Текст книги "Умирать не профессионально"

Автор книги: Леонид Жуховицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Что конкретно делать?

На него охотятся. И будут охотиться. Будут до тех пор, пока не убьют. Или пока он не убьет охотников, всех, какие заняты этим увлекательным делом. У этой шатии свои понятия о чести, они же, мать их, крутые. Им же стыдно: всем кагалом не смогли достать одного, а он убрал уже двоих. Но и стыд – полдела. Им страшно, а страх опаснее стыда. Ну, как им избавиться от страха? Только одним способом: избавиться от того, кто несет страх. Ведь для них-то он тоже охотник. Тут выхода нет, кто кого.

Еще имеется деревянный человечек. Росомаха про нее знала, значит, и еще кто-то знает. И опять выходит: убирать надо всех. Поэтому самый разумный план не годится. Нельзя лечь на дно и ждать, пока все уляжется. Оно, может, и уляжется, а может, и не уляжется. Схватят деревянного человечка и начнут пытать. А она ничего не знает, поэтому пытать будут до бесконечности. Так что кончать процесс надо быстро. Очень быстро, поскольку вся капелла Зятька не позже вечера встанет на уши. Не позже, а, скорее, раньше. Найдут Веркины вещи, опять же подстрахощик, внезапная смерть молодого мужика. Кто поверит, что просто совпало? Уж точно не Зятек. Такие случайности парами не ходят. И до Зятька как добраться? С собаками или без, его дом все равно крепость.

Все мысли были правильные, но между собой никак не связывались, башка-то не компьютер. Хотя тут и компьютер не помог бы.

Позитивная идея возникла только одна: поймать машину, отъехать за город километра на три, подняться в горку и там, среди камней и колючей растительности, пару часов спокойно поразмышлять. Не может быть, чтобы никакого выхода не было, какой-то должен найтись.

Вот с такими смутными мыслями он вышел из забегаловки. Но на улице, как выяснилось, его ждали: два красавца в форме, справа и слева от двери, с короткими ментовскими автоматами, дула которых смотрели прямо ему в живот.

– Документики с собой? – поинтересовался один. И тут же предостерег: – Доставать не надо, в отделении достанете.

– Как скажете, – согласился Тимур. Он понял собеседника правильно: руку в карман не суй, могут быть мгновенные неприятности. Причем самые серьезные. Мудрые люди учили: от любого ножа ты обязан отбиться, а от пули не отобьешься, пулю приходится уважать.

Новенький милицейский «форд» стоял поодаль у обочины. Туда и прошли.

Менты были в разных чинах, капитан и сержант. Младший по званию спросил начальника:

– Браслетики наденем?

Тот пошевелил бровями:

– Можно надеть. Но можно и обойтись. Человек же умный. Не ошибаюсь?

Это он спросил уже Тимура.

– Да вроде не дурак, – отозвался Тимур. Руки он держал на виду и неподвижно, чтобы парни не нервничали: по напряженным их взглядам было совершенно ясно, что предупредительно стрелять в воздух они не станут. Скосил глаза на их ботинки – все нормально, не ряженые, законные менты.

И в машину его посадили грамотно: велели сесть вперед, потом капитан упер ему в затылок автомат, и лишь затем сержант, пристроив свое оружие на заднее сиденье, сел за руль.

Один ствол лучше двух. На улице Тимур, может, и рискнул бы. Но в машине, когда дуло в затылок, смысла не было. Если станет ясно, что везут убивать, тогда придется. Но пока-то не ясно.

– Мужики, а чего такие строгости? – спросил он. – Я что, злодей?

– Да ты что? – удивился капитан. – Что мы, хорошего человека не отличим?

При этих ласковых словах он чуть-чуть шевельнул автоматом, чтобы хороший человек не забывал, кто у кого на мушке.

– Служил? – дружелюбно спросил Тимур. Не то чтобы его это слишком интересовало, но пока с человеком говоришь, тот вряд ли выстрелит.

– А как же, – отозвался капитан, – все мы служим отечеству.

– Где?

– Не в расстрельной команде.

Ясный намек Тимур воспринял спокойно. Как сел, так и сидел неподвижно, пока ехали по городу, причем не гнали, не визжали сиреной, деликатно соблюдали все правила, какие есть. Даже бабусю на зебре пропустили. Конвоиры не спешили, и Тимур не суетился. Он уже понял, что в машине убивать не станут: расстрел – дело грязное, кровищи натечет – зачем ментам пачкать такой красивый «форд»? Вот если вырулят за город и свернут на разбитый проселок – тогда известно, что делать. Но это только на крайний случай, риск слишком велик. А пока случай не крайний.

За город, однако, не поехали. Сержант притормозил и аккуратно свернул вправо, как раз к глухим железным воротам. К Зятьку.

Это было интересно, но не очень, потому что такой вариант Тимур тоже имел в виду, хотя считал его не самым вероятным: менты все же. Впрочем, и менты – люди государственные, не на зарплату живут. Каждый вертится, как умеет: вон Генка брал заказы за границей, а эти берут на любимой родине. Эти патриоты.

Сержант оторвался от руля, пропищал каким-то пультом, ворота отъехали в сторону. Пропустили машину и вновь встали на место.

– Приехали, – сказал капитан.

И опять мужики поступили грамотно: сперва вылез сержант, нацелил ствол в живот Тимуру, и лишь потом быстро выскочил из машины капитан. Молодцы, профессионалы, не давали шанса. Капитан нажал кнопку мобильника, дождался отклика и сказал:

– Все в ажуре.

Их ждали. Качок в костюме с галстуком открыл входную дверь, потом еще одну, внутреннюю, и кивком указал наверх, на лестницу – прочную, дубовую, покрытую толстым мягким ковром. Негромко жужжал кондиционер, шума в доме явно не любили. Лестница была широкая, что хорошо, потому что шли шеренгой, Тимур в центре, конвой по флангам. Руки он держал на виду, расслабленно, перед грудью – зачем волновать людей. Но на просторной площадке перед вторым пролетом как раз и настал момент, который Тимур ждал. Как он и рассчитывал, оказавшись внутри, конвоиры успокоились: дело сделано, пленный доставлен, у дверей охранник, ворота заперты, их дом – их крепость. С его рук они не спускали глаз, но предусмотрели не все. Тимур зашелся в кашле – и тут же каблуком врезал сержанту по кости чуть ниже колена. Тот вскрикнул от резкой боли, автомат повис в руке. Капитан от неожиданности чуть скосил глаза. Этого хватило. Одному по горлу, другому по горлу – и еще два тычка большими пальцами в смертельные точки между скулой и ухом.

Шикарный ковер пришелся кстати: Тимур сошел вниз без звука. Постоял за дверью. Она приоткрылась – видно, охранник все же услышал то ли вскрик, то ли шорох внутри. Зря мужик проявил любопытство: жестокий удар в переносицу навеки отучил его от безобидного недостатка. Тимур даже не стал проверять, мягко опустил тело на мягкие ступеньки. Во входной двери было три замочные скважины и один толстенный засов, лишний при современных хитрых затворах. Но в данной конкретной обстановке он был в самый раз, и Тимур пропихнул его в щеколду: с такой амбарной мощью не справятся ни механика, ни электроника, и слава Богу, ибо нежданные гости сейчас ни к чему.

Из трех дверей первого этажа Тимур легко вычислил караульную, она отворилась без скрипа. Два мужика охранного вида, до минимума прикрутив звук, смотрели бокс по телеку. Они сидели спиной к входу, и Тимур про себя пожурил их за малограмотность: ловить кайф надо всегда рылом к дверям. Шанс исправить профессиональные недочеты Тимур им не оставил.

Сколько времени прошло? Минута, наверное. Это был порядочный срок, и на всякий случай Тимур подобрал один ментовский автомат. Проверил – заряжен.

Ковровая лестница упиралась в единственную дверь, не крепостную, домашнюю, из резного дуба. Автомат не понадобился: в большой комнате был только один человек. Зятек, сидевший за большим столом, уставился на Тимура скорей не с ужасом, а с недоумением.

– Ну, да, – сказал Тимур, – я. Твои разведчики меня выкрали и доставили, даже ворота ломать не пришлось. Чего это менты для тебя стараются?

– Деньги нужны, вот и стараются, – ответил Зятек.

– Хотели меня убить, – пожаловался Тимур.

– Этого не может быть, – покачал головой Зятек, – им была команда привезти.

Он только теперь начал бледнеть.

– Я-то откуда знал? По автомату с каждого бока – тут занервничаешь.

– А теперь автомат у тебя, – справедливо заметил Зятек и даже слегка улыбнулся. Он пришел в себя быстро. Молодец. Впрочем, он и прежде соображал неплохо.

– Теперь у меня, – кивнул Тимур.

– Может, присядешь?

– Ну, если просишь…

У стены, подальше от стола, стояли три кресла, как раз для пленного и конвоиров. Поскольку конвой задержался на лестнице, Тимур придвинул одно из кресел к столу, поближе к хозяину. На гладкой матовой столешнице, дубовой, как и дверь, стояло слишком много тяжелых предметов, чтобы бояться ствола в ящике. Но и рисковать смысла не было.

– Лапки на стол не затруднит? – спросил Тимур.

– Раз надо, – с пониманием отозвался Зятек и положил ладони на столешницу, – а автомат тебе необходим?

– Да нет, только мешает.

Ковер на полу был еще толще, чем на лестнице, и Тимур аккуратно, плашмя, бросил автомат – тот упал, не звякнув.

Зятек раза два беззвучно шевельнул губами: как и Тимур недавно, понимал, что надо затеять разговор, любой, только не молчать. А слова не шли. Наконец отыскал вопрос, не самый подходящий, но лучшего, видно, не нашлось:

– В Винзаводе руку парню не ты сломал?

Тимур проявил вежливость – есть вопрос, должен быть и ответ:

– Я.

– Так и подумал. Уж больно профессионально сработано.

– Как учили, – развел руками Тимур.

– У него, между прочим, два старика на иждивении.

– А студент, которому он палец сломал, он что, сирота? Тоже небось где-то есть папа с мамой.

– Грязно вышло, – поморщился Зятек, – я им говорил: никакого беспредела. Такой народ: есть возможность охаметь, непременно охамеют.

– Это точно, – согласился Тимур, – народ, он такой. Они для тебя шакалили?

– Еще чего! – Зятек так устыдился обидного предположения, что даже покраснел. – Их личный бизнес. Я сюда редко наезжаю, им скучно, ну, я подумал, хрен с ними, пусть делают, что хотят, форму поддерживают. А видишь, как повернулось.

– Тесть-то как, здоров? – поинтересовался Тимур. Спросил без подковырки: действительно было интересно, столько лет не виделись.

– А ты не слышал? Три года, как похоронили.

– А жена?

– Жена ничего, – сказал Зятек, – болела, с суставами что-то, теперь вроде нормально.

Он сидел неподвижно, только взгляд пару раз чуть заметно скользнул в сторону, за плечо Тимуру.

– Ты не дергайся, никто не войдет, – успокоил Тимур, – там нет никого. Ни одной живой души.

Разговор шел странный до абсурдности: сидят два человека, мирно беседуют, новостями обмениваются – а потом один другого убьет. Он, Тимур, убьет Зятька. И оба это знают. Потому, наверное, и возникла долгая, глухая, безнадежная пауза.

– Ну что, – хмуро вздохнул Зятек, – насколько я понимаю, на этом суде защита не предусмотрена?

– Защищайся, – разрешил Тимур. Теперь ему торопиться было некуда.

– Вы ведь сами сговорились меня убить, – укорил Зятек, – что мне оставалось делать?

И опять Тимур про себя похвалил собеседника: молодец, не стал ваньку валять, по делу высказался.

– Но ведь было за что.

– За Макарыча, да? Но я там при чем?

– А вертушку не ты навел?

– Ты уверен?

Тимур усмехнулся:

– А ты – нет? Тебе что, про Хроменко не донесли?

Он в упор смотрел на Зятька и видел, как тот бледнеет, как тяжело молчит, сглатывая так и невырвавшиеся слова. На еще один вопрос силы все-таки нашлись:

– Верку – ты?

– А кто же еще? – сказал Тимур. – Она же на меня охотилась.

– Вот, б…, жизнь, – с угрюмым отчаянием произнес Зятек, – когда-то были вместе, а теперь мочим друг друга.

Прозвучало искренне, но Тимура не тронуло. Это они с парнями и Макарычем когда-то были вместе, а Зятек сбоку, сам по себе. Они отвечали друг перед другом, а он перед тестем и разными начальниками. Водку, правда, пили коллективно, но водка не дружба, водку мало ли с кем пьешь.

Зятек поднял глаза. Взгляд у него был затравленный.

– Все из-за Макарыча началось, так?

Тимур согласился:

– Примерно так.

– Но я там был ни при чем. Я вообще не знал про Макарыча. Позвонил генерал, велел дать информацию: когда и куда уйдет переводчик. Я же под ним ходил, под генералом. Родина велела! Слушаюсь, будет исполнено. Откуда мне было знать, что Макарыч пошел в тот же кишлак?

– Генерал знал?

– Он мне не докладывал. Он только Крючкову докладывал, напрямую.

– Где он теперь?

– На Кипре.

– Загорает?

– Живет. У него дом под Лимасолом, четыре гектара и пляж.

– Цветы разводит?

– Какие там цветы… Старая школа: пьет водку, ругает демократов и рубится с охраной в домино.

– В Москву наезжает?

– Редко. На хрена ему Москва. У него теперь другая жизнь. Гватемальский паспорт, счет в Лихтенштейне, вилла на Кипре, сын в Лондоне. Типичный русский патриот.

– Хорошо устроился, – бесцветно сказал Тимур. Не осудил и не одобрил, просто констатировал.

Видимо, Зятек ожидал улыбку и, не дождавшись, слегка поплыл. То ли потерял нить поведения, то ли напряжение сказалось. Он вдруг вспомнил:

– Утром мой парень на станции умер – тоже ты?

– Это не твой парень, – покачал головой Тимур, – это подстраховщик. К нему ничего не имею, но ведь он за мной приехал.

– Следующий, выходит, я?

Тимур поинтересовался:

– А что, есть варианты?

Пауза была долгой. Потом Зятек глухо проговорил:

– А ты что делал бы на моем месте? Ждал, пока убьют?

– Плохо вышло, – почти посочувствовал Тимур, – ты сам себя подставил. Ведь Лешка тебя простил. Освободил меня от слова. А нас с ним только двое оставалось. Я сюда приехал мириться, черту подвести. А теперь Лешки нет, значит, и прощать тебя некому.

То, что произошло дальше, было неожиданно. Зятек долбанул лбом по столешнице и громко, зло завыл.

– Мудак! – закричал он. – Зачем? Зачем я это сделал? Мог же нормально разрулить!

– Мог, – согласился Тимур, – а теперь – сам видишь.

Он понимал истерику совсем неслабого мужика. Тот не каялся, не сожалел о людях, убитых по его желанию или прямому приказу, даже себя не жалел – он искренне и горько оплакивал собственную страшную ошибку.

Тимур смотрел ему в лицо, но больше на ладони, следил, не опустятся ли ниже столешницы – наверняка в ящике на всякий случай лежит ствол, а сейчас возник как раз тот самый случай. Но нет, руки были на виду.

Зятек вдруг успокоился.

– Погоди, – попросил он, – минуту подумать дашь?

– Минуту дам.

Любопытно, подумал Тимур, сколько людей в мире стоят и под петлей, и под расстрелом, но даже в последнюю свою минуту не умирают, а живут, не верят, что сейчас все кончится. Кто чуда ждет, кто ищет выход, кто надеется, что, жестоко напугав и тем самым как бы уже наказав, в последний момент все же помилуют. Полчаса назад, когда двое ментов везли, а потом вели его на убой, он сам искал выход. Но он был спокоен, как снайпер перед выстрелом, это спокойствие на краю гибели в них вколачивали еще на учебе, убедительно объясняли, что пока человек мыслит трезво, у него есть шанс. Практически всегда есть. Только надо свою последнюю минуту использовать с умом, тогда она, глядишь, и не окажется последней. К ним приводили людей, избежавших смерти в безнадежных ситуациях, спасшихся из тюрьмы, из плена, один вообще ушел из-под расстрела. Мужик был интересный, уже старый, но крепкий, и рассказывал все очень толково. Его расстреливали не немцы, а свои, был у него личный враг, особист, он до мужика добрался, когда тот заночевал у деревенской бабы. Дело было обычное, но особист надавил на трибунал, выжал смертный приговор и собирался сам привести его в исполнение. Мужика предполагалось шлепнуть назидательно, перед строем, зачитали приговор, но тут началась стрельба, полвзвода разбежалось, пришлось все делать второпях. Яму, правда, вырыли заранее, приговоренного поставили на край, особист велел встать на колени – и вот тут мужик словил свой шанс. Встать-то он встал, но лицом не к яме, а к расстрельщику, и пока тот, приказывая повернуться затылком, опустил пистолет, швырнул ему в глаза горсть песка, вскочил, долбанул ногой по яйцам и, как был, босой и в нижней рубахе, бросился в ближайший кустарник. Никто за ним не гнался, ребята для порядка пару раз пальнули вслед и, естественно, не попали: особист для них был чужой, а смертник свой, и вины его они не видели, к бабе на ночь не ходил только тот, у кого бабы не было.

Видимо, Зятек свою минуту использовал с умом, потому что произнес спокойно:

– Поторговаться можно?

Время тянет, надеется на внезапный шанс? Но никто случайно не войдет, а песком Зятек не запасся.

– Попробуй, – согласился Тимур.

– Я хочу выкупить свою жизнь, – сказал Зятек, – у меня много чего есть, но на хрена оно покойнику. Я понимаю, деньги тебе не нужны, а понадобятся, достанешь. Но я предлагаю не деньги. Я предлагаю другую жизнь, совсем другую. Хочешь дом на море, не на этом, а на настоящем – вот тебе дом. Хочешь в Австралию слетать – лети. В Париж на выходные – пожалуйста. Так у нас живет, может, один процент, даже меньше. И я так живу. Только в Австралию не летаю, времени нет.

– А мне на хрена Австралия?

– Это к слову. Я же не знаю, чего ты захочешь. Может, дачу в Испании, может, вертолет. Каждую неделю двадцать тысяч баксов – вот такая зарплата.

Тимур никак не среагировал, и Зятек тут же надбавил:

– Тридцать!

– И что делать за эти деньги?

– Ничего не делать. Я – президент фонда, а ты будешь вице-президент, вот с такой зарплатой.

– Деньги хорошие, – сказал Тимур, – а где ты их возьмешь?

– Какая тебе разница – ты же свое получишь.

Тимур ничем не показал, что фраза ему не понравилась. Но Зятек почувствовал. И понял: не та ситуация, чтобы темнить.

– У меня Фонд помощи силовикам. В смысле ветеранам. И деньги к нам идут каждый день.

– Меценаты добрые?

– Они, может, не добрые, но на нары не хотят. Ведь силовики, это кто? Следствие, прокуратура, налоговая, таможня, само собой, ФСБ. Все силовые ветераны у нас. А ветеран – это же не пенсия, это связи. И методика самая простая. Какого-нибудь олигарха или чиновника взяли за задницу, и он ищет, кому дать. Но кто возьмет? Взятка – дело криминальное, на червонец потянет. Зато благотворительный взнос в Фонд помощи ветеранам – вполне благородная акция. А уж кому мы оказали помощь, наше дело.

– Деньги хорошие, – повторил Тимур равнодушно.

– Ну, сорок! – еще надбавил Зятек. – Я сам столько имею.

– Сперва надо дело одно сделать, – сказал Тимур, – в Москве мадам из твоей конторы моей душой интересовалась. Отменим задание или мадам уберем?

– Как хочешь, – пожал плечами Зятек.

– Отмени, – решил Тимур, – чего глупую бабу зря гробить.

Зятек взял одну из трех трубок, включил громкую связь и велел отдаленной собеседнице отложенное задание отменить вообще.

– И никогда о нем не вспоминать, – подсказал Тимур.

– И никогда о нем не вспоминать! – громко повторил Зятек и еще от себя добавил: – Никогда и ни при каких условиях. Ясно?

– Никогда! – клятвенно выкрикнула из Москвы глупая баба.

– Ну что, договорились? – спросил Зятек, положив трубку.

– А гарантия? – прежним равнодушным голосом поинтересовался Тимур. Он все смотрел на Зятьковы ладони. Ладони не двигались, собеседник не рисковал.

– Обдумаем, – пообещал Зятек, – если хочешь, могу аванс. Полмиллиона баксов вперед – тогда поверишь?

– Тогда, пожалуй, поверю, – сказал Тимур.

– Нет проблем.

Но по голосу, по тому, как напряженно шевельнулись Зятьковы зрачки, стало ясно, что проблемы у главы могущественного фонда как раз есть.

В стол полезет, подумал Тимур.

Но тот в стол не полез. Он повернулся к стене позади стола, тронул какую-то щербинку в деревянной панели, и та мягко отошла в сторону. Сейф был с шифром, кнопок, как у баяна. Зятек поиграл цифрами, ошибся и набрал код заново. На этот раз толстая стальная дверца открылась. Внутри было много чего, но ворох барахла в ящике Тимура в данный момент не интересовал, потому что Зятек неловко извернулся, чтобы залезть в сейф правой рукой. Это был его шанс, но уж очень предсказуемый. Секунды Зятьку хватило, чтобы схватить револьвер. Но Тимуру вполне хватило той же секунды, чтобы метнуться через стол и еще в прыжке перебить неудачливому стрелку руку в локте. Второй удар пришелся по горлу. Этого было достаточно, жить Зятьку оставалось минут двадцать, но Тимур помог ему прийти к финишу быстрей.

Это он хорошо придумал с револьвером. Иногда, если нужно, приходилось убивать и безоружного. Но вооруженного куда лучше, особенно за секунду до выстрела. Вышло четко, как раз в последний момент. Красиво. Профессионально. Не потерял квалификацию.

В сейфе были деньги, много денег, зеленые баксы, розовые евро и толстая пачка пятитысячных родимых рублей. Похоже, меценаты у фонда действительно были щедрые.

В углу кабинета была еще дверь, в туалет при кабинете. Тимур взял полотенце и выбрал в шкафчике пластиковый пакет потемней и побольше. Выгреб из сейфа деньги. Еще там были какие-то бумаги. Тимур просмотрел их бегло, и бумаги ему понравились своей откровенностью. Зятек был предусмотрителен и на всякий случай держал местных начальников за кадык. Вряд ли его смерть их сильно огорчит.

Теперь надо было пять минут подумать.

Через дверцу в воротах на улицу? Риск. Через стальную калитку на пляж? Тоже риск. Выехать на машине? Теплее, но слишком много гладких поверхностей. Допустим, его отпечатков, насколько ему ведомо, нет ни в одной картотеке – но это насколько ему ведомо. Жизнь-то была всякая, и на каких только стаканах не оставляли след его пальцы – какой-нибудь дальновидный умник вполне мог на всякий случай запастись перспективными отпечатками. Да и в любом случае стоит ли облегчать жизнь следопытам – ведь президент фонда – фигура заметная, и не сегодня, так завтра уж точно могильная тишина заметного дома вызовет естественные вопросы, и на запах крови набегут все опера богатого черноморского края. Проблема, однако, была решаемая, салфеток в кухне хватало, так что Тимур даже не стал искать по кладовкам резиновые перчатки.

«Форд» был не заперт, ключ торчал в замке, пульт от ворот валялся на переднем сиденье. Тимур выехал, тем же пультом закрыл ворота и двинулся по улице, не торопясь, солидно, как представитель власти, человек в своем праве. На шоссе ускорился, но в рамках правил и минут через сорок причалил возле ближайшего аэровокзала. Там закрыл машину, ключ взял с собой. Пакет с добычей в рюкзак не влез, пришлось купить сумку вроде спортивной, выбрал самую дешевую, с такими тихие алкаши в баню ходят. Хорошая сумка, успокаивающая – алкаш, если не буянит, для государства человек социально близкий. Выждав паузу, прошел к дороге и поймал левака на раздолбанном «москвиче» с ростовскими номерами. Но в Ростов не поехал, а, сменив еще две машины, добрался до крупной узловой станции. С проводниками договариваться не стал, как законопослушный гражданин купил билет и рано утром вылез в Воронеже. Никакой слежки не обнаружил, да и откуда бы ей взяться?

Все нужные номера были в прихваченных документах и дублировались в Зятьковом мобильнике. Он набрал номер начальника милиции. Тот подошел не сразу, видно, звонок вытащил его из койки. Отозвался, однако, с энтузиазмом:

– Лев Степанович, весь внимание!

– Это хорошо, – одобрил Тимур, – внимание тебе потребуется.

Энтузиазм сменился раздражением:

– Кто говорит?

– Тот, у кого все документы из пушковского сейфа. А значит, и твоя судьба.

– Простите, кто говорит?

Это было сказано совсем иначе, вежливо, даже искательно.

– Слушай, майор, и запоминай. В твоем околотке случилась разборка, погибли два мента и четверо бандитов. Менты – герои, бандитам туда и дорога. Если именно так и закроешь дело, будешь жив и на свободе. И дом останется при тебе. И деньги останутся при тебе. Все уловил?

Голос в трубке растерянно проговорил:

– Убийства ведет прокуратура…

– Прокурор пойдет с тобой в одну камеру.

После паузы майор робко поинтересовался:

– Вы какие документы имеете в виду?

– Расписки и многое другое. Пушков был не дурак, всякую взятку документировал. Чем меньше будет шума, тем для тебя лучше.

– А если ФСБ? – майор, умница, вопрос задал точный.

– Им Пушков платил больше, чем тебе.

– Нам самим скандал не нужен, – майор уже пришел в себя и мыслил вполне логически, – но со смежниками буду говорить, они же спросят подробности, что и как.

– Прислать копии документов?

– Да нет, копии не надо. Я в смысле – гарантии. Спросят же, где гарантии, что расписки не всплывут… Ну, и прочее.

– Это все? – спросил Тимур.

– Н-ну… – трубка помолчала, потом послышался осторожный голос майора: – А Лев Степанович – он что, тоже погиб?

Тимур ответил назидательно:

– Никогда не надо шантажировать очень крупных людей!

Он понятия не имел, шантажировал ли Зятек очень крупных людей, но вот не очень крупных шантажировал наверняка, потому что собеседник охотно и чуть ли не радостно согласился:

– Это верно!

* * *

Билет до Москвы Тимур брать не стал, просто дал в лапу объемистой проводнице. Она даже место нашла. В купе было чисто, чай заварен крепко, толстуха предложила четыре печенья на выбор. Прямо Европа!

Может, в Европу махнуть, подумал Тимур: большие деньги требовали больших планов. Но тут же идею и отверг: хрена ли в той Европе делать? Дом покупать? Фирму регистрировать? Жену искать? В пятьдесят лет новую жизнь начинают лишь в том случае, если старая порвана в лоскуты. У него же как будто все в порядке. И дальше будет в порядке, если не возникнет какого-нибудь непорядка.

Он вышел в коридор, постоял у окна. Пейзажи шли спокойные, лес, поле, деревушки. Не Бог весть что, но свое.

Надо бы подбить бабки, сам себе сказал Тимур. Но мысли его были не о деньгах. Мысли были о жизни вообще.

Прежде висел на нем долг – выполнить, о чем когда-то договорились. Однако Леха от слова освободил.

Дальше началась война, надо было защищать свою жизнь, не потому, что дорога, а потому, что умирать не профессионально – а профессионализм был самым весомым, за что можно себя если и не уважать, то хотя бы не презирать. Потом Зятек прежнюю клятву вернул на место.

Теперь давнее обязательство выполнено, иуда наказан, Лешка отомщен, жизнь защищена. Ну, и что у него на этой земле осталось?

Не так уж много, но что-то имеется. Генка, например – у него своя семейная колея, но всегда есть на кого положиться и, как минимум, с кем выпить. Прошка? Ну, допустим, Прошка. Ведь есть все же однокашник, хороший малый. Еще есть деревянный человечек, на данный момент самое родное. Очень может быть, что ждет. Хорошо, если ждет. А если еще кого спасает – что ж, все равно хорошо, что случилась в его жизни. Но приятней надеяться, что ждет. И, возможно, есть Анжелка, смешная девка, но ведь тоже хорошая. Вот их двоих свозить в Европу – это самый кайф. Именно в Европу, Азии с Африкой он нахлебался по горло.

В общем, получалось, что он на свете не один, имеется компания, притом очень приличная, люди разные, но ни единого подонка, есть с кем годы коротать. Вполне можно считать, что в жизни повезло, могло выйти куда хуже. Повезло, даже не говоря о деньгах, коих несметное количество, хрен их знает, сколько их там. Тоже будет проблема – что с ними делать.

* * *

До Москвы Тимур добрался проходящим, все пять часов просидел в вагоне-ресторане, съел три антрекота, два борща и побеседовал с очень зрелой дамой о пользе временных разлук для прочности брака. Водки не пил и временной разлукой собеседницы не воспользовался: во-первых, решительно не хотелось, во-вторых, банная сумка у ног требовала уважения. Дама похвалила его плечи и поинтересовалась, не спортсмен ли, он ответил, что тренер по кикбоксингу, а еще теннис для поддержания формы. Дама сказала, что обожает смотреть теннис, что ей звонить не надо, сама позвонит, и Тимур продиктовал семь цифр, которые первыми пришли в голову.

Дома он высыпал на кровать содержимое сумки. Бабло следовало пересчитать, но он не стал, и так было видно, что до хрена, одних розовых европейских пятисоток набралось пачек сорок. Если не дурить, можно вообще завязать с работой. А ему очень хотелось с ней завязать. В конце концов, он ее не выбирал, он просто занимался в подвале клуба энергетиков модными боевыми искусствами, за которые в те годы на гражданке сажали, а в армии, в Школе морского резерва, они стали обязаловкой. Он был хороший ученик, на курсе лучший, причем с большим отрывом, что и определило его судьбу. Его учили разным разностям, но это было не главное, главным был бандитский предмет – умение убивать. Убивать дома, на улице, в лесу, в ресторане, в театре, в толпе, в салоне автобуса, на крыше небоскреба, в подвале супермаркета, на пляже, в больнице – вообще, везде, где человек может убить человека. Предмет был бандитский, но бандитов курсанты не уважали: они считались придурками, самоучками, любой Тимуров сокурсник мог без труда завалить троих, а при надобности и пятерых урок, лишь бы у тех не было стволов. Ножи опасным оружием не считались. За профессионализм в работе Тимур себя уважал, но саму работу не любил, охотничьего азарта у него не было никогда. Однако и бросить ее было непросто: ничему иному Тимура никогда не учили.

Запихнув деньги назад сумку, а бумаги в пластиковый пакет, Тимур в отделении Сбербанка, где счета у него не было, арендовал две ячейки: в одну все не влезло бы. Теперь можно было и расслабиться. Долг родине отдал давно, а теперь вот и родина отдала долг ему. Рассчитались! Так что свободен. Сам себе хозяин, и можно без спешки поразмышлять о жизни: чего он, в конце концов, хочет? Однако близкое желание было только одно: позвонить деревянному человечку. Он и позвонил.

– Тимоха! – завопила Буратина. – Слава Богу, живой! Я уж думала, отдал концы с перетраха. Анжелка звонила, говорит, дня на три я его вывела из оборота, а дальше не знаю, может, он у тебя сексуальный маньяк.

Она и дальше что-то говорила, но Тимур слушал плохо: зацепило это «у тебя». Всегда был ничей, а тут вдруг чей-то. Забавно.

– Когда приедешь? – спросил он.

– Когда, когда, – передразнила девчонка, – в восемь сменюсь, в полдевятого буду. Надо же на маньяка посмотреть. Совсем тебя курортные бабы затрахали, или что-то осталось.

– Кому я нужен, – сказал Тимур.

Он сходил в магазин, закупил всякой муры, забить холодильник. Спиртного тоже взял, по два пузыря водяры и красного, не для того, чтобы пить, просто чтобы стояло. Пить было рано, оставалась еще проблема, отвлекаться на которую не хотелось, но и сделать вид, что ее нет, не получалось. Была проблема.

Когда Зятек начал войну, он спланировал операцию подло, но грамотно: полная зачистка, чтобы ни одна волосинка не торчала. И сделал, как хотел, только на Тимуре промахнулся.

Теперь Тимур провел зачистку. Но вот полную ли? Там, на море, пожалуй, достаточную: Росомаху убрал, подстраховщика убрал, самого Зятька убрал, костоломов его убрал, даже ментов, вовлеченных в процесс, убрал. Если кто и остался, так местная шпана, но им мстить выгоды нет, а без выгоды подставлять шкуру за покойника не станут.