Текст книги "Грешные души"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

НОЧНОЙ ВИЗИТ

Котов лежал на койке со скованными руками. Свет из замазанного окошка под потолком уже не освещал камеру, в которую его заточили. Владислав постепенно приходил в себя и начал размышлять над ситуацией. Из хаоса мыслей начало вырисовываться главное: ему «шьют дело». Он понял, что совершил массу ошибок и глупостей, которые будут использованы против него. И то, что подписал какие-то бумажки, и то, что хватал руками обрез, патроны и гильзу. «Как ребенка поймали!»

Котов злился на себя, на то, что пребывал весь день в каком-то расслабленном, благодушном состоянии. Конечно, он никак не связывал свое поведение с купанием в святом ручье. Действие активного плюса кончалось, Котов обретал то, чего ему так не хватало днем: умение ненавидеть, злость, готовность драться. «Если завтра вызовут на допрос – потребую адвоката! – разъяренно ворочаясь на койке, думал Владислав. – Пока из Москвы не приедет мой адвокат – ни на какие вопросы отвечать не буду!» В Москве у него был весьма толковый юрисконсульт, ему ничего не стоило найти хорошего профессионала по уголовным делам, который в два счета развалил бы это дело. Успокаиваясь, Котов начал дремать и вскоре заснул по-настоящему…

Дубыга вновь связался с Зуубаром и доложил:

– Клиент спит. Подтверждаете санкцию на вмешательство?

– Подтверждаю. Успел даже согласовать с Вельзевулом. Отдел доставки дает транспортный канал. Будем брать Запузырина и еще кой-кого. Твоего приказано оставить – грехотонн мало. А этих – пора. Как клиент, поддается контролю?

– Активный плюс сошел. Через двадцать минут будет управляем.

– Подожди, потом выводи его в Астрал и предобрабатывай.

– Понял.

– Ну, до связи.

Двадцать минут протекли быстро. Дубыга за это время провел тестирование систем, обеспечивающих возвратный выход реликтовой субстанции в Астрал. Незримая труба протянулась из Мира Реального на борт субастральной «тарелки». Спящий Котов оставался спящим, но большая часть его сущности стала медленно сниматься с носителя и втягиваться в эту трубу. Дубыга трансформировал интерьер «тарелки», и она превратилась в комнату Тани Хрусталевой, а Дубыга принял ее форму.

Сон был удивительно ярким, цветным. Котов увидел себя в Таниной комнате, за окном шумел лес, перекликались птицы и легкий ветерок теребил пугливые осиновые листочки. Котов сидел напротив Тани в мягком кресле и пил какой-то необычного вкуса чай.

– Пей, – говорила ему Таня незнакомым, звенящим и даже вибрирующим в ушах голосом. – И ты станешь неуязвимым, ты сможешь рвать железо, и от тебя будут отскакивать пули. Ты сможешь не только отражать их, но и посылать одним взглядом в тех, кто будет стремиться тебя убить. Никто не сможет заподозрить тебя в убийстве, и ты совершишь месть и правосудие!

Котов пил этот чай и ощущал, что его жилы наполняет какая-то мощная, неведомая сила. В то же время он чувствовал необъяснимый страх. И еще – он понимал, правда, неясно, что совершает что-то недостойное, мерзкое. А чай – приятный, чуть горьковатый на вкус, но ароматный и крепкий – все не иссякал в стакане. Чем дольше пил его Котов, тем больше этого чая хотелось выпить, но и осознание своей не правоты становилось все сильнее. Росла и сила, которую он ощущал в своем теле, и страх все нарастал и нарастал. Он чувствовал, что надо сказать об этом Тане, но отчего-то не мог говорить. Он только мог смотреть в Танины глаза и пить, пить… На какую-то секунду ему показалось, что страх, жажда и стыд, словно три нити, сплетенные в косичку, тянутся к нему именно из этих синих глаз. Ветерок, врывавшийся изредка в комнату, взвивал пряди золотистых Таниных волос, и они, словно солнечные лучики, обжигали лицо Котова, хотя и не касались его.

Росла жажда, росли страх и стыд, а сила была такая, что Котову казалось, будто он может одним тычком пальца повалить Останкинскую башню. Но жажда так сушила рот, страх холодил, а стыд жег, что Владислав испытывал муку тяжкую.

– Преодолей! Преодолей стыд и страх! – вещала Таня. – Еще немного! Не поддавайся!

«Через двадцать секунд при отсутствии контр-контрсуггестии вынуждена буду дать сброс внешнего оформления», – доложила «тарелка», находившаяся с Дубыгой на прямой связи, которую Котов, естественно, слышать не мог.

«Придется выводить Тютюку!» – решил Дубыга.

Стажер, которому положено было трое суток находиться в пассивно-аккумулирующем состоянии, очнулся.

– Врубайся! – приказал офицер и за секунду передал Тютюке всю информацию о происшедших событиях.

Тютюка включил свои каналы энергетики, и поединок между воздействием и противодействием продолжился.

Котов продолжал в своем сне бесконечное чаепитие. У него было ощущение, что пересохло уже не только во рту или в горле, но даже где-то в пищеводе. Сила приобрела, кажется, уже космические масштабы, лед страха перешел за абсолютный нуль, а жар стыда – за миллионы градусов. Таня, сидевшая перед ним, после включения в работу Тютюки озарилась каким-то ослепительным сиянием, из глаз словно бы били голубые лучи, а волосы казались плазменным облаком. Владислав ощущал исходящий от них жар, а слова, которые она говорила, были какого-то колокольного тембра:

– Не отдаляйся! Не бойся! Стой на своем!

И вдруг, когда Владиславу показалось, что он вот-вот умрет, что-то тихо щелкнуло в его мозгу, страх и стыд стали исчезать, а жажда перестала быть палящей…

Дубыга с облегчением отметил:

– Пошла контр-контрсуггестия! Молодец, Тютюка! Вывести объект из Астрала! Сброс имитационной картинки!

… Котов очнулся от сна, резко рванул скованные руки. Крак! Наручники сломались, будто были склеены из яичной скорлупы, и с лязгом упали на пол.

«Не может быть! – подумалось ему. – Сплю?»

Но запястья хранили отпечатки наручников. Котов ощупал себя, присел на койке. Нет, он уже не спал.

Сон – или то, что ему казалось сном, – кончился, и теперь Котов наяву ощущал ту самую таинственную силу, которой наполнил его тело неведомый напиток. Котов встал, подошел к двери, прочной, стальной, с окошечком, закрытым заслонкой… Она казалась непробиваемой, но где-то на уровне подсознания Владислав знал: стоит ему ударить эту дверь ногой, и она слетит с петель.

Дубыга дал команду…

Грохот упавшей двери произвел впечатление взрыва. Особенно на охранника, одетого в милицейскую форму. Когда Котов, вышибив дверь вместе с кусками бетона и рамой из сантиметровой стальной полосы, вышел в коридор, то охранник сразу же решил, что Котов взорвал ее пластитом. Запузырин не инструктировал охрану, что делать, если заключенный попытается бежать, потому что был убежден, что из его КПЗ побег невозможен. Поэтому охранник замешкался. Вскинув автомат, он несколько мгновений размышлял: стрелять в грудь или по ногам? Не успел он нажать на крючок, как Владислав взвился в воздух и обеими ногами поразил его в живот.

– Первый прошел по транспортному каналу, – доложили из Астрала. – Шестьсот семьдесят пять грехотонн, адресование – ПР-ЛАГ.

– Принято! – отозвался Дубыга. Им овладел азарт охотника. Котов набрал в результате прыжка восемь грехотонн, и сущность его сразу на шестьдесят процентов стала отрицательной.

Предсмертный вопль охранника услышали двое, которые сторожили вместе с ним. Это были люди Мурата. Оба с автоматами в руках разом выскочили в коридор и, уже ни чуточки не заботясь о целости Котова, открыли огонь очередями. Если бы Котова не защищала сатанинская сила, то убит он был бы наверняка. Но строчившие в него люди упали сами, так как пули, достигая какой-то непроницаемо прочной сферы, окружавшей Владислава, летели обратно, не теряя убойной силы. Впечатление было, что это Котов расстреливает их в упор.

– Второй: семьсот сорок пять грехотонн – ПР-ЛАГ, третий: двести сорок три – ПР-ЛАГ, – информировал Астрал.

Котов действовал как робот. Он выскочил из подземного гаража на территорию дачи и рванулся к неосвещенному дому. Перед домом стояла иномарка Мурата, рядом – шофер и телохранитель. Оба они слышали шум в гараже и, выхватив пистолеты, были готовы к бою. Котова, выбежавшего на пятачок, освещенный подвесным светильником, встретили сразу два выстрела: один из-за капота машины, другой из бокового окна. Тот, кто стрелял из окна, был убит на месте – его же собственная пуля, отлетев от Котова, попала ему в лоб. Второй, выстрелив, ничком упал наземь и остался жив. Шоферу, услышавшему над собой свист пули, и в голову не пришло, что эта пуля выпущена им самим.

– У него бесшумка! – крикнул шофер телохранителю, но тот уже не мог ответить.

Котов тем временем, подчиняясь приказу Дубыги, поднял машину на вытянутые руки и с грохотом, перевернув, опустил на шофера. После этого он мгновенно совершил прыжок метров на пятнадцать и, когда над перевернутой машиной прогремел взрыв, находился уже в доме.

Мурат и его второй телохранитель попались навстречу. Они не успели выстрелить. Котов, по сигналу Дубыги, набрал полный рот воздуха и дунул. Обоих, словно пушинки, унесло, будто они попали под ураганный ветер или ударную волну атомного взрыва. Их буквально размазало по стене…

– Четвертый, пятый и седьмой – ПР-ЛАГ, шестой… Ого, почти две с половиной тысячи грехотонн!… ВЕЛ-ЛАГ.

Сразу можно было догадаться, что Мурат – это «шестой». Его перебросили прямо в Великий ЛАГ, не тратя время на попытки снизить минус в уголовной зоне Проверки и Распределения.

Котов поднялся на второй этаж, где встревоженный Запузырин в трусах и шлепанцах забивал непослушную обойму в тяжелый «парабеллум».

– Притормози Котова! – неожиданно скомандовал Зуубар Култыга. Дубыга хоть и удивился, но выполнил. Котов остановился у двери, перед кабинетом Августа Октябревича.

– Приказано перевести в режим диалога, – пояснил Зуубар, – только что передали от Главного.

– Зачем? – спросил Дубыга.

– У Запузырина грехотонн за десять тысяч перевалило, уничтожение такого типа – переход в плюс.

Дубыга произнес фразу, состоявшую из одних матерных слов, но ее услышал только Тютюка, потому что офицер второго ранга предусмотрительно отключил ультрасвязь.

– Придется контролировать сразу двоих, – проворчал Дубыга. – Стажер! Блокируешь всех остальных, обездвиживающие импульсы на всех живых, кроме Запузырина и Котова!

Котов легким движением плеча выбил дверь в кабинет. Запузырин, так и не успев вставить обойму, уронил ее на пол, а подскочивший Владислав пинком отшвырнул под диван.

– Бросьте! – насильно усаживая Запузырина в кресло и ухватывая его за горло, приказал Котов. Пистолет со стуком упал на паркет.

– Зачем я был вам нужен? – спросил Котов, подчиняясь команде Дубыги. Голос его звучал спокойно и даже вежливо, но Запузырин чувствовал: стоит Котову чуть-чуть сдавить шею – и все!

– Вас заказали Мурату… – прохрипел Август Октябревич.

– Вы знаете почему?

– Какие-то особые «прорывные» программы… Вы их разрабатывали из спортивного интереса, а они могут принести неслыханные деньги… Вам предлагали продать их, но вы не захотели…

– Предлагали… Предлагали миллионы, чтобы иметь возможность воровать миллиарды! – Котов зловеще ухмыльнулся, – Впрочем, я согласен. Хотите, продам их вам? За десять миллионов? Не рублей, разумеется, – долларов.

– У меня нет таких денег… – пробормотал Запузырин.

– Могу дать рассрочку на год, но, разумеется, из двадцати пяти процентов. – В глазах Котова блестела, кажется, сама Алчность.

Запузырин задыхался, глаза его бегали…

– Я могу взять кредит у Замочидзе, «Интерперестрой лимитед»… Прямо сейчас, по факсу.

– Это ваши проблемы, – холодным тоном сказал Котов. – Переведете на счет «Агат-Богата» в «Инкомбанк» – тут же получите пакет с дискетами. Вот моя визитка, тут все написано. Разыщете меня в Москве… Если те, кто заказывал меня Мурату, узнают о нашей сделке, то первым уничтожат вас. Если вы сами будете некорректны со мной – вспомните об этой ночи. У вас сейчас на даче – восемь трупов, считая Заура Бубуева. Стрельбу, возможно, слышали, так что найдите способ, чтобы все было чисто и тихо. Я оставляю вам весь компромат, который ваши люди так топорно собирали. Он никому не пригодится. Если захотите впутать милицию – ваши друзья узнают о том, что вы согласились купить программы, и предложат мне двойную цену, а вас, повторяю еще раз, снимут с доски. Ваш стукач-шахматист думает, что вы ферзь, а вы и на слона не тянете. Спасибо за гостеприимство, привет Тане!

Котов вышел в дверь… и исчез!

СОМНЕНИЯ

Сутолокина всю эту ночь провела без сна. Ей не помог прийти в себя даже скандал, который подняли супруги Пузаковы, когда попытались разрешить свои семейные проблемы, возникшие после истории, счастливо завершившейся вмешательством слесаря Гоши. В конце концов, обменявшись оплеухами и переругавшись в дым, они вместе уехали из дома отдыха, даже не прислушавшись к плачу и протестам Кирюши. Уехали они поздно, на последнем автобусе.

Непривычно тихо было в тридцать третьем номере. Там почему-то никто не визжал, не ржал, не звенел бутылками. Даже магнитофон не вопил. Сутолокина подумала было, что четверка где-то загуляла, но, прислушавшись, сильно удивилась. Оказывается, там читали стихи.

– «Буря мглою небо кроет…» – запинаясь, бубнил Колышкин, которому в школе никак не давался лермонтовский «Парус».

– «… Вихри снежные крутя», – вторил ему Лбов голосом Сергея Юрского.

Но Сутолокина, вообще-то очень любившая стихи, заглянуть к новоявленным ценителям поэзии не решилась. Она вообще из своего номера выходить не хотела, ибо последствия неудачной стычки с Пузаковой уж слишком хорошо читались у нее на лице. Ее терзали покаянные мысли: вот те, о ком она плохо подумала, оказывается, не такие уж дурные, а она, считавшая себя строгой и умной, оказывается, дрянь… Ничего не зная о причинах ссоры Пузаковых, она во всем винила себя. Странно, всего несколько минут назад, до того как Александра Кузьминична услышала стихи в исполнении Колышкина, она была даже рада тому, что Пузаковы ругаются. Она ощущала злорадство, что не только ей плохо, что эти два уже немолодых человека, всю жизнь работавшие на свою семью и жившие в дружбе, поссорились, что между ними легла грязь, ложь, измена. Ее радовал плач и писк Кирюши, пытавшегося помирить родителей. Теперь она всего этого стыдилась. Этот стыд был менее масштабен, чем тот, который жег бесшабашную четверку, но польза от него была, и немалая. Плюс нарастал в душе Сутолокиной.

Валя Бубуева мучилась иным. Ворочаясь на своей постели в общежитии, она вдруг стала испытывать стыд, что так обошлась с Зауром. Ведь когда-то он и впрямь носил ее на руках, ни в чем не отказывал, а взамен требовал совсем немного: любви и почтения к своим старикам. Конечно, все время сидеть с бабами и не выходить к мужскому столу Вале не нравилось, но разве это было хуже, чем сейчас, когда каждый встречный-поперечный норовит залезть под юбку? Вон и Котов, уж на что приличный вроде бы парень, а тоже… Попользовался, приласкал – и сбежал с другой девочкой, почище.

Валя задремала, потом попросту заснула. Утро, просочившееся яркими лучиками света сквозь шторы, пришло к ней неожиданно радостным: рядом с ней, обнимая ее за плечи и тихо дыша, спал Котов.

В Валином мозгу, наполненном остатками ночных переживаний, мучений и сомнений, совершенно неожиданно возникла устойчивая и зримая картина: Котов, после того как ушел, получив записку от Тани, вернулся минут через пять, а потом весь вечер провел с ней. И спать они ложились вместе, это Валя точно помнила.

– Владик… Владик… – зашептала Валя и подула Котову в лицо.

Котов открыл глаза. Он тоже был абсолютно убежден, что все воспоминания о каких-то камерах, перестрелках, трупах и беседе с Запузыриным – не более чем кошмарный сон. Вчерашний вечер он помнил именно таким, каким помнила его Валя. Тут все было ясно и четко: слова, движения, мысли, чувства…

Лжереальность была поселена в их умы Дубыгой. В подлинную реальность, где были пули, отскакивавшие от Котова и разившие его врагов, перевернутая машина, расплющенный Мурат и его телохранитель, Владислав, несмотря на то что пережил все это, ни за что не поверил бы, так же как и в свое астральное чаепитие с Таней.

«Приснится же такое!» – хмыкнул Владислав про себя.

В это самое время небритый, взъерошенный, с воспаленными глазами Запузырин ждал факса от Замочидзе. На даче все было приведено в надлежащий порядок. Все последствия жуткой ночи ликвидировали. Умные люди в милиции знали, что здесь, на этой даче, могло произойти много любопытного, но интересоваться этим не нужно, потому что заявлений в милицию никто не напишет. А жить теперь трудно, иногда опасно, поэтому чуть спокойнее, если не замечаешь некоторых обстоятельств. А значит, те выстрелы, которые долетали до слуха в тихом ночном воздухе, лучше было не слышать. Впрочем, даже те, кто слышал, как всегда подумали, что это, как пелось в одной старой песне, «ученья идут»…

Факс затюлюлюкал, начал выматывать отпечатанный на принтере текст:

Перевод выслан. Берите то, что дают. Котова знают с хорошей стороны, но не ожидали. Абрам.

Потом, словно бы после раздумья, факс вымотал еще фразу:

Покажи ему копию перевода, пусть как можно быстрее передаст пакет. Все.

После этого выползла копия перевода, из которой было ясно, что деньги уже отправлены на счет «Агат-Богата». Запузырин облегченно вздохнул. Он решил не откладывать дело в долгий ящик и набрал номер Забулдыгина.

– Светозар?

– Я! – отозвался директор, мысленно благодаря бога, что успел проснуться так рано.

– У тебя там есть такой Котов, отдыхающий в тридцать… не помню каком номере. Передай ему, что я готов встретиться. Пусть сам назначает место. И передай, что все уже сделано.

– Больше ничего?

– Только то, что сказал! И срочно! Все!

Светозар Трудомирович нашел Котова через час на спортивной площадке, где тот выбивал пыль из мешка-манекена.

– Владислав Игнатьевич! – трепетно позвал директор.

– Да-да, – прерывая свою разминку, отозвался Котов.

– Мне звонил Август Октябревич, – доложил Забулдыгин, – и просил передать, что готов с вами встретиться там, где вам будет удобно. И еще он просил передать, что все уже сделано…

Котов успел удивиться, прежде чем внимательно наблюдавший за ним Дубыга послал импульс. Тут же липовая реальность ушла на второй план. Теперь он снова стал полностью подчиняться черту.

– Пусть приходит один, без сопровождающих…

– Тютюка, – приказал Дубыга стажеру, – быстро перенеси сюда пакет с прорывными программами.

– Куда? Прямо Котову?

– Нет, в его номер, в чемодан.

Тютюка стал налаживать канал переброски, включать системы поиска. Тем временем непонятливый Светозар Трудомирович переспросил:

– Как передать, где вы его ждете?

– В номере.

Котов посмотрел на Светозара Трудомировича таким взглядом, что директор понял: пора исчезать. Тем не менее он еще раз спросил:

– Когда?

– Сейчас! – Голос у Котова был железный. «Терминатор какой-то!» – мелькнуло в голове затрусившего к телефону Забулдыгина.

– Велено… э-э… передать, – чуть-чуть заикаясь, доложил директор Запузырину, – чтоб приходили без сопровождения и прямо в номер.

– А в какой? В какой номер приходить?

– Он в тридцать первом живет… Второй корпус.

Запузырин хотел взять с собой парабеллум, но тут же вспомнил, что рассказывали чудом уцелевшие вчерашней ночью охранники. Нет, здесь эта игрушка не поможет… Автомобиль довез Запузырина только до ворот дома отдыха, а дальше он пошел один. В кармане его лежала копия перевода. Поднявшись и постучав в номер, он толкнул дверь и очутился лицом к лицу с Владиславом.

– Вот… Я пришел.

– Прекрасно. Копию перевода принесли?

– Так точно! – Запузырин чувствовал себя так, будто его вызвали «на ковер» в обком.

Котов взял бумажку, поглядел, усмехнулся и вернул Августу Октябревичу.

– Вот пакет. Это те программы, за которые меня хотели убить. Теперь, когда он будет у вас, ловить тоже будут вас. Все – и милиция, и Интерпол, и мафия всех стран. Это программы, которые позволят вам – если, конечно, выживете – стать очень богатым человеком. Самым богатым и самым бесчестным в мире. Воруйте на здоровье! Вы продали душу дьяволу, так и знайте!

Запузырин хотел спросить, а где гарантии, что на этих дискетах не игры в сквош или теннис, но не сумел. Он тихо вышел, пятясь, и, спрятав пакет в дипломат, пошел ускоренным шагом. Нет, его ни чуточки не пугали сказанные Котовым слова. Он торопился, ему везде мерещилась слежка. На площадке у выхода из корпуса он поглядел на старичков-шахматистов. Откуда Котов узнал, что они – стукачи? Придется заменить… И почему они так пристально смотрят? Перекуплены Котовым? А может, еще кем-то? Нет, нельзя им здесь оставаться… Лишь доехав до дачи, Запузырин перевел дух.

– Зачем все это делалось? – поинтересовался Тютюка у своего командира.

– Видишь ли, с этим пакетом будет много приключений. За пакетом и за Котовым охотилась одна фирма. Теперь они узнают, что пакет у Запузырина, и начнут охоту на него, а когда заполучат, то охотиться начнут на них. В общем, попрут грехотонны. Это все нам в зачет пойдет.

– А Котов?

– Котов еще пригодится. Теперь он наш! Агент-предобработчик. Все его плюсы превращаются в минусы. Он нам испортил четырех хороших ребят и Бубуеву? Испортил. А теперь, используя его влияние, мы их вернем в минус.

– Как это? У них же усилился плюс от общения друг с другом; они и его, поди, смогут перетянуть.

– Есть такая птичка, стажер, живет на ивах и называется «наивняк»! У них активный плюс – тяга к добру. Но если использовать эту тягу в наших целях – получится чистый минус. Понимаешь? Ну-ка, припомни учебный курс! Что у вас там на тему «Добро, переходящее в зло» читалось?

Тютюка припомнил:

– Деяния, мотивируемые как плюсовые, реально приводящие к единичным или цепным минусовым реакциям, считаются «добром, переходящим в зло».

– Молодец! Но это не что иное, как чистая теория. А практику придется изучить на месте. После завтрака Котов с четверкой отправится кататься на лодке в ту часть озера, где они еще не бывали. Поедешь с ними в качестве Тани. Настоящая будет спать. Там, в этой части озера, есть остров. На нем прячется бомж. Он безобидный, спившийся, но уже непьющий. В прошлом был вором, даже два «мокрых» дела на нем висят. Но сейчас он – больной, почти умирающий старик, питается дичками с яблони, красной смородиной с дикого куста, черникой. И кается! Правда, плохо, медленно, но идет к понижению минуса, а был ведь почти стопроцентный. В общем, задача такая…

… Колышкин постучал в номер Котова.

– Ну, как насчет очередного плавания в дальние страны? – с улыбкой спросил он.

– А что, нужен адмирал? – пошутил Котов, впихивая ступни в кроссовки. – Тогда – свистать всех наверх!

Когда грузились в лодку, на пристани появилась Таня. Тютюка влез в ее образ с опаской, трижды проверив прочность пограничного слоя.

– Я не помешаю? Что-то меня не пригласили, пришлось самой вас искать…

– Каемся всеми порами души! – вскричал Котов. – Садись, Танечка.

Всего за несколько секунд до этого Котов предпочел бы взять с собой Валю Бубуеву, но в нем вновь произошла смена декораций. Он снова забыл, с кем провел ночь, и ощущал, что только и ждал появления Тани.

Колышкин и Лбов гребли, Элла и Люда сидели на корме, свесив ноги в воду, и болтали ими, утверждая, что помогают лодке двигаться быстрее, а Котов и Таня разместились на носу и глядели вперед. Миновали устье святого ручья, сквозь деревья промелькнули очертания запузыринской дачи, где в это время, не ведая ничего, продолжала спать сном праведницы реальная Таня. А Тютюка?

Танина рука лежала на могучей спине Котова.

– Ты такой большой, сильный, – шептал Тютюка устами Тани. – Наверно, ты крепко обнимаешь?

– Захочешь – узнаешь… – хмыкнул Котов.

– А если я скажу, что… – Тютюка заставил Таню выдержать паузу. – Если я скажу, что хочу…

– Тогда тебе будет очень хорошо… – сообщил Котов доверительно. – Ты никогда этого не забудешь…

– Я знаю… – прошептала Таня. – И жду. Очень-очень.

– Вот и жди. Не в лодке же…

Таня хихикнула. Между тем берега озера начали отдаляться, а затем стало заметно, что лодка приближается к острову.

– Земля! – воскликнула Шопина.

– Ну, господа, швартуемся? – ухмыльнулся Колышкин, оборачиваясь.

Котов словно проснулся.

– Куда?

– К неведомому континенту…

Колышкин и Лбов дружно навалились на весла, лодка с разгона врезалась в прибрежный песок. Цепь прикрутили к ближайшему кусту, огляделись. Остров был довольно большой, метров сто на двести, на нем росли такие же сосны, как и по берегам озера. Строго говоря, остров был просто одним из холмов, только седловины вокруг него когда-то затопило водой.

Тютюка по изолированному каналу телепатической связи вышел на Дубыгу:

«Куда вести? Где бомж?»

«Дрыхнет в своем шалаше. В двадцати шагах отсюда, если идти налево по берегу острова, маленький заливчик, укрытый кустами. Там начинается тропинка, ведущая в горку. Убегай от Котова именно туда! Дальше – по плану!»

– Владик, – многозначительно улыбнулась Таня, – в плавании мы уже соревновались, верно? А теперь попробуй меня догнать!

Котов спросил:

– А какой будет приз?

– Будет не приз, а сюр-приз! – Таня стремглав бросилась бежать. Котов погнался за ней.

– Так, – усмехнулся Колышкин, – ну а кто от меня убегать будет?

– Давайте лучше здесь посидим, – предложила Соскина, – остров небось не резиновый. Зачем мешать? Они ведь, наверно, первый раз. В смысле между собой…

– Ладно, давай без комментариев. Пошли, Никитушка, купнемся?

– А мы? – хором удивились барышни.

– Пардон, – Колышкин приложил ладонь к сердцу. – Куда же мы без вас, бабоньки?

Между тем Таня, словно горная серна, взбегала по склону, петляя между сосен. Котов, которому дьявольская сила в данный момент не помогала, прилагал серьезные усилия, чтобы не отстать. Внезапно они выскочили к прогалинке на самой вершине острова-холма. Там чернело кострище с котелком из большой, закопченной консервной банки. Чуть дальше стоял шалаш из жердей, перевязанных проволокой и заваленных ветками, кусками толя и полиэтиленовой пленки.

– Жилище Робинзона! – съязвил Котов, когда Таня остановилась.

– Я вам ща дам Ребензона! – угрожающе пробухтело из шалаша. Далее полился открытым текстом классический мат и хлынула волна перегара и иных специфических бомжевских запахов.

– Пойдем отсюда, – сказал Котов, взяв Таню за локоть.

– Трусишь, что ли? – подбоченилась Таня. – Или ты только раз в неделю храбрый?

– Да нет, чего тут бояться…

В шалаше зашевелилось, а затем из него выполз зеленовато-землистый, обросший многодневной щетиной и измазанный всеми видами грязи бомж. Он был настроен не то чтобы совсем агрессивно, но и миролюбивым его тоже трудно было признать. Самое неприятное, что в руке лесное чудище сжимало стальной арматурный прут с заточенным до остроты иглы концом. Эта заточка для бомжа была, возможно, чисто устрашающим оружием, но Котов этого не знал.

– Мотай отсюдова! – прошипело чудище, ощерив беззубую пасть. – Угребывай! Припорю!

И, видя, что Котов явно сомневается, бомж сделал шаг навстречу.

– Ой! – взвизгнула Таня. – Он тебя убьет! Это же наркоман! Или сумасшедший!

Эти слова, умело вложенные Тютюкой в уста своей оболочки, сработали. Котов мгновенно представил себе, как острый конец ржавой заточки вонзается между ребер, как ледяной холод стали проникает в глубь тела, туда, где встревоженно бьется его живое сердце… А спустя еще мгновение Владиславу стало себя очень жалко, так жалко, что ради того, чтобы уцелеть, он ощутил готовность убить. Сразу после этого его душа инстинктивно воззвала к той силе, которая помогала Котову прошлой ночью стать неуязвимым и неодолимым.

– У-а! – выкрикнул он, и правый кулак, неся в себе весь его солидный вес, помноженный на чудовищное ускорение, обрушился на бомжа. Этот удар мог сразить не только источенного пороками и болезнями пожилого человека, но и перебить хребет быку, проломить лобную кость слона, смять капот автомобиля в лепешку. Нанося удар, Котов даже не заметил, что острие заточки столкнулось с его грудью и, не будь его плоть защищена сатанинской силой, вонзилось бы ему в сердце. Ничего подобного не произошло – прут согнулся в дугу, будто столкнувшись с танковой броней. А бомж отлетел на несколько метров, треснулся спиной о сосну и распластался на земле, как ватная кукла…

Котов обернулся к Тане. Не будь у этого искусственного образования дьявольской души стажера Тютюки, все пошло бы по-иному. Любая, даже самая дикая и неустрашимая, самая безумная и сексуально озабоченная женщина, увидев лицо Котова в этот момент, с визгом бросилась бы бежать. Даже зрелище только что совершившегося убийства не вызвало бы такого ужаса в душе человеческой, как тот взгляд, который метнул одержимый минус-астральной силой Владислав. Это был взгляд зверя, хищника-самца, одержавшего молниеносную победу, опьяненного запахом крови поверженного противника и жаждущего тела самки…

– Отлично! Превосходная работа! – донеслось по ультрасвязи одобрение Зуубара Култыги. – Давай в том же духе, Дубыга!

– Есть! – отозвался офицер и перешел на телепатию: «Тютюка! Немедленно покидай объект! Срочно! Переводи на безусловные рефлексы, а сам – на борт!»

Тютюка не заставил себе приказывать дважды. Он уже знал, что пограничный слой между бионосителем и его сущностью – вещь ненадежная. Стажер мигом очутился на борту пылинки.

– Так, – напряженно следя за действиями Котова, уже сцапавшего в объятия безвольную, бездушную оболочку, жизнь в которой поддерживалась только безусловными рефлексами, произнес Дубыга, – наступает самое интересное. Рискованное, но интересное. Попробуем трансгрессировать Таню реальную, точнее, конечно, ее сущность, в искусственную оболочку… Настраивай канал!

– Готово!

– Выводи сущность в Астрал!

– Готово!

– Пошла трансгрессия! Есть переход! Сущность на носителе!

Как раз в этот момент Котов, действуя, словно изголодавшийся маньяк, сорвал с притиснутой к траве Тани обе части купальника.

– Командир, объект не выводится из сна!

– Отставить, обормот! – рявкнул Дубыга. – И не надо ни в коем случае! Пусть думает, что это сон. Наблюдай за пограничным слоем! Посадишь ее сущность на искусственный носитель наглухо – не рассчитаемся! Я тебя тогда самого в естественную оболочку запакую!

Но было поздно. Тютюка опоздал всего на какую-то микроскопическую долю секунды и выпустил один лишний импульс, который разбудил Таню.

Мат, который изверг Дубыга, был неподражаем.

– Долбогреб! Уродище! Немедленно врубай сон!

Но Таня уже проснулась, причем как раз в тот момент, когда Котов, распяв безвольные руки девушки, был готов свершить черное дело. Ее глаза открылись так широко, так испуганно…

– Удар активного плюса! – взвыл от бессильной злобы Дубыга. – Котов неуправляем! Что ты телишься, стажер? В сон ее! Шевелись, гаденыш!