Текст книги "Грешные души"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

ВОЗРОЖДЕНИЕ СУТОЛОКИНОЙ
(окончание)

Заинтриговав читателя, прервемся и посмотрим, что же происходило с Сутолокиной, которую мы оставили в сумерках у загадочного холма.

… Всякая нормальная женщина, заметив, что уже темнеет, наверно, вернулась бы назад, отложив подъем на холм до следующего раза. Но Александра Кузьминична не совсем подходила под категорию нормальных. Она храбро пустилась в путь сквозь заросли по довольно крутому склону. Даже человек с прекрасным зрением имел все шансы исцарапать себе лицо о растопыренные ветки, а при особом везении – оступиться и заработать вывих, а то и перелом. Сутолокина же, подслеповатая даже в обычных очках, сквозь дымчатые и вовсе ничего толком не могла разглядеть. Они, правда, тоже были с диоптриями, но это не помешало Сутолокиной зацепиться дужкой за какую-то упругую ветку, и та, распрямившись, сдернула очки с носа Александры Кузьминичны и отбросила их в темноту, метра на три. Мир стал еще более непонятен и загадочен, все вокруг приобрело расплывчатые, нереальные и даже более того – фантастические очертания. Сутолокина потратила полчаса на поиски очков и в конце концов нашла, но только после того, как наступила на них правой туфлей. Жалобно хрустнули стекла, и Александра Кузьминична подняла из травы погнутую оправу с острыми зубьями осколков. Обнаружив, что очки больше не представляют никакой ценности, Сутолокина спрятала оправу в карман и начала искать тропинку. На это ушло еще не менее получаса, но вместо того, чтобы отправиться в дом отдыха, Александра Кузьминична двинулась вверх. Тропинка описывала спираль вокруг холма, постепенно приближаясь к вершине. Сутолокина то и дело натыкалась на ветки, цеплялась за них волосами, но все-таки с тропки не сбилась и примерно к полуночи добралась до цели. На плоской вершине холма обнаружилась круглая проплешина, по краям которой было что-то вроде пологого вала высотой не более полуметра.

Точно в середине стоял странный камень, немного похожий на гигантский «чертов палец». Кое-что в нем было от обелиска, кое-что – от пня. Однако все зависело от того, с какой стороны подойти. В одном ракурсе камень казался отвесным, в другом – наклонным, в третьем отчетливо просматривался изгиб, хотя никакого источника света, кроме луны, не имелось, да и та периодически пряталась за облака.

Сутолокина подошла к камню, пошарила по нему рукой, ощутив сыроватый мох, попробовала толкнуть, но камень прочно врос в землю.

«Ну, вот и дошла! – разочарованно подумала Александра Кузьминична. – А что нашла? Зачем мне все это было нужно?» От этих мыслей ей стало скучно, тут же накатила усталость, тело сковали лень и сонливость. Присев на какой-то бугорок у камня, Сутолокина решила чуточку отдохнуть и идти обратно…

И тут она услышала крик петуха.

Странно, но Александра Кузьминична не смогла определить, из каких кустов, с какой стороны донесся этот жестяной, злой выкрик, в котором не было ничего приятного. У нее даже возникло ощущение, что этот петух прокричал где-то у нее в мозгу, потому что здесь, на горке, заросшей лесом, непременно должно было отозваться эхо. А эха не было. Кроме того, в этом знакомом, не раз слышанном звуке чудилось нечто необычное – будто это даже не просто крик, а некий боевой, вызывающий сигнал. Белесый лунный свет, то ослабевая, то усиливаясь, отбрасывал на поляну неясные тени облаков. Казалось, что какие-то призрачные фигуры водят зыбкий, туманный хоровод вокруг камня. Как завороженная, следила Сутолокина за этим хороводом, ей даже казалось, будто она различает в очертаниях призрачных фигур не то плащи, не то шлемы с острыми шишаками.

Там, на рубеже вала, в сомкнутом боевом строю стояли серебристые витязи. Они сплошным кольцом окружали камень, рядом с которым сидела Александра Кузьминична. Но самого камня уже не было. Сутолокина знала, хотя и не оборачиваясь, что за ее спиной – бог, но не христианский, а языческий. Она даже догадывалась, что бог этот – громоносный Перун, и внезапно поняла, что эта круглая поляна – капище, где земля принадлежит ему, Перуну, и никому более, а призрачные серебристые витязи – его стража. А там, за строем воинов, где начинался лес, неисчислимые полчища черных демонов готовились к штурму. Мохнатые, многорукие, коряво-членистоногие, зубатые, клешнятые демоны собирались ворваться сюда, на этот маленький пятачок земли Перуна. Их были сотни тысяч, может быть, миллионы, а воинов Перуна – не больше сотни, только хватало на то, чтобы сплошным кольцом в один ряд опоясать площадку. Войско демонов шуршало, шипело, шелестело, угрожающе поскрипывало, ухало, пересвистывалось. Они ждали сигнала, и Сутолокина почему-то знала какого. Первый крик петуха был сигналом к построению, второй – к началу атаки.

Неожиданно Сутолокина увидела себя встающей и преображающейся. Засеребрилась ее одежда, каким-то образом трансформируясь в боевую кольчугу, плащ, шелом. Александре Кузьминичне показалось, что нечто похожее она уже видела, то ли в кино, то ли в театре, то ли во сне. Где-то на дне генетической памяти воспроизвелось и пробудилось сокровенное. Она была уже не она, не стареющая и дуреющая сметчица из стройуправления, не мать двух взрослых, довольно непутевых дочек, разрывающая свое существование между бумагами на работе, магазинами, стряпней, стиркой и уборкой. Она преобразилась в Великую Женщину. В ней было что-то от той, что, воздев к небу чудовищный меч, рвется куда-то с Мамаева кургана. Но вместе с тем она была живая, хотя в ее облике было много такого, что роднило ее со стражей Перуна. Полупрозрачная, серебристая, как серебристые облака, она ощущала себя легкой, но в то же время – чудовищно сильной. Ничто не могло устрашить ее, ничто не могло поколебать ее решимость отстоять Землю Перуна, отбить нашествие черных демонов, загнать их в те гнусные ямы и болота, из которых они поднялись…

Примерно в это время Котов пересек святой ручей и…

Две фигуры, шагнувшие к нему, были Танями. Он не знал, что их две, и сперва подумал, что это ему кажется, хотя лунный свет достаточно четко высвечивал их лица. «Чертовщина какая-то!» – мелькнуло в уме.

– Это мы, – сказала Таня искусственная. – Оказывается, нас двое.

– Да, – подтвердила Таня естественная, – и мы хотим знать, что все это значит.

– Вот черт! – фыркнул Котов. – Так вы близнецы?!

– Нет, – в один голос ответили девушки.

– А кто же вы тогда? – нервно хихикнул Котов. – Двойники?

– Дело в том, – заявила Таня-Е, – что сегодня с тобой могла быть только одна из нас, но она утверждает, что была тоже.

– Нет, это ты утверждаешь, а я была!

– У меня была одна, – опешил Котов.

Разговор с девушками угрожал затянуться. Котов занервничал. Теряет тут время, между тем как на острове у него серьезное дело. «Разыгрывают, дуры!» – разозлился он. Конечно, занятно, что у Тани есть сестра-близнец. Но откуда они знали, что он пойдет здесь ночью? Ведь свидания он не назначал…

– Ладно, девочки, пора отдыхать, а мне хочется одному и в спокойной обстановке подышать свежим воздухом. Бессонница!

– Никакая у тебя не бессонница, – жестко сказала И. – Ты убил человека там, на острове. Ты идешь топить его труп. И мы обе знаем об этом.

– Ну вот он я, вяжите! – все еще полушутя развел руками Котов.

Таня-Е покачала головой:

– Нет, мы пришли не за этим. Мы хотим знать, почему нас двое…

Котов угрожающе прищурился:

– А вы не боитесь, что вас я тоже… в озеро? Вы ведь свидетели! А может быть – соучастницы, а?

– Скорее, последнее, – согласилась И. – Ладно, сперва разберемся с покойником, а потом ты нам все объяснишь… Там, на острове!

Пока шли вдоль берега, Котов переводил взгляд с одной на другую: «Ведь и правда, не различу!»

Переплывали на остров в темноте, сняв всю одежду и держа ее над головой. С трудом разыскали тропинку и поднялись на холм, где в темноте по запаху нашли труп.

– Смердит, – проворчал Котов. – Тащить – будет заметно, а на руки брать – противно…

– Мы поможем, – откликнулась И, – возьмем за ноги вдвоем, а ты – за руки.

Котова поразило, что обе девушки значительно меньше, чем он, испытывают страх и отвращение к этому грязному делу. Труп дотащили до воды, запихали под одежду камень потяжелее и сбросили в озеро. После этого ополоснули руки.

– Теперь мы соучастники, – сказала И. – Может, теперь ты объяснишь, почему нас двое?

– Нашли время шутить!

– Я не шучу, – прошипела Таня-И. – Обе мы до сегодняшнего вечера были убеждены, что никаких близнецов у нас нет. Но оказалось еще хуже – мы одно и то же!

– И у нас общая память, – добавила Е.

– А вы не того? – Владислав покрутил пальцем у виска.

– Нет, дорогой! Мы, как пишут в завещаниях, в здравом уме и трезвой памяти.

– Ладно, давайте хоть костерок разожжем.

Вернулись на полянку, к жилищу бомжа, нашли спички и разожгли костер. Пламя сделало мир уютнее и веселее.

– Давайте по порядку, – тоном следователя начал Котов. – Как вы узнали, что вас – двое?

– Сегодня, после того как простились с тобой…

– Простились или простилась? – перебил Котов.

– В том-то и дело, что каждой виделось одно и то же, – попыталась объяснить Е. – И она, и я прощались с тобой на берегу, и с Эллой, и с Людой… Потом я или она поднимались к даче, проходили в ворота, охранник отчего-то смотрел странно…

– Потом, – подхватила И, – я пошла к себе. Или она пошла к себе, может быть. Я очень устала, разделась и упала на кровать, даже удивилась, что она не прибрана…

– И почувствовала, что кто-то лежит рядом, – опять заговорила Е, – но я так устала, что даже не удивилась. По-моему, кто-то из нас спал, а кто-то был на берегу. Но кто?

– Ничего не понимаю!

– Понимаешь, – проворчала И, – только не хочешь сказать. Еще раз объясняю: часов в семь вечера мы обе проснулись и выпучили друг на друга глаза. Там у нас зеркало висит, так мы сразу туда поглядели и чуть с ума не спятили…

– Она говорит: «Двоится, что ли?» – фыркнула Е, – а я сперва себя ущипнула, потом ее. Не пропала! И я уже чувствую, что не сплю. Я спросила: «Ты кто?» Она отвечает: «Таня. А как твоя фамилия?» Я отвечаю: «Хрусталева»…

– А потом она спросила, как мое отчество, и очень удивилась, что я тоже Александровна. Тогда я спрашиваю: «Кто твой дядя?» Она говорит, что Запузырин Август Октябревич.

– Я тогда ей вопрос на засыпку: «А паспорт можешь показать?» И она лезет в ту самую книжку, которую я читала и поставила на полку, когда в комнате никого не было! А страницы я заложила паспортом! Я говорю: «Это мой!» А она…

– А я говорю, что мой, потому что хорошо помню, как вчера его в книжку сунула! Я тогда спрашиваю, где она была днем, а она говорит, что на острове, и все-все про нас с тобой рассказала, и про девок, и про то, как Андрей с Никитой от нас уехали… Понимаешь, все-все, будто она там тоже была. И не про то, что подсмотреть можно, но и про то, что я чувствовала, понимаешь?

– М-да, – изрек Котов профессорским тоном, – тяжелый случай! Общая картина мне ясна. Давайте я попробую применить мужскую логику. Так вот, отчего-то я точно запомнил, что у… кого-то из вас на два пальца пониже пупка – родинка. У кого она есть?

Обе Тани синхронно приподняли подолы.

– Ну, – презрительно хмыкнула Е, – есть различия?

Родинки были у обеих и абсолютно ничем друг от друга не отличались.

– Допустим, – не сдавался Котов, – возможно и такое совпадение. Но вот одно отличие должно быть наверняка. Ту, которая была со мной на острове, я укусил за плечо; должен был остаться засос.

– Вот это? – спросила Таня-И. На плече еще можно было различить лиловое пятнышко и вокруг – след от зубов.

– А теперь посмотри сюда! – потребовала Таня-Е.

Котов придвинул девушек поближе к костру и долго разглядывал пятнышки. Тани терпеливо ждали результатов обследования, а когда Владислав обескураженно отодвинулся, в один голос спросили:

– Ну?!

– Черт побери… – пробормотал Котов. – Они одинаковой формы. И в лупу отличий не разглядишь. Так быть не может. Даже если бы вы там были обе, я не смог бы сделать два совершенно одинаковых пятна… Остается предположить, что вас кто-то продублировал…

– Мы что, кинофильм, что ли?

– Братьев Стругацких читали? «Понедельник начинается в субботу»? Вот там в НИИЧАВО дубли делали.

– То есть ты хочешь сказать, что нас раздвоили?! – оторопела Таня-И. – Значит, одна из нас – оригинал, а другая – копия?

– Вообще, в фантастике такое часто придумывают, даже я где-то читал, что можно из одной соматической клетки сделать точную копию человека. Называется клонирование. Утверждают, что теоретически это возможно, но как сделать практически, никто не знает. В биологии я ничего не соображаю.

– Получается, – задумчиво произнесла Таня-Е, – что нас раздвоили уже после того, как одна из нас побывала с тобой на острове. Раз точная копия тоже получила этот синячок. Но ведь одна из нас была в постели, когда пришла другая. И мы это помним обе!

– Задачка! – поскреб подбородок Владислав.

В это время вдалеке сверкнуло, а спустя несколько секунд донесся раскат грома.

– Сейчас гроза начнется. Давайте по домам, а?

* * *

От острова до холма, где в окружении воинов Перуна преображенная Сутолокина готовилась к битве с демонами, было довольно далеко, а потому второй крик петуха не долетел до ушей Тань и Котова. Именно в этот момент небо озарилось вспышкой молнии.

Черные полчища со всех сторон хлынули на поляну. Воины Перуна огромными копьями пронзали по сотне демонов каждый, и черные силы, рассыпаясь в прах, отступали, но на смену им лезли новые орды. Сутолокина, сверкая доспехами, носилась вдоль строя своих соратников на огромном коне (хотя в реальной жизни даже на пони ни разу не садилась) и огромным мечом отражала какую-то летучую нечисть, пытавшуюся атаковать Перуна с воздуха. Как только меч наносил удар, сверкала молния, нечисть рассыпалась, слышался удар грома. Неожиданно Сутолокина обнаружила, что конь у нее крылатый и может подниматься в воздух, отчего ее задача по обеспечению ПВО Перуна значительно упростилась. Нечисть, избегая ударов разящего меча, пыталась забраться повыше, применяла различные отвлекающие маневры и финты, но реакция у Сутолокиной оказалась отменной, а конь по маневренности значительно превосходил все типы летающей нечисти. Наконец в воздухе остался только огромный Змей Горыныч, похожий по размерам на грозовую тучу и точь-в-точь как туча бросавший в Сутолокину миллионовольтные разряды. С Горынычем ей пришлось повозиться, потому что он, видать, был ловок в фехтовании на молниях и, кроме того, молнии пыхали аж из всех трех голов. Как только последняя голова была сбита, дракон начал трансформироваться в обычное облако, и из него хлестнул теплый, но тем не менее очень сильный и мокрый дождь…

«Брр!» – поежилась Сутолокина. Она лежала, привалившись спиной к холодному камню, одетая в самую обычную свою одежду, без меча, коня и иного снаряжения. Дождь лил на самом деле, и Сутолокина уже успела промокнуть как мышь. Ни воинов Перуна, ни демонов, ни нечисти не наблюдалось, хотя небо было затянуто тучей, подозрительно похожей на дракона. Правда, гроза уже ушла на другой конец озера и громыхала там, где-то в районе острова…

«Ревматизм, радикулит и простуда – вот все, что мне сейчас совершенно необходимо!» – окончательно проснувшись, подумала Сутолокина, а затем бесстрашно стала спускаться с холма по скользкой от дождя тропинке. Дождь поливал ее как из ведра, она несколько раз шлепалась в грязь и, когда наконец добралась до «Светлого озера», выглядела просто ужасно. Однако если бы Тютюка замерил ее характеристики – а он не мог этого сделать, потому что был погружен в пассивно-аккумулирующее состояние, – то с ужасом обнаружил бы, что в зоне озера возник еще один активно-плюсовой объект.

ЗАМЕНА

«Тарелка», обнаружив, что Сутолокина потеряла весь минусовой потенциал, немедленно подала сигнал бедствия. Зуубар Култыга снял офицера первого ранга первого уровня Шамбалдыгу с боевого дежурства в околоземном пространстве и приказал ему временно заменить погибшего Дубыгу, вплоть до присылки штатной замены.

– Здорово! – выведя Тютюку из сна, поприветствовал его Шамбалдыга. – Набрал джоули, сынок?

– Так точно, – ответил Тютюка, получая экспресс-информацию о том, кто к нему прислан в начальники.

– Да-а… Накрылся, значит, Дубыга наш? Не рассчитал, стало быть, разгильдяй. Авантюрист, но работал лихо. С бабы этой его уже не соберешь, диссоциировал. Опять же сразу на две сущности угодил, раззява. Уже до Главного дошло. Такое ЧП… Конечно, вещь полезная – две бабы с дьявольщиной в душе, если умело взяться, они тут такого наработают – зальемся мегаджоулями. Другое дело, что меня вот с орбиты сняли, теперь мой участок кому-то другому придется держать, а плюсовики, как на грех, вовсю шуруют. Ночью вот, пока ты в ПАСе был, еще одна баба в активный плюс выскочила. Надо же ведь, полезла в плюсовое пятно на Перунов холм. Спонтанно, понимаешь, зараза, врубила механизм очищения, вылезла в ближний Астрал и начала махать инкоммутантов. Да еще вывела из консервации целую дружину щуров – сто единиц! Еще, слава Сатане, хорошо, что они, эти щуры, энергии не набрали, только на статичное отражающее действие были настроены. Мы с этой стервой еще хлебнем, понимаешь, лиха. Не дай бог, не к ночи будь помянут, чтоб она еще раз туда залезла. Но самое главное – чтоб она от этого Котова подальше была. Я тут записи по бортжурналу проглядел. Вы их на контакт в Астрал выводили?

– Это я выходил, – пояснил Тютюка, – в оформлении Котова.

– Ну да, понимаешь… Вот теперь самое главное, чтоб они в ближнем Астрале не встретились. Иначе крышка всей Зоне!

– Почему?

– Объясняю: у Котова мощный щур в сорок восьмом предпоколении, волхв Замята.

– Так он же в Вологодской области…

– Это плевать, у них скорости сверхсветовые. То, что вы там с Дубыгой зону помех поставили на азимуте норд-ост, это хорошо, но только против спонтанной телепатосвязи. Опять Дубыга энергии пожалел! А ну как эта баба, Сутолокина, понимаешь, узким лучом шуранет? Что тогда? Вот тут твой Дубыга не додумал.

– Так это ж не ее щур, он ее сигнал принять не сможет.

– Вот оно – качество обучения! – саркастически усмехнулся Шамбалдыга. – Чего у вас там, на учебном курсе, сдурели? Как тебя Люцифер до стажировки допустил? И об астральном слиянии сущностей ты, салага, конечно, не слыхал ничего, так?

– Почему? – обиделся Тютюка. – Слышал…

– Так вот, запомни: при астральном слиянии сущностей щуры обоих уловят, а узкий луч эту вашу зону помех провернет, как штык картонку! К тому же энергетика будет общая и мощность сигнала покрепче. Если щур его примет – линять нам отсюда со страшной силой. Он нас аннигилирует, если подвернемся. Да и в околоземном пространстве шороху наведет.

– Так это надо, чтоб слияние произошло… – пробубнил пристыженный Тютюка. – А с чего это Сутолокина с Котовым сущности сливать будут?

– А с того самого. Ты астральный образ Котова с ней сводил? Сводил. И думаешь, что это дело без последствий осталось? А вот хрена тебе! У ней, понимаешь, идеальный Котов в сущности прописался. Конечно, ее и этот абрек Заур отдрючил, и бухгалтер, но хотела-то она Котова! И ежели ее, упаси Сатана, до прямого реального контакта довести, особливо, понимаешь, в активно-плюсовом состоянии, то будет нам абзац с многоточием…

– И чего делать? – глупо спросил стажер.

– Я мыслить буду… – важно изрек Шамбалдыга. – Наша работа умственная, торопеж ни к чему. Прикинем, понимаешь, как это хреновое дело пришпандорить… Вот. Значит, первое: плюсовой бабой управлять мы не сможем? Не сможем. Второе: у Котова есть еще Валька Бубуева, которая тоже, считай, что плюсовая. Если он к ней сегодня попадет, она ему процентов двадцать минуса может скинуть. А это уже почти некондиция. Обе телки, которые вместе с Колышкиным и Лбовым шлендали, после того как в морг съездили, в церковь поперлись, заразы. Так зарядились, что дней пять их не проймешь. Сейчас от Котова, как черт, извиняюсь, от ладана, будут бегать… Дурные, конечно, людишки: думают, мы ладана боимся! В общем, надо работать с этими Танями. Причем напирать на естественную. Искусственная не в зачет. Значит, пока Котов с Таньками еще не разошлись, надо их на дачу вести…

* * *

Действительно, именно в это время Котов и обе Тани, переплыв пролив, выбрались на берег.

– Бежим к нам на дачу! – крикнула И. – Ну и ливень!

Хлестало вовсю. Добравшись наконец до задней калитки, Владислав отпустил Тань и вытащил из кармана ключ, неизвестно как туда попавший.

Охранники, убежденные, что штурмовать дачу в грозу никто не полезет, мирно резались в домино. Сам Август Октябревич уже почивал, и мокрая троица благополучно добралась до комнаты Тани-Е незамеченной.

– Кайф! – сказала И. – Мир прекрасен, только нужно раздеться.

– Мне отвернуться? – спросил Котов невинно.

– Не знаю… – ответила Е, чуть-чуть смущаясь.

– Запрещаю! – объявила И. – Поскольку он не знает, с кем болтался днем, пусть смотрит на обеих и думает!

Было полутемно, горел красноватый ночничок, мокрое белье развесили на веревке над обогревателем. Котов поражался полному совпадению у Тань самых мелких деталей: родинок, царапинок, пятнышек. Даже границы загара были совершенно идентичны.

– Вы – одна и та же женщина… – пробормотал он.

– Дошло, – хмыкнула Е.

– Интересно, а чай я тут с кем пил?

– Чай? – в один голос спросили обе. – С кем-то, но не с нами. Впрочем, надо бы попить, ты прав.

Нашелся чай, кипятильник и большая кружка. Заварили что-то вроде чифира, добавили сахара и пустили «чару» по кругу.

– Я балдею… – протянула И. – В голову ударило.

Они сидели на кровати, прикрыв ноги одеялом и опершись спинами на подушки. Котов был в середине, Тани – по краям. Их мягкие бока грели и возбуждали. «Ну и ну! – внутренне удивлялся Котов. – Рассказать – никто не поверит. Явная чертовщина! Опять сон? Что-то много снов у меня на этой неделе, и от яви не отличишь».

– Дух пробуждается… – хихикнула И, показывая пальчиком на бугор, неожиданно образовавшийся у ног Котова.

– Пик Коммунизма, – определила Е, – заснеженная вершина, покорившаяся немногим. Но мы, истинные покорители, не боимся трудностей!

– И тут привлекли политику! – проворчал Котов с досадой. – Если начнете рассуждать о комсомоле, КПСС и прочем – провалится ваш пик.

Две озорные руки – левая, принадлежавшая И, и правая – Е, нырнули в пододеяльный мир…

– Сенсационное научное открытие! – объявила И. – Пик Коммунизма скрывает в себе гигантский сталактит!

– Сталагмит, – поправила Е, – сталактиты наоборот, растут сверху вниз.

– Я тоже сейчас займусь спелеологией, – предупредил Котов угрожающе. – Две группы исследователей отправляются на поиски таинственных пещер в джунглях. Одну нашел, вторую – тоже…

* * *

… Шамбалдыга хмыкнул:

– Вот так, понимаешь, работать надо. Пускай теперь побесятся как следует. Врубите ему на полную катушку, бабоньки. А он-то вас отблагодарит! Вот Дубыга, упаси Сатана его от Царствия Небесного, никак не мог понять, отчего народишко, то есть здешние реликтовые, больше всего входит в минус? Все он думал, что тут прелюбодейство и пьянство – главные соблазны. На самом деле он потому и сидел все на первом уровне и во втором ранге, что не мог раскумекать, насколько в здешних местах больше грехов от денег. Ведь деньги – это тебе и пьянство, и разврат, и еще хрен знает чего. Но самое главное – даже любое деяние, которое, может, и чисто плюсовое, но ради корысти совершенное, – грех! Ведь учили вас?

– Дубыга говорил… – промямлил стажер.

– Вот посмотришь, на сколько у всех минуса прибудет, когда Котов с девками поутру баксами расплатится… А они возьмут, будь уверен. И баб мы по этим долларам на хороший минус вытянем, и грехотонны доставщики на них приличные сделают.

Просигналила ультрасвязь.

– Зуубар Култыга. Ну что, Шамбалдыга, врубился?

– Так точно, поправляю помаленьку. Сынок грамотный, чуть опыту маловато. Штатного не нашел еще?

– Да найдешь тут, уже на пятый уровень вышли. Все мнутся, всем своих жалко. И все по инстанциям вверх отсылают… Что, тебе объяснять надо?

– Понятно… А космос не провороните?

– Ты, товарищ дорогой, за свой участок не волнуйся. Прикрыли соседями, чуть-чуть понапряженнее, но держат. Ты знай держись здесь, на Светлом озере, а остальное у тебя на уме быть не должно…

– Это понятно, – согласился Шамбалдыга, – мы народ подневольный. Как прикажут, так и пашем. Только ежели что, так почему-то именно с нас джоули вычитают.

– Ворчун ты старый, – незлобиво заметил Култыга. – Никто с тебя джоули списывать не будет. Все. Конец связи.

Шамбалдыга крякнул и удовлетворенно сказал:

– Этот, понимаешь, Зуубар – мужик еще тот. Другой бы на моем месте плюнул на все, а Култыгу подводить жаль. Хрен с ним, подежурю с тобой, пока нормальной замены не будет. А нам надо сейчас Котова дообрабатывать. Давай-ка мы его тоже продублируем да запустим к Сутолокиной.

– А сущность? – испугался Тютюка. – Вдруг как с Дубыгой получится?

– Да на хрен там сущность нужна? – хмыкнул Шамбалдыга. – Пойдет как биоробот, полезет к Сутолокиной, а Валька Бубуева их и прищучит!

– Мы ее сейчас выводить будем?

– Нет, днем. Сейчас она шибко заряжена…

– Кто, Валька?

– Да нет, Сутолокина. Пусть наведенный плюс немного поубавится. Самое время будет…

* * *

… Август Октябревич Запузырин почувствовал во сне острую, хотя и малую нужду. За окном бушевала гроза, в стекла барабанил крупный дождь, тускло желтевший сквозь ветви деревьев садовый светильник отбрасывал на стены комнаты мятущиеся тени ветвей. «Неужели погода испортится? – с легкой надеждой подумал Запузырин, влезая в шлепанцы. – Неплохо бы. Не так обидно целыми днями в городе сидеть». Запахнув халат, Август Октябревич направился туда, где его ждало успокоение. Путь пролегал мимо комнаты Тани, но Запузырин был настолько сильно озабочен, что даже не прислушался к легким шумам, долетавшим из-за двери. Зато на обратном пути он услышал эти шумы, а также приглушенные голоса…

– Мистер Котов… – ворковал Танин голос. – Ты красивая, злая и неутомимая горилла.

– Нет, он – шимпанзе, – возразил точно такой же голос, что произвело на Запузырина несколько странное впечатление: его удивило, что Таня разговаривает, возражая сама себе. Наконец до него дошло и, надо сказать, сильно возмутило, что Котов, перейдя всякие границы приличия, занялся любовью с единственным порядочным человеком в этом доме – его, Запузырина, племянницей. Если бы не было той совсем недавней ночи, когда Котов учинил страшную расправу с людьми Мурата и самим Муратом, то Запузырин не колебался бы ни секунды. Он вызвал бы своих экс-дзержинцев, и те, в лучшем случае, отделали бы наглеца до полусмерти, влили бы ему в глотку пол-литра водки – не пожалели бы для такого случая! – после чего отвезли на шоссе и бросили в кювет. В худшем – а мог быть и такой – незваный гость растворился бы так, как это планировал Запузырин.

Но Август Октябревич уже знал, с кем имеет дело. Он хорошо запомнил, что сказал Котов: «Вы продали душу дьяволу, так и знайте…» Это было именно то объяснение, которое не решался выдвинуть неверующий Запузырин, вспоминая ужасную ночь, размазанного по стене Мурата и сплющенную машину. Дьявол!

Август Октябревич прошаркал шлепанцами в свою комнату и закрыл дверь звукоизолирующей шторой. Он не хотел слышать ничего. Забравшись в постель, заснуть, однако, не мог.

Запузырина терзал сверлящий, вибрирующий в душе и теле страх. Неистовый и непонятный. Это был не какой-нибудь мелкий страшок, а Страх с большой буквы. Запузырин знал: один берет – ему можно дать, и все будет путем; другой не берет, но у него есть за кормой что-нибудь пахучее и грязное; третий совсем чистенький, но он смертен и боится попасть в автокатастрофу, выпасть из окна собственного дома, отравиться грибками; четвертый мог быть совсем бесстрашным, но очень любит жену, детей или тещу. Он знал, как обезопасить себя от этих земных, живых, едящих, пьющих и так далее людей. Атеизм до сего времени, несмотря на регулярные посещения церкви и шестизначные пожертвования, отстегивавшиеся на «храмы Божьи», у Запузырина еще не улетучился. В существование Бога он не верил и очень не хотел убедиться в обратном. Правда, Август Октябревич подстраховывался. Вся его благотворительность до некоторой степени служила не только делу сокрытия доходов от налоговой инспекции, но была и страховым полисом на случай, если атеистическое чутье все-таки обманывает.

Конечно, даже после гибели Мурата и К° Запузырин уверял себя, что Котов – это просто феномен, экстрасенс, суперкаратист, йог, а все, что Август Октябревич видел своими глазами, есть вполне материалистически объяснимые вещи. Но чем упорнее Запузырин об этом думал, чем настойчивее внедрял в свое сознание эту рациональную идею, тем сильнее становился Страх в его подсознании.

… Продал душу! Это означало, что все эти благотворительные дела, все сотни тысяч теперь ничего не значат, ничем не помогут. Конечно, пятьдесят два – еще не старость, порох в пороховницах у Запузырина еще был. Лет двадцать пять – тридцать на этом свете у него оставалось, а может, и больше. Но если раньше Августу Октябревичу смерть представлялась страшной прежде всего потому, что могла сопровождаться болью, муками, медленным угасанием и в конце концов полной утратой всех доступных и привычных радостей жизни, то теперь страшила иным. Тем, что она вовсе не смерть, не конец всему, не тьма и тишина, а нечто иное, неведомое и страшное. Сковородки, кипящие котлы, еще что-то, геенна, кажется… Последняя представлялась Запузырину то каким-то чудовищем вроде собаки с огнедышащей головой (видимо, от созвучия слову «гиена»), то чудовищным лавовым озером, кипящим и клокочущим, как яблочное повидло в тазу. И там, в этом озере, Запузырин видел себя погруженным по шею рядом с иными грешниками, орущими благим и самым обычным матом, от вечной боли и досады, что не могут даже сгореть дотла и прекратить свои муки. И полная, абсолютная беззащитность! Ничего нельзя противопоставить: ни молодцов с автоматами, ни кучи денег, ни цистерны коньяка, ни легионы шлюх, ничего! Можно убежать в другую страну, перебраться за океан, можно даже попробовать улететь в космос, но от неизбежного часа не уйдешь и там. О, как бы хотел Запузырин обрести новую веру в историческую правоту марксизма-ленинизма! Как было бы хорошо и просто, если бы там, впереди, за Гранью, не оказалось ничего! Ни рая, ни ада, ни чистилища. А еще лучше, если бы оказалось правдой переселение душ. Например, в будущей жизни можно было перевоплотиться в какую-нибудь птичку, зверька, желательно долгоживущего, несъедобного и не очень вредного. Или в какого-нибудь другого человека – в какую-нибудь бабу, красивую и глупую жену миллионера, вроде, допустим, Марианны из фильма «Богатые тоже плачут»…