Текст книги "Московский бенефис"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Леонид Влодавец
Московский бенефис

Часть первая. БИОРОБОТ ДИМА

РАБОТА ДЛЯ БАРИНА

…Он очень хотел жить. Слишком хотел, потому и умер не сразу. Если бы он уперся и стало ясно, что ничего из него не выдавишь, мы разнесли бы ему башку гораздо раньше. Вру, конечно. Мы бы все равно его трясли до последнего…

Когда его брали, он все еще думал, что попал в ментуру или контрразведку. Поэтому и хорохорился, садясь в машину: вы еще, дескать, пожалеете! Не заметите, как погоны слетят! Да я тому позвоню, другому, третьему! Да за меня вам яйца поотрывают! Не орал, а шипел, и все пялил на нас глаза – боимся мы его или нет. А мы молчали, и рожи у нас были неподвижные, как у настоящих чекистов. И, пошипев маленько, он сник, утешившись тем, что дома осталась жена, которая позвонит адвокату, и его вытащат откуда угодно. Не знал, дурашка, что никакая жена уже никуда не позвонит, а будет спокойно лежать в ванной со сквозной дырой в голове. И что сделают это мужик с бабой, которые изображали понятых. Сам виноват, что не знаешь, кто с тобой на одной лестнице живет.

В машине он все крутил головой, пытался понять, куда его везут – в Бутырку, в Тишину или на Петровку. Но так и не понял – стекла были матовые.

– На все вопросы я буду отвечать только в присутствии моего адвоката! – насмотрелся американских фильмов, должно быть. Я их тоже видел, но не стал говорить: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас». Это ему, может быть, казалось, что он в Америке. А я-то знал, где мы находимся.

Мы привезли его в котельную, зажатую большими домами, окруженную жестяными гаражами и какими-то старыми сараюшками. Здесь ему можно было сколько угодно орать и кого угодно звать на помощь – идиотов идти в эту трущобу не нашлось бы, а милиция сюда приезжала только по утрам, посмотреть, нет ли какого свежачка, проткнутого перышком. Но, с тех пор, как нам эта котельная приглянулась, они перестали находить мертвецов, а потому вот уже полтора года вообще не появлялись в этих местах.

«Волга» притормозила в тупичке у двери котельной. Клиента выдернули из машины, резко впихнули в низкую дверь и сволокли по крутой лесенке в подвал. Только здесь он забеспокоился.

– Не понял, – спросил он испуганно, – вы кто?

Ему не ответили, и он сник, потому что до него начало что-то доходить.

По сырому, провонявшему крысами и мочой коридорчику его провели в угловую комнатушку. Без окон, без дверей, полна горница людей. При площади три на два действительно казалось, что народу много, хотя нас было всего четверо, он – пятый. В пол по центру комнатушки было вцементировано зубоврачебное кресло, а на столике у стены лежали в странном наборе слесарные и медицинские инструменты. И дверь у комнаты была крепенькая: с внешней стороны стальная, с внутренней – обитая резиной. Звукоизолирующей.

– На психику давите? – голос был без всякой наглости, но с надеждой. – На понт берете?

– Нет, – позволил себе слово Варан и поглядел на меня.

Я легонько кивнул. Варан дал клиенту под дых, но не на убой, а слегка, чтоб только усадить в кресло. Фриц и Мартын подцепили скорчившегося под руки и капитально пристегнули к креслу. Не ремешками, а стальными ошейничками, за руки и за ноги.

Рассевшись по табуретам, мы закурили и стали пускать ему в морду клубы дыма.

– Ребята, кто вы? – спросил клиент, уже совсем дрожащим голосом. Наверно, в его памяти срочно прокручивалось, кому он должен, у кого увел любовницу, кого обогнал на трассе, кого и где кинул…

– Угадай с трех раз, – хмыкнул Варан.

– Сколько? – спросил клиент, решив, что мы рэкетмены.

– Все, – осклабился Варан, – все с потрохами. Фриц, сидевший сзади, обеими ладонями снизу вверх хлопнул клиента по ушам.

– Уй, – взвыл тот, – с-суки!

Мартын добавил по щекам, не очень больно, но звонко и стыдно.

– За мат мы наказываем, гражданин Круглов, – сказал я до противности ментовским тоном. У того появилась надежда, и он пробормотал:

– Да что вы, в самом деле? Согласен на любые условия.

– Сначала, Круглов, поясните нам, если вас не затруднит, – произнес я голосом вежливого следователя, – какие у вас были взаимоотношения с Константином Малышевым по кличке Разводной?

– Это не я, мужики! Не я! – завизжал он. – Правда, не я!

– Конечно, не ты, – кивнул Варан. – А кто?

– Да что вы прицепились? У Разводного пол-Москвы таких друзей. Он урка! Откуда я знаю, за что его пришили?

– Знаешь, – сказал я. Варан понял без слов и воткнул сигарету между пальцев Круглова. Клиент завыл, но тут еще и Фриц стряхнул тлеющий комок пепла ему за шиворот. Пришлось ему, паскуднику, поизвиваться и поскрежетать зубками. Чуть-чуть запахло паленым.

– Вспомнил? – спросил я по-доброму. – Для кого ты искал киллера? Ты же посредник, падла!

Мартын включил в розетку паяльник.

– Есть время вспомнить, – заметил я, – через пару минут нагреется.

– Да я не знаю, кто хозяин! – глазенки забегали, Круглову не хотелось, чтобы на нем картинки рисовали. Но сказать было еще страшнее. Потому он и дождался, что ему прижгли ноготь на среднем пальце левой руки.

– Мне один козел позвонил, – роняя слезы, выстонал Круглов, – пообещал тыщу за комиссию.

– Имя, адрес, телефон?

– А то еще один ноготок поплавлю, – напомнил Мартын.

– Его Слава зовут, а где живет – не знаю. И телефона не помню.

– Врешь, – я сказал это уверенно, и паяльник вдавился в ноготь на правой руке. Визг и дерганья в кресле никого не разжалобили,

– 289-32-13, – выдавил Круглов.

– Уже неплохо. Сигаретку? – предложил я. Мартын сунул подследственному в рот свой недокуренный бычок. Круглов затянулся, на лице все еще стояла гримаса боли, в глазах мокрились слезы, а на лбу блестела испарина. Он мог и врать, конечно. Поэтому надо было взять небольшой тайм-аут. Успокоить, завести разговор о чем-то другом, а потом вновь спросить про телефон. Если произнес первые попавшиеся цифры, во второй раз скажет другие.

– А скажи-ка, дорогой Андрей Михайлович, – начал я вальяжно. – Значит, за комиссию тебе дали тыщу… Баксов, естественно?

– Не рублей же…

– А вся сумма какая? Быстро!

– Десять. Девять – ему, штуку – мне.

– И кому же ты их передал? А?

– Бабке, – поглядывая на паяльник, которым поигрывал Мартын, простонал Круглов.

– Где?

– Молчановский, 3, квартира 5, Мирра Сигизмундовна.

– Сколько бабушке отстегнул?

– Двадцать штук в деревянных.

Это было похоже на правду. Удобная вещь эти бабки. Оставил конверт с баксами и ориентировкой на Разводного, а сам ушел. И он киллера не видел, и киллер его не видел. А у Разводного – дыра в башке. На балконе дачки своей двухэтажной чаек попивал вечерком. Ближе, чем из-за речки, из лесочка зашибенить ему не могли. В сумерках, метров с трехсот, бесшумно. Девятимиллиметровая дозвуковая пуля, спецназовское оружие, в обиходе «винторез». Похоже, что это настоящий профи. Такой сам к бабке не пойдет. У него есть «шестерка», а то и не одна, которую можно сгонять к бабке за конвертом. Хорошая версия, только ведь надо знать, что бабка эти деньги отдает именно тому, кому надо. Да и киллеру надо сперва разъяснить, какие условия… Недоговаривает наш клиент.

– Значит, – сказал я спокойненько, – отдал ты бабушке денежки, причем не свои, а друга Славика Бесфамильного и сел ждать, пока эта бабушка Мирра Сигизмундовна, героиня минувшей войны, откопает свою старую добрую снайперку, которой фашистов крошила, а потом стрельнет с балкона по Косте Разводному? Так, выходит?

Фриц, Варан и Мартын лупанули его с разных сторон кулаками.

– А ну, живо, телефон Славика!

– Сказал же, – сглатывая кровь из носа, прошепелявил Круглов. – 289-32-13.

– Кто тебя с ним знакомил? Не врать! Не врать, лярва! – не люблю бить сам, но ударил. – Говори!

– Звон познакомил, Звон. Званцев Сергей Михайлович.

– Адрес, телефон?

– Он не москвич, из Запрудненска. Со Славиком вместе сидели.

– Статья?

– Вроде разбой…

– А со Звоном ты где познакомился?

– У Вики. На дне рождения. Он в гости приезжал к бабе, а та Викина подруга. Там скорифанились, он мне по дешевке турецкую кожу отдал, куртки и пальто.

– Он что, челночит?

– Не знаю… Может, грабанул кого-нибудь. Я на этой коже семь лишних лимонов нагрел.

– Молодец, крутой бизнесмен… – похвалил с иронией Варан.

– А где со Славиком познакомились?

– В баре, Звон мне отдал партию сигарет, которую ему Славик предложил. Тоже со скидкой.

– Почему он тебе заказ на Разводного отдал? В глаза! В глаза гляди!

Мартын ткнул его паяльником в руку. Зашипело, завоняло горелым мясом.

– Потому что знал! – выкрикнул клиент. – Больно! Уй-я-а!

– Еще больнее будет. Значит, Славик спросил, нет ли у тебя на примете нормального мокрушника, верно?

– Да, почти так…

– И Звон об этом тоже знал, верно?

– Знал. Он из-за этого и сводил со Славиком. Проверял, наверно, прежде чем вывести.

– Ну а теперь колись, если не хочешь, чтоб тебе паяльник вставили: все, что знаешь о киллере!

– О киллере, бля буду, – ничего не знаю. Только посредника видел и то один раз. Леха его зовут – и все. Меня на него Рожман вывел.

– Это, стало быть, товарищ Рожков Михаил Иванович? – этого я знал. – И по какому же делу он тебя вывел?

– Когда абреки хотели свою крышу на мою палатку повесить. Рожман сказал: «Не пожалей трех тысяч баксов – отдай Лехе и ничего не бойся». Черные просили семь. Я решил дать Лехе. Он взял пятьсот задатком. Через сутки абреков пришили. Всех троих. Они ничьи были, залетные. Когда я отнес бабке расчет, она дала записку: «Будут клиенты – направляй ко мне». Записку бабка дала прочесть, а потом сожгла.

– И много ты клиентов к Лехе наладил?

– Немного, трех… Славик четвертый.

– И каждый раз по тыще комиссионных?

– Ну… Пустите, ребята, я ж не знал, что вы от Разводного!

Положим, мы вовсе не от Разводного, но это очень хорошо, что ты об этом не знал. А то еще долбанул бы нас из своей «помпы», сдуру-то…

– Может, и правда, отпустим? – спросил я каким-то ленивым тоном. Приятно дать человечку еще несколько минут надежды на то, чего не будет.

– Как знаешь, начальник, – с такой же ленцой отозвался Варан. – Я бы не отпускал…

– Ну, ты крут! – пожурил я Варана. – Мужик вроде толковый… Круглов, ты толковый или нет? А?

– Ребята, – он аж засиял весь от восторга, – да я понятливый! Я никому, ни гугу! Только пустите! А то у меня жена с ума сойдет! Она ж шебутная, в милицию побежит, к адвокату… Шухер будет…

– Понятно, понятно, – остановил я его. – Отпустим, только скажи нам еще пару слов без протокола – и все. Будешь свободен, как птица в небе. Согласен?

– Все скажу! – похоже, он был готов по-настоящему.

– Хорошо. Ты отследил хату Разводного? Быстро!

Он сглотнул слюну, прищелкнув языком, будто покойный Ильич-2, и, все еще с надеждой глядя мне в глаза, пробормотал:

– Я… Вы ж обещали, мужики.

– Все верно, – развел я руками. – Раз обещали – никуда не денешься. Отстегните его!

Варан и Мартын стали отстегивать Круглова от кресла. У него на лице даже появилась улыбка. Ну и дурак же ты, братец! В тот самый момент, когда Круглов встал с кресла, Варан гвозданул его ребром ладони по шее. Не насмерть, только чтобы вырубить.

– К топке? – спросил Варан, и я кивнул. Клиента выволокли в коридор и протащили к лестнице, ведущей еще на этаж глубже в землю. Повеяло жарой. Даже немного преисподней…

Круглова привязали проволокой к двухметровой доске, плотно прикрутив руки к туловищу, ноги примотали в двух местах – повыше колен и у щиколоток.

Фриц зачерпнул кружку воды из бачка, стоявшего у стены, и плеснул в морду «подследственному». Тот ерзнул, дернулся, проныл:

– Мужики, вы ж обещали! Креста на вас нет…

– А мы комсомольцы, – пошутил я. – Нам не положено.

– «Не расстанусь с комсомолом! Буду вечно молодым!» – покривлялся Мартын.

– И ты – тоже… Варан открыл заслонку ломиком – пригрелась. Внутри гудело пламя – нехилое.

– Париться, говорят, любишь? – заметил Варан. – Полторы тыщи градусов устроит, или еще накочегарить?

– Вы что?! – глаза у Круглова выползли из орбит.

– Еще разок телефон Славика! – спросил я голосом робота, в то время, когда Фриц с Мартыном, стараясь не подходить к топке ближе, чем на полметра, поставили доску на край этого окошка в ад.

Перед смертью не врут, тем более, когда доска уже горит, и плавятся подошвы ботинок.

– 289-32-13! – корчась на доске, выкрикнул он, еще надеясь на что-то…

– Спасибо! Спасибо, дорогой, – сказал я, – не соврал, значит… Раз-два – взяли!

И, чуть приподняв доску, мы вчетвером вогнали ее вместе с Кругловым в пышущее адским жаром жерло топки. Сразу же вспыхнула одежда, из глотки вырвался последний истошный вопль:

– Уо-а-а-а-я-а-а! – я еще успел углядеть, что у него там, в огне, лопнули глаза, налысо сгорели волосы…

– Все, что могу, сынок! – сказал я, выдернув из-под куртки «макара», и выстрелил через пламя в его обритый огнем затылок…

Варан захлопнул заслонку, пламя загудело с удвоенной яростью.

– «Бьется в тесной печурке Лазо…» – промурлыкал Мартын.

– Зря ты, Капрал, патрон извел, – заметил Варан. – Пулька в угле останется. Хоть и расплавится, а не выгорит.

– Ерунды не говори, – мрачно сказал я. – Там решетка, все в поддувало стечет. В общем, так: мы с Фрицем уезжаем. А вы с Мартыном немного поработаете. Чтоб порошок был кондиционный. Завтра можете отдыхать, но не вусмерть. По пятьсот на мелкие получите…

– «Товарищ, я вахту не в силах стоять, – сказал кочегар кочегару…» – пропел Мартын, похрустев баксами.

– Нормально, – кивнул Варан, пряча свою долю.

«Волга» стояла на месте, Фриц сел за руль, выкатил ее задом из тупика. Я развалился на заднем сиденье.

– Тебя куда? – спросил Фриц, осторожно выруливая из лабиринта гаражей и сараюшек.

– В тот же двор, откуда брал, – сказал я. – И сразу же обратно, к пацанам. Тебе шестьсот, за вождение. И тоже, смотри, не усердствуй… Послезавтра нам нужен водила. Не подведи.

– Как можно, командир! Сто грамм – не больше.

Выкатили на более-менее проезжую улицу. Светящиеся часы на приборной доске «Волги» показывали второй час утра. Фриц молчал. Он не сильно гнал, хотя по таким пустынным улицам можно было и поскорее. Это Фриц делал правильно, потому что гаишников еще не разморило, и они могли прицепиться к чему угодно. Особой опасности в этом не было, но тратиться на них мне не хотелось.

Во дворе «сталинского» восьмиэтажного домищи я выскочил в заднюю дверь, махнул ручкой Фрицу. Он тоже поднял ладонь на манер покойного Адика Шикльгрубера. (За эту манеру прощаться его и прозвали «Фрицем».) «Волга» ушла со двора через подворотню, а я, глянув по сторонам и убедившись, что никто меня не сглазит, сбежал по узкой лесенке, спрятанной под жестяным навесом, к двери, ведущей в полуподвал восьмиэтажки. Ключик от нее у меня был. Щелчок! – и я внутри. Включив фонарик, я спустился в бывшее бомбоубежище. Должно быть, при товарище Сталине думали, что тут можно от атомной бомбы отсидеться. Какие-то нары даже имелись. Плакаты на стенах еще не выцвели: «Оповещение населения…», «Действия по сигналу о ядерном нападении»…

Я миновал все эти реликты «холодной войны» и толкнул маленькую незапертую железную дверцу. За ней было еще помещение, с нарами и плакатами, а в одной из его стен – квадратный люк-лаз. На тот случай, ежели супостатская бомба завалит шедевр архитектуры эпохи сталинизма, и он, грохнувшись, засыплет тот самый вход в убежище, через который я сюда вошел. Лаз представлял собой длинную и довольно извилистую бетонную трубу квадратного сечения. Метров пятьдесят я прошел по нему на коленях, пока не нащупал справа, в стенке трубы, еще один лючок.

Этого лючка сталинские конструкторы не предусматривали. Я его предусмотрел, на всякий случай. Лаз за «моим» лючком был поуже, чем сталинский, Но зато он вел туда точно, куда мне было нужно. Еще тридцать метров, снова лючок. Открыв его, я очутился в сухом подземном колодце со скобами. По скобам наверх – и вот я в подвале.

Подвал этот располагался в одном из недавно отреставрированных особнячков, располагавшемся довольно далеко от дома, во дворе которого я простился с Фрицем. А особнячок принадлежал теперь на правах частной собственности фирме «Барма», генеральным директором и владельцем которой являлся господин Михаил Баринов, мой младший братец. Я у него числился на должности «референта по специальным вопросам» с окладом в 400 «гринов» в месяц и свободным графиком посещения.

Тут горела только слабая дежурная лампочка, освещавшая представительский «Кадиллак», на котором мистер Майкл Баринофф выкатывал на сборища фирмачей и прочей шушеры. Подвал был гаражом и мастерской для текущего ремонта заокеанской тачки.

Я потопал к дверце шкафа, встроенного в стену подвала. Там механик-водитель «Кадиллака» держал свою спецуру. Он и понятия не имел, что если как следует надавить на верхнюю, потолочную часть стенного шкафа, то выяснится, что она не бетонная, а из папье-маше… Я вошел в шкаф, запер за собой дверь, надавил – и крышка поднялась, открыв мне дорогу наверх, еще раз по скобам.

Доску из папье-маше я задвинул на место, а скобы вывели меня в узкую клетушку на уровне первого этажа. Почти такой же шкаф, как в подвале, только вовсе без дверей и чуточку пошире. Сюда можно было попасть лишь через люк сверху или через люк снизу. Узкий, замаскированный под каменную плитку пола. Закрыв его за собой, я разделся и спрятал в пластиковый мешок всю одежду, кроме трусов и майки, а также пистолет с кобурой.

С мешком под мышкой я полез выше и поднял головой верхний лючок. Через него я попал в ванную комнату, располагавшуюся позади кабинета нашего генерального. В эту ванную мистер Майкл Баринофф водил трахать секретаршу Люсю. Наверно, можно было раздеться и здесь, но в клетушке под ванной было спокойнее. Не хотелось, чтобы какая-нибудь лишняя ниточка от куртки или тряпичка с каплей крови остались на полу и привели к каким-нибудь неприятным последствиям. Скорее всего ничего страшного бы не произошло, в этой ванной бывал лишь ограниченный круг лиц, но… береженого Бог бережет! – как сказала одна монашка, надевая презерватив на свечку.

Трусы и майку я запихнул в пакет, влез в ванну и пустил воду. Долго париться времени не было, но ополоснуться требовалось. Все-таки от ползанья по подвалам и котельной аромата не прибавилось. У Мишки тут шикарный набор всего, что нужно: шампуни, дезодоранты, фен, одноразовые станки… А смену чистого я прихватил с собой и оставил в предбаннике, в толстом чемоданчике типа «президент». Здесь же висит двубортный пиджак делового человека, темно-синий в белую полоску галстук. А бандитскую курточку, рэкетирские штаны линяло-зеленого цвета и пушку в кобуре джентльмен положит в «президент»…

В кабинете генерального светился экран компьютера и работал магнитофон с закольцованной кассетой, на которой был записан звук щелчков клавиатуры, невнятное бормотание мистера референта «со свободным графиком посещения». Это должно было убедить охранников Валю и Вову, что любезный брат хозяина пашет как проклятый во благо фирмы «Барма» аж до двух часов ночи. Думаю, что и компетентные органы вполне удовлетворились бы. Топтунишка, которого мы запеленговали достаточно быстро, еще в прошлую пятницу обежал вокруг особняка и убедился, что, кроме выхода через парадное крыльцо и выезда из подземного гаража, никаких других выходов из нашего заведения нет. Они поставили наблюдателей с оптикой на чердаке небольшого домишки, располагавшегося напротив угла нашего особнячка, и решили, что все держат на контроле. Они видели, что я вошел в офис, появился на втором этаже и опустил защитные шторы, за которыми, однако, просматривался свет и мерцание компьютерного экрана. Теперь я просто обязан был выключить магнитофон, убрать из него кассету кольцовку и запихнуть вместо нее любимый Мишкин «Лед дзеппелин» – он от него в восьмом классе сходил с ума и по сей день слушает не отрываясь. После этого убрать кассетник в стол, выключить компьютер, верхний свет и спуститься в фойе к Вале и Вове…

– Ну, Дмитрий Сергеевич, вы – трудоголик! – подивился Вова. Он бодрствовал, а Валя похрапывал на топчане в вахтерской.

– Работа такая, – развел я руками, и Вова выпустил меня на улицу, где за рулем джипа «Чероки» дремал мой давний знакомый Юра Лосенок.

Я постучал в стекло, украдкой бросив взгляд на слуховое окно того самого чердака. Да, они смотрели. Я словно бы чуял их, этих гляделок паршивых… Нате, убеждайтесь, я только-только работу закончил! Пашу, как папа Карло! Хоть и на брата-эксплуататора, но за баксы. Все, интервью закончено. Пора лезть в машину.

– Ну и здоров ты вкалывать, – проворчал Лосенок. – Миллиард, что ли, по рублю пересчитывал? Никак с тобой не угадаешь, когда домой вернешься.

– Лосенок, – сказал я строго, но очень внятно, – тебя на фирме никто не держит. В свободной стране живем, капитализм строим. Хошь – покупай себе трейлер, как Леня Голубков, и зарабатывай деньги. Не могешь – сиди здесь, дрыхни по полдня и получай тыщу баксов ни за хрен собачий.

– Да я разве против? – сказал Лосенок. – Жена, понимаешь, ревнует…

– Драть тебе ее нужно, – посоветовал я, – и лучше – в переносном смысле. А то ты сейчас придешь домой, засосешь стакан – и храпака до утра. Вот жена и ревнует. Нет бы вернуться, впиндюрить ей как следует – вот сердце и успокоишь.

– Она уже спит сейчас… – пробубнил Лосенок.

– Разбудишь! Еще спасибо скажет.

– Ладно. Куда едем?

– Домой, куда ж еще?

«Чероки» зафырчал, словно бы ругаясь на этих русских обормотов, которые заставляют его ездить по избитому асфальту, а то и вовсе без оного, ополаскивают из ведра и заливают в баки неведомо какой бензин. Меня его фырчание не волновало. Беспокоило другое – не пошлют ли «гляделки» за мной «хвоста». Конечно, это не божий день, когда в четырехрядном потоке не сразу углядишь, кто к тебе прицепился: вон те «Жигули» или какой-нибудь «мерс». Улицы пустые, за километр видно, кто впереди, кто сзади.

Конечно, там, на чердаке, не дураки сидели. Они имели рацию и доложили тем, кто ждал своего часа в машине, припаркованной на боковой улочке, примерно в километре по курсу нашего джипа. Расчет простой: я, простачишко, буду глядеть назад, успокоюсь, что не увижу никакой тачки, отъезжающей от дома со слуховым окном, а на ту, что появится после, могу и внимания не обратить. Поэтому я все поглядывал то назад, то вбок.

– Да вот они, – радуясь, что увидел «хвостов» раньше меня, хихикнул Лосенок. – У обочины, в моторе копаются. Сейчас отпустят метров на пятьсот и пойдут за нами. Спорим?

– Нормально, – сказал я. Мы миновали стоящую у обочины белую «девятку». У нее был открыт капот, но остроглазый Лосенок по-шоферски углядел, что они, то есть два плотных мужичка у «девятки», не столько смотрят на то, что в кишках у машины, сколько на улицу в нашу сторону.

Они действительно пошли за нами. Не приближались, но и не отставали. Решили домой проводить? Зачем? Я и так доеду.

– Прибавить? – спросил Лосенок.

– Не надо. Там впереди, по-моему, гаишники…

Что-то уж очень спокойно я это отметил. Впереди помигивало синее пятнышко, виднелись силуэты нескольких машин. А может, меня брать собрались? Сейчас выйдет какой-нибудь хрен с жезлом, махнет: «К обочине!» Дернешься вперед – кинут поперек «крокодила» с зубками или поставят трейлер. Дальше – по известному сценарию: «АКС-74у» к спине: «Руки на капот, ноги шире плеч…» А что у вас, гражданин, в чемодане? Ах, пушечка! Да со свеженьким нагарчиком! Как интересно! А на рукаве у вас, господин-товарищ, чего-то красненькое! Замочили, наверно, кого-нибудь? Ай-яй-яй! Что ж вы, гражданин, так неаккуратненько!»

Точно, балда я, гражданин начальник. Надо мне было не рисковать, а оставить пушку вместе с бандитской курточкой и прочей труниной там, под ванной, в секретной клетушке. После забрал бы. А теперь трясись, господин Баринов Дмитрий Сергеевич.

Зря трясся. Авария впереди была – всего и делов-то. Дальнобойный «КамАЗ» «жигуленка» в багажник поцеловал. Гаишники чего-то меряют, щоферюги ругаются. «Скорой» нет, значит, все нормально.

– Притормози, – велел я Лосенку. Тот глянул на меня, как на психа, но остановился.

– Товарищ капитан! – спросил я, выходя из машины уверенным шагом хозяина новой жизни, честного совете… то есть, тьфу ты, российского бизнесмена. – Помощь не нужна?

– Спасибо, – вежливо ответил гаишник, – все целы, все в порядке.

Интересно! То ли у меня рожа на какого-нибудь депутата похожа, то ли гаишник интеллигентный попался…

Я уже собрался садиться в машину, бросив косой взглядик назад, туда, откуда должен был подъехать наш «хвостик», но тут от битого «жигуленка» к нашему «Чероки» подбежала, цокая каблуками, черноволосая девушка в белом плаще. В руке она тащила скрипичный футляр.

– Простите, – сказала она, немного запинаясь от волнения, – вы меня не подвезете?

– И не боитесь? – спросил я. – Везде предупреждают: не садитесь в машину к незнакомому мужчине.

– А тем более – к двум, – поддакнул Лосенок, нервно глянув назад. «Девятка», не сбавляя хода, промчалась мимо нас и ушла вперед. Глаза словно бы сфотографировали ее номер: «45-38 МКМ». Ментовский, выходит: «Московская Краснознаменная милиция». Неужели оперы пошли такие дурные, что не могли что-нибудь другое повесить?

– Знаете, – сказала девушка до ужаса наивным тоном, – вам я почему-то верю.

– Садитесь, – сказал я, – сегодня как раз тот единственный вечер, когда я не насилую случайных попутчиц. Куда вам?

Она назвала адрес, и я вспомнил, как десять лет назад отец, которого я тогда звал в глаза Сергеем Сергеевичем, а за глаза – Чудо-юдом, впервые привез меня на «Волге» на эту самую улицу. Там за Николаем Коротковым до сих пор числилась однокомнатная квартира. В том самом доме, номер которого назвала наша пассажирка.

– Вам, случайно, не в тридцать девятую квартиру? – поинтересовался я.

– Нет, в сороковую, – хлопнув глазками, удивилась скрипачка. – А что?

Голосок у нее был почти как у семнадцатилетней, но личико смотрелось минимум на двадцать пять. Не маленькая – за метр семьдесят, не худенькая – килограммов на шестьдесят потянет. Плащ скрывал фигуру, но вряд ли это было что-то экстра-класса. Нет, она могла быть за себя совершенно спокойна.

– С концерта? – спросил я.

– Да нет, – потупилась девушка, – я в ресторане играю…

– И где же?

– В «Чавэле», знаете? – девушка опять смутилась.

– Понятия не имею, к сожалению. Я нынче в рестораны не хожу – все дела, дела… «Чавэла», как я понимаю, что-то связанное с цыганами?

– Ага, – кивнула пассажирка, – ресторан с цыганами. Я у них в ансамбле на скрипке играю.

– Так вы цыганка? – удивился я. И даже вроде бы обрадовался. Я ведь в детстве немного цыганского молока попробовал…

– Нет, – девушка мотнула своими черными, поблескивавшими при свете ночных фонарей волосами. – Я – украинка. Меня зовут Таня Кармелюк. А когда я соло играю, объявляют: «Кармела!»

– Почти Кармен, – заметил я. – Очень цыганское имя. Но красивое.

Представляться ей я не собирался. Какая ей собачья разница, кто ее подвозил? Баринов, Коротков, Браун, Родригес… Можно было как угодно назваться, но не хотелось. Тем более что пронырливая «девятка» «45-38 МКМ», видно, хорошо знавшая, как прятаться, опять вынырнула откуда-то сбоку и пошла за нами.

– Тупые какие-то! – пробормотал под нос Лосенок. Кармела-Таня вскинула свои густые, нещипаные брови, но ничего не сказала. Я тоже, хотя в отличие от нее догадывался, чем недоволен Лосенок. Ребята не просто «пасли» нас, они мозолили нам глаза. Зачем? Что, они не знают, где живет господин референт фирмы «Барма»? Знают. Я человек легальный, семейный, женатый, с пропиской… Правда, в двух местах и на разные фамилии, но не в этом же дело! Они хорошо осведомлены, что товарищ Юрий Андреевич Лосев, он же Лосенок, честно и благородно работает в «Барме» с окладом в 1000 баксов и в его обязанность входит развозить по домам горящих на работе сотрудников фирмы, вроде вышеупомянутого референта с ненормированным рабочим днем и свободным

графиком посещения. Какие проблемы? Если вы, товарищи менты, комитетчики-контрразведчики или кто там еще, хотите узнать, что гражданин Баринов Дмитрий Сергеевич делает предосудительного, возвращаясь с работы домой, то не маячьте. Привлеките пару-тройку машин, расставьте их на маршруте и меняйте помаленьку… Не могу же я на эту вашу «девятку» так долго любоваться.

– Приехали, – сказал Лосенок, притормаживая. Умный парень, остановился не у самого дома, а не доезжая.

– Сколько я вам должна? – спросила Таня.

– Бог с вами, не разоримся! – отмахнулся я и захлопнул дверцу за Таней. Она зацокала вперед, а мы поехали дальше. Упрямые обладатели ментовского номера все на той же дистанции перлись за нами.

– А может, это не контора? – прикинул Лосенок.

– А кто? «Лига защиты животных»?

– Вот влепят они нам где-нибудь за городом пару очередей – тогда посмеешься! – зло сказал Лосенок. Он всерьез это сказал, и мне чуть-чуть поплохело. А почему бы и нет? Все люди, все человеки. Конечно, это не из-за Круглова. Но ведь до того был еще не один клиент, и кое-где оставались ниточки, за которые могли потянуть, особенно – по самым ранним делам… Опыта было мало. То, что для ментов – отмазка, для крутых ничего не значит. Конечно, мало шансов, что выкопали эти хвостики, но все бывает… Тогда «МКМ» – просто для успокоения. Сейчас мы пойдем по Можайке – там вряд ли. Борзеть и строчить на улице или большой дороге захочет только самоубийца. Это менты не найдут свидетелей, а наши – найдут. И тогда у многих кишки повиснут сушиться на проводах. Прежде всего у заказчиков. А заказчикам, если таковые имеются, есть что терять, кроме своих цепей… Могут, конечно, подставить дурачков, какую-нибудь шпану, решившую поиграть в киллеров. По поведению – вполне похоже, но я их все-таки немного разглядел, и впечатления такого, что это мальчики-хулиганчики, не сложилось. Плотные мужички выглядели довольно солидно и профессионально. Такие, если б уж собрались нас делать, то довели бы до поворота на лесную бетонку, по которой в это время суток никто не ездит. Почти десять верст – и все лесом. Правда, на «девятке» догнать «Чероки» им вряд ли удастся. А если там, в лесу, на каком-то километре нас ждут? Эта прилипчивая «девятка» может быть только наводчицей. А там, в лесу… Блин, да что ж я такой мнительный стал?

Тем не менее я выдернул из специального ящичка, укрытого в спинке сиденья, радиотелефон. Такой я стал экипированный нынче! В телефон этот можно было говорить все, что угодно. Ни один посторонний товарищ не услышал бы ничего, кроме длинного и нудного «пии-и-и». Зато нужный мне товарищ – в данном случае отец – услышал бы все, что нужно, в радиусе 100 километров.

– Алло, – сказал динамик. – Слушаю.