Текст книги "В страну ледяного молчания"
Автор книги: Леонид Муханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
РАЗВЕДКА ВГЛУБЬ ОСТРОВА
…Скудный наряд земли Визе скрашивают десятки долин и ручейков, сбегающих к морю. Илистая почва цепляется за кожаные сапоги, серым налетом застывает на голенищах. Ушаков, носивший всегда свободную обувь, негодовал, когда ему приходилось, поддерживая за ушки сапоги и согнувшись, переходить вброд небольшие ручьи.
– Завяз, подождите. Куда вы гоните!
Он еле поспевал за нами.
По склонам долин мы видели много оленьих рогов, костей полярных лисиц и даже нашли целый скелет белого медведя. Можно было заключить, что олени, занесенные сюда пловучими льдами, гибли от недостатка корма.
После однодневного исследования оказалось, что вновь открытая земля является островом, расположенным на 79°27′ с. ш. и 76°40′ в. д. от Гринвича. Остров тянется с северо-запада на юго-восток, имея в длину около 30 км и в ширину – около 15 км. Весь остров представляется в виде невысокой равнины, состоящей из наносов, главным образом песчаных. Плато острова покрыто своеобразными почвообразованиями, которые, в силу морозного выветривания, приняли форму многогранников, красиво расположенных на поверхности в виде мягких подушечек, похожих на очертания кошачьих лап.
Уже с первого взгляда можно было заметить, что остров Визе совершенно другого строения, чем Земля Франца-Иосифа.
На поверхности острова были обнаружены породы, относящиеся к так называемым „сибирским тропам“ (изверженные породы, распространенные в Сибири). Можно поэтому заключить, что движение ледников в древнее время повидимому было в направлении от Таймыра к этой суше.
Внешний вид острова Визе однообразен. Остров возвышается всего на 15—20 метров над уровнем моря и тянется сглаженной равниной, изрезанной довольно значительными ручьями и реками, текущими к югу с одной стороны, к северному берегу – с другой. Равнинная поверхность острова местами изборождена речными долинами, которые отчасти можно отнести к рекам, переставшим существовать или изменившим свое направление.
Самая большая долина принадлежит одной из рек, берущих свое начало на водоразделе острова, простирающегося с запада на восток. Эта река течет в северо-восточном направлении и впадает в море на северном берегу.
Эту изумительную по красоте будущую базу для воздушных сообщений между Америкой, Европой и Японией через Северный полюс, расположенную в центральной части острова, мы назвали, по моему предложению, долиной „Комсомольской правды“, а резвую речку, бегущую по этой долине, – „Комсомолкой“. В конце обследования острова, в честь ЦК ВЛКСМ, сложили на одном из выдающихся холмов груду камней в рост человека и оставили записку с указанием направления к долине „Комсомольской Правды“. Тщательно обследовав в течение дня остров, мы по проторенному пути вернулись обратно.
Последней с острова пришла группа топографа Войцеховского. За 36 часов, проведенных без сна и отдыха, ей удалось необыкновенно точно нанести на карту очертания открытой суши.
В кают-компании героем дня был проф. Визе. Десятки приветственных телеграмм лежали на столе.
Дежурный радист Гершевич принес телеграмму от правительства:
„…Ледокол „Седов“. Нач. экспедиции Шмидту.
Успех продолжает сопутствовать экспедиции. Шлем сердечный привет Визе и глубокую признательность экипажу, научным сотрудникам за проведение труднейших обследований острова. С нетерпением ждем прибытия на Северную Землю.
С. С. Каменев“.
Стальной трос, оплетенный вокруг ледяного стана розового ропака, извиваясь змеей, пополз обратно на палубу.
– Лево! На борт!
Ледокол „Седов“ обмял бортами серый лед и направился с запада в обход острова Визе.
Бледные, молчаливые многолетние торосистые поля в 9—10 баллов, стерегущие в течение неисчислимых веков девственность открытой суши, потрескивали зло и гулко.
Морские течения за время нашего похода к острову Визе нагнали к берегам огромное количество тяжелого льда. Кольцо на пути ледового броненосца замыкалось.
– Назад!..
Первый раз наш полярный Колумб – тов. Воронин решил отступить. Путь прегражден. Ледокол заметался, скрипя.
2400 лошадиных сил – 9600 копыт здоровых коней машинного отделения с остервенением бились внизу, стараясь в куски разбить перекоп Арктики. Лед тяжелел. Корпус дрожал.
– Полный назад!..
– Владимир Иванович, вам телеграмма из Архангельска:
„…Капитану Воронину.
Седьмой краевой съезд водников Севера поздравляет личный состав команды экспедиции с новым открытием, являющимся большим достижением страны Советов в области освоения далекого Севера. Съезд выражает уверенность, что задания правительства и трудящихся Союза экспедиция выполнит.
Президиум съезда“.
Архангельский помор стряхнул с каштановых усов мелкие сосульки, посмотрел с капитанского мостика на поле сражения.
– Задание правительства и трудящихся должно быть выполнено!
– Вперед!…
Задний ход освободил разгон.
„Седов“ рванулся, надавил приплюснутым носом первую льдину, скользнул по ней килем и с полного хода вклинился в береговой припай.
Положение серьезное. Сдержат ли шпангоуты натиск льда?
Ледокол, казалось, чувствовал волнение капитана. Он рвался вперед, но цепкие ледяные объятия, сжав его, сделали беспомощным.
За восемь часов непосильной работы продвинулись на два корпуса в сторону.
Траурная кайма береговой суши подвинулась к ледоколу.
– Расшибет о камни!..
Десятки раз обессиленный „Седов“ с разбегу налетал на ледяное препятствие и вновь отходил, расталкивая сверзающиеся льды.
Бессонная ночь состарила капитана.
– Право на борт!
– Так держать!
– Бить перемычку!
– Есть малый…
– Есть назад…
– Есть полный…
Трехметровый лед не поддавался натиску корабля.
Солнечное утро глумилось над нами. Высокие торосы блестели серебряной чешуей инея. Направо, совсем недалеко, темнела полоса голубого неба.
На доске объявлений висела свежая телеграмма-„молния“ из Москвы:
„…Шмидту. Mуханову.
Приветствуем вас, сотрудников, команду в героической работе. Благодарим за присвоение долине на открытом острове Визе имени „Комсомольской Правды“. Желаем дальнейших успехов.
Редакция“.
„Седов“ во льдах.
К вечеру ледокол плотно засел во льдах.
Слово „зимовка“ стало все чаще и чаще повторяться среди команды.
Для экономии продовольствия был введен твердый паек. Ведь каждый час простоя увеличивал шансы зазимовать у пустынной суши, когда не закончена была еще основная работа – постройка дома для отряда Ушакова на Северной Земле.
Льды, громоздясь друг на друга, полезли по бортам на нижнюю палубу.
– Задание правительства под угрозой срыва…
– Товарищи, объявим аврал!
Команда, плотники, члены экспедиции с баграми спустились на лед, прибавили своей силы. Но работа не привела ни к чему.
Расталкиваемые льдины снова подходили к бортам. Команда краснофлотцев, объявившая себя ударной, освободила было правый борт. В это время напор перешел на левый бок. Все силы сосредоточились там. Как хорошо было участвовать в работе, помогать такой большой махине вырваться из ледяных сетей!
Капитан разрешил пользоваться паровой лебедкой. Сколько радости было у каждого, когда общими усилиями подточенная ледяная гора вытягивалась из-под ледокола!
Работа подвигалась крайне медленно, зато время летело незаметно. Наш повар, „профессор общественного питания“ тов. Малявкин с бутербродами обходил работающих.
– Подкрепитесь!
Ели тут же, стоя на льду. Бригада Московского, только что закончившая трудную вахту в кочегарке, пришла на помощь.
Ночью на три четверти разомкнули ледяной обруч, стягивающий наш корабль. Напрасно винты в бесконечном биении поднимали за кормой зеленую воду: она пенилась, кипела, била родником, – ледокол попрежнему был крепко зажат.
Самойлович и Урванцев [вступивший в партию ВКП(б) на 80 градусе северной широты] предложили испытать аммонал.
В 50 метрах заложили восьмикилограммовую банку этого взрывчатого вещества под лед.
– Берегись!..
Все попрятались за торосами. Ждем минуту, две, пять, десять, а взрыва нет.
„Георгий Седов“ был окружен ледяным кольцом.
– Отсырел!..
– Аманула обманула!
– Владимир Юльевич! Снаряд заложен, – кричит капитан. Невозмутимый Визе стоит на мостике и вешает Весмана (прибор для метеорологических наблюдений).
– Знаю, – буркнул Визе, продолжая смотреть за запущенным жужжащим прибором.
– Опыт не удался. Факир был пьян, – шутит наш доктор.
– Продолжение завтра, – закончил Московский.
– Как же возвращаться? А вдруг бабахнет, а?
Первое время жмемся. Пошел Самойлович. Оказалось – погас шнур, а во второй раз не взорвался капсуль.
– Пешнями верней! Айда на обколку вручную!
…К утру работа стала давать положительные результаты. Ледокол закачался, но сразу не мог сорваться с места.
Старый механик „Седова“ Матвеев и старший штурман Хлебников принесли электрический запал. В 30 саженях в трещину опустили пуд аммонала. Через три минуты раздался взрыв. В радиусе двух метров кашей взлетел лед. „Седов“ закачался, а затем, неожиданно, под ликование и крики „ура“ стал сползать кормой в разводье.
На сегодня мы снова победили Арктику. Правительству было отправлено сообщение:
„…Наконец „Седов“ вырвался из ледяных тисков. Кроме работы машины, доведенной до предельного давления, и обкалывания льдов вокруг зажатого ледокола руками людей, пришлось прибегнуть к взрыванию льда аммоналом. Сейчас мы все еще во льдах, но менее спаянных и поддающихся работе ледокола. Приходится лавировать, часто менять курс. Продвижение на восток, к нашей цели – Северной Земле – пока идет очень медленно.
Нач. экспедиции Шмидт“.
ИЗ ДНЕВНИКА
18 августа. Утро. Яркое солнце ослепительно отливает на поверхности льда. Ледокол после ряда попыток пробраться через ледяные оковы снова зажат льдом. Усталый, страдая бессонницей, я брожу по палубе, захожу к Гершевичу в радиорубку, забираюсь на капитанский мостик, всматриваюсь в темно-голубое небо, которое виднеется над горизонтом. Моряки говорят: „где темное небо, там чистая вода“; близок локоть да не укусишь. В теплом полушубке, облокотившись на перила, поджав ноги под себя, на большом ящике сидит вахтенный штурман.
– Что, лед силен?
– Стоять без дела – острый нож.
Мимо ледокола пролетели два серых глупыша-буревестника. Неожиданно для себя я взглянул вниз и заметил, что корпус ледокола медленно движется вперед, а лед расходится.
– Юрий Константинович! Лед расходится!
– Поднять пары!
– Есть пары!
Ледокол, работая задним ходом, вышел в разводье и пошел вдоль северной кромки льда. Отдохнув после невероятно напряженной работы, капитан Воронин сменил штурмана. Разводье стало больше. „Седов“ выходил из одного разводья в другое. Вскоре в борта ледокола со страшной силой стукнулась льдина. Все выскочили наверх. Машину застопорили. Рядом с бортами плыли три испуганных медведя. Началась пальба. Медведицу доканали. Медвежата вплавь искали спасения. Быстро спустили вельбот. Четыре смелых матроса, руководимые Хлебниковым, ринулись вдогонку. Мы совсем близко, стрелять нам запрещено, дали распоряжение доставить живьем. Перепуганные медвежата прибавляли хода. Наша лодка не уступала моторной. На каждом весле работало по-двое.
На плавающую небольшую льдину забрались медведи. Свистками, криками мы спугнули их в воду. Плавающие льдинки мешали нам взять курс прямо на них. Пришлось обходить. Умение Хлебникова управлять лодкой сохраняло нам силы. Медвежата вставали на задние лапы, они были до смешного неуклюжи, поводили бессмысленно глазами, смотрели с опаской на приближающуюся шлюпку. Мы поднажали. Медведи шарахнулись в воду и поплыли к северу по большому разводью. Расстояние все меньше и меньше. Вот уже слышно, как они тяжело дышат, напрягают последние остатки сил. Расстояние пять метров. Медведи плывут один за другим. Казалось, что самый маленький, задний, лежит грудью на спине брата и только помогает передними лапами подгребать воду.
Первая брошенная петля упала мимо головы. Медвежата бросились врассыпную. Кого же ловить? Первый уже вылез на льдину, остановился за ропаком, а второй, обессиленный, как годовалый ребенок, карабкался на обламывающийся лед. Видно было, что он спешил. Выкарабкавшись, он посмотрел на нас злыми глазами и вскачь пустился догонять брата. Мы не стреляли. Ледокол шел медведям наперерез. Глупые, они подбежали к самому борту, в спешке стрельба не привела ни к каким результатам. Повернув лодку, мы поехали к месту, где была убита мать этих полярных сирот. Искать пришлось недолго. На месте убийства уже кружились хищники северного моря – белые полярные чайки. Они издалека заметили кремовую спину медведя. Вокруг убитой медведицы плавала кровь, похожая на выброшенный студень. Медведица оказалась очень маленькой, изящной представительницей полярного края. Размер её, да и сам вес мало отличались от ее полугодовалых медвежат. Ледокол после неудачной засады шел к нам.
– Хорошо, что медведицу-то не затеряли во льдах.
Мы пополнили запас свежим мясом, приобрели шкуру.
Колымские собаки, питавшиеся последнюю неделю хлебом и отбросами камбуза, с жадностью набросились на кровяные куски свежей медвежатины. Сорок объевшихся собак за день загадили всю палубу. В стенной газете под псевдонимом „Анти-Собакевич“ появилась заметка:
„…Эпопеи бывают разные, и, не вдаваясь в их перечисление, придется не лишне отметить, что у нас на „Седове“ настала тоже эпопея, притом собачья.
– Ну, а если собачья эпопея, то и положеньице наше, можно сказать, тоже собачье.
Где бы ты ни шел – собаки; куда бы ни ступил – собачье …, где бы ни сидел – собачий дух и собачья вонь; сон твой преследует собачье завывание.
Бедные мы, несчастные собачьи сожители!
Конечно, никто не отрицает будущей роли собак в полярных открытиях и полярных исследованиях. Может быть, какому-нибудь „Мишке“ за самоотверженную работу, собачью верность придется даже дать золотую медаль; пока не имеющим такой нагрузки не мешало бы их собачьему эгоизму положить предел; ведь кажется есть кому за этим собачьим поведением смотреть!
– Почему же в таком случае на ледоколе развели такой кавардак?
Если они не могут этого понять сами, и молчит администрация, может быть в это вмешается наша охрана труда?..“
Волчок скучает без работы.
Зверобой Серега Журавлев первое время обиделся на меня как на редактора стенной газеты.
– Собачьей самокритикой занимаетесь…
Но затем, под нажимом охраны труда и общественности, посадил всех собак в теплые закуты.
19 августа. Идем большими разводьями и полыньями. Пасмурно. Падает снег. Все ходят недовольные, хмурые…
У проф. Самойловича сегодня несчастливый день: сорвавшись с медного троса, утонули два прибора Экмана, употребляемые им для добывания отложений морского дна.
У капитана приступы озноба: он заболел гриппом, завезенным из Архангельска ледоколом „Сибиряковым“.
Весь вечер идет дождь. Пусто. Серо. Идем ощупью.
Горбунов драгой вытащил осьминога – на таких широтах это исключительный случай…
20 августа. Утро туманно. Сыплет мелкий дождь. Вперед видно всего на несколько десятков метров. Больной Владимир Иванович уже на палубе. Он не может в такую погоду доверять ледокол своим помощникам.
– Владимир Иванович, берегите здоровье.
Воронин за вверенной ему машиной ухаживает, как мать за ребенком.
– Ничего. Выведем ледокол, тогда побережем.
Капитан Воронин.
Продвигаемся, окутанные густым туманом; на пути, как и всегда, одни торосы и наслоенный лед. Часто приходится менять курс с юго-востока на юг и снова на юго-восток.
Вечером все те же туман и ветер. Лед кажется грязным, неприветливым. Сидим у трубы. Это теплое местечко у матросов называется сквером. В других местах – совсем неуютно.
21 августа. Дождь. Холодно. Дует северо-западный ветер.
С капитанского сердитый голос Владимира Ивановича:
– Медведица с медвежонком. Стоять долго не намерен…
Очередная бригада стрелков схватила винтовки, выбежала к носу ледокола. В 100 метрах, отводя детеныша от вкусного ужина (медведями только что была поймана и растерзана нерпа), медведица толкала медвежонка к бортам ледокола. Их что-то интересовало. На Севере любопытство не порок.
Тихо. Даже собаки, и те смолкли. У Журавлева горят глаза. Право на первый выстрел дали Шмидту.
Пуля мимо. Струсивший медвежонок, закинув голову назад, несется по молодому нилосовому льду. Свистят пули. Израненная медведица бежит сзади. Перебитый зад ее волочится по льду. Наконец, разрывная пуля Соколова-Микитова прекратила ее мучения. Медведицу подняли лебедкой на палубу. Я давно интересовался: чем питается белый медведь? С ученым Ретовским пошли мы к месту, где лежала обглоданная нерпа. Хищники, прежде всего, съели шкуру с большим изобилием сала и, как ни странно, выкинули сердце и внутренности. Подцепив багром остатки тюленя, я потащил их волоком на ледокол собакам.
Ретовский вскрыл на палубе желудок нерпы. В нем оказалось много непереваренных голов рыбы „сайки“.
Около двух часов до нашего слуха доносился рев медвежонка, искавшего свою кормилицу. Потревоженные собаки подняли морды кверху и протяжно завывали, словно вторя медвежонку.
Сплоченные льды на севере заставили отступить на 400 километров к югу. На пути проф. Р. Л. Самойлович обратил внимание, что „слабый невзломанный весенний лед, которым мы шли около 110 км к острову Уединения, свидетельствовал о спокойном состоянии погоды с ранней весны и свободном ото льда море в течение зимы…“
Обогнув с юга остров Уединения, ледокол „Седов“ почти по чистой воде направился к южной части Северной Земли. Стоящие на мели стамухи предупредили нас о небольших глубинах, – курс был проложен на север Северной Земли.
22 августа. День в судовом журнале начинался записью:
„…Встретив кромку тяжелого, непроходимого торосистого льда, имеющего направление на зюйд-ост по компасу, повернули на норд вдоль кромки, в поисках возможного прохода разреженным льдом к Северной Земле. Погода ясная.
Видимость хорошая. На горизонте попадаются редкие айсберги среднего размера.
Северной Земли не видно.
В 90 км на восток от острова Уединения открыли новый остров, получивший имя члена правительственной экспедиции – „остров проф. Б. Л. Исаченко“.
Вскоре был замечен не нанесенной на карту второй скалистый остров, получивший название „острова капитана Воронина“.
Останавливаться у вновь открытых островов не был) абсолютно времени.
Днем прошли мимо третьего острова, спускающегося к морю крутыми отвесными берегами, поспели только нанести его на карту и дать название: „остров проф. Самойловича“…
– Вперед к Северной! Слышите, к Северной! – гремит бас капитана.
– Слышим…
– Есть Северная…
Снова лед, но он нам теперь казался уже не страшным. Ледяная преграда не сможет задержать последнего невыполненного задания правительства. Северная Земля где-то рядом. Северная Земля где-то здесь, близко…
ТРИДЦАТЬ ТРИ ГОДА ПОДО ЛЬДОМ
Телеграфное агентство Советского Союза ежедневно передавало нам по радио информационные сводки о жизни Советской страны. В числе принятых телеграмм одна сегодня оказалась для нас, плавающих в неизведанных глубинах, необыкновенно интересной:
„…НАЙДЕНО ТЕЛО АНДРЭ
Осло 22/VIII (Тасс).
Норвежское телеграфное агентство сообщает:
„…Норвежской научной экспедицией найдено на Белом острове, у Земли Франца-Иосифа, тело шведского полярного исследователя Андрэ, вылетевшего в 1897 году на воздушном шаре из Шпицбергена. Тело найдено хорошо сохранившимся…“
Руководящий состав экспедиции на имя полпреда в Норвегии тов. Колонтай и начальника Тасс тов. Долецкого отправил телеграмму с просьбой подробнее информировать нас о находке шведского лагеря Андрэ.
К вечеру радист Гершевич принял из Москвы следующую телеграмму на имя тов. Шмидта:
„…По сообщению Норвежского телеграфного агентства, труп Андрэ был обнаружен 6/III у юго-западной части Белого острова, в 150 метрах от берега.
Тело покрыто лишь тонким слоем льда, одежда сохранилась полностью. В карманах найден дневник Андрэ.
Трупы его и другого, не опознанного члена его экспедиции взяты на борт норвежского парохода, который прибудет в Норвегию в начале сентября.
121/184 Тасс…“
Из Стокгольма по этому поводу пришло извещение:
„…По сообщению газеты „Дагенс-Ньюхетер“, экспедиция, посланная этой газетой на Белый остров на пароходе „Исбьерн“, обнаружила развалины хижины лагеря Андрэ, человеческий скелет, несколько инструментов и оружие, а также части гондолы аэростата и записи участника экспедиции Френкеля. Лагерь прекрасно сохранился; создается впечатление, что члены экспедиции Андрэ погибли во время снежной бури…“
Весь вечер наши полярные исследователи обсуждали подробности вырванной у Арктики тайны.
Мой блок-нот вместил в себя много интересного:
– …Неприступность северного полюса натолкнула человечество на мысль воспользоваться для покорения его воздушным путем.
В 1895 году шведский инженер Соломон Август Андрэ представил в Шведскую академию наук проект экспедиции на северный полюс с помощью сферического аэростата. На собранные деньги Андрэ заказал во Франции огромный воздушный шар емкостью в 4800 куб. метров, достигающий в поперечнике около 20 метров. По расчетам смелого аэронавта, шар этот мог продержаться в воздухе 30 суток.
Маршрут полета: Шпицберген – Северный полюс – Берингов пролив дистанцией в 1200 километров Андрэ предполагал лететь со скоростью 30—40 километров в час и покрыть расстояние за шесть суток.
Спутниками дерзновенного исследователя были: физик Нильс Стриндберг и инженер Кнут Френкель, – втроем они учли все мелочи снаряжения.
Первые полярные аэронавты.
Приделанные к корзине аэростата паруса и гайдропы (толстые металлические канаты) позволяли до известной степени управлять полетом воздушного шара. Порывистые весенние ветры захватили и первый месяц лета. Соломон Август Андрэ за две недели до подъема отправил в Европу следующую телеграмму:
„…Остров Шпицберген. 28/VII. Ветер все еще продолжает быть неблагоприятным. Я решил ожидать еще три недели, остающиеся до начала осенних бурь, если же судьбе не будет угодно изменить погоду, то, что бы ни случилось, 16/VII я поднимусь на шаре и попытаюсь проложить себе путь на север, хотя бы и при неблагоприятном ветре…“
11 июля 1897 года на „Орел“ (так назывался аэростат) были погружены полярные принадлежности, лодки, сани, оружие и съестные припасы.
Трое закутанных в меховые одежды поднялись в корзину.
Провожающие замахали руками…
В 2 часа 30 минут пополудни „Орел“ взял старт на норд.
Аэростат перед последним испытанием.
11 июля 1897 года „Орел“ скрылся навсегда.
При отправлении случилась авария: еще на глазах у родных и знакомых оторвался гайдроп. Аэростат скакнул вверх и скрылся навсегда в северном направлении.
– Где опустился шар?
– Живы ли члены экспедиции?
Сотни догадок и ложных сведений стали проникать в печать.
Мир тревожился за судьбу экспедиции.
Прошел месяц. О судьбе экспедиция Андрэ не было никаких вестей. И только 17 августа 1897 года в полярном море капитан шведского корабля случайно подстрелил одного голубя, у которого к ноге оказалась прикрепленной тонкая гильза с вложенной запиской:
„…13 июля 1897 г. 12 ч. 30 м. дня, 82°02′ северной широты – 15°05′ восточной долготы. Благополучно следуем на восток, уклоняясь от прямого пути на 10°. Все здоровы. Это третий голубь. Андрэ…“
В мае 1899 года к северному берегу Исландии морские волны прибили буй, брошенный с аэростата. В буе обнаружили записку:
„…Поплавок № 7. Брошен из аэростата Андрэ 11 июля 1897 г. (т.-е. в день подъема аэростата) в 22 ч. 55 м. по гринвичскому времени. 82°25′ северной широты – 25° западной долготы. Летим на высоте 600 метров. Все благополучно. Андрэ, Стриндберг, Френкель…“
31 августа 1900 года у берегов северной Норвегии рыбаки нашли еще один буй, но он, как и последующие буи, найденные в разное время, оказался пустым.
Экспедиция погибла. Но где, при каких обстоятельствах, никто не знал в течение тридцати трех лет.
В августе 1930 года Норвежским институтом для исследования Свальбарда (Шпицбергена) и Ледовитого моря была отправлена научно-промысловая экспедиция на Землю Франца-Иосифа во главе с геологом Г. Горном. На пути к советской территории норвежский корабль „Братваг“ сделал высадку на острове Белом.
Полярное солнце растопило ледяную поверхность острова. Сотрудники экспедиции при обследовании острова нашли скелет белого медведя, а рядом – Андрэ и его спутника Стриндберга.
Возле трупов в беспорядке лежали записные книжки, фотопластинки (часть которых удалось проявить), сани, парусиновая лодка, одежда, ружья, примус и много другой утвари. Взяв останки погибших первых арктических воздухоплавателей, а также другие находки на борт „Братвага“, экспедиция покинула Белый остров и через день отправилась к Земле Франца-Иосифа.
На Белый остров норвежская пресса вскоре командировала журналиста К. Стубендорфа, которому удалось после тщательных розысков найти также труп третьего участника экспедиции – К. Френкеля.
В лагере Андрэ на Белом острове были обнаружены следующие документы: два дневника Андрэ, записная книжка Стриндберга, два путевых журнала Стриндберга, его же стенограммы и, наконец, метеорологический журнал инженера Френкеля. По материалам, опубликованным Шведским обществом антропологии и этнографии, можно проследить судьбу первой воздушной экспедиции к Северному полюсу.
Вылетев 11 июля 1897 года с Датского острова, воздушный шар 14 июля был вынужден опуститься на лед к северо-востоку от Шпицбергена, к широте 80°56′ норд и долготе 29°52′ ост. 22 июля путешественники покинули место аварии и отправились пешком по пловучим льдам с санями и парусиновой лодкой к Земле Франца-Иосифа, где Андрэ рассчитывал на оставленные для него на мысе Флора продовольственные запасы. Однако, вследствие сильного дрейфа и льдов на зюйд-вест, достичь Земли Франца-Иосифа оказалось невозможным. После крайне изнурительного похода путешественники оказались 3 августа в широте 82°27′ норд и 28°30′ ост, т.-е. со дня аварии воздушного шара они продвинулись только на 55 километров и то не в желательном направлении на зюйд-вест, а на зюйд-зюйд-вест.
В виду того, что зюйд-вестовый дрейф льдов являлся не преодолимым препятствием для достижения Земли Франца-Иосифа, Андрэ изменил свой маршрут и решил итти к Семи островам (к северу от Шпицбергена), но уже вскоре путники попали в область морского течения, которым льды увлекались на ост и зюйд-ост. В результате, при нечеловеческих усилиях, они прошли с 4 августа по 9 сентября 135 километров на зюйд-зюйд-ост, а не на зюйд-вест, как они хотели.
12 сентября истощенные путники, отчаявшись в целесообразности продолжать свое движение по морскому льду, решили зазимовать на нем и приступили к постройке снежной хижины. Чрезвычайно быстрым дрейфом их принесло 18 сентября к северо-восточной оконечности Белого острова.
28 сентября хижина на льду была почти готова, и путешественники, жившие до этого в палатке, переселились в нее.
Но уже 2 октября, недалеко от южной оконечности Белого острова, льдина, на которой стояла хижина, раскололась на отдельные мелкие части. Дальнейшая судьба экспедиции остается не вполне ясной. Повидимому, в первой половине октября была сделана неудачная попытка перебраться с Белого острова на Нордостланд. Последняя разборчивая запись в дневнике Андрэ относится к 7 октября; из нее следует, что в этот день был совершен „переезд“ (очевидно путешественники окончательно перебрались с морского льда на Белый остров).
Следующую запись мы находим 17 октября в дневнике Стриндберга, она гласит: „Домой. В 7 час. 05 мин. утра“ (возможно, имеется в виду возвращение после неудачной попытки на Шпицберген). Больше никаких записей в дневниках трех участников экспедиции не оказалось, так как продовольственные запасы в то время еще имелись (по мнению Андрэ, их хватило бы до апреля); можно предположить, что несчастные погибли от переутомления и холода. Найденная в лагере на Белом острове одежда, а также запись в дневниках свидетельствуют о том, что одежда была самым слабым местом снаряжения этой первой воздушной экспедиции в Арктику, закончившейся так трагически…“
Загадка исчезновения смелых аэронавтов, рискнувших первыми с воздуха покорить стихию Арктики, завоевать северный полюс, была раскрыта спустя 33 года.
Западные берега Северной Земли, к которым держит курс ледокол „Георгий Седов“, веками манили полярных исследователей своей таинственностью и недоступностью.
Мы где-то близко от этих берегов. Скоро тайна завесы этой земли будет сброшена.
Целые сутки члены экспедиции не покидали палубы.
– Скоро Северная? – пристает к штурманам Московский.
– К ночи причалим, – отшучиваются помощники капитана.
От острова Самойловича „Седов“ шел к Северной Земле все время крупным битым и многолетним льдом, достигающим 10 баллов.
