Текст книги "Грешные души"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Но образ кипящей лавы, огненной собаки, сковородки и котла был неистребим. Запузырина завертело, затрясло. На уютной египетской кровати, где было столько перетискано секретарш, шлюх, товарищей по партии и прочих безотказных баб, его проняла ледяная дрожь. Словно гроза и ливень ворвались сюда через стекло.

Запузырин знал еще одно средство победить или хотя бы приглушить страх: взять в руки оружие. Он слез с кровати, достал из ящика стола парабеллум, оттянув затвор, дослал патрон. В кого только посылать пулю? Одного движения пальца достаточно, чтобы убить человека. Сделать холодным и неподвижным тело, погасить все мысли, мечты, надежды, которые связаны с жизнью и этим светом. Впрочем, этим же движением пальца можно избавиться от всех болезней и обид, душевных скорбей и забот земных. Но если там, за Гранью, все-таки что-то есть?! И Запузырин вдруг вспомнил, отчетливо вспомнил, как Котов сказал, отдавая пакет с программами: «… Если вас не убьют раньше, чем вы ими воспользуетесь…» Боже, да ведь он и впрямь еще не успел! Значит, еще не поздно! Еще не поздно…

Последнее, что ощутил Запузырин, был холод. Леденящий холод ствола, приставленного к виску, и холод обжег палец, надавивший на спусковой крючок. Потом все словно взорвалось и вспыхнуло, а затем исчезло…

Тьма чуть разрядилась, в нос ударила отвратительная вонь, слух уловил вопли и зубовный скрежет. Запузырин шел по странному бесконечному коридору, где не было освещения, только маленькое, не больше копейки, световое пятнышко. Запузырин был гол и бос, у него жутко болела голова, сердце, суставы, вообще все, что могло болеть. Ноги по щиколотку вязли в гадкой, смрадной жиже, какие-то отвратительные насекомые и скользкие, омерзительные гады ползали вокруг, и он вздрагивал от их мерзких прикосновений. Сзади, там, куда он не смел обернуться, кто-то шушукался, хихикал, плевался ему вслед. Сверху капало что-то холодное и едкое, щипало, обжигало и леденило одновременно. И Запузырин не мог остановиться, не мог повернуться и пойти в другую сторону. Тело не повиновалось ему. Кто-то заставлял его идти и идти, вперед и вперед, прямо, никуда не сворачивая. Он шел туда, где маячило светлое пятнышко – яркое, золотистое, манящее… Иногда Запузырину казалось, что оно увеличивается в размерах, и он пытался идти быстрее, пуститься бегом, вприпрыжку, но и тут ему не подчинялись ноги, неуклонно выдерживавшие раз и навсегда заданный кем-то темп шагов. А недостижимое пятнышко, где грезился выход из этой клоаки, все так же манило, притягивало, звало к себе, давало несбыточную надежду. И так – вечно!

ШАМБАЛДЫГА ЗА РАБОТОЙ

Ни Котов, ни обе Тани не слышали выстрела, который унес Августа Октябревича. Во-первых, звукоизоляция была хорошая, во-вторых, им было не до этого…

– Запузырин пошел в Великий ЛАГ, – доложила «тарелка», – десять тысяч триста семьдесят восемь грехотонн, девяносто четыре процента минуса. Доставлен штатно.

– Нормально сработали, верно? – сказал Шамбалдыга. – Такого лучше всего под самоубийство подводить. Был тут, на этой планетке, понимаешь, один тип, Гитлером звали, так тот, считай на полтора миллиона грехотонн тянул. Если б его кто приложил, так у плюсовиков новый святой появился бы. Ну, архангел по крайней мере. А мы его культурненько под самоубийство – чик! – и все в минусе.

– Так ведь его же кто-то добивал, – припомнил Тютюка.

– Добивал, – согласился Шамбалдыга, – но умер он от яда. Пуля его до смерти не прикончила. Так что тот эсэс, который в него стрелял, ни в святые, ни в архангелы не попал.

– Ловко, пожалуй, – польстил Тютюка.

– Умеем, – скромно произнес Шамбалдыга, – работа у нас такая. Отвык я от предобработки, как никак тридцать временных единиц, понимаешь, на боевом дежурстве, но, как видишь, не разучился. Утро скоро. Надо, чтоб Котов с Таньками еще порезвился…

* * *

… В Таниной комнате было жарко и влажно, даже душно, как в Африке. Отдуваясь, Котов распростерся на кровати, а растрепанные Тани прикорнули с двух сторон к его плечам.

– Теперь вы не будете выяснять, кто оригинал, а кто копия? – не открывая глаз, спросил Котов.

– Нет, – мурлыкнула И, – это уже несущественно.

– И все-таки какая-то разница в вас есть. Внутренняя, где-то в душе. Очень хочу понять какая, но пока не могу сказать точно.

– Интересно, – нахмурилась И. – Значит, нас кто-то продублировал, но дал нам разные души?

– Именно это и непонятно. Если все, как говорится, по Марксу и материя первична, а дух вторичен, то у вас должно быть идентичное сознание. Абсолютно. А вы похожи на две одинаковые оболочки, начиненные разным содержанием. И я постепенно начинаю вас различать по словам и по манере говорить.

– У тебя глаз-алмаз, конечно, – согласилась И. – Ты помнишь нашу первую встречу, когда мы были вдвоем с Иркой и ты прогнал хулиганов?

– Да, помню. А ты что имеешь в виду?

– Я бы хотела знать, на кого по манерам походила та девушка, на меня или на нее? Ведь ты, Танюшка, помнишь то же, что и я, но там была одна, и задолго до того, как кто-то из нас попал на остров с Котовым.

– На кого походила та?.. Пожалуй, больше на тебя, – Котов ущипнул И. – Впрочем… Может, я и не прав. Ты так интеллигентно доказывала мне пользу натуризма, что, пожалуй, это, скорее, была она…

– Вот видишь, значит, разница есть. Мне иногда даже неприятно то, что я говорю, но почему-то хочется сказать. Как будто кто за язык тянет. Полное ощущение двойственности… Заметил, у меня сейчас и язык иной, и, пожалуй, не хуже, чем у нее. Но мне не хочется быть проще!

– Да со мной то же самое, – махнула рукой Е, – только наоборот. Я хочу быть проще, даже побесстыднее, а не всегда получается.

– Давайте все-таки будем проще? – предложил Котов. – Не будем ломать голову над психологией, иначе она перейдет в психопатию.

– Идет! – согласилась Е.

На борту «тарелки» за них порадовались

– Хорошо, хорошо! – похвалил действия Тютюки Шамбалдыга. – А то все теория да теория. Дубыга, японский бог, все по теории шпарил, а технику безопасности не соблюдал. Инструкции, понимаешь, они выше всех теорий! Я им сейчас еще пороху в кровь подсыплю. Надо, чтоб они грехом насквозь пропитались, чтоб и капельки чистого не осталось. Секс – он, брат, вещь важная. Но – не единственная. Сейчас мы их еще напиться заставим.

– Я так же Сутолокину с Пузаковым обрабатывал, – припомнил Тютюка.

– Ну, тут надо потоньше. Главное – чтоб не допоить до того, когда уже пить не хочется. Пусть они в этом сладость увидят, приятность…

Владислав поднял голову, поглядел на Тань. Поблекшие, одутловатые, помятые, с размазанной тушью под глазами. Неужели он нашел в них что-то особенное?

– Помыться тут можно? – спросил он.

– Туда… – неопределенно махнула рукой И. Е вообще промычала нечто нечленораздельное.

Котов слез с кровати, отпер дверь, осторожно выглянул в коридор. Было тихо и пусто, только в холле на первом этаже звонко тикали большие настенные часы. Конечно, не слишком прилично ходить по чужой даче в чем мать родила, но одеваться Владиславу не хотелось. Он очень хотел смыть грязь и, попав наконец в просторную, облицованную итальянским кафелем ванную, с наслаждением встал под душ… Без особой щепетильности воспользовался шампунем и мылом, завернулся в огромное махровое полотенце и просушил волосы феном. Освеженный, он всунул ноги в резиновые шлепанцы и вернулся к Таням.

– С легким паром! поздравила Е. – Теперь мы пойдем.

Они тоже не стали одеваться и, шушукаясь, зашлепали пятками по коридору. Котов надолго остался один. Плавки давно просохли, он надел их, уселся в кресло перед журнальным столиком. За окном уже не гремело, только тихонько барабанил дождь. Хотелось спать, но ложиться чистым в эту греховную, пропитанную потом, смятую и расхристанную постель было неприятно. Стало тоскливо и противно. Но майка и джинсы были еще сырые, кроссовки и носки надевать лень. «А выпить здесь нет? – подумал Котов. – В конце концов, могли бы за мои труды бутылку поставить…»

– Правильно подводишь, – одобрил Шамбалдыга, – сперва отвращение, грязь, тоска – а потом спиртяшка!

– А как мы ему бутылку перебросим? – спросил Тютюка.

– Можно, конечно, как и Сутолокиной. Но здесь нужно его и девок немного огорошить. Врубай программу «Исполнение желаний», безотказная штука.

– Прошла программа! – доложил Тютюка.

– Есть результирующая идея?

– РИ отсутствует.

– Как отсутствует, только что была, понимаешь… Дай короткий на побуждение РИ.

– Есть короткий!

… Котов зажмурил глаза, откинулся в кресле и вдруг отчетливо представил себе, что если он откроет глаза, то увидит на журнальном столике бутылку настоящего коньяка, не липового, а доподлинно французского «Наполеона»…

– РИ перешла предел исполнения! – отметил Тютюка. – Принято!

… Котов открыл глаза и увидел. Да, это был «Наполеон», низкорослая пузатенькая бутылка из темного стекла. «Ерунда, – подумал Владислав, – она здесь и раньше была. Мне почудилось, что ее не было».

Он опять закрыл глаза. Отчетливо припомнился аромат и вкус «Наполеона». Хорошо бы еще тарелочку с тонко нарезанным лимоном и коробку швейцарского шоколада…

Котов открыл глаза. Потом сразу закрыл, потому что не поверил увиденному. Рюмки, тарелка с ломтиками лимона, шоколад… «Сейчас открою, и. ничего не будет!» – решил Котов. Действительно, на столе ничего не было. Остался только легкий, еще не улетучившийся запах лимонов. Котов, несмотря на то что ничего не увидел, сильно сомневался, что коньяк, лимоны и шоколад были галлюцинацией. «Нет, тут что-то не так! А ну…»

На сей раз он нарочно не закрыл глаза, а потому едва пожелал, чтобы все появилось вновь, как его ослепила яркая вспышка. Сразу после этого он увидел прежний натюрморт. Сердце у Котова забилось, ведь он был все-таки немного ученым, а потому не мог равнодушно пройти мимо необъяснимого явления. «Так, только спокойно! Первое: возможно самовнушение. Самое простое объяснение. Надо попробовать на вкус, если это галлюцинация, то конфету я съесть не смогу».

Однако конфета из прекрасного швейцарского шоколада вполне приятно съелась. «Нет, – рассуждал Владислав, – это не может быть галлюцинацией. А если пожелать что-то еще? Например, то, чего никогда не видел? Что-нибудь такое, что знаю только по названию. Трюфели? Омары? Устрицы в белом вине? Страсбургский пирог?»

Котов вспомнил еще целую кучу разных блюд, а потом подумал: «Это все из области гастрономии. Фантазии на тему стола, это все одно и то же направление. Может, у меня какая-нибудь тематическая галлюцинация? Хрена ли я в них понимаю, ведь я же не психиатр! Надо попробовать что-то из другой оперы. Например, что-то несъедобное. Какую-нибудь старинную вещь, встречавшуюся в книгах. Скажем, карманные часы „Павел Буре“, серебряные, с крышкой и с цепочкой? Нет, такие мог видеть в кино. А может, монету? Тоже плохо, бывал на выставках, видел фото. Стоп! Точно помню, что ни разу не видел ни одной керенки. Никогда и нигде. Ну-ка, подать сюда сорок рублей керенками!»

Вновь резанула по глазам яркая вспышка, и Котов увидел на краю стола маленький, примерно пять на шесть сантиметров, прямоугольный листочек бумаги. Котов взял его в руку, рассмотрел, удивился… На одной стороне листка блекло-красным по линяло-зеленым узорам было оттиснуто: «Казначейски знакъ 40 руб.». Имелся ощипанного вида двуглавый орел без корон, скипетра и державы, примерно такой, какого хотели было поначалу предложить в постсоветский герб России. По обе стороны орла было еще два раза оттиснуто: «40 рублей», а ниже шла белым по красному надпись прописью: «Сорокъ рублей». Наконец, в гамом низу листочка было отпечатано: «Обязателенъ къ обращенiю наравнЬ съ кредитными билетами». На обороте узоры были другие, но тоже линяло-зеленые, а поверх них – блекло-красная виньетка, в четырех углах которой стояло: «40», посередине, в верхней половине – «РУБ 40 ЛЕЙ», а в нижней – «ПоддЬлка преслЬдуется закономъ».

Повертев в руках керенку, Котов сунул ее под бутылку. Нет, он никогда не видел керенок, ни на картинках, ни в кино, ни в музеях. Во всяком случае, припомнить такого факта Котов не мог. Он даже не знал, что керенки выпускались такими квиточками по сорок рублей. Думал увидеть четыре десятки.

И вообще, в мозгу у него был совсем другой образ керенки, который как-то подсознательно сложился: нечто вроде смеси советского рубля и украинского купона. А этакой бумажонки, вроде крупной почтовой марки, он себе не представлял.

«Нет, не похоже. Я слишком здраво и логически мыслю, чтобы находиться в состоянии галлюцинации, – убедил себя Котов. – Тут что-то иное. Какой-то скрытый экстрасенсорный эффект? А может, просто сон, вроде того, что я видел с Таней, чаепитием, какими-то бандитами…»

Котов ущипнул себя за мочку уха. Ничего не исчезло. «Без сомнения, это аномальное явление! Возможно, какая-то зона, реагирующая на мои телепатограммы? А может – контакт с инопланетянами? Или с каким-то иным миром? А что, если спросить их, кто они?..»

– Объект на связи, – доложила «тарелка», – включился в телепатический диапазон.

– Ну что, поговорить с ним? – спросил Тютюка.

– А товарищ Шамбалдыга такой приказ давал, стажер? Не давал. Значит, не надо. Мы ведь, понимаешь ли, не доставщики какие-нибудь. Мы, сынок, предобработчики. У нас и задачи другие, и методика. Котов – мужик умный, его не проведешь… Креститься начнет – ну, тогда объявим, что инопланетяне, а если обойдется, то и нам не след высовываться.

Креститься Котов не собирался. Во-первых, потому, что не имел такой привычки, а во-вторых, потому, что точно не знал, как это делается. Он знал, что надо сперва коснуться лба, потом – груди, но вот какого плеча касаться потом, правого или левого, – не знал.

Он сидел перед столиком и думал, пытаясь доискаться причин явления, но все версии были слишком расплывчаты. «Что мы имеем? Реализацию желаний – раз и материализацию предметов – два. Больше ничего фантастического. Первое: желание есть информация. Некто или нечто принимает мою информацию, которую я телепатическим или иным, неизученным и неизвестным науке способом ему посылаю. Обратная связь – материализуется предмет. Из чего? Допустим, из воздуха, в котором есть и азот, и кислород, и углерод, и водород, и микроэлементов всяких хватает. Некто или нечто обладает возможностью формировать предметы из рассеянных атомов или молекул под воздействием полей неизвестной природы. Вероятно, требуется большая энергия. Можно было бы и подсчитать, хотя бы грубо…»

Котов заинтересовался, что будет, если он пожелает не предмет, а что-нибудь иное. Например, летать! Тихо и плавно, как космонавт в невесомости.

Вспышки не последовало. Однако Котов почувствовал, что тело его сильно убыло в весе. Он осторожно оттолкнулся ногами от пола и медленно поплыл к потолку. Уперся руками и поплыл вниз… «Стоп, – сказал Котов про себя, – хватит. Это мне пока не нужно». Он вновь обрел вес, уселся в кресло. «Значит, эта штука выполняет все мои желания. Иного объяснения нет!» Котов поглядел в потолок – на побелке виднелся след его пальцев. «Исчезни!» – приказал Котов следу. Мигнула вспышка, и след исчез. «А еще что вы можете, господа? – развеселился Котов. – Ну-ка, перенесите меня к Вале Бубуевой!» Вспышка!

Валя спокойно спала. Она даже не заметила, что Котова нет. Правда, на лице у нее играла улыбка. Возможно, Котов ей снился. Неожиданная идея посетила Котова: «А может, мне тебе дублера оставить?» И тут же клюнуло: «Вот они откуда взялись! Видимо, там, в комнате, одна Таня хотела спать, а другая – поехать с нами на лодке. То есть, конечно, тогда была одна Таня, но ее натура как бы раздвоилась, а это неведомое поле восприняло ее мысли, сняло копию и перенесло к нам… А та, которая спала, оставалась с ней в телепатическом единстве и ощущала все, что переживала вторая, не вылезая из собственной кровати!» После этого Владиславу еще больше захотелось проверить на себе, как это люди раздваиваются…

– Будем дублировать? – спросил Тютюка.

– Можно, – кивнул Шамбалдыга, – все одно нам второй нужен. Только вот сущность матрицировать не надо. Пусть второй будет попроще. Пусть спит себе с Валентиной. Ну и одежку ему продублируй, сухонькую…

Вспышка! Котов увидел себя со стороны в объятиях Вали, которая не заметила возникновения второго Котова так же, как и отсутствия первого.

На стуле появились штаны и майка, на полу – кроссовки и носки. Владислав тронул джинсы – они были совершенно сухие.

«Что-то новенькое, – удивился он, – ведь я об этом не думал. Значит, кто-то всем этим управляет, вносит коррективы. Интересно, кто?»

Однако решил, что пора перемещаться обратно, к Таням. Новая вспышка – и он очутился в том же кресле перед столиком с бутылкой, лимонами и шоколадом. Девушек по-прежнему не было. «Ну, совсем замылись, – подумал Котов. – Любопытно, удивятся они всему, что на столе? Ну-ка, добавлю-ка я еще чего-нибудь! Шампанское – есть! Так. Ананас… Готово! Бананов штук двадцать! Сделано. Персики, абрикосы, груши, яблоки. Виноград… вроде бы еще не сезон, но… О, и это сделали! А может, раз виноград, то и мандарины можете, и апельсины? Понятно, здесь сезонных проблем нет. Стол маловат. Можно второй?»

Стол появился, и Котов водрузил на него торт, пирожные разных сортов, бутылку ликера. Как раз в это время в коридоре послышались шаги и в дверь проскользнули одна за другой обе Тани.

– С легким паром! – приветствовал их Котов. – Позвольте предложить легкий ужин?

Тани немного остолбенели. Одна была в халатике, другая замотана в полотенце, и это полотенце просто упало на пол. Таня-И подобрала его, но глаза ее были устремлены на яства.

– Откуда это? – спросила Е.

– Подарок доблестных союзников, – ухмыльнулся Котов. – А вам не все равно? Допустим, что я позвонил своим поставщикам и мне через тридцать минут все доставили на личном вертолете.

– Это за то время, пока мы были в ванной? – Глаза у Е округлились.

Таня-И была реалистичнее:

– Ни один вертолет в грозу не полетит. Наверняка из дядюшкиных подвалов. Хотя… Сколько же он за все содрал?

– Вас это не должно беспокоить, – галантно возразил Котов, – вы подарили мне такую ночь и такой день, что я их буду помнить всю жизнь. Чудо – за чудо!

– Вообще-то, чудо – это ты, – усмехнулась И. – Не думаю, что в мире найдется хотя бы один мужчина, который сравнится с тобой по потенции. Тебя нужно занести в книгу Гиннеса.

– Тогда считайте мой стол легким дополнением к предыдущему чуду. С вашего разрешения, я открываю шампанское, миледи!

Котов умело и элегантно, как профессиональный официант, добыл шампанское из ведерка со льдом, несколькими ловкими движениями распечатал его, не пролив ни капли, распределил по высоким фужерам, которые были сотворены им уже после прихода Тань незаметно для их глаз.

– За то, чтоб наша жизнь была полной и насыщенной, чтобы мы не жалели о том, что родились на свет в этой стране, где вроде бы всего много, но на всех почему-то не хватает! – высокопарно провозгласил Котов.

Благородная пена тихонько шипела, пузырьки, лопаясь, выбрасывали вверх микроскопические капельки. Фужеры, поднятые на уровень глаз, сошлись в одну точку, соприкоснулись.

– До дна! – предупредил Котов, опрокидывая бокал. Тани не стали нарушать этого условия.

– Сколько всего! – откровенно ослепленная великолепием, пробормотала Е. – И виноград, и персики… Но мандарины! Ведь они к зиме созревают…

– Ничего, они и летом неплохо съедаются.

– А мы ведь все не съедим, – сказала И, – ты перестарался.

– Ничего, не обеднею, – отмахнулся Владислав. – Ешьте, сколько сможете.

– А я бы еще шампанского выпила… – Таня-И склонила голову набок, полотенце чуть сползло.

– Хочешь, подарю тебе халатик? – предложил Котов. – Такой же, как у нее?

– Давай… Мы ведь одинаковые, а халат только один.

Котов мысленно приказал непонятным силам положить пакет с халатом между своей спиной и спинкой кресла. Уже через секунду спина его ощутила скользкий холодок от полиэтилена. Он достал халат и преподнес И.

Та распечатала пакет, накинула халатик, запахнулась…

– Ой, прямо как на меня сшит… То есть погоди-ка… Ведь тот, что на ней, я сама шила…

– Да-а, – подтвердила Е, – он не покупной… Где-то прошлым летом я… или она, уж не знаю кто, но сшила этот халат. Сама выкройки делала, сама кроила… По себе.

– Странные вы, девочки! Тому, что сами раздвоились, вы удивлялись недолго, а вот халатик вас озадачит на полгода.

– Но халат был один, – упрямо сказала И, – раздвоилось только то, что было на острове.

– Выпьем для ясности, – предложил Котов. – А то шампанское выдохнется… За то, чтобы все необъясненное и необъяснимое никогда нас не огорчало, а только радовало!

Звякнули бокалы, золотистый напиток разлил по телам веселость и легкость.

– И персики – чудо! – сказала И. – И вообще – все чудесно! Ты – чудо, Котов. Хотя, наверное, большой жулик. Потому что только очень большие жулики могут в июле доставать сорта винограда, которые собирают в октябре, мандарины, которые…

– А может, я волшебник? – прищурился Котов. – Хотите, подарю каждой все, что она больше всего желает?

– Прямо сейчас? – в один голос удивились Тани.

– Именно! Вот пусть каждая загадает, а я попытаюсь это уловить…

Котов решил поставить эксперимент. Он хотел выяснить, какими еще возможностями обладает та сила, которая ему помогает. И потому пожелал узнать, что загадали девушки. Ответ пришел мгновенно. Желания оказались идентичными и примитивными: обе Тани хотели получить по букету ярко-алых роз, по большой хрустальной вазе для этих роз, по флакону французских духов «Шанель №5» и по золотому колечку с маленькими бриллиантами. Котов так отчетливо увидел все эти вещи, что ему даже на секунду показалось, будто они уже появились.

Впрочем, едва Котов дал соответствующую команду, как блеснула очередная вспышка и все возникло на столе: и вазы с розами, и упаковки с духами, и колечки в маленьких коробочках, внутри отделанных красным бархатом…

– Ой… – сказала И растерянно. – Это и правда волшебство!

– А как ты угадал? – спросила Е.

– По фамилии, – усмехнулся Котов, – вы же Хрусталевы – значит, хрусталь. Розы – потому что они означают любовь, а красные – потому что наша любовь страстная. Колечки – символ соединения, с бриллиантами – потому что вы у меня бриллиантовые…

– А «Шанель»?

– Ну, это совсем просто. Каждая женщина хочет иметь «Шанель № 5»!

Они засмеялись. Теперь им было все равно, как Котов угадал и откуда все это взялось. Шампанское ударило в головы, а Владислав разливал коньяк в маленькие рюмки.

– Обычно женщин напаивают перед тем, как… – Таня-И произнесла совсем простое русское слово, будто всю жизнь прожила в общежитии маляров-штукатуров. – А ты все делаешь наоборот!

– Это вы сделали наоборот, – возразил Котов, – и потом – кто вам сказал, что это уже «после того»? Можем мы позволить себе обеденный перерыв?

Они уже не спросили, откуда взялись чашки с горячим черным кофе, хотя Котов сотворил его прямо у них на глазах. В кофе добавили ликера и начали есть пирожные. Котов напоследок угостил девушек мороженым с дольками ананаса. Потом он отнес их, размякших, отяжелевших, одуревших и абсолютно покорных, на свежезастеленную кровать.

Солнце уже вовсю светило, когда Котов наконец начал ненавидеть партнерш и переходить грань.

– Стоп! – сказал Шамбалдыга, когда Котов взялся пороть Тань ремнем. – Эдак ты их прибьешь, пожалуй. Рано, рано! Они еще пожить должны. Грехотонны наработать. Да и у самого еще маловато. Отбой!

Команда прошла, и Котов растянулся рядом с Танями. Все трое провалились в черноту глубокого сна.