Текст книги "Умирать не профессионально"

Автор книги: Леонид Жуховицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

* * *

Тимур понимал, что висящее на нем дело никуда не денется и надо что-то решать.

Но ничего решать не хотелось: уж очень здорово жилось. Девчонка оказалась классным сотоварищем: не занудствовала, не морочила голову, легко бегала на рынок, к постельным вольностям относилась просто. Повибрировать под мужиком для нее проблему не составляло: работа нетрудная, так чего не порадовать хорошего человека. Тимур быстро привык к нестандартной ситуации – Буратина так Буратина, все люди разные, как умеют, так и живут, скажи спасибо, если на ноги не наступают.

Недели плотной жизни в маленькой комнатухе хватило, чтобы окончательно убедиться, что с пляжной соратницей ему здорово повезло. Девчонка была юморная, покладистая и при этом вполне независимая: если он молчал, задумавшись, или решал кроссворд в курортной газете, или просто валялся на койке мордой вверх, она не лезла с расспросами, не требовала внимания, а спокойно уходила в свои мысли – какие, Тимур не знал, потому что и он к ней не лез. На любой мужской прикол отзывалась сразу, и видно было, что, при всей деревянности, игра в женщину вовсе не была ей в тягость. Мало того, в ней обнаружился немалый постельный артистизм, в любых позах смотрелась красиво и сама напрашивалась на минет. Вот и разберись в редкой породе: с одной стороны, вроде бы и не женщина, а с другой – женщина, да еще какая. Тимур и всегда-то принимал людей со всеми их примочками, а принимать этого яркого зверька было забавно и приятно.

А вот скучно не было. Никогда. Что-что, а удивлять деревянный человечек умел.

В первый же вечер, когда уже лежали рядом, хоть и голышом, но как бы и по-братски, вдруг спросила:

– Ты в Бога веришь?

– Не знаю, – честно ответил Тимур. Он и в самом деле не знал, его ежедневная жизнь с Богом никак не соприкасалась.

– Ну, а все же, – настаивала Буратина, – как ты думаешь: он есть?

– Может, есть, может, нет. А ты как считаешь?

Она ответила, почему-то вздохнув:

– Мне кажется, все-таки есть. Должна же в мире быть какая-то справедливость.

– А какая от Бога справедливость?

– За подлость накажет.

– На том свете, что ли?

– Ну хотя бы, – произнесла она неуверенно.

Теперь вздохнул Тимур:

– На свете шесть миллиардов людей. И что, по-твоему, Богу с каждым разбираться? У нас какого-нибудь убийцу три года судят, и ничего доказать не могут. А тут – шесть миллиардов!

– Ну, и что выходит – никакой справедливости?

Вопрос был философский, и Тимур задумался.

– Почему никакой? Какая-то есть. Люди сами между собой разбираются. За добро благодарят, за обиды наказывают.

– А кто не может наказать?

– Тому плохо, – согласился Тимур. Он еще немного подумал и подытожил: – Тут ничего не поделать. Одни живут, как хотят, другие – как умеют. А в большинстве – хотят, но не умеют.

– А ты к каким относишься?

Он усмехнулся:

– У таких, как я, особая категория. Умеют, но не хотят.

– Чего не хотят?

– Ничего не хотят.

Она возмутилось:

– Да ладно тебе выпендриваться! Ничего он не хочет… На море же поехать захотел!

– Это ты захотела, – улыбнулся Тимур.

– А тебя на аркане тащила, да?

– Зачем на аркане? Ты захотела, а я за компанию. Ты для меня самый ценный человек: все время чего-то хочешь, за себя и за меня.

– А сам ничего не хочешь, да?

– Ничего.

– И трахнуть меня не хочешь?

– Иногда хочу, – примирительно ответил Тимур.

– Сейчас захочешь! – произнесла она угрожающе и взгромоздилась на него. И он действительно захотел.

Впервые подумалось, что жить с такой бабой было бы славно, не хуже, чем одному. Не жениться, конечно: какой из него муж, потрепанный, ко всему равнодушный, а в данный момент еще и под заказом. Но просто жить, как живется, – отчего бы и нет?

* * *

К сожалению, все благостные мысли то и дело прерывались на тревожном изломе – вот именно, что под заказом. И с этим неизбежно надо что-то делать.

Вариантов было мало, если конкретно, два. Самый по жизни лучший – мириться. Встретиться с Зятьком и подписать мировую. Мужик паршивый, ну, да, хрен с ним, детей с уродом не крестить. Горшок об горшок, и каждый в свою сторону. Интересы никогда не пересекутся, тем более что у Тимура никаких интересов и нет. Его единственный интерес – жить, как хочется. А как хочется, он и сам не знает. И знать наперед не хочет. Вот сегодня интерес от души поплавать, а потом в плетеном шалашике пообедать жареным местным сыром. Ну, винца немного, красного. А какой интерес появится вечером и появится ли вообще, будет видно вечером. Так что самое разумное – Зятька простить. Сволочь, да – но простить. Тут Лешка прав, через десять лет даже убийц прощают. Всех прощают, кроме фашистов, тех, как поймают, так и вешают. Но это случай исключительный. А все прочие падлы десять лет прячутся, а потом вылезают на свет Божий и живут, будто ничего не случилось. А то еще и на церковь жертвуют – хорошие люди, почетные прихожане, другим пример. Зятек небось тоже где-нибудь почетный прихожанин, теперь это в моде, даже коммуняки в храмы поперлись, какой-нибудь жирный Зюзя стоит со свечой, и на морде такая благость, будто это не его братия семьдесят лет церкви крушила. Так что хрен с ним, с Зятьком, пусть живет, как совесть позволяет.

Это был первый вариант.

О втором, рискованном и долгом, думать не хотелось. Никакого желания не было вступать в процесс. Ну его, авось обойдется.

В принципе до Зятька было близко, километров шестьдесят вдоль моря, может, чуть побольше. Тимур и точку для отдыха выбрал осознанно, чтобы при надобности не тащиться слишком далеко.

Но спешить желания не было – именно потому, что уж больно сладко отдыхалось. Все равно Зятьковы порученцы в Москве станут ждать, пока Тимур вернется, тогда и дадут Прошке или другому киллеру решающую отмашку. Не станут же искать клиента в огромной стране! А и станут – как найдут? Тем более время летнее, ленивое, кому охота потеть на жаре. И та шлюшка из шикарного джипа напрягаться не станет. И мозгов у нее не хватит.

Была и еще причина не спешить. Уж очень противно было с Зятьком встречаться. Ведь что такое мировая? Чокнуться, выпить и… обняться, что ли? Это с Зятьком обниматься?

Ко всему прочему, верить сучонку нельзя. С таким помиришься, а на выходе тебе пуля в затылок. Придется его на крюк подвесить, чтобы не сомневался: если что, ему тут же кранты. Из уличного автомата Тимур на всякий случай позвонил в Москву, Генке, на вторую мобилу, что для своих. Тот все понял и даже записал.

На Генку положиться было можно – из всех профессионалов профессионал. Подружились уже давно, в слаборазвитой стране, то ли дружественной, то ли враждебной, русских там нанимали охотно, но и мочили почем зря. После слаборазвитых союзников Тимур вернулся домой, а Генка еще четыре года мотался по Средиземноморью, деньги заколачивал. Он работал киллером, но элитным, так что мог выбирать не только заказчиков, но и клиентов. Был даже случай, когда вместо строптивого киноактера убрал заказчика – догадок у полиции хватало, а вот улик, как всегда, не было. Заработав, Генка вернулся в Россию, пожил в родном Ярославле, потом перебрался в Москву. Женился, родил двух девчонок, купил квартиру в центре и дом за городом, открыл дорогой магазин охотничьего оружия. Теперь он был легален от пяток до ушей, чтил все законы, какие есть, даже на «зебре» пропускал пешеходов, если не торопился, – а торопился он в своей новой благополучной жизни крайне редко. На родине они с Тимуром сошлись плотней, чем в слаборазвитой державе, и понимали друг друга до донышка: социальный статус у них мало в чем совпадал, но это значения не имело, оба жили, как хочется, а что хотелось разного, не проблема – у разных людей и должна быть разная жизнь. В данной ситуации Генка мог надежно подстраховать: если с Тимуром случится неприятность по имени смерть, то и Зятька вскоре постигнет такое же огорчение. А разыскивать ангела мести будет бесполезно ввиду полного отсутствия мотивов и связей. Так сказать, искусство в чистом виде.

Но в этот вариант Тимур не углублялся ввиду его крайне малой вероятности. Нелепо было думать о себе как о жертве – думать надо было о Зятьке. С ним-то как? Может, лучше его просто убить? Радикально и справедливо, сам начал войну.

Убить, оно бы неплохо. Но уж очень не хотелось влезать в процесс. Ведь Зятек не один, у него команда. Весь этаж в небоскребе! И на море, в летнюю резиденцию, выехал, вне всяких сомнений, с целой сворой охранников. Станут искать, скорей всего, рано или поздно достанут. Да и он, Тимур, не один. Прошка со своей расторопной бабой, Леха больной, но ведь живой. Генка в стороне, но и на него могут выйти, хотя тут шансы почти нулевые. Но зато Буратина возникла, деревянный человечек. И свяжись он с Зятьком, все его близкие люди вполне могут оказаться на линии огня. Так что худой мир, а с Зятьком он предельно худой, все же лучше доброй ссоры. Людьми рисковать – последнее дело. Буратина совсем не при делах, но и ее наверняка выследят, когда станут простукивать его, Тимура, запасные норы. Буратину подставлять – это совсем уж за гранью добра и зла.

Хреново – но надо с Зятьком мириться…

* * *

Впрочем, вышло так, что с деревянным человечком пришлось на время распрощаться. Сыграл лихую мелодийку ее мобильник, Буратина нажала кнопочку, обменялась с кем-то пятью безликими фразами, вздохнула и помрачнела.

– Чего там? – поинтересовался Тимур, равнодушной интонацией давая понять, что в чужую жизнь не лезет и на ответе не настаивает.

Девчонка, однако, ответила:

– Наталья это. Жаль, что так вышло. Но никуда не денешься. Надо нам с тобой, Тимоха, расстаться.

– Серьезное что-то?

– Да уж куда серьезней. Мать у нее умерла в Тамбове. Она поехала, похоронила, а теперь приходится наследство делить. Домишко разваленный, но участок хороший, в городской черте. Мать все ей завещала, вот и надо с двумя алкашами разбираться.

– С какими алкашами?

– Брат и племянник.

Тимур не торопил, и Буратина неохотно объяснила:

– Наташка, по сути, нищая. Сорок пять, а все в общаге, шансов никаких. И мужик у нее из общаги. Если участок продать, купит однушку в Подмосковье, хоть поживет напоследок как человек. Ей же через десять лет на пенсию. И никакого другого варианта точно не будет. А эти подонки про мать сто лет не вспоминали, сейчас вот вылезли!

– Судиться станет?

– Не знаю. Но чего-то делать придется. Она меня подменяла, а теперь просит выйти, пока она в своем Тамбове будет воевать. Дашь на билет?

– Так и я с тобой поеду.

– Еще чего! – возмутилась девчонка. – Тебе-то зачем? Отдохни!

– От чего?

– От всего.

– Да я не устал.

Буратина жестко сказала:

– Не валяй дурака. А то решу, что жизнь тебе испортила.

– Ну, погоди, – попробовал защититься Тимур, – что я тут буду один делать?

– Тоже мне, проблема, – отмахнулась девчонка, – бери полотенце, пошли.

– Куда?

– На пляж, естественно.

На берегу она сразу свернула к северу, на лежбище нудистов. Он шел за ней, прикидывая, как бы помягче настоять на своем и уехать вместе. На хрена ему этот отдых, что он, моря не видал?

Но у деревянного человечка была своя программа. Она махнула рукой, как разбитная продавщица в универмаге:

– Выбирай!

– Что выбирать? – не понял он.

– Бабу, что же еще.

Тимур растерялся, и она бросила почти зло:

– Ну, чего смотришь? Ты мужик, тебе без бабы нельзя. Меня-то не будет! Вот и выбирай.

Хохмит, что ли? Тимур молчал, чувствуя, что ни скажет, выйдет глупо.

– Лопух ты, Тимоха, – сказала она, – ладно, хрен с тобой, сама выберу.

Осмотрелась, оценила увиденное и спросила негромко:

– Вон та годится? На синем матрасике.

Девчонка, на которую показала Буратина, была молоденькая, примерно ее ровесница, шоколадно загорелая. Тимур ошарашенно развел ладони:

– А если она с парнем?

– Тогда облом, – хмуро сказала девчонка, – другую найдем. Садись вон туда, под камень.

Она подсела к шоколадной нудистке. Та вежливо приподнялась на своем надувном матрасике. Разговор у них длился минут десять. Потом обе посмотрели на Тимура и еще о чем-то потолковали. Картинка была что надо, но наслаждаться зрелищем Тимуру мешало его идиотское положение: хрен ее знает, что там Буратина про него несет.

Наконец чужая девчонка снова легла на живот, а своя вернулась.

– Не парься, – сказала она, – все путем. Пошли поплаваем. А ее потом заберем и за билетом сходим. Или могу автостопом, как скажешь.

– Еще не хватало! Ищи тебя потом по моргам. Чего ты ей сказала?

– Что надо, то и сказала. Что офицер в отставке, тебя жена бросила, чуть не застрелился, но я тебя спасла.

– Как спасла? – изумился Тимур. – Пистолет отняла?

– На хрена мне твой пистолет! Как бабы дураков спасают? Другого способа пока не придумали. Теперь она будет спасать. Девка вроде хорошая, из Вологды, Анжелкой зовут. На пару недель тебе хватит. А в Москву вернешься, опять я буду спасать.

– Ты серьезно, что ли? – все еще не верил он.

– Дурак ты, Тимоха, – сказала Буратина и все же, хоть и с ухмылкой, сочла нужным объяснить: – У нас же с тобой вроде роман. Не могу я тебя тут одного бросить, чтобы водку глушил и по блядям ходил, меня позорил. А Анжелка – девка нормальная, студентка. То, что надо.

– А если она…

– Какое, на хрен, если, – оборвала Буратина, – она, по-твоему, что – сюда загорать приехала? Ей тоже хочется отдохнуть по-человечески!

Ситуация была нелепая, но для девчонок, оказалось, нормальная. Когда Тимур с Буратиной, вдоволь наплававшись, собрались уходить, шоколадная новобранка уже надела майку с шортиками, сдула свой матрасик и втиснула его в пляжную сумку. Тимуру она протянула ладошку, назвала имя, которое он уже знал, и задала пару вежливых вопросов про погоду, причем на «вы».

– Да ты чего? – поставила ее на место Буратина. – Он тебе что, начальник?

Анжелка засмеялась и легко перешла на «ты».

В кассе билетов, естественно, не было, но Тимур подошел к дремавшему в теньке охраннику, они поняли друг друга, и малый в форме велел подойти за полчаса до поезда. Времени хватило на все – и поужинать, и со звоном попрощаться, и договориться о встрече в Москве. Потом, как раз вовремя, пришла Анжелка. Буратина стала собирать свои вещи, Анжелка раскладывать свои. Вот такая получилась молчаливая рокировка.

На станцию пошли втроем. Давешний охранник со служебного хода прошел в кассу и вынес билет. Возле кирпичного шалманчика распили прощальную бутылку местного сухого. Просвистел, приближаясь, поезд. Буратина, совсем как жена со стажем, степенно расцеловалась с Тимуром и после легкой заминки обнялась с шоколадной заместительницей.

– Смотри, – сказала она, – мужика не обижай, вернешь в полной сохранности.

– Не учи маму рожать, – ответила Анжелка.

Уже в тамбуре Буратина обернулась, вздохом скривила рот и махнула Тимуру ладошкой. Этот досадливый взмах ему и запомнился. Не хотела уезжать, явно не хотела. Но что поделаешь – у всех свои обязанности. Вот и у деревянного человечка были свои.

С Анжелкой поужинали в той же забегаловке, она попросила пельмени. Пельмени так пельмени. Официантка, увидев примелькавшегося мужика с новой девкой, шевельнула бровями, но не сказала ничего: на курортах смена караула – дело обычное.

Дома Тимур сел на койку. Дальше-то что делать? Если бы сам девчонку склеил, все понятно. А так – вроде, в подарок преподнесли. Надо что-то говорить – а что?

Анжелку, однако, проблемы не терзали. Подошла, обняла за шею, теплая майка прижалась к его лицу. Руки девать было некуда, оставалось самое естественное: сперва девчонке на поясницу, потом, оттянув резинку шортиков, ниже. Анжелка поерзала бедрами, шортики сползли. Слава Богу, обошлось без дурацких слов.

В постели новая спасательница отличалась от Буратины кардинально: свою миссию спасения она вершила так яростно, с такими стонами и воплями, что Тимур даже забеспокоился: если так и дальше пойдет, киллер до него не доберется, Анжелка угробит раньше. Девчонка отпустила его только к полуночи, и то не совсем: на ночь устроилась рядом, прижавшись всеми своими сокровенными частями тела. В принципе Тимур ночью предпочитал высыпаться, но его о привычках никто не спросил.

Впрочем, морской воздух сделал свое дело – утром проснулся легко, голова была свежая. Хотел пораньше пойти на пляж, но Анжелка делом напомнила ему, что она на юг не загорать приехала.

На пляж они все-таки попали, девчонка ловко надула свой матрасик и легла на спину полировать загар.

– Ты давно тут? – поинтересовался Тимур.

– Дней пять.

– Не скучала?

Она поняла подтекст вопроса и бросила с вызовом:

– Конечно, скучала.

– Чего так? Народу-то полно.

– А я вообще на улицах не знакомлюсь.

– А со мной?

– А ты при чем? Я же не с тобой, я с Маринкой познакомилась.

Дальше Тимур спрашивать не стал, принял как факт вологодские понятия об этикете.

Так оно и пошло: днем море, вечером кафешка, ночью Анжелка. Так бы и жить, как трава растет. Тем более что и девчонка была довольна, как-то даже сделала комплимент: «С тобой, Тимоха, не жизнь, а кайф». Рай, чего еще надо!

* * *

Райская жизнь, однако, длилась недолго.

Тимура учили люди умные, и о важном он не забывал никогда. Одна из главных заповедей была такая: если вошел в процесс – не высовывайся. Сиди тихо. Не возникай. Нет тебя, никогда не было и не будет. Того, кого нет, никогда не убьют. А умирать не профессионально.

Тем не менее Тимур высунулся. Не хотел, но так получилось.

Шел последний день Анжелкиного кайфа, ночью поезд на Москву. Как на грех, у Анжелки начались нерабочие дни, и с нудистского пляжа пришлось перебраться на городской, с грибками, платными лежаками, купальниками и разного рода шалманчиками вдоль набережной. В этом был свой плюс: ни за водой, ни за сливами-грушами далеко бегать не приходилось.

На набережной, у киоска с мороженым, все и началось.

Какой-то худосочный парнишка в синих плавках и некрасивая девчонка в глухом купальнике выбирали мороженое, когда к киоску подошли два амбала, одетых не по пляжному: один, худощавый и жилистый, в джинсах и красной футболке, другой в широких черных шортах и жилетке, расстегнутой на голом выпирающем брюхе, с множеством карманов на молниях.

Толстяк в жилетке молча долбанул хлипкого парня массивным плечом – тот от неожиданности чуть не грохнулся и устоял лишь потому, что уцепился за невзрачную спутницу. Видно, он что-то сказал мужику. Тот уцепил его за руку и умело вывернул – парень застонал и рухнул сперва на колени, а потом на грязный асфальт.

– Пусти! – прохрипел он.

Но толстяк не пустил, наоборот, рывком заставил мальчишку перекатиться на спину и взвыть от боли. Девчонка крикнула что-то несуразное, второй амбал отшвырнул ее в сторону. Тогда только толстяк в жилетке отпустил мальчишку. Тот встал на колени, опираясь на левую руку, правая была уродливо согнута.

– Есть вопросы? – спросил крупный мужик.

– Сука! – крикнул парень, кривясь от боли и уже мало что соображая.

– Надо же! – удивился тот и кинул спутнику: – Разберись с клиентом.

Жилистый в джинсах охотно разобрался: лихо развернувшись, не сильно, но точно врезал парню ногой по подбородку.

– Мальчика-то не бейте! – выкрикнула мороженщица.

– А кто бьет? – удивился жилистый. – Мы разве бьем? Мы учим!

Толстяк протянул ладонь к окошечку, взял у продавщицы деньги и неспешно сунул в один из многочисленных карманов жилетки.

Мальчишка оказался с характером: с трудом поднявшись, бросился на обидчика. Жилистый легко поймал его за руку и отработанным движением сломал палец.

Тимур вскочил, но Анжелка повисла на нем:

– Не надо! Убьют же! Это бандиты, они набережную держат, деньги собирают! Их тут все знают!

Момент был упущен, амбалы пошли к следующему шалману, девчонка рыдала, продавщица, выскочив из киоска, заматывала мальчишке руку какой-то тряпкой…

– Ладно, – сказал Тимур Анжелке, – я же не лезу.

Дальше все шло, как обычно. Пообедали, пошли домой. У Анжелки болел живот, стонала и куксилась. На подоконнике валялись затрепанные журнальчики, домашняя библиотека отдыхающих. Тимур попробовал читать – не читалось. Поступил-то правильно, по уму. Когда-то всем им прочно вбили в башку, как себя вести в процессе: в чужом монастыре чужой устав, и для тебя он закон. На памятной давнишней лекции Леха вылез, спросил читавшего курс добродушного пожилого подполковника: «Ну а, допустим, сижу в процессе, а мне велят хорошего человека расстрелять. Вот его, например» – и ткнул пальцем в Тимура. Подполковник помрачнел и ответил неожиданно жестко: «Прикажут – расстреляешь. Если его велят убрать, считай, его уже нет, он труп. В любом случае труп. А станешь залупаться – будет два трупа. Или двадцать два, потому что весь твой клубок начнут разматывать. Если ты друга застрелишь, ты его не убьешь, ты его от пыток избавишь. И больше на эту тему никаких вопросов. Это – непреложный закон».

Тимур закон выполнил – не высунулся. Не нарушил чужой устав. Грамотно поступил. Но настроение было будто получил по морде. Получил по морде, утерся и пошел…

Дома Анжелка сказала:

– Неохота уезжать.

– Ну, не уезжай. Сдадим билет.

– Он обратный, не возьмут.

– Хрен с ним, другой купим.

– Не могу, нужно ехать. У меня два хвоста, не скину вовремя, попрут из института. Я и так троечница, выгонят и не поморщатся.

– Тогда отвальную надо, – сказал Тимур. Он и сам не хотел задерживать девчонку, надо было дело делать, а при ней нельзя. – Сходим куда-нибудь?

– Неохота, – скривилась Анжелка, – лучше дома посидим.

Он согласился:

– Ладно. Полежи, за бутылкой сбегаю.

Он вышел на набережную и двинулся вдоль ларечков в сторону микрорайона: там вид был поскучней, но торговые точки посолидней, и вино в них больше походило на вино. А пить в прощальный вечер подкрашенную бурду было не в радость. Небо темнело, пляж почти опустел, да и на улице было пустовато: курортный народ ужинал и отдыхал перед ночными развлечениями.

До нужного магазинчика оставалось всего ничего, когда из него неторопливо вышли давешние амбалы. У старшего в руках была плотная пачечка, он буднично сунул деньги в один из кармашков жилета.

– Ну что, по шашлычку на дорожку? – спросил жилистый в красной майке.

– Окунемся сперва, – отозвался старший. Он явно был главный: не предлагал, а решал.

Перейдя шоссе, они спустились на пляж.

Сами напросились, сказал себе Тимур, и на душе полегчало. Кто их просил на глаза попадаться?

Он тоже спустился на пляж и медленно направился к накачанным купальщикам. Жилистый уже стянул майку, загорелые мышцы на руках и груди смотрелись как на рекламе бодибилдинга. Толстый сел на гальку, скинул туфли и взялся за носки.

Тимур подошел.

Старший амбал подождал вопроса, не дождался и решил спросить сам:

– Тебе чего, дядя? Не допил, что ли?

– Допустим, – ответил Тимур.

– Ну, и чего надо?

– Вы мне, ребята, не нравитесь, – сказал Тимур, – некрасиво себя ведете.

– Интересное кино, – проговорил толстый, – значит, не нравимся?

– Не нравитесь. Зачем пацана избили?

– А ты ему кто?

– Никто.

Мужика наконец достало:

– А никто, так вали! А то и ты нам не понравишься.

– Хам, – сам себе вслух сказал Тимур, – ко всему еще и хам.

– Я не хам, – возразил мужик, – хам у нас Геша. Я вот с тобой разговариваю, а Геша нервный, чуть что, сразу в хлебало. Ты ведь хам, а, Геша?

– Еще какой! – подтвердил жилистый. Он ждал сигнала и дождался: старший легонько кивнул. Жилистый присел и резко прыгнул, выбросив вперед правую ногу. Он летел красиво, словно прием показывал. Но и Тимур показал прием, не такой красивый, но быстрый – нервный Геша так и не понял, почему правая нога дрыгнулась впустую, а левая подвела, подвернулась при приземлении. Застонав, он свалился на бок и тут же потерял ориентацию в пространстве – Тимур показал, как надо бить ногой в подбородок без прыжка.

В запасе было секунды полторы, но их хватило: толстый сборщик курортного бабла получил свое и выбыл из игры минимум на полчаса. Тимур проверил его карманы. В брюках ни ствола, ни ножа не обнаружилось, в жилетке только деньги. Две тугие пачки Тимур взял, мелочевку не тронул.

Жилистый тем временем оклемался, но встать не смог: левая нога не работала. Он смотрел на Тимура сразу со страхом и яростью, словно выбирал, просить пощады или пугать. Все же сказалась привычка хабалить:

– Ты на кого полез, мужик? Ты знаешь, кто мы?

– Знаю, – кивнул Тимур, – покойники. Уже и яма на кладбище заказана.

Никого убивать он не собирался, не тот у него в данный момент жанр. А у жлобья не тот калибр. Но малый, похоже, угрозу принял всерьез: лицо побелело, глаза заметались. Обычно страх лишает сил. Но за каким-то пределом их утраивает. Сейчас бросится, понял Тимур.

Геша и бросился. Встать у него не получилось, лодыжка не позволила. Но он оттолкнулся руками, выбросил обе ноги вперед и вверх – это было не от науки, а от отчаяния – и все же достал Тимура повыше колена. Хорошо, успел напрячься: удар получился, как доской по доске. Теперь и у Тимура вспыхнула ярость. Он поймал Гешу за кисть и резко сжал – хрустнула косточка в запястье. Потом рванул, выкручивая Гешину руку с поворотом, и почувствовал, как она вырвалась из плеча. Это было эффектно, но не действенно, травматологи вправляют руку на раз, он и сам умел. Поэтому для верности ребром ладони перебил кость у локтя – вот такое лечится долго, а помнится еще дольше.

– Все, сдаюсь, – простонал малый, будто эта фраза из детской драки что-то решала.

– Ладно, живи, – разрешил Тимур, – и помни: здесь я хозяин.

Он поднялся на набережную, легко перебежал дорогу и пошел к дому. О вине вспомнил поздно – пришлось в случайном шалмане брать рискованную бутылку с красивой наклейкой. На всякий случай глянул в глаза продавцу так жестко, что тот и без вопроса ответил:

– Все в норме, сам пью.

Анжелка угрюмо лежала на оттоманке, вина выпила всего чашку, причем не вставая и отмахнувшись от тоста.

– Все куксишься? – посочувствовал Тимур.

– Паскудно вышло, – сказала она, – последний день, и так ублюдочно.

– Да нормально все, – утешил он.

Еще больше надувшись, Анжелка распорядилась:

– Ложись ко мне.

– Тебе же нельзя.

– Но тебе-то можно!

– Совсем не обязательно, – начал было Тимур, но она оборвала:

– Ложись давай!

Он снял джинсы и лег. Трусы с него она стянула сама.

Тимур никогда не любил слово «страсть» – бабье и вообще дурацкое. Но как иначе назвать Анжелкино рвение в квалифицированной женской работе, он не знал. Вроде делала то же, что и другие, – но другие старались для него, а она больше для себя. И стонать начала раньше, чем он, и задергалась одновременно, и зашлась криком сразу, как освободился рот. Отдышавшись, мрачно произнесла:

– Надо же, девушка перешла на самообслуживание.

Тимур хотел встать, но она удержала:

– Погоди.

И все началось по новой.

Лишь потом она сказала удовлетворенно:

– Ладно. По крайней мере, дня три проживешь.

Тимур счел нужным выдать комплимент:

– Баба из тебя классная. Повезет кому-то. Замуж не собираешься?

– Лет через пять.

– А не поздно?

– В самый раз.

– Раньше не хочешь?

Анжелка хмуро отозвалась:

– Еще как! Дом хочу, семью, детей штуки три. Я ведь все умею: готовлю, шью, вяжу.

– А тогда чего же?

Ответ прозвучал безнадежно:

– Я себя знаю. Мне надо так натрахаться, чтобы ноги не держали, чтобы двадцать лет ничего не хотелось. А иначе какая я жена? Или мужика ухайдакаю, или по рукам пойду. А мне это на дух не надо. Я считаю: если муж, то должен быть один. Моя мать знаешь как говорит? Муж с женой одна душа, одно тело. Вот так вот.

До станции было недалеко, пошли пешком, Анжелкину нетяжелую сумку Тимур перекинул через плечо. Стоянка поезда была две минуты, поэтому на перроне, не дожидаясь, пока подойдет, обнялись и поцеловались, уже без всякого напора, спокойно и солидно, как близкие люди. Перрон был пуст, только у кассы стояла одинокая бабка с двумя корзинами. Анжелка, будто что-то вспомнив, строго проговорила:

– Ты смотри у меня!

И погрозила кулачком.

– Ты чего? – не понял он.

– Того! Буратина велела за тобой приглядывать. А теперь-то приглядывать некому. Так что без глупостей!

Тимур не сразу понял, о каких глупостях речь. Но потом вспомнил легенду деревянного человечка: про бежавшую жену, про порыв к самоубийству, про чудесное спасение женским способом. Спросил:

– Ты-то откуда знаешь, что Буратина?

– Сама сказала. А чего? Кликуха классная. Марин в России как кошек на помойке, а Буратина одна. Душевная девка, повезло тебе. Еще куда поедете, возьмете за компанию?

– Я-то с радостью, – искренне ответил Тимур. – Ревновать друг к другу не будете?

Она отмахнулась:

– Чего тебя ревновать, ты же не муж.

Объявили, что поезд опаздывает на двадцать минут. Тимур вдруг спохватился: едва не забыл главное. Он вытащил пачку денег, из тех, что отнял у толстого амбала:

– Держи на дорожку.

Она нахмурилась:

– Это чего?

И вдруг закричала скандально, по-бабьи:

– Ты чего – совсем? Я тебе что – шлюха? С тобой как с человеком, а ты…

– Да стой, чего орешь-то? – растерялся Тимур. – Чего я сделал-то?

– Деньги суешь! Я что, за деньги? Я Буратине слово дала, а ты…

Надо было спасать положение, и Тимур сам повысил голос:

– Какие деньги? Где деньги?

– А это что?

– Это? Это подарок! Если бы джинсы тебе принес или кофточку, тоже бы вопила?

– Вещь – это знак внимания. А деньги…

– Какие деньги? Я что, твой размер знаю, в моде специалист? Я тебе кто – Слава Зайцев? Сама выберешь, что надо, и будет это мой подарок. А ты – деньги…

Обиженный тон подействовал, девчонка малость успокоилась:

– Ну, если подарок… А чего так много?

Тут уж Тимур знал, что возразить:

– Это разве много? Вот завалят на экзамене, придется взятку давать – тогда и увидишь, много или мало.

Подошел поезд, Анжелка уехала. Тимур пошел домой, лег. Дверь закрыл, придвинул к ней табуретку, соорудил пирамидку из посуды – будильник на случай неожиданности. Повертел в руках длинный кухонный нож и положил назад, в низкий комодик: против ствола не поможет, против ножа не понадобится. Вообще, он не слишком сторожился. Амбалы явно были не из важных, важные по ларькам не шакалят. Ну, решит их хозяин разобраться. Пока разведают что и где, пока сколотят карательный отряд… Не станут же среди ночи искать в курортном поселке не пойми кого. А завтра его здесь уже не будет. Отдыхать ему не от чего, самый момент делом заняться. Лучшая война – та, которая не началась. А заказ дуры бабы из зятьковской конторы еще не начало. Это еще надо проверить. И – в любом случае оборвать процесс. Лешка прав, хрен с ней, с той давнишней историей. На его век крови хватит, больше не надо.

Уснул он легко, как в колодец провалился. Спасибо Анжелке – бабы не снились, и вообще ничего не снилось.

* * *

Утром, едва открыв глаза, Тимур четко понял, что нынешний день, вот с этой самой минуты – рабочий. Отдых кончился, ничто за руки не держит, теперь только дело. Дело, в которое надо вступать стремительно. Сам виноват, связался со шпаной, потешил душу. А шпана всегда в комплексах, их понятие о достоинстве – ударить последним. Кстати, ударить могут, они всегда ходят стаей и, если иначе не получается, легко хватаются за стволы. Может, остерегутся с ходу лезть на рожон, ведь не знают, с кем связались. Но и он не знает, с кем связался. Часа два у него есть, дальше зона риска.