Текст книги "Тройное Дно"

Автор книги: Леонид Могилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Бункер охотоведа

Сарай какой-то, сколоченный из необрезной доски, криво навешенная дверь, словно на одной петле, совершенно не понравились Пуляеву. Внутри – ящики из-под рыбы, бухта каната, бочки. Погас свет фонаря снаружи и вспыхнул свет фонаря карманного. Это Охотовед обозначил дальнейший путь и приоритеты в выборе цели путешествия.

На полу доски. Евдокимов отбросил четыре широкие плахи, в темноте показавшиеся Пуляеву толстенными, дюйма в три, совершенно легко, отработанными движениями. Видно, делал это в тысячу первый раз. Охотовед нагнулся вместе с ним и помог приподнять крышку люка, потом спустился вниз по ступенькам. Потом позвал вниз Пуляева и Офицера. Последним спускался Евдокимов, закрыв за собой люк.

Они шли полупригнувшись по коридору, где уже скудно тлело аварийное освещение и стены, обитые гофрированными тонкими листами нержавейки, были сухи и прохладны на ощупь. Затем открылась после условного стука еще одна дверь, стальная, тяжеленная, сразу объясняющая, кто соорудил эти ходы и лабиринты на диком острове. Наследие последней войны еще могло послужить во времени нынешнем. Стоило только узнать волшебные слова – и двери раскрывались, впускали в надежное и прочное нутро бывшей долговременной точки обороны, командного бункера.

– Наши? – спросил Пуляев.

– Скорее финны. Их была территория, – предположил Офицер.

– Молодец, служивый. Твердо помнишь историю. Далеко пойдешь.

Они оказались в более широком коридоре. Здесь уже чувствовалось присутствие человека. Свет более яркий, пол покрыт коричневым линолеумом, свежим, не протертым каблуками, и, наконец, легкая дверь, обыкновенная.

Они оказались в боевой наблюдательной рубке. Это был целый зал, с окулярами двух перископов, с телефонами на широком столе, с вращающимися стульями, с журналом, похожим на вахтенный. В рубке находились двое – оба в тельняшках и спортивных брюках. Тот, что повыше и помоложе, – в кроссовках, тот, что постарше, пониже и покрепче, – в домашних тапочках.

– Знакомьтесь. Персонал ладожской базы «Трансформера», а это господа по контракту. За ужином – более близкое знакомство. Сейчас – прошу! – Охотовед показал налево, там Пуляева и Офицера ждала за дверкой в пол человеческого роста комната-кубрик. Кровати в два этажа, стол, два стула, в углу умывальник. На стенах – вешалки для одежды.

– Гальюн и душ, господа контрактники, налево по коридору. Через два часа приглашаем вас на ужин. Не беспокойтесь, зайду и доставлю, – объявил в полураскрытую дверь Охотовед.

– Хочешь в гальюн, Офицер?

– Меня, между прочим, звать Аркадием.

– Я, Аркадий, в гальюн не хочу. И в душ. Я хочу в Астрахань.

– Отсюда до Астрахани путь неблизкий. Есть дороги поближе.

– Думаешь, влипли?

– Ничего я не думаю. А в душ пойду. – И он пошел.

Пуляев уважал военных, офицеров тем более, в любой жизненной ситуации. Но одновременно он их не любил. Он искренне считал, что это они совершили государственную измену и, беспокоясь за свою социальную защищенность, свое сало и свои квартиры, сдали страну. Пуляев тоже давал присягу, но оружия в руках во время всех достопамятных событий не имел, не имел даже доступа к оружейным комнатам. Он лег на верхнюю койку, разулся, сбросил сверху обувь, вытянулся на спине, положил руки под голову.

Вернулся офицер Аркадий с сырым полотенцем, повесил его на стул. Пуляев свою сумку еще не распаковывал. Она так и стояла перед дверью.

– Ты во сне не мочишься, Паша?

– Не бойсь. Не подведу.

– Ну-ну.

За двадцать минут до так называемого ужина Пуляев все же прошел в так называемый душ. Кафель, чистота, никаких подкапывающих вентилей, вода горячая, вода холодная, резиновые коврики на деревянном настиле. «Ну-ну», – сказал он вслух и стал мыться, потом, расчесываясь на ходу, вернулся в свою каюту. Переоделся в чистую рубаху – и вовремя. Стук в дверь, аккуратный и вежливый, и голос Евстигнеева: «Кушать подано, господа офицеры».

– Вот видишь, Аркаша. И мне присвоили звание.

– А ты служил вообще-то?

– А как же? Второй номер пусковой установки оперативно-тактических ракет. А ты?

– Что я?

– Ты служил?

– Ты что, дурак?

– Ну ладно, чего ты обижаешься?

– Я командир этой самой пусковой установки. Ты где служил?

– В гороховецких лагерях.

– А я в Молдавии.

– Ну и чудненько.

И они пошли ужинать.

Кубрик оказался не очень просторным. А может быть, это была кают-компания. А впрочем, черт его знает, как это все должно было называться. Тем более что Охотовед оказался гостеприимным хозяином.

Все виды рыбы, которая могла быть в Ладоге, попали на этот стол. Простой, очевидно настоящий, коньяк, водка «Столичная», так любимая Пуляевым, то есть киришская, шампанского бутылка. Ужинал персонал и Евстигнеев. Кто и когда накрыл на стол и все приготовил, оставалось загадкой. По всей видимости, кто-то из персонала. Скорее всего, тот, что помоложе.

– Леша, – представился тот, что постарше.

– Иван, – тот, что помоложе.

– А я Серафим, – объявил Евстигнеев.

– Бухтояров, Илья Сергеевич, генеральный директор «Трансформера». Сегодня предлагаю не говорить о делах. Предлагаю покушать.

Кушали долго.

– Можно курить? – спросил наконец офицер Аркадий.

– Отчего же нет? Вентиляция работает. Никто не возражает, господа? – благодушно провел опрос общественного мнения Охотовед-Трансформер.

– А нельзя ли подышать свежим воздухом? На звезды посмотреть? – справился Пуляев.

– Конечно, можно. Но советую этого не делать. Здоровью этот воздух – небольшое подспорье. Прошу поверить мне на слово. А это уже как бы часть нашего дела. А о делах завтра. Хороша ли рыбка?

– Как называлась та, тушеная?

– Судачок-с. А вот та малосолая – сиг. Уха тройная, всякой твари по паре. Вот это рыбец. Сырть по-научному.

– И кто же ловит? Персонал?

– Увы. Персонал на удочку иногда балуется. Да и то не здесь. Подале. А это бартер. С местным населением.

– А наша-то работа какова? – не унимался Пуляев.

– Дружок, завтра. Все завтра. Не переживай. Работой обеспечим.

Все остальные участники праздничного ужина ограничивались отдельными репликами и междометиями.

– Позволите посуду помыть? – никак не мог угомониться Пуляев.

– Зачем же. Отдыхайте, господа.

– Господа офицеры?

– А почему бы и нет? У вас, господин Пуляев, обличье совершенно офицерское. И водку пьете мастерски. Завидую я вам. Я так и не научился. Чтобы и в удовольствие, и на радость зрителям. Приятно посмотреть. А вот Аркадий что-то сегодня без удовольствия. На торфах-то не приходилось? Или потаскивали потихоньку?

– А это уж наше личное дело, – прекратил этот разговор Офицер. – Ты, Паша, еще посидишь?

– Да нет. Я в койку. Столько впечатлений сегодня.

– Жду вас к завтраку в девять тридцать, господа.

– Ждать не вредно, – сказали Паша и Аркаша чуть не хором.

…Ночью Офицер попробовал выйти из коридора, но смог попасть только в гальюн. Переборки были задраены.

Часов в десять они появились в кают-компании и застали там только Лешу.

– Опаздываете, господа.

– Да с дороги и с устатка притомились. Спится у вас сладко. А господин Бухтояров?

– Господин Бухтояров с господином Евстигнеевым отправились на материк. Так что отдыхайте пока. Солдат отдыхает, караван идет. Или как там?

– Чем дальше в лес, тем дело мастера боится. Не плюй в колодец, вылетит – не поймаешь, – побрехал немного Пуляев.

– Люблю веселых людей. Вот чай, яйца вареные, сало.

– Премного благодарны. Мы думали, что перешли на рыбное довольствие до истечения контракта.

– Зачем же. У нас сбалансированное питание. После завтрака заходите на НП.

– А что, уже открыто?

– Для вашего же блага…

– Что это там начальник нес вчера про вредную окружающую среду?

– На острове повышенный радиационный фон.

– Чего? – раскрыл рот Аркадий.

– Фон повышенный. Здесь после войны Лаврентий Павлович по своему ведомству опыты проводил. Остались отходы. Изотопы.

– А здесь?!

– Под землей, в бункере, все в порядке. Так и было задумано.

– А как же мы вчера… и как же вы?

– Если недолго, то ничего. Главное – не перебирать дозу. Я вот вам дам сейчас прибор. Пойдемте.

Они прошли к перископам, и Леша протянул Офицеру общевойсковой прибор контроля радиационной обстановки. Портативный и надежный.

– Пользоваться умеете?

– А как же? А ну-ка пошли, – уже как бы приказал Аркадий Пуляеву. И тот подчинился.

Они пробыли на поверхности минут пять и вернулись в бункер.

– Суки! – подвел итог Пуляев. – Суки! Это что же такое, Алексей? Мы так не договаривались. Мы хотим назад. На материк.

– Нет проблем. Вот вернется Бухтояров и решит вопрос. Если до вечера не передумаете.

– А пока что?

– А пока отдыхайте. Обувь помойте. А вообще-то мы бахилки надеваем. Хотите – обозревайте окрестности, хотите – радио слушайте. У нас радиостанция тоже трофейная. Столько лет тут простояла, а все лампы целы и ловит все, что есть в мире. Развлекайтесь.

– А ты куда?

– А у меня сегодня дел полно. Вы уж извините.

– А ну стой, – схватил его за рукав Пуляев. – Ты скажи, Леша, зачем мы тут и что это за контракты и чудесное гостеприимство?

– Да нормальная работа. Денежная. И никакого криминала. «Трансформер» – это фирма. А в бункере мы потому, что не любим, когда мешают. Про радиацию местные все знают. Это только для читателей свободной прессы новость. А здесь – проклятое место. Да не переживайте вы. Все будет хорошо. Все у нас получится. Обед в четырнадцать сорок. Возьмете там в камбузе, в холодильнике, что захотите.

– Послушай, дружок, – не унимался Пуляев, – а откуда здесь электричество? Это какие-то уникальные батареи?

– Зачем батареи? Кабель. Еще с войны. Было делом техники его подпитать на материке. Хорошо делали чухонцы. Надежно. Под водой у них тут такие коммуникации. А может, это уже наши. Лаврентий Павлович. Теперь трудно разобраться. Тогда трудно было понять, чья земля, чьи трофеи.

– И что же? Сами подключились? А контроль? А киловатты?

– Какие киловатты? Кабель-то военный. От него много нужных объектов питается. А остальное – дело везения и техники. Бухтояров – голова светлая. Ему бы директором завода быть. Или министром. Ну пора мне, ребята, господа-товарищи. Не переживайте вы, да отпусти ты рукав, Паша. Отпусти. Ну вот и чудно.

* * *

– Ну что, командир, долго еще стоять? – поинтересовался водитель «шестерки».

– Тебе какая разница? Насчет денег не волнуйся.

– Выслеживаете, что ли, кого?

– Не без этого. Но ты не волнуйся. Разборок не будет. Дело чистое.

– Если что, я вас высаживаю на дороге. У меня семья.

– Мужик, ты на пути к богатству и славе.

Зверев достал свое удостоверение, раскрыл, помахал перед носом счастливого обладателя «шестерки».

– Ну, точно. Меня потом бандиты повесят.

– Мужик, – Зверев положил руку на руль и проникновенно взглянул на водителя, – тебя как звать?

– Как-как. Никак.

– До чего же ты нудный.

– Вот они, – прошептал Ефимов и вжался в заднее кресло.

– Вон видишь, мужик. Сейчас они проедут заправку, и потихоньку трогайся. За этим пятьдесят третьим с брезентовым кузовом. И всего-то.

Они следовали за Охотоведом примерно час. Потом тот остановился, съехал на обочину, вышел из кабины. Потом вместе с водителем они вынули и перенесли к берегу какие-то ящики. Это Зверев наблюдал уже издалека, метров с двухсот, из-за сосен.

– Что за река, мужик?

– Волхов.

– Хорошая, должно быть.

– Неплохая.

Катерок подошел вскоре, пришвартовался, ящики оказались на борту. Интересно, что перед этим грузовик остановил пост ГАИ, инспектор смотрел накладные, проверял груз. Все, видимо, оказалось в рамках дозволенного. «Трансформер» вел себя аккуратно.

И все. Охотовед пересел на катерок, тот отчалил, пошел себе дальше, в Ладогу, в фарватер.

– Ну вот и все, мужик. Свободен. Держи гонорар. Жалко, ты не амфибию водишь.

– Да уж чего жальче. Так я поехал? А назад не будете возвращаться?

– У нас теперь одна дорога. Вперед и с песней. Ты какие песни любишь, мужик?

– Меня звать Ефим Ефимович.

– Ну вот и славно.

Хлопнула дверка, развернулась «шестерочка» – и нет ее.

Зверев стал слоняться по Новой Ладоге, спрашивать мужиков про рыбу, про погоду и прочую чушь. Про катерок он все разузнал уже к вечеру. Тот появился здесь недавно, несколько месяцев назад. Ходил куда-то в озеро, к Валааму или подале. Чего возил – неведомо. Какие-то научные приборы или что-то в этом роде. Через день-другой-третий должен он был появиться здесь снова. В те места проплыть было можно и отсюда, но лучше доехать дальше, до Видлицы, и там кого нанять, а если на сам Валаам, так пароходы из Питера ходят, еще навигация не кончилась. А что вообще за интерес? Ах, торговый? Ну, это не наше дело. Может, рыбы хотите? Так найдем… Нет? Ну и суда нет.

В обычном жилом доме они сняли чистую и спокойную комнату.

Через двое суток катерок появился вновь. К тому времени Звереву удалось нанять за «лимон» суденышко.

Все происходило как и в прошлый раз. Подошел грузовичок, из него вышел Охотовед, еще какой-то бомж, что-то погрузили, что-то поднесли. Охотовед уехал на «торфа», через сутки вернулся. Когда катерок вышел в озеро, отчалила и «Заря» с хозяином, согласившимся поболтаться в озере.

Ничего экстраординарного не произошло. Они прошли до Валаама, потом еще далее. Катер Охотоведа, без названия, но с номером, не показывал своего неудовольствия присутствием в непосредственной близости «Зари». В шхерах они Охотоведа потеряли. Погода стояла изумительная. Полный штиль. Вещь для Ладоги осенью редчайшая.

Ну, потеряли и потеряли. Теперь Зверев знал, где находится угол, в котором располагалось логово Охотоведа Бухтоярова.

Они вернулись в Усть-Видлицу, отпустили «Зарю».

– Ты доволен, Паша, путешествием? Смотри, сколько нового узнал за эти дни. А воздух какой, а озеро. А то все работа да деньги.

Ефимов не отвечал. Его не покидало предчувствие, что все это закончится для него чрезвычайно плохо. Возможно, он был прав.

Лодку для путешествия по шхерам нашли быстро. Народ здесь был разговорчивый, невредный. Про поганый остров Зверев все понял быстро. Искать базу Охотоведа следовало если не там, то около. Тем более что рыбаки не раз видели, как катерок с номером уверенно шел в это плохое место. Поскольку за ним сразу закрепилась слава научного, это ни у кого не вызывало вопросов.

* * *

– Если ненадолго и ненароком, доставлю, – сказал хозяин лодки.

– Ну вот. Мимо этого места они не пройдут. С их осадкой только здесь. Ждать будешь?

– А ты не будешь?

– А мне приключения ни к чему. Вас-то где высадить?

– Вон там, в самом узком месте. Чтоб не разминуться. Значит, бросаешь нас?

– День назначь и час. Я к этому месту подойду и сниму вас. Только если будет нужда. Или если вы будете.

– Что ж так мрачно-то?

– А как есть. Спичками обладаете? В рюкзачке харч имеется? Ну все. Я пошел. Часа через три ждите ваших гуманоидов.

– Это почему же гуманоидов?

– А так мы зовем их. Кто же при радиации будет по острову шастать? Одно слово – естествоиспытатели.

– Так гуманоиды-то почему?

– По кочану. Фольклор. Все, что не по-нашему, – гуманоиды. А первые два – Чубайс с Гайдаром.

– Ты нас на одну ступеньку с врагами народа не ставь.

– А вы друзья народа, что ли?

– Мы товарищи.

– Мое слово верное. Когда вас, товарищей, забирать?

– Так завтра. В это же время. Полиэтилен раскинем и будем под ним сидеть.

– Ну, дело хозяйское.

Оттолкнулся мужик веслом, выправил катерок, вначале плыл на веслах, потом, оглядевшись, дернул шнур. Застучал движок, по-домашнему заработал, спокойно.

– Ну что, Паша? Готов к труду и обороне?

– Вашими заботами.

– Молитвами, Паша, молитвами.

Разожгли костерок. Паша отыскал старую консервную банку, прокалил ее на огне, отжег, потом долго мыл песком. Банка большая, литровая. Затем он соорудил рогульки, проволочку откуда-то вынул, стал кипятить воду. Пакетиков американского кофе запасли изрядно.

– Ты, Паша, в походах, наверное, часто был. Лихо все у тебя получается.

– Ты бы, Юра, меня оставил на торфах. Лучше бы было.

– Одолел ты меня своими торфами. Нужно было тебя с мужиком отослать.

– Мне теперь туда дороги нет. Ты теперь хозяин и повелитель. То ли живой труп, то ли зомби.

– Не делайте мне больно, господа…

Катерок первым услыхал Зверев. Возможно, Паша просто промолчал. Не хотелось ему к Охотоведу.

Зверев вмиг собрался, лицо посуровело, взгляд стал строгим.

– Ну, хватит трепаться. Держи. – И бросил Ефимову пистолет. – Про навыки владения оружием не спрашиваю. Я спрыгиваю на катер. Потом он должен или остановиться, или вернуться за тобой. Если поймешь, что при высадке нужно стрелять, стреляй. Здесь мелко. Совладаем. Вброд доберемся. Позиция твоя – вот за этим корневищем. Все понял?

– Все, – мрачно подтвердил Ефимов.

– Это крайняя ситуация. Все, Паша, обойдется.

Катер застопорил движок и шел по инерции, вписываясь в проход. Делалось это в сто какой-то раз, автоматически и мастерски. Зверев стоял на огромном камне, метрах в полутора над палубой катерка. Илья Сергеевич Бухтояров стоял на палубе, смотрел на Зверева. И тогда тот приветственно махнул и прыгнул.

– Не ушибся?

– Нет. Тормози, брат. Со мной тут еще кое-кто. Личный состав.

– Ефимов, что ли?

– Вопросов больше нет.

– Что может быть общего у капитана российской милиции и сомнительного члена общества Паши Ефимова?

– То же, что у Ильи Сергеевича Бухтоярова с бомжом Хоттабычем.

– Какие имена, какие связи. Ну где он, прогульщик? Пусть выходит. Выходи! Только объяснительную напиши за прогулы!

Появился из-за корневища Ефимов. Пистолет припрятан сзади, на пояснице. Идет медленно. Катерок несколько промахнул место засады, свернул в другую протоку. Ефимов идет по берегу, потом, не ожидая, пока шестами подтолкнут судно к берегу – по колено, а после – и повыше вброд. Охотовед сбрасывает трап, с шумом и плеском. Ефимов поднимается на борт. Втаскивается трап, и через пару минут, выйдя вновь в фарватер, неверный и зыбкий, осторожно запускается двигатель.

…Пуляев с Офицером слышат голоса открывающихся дверей, голоса, которые кажутся им знакомыми, но это как мираж, иллюзия, фантом. Охотовед уводит гостей в другой отсек, в какую-то камеру, в комнату отдыха и реабилитации.

– Если не возражаете, господа, то у нас к ужину сегодня гости. Нечто вроде костюмированного бала. Стол, к сожалению, опять рыбный. Где живем, то, к сожалению, и едим. К сожалению. Пойдемте со мной. Переоденемся в костюмы для ужина. Давайте оттянемся немного, господа. Тем более что скоро нам предстоит много работы.

Охотовед предложил им белоснежные кителя морских офицеров без знаков различия. Рубашки, брюки, туфли.

– Ты надевай, Офицер. Не думай. Оттянемся напоследок, – мрачно объявил Пуляев.

– Кажется, ты прав.

Зверев с Ефимовым получили после душа точно такую же униформу. Так же приоделись и завсегдатаи клуба, старожилы Леша и Ваня.

– Какая встреча! Ну, право же, какая встреча! Все друг друга знают, все знакомы. Вот что такое «Трансформер»! Друзья встречаются вновь, – куражился Бухтояров.

– Не хватает еще кое-кого. Например, одной прекрасной дамы.

– Увы, Гражина Никодимовна сейчас не имеет места быть. Еще один персонаж отсутствует. Я думаю, все понимают, о ком речь. Не очень приятный человек. Не совсем чистый. Но что же делать? Он наш соратник.

– Дайте, что ли, выпить, господин Бухтояров, – попросил Зверев.

– Почему же нет? Давайте. За чудесную встречу. Кстати, если эмоции будут, позывы к перемещению по акватории озера, то этого делать не нужно. Остров окружен верными людьми. Со вчерашнего дня окружен. И ствол ваш, господин Паша Ефимов, попрошу до конца ужина сдать. Ибо вам предстоит выслушать речи необыкновенные и… скажем, не совсем понятные. Психика у вас не совсем устойчивая. В знакомствах неразборчивы. Попросите его, господин Зверев, оружие сдать. Или себе заберите. Вам я доверяю.

– Сделай, Паша, как просят. Отдай ему ствол.

– И обойму?

– И обойму.

– Ну вот. Теперь все отлично. Тем более что вы совершенно свободные люди. По окончании торжественного мероприятия все вы получите свободу передвижения. А хотите – оставайтесь здесь. Работой обеспечим. Заработок проиндексируем. Вы работаете на «Трансформер».

– Трансформируем настоящее, хотите вы сказать? – уточнил Зверев.

– Вы, как человек культурный, несомненно знаете о разных моделях вселенной. Мир по Минковскому вам знаком?

– Теория железнодорожного расписания?

– Вот именно. Нельзя сказать короче и точнее. Я не сомневаюсь, что здесь собрались господа элементарно грамотные. Но вкратце напомню. Мир статичен. Настоящее, прошлое и будущее существуют одновременно. Каждое событие – это станция. Мы же движемся от одной станции к другой. Можно, впрочем, пересесть на другой поезд и изменить маршрут.

– Это уже промысел Божий, – отметил Зверев.

– Я вижу, вы мой главный оппонент. Что ж. Приятно видеть человека, который так долго строгался к встрече со мной, пожертвовал своей карьерой, стал вообще эфемерен. И весь вопрос в Том, удастся ли вам, Юрий Иванович, вернуться на свою станцию. Не важно, в какое время.

– У нас там шашлыки из осетра. Перегреются.

– Осетр, несомненно, купленный?

– Нет, отчего же. Есть в Ладоге осетр. Но можешь считать, что почти и нет. Владимир Ильич, когда волховский гигант энергетики строил, для судака рыборазводные заводы поставил, для осетра – нет.

– Да не ставил он никаких заводов, – влез Леша. – Не знал он про них ничего. Фантаст.

– Это не принципиально. Однако осетр остался, и местный люд им потчуется. Без огласки. Иначе набегут знатоки и ученые. Сколько до шашлыков осталось, Алексей?

– Минут семь.

– Ну ладно. Выпьем за дискретное состояние мира.

– Мне кажется, что я сошел с ума, – подал, наконец, голос Офицер.

– Пока не загремели залпы, вы в полном уме и здравии.

– Залпы в какую сторону? Где цели? – попробовал прояснить ситуацию Офицер.

– Цель может быть и многомерной, поэтому и залпы требуют большого искусства. Поправок побольше. Фактор риска вводится.

– Чтобы лучше вас понимать, я позволю себе по-офицерски, из фужера.

– Шашлыки! – крикнул неистово Леша.

Зверев фужера не осилил бы сейчас. Он ограничился рюмочкой и отведал хваленого шашлыка. Тот оказался все же пересушенным.

– Халтуришь, Алексей.

– Да ну вас с вашими тостами. Я жрать хочу.

– Господа, давайте действительно откушаем, а потом я позволю себе продолжить рассказ. Небольшой монолог. Чтобы было дальше все понятно и чтобы больше не было потерь и ошибок.

– Вы уж позаботьтесь, чтобы потери были минимальными, – попросил Зверев.

* * *

– Иногда станция назначения бывает буранным полустанком. Иногда – городом большим и сладким. Большие города не всегда хороши. Вы уж поверьте мне. Я видел всякие. По ту сторону границы, по эту. По ту – побольше и почаще. Города по эту сторону я познаю как бы вновь, хотя все должно быть наоборот. Так вот. Есть такой город далеко отсюда. Очень далеко. Скажем так, в одной из восточных стран. Я работал там в иные времена. Это не совсем верно, но пусть будет так. Не важно где и не важно кем. В этом городе есть место, где совершенно особенным образом заваривают чай. Представьте себе теплый осенний вечер, кафе на центральной улице этого города, кафе совершенно небольшое. Я только что откушал в другом месте суп из всяких морских тварей и выпил, естественно, несколько рюмок рисовой водки. Не стаканов, а рюмок. И теперь, сняв обувь при входе, сижу на циновке и пью чай. Через несколько дней я должен уехать в другой, большой, город, потом и страну переменить. При большевиках этим могли заниматься немногие. Я был среди них. Но, как вы понимаете, нет бесплатных завтраков. За все нужно платить. И вот, выйдя из чайного домика в определенное время и нужным образом, я вдруг замечаю, что все вокруг неуловимо изменилось. Понимаете, если долго живешь с той стороны зеркального стекла, то и воспринимаешь все наоборот. Меняются местами добро и зло, совесть и измена, страна проживания и место рождения. И чувства от этого обостряются. Это примерно как сейчас в России. Только нас это коснулось раньше. Больше информации, ближе к правде, острее чувства. Как-то совпал свет заходящего солнца и блики уходящего времени, ощущения дня и мираж чайной церемонии. Я почувствовал свою смерть. На улице, которая спускается к морю. Со временем начинаешь чувствовать неоднородность людской массы. Ты каждый день ходишь по улице, боковым зрением различаешь то, что справа и слева, то, что уходит и возникает. И я почувствовал свою смерть. И я ушел от нее. Она еще долго шла за мной, то приближалась, то отпускала. И в конце концов оставила. Надолго.

Но мне пришлось покинуть ту сказочную страну, расстаться с работой, с домом, даже с именем и изменить внешность. Вам это знакомо, Юрий Иванович? Человек-фантом. Один против всех.

Но я проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что можно победить лукавую. И я стал работать. У меня не было в Союзе семьи. На той работе это было в порядке вещей. Так было легче.

Здесь начиналось то, о чем мы знали в далеких странах. Мы не испытывали иллюзий. Мои товарищи по всему земному шару, в городах чудесных и мерзких, были уничтожены. Великая затейница смерть приняла их. Оприходовала. Те, кто смог спастись, легли на дно. Изредка их находят и берут в работу. Меня же как бы нет. Теперь вы примерно знаете, из какого мира я пришел сюда. Догадываетесь.

У меня были классные стопроцентные документы. В то время здесь начинались кооперативы, фирмочки. Я нашел надежных людей, и мы стали зарабатывать деньги. Серьезные деньги. Потом вложили их в дело. Это когда самые серьезные теневики еще не решались. У них не было информации. На одном инстинкте дело не сделаешь.

Мы вложили деньги в компьютеры и получили еще более огромные деньги. Но уже поднялась братва. Дышать стало тяжело. То тупое и ленивое порождение общепита, которое породило ген нынешней власти, поднялось из подсобок и кухонь. Оно дало генерацию новых людей, безжалостных и еще более жадных.

Мне не нужны были деньги ради денег. Мне нужен был капитал для защиты от смерти. Для свободы маневра и передвижения. Победить смерть можно. Читали в детстве сказочки про сестрицу Аленушку и братца Иванушку? Там много поучительного. В том числе и о живой воде, и о мертвой, и об обретении сил. Речь о земле. Тайные силы. Впрочем, я утомил вас, давайте выпьем. Офицер свой стакан, милиционер свою рюмку, а остальные как Бог на душу положит. Рыбу ты, Леша, испортил. И не спорь. Но не безнадежно. Я продолжаю.

В результате одной из операций мы потеряли все. Нас разорили. Я вынужден был продать квартиру. Согласитесь, что для личности со столь замечательной биографией и несомненными достоинствами это вещь непривычная. Я мог совершить очередную манипуляцию по трансформации личности. Мог подняться. Но прежде я решил упасть. И пошел в ночлежку.

Я прошел весь путь, от бесплатной похлебки до кабинета администратора. И не напрасно. Я спал в вонючих каморках и на пронзительно холодных чердаках. Мне было интересно, что это за люди, вшивые и пьяные, вокруг.

Поначалу я не различал их. Однородная человекоподобная масса, пропитанная «красной шапочкой» и аммиаком. Но, простите за сентиментальность, они же были маленькими, им подарки дарили, штанишки застирывали, футбол, марки в альбоме, школа, свидания и так далее. Я год собирал статистику по этим человеческим останкам. Нормальная категория. Жили бы сейчас в коммуналках, ходили с трехлитровой банкой за пивом к ближайшей бочке, с получки бы червонцы закашивали от жены. И вдруг десятки тысяч людей на чердаках. А вы думали – сколько? Просто не все на чердаках. Кто у родственников, кто мается, еще чего-то пытается изменить, думая, что это с ним происходит какая-то несуразность. Все. Поезд ушел. Они приговорены. Никто не будет возиться с трупом бомжа. Вы же это прекрасно, Юрий Иванович, знаете.

Возьмем тех, кто сидит в ларьках. Они тоже обречены. Когда нужно было остановить заводы, открыли кооперативы с сумасшедшими бабками. Чтобы отучить людей от работы полностью и навсегда, чтобы какое-то время продержать ситуацию на стабильном уровне, народ загнали в ларьки. Оттуда нет возврата. После них дорога ведет на чердаки. Я заглядываю в близкое будущее. Но те, что сидят в ларьках, будут распылены практически мгновенно. Время течет сейчас значительно быстрее. Это-то вы чувствуете. И простейшая политэкономическая модель, фрагментик ее, который я вам тут выстраиваю, нужен для понимания того, почему мы здесь все собрались.

Господа социологи выстраивают свои концепции, более или менее правдоподобные, не принимая в расчет вот эту пыль под ногами. Эту слизь человеческую. Этот туман и морок. А между тем эта субстанция может стать мыслящей. И она должна ею стать. Теперь вы все поняли. Я выстроил организацию. Взял кредит под новую попытку восставания из праха. Есть такие места. Имя у меня некоторое было. Что это был за бизнес, в принципе не интересно. Но я поднялся и деньги отдал. И стал выстраивать организацию. Ночлежки городские – и не только в Питере – моя структура. Не все, правда. Это фильтры. Господа Пуляев и Ефимов прекрасно почувствовали на своей шкуре, что значит становиться человеком. И теперь мы переходим к главному. Не выпить ли чаю, господа? Горячего, крепкого…

Я не ставил сверхзадач. Моя цель была – вернуть всех этих стропальщиков, электриков, грузчиков и даже товароведов в их законные комнаты, к их трехлитровым банкам с пивом. Вы скажете, что я коммунист. Я просто совестливый человек.

Простой пример. Продается дом. Или квартира. Или вообще фабричный корпус. Кто-то выхаркал легкие на цементном заводе, кто-то на медно-никелевом комбинате, кто-то лес валил. Кто-то этот дом строил, опять же за скромную зарплату. Или за нескромную. Но продают-то его случайные владельцы. Они оказались на этом месте в это самое время в нужном качестве. Покупают дом тоже люди, имеющие к выхарканным легким и надорванным хребтам весьма смутное отношение. Аренда, остаточная сумма стоимости, цена квадратного метра, все это на одном полюсе, а нищета и тщета на другом.

Прошу прощения, но господам Ефимову и Пуляеву завтра утром нужно приступать к службе. Новый контракт. Поэтому я позволю себе прервать свое повествование на этой высокой нравственной ноте. Вы, Юрий Иванович, поскучаете здесь немного? Уверяю вас, все ваши вопросы недоуменные будут разрешены в ближайшее время. Отдыхайте, слушайте радио, смотрите телевизор. Я газеты свежие привез. Наружу не ходите. Для здоровья вредно. А нам с вами, господа подследственные, придется через тридцать минут отправиться в путь. К ночи вы должны быть на месте. Чтобы утром приступить к службе. Контракта на сей раз не будет. Получите свой гонорар в черной наличке. Уж извините. Случай специфический. А потом на ваше усмотрение. Хотите в Астрахань, или куда там вы хотели, хотите – еще поработаете. Кительки придется сдать Леше, а вам переодеться. «Трансформер», как вам известно, еще и военно-исторический клуб. Небольшой карнавал. А отчет господину Звереву дадите позже. Честное слово, предоставлю вам такую возможность. Вы уж, Юрий Иванович, извините. Обстоятельства.