Текст книги "В страну ледяного молчания"
Автор книги: Леонид Муханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– Не стреляй, фотографируй! Великолепный кадр.
Глаза у медведя блестели, как две льдинки на солнце. Только голова клонилась все ниже и ниже.
– Медведь обезумел, – тихо сообщил Ушаков, – будь осторожен.
Мы с Ходовым отошли в сторону. Медведь лапой загребал под себя снег. Три пули, всаженные в упор, прекратили его страдания. Два часа, орудуя ножом, снимали шкуру. Медведь оказался большим. Одна шкура весила около 50 килограммов. С трудом дотащили ее до костра. Проф. Визе торопил нас покинуть остров Скотт-Кельти.
– Скоро начнутся приливо-отливные течения. Пролив Мелениуса забьется льдом, и мы до утра не выберемся из ледяной ловушки.
– Едемте на Медвежий мыс. Оттуда, под прикрытием скалы Рубини-Рок, мы в любое время доберемся до ледокола.
Пролив Мелениуса благодаря сильным приливно-отливным течениям, происходящим почти круглый год, мешает образованию толстого ледяного покрова. Здесь не редко в студеную зиму можно встретить открытую воду.
На Медвежьем мысе, расположенном у ледника Юрия, недалеко от скалы Рубини-Рок, с профессором Визе случилось 16 лет назад довольно неприятное приключение. Визе, тогда молодой исследователь, решил на лыжах добраться до пролива и обследовать его. Занятый изысканиями, он не заметил, как к нему почти вплотную подошел медведь. Визе не струсил и решил прежде всего напугать медведя. Стал руками, лыжами и палками размахивать в воздухе. Не помогло. Медведь оказался любознательным и подходил к импровизированной мельнице. Расстояние стало сокращаться. Медведь подошел почти вплотную. Выручил Визе маленький револьвер-браунинг. Испуганный выстрелом, медведь убежал.
Наших геологов заинтересовало строение мыса. За короткое время им удалось обнаружить в нижней части террасы в осыпях, спускающихся непосредственно к морю, осадочные породы, они были представлены глинистыми сланцами и известковистыми песчаниками, отлагавшимися в прибрежных частях моря того времени. Среди осадочных пород были найдены окаменелые остатки животных (аммониты, белемниты). По ним советские ученые установят время и возраст осадочных пород.
Перед отплытием на ледокол мы были оглушены шумом. Огромные сугробы снега, оттаявшие за короткие солнечные дин, сорвались с места. Обвал… Тысячи тонн смерзшегося снега сначала упали на выступ скалы, затем разбились на громадные куски и, прыгая по камням, обгоняя друг друга, стремглав полетели вниз; снег сзади скатывался густой молочной рекой. Боясь нарушить спокойствие, идем мимо ледника Юрия. Здесь ежедневно „выпускаются в плаванье“ десятки ледяных гор. Здесь фабрика айсбергов со сложными цехами и отделами.
Голодные, измученные, ввалились мы в кают-компанию. На столе обед.
– Который час?
– Два.
– Дня или ночи?
– Ночи.
Я посмотрел на солнце: оно попрежнему было над головой, такое же ослепительное, как всегда.
Первая женщина – научная работница в Арктике – Н. П. Рябцева-Демме.
Сегодня к вечеру выходим в исследовательский рейс по островам.
– Войцеховский, вот вам помощники Соколов-Микитов и Муханов, – вы займетесь географической съемкой бухты Тихой. Я, Самойлович, Урванцев, Громов, Новицкий, Лактионов отправимся на ледник Юрия, – распорядился перед сном тов. Шмидт.
С таким нарядом заснули.
27 июля. 10 часов утра. Нагруженные теодолитом, измерительными приборами, анероидом, линейками – выступили в путь к скале Рубини-Рок. Через 10 минут пешая экспедиция тов. Шмидта, с нагруженными на нартах банками, ведрами, досками, киноаппаратом, вышла на ледник Юрия.
Забравшись по ледяному скату на гору Чурляниса, я долго смотрел на развернувшееся строительство нашей станции. Белые сосновые стены покрывались черным толем. За несколько дней из-под земли выросла пирамидой оранжерея. В ней круглый год будут выращиваться зелень и питательные растения. Эта идея принадлежит Демме – первой женщине-исследовательнице Арктики.
– Гоп-гоп…
Две нарты, запряженные ненецкими лайками, пронеслись по горному плато. Ненец Хатанзейский и охотник-зверобой Кузнецов объезжали собак, готовили их к продолжительным санным путешествиям для обследования прилегающих островов.
К вечеру благополучно возвратилась ледниковая экспедиция. Проф. Шмидт рассказывал:
– Спустили меня на веревке в двадцатиметровую трещину. На разных глубинах я отбивал топориком лед, складывал в ведро и отсылал на поверхность. Я так залюбовался игрой красок льда, что не заметил, как прошло время, и, когда меня, истощенного, вытащили наверх, я спросил: – сколько минут я пробыл в трещине?
– Два с половиной часа, Отто Юльевич, – спокойно ответил мне гидролог Лактионов.
– Ну, теперь, товарищи, приготовляйтесь к походу. Мы попытаемся пройти по всем местам, где были раньше оставлены продовольственные склады иностранными экспедициями, посетившими Землю Франца-Иосифа. Проверим их состояние, пополним запасом продовольствия. Кстати еще раз обшарим все уголки, не найдем ли следы группы Алессандрини и Роальда Амундсена. Я считаю, что если бы они были живы, то непременно попытались бы пробраться к тем местам, где сложены неприкосновенные запасы Арктики.
Обессилевшего О. Ю. Шмидта вытащили на двадцатиметровой трещины ледника.
Всегда, прежде чем предпринять что-нибудь, начальник экспедиции вместе с капитаном ознакомлял команду, устраивая подобие производственных совещаний. Матросы, кочегары и все мы были в курсе всех предпринимаемых решений и за это любили руководителей экспедиции.
Ледокол приготовился пойти по путям исследователей архипелага
В МУЗЕЯХ АРКТИКИ
27 июля солнечный день. Видно, как поднимаются теплые испарения из открытых полыней и разводий. Сквозь трепещущую дымку марева очертания базальтовой скалы – великана Рубини-Рок дрожат и меняют свои формы. Ледокол медленно, словно боясь нарушить покой бухты Тихой, развернулся в заливе и поплыл между островами Гукером, Скотт-Кельти на юг к острову Нортбруку для научно-исследовательской работы на мысе Флора, островах Белле, Мак-Клинтоке, Аагате, Альджере и Земле Вильчека. Новые зимовщики и рабочие остались заканчивать новую постройку.
К вечеру подул сильный западный ветер. Небо покрылось темно-серыми тучами. Мимо ледокола, куда-то спеша, качаясь на волнах, обдаваемые брызгами, проносились льдины, торосы, проплывали с величавым спокойствием гиганты-айсберги, отливавшие отблесками мелькавшего из туч солнца. На темно-голубом фоне неба вскоре стали выступать белые контуры холодного Нортбрука. Вынырнул мыс Флора, на вершине которого была плотно насажена веками ледниковая шапка, спускавшаяся с северной части огромным ледником.
От ледокола отшвартовались две шлюпки, доотказа наполненные людьми. Около берега с любопытством разглядывали нас тюлени.
Вот мы и в „Международной гостинице“ Арктики. Мыс Флора – излюбленное место всех полярных исследователей. Многие, мечтавшие о славе достижения северного полюса, считали долгом зайти на это место.
Долина, где проводили зимовку Джексон и Ли-Смит, где нашли приют штурман Альбанов и матрос Кондрат (единственные люди, уцелевшие от экспедиции Брусилова), где произошла трогательная историческая встреча в 1896 году двух выдающихся полярных исследователей – Фритьофа Нансена и Джексона, была покрыта весенними белыми и розовыми цветами, желтыми полярными маками, нежно-голубыми северными незабудками и красным мхом. Все это на первый взгляд походило на восточный ковер. „Птичий базар“, приютившийся на высоких серых прибрежных скалах, да сохранившаяся среди обрывов джексоновская лестница привлекали внимание многих участников экспедиции. Доверчивые птицы не улетали с насиженных гнезд. Изредка лишь белогрудая кайра и белоснежная чайка поднимали крик, защищая бесцеремонно разглядываемых нами маленьких, еще не совсем оперившихся птенцов. Направо от нашей шлюпки матросы заменили высокий серый памятник, высеченный в виде пирамиды из крупного зернистого мрамора. На памятнике была следующая надпись:
КВЕРИНИ, СТОККЕН, АЛЛЬЕ – „СТЕЛЛА ПОЛЯРЕ“, 1900 г.
Надпись указывала, что обелиск поставлен герцогом Абруццким в память трех участков его экспедиции, пропавших без вести во время путешествия к полюсу санной партии под начальством Каньи.
Долина была покрыта цветами.
В углублении памятника мы нашли трубочку, в которой лежало много разнообразных записок людей, посетивших эту долину. Тут были хвастливые надписи какого-то англичанина, написавшего на своей визитной карточке:
„Убил собственноручно 12 медведей“.
Между прочим, участника поисков Нобиле, американка Бойс писала:
„Ничего прекраснее нигде не встречала“.
Советские ученые гораздо скромнее. Арктику надо планово изучать, а не только любоваться ею. Седовцы тоже написали несколько слов:
„Всегда будем чтить память героев Арктики“.
Спешим к скале, где в прошлом году был водружен наш железный флаг СССР, – к месту, где правительственный комиссар архипелага Отто Юльевич Шмидт в прошлом году произнес: „В силу данных советским правительством мне полномочий объявляю Землю Франца-Иосифа территорией Советского союза“.
Вдоль берега, заваленного базальтовыми обломками, мы поднялись на плоскую равнину, где расположены были когда-то постройки Джексона.
Николай Васильевич Пинегин – участник в 1912—14 гг. экспедиции лейтенанта Седова на Северный полюс, описывал в своей книге „В ледяных просторах“ вид становища Джексона в 1913 г.:
„Главный домик смотрит маленькими окнами в холодную даль океана. Когда-то тут был самый крайний уголок цивилизованной жизни, – то было 20 лет назад. Теперь – хаос и разрушение. Мы вошли в первую постройку – жилую избу Джексона. Она сохранилась лучше других, ибо построена из бревен по типу русских изб; двери были открыты, окна повыломаны медведями, внутри – оледенение. Мы изрядно потрудились, протискиваюсь в узкий проход оледенелых сеней, и осматривали хижину с высоты слоя льда, лежавшего на полу, толщиной около метра. На фотографиях Джексона и по описаниям Нансена внутренность дома так уютна: чистая комната, обитая сукном, по стенам эстампы и фотографии, на полках книги и разнообразные предметы из обихода европейца-исследователя. Если бы Джексон был с нами и увидел свой домик!“
Теперь и того не осталось. Мыс Флора, представлявший в 1893—96 гг. небольшое поселение, совсем опустел. Даже домик, о котором писал Пинегин, был разобран и сожжен в топках судна „Святой Фока“. Единственным памятником от постройки остался лишь сарайчик, обнесенный потрескавшимися бамбуковыми палками.
Мыс Флора совсем опустел. Единственный бамбуковый сарайчик смотрит выбитым окном в холодную даль океана.
Серые камни, отколовшиеся от скал, поднимающихся в поднебесье, бамбуковый сарайчик, истлевшие кости животных, обрывки одежды, куски мехов, обуви, проржавевшие английские консервные банки напоминали о полярных неприветливых ночах, дикой угрюмости сурового севера и о бедствиях экспедиции Фиала, зимовавшей здесь. Оставленный в прошлом году флаг был сорван и пригнут к земле зимним ураганом. На его месте мы поставили другой, более крепкий, завалив его камнями.
Заканчивая установку флага, мы услышали непонятное гудение мотора. Может быть это Чухновский? Но нет, это был не Чухновский. Из-за торосов с востока показались две черные мачты неизвестного судна. Не прекращая работы, мы следили за его приближением.
Мимо Седова в 8 час. 40 мин. 28 июля прошел на норд-вест небольшой промысловый норвежский бот с маркой „Т. 47 Т. D.“ Вот, обогнув мыс Флору с восточной стороны, повернул на норд-ост и скрылся из вида в проливе Миерса.
Закончив водружение флага, оставили неприкосновенный запас галет и консервов в бамбуковом сарайчике для зимовщиков на Земле Франца-Иосифа, которым надлежит за время зимовки избороздить и нанести на карту точно все острова. Им помогут в этом и другие (продовольственные склады). Затем мы отправились к острову Беллю. В проливе Миерса мы заметили два норвежских бота. По международному коду сигналов подняли флагами сигнал: „немедленно остановиться“. Правительственный комиссар О. Ю. Шмидт, пригласив норвежских капитанов к себе, сообщил им, что Земля Франца-Иосифа принадлежит Советскому Союзу, и что у берегов ее промышлять без особого разрешения советского правительства не рекомендуется. Пока шел разговор с капитанами, ваши матросы пригласили норвежских рыбаков, затащили их в кают-компанию, где штурман Ушаков отколол на пианино с большим мастерством „Яблочко“ и „Марш Буденного“.
Рыбаки довольны, но как с ними поговорить? Показываем на портрет Ленина.
– Ленин наш. Ваш – всех пролетариев мира.
– Ленин, да, пролетарий мира.
Понимают. Пробуем говорить на всех наречиях Союза. Заиграла гармошка.
– Ну, как, якши?
– Якши, якши…
Мы удивлены. Откуда они знают узбекское слово? Вышли на палубу. Случайно один из рыбаков ударил ногой по швабре. Она чайкой взлетела на воздух.
– Футбол, – сказал я.
– Фут-бол, фут-бол… – несколько раз повторил раскрасневшийся кок с судна „Хэлла“.
– Я форвард…
– Киппер, киппер, – ударяя себя рукой, лепетал норвежец. Наши матросы смеются. Кочегар Московский громким басом, взяв на себя обязанность судьи, сообщил:
– Объявляю интернациональный матч.
– Самый северный в мире, – заметили сбоку.
– Товарищи, пожалуйста, спокойно, – волновался Московский.
Импровизированными воротами служили две огромных оленьих шапки. Подданная сильным ударом швабра пролетела над головой норвежского киппера и упала за борт в воду.
– Норвегия проиграла. Швабра была под планкой, – решил судья Московский.
Вышли капитаны.
– Прощай, товарищ!
Жмем руку арктическому „футболисту“, напихиваем в его карманы папирос, конфект, шоколада. Шлюпка норвежцев пошла к своим, поистине утлым, но смелым суденышкам, рискующим заходить так далеко на Север.
Понедельник, 28 июля 1930 года. Плавание в островах Земли Франца-Иосифа. Норвежские суда ушли на вест-зюйд-вест, по направлению к острову Виктории. 16 часов. Уменьшив ход, идем с вытравленным на 16 саженей правым якорем, к припаю гавани Эйры. 16 час. 45 мин. Войдя к припаю, стали. Машина в готовности. Занесли на лед ледяной якорь. Глубина 13 сажен. Вызвана подвахта: Бабич, Петров и Московский. Погружено на сани 4 ящика запасной провизии для зимовщиков острова Гукера, флаг и доска с надписью на русском и английском языках:
„СОВЕТСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ „СЕДОВА“, 1930 ГОД“
Члены экспедиции и часть команды отправились на остров Белль…
Серые и мрачные берега острова Белля, без признаков какой бы то ни было растительности и лишь с громоздкими костями кита, выброшенными прибоем на берег, встретили нас молчанием.
Дом, вернее сарай, построенный Ли-Смитом 56 лет тому назад, отыскать не трудно. Как только поднялись на серые валуны берега, увидели его в лощине. Сарай прекрасно сохранился. Кажется, он построен только несколько лет назад. Двери и окна выбиты. На полу глыба льда. Консервные банки, пустые бутылки. На стенах несколько надписей. Налево от дома матросы нашли разбитую лодку Ли-Смита. Общими усилиями привели помещение в порядок. Водрузили советский флаг, прибили к стене сарая медную доску и, нагруженные позвонками и ребрами кита, возвратились на ледокол. Густой туман стеной навис над бухтой. Целый день простояли без дела. Начальник экспедиции Шмидт сказал:
– Суточный отдых после напряженной работы – это хорошо. Экипажу и научному персоналу можно хоть раз выспаться.
Я отослал в Москву, в редакцию „Комсомольской Правды“ телеграмму:
„Утром 29 июля, надвинувшейся с моря туман густой пеленой закрыл остров Белль. Капитан Воронин не решился в такую погоду вести ледокол по неисследованным морским глубинам. В 10 часов утра на фоне переливающегося голубыми, светло-зелеными отблесками гиганта-глетчера показалась молодая медведица с медвежонком. По установленной разбивке очередь была нашей группы. Шум голосов с корабля заставил медведицу и медвежонка искать спасения в открытой воде. Спущенная лодка с двумя матросами направилась к ним наперерез. Через несколько минут мы заметили в волнах головы медведей. Раздались выстрелы. Защищая полугодовалого медвежонка, мать легла первой от разрывной пули писателя Соколова-Микитова. Второй трофей достался мне. К вечеру туман был немного рассеян ветром. „Седов“, отдав ледяные якоря, отправился для обследования архипелага Земли Франца-Иосифа. Через два часа с ледника снова сполз туман. Всю ночь проблуждали на одном месте. Только утром 30 июня яркое солнце позволило нам сойти на берег острова Мак-Клинтока“.
ОСТРОВ МАК-КЛИНТОК
Под ногами зернистый весенний снег, а рядом колоссальный глетчер. На „спине“ глетчера – сотня черных камней, отколовшихся от базальтовых скал. Ледник снабжает ненасытную Арктику льдом и айсбергами. Выше берега, по склону горы раскинулись мхи, полярные махи, цветы, травы, скрашивающие убогое однообразие снежных покровов на других, близлежащих островах. „Птичий базар“, прижавшийся к базальтовым обрывам скал, разнообразием голосов напоминает спор домашних хозяек.
Бродя по острову, мы наткнулись на свежие следы песца. Видели во многих местах черепа и кости этого ценного животного. Можно с уверенностью предполагать, что охотники-промышленники, впервые заброшенные на зимовку на остров Гукера, помогут Госторгу найти новые места пушного промысла.
На острове Мак-Клинтока ботаником Савичем открыт новый вид мха из семейства ортотрихов. Продолжавшийся туман не дает возможности пробраться к земле Вильчека. Стоим на ледяных якорях в ожидании благоприятной погоды. На имя начальника экспедиции Шмидта получена телеграмма от С. С. Каменева:
„Правительственная Арктическая комиссия приветствует экспедицию с исключительным по скорости достижением островов Франца-Иосифа и просит передать наш искренний привет сменным зимовщикам и добрые пожелания новой смене. С нетерпением ждем подробности о работе зимовщиков. Успех, сопутствующий экспедиции, дает полную уверенность в благополучном завершении всей задачи“.
Зимовщики послали ответную телеграмму:
„Благодарим за приветствие. Успехи первой советской зимовки в суровых условиях Земли Франца-Иосифа относим за счет внимания широких общественных организаций и тщательной подготовки снабжения. Снова предоставляем свои скромные силы для работы по закреплению изучений советской Арктики“.
31 июля. Ледокол ощупью пробирается от острова Мак-Клинтока сквозь непроницаемый туман. Впереди, над безымянным проливом, ведущим в канал Австрию, туман слился с темно-бурыми тучами. Капитан Воронин колеблется, вести ли дальше „Седова“: отсутствие сведений о глубине пролива заставляет быть особенно бдительным и осторожным. Мельчайшая оплошность, и ледокол может напороться на подводную банку или сесть на мель.
Наконец подул ветерок и разогнал туман. Перед нами открылся плоский бесснежный берег острова Аагата. Проф. Самойлович на ходу знакомит с его строением.
– Небольшой остров Аагат представляет собой тип низменных, размытых островов. К такому типу принадлежат и острова Ньютон, Итон и некоторые другие. Здесь вы увидите резкое выражение древних береговых валов, которых насчитывается до восьми. Острова эти представляют собой поднявшееся дно моря, усеянное темно-бурыми камнями.
Мы остановились на берегу. Перед глазами мертвая пустыня. Таких мест мы еще нигде не встречали. Лишь большие стаи гагар и диких гусей несколько оживляли неприветливый пейзаж. Над островом поднялась пальба. Матросы гонялись за редкими экземплярами полярных гусей. Пули ударялись о камни и рикошетом отлетали в сторону.
Проф. Савич сумел и на этом „кладбище“ обнаружить три новых вида корковых лишайников. Через три часа, простившись с островом, хранящим истлевшие кости кита, моржа и других морских животных, вернулись обратно. Начальник экспедиции сказал:
– Если завтра туман не пропустит к земле Вильчека, отправимся обратно в бухту Тихую.
Второй радист Василий Ворожцов принес телеграмму от новых зимовщиков:
„Ледокол „Седов“. Шмидту, Самойловичу, Визе, Воронину, всем
Во время выгрузки позабыли веники. Разыщите в трюме, зимой они будут необходимы“.
Пришлось разыскать и ответить:
„Мыс „Седова“. Остров Гукера. Всем зимовщикам. Веники найдены. Можете не беспокоиться“.
В дневнике капитана за несколько часов нашего блуждания по островам было записано:
„31 июля. 5 час. 30 мин. В виду приближения льда подняли якорь. Обошли с веста остров Аагат и легли на компасный курс – зюйд-вест. Ход полный. В 6 час. 10 мин. повернули на запад; в виду сильно ухудшившейся видимости сбавили ход до малого. 6 час. 30 мин. легли на к. к. северо-запад.
„Встретили сплошной торосистый лед. Сделав попытку обойти его с севера, повернули и пошли курсами от юга до запада. Туман стал гуще. Видимость плохая. Идем малым ходом вдоль кромки торосистого льда. Остановились у ледяного поля. Прошли за вахту 3 мили. Туман временами проносит. 21 час 45 мин. Туман раскинуло. 21 час 50 мин. Дали полный ход. 22 часа 45 мин. Вновь берега закрыло туманом. Идем проливом Абердар к острову Альджеру“.
Остров Альджер – место зимовки экспедиции Болдуина – Циглера (1900/01 год).
1 августа. Туман, распластавшись по морю, собирался ветром в темные, плотные тучи и закрыл солнце. На капитанском мостике собралась руководящая тройка. Проф. Визе указывал капитану, где должны быть постройки экспедиции Циглера – Болдуина, зимовавшего здесь в 1901 году. Визе приходил сюда в 1913 году из бухты Тихой. Место ему знакомо. Капитан Воронин усмотрел в поле зрения три небольших домика. „Седов“ направился к ним. Шлюпка полна народа. Не успели высадиться на берег, как проф. Исаченко заметил свежие следы человеческих ног и отпечаток собачьих лапок.
– Здесь кто-то недавно был.
На песчаном берегу в беспорядке валялись набитые льдом оцинкованные ящики, банки с консервами, проржавленные предметы домашней утвари.
Большой дом, построенный в виде казачьей кибитки. Крыши и стены покрыты плотным толем, не пропускающим холода.
Обходим кругом. Сзади обнаруживаем зияющую дыру, прорубленную топором. Окна выбиты. Внутри дома – глыбы смерзшегося снега. У входной двери лежат кучи промокших кофе и чая. Визе отделился от нашей партии и побежал к магнитному павильону. Там 16 лет тому назад им была оставлена записка в банке из-под какао. Записка пропала вместе с банкой. Кто-то чуждый Северу безобразно отнесся к историческим памятникам. Бедствующие исследователи не найдут тут приюта. По распоряжению тов. Шмидта здесь были оставлены продукты. Капитан Воронин обнаружил у продовольственного склада две резные архангельские дуги. „Надо захватить их в Северный музей“, – решил он.
В сохранившуюся двуколку впряглись Визе и Лактионов:
– А ну, – дайте дорогу.
Все разбежались по острову. Я пошел с Урванцевым к подножью высокой, укатанной снегом горы Ритгофен.
С высоты 200 метров мы увидели перед собой замечательную картину. Внизу раскинулась усыпанная цветами долина, сверху сталактитами нависал лед. Мы пересекли седловину, поднялись по песчаной пирамиде и вышли к базальтовым обрывам скалы. Среди камней нашли череп белой куропатки, кости песца, а на крутом спуске обрыва – недавние следы медведя. Туман белым поясом обхватил стан горы Ритгофен. Мы с Урванцевым очутились в молочном море. Ледокол казался издали крохотным. Осторожно спустились с крутого обрыва и отправились назад. На острове, недалеко от дома, подняли флаг страны Советов.
На острове Альджере был поднят советский флаг.
Обследовав Альджер, „Седов“ пытался пробиться к земле Вильчека, где в 1898 году разыгралась мрачная северная драма: начальник экспедиции американский журналист В. Уэльман оставил в построенном им продовольственном депо двух человек. Два закаленных полярника-норвежца – Бьервиг и Бентсен, последний-участник знаменитой экспедиции Нансена на „Фраме“, остались на зимовку. В полярную ночь Бентсен занемог и 2 января скончался. Перед смертью он обратился к своему товарищу Бьервигу с просьбой не зарывать его в мерзлой земле, где он вскоре стал бы добычей песцов и медведей.
Бьервиг исполнил последнюю просьбу друга. Когда В. Уэльман на следующий год вошел в хижину, устроенную из камней и моржовых шкур, он увидел следующую картину:
На полу один подле другого лежали два спальных мешка. Один хранил следы недавнего пребывания в нем живого человека, в другом же находился труп Бентсена, смерзшийся с мешком в одно целое. Бьервиг, верный своему слову, 70 суток полярной ночи проспал рядом с останками умершего друга. Бьервиг был вполне здоров в, по выражению Уэльмана, казался „почти нормальным“. Правда, немного нервничал и жаловался на бессонницу.
К могиле Бентсена, несмотря на все попытки, „Седову“ пробиться не удалось. Австрийский пролив и пролив Марк-Гама были плотно закупорены льдом. Машины надо было беречь, еще не была выполнена вторая ответственная часть задания – достижение Северной Земли. Ледокол повернул в пролив Самойловича, между островами Рояль Сосайети и Ли-Смита, в бухту Тихую.
