогда еще вполне невинные, посыпались Майк с Гребенщиковым, властно принуждая с мечтами завязывать, браться за дело, то есть меняться. Как сказано, Шахрин писал песни, но к рок-н-роллу мало причастные – то бардовские, то странно патриотические, а то и откровенно самопальные. Хотя некоторая подъездная прелесть в них присутствовала, чтобы впоследствии окрепнуть и придать Володиному творчеству характерный оттенок дворовой демократии.

Теперь же слушали нечто, производившее впечатление почти ниагарское. В первую очередь тем, что им пели «песни на родном языке». А во-вторых, это был любимый с детства, давным-давно в душах взлелеянный, но казавшийся совершенно вручную недостижимым настоящий рок-н-ролл. Питерский, свободный, наглый, свой!.. Тем более желанный, что под боком существовал еще и свой свердловский рок…

Свердловский рок в 83-ем году

Ох, это было монстрозное нечто!

Хотя на самом деле его почти что не было. Две группы, «Трек» и «Урфин Джюс», обе в глубочайшем подполье и в полуобморочном состоянии. Породил и ту и другую Сан Саныч Пантыкин, фигура весьма примечательная: маленький, очкастый, очень талантливый. Теперь он называется «Дедушкой уральского рока» (титул сам себе придумал и распропагандировал), а тогда был папой. Через его музыкальные руки прошли так или иначе «Сонанс», «Трек» (генетически), «Урфин Джюс», «Наутилус», «Настя», группа Белкина, «Агата Кристи», «Апрельский марш» и так далее. Всех он пестовал, всем помогал, наставлял и т. д. и т. п. Через его руки не прошел только «Чайф», но Пантыкин умудрился однажды в «Чайфе» поиграть…

Сперва он реорганизовал «Сонанс», откуда его тут же выгнали, получился «Трек», а Сан Санычу пришлось делать «Урфин Джюс». Обе группы несли на себе отпечаток незаурядной личности Пантыкина: грешили одновременно профессионализмом и поразительной наивностью, были тяжеловесны, склонны ко всякого рода экстремизму, ярки, во многом схожи, в остальном противоположны. Внутри каждой шла тихая война. А кроме того они воевали друг с другом, а еще с властями воевали, такой был полигон. Обе из соображений конспирации и повышения собственного престижа вели политику максимальной закрытости. Поклонники их также делились на военные лагеря, любитель «Трека» никак не мог слушать «Урфин Джюс», и наоборот. Кстати, поклонникам тоже приходилось жить в обстановке глухого подполья, потому поклонники группировались вокруг музыкантов, изо всех сил пытаясь без особой нужды круг избранный не расширять. И все это вместе напоминало шумный детсад.

Главным было вот что: и «Трек», и «УД» были «супергруппы». Что это значит? В данном случае только то, что популярность – не самое важное, куда важнее некое монстрозное самосознание, своеобразный тип мегаломании, позволяющий еще не сойти с ума, но и среди людей нормальных уже не числиться. Свойство, кстати, вполне ординарное среди писателей, актеров и музыкантов, хотя далеко не многим удается передать его публике. «Треку» и «УД» это удавалось, чувствовалось в зале даже при дурной аппаратуре, но не всем приходилось по душе.

Неудивительно, что людей минимально демократической ориентации в равной степени отпугивали и «Трек», и «УД». А кроме них никого не было, и хотя в стране уже говорили о неком «свердловском роке» как о движении, на самом деле он сводился к десятку человек, не больше. Кстати, в Свердловске записи свердловских групп достать было куда проблематичнее, чем записи тех же питерцев. А при ближайшем рассмотрении вообще оказалось, что питерцы во всех отношениях ближе, во всяком случае подражать землякам или, так сказать, «идти у них в фарватере», наши герои не могли и не желали.

Итак, «это были «УД», «Трек», «Зоопарк» и «Аквариум». Толчок получился очень серьезный, появились конкретные модели того, как это может существовать. А Володя показывал свои песни, рассказывал о том, как они в техникуме играли… Я хотел, чтобы Володя свои песни записал не в бардовском варианте, чтобы был «саунд», была рок-музыка. Ни о каких концертах мыслей не было, речь шла только о приобщении к магнитной записи» (Кукушкин).

Так добрались до записи Володиных песен. Инициатива Кукушкина.

Кукушкин

(физиономия)

«Музыкантом группы я не был,

потому что музыкантом и не был».

В. Кукушкин

«Кукушкин – очень славный человек, классический представитель поколения «дворников навсегда». Человек сам в себе из категории ботаников» (Бегунов). Высокий, чуть анемичный, умный, но путаный. Ребенок из хорошей академической семьи с ярко выраженной страстью к, если можно так сказать, «академическому андеграунду» – совершенно питерский персонаж, которому крепко не посчастливилось родиться на Урале.

Еще до появления Шахрина Вадик занимался на дому экспериментами со звукозаписью: «Я делал композиции из примитивных басовых рисунков, на которые методом перезаписи с магнитофона на магнитофон накладывалась куча конкретики и разные партии труб. Обычные металлические трубы, в них высверливались отверстия, то есть интервалы там были, но совершенно дикие. Получалась довольно бредовая музыка, а сверху я начитывал стихи» (Кукушкин). Современным языком, выражаясь, Вадик занимался авангардным семплированием, делом для начала восьмидесятых настолько опережавшим реальность, что серьезно к нему не относился даже автор. Музыкантом в полном смысле слова Кукушкин не был никогда.

«Я попервости пробовал приобщиться к группе в качестве бас-гитариста, но в связи с моей полной музыкальной несостоятельностью это дело быстро отменилось» (Кукушкин).

«Кукушкин вообще принципиально ни на чем не играл, потому и придумал эту «панк-трубу» из дыхательной трубки для подводного плавания. Он в нее вставил какую-то палочку и совершенно нелепые звуки из нее извлекал» (Бегунов). «И мы попробовали сделать первую запись на магнитофон, Вадик дудел на «панк-трубе», Олег стучал, не помню, по чему…» (Шахрин). Сам Шахрин играл на гитаре и пел. Записывали прямо в ВИА «Песенке», в живую на два микрофона и бытовой магнитофон.

«Из песен, помню, был «Квадратный вальс», – с трудом вспоминает Кукушкин, – впоследствии они практически все не сохранились в репертуаре. Уровень был полностью самодеятельный, альбомом это, конечно, никак не могло считаться».

И тем не менее, это был уже реальный результат – запись!

«Визовский пруд»

«Встал вопрос: а как мы ее назовем? Шахрин принес бумажку, на которой написаны, были песни, участники и как дежурная версия название «Визовский пруд». Это было его предложение. Причем, Шахрин его предложил в качестве названия группы, хотя тогда группы не было» (Кукушкин). Так группа чуть не получила довольно странное название. Визовский, а правильнее, Верх-Исет-ский пруд – довольно большой, очень грязный водоем на западной окраине Свердловска, названный в честь не то верховий реки Исети, не то ВИЗа, завод такой, гигант металлургический. Кукушкина эта водоемная галиматья привела в ужас, и Вадик придумал название «Чайф».

Это, конечно, тоже была галиматья, но иного рода. «Обычно название с напитком связывают, но для меня оно с напитком никак не связано, – размышляет Кукушкин. – Я тогда занимался экспериментальным сочинительством, чай – это было понятие экзистенциальное. Возникла контаминация «чая» и «кайфа», и когда его через черточку стали писать, мне обидно было – это одно слово. Меня привлекала какая-то размазанная семантическая аура, когда ничего конкретного в слове не появляется» (Кукушкин).

Однако мы играем словами ровно в той степени, в какой слова играют нами. Первоначально название принято было писать так:

«Чай-Ф».

А что наши музыканты пили?

«Чифирь».

Такая «размазанная семантическая аура»… Шахрин еще не знал, что у них за «чай» в ходу, а Кукушкин уже группу назвал… Хорошо хоть не «Чифирем»…

Ладно, вернемся к исторической реальности… «И мы сделали первую запись, Вадик дудел на панк-трубе, Олег стучал, я пел, а Бегунова не было» (Шахрин). Фамилия эта, в нашей истории возникающая впервые, постояльцам ВИА «Песенки» была известна, слыхали, и не раз, что есть у Шахрина какой-то особенный, настоящий друг, Вовка Бегунов, к нему Володя и пошел со свежей пленкой. «Запись я показал Бегунову, он сказал, что это, конечно, совсем не то, что мы играли в техникуме, но если совместить наш опыт с нынешними идеями, что-то, может, и получится» (Шахрин).

Так в нашей истории появляется еще один козырный персонаж.

Бегунов

(физиономия)

«Этот был полным раздолбаем

и с тех пор не изменился: был

раздолбаем и остался раздолбаем,

разве что на гитаре

стал получше играть».

А. Матвеев

Бегунов был старым другом Шахрина. Возможно, даже единственным. Росточка невысокого, с наглостью во взоре, с лицом, сделанным грубовато, на любителя. Шустрый, верткий и привлекательный. По натуре не хам, но похамить любитель. В довершение всего Бегунов был мент. Главным свойством Бегунова можно считать вот что: он валял дурака. В милиции работал и валял дурака. Не из желания развалить изнутри орган правопорядка, натура у Бегунова такая. «Это отдельная история, – вспоминает Шахрин. – Даже вид у него был неформальный: то галстук ушьет, то лацканы не те… Причем, начальники понимали, что он как-то не так выглядит, но никак не могли понять, что именно не так. Его ловили, говорили: «У тебя галстук узкий!». Он: «Сел, товарищ полковник. Я его постирал – он и сел»… Бывало, он служит, ему скучно, мы идем по улице Якова Свердлова, подбегают какие-то ревнители общественного порядка, говорят: «Там мужики в подворотне сидят, выпивают»… На что Бегунов обычно говорил: «Вы знаете, я проездом, не местный, на вокзал иду»…

Дурака Бегунов валял и в музыке: в тот момент играл почему-то на контрабасе в почему-то кантри-команде при отчего-то Архитектурном институте. «Состав назывался то ли «Саквояж», то ли «Старый саквояж», не помню» (Бегунов). На контрабасе, естественно, играть не умел, в Архе не учился и попал туда по недоразумению…

И при всем при этом Бегунов был, пожалуй, из всей компании самым продвинутым и образованным человеком. «Читал раза в три больше, чем я, слышал на три порядка больше, общался с кем попало очень плотно, был крутой тусовщик» (Решетников). Бегунов слушал Пендерецкого (кто не понял – смотри муз. энциклопедию). Ну и много чего еще слушал.

В общем, это был кадр и старый друг. Но музыкальными экспериментами новоявленного «Чай-Фа» не слишком заинтересовался.

Трудно сказать, почему. Может быть потому, что друзья в тот момент стояли на грани расставания. Дружба была в прошлом, о котором чуть позже, а в настоящем были семьи (разные), работы (разные), заботы (похожие, но у каждого свои), Бегунов выпивал, Шахрин – нет…

«После армии был шанс, что мы бы просто разошлись. Элементарно. Ничто нас не связывало вообще. Только музыка тогда еще связывала. Вовка периодически ко мне приходил, я к нему, но редко…» (Бегунов).

Питерский след в чаифогенезе

(продолжение)

«Прибило вот что: Майк появился.

Для меня отправной точкой всего, что

было потом, стало появление Майка».

В. Бегунов

«Период с Кукушкиным я не помню, кукушкинские заморочки, придумка названия «Чайф» – это все было без меня» (Бегунов). Самое удивительное, что могло бы и продолжаться без Бегунова, если бы не произошло еще одно чрезвычайно важное в истории группы событие, напрямую связанное с Питером – в Свердловск приехали Майк и Цой. С концертами.

Питер в судьбе «Чайфа» – город особенный и явление наиважнейшее. Практически все ключевые события в истории группы связаны с Питером. Во всяком случае, события положительные. Отрицательные – увы! – чаще со Свердловском.

В данном случае событие было вполне положительное, для Урала совершенно неординарное: на «квартирные гастроли» ехали Майк и Цой. Про Цоя тогда мало кто знал, ждали просто Майка. При первом известии о будущих концертах в городе началось нервное шевеление, сопровождавшееся некоторой одурью любителей музыки и организаторов, одурь распространилась и на официальные структуры, достаточно сказать, что ни культурные, ни правоохранительные органы, уже изрядно набившие руку об «Трек» и «УД», в это дело даже и не сунулись. Очевидно, не верили, что такое вообще возможно.

Первым о концертах питерцев узнал, разумеется, Бегунов…

«Ребята, портвешка нет?»

«Вывели меня на хату на Вторчермете» (Бегунов). По-русски это значит, что Бегунов узнал адрес квартиры, находившейся в районе Вторчермет (полная свердловская задница), куда должен был приехать из аэропорта Майк. И с двумя друзьями по Архитектурному клубу туда отправился. Нашли дверь, постучались, открыл незнакомый дядька, коему они вместо «здрасьте» заявили: «Есть информация, что Майк должен приехать к вам»… Дядька их глазами ощупал, дал команду: «Дуйте за бухлом».

«Мы сгоняли, затарились, бухали, ждали. Переросло это в глобальную пьянку, все рейсы из Москвы прилетели – никакого Майка нет. И совершенно непонятно, откуда появились Майк, Вова Синий и какой-то полный урод неформального вида восточной национальности» (Бегунов).

Майк вошел в дверь и сказал: «Ребята, портвешка нет?»… Ребята к тому времени давно на водке сидели, которая тоже стремительно кончалась, а деньги кончились давно. Но хозяин оказался непрост и с привычками Майка знаком – был портвейн в заначке! Закуски не было.

Сели пить по второму кругу, разговор начался интересный, только Бегунову на нервы действовал «неформальный восточной национальности». Вопросы Вовка задавал Майку, а отвечал почему-то тот, второй. И вообще, в разговор лез… Бегунов был борзой, начал «греться». «Я про себя думаю: «Что ты лезешь?»… Очень не любил я его в тот момент. И только потом до меня стало доходить, что это какое-то «Кино»… А запись я уже слышал. В общем, понял я – свой браток…» (Бегунов). Так Цой счастливо избежал мордобоя в первый же день по приезде на Урал.

«Пришел я «вмертвень» домой, счастливый до неприличия» (Бегунов).

Майк и Цой

На следующий день был концерт. Бегунов заранее сообщил о нем Шахрину, тот прихватил Кукушкина с Решетниковым, но Бегунову об этих двоих сообщить забыл. «Поехали на концерт, – вспоминает Решетников, – встретились с Шахриным, тот говорит, что ему тут на остановке нужно еще с другом встретиться. Подождали, идет странный товарищ в полушубке драном, в каких-то танковых штанах, в ботинках чудовищных… И Шахрину говорит: «А это ты что за чмушников притащил?»… Меня зацепило, думаю: сейчас в глаз буду бить. Потом выяснилось, это и есть Бегунов. Так что на концерте Майка мы впервые и встретились все вместе».