Текст книги "Девочка шейха (СИ)"
Автор книги: Леона Хард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
— Принцесса как принцесса, — сказала Серая Плесень, — толстая, с глазами и в шароварах.
Мы скосили глаза на друида. Та и не подумала ложиться мордой вниз, сидела, как ни в чем не бывало.
— А что? — спросила она, — Я неразумное животное, мне можно.
— Как-то это несправедливо, — сказал Лукась, — оборотням можно смотреть на царственных особ, а всем остальным сразу жетон. Почему у нечисти должно быть преимущество над добропорядочным гражданином?
— А с чего это друиды нечисть? — спросил Акимыч, — очень даже чисть! Они служат Юнну-Оленю, а он один из светлых богов.
— Да, — сказала Серая Плесень и похлопала Лукася лапой по голове, — мы с тобой еще побеседуем, мой дорогой искусственно-интеллектуальный соклановец, о богословии и правилах поведения в обществе. А также о том, кто на самом деле нечисть, а кто в отличие от этих некоторых последние три дня регулярно умывался.
— Видели мы, как и чем ты умывалась, — сказал Лукась, — Ой! Ухо-то зачем?..
— Прости, — мурлыкнула Серая Плесень, — коготь случайно зацепился. Все, можете вставать, двуногие. Уползла ваша широкозадая красота в свой дворец. Давайте-ка двигать на портальную площадь, а то все эти прелести востока мне порядком в зубах навязли. Только сперва на аукцион заглянем, а то я лоханулась, без портального свитка прибыла, думала, в Камито куплю, а там аукцион на замке.
Аукцион мы покинули, сверкая новыми белоснежными одеждами. Ева оптом купила нам самые дешевые шаровары из отбеленного хлопка, такие же рубахи и еще парусиновые туфли с плетеной из веревки подметкой. Аж по золотому на комплект расщедрилась. Сделав привязку к порталам Бахрэля, мы попрощались с Серой Плесенью — не то, чтобы со слезами, но стояли вокруг нее до последнего, чтобы убедиться, что друид действительно портанулся.
— И хорошо, — сказала Ева, глядя на последние искорки осыпающиеся после вспышки портала, — конечно, она очень вовремя появилась, но все-таки никому из бастардов веры нет и быть не может. Тем более тем, которые могут вокруг невидимками ходить, подслушивать и разнюхивать. А теперь предлагаю отправиться к Джангу и выяснить заранее, как там с кораблями до Зеленого Тигра. И не забудьте, нам еще здешние храмы обходить, Хохена показывать и вопросы задавать.
— Не похож он на местного. — сказал я, — Латы у него, конечно, странные, но в Камито они смотрелись даже уместнее, чем на Трансильвии, а тут — совершенно другой стиль.
Ева пожала плечами.
— Сколько тысяч лет назад он жил? За это время что хочешь могло поменяться, не говоря уж про стиль. И раз уж мы здесь, нужно все вероятности проверить. Надеюсь, эта принцесса не слишком часто в бани ходит, а то в ваших костюмах сейчас точно не стоит по грязной мостовой елозить.
Глава 17
Прежде, нежели мы дошли до порта, Ева дернула меня за рукав и неестественно бодрым голосом громко объявила, что нам-де надо срочно обсудить одно очень важное секретное обстоятельство, после чего нас быстро затолкало в небольшую харчевню по пути, и мы устроились в маленьком зале, где оказались единственным посетителями. Не успели сесть, как Ева вытащила из инвентаря алый веер, быстро раскрыла его, явив взорам грубо намалеванную на коричневой бумаге морду дракона с вытаращенными глазами, после чего с треском хлопнула веером по ладони, закрыв его, — от веера рванулись прозрачные спирали радужного света, брызнули по стенам и растеклись по ним, истаивая.
— Ну, вроде мы одни, — сказала Ева, внимательно оглядывая зал.
— Это что такое сейчас было? — спросил Акимыч.
— Амулет открытия сокрытого. Невидимок обнаруживает. За сто золотых и всего на пять применений — грабеж!
— Ты Плесень что ли искала? Ну, извини, это уже паранойя какая-то. Ты же своими глазами видела, как она портанулась.
— Ага портанулась в Ся-Мин, снова использовала там портальный свиток и через пять минут вернулась обратно. Или подручный ее какой проследил куда мы направились и дал сигнал, что можно двигать обратно, садиться нам на хвост со всеми удобствами.
— Зачем бы ей это делать? — пожал я плечами. — Я понимаю, эпические квесты, секреты, все дела, но в Альтрауме секрет на секрете едет и секретом погоняет — за всеми не набегаешься.
— Ты не понимаешь, — сказала Ева, — эпические квесты — это страшно жирный кусок. Топ-кланы бьются за доступ к ним, а мы тут впятером расхаживаем с эпиком под мышкой, аппетиты дразним своими жалкими уровнями и общей неприкаянностью. Будь бы я главой бастардов — сто пудов к нам кого-нибудь приставила аккуратненько следить. Вот скажи, чего она в хайде за нами в Бахрэль ползла? Подошла бы открыто, сказала бы так и так, пойдемте, составлю вам компанию.
— Повезло нам, что зверюга невидимой была, — сказал Гус, вытаскивая из поднесенной служителем корзинки лепешку, посыпанную черным кунжутом. Ну, надеюсь, что кунжутом. — Зарезал бы меня этот огрызок плосконосый, как пить дать зарезал бы!
— Может, и повезло, но расслабляться не будем, — сказала Ева, раздирая свою лепешку. — Отныне все важные разговоры — только при соблюдении условий безопасности.
— А как понять, — спросил Лукась, — какие разговоры у нас важные, а какие нет?
— Хороший вопрос, — сказала Ева, — настолько хороший, что я не знаю на него ответа. Поэтому просто предлагаю поменьше разговаривать, особенно на улице. И помнить, что кругом если не враги, то уж точно не друзья. Что накуксились, дорогие мои? Добро пожаловать в мой мир!
— И ладно, — сказал Акимыч, — нужно молчать — будем молчать, ничего страшного, я люблю молчать!
— Да ну?
— Просто редко удается, — пояснил Акимыч
* * *
В речном порту я все-таки выбил себе право немножко порыбачить, пока остальные шлялись по конторам и лодочникам. Клевало плохо, за неполный час поймал трех серых лупоглазых рыб, похожих на сумеречных вуалехвостов, и одну гнилую челюсть небольшого, но явно хищного неизвестного животного. Бежать на аукцион выяснять цены на челюсти и вуалехвостов было не с руки, поэтому весь улов я отправил в мутные воды Джанга — все равно добыча не выглядела как что-то, на чем можно разбогатеть. Наши вернулись, Ева еще издалека выглядела раздосадованной. Даже походка у нее была сердитая.
— Приплыли, — злобно сказала она, — путь по реке закрыт. В Друпаде сейчас восстание и корабли туда не ходят, а дальнейший путь на Пандар, куда нам и надо, вообще взят под контроль какими-то речными пиратами, которые с некой местной армией союз заключили и сейчас уничтожают все, что движется по Джангу, дабы в осажденный Пандар оружие и провизию не подвозили. То есть, на маленькие лодки особого внимания не обращают, а вот рейсовые корабли с середины лета по Джангу больше вообще не ходят.
— Ну и пусть, — сказал я, — все равно мы хотели сперва по местным храмам походить, священников порасспрашивать.
— Хочешь поржать? — сказал Акимыч, — в Бахрэле нет священников, вообще. Там храм речной в конце пристани стоит, мы туда зашли — оказывается, у них храмы царь строит и содержит, люди туда сами ходят и как хотят молятся. Только пустота и коврики внутри
— Может, взамен какие-то советы мудрейших есть, школы ученых… — растерянно сказал я.
— Может, и есть, — сказала Ева, — только посмотри, пожалуйста, какая у тебя репутация с Бахрэлем.
— Никакая, — ответил я, проверив вкладки.
— Вот именно. С нами тут даже стражники разговаривать не будут. Ладно, торчите пока тут, а я в реал, проверю кое-что. Запрос на открытие капсулы мне только что подтвердили, постарайтесь, чтобы за час, пока меня не будет, с вами ничего не стряслось.
— Ну нормально, — сказал Акимыч, глядя на тающую Еву, — она, значит, в реал, а мы тут торчи на солнцепеке. Могли хотя бы договориться встретиться в той же харчевне.Чаю бы попили…
Осень, и правда, не чувствовалась в солнечном Бахрэле, у меня даже нос успел слегка обгореть. Мы перебрались под раскидистое, противно попахивающее какой-то тухлятиной дерево у заколоченной досками билетной кассы и уселись там на каменную скамью, поросшую разноцветными лишайниками и каким-то особенно солнцестойким мхом — сухим, рыжим и пушистым. Хохен слонялся туда-сюда по набережной, а за ним по пятам бежали несколько местных дворняжек, поджимали хвосты, вытягивали шеи, нервно принюхивались, но благоразумно не решались облаивать подозрительную железяку.
— Может, лотерею устроить благотворительную? — сказал Акимыч.
— Ты вообще о чем?
— Ставим его на площади, вешаем ему плакат «Угадайте где я родился, принесите доказательство», победитель получает целого барана или что-то в этом роде.
— Тебе солнцем голову не напекло? — заботливо спросил Лукась, — Что в этой идее благотворительного и где тут лотерея?
Акимыч ненадолго задумался.
— Не знаю, а как еще такое можно назвать?
— Бессмысленной тратой времени и излишним привлечением к нам внимания, — любезно подсказал ему Лукась.
— Интересно, — сказал я, — А сам-то Хохен знает где он родился?
— Предлагаешь его допросить? — спросил Акимыч.
Из-под досок на кассе виднелась грубо намалеванная карта Таосань, и мы какое-то время развлекались, выкрикивая Хохену названия с нее.
— Кхонг!
— Пхенг!
— Тонада!
— Вуси!
Собаки отвечали нам ворчанием, а Хохен никак не реагировал. Я уже почти было решил идти снова закидывать удочку, но тут из воздуха вывалилась Ева.
— Диспозиция такова, — сообщила она нам, — Джанг действительно сейчас закрыт для регулярного судоходства, но на мелких лодках, джонках всяких и ладьях люди как-то пробираются к Пандару. В Бахрэле нам ловить нечего — город страшно репутационный. Квестов на репутацию множество, но выполнять их нужно месяцами, чтобы с тобой хоть какие-то местные неписи согласились нормально контактировать. Кстати, самая популярная связка репутационных квестов начинается с этой психованной царевны — если на нее все-таки посмотреть, то тебя тащат в местную темницу, и чтобы спасти свои глазоньки, ты начинаешь выполнять поручения и совершать всякие идиотские подвиги. Полное прохождение цепочки рассчитано недель на семь, после чего к тебе начинают относиться с симпатией. Удовольствие дорогое и муторное, но эта цепочка потом дает целое дерево возможностей, на нее завязано множество сценариев. Сочная довольно штука, я у нас на Трансильвии такого и не помню, чтобы любой нуб сразу имел шансы на такое плотное вхождение в игру — территория города вполне подходит для пятидесятых уровней и большая часть цепочки может выполняться мелкими соло. В любом случае, нас все это сейчас не касается, у нас другие задачи. А вообще не зря говорят, что в Таосань и в Антии игру выгоднее начинать.
— И чего мы тогда делаем? — спросил Акимыч.
— Чего-чего… следуем намеченному плану. Идем на аукцион, покупаем за самые маленькие деньги самую большую лодку и машем веслами до полного упоения! Если у кого есть какие другие варианты — я послушаю. Нет предложений? Почему я не удивлена?
— На пятерых плюс Хохен, — сказал я, — да еще и в долгое путешествие — лодкой за маленькие деньги не обойдешься. Это минимум такой же баркас нужно, как у нас был.
— Значит, — сказала Ева, — покупаем баркас. Интересно, а Хохен не может за нами по берегу побежать?
* * *
На Бахрэльском аукционе в разделе малого водного транспорта баркасов не обнаружилось. Сплошные джонки, бунэ и еще какие-то дау. Имея лишь самое смутное представление как выглядит азиатский корабль, я готов уже был взять что попало, но потом пересмотрел список еще раз и таки увидел невесть откуда здесь взявшийся баркас. Семьсот голды однако, впрочем, ладно.
— И даже не думай, Гус, что я отдам тебе его на панель. Капитаном сделаю, а свиток пусть останется у меня.
Мы вернулись к причалу, чтобы опробовать покупку. Я разместил свиток в панели транспорта и уже приготовился ввести его название, но необходимости в этом не оказалось
— Ну, здраствуй, давно не виделись, — сказал я «Вонючке»
— В принципе, вполне логично, — сказала Ева, осматривая «Вонючку», словно бы принюхивающуюся к водам Джанга своим тупым пооблупившимся носом. — трофеи в Учгуре продали по дешевке небось, кто-то из умных торговцев догадался прихватить свиток по пути в речной город… Я вот что думаю, чего нам дальше тут валандаться, давайте сразу же и отправимся к Зеленому Тигру. Прямо сейчас.
— Снарядиться все равно нужно, — сказал Акимыч, — какую-никакую провизию собрать. У ребят ни одеял, ничего, ни плащей даже на случай непогоды. Пара сотен же у нас еще найдется?
— Пара сотен, может, и найдется, — сказала Ева, — но только если все ваши покупки встанут дороже пятидесяти, я серьезно рассержусь. Хватит, привыкли шиковать — гостиницы… рестораны. Берем муку на хлеб, будем печь сами в дороге. Ним ловит рыбу, немножко соли, так и быть, приобретем. Чай можете купить — он тут недорогой, а вот про кофе пока забудем. Мяса я сама постараюсь набить по дороге. Локации тут, конечно, и для меня высоковаты, но если осторожненько… Воду будем пить из реки! Мы в игру вообще за приключениями пришли или как?
— Холера и дизентерия, — сказал Лукась, — это, конечно, замечательное приключение.
— Никто не мешает эту воду кипятить, — отрезала Ева, — чайник у нас есть.
— Ну, раз чайник есть, — кивнул Акимыч, — то, считай, в любую дорогу мы готовы. Ев, а если совсем небольшой мешочек сахара…
* * *
Деревья по берегам на третий день нашего пути стали больше похожи на клубки змей, чем на растения. Гигантские, зеленые — не разобрать корни или ветки — извивались, тянулись к воде, полоскали копны своих щупалец в редких волнах. Тяжелый удушливый запах лился из этого непролазного сплетения, расстилался над водой, заставляя слезиться глаза и наполняя каждый вдох маслянистым ароматом разложения.
— Хороший вроде чай был, — сказал Акимыч, — а все равно как помоев нахлебался.
— Ты посмотри, какая вода зеленая, тут, наверное, слой ила метров пять в высоту, а то и десять. Ясно, что пахнет.
— Вообще такие запахи считаются целебными, — ответил Лукась, сидящий на носу и пытающийся зашивать белую рубаху черными нитками — других у Евы не нашлось. — Особенно хороши они для слабогрудых, у нас в Развиле болезненные дамочки ходили над навозными кучами дышать по осени. Для них там коврами лесенку застилали.
— Ничего, — сказала Ева, — это самая узкая часть Джанга. Уже завтра, если не путаю, мы выйдем на простор, где от берега до берега километра три, не меньше.
— Да, — сказал Гус, переступая через ноги Хохена и закрепляя парус в новом направлении, — вроде, ветерок есть, а течения словно нет. И хорошо, что нет, нам же проще против него идти. Но так-то смерти здесь много, потому что жизни очень много. Ишь, как корни-то змеятся, словно живые. А вон у бревна слева прямо будто глаза.
Не успел он произнести эти слова, как огромное зеленое бревно, покачивающееся в воде, с плеском выбросило в воздух бесконечно длинную морду, усыпанную бесчисленными треугольными зубами. По размерам бревно было чуть ли не больше «Вонючки», и наш общий крик был более, чем оправдан. Чудовище, определившееся как «гавалус гребнистый», элитная тварь сто пятидесятого уровня, недолго думая, пошла на таран. Каким-то чудом Ева, заведшая песнь ветра, успела выгнуть парус в другую сторону, и «Вонючка», совершив сложный кульбит, на несколько сантиметров разминулся с кошмарными челюстями. Ева речитативом гнала песнь ветра, Гус грохнулся на скамью, схватившись за весла, мы кое-как вывернули нос в обратном направлении, и минут через семь гавалус оставил попытки догнать баркасик и поближе познакомиться с его пассажирами. Бледный Лукась, не глядя, взял у Акимыча протянутую фляжку и сделал несколько глотков.
— Никогда не думал, — сказал он, вытирая рубахой губы, — что сочту это рисовое пойло — уместным напитком.
— Из них, кстати, отличные чемоданы шьют, из таких вот гавалусов. Подумай об этом, Люк, и взбодрись.
— Предлагаю перебраться к другому берегу и тихо пройти там на веслах, — сказала Ева, — не может же у этой твари быть агро-радиус на всю реку.
Все оказалось еще хуже. Наученные вдохновляющим опытом, мы уже смотрели на воду во все глаза и издалека насчитали не менее шести подобных бревен, в шахматном порядке нежившихся в водах Джанга.
— Теперь понятно, — сказала Ева, — почему на форуме было указано, что для одиночного прохода желательно человек десять, уровней сто двадцать пять плюс. Не знаю, как далеко тянется этот крокодилий патруль, но мы тут не пройдем.
— Если что-то не придумаем, — сказал Акимыч.
— Думай, — кивнула Ева, — я пока вижу, что нам надо искать место, где можно сойти на берег, не увязнув в этих непроходимых джунглях, а сойдя, пытаться найти дорогу посуху, причем, чтобы нас там тоже не съели. Как любили говаривать наши бабушки — миссия невыполнима.
Мы стояли на якоре у берега, строя козни против гавалусов.
— А если мы его приворотом выманим, ты, Ев, его заморозишь…
— Я не заморожу сто пятидесятую элиту, — сказала Ева, — я — воздушник! Могу заставить его полевитировать секунд десять на одном месте.
— Он наверное ужасно удивится чувству полета, но наврядли это испортит ему аппетит, — сказал я.
— А как ты того, в пещере, Ним? Помнишь, ты рассказывал? Может, придумаем какой-нибудь яд?
— Мобы к большинству обычных ядов иммунны — напомнила Ева.
— Жаль, что у нас взрывчатки нет, да?
— Чтобы была взрывчатка, нам нужен игрок с инженерным классом, другие этими взрывчатками и пользоваться-то не могут, если, конечно, не хотят красиво самоподорваться.
— Давай ты мной полевитируешь, я их всех на себя натравлю, они меня сожрут, а Хохен их потом перебьет!
— Ага… а потом ты воскресаешь на кладбище километрах в двухста отсюда, мы тебя ищем, забираем и когда мы сюда вернемся, все крокодилы уже воскреснут и будут ждать нас с нетерпением. К тому же левитация другого игрока — та еще веселуха неконтролируемая, вероятнее всего я тебя просто всажу вниз головой в здешний ил.
— А если бы мы знали кто из них самка, то Нимис мог бы ее приворожить, — не унимался Акимыч.
— Даже не думай, — возмутился я.
— Изнасилование Нимиса шестиметровой влюбленной крокодилицей… я прямо это вижу! — сказала Ева.
— Пожалуйста, не надо ничего такого видеть, меня это смущает.
— Ну, ребята, что вы такие унылые? Давайте думать! Давайте пробовать! Допустим, если взять веревку…
Что Акимыч собирался делать с веревкой мы так и не узнали, потому что реку огласил отчаянный визг. По Джангу мчалась совершенно крошечная, чуть больше тазика лодчонка, в которой стоял кто-то в развевающихся голубых одеждах. Судя по звукам, этот кто-то был женского пола — мужские связки на такое просто не способны. Лодку увлекало за собой нечто, скрытое под водой и тянущее туго натянутую бечеву. Когда процессия подлетела к «Вонючке», бечева со звоном лопнула, из воды взметнулся большой серебристый хвост, который вильнул и скрылся в глубинах Джанга, а лодчонка взлетела в воздух, перевернулась, зачерпнула боком воды и тут же пошла ко дну, оставив на поверхности отчаянно барахтающийся ворох синих тряпок, расплывшийся вокруг тонущей, как гигантский цветок. Мы с Гусом одновременно вскочили, перешагнули борт лодки и упали в воду. Плавал я уже почти не хуже, чем он, а думать о скверных привычках гавалусов сейчас был неподходящий момент.
Глава 18
Сплавал я все- таки не зря. Пусть голубую утопленницу выловил и загрузил в лодку Гус единолично, зато я подхватил ее шаль, уже уплывающую по течению пузырем, словно прозрачная медуза. «Вонючка» не был просторным судном, и приобретение нашим обществом нового участника, да еще такого мокрого и взволнованного, поимело известные последствия: на баркасе начались кутерьма и толкотня. Кто-то лез за чем-то горячим, кто-то за сухим, кто-то ругался, наткнувшись на шип хохенского наплечника. Я остался сидеть на борту, откуда открывался неплохой обзор на спасенную. Она уже приходила в себя, приподнялась, положив головку на колено Гусу и ухватившись изящной ручкой за штанину Лукася. Красивая барышня, если вам, конечно, нравится, когда у женщин большие черные глаза, маленький ярко-алый рот, белая кожа, черные, как смоль, густейшие волосы и фигура, как гитара. Непись, естественно. Имя «Джанга» — это в честь реки что ли?
— А у тебя имя в честь реки, да? — спросил Акимыч, протягивая барышне дымящуюся кружку.
— О да, в честь реки. Я — дочь рыбака.
Голос необычный. Казалось бы, очень высокий и звонкий, как маленький колокольчик, но при этом на такой глубокой бархатной подложке, с грудной хрипотцой.
— Наш народ живет от реки, и многие из наших женщин носят это имя в знак благодарности Джангу за все, что река дает нам. Вы, наверное, интересуетесь моей историей?
Мы все тут же страшно заинтересовались. Хотя история, если честно, не оказалась слишком захватывающей. Папаша много раз говорил своей маленькой красавице Джанге, чтобы та не думала брать лодку, привязывать к ней тугое вервие, надевать на крюк сердце ягненка и идти ловить Серебряного Старика, рыбу, давно разорявшую отцовские верши. Поэтому Джанга, разумеется, дождалась, когда папаша уедет продавать улов, взяла лодку, это самое вервие, ну, и дальше как полагается: Серебряный Старик оказался рыбой слишком большой и упрямой, вытаскиваться из воды не пожелал, а вместо того устроил красавице Джанге знатную экскурсию по водам одноименной реки, экскурсию, результатом которой мы могли полюбоваться воочию, А теперь отец вернется из города и будет бить красавицу по голове бамбуковой палкой за погубленные лодки, крюки и вервия. Мне казалось, что для дочери рыбака на Джанге уж слишком много прозрачных шелков, золотых браслетов и колец, но кто знает… будучи сам рыбаком, могу засвидетельствовать, что доход это ремесло иногда приносит немаленький. Тем временем Джанга начала расспрашивать, куда мы направляемся и, услышав про Пандар, выразительно ахнула и тут же прикрыла ротик звенящими золотом ручками. Такое поведение, естественно, вызвало новые участливые расспросы, и Джанга, очаровательно смущаясь, поведала нам, что именно в Пандаре сейчас находится звезда ее сердца, возлюбленный юноша, с которым Джанга обручилась под баньяном и с которым готова была бежать от строгого папы, но превратности войны, суровый надзор и прочие тяготы нелегкой девичьей участи препятствуют ей немедленно метнуться серой цаплей к своему возлюбленному соколу.
Имя сокола при этом состояло из такого количества согласных, что я бы не взялся его выговаривать даже за хорошее вознаграждение. Как-то очень быстро было решено, что раз уж Джанга была нами спасена, то теперь нам и долженствует доставить ее прямиком в Пандар, в объятия этого логопедического ужаса. Все ждали квестовой таблички, но нет, ничего такого. Впрочем, я уже знал, что это еще ничего не значит, скрытые квесты и без табличек часто прекрасно обходятся.
— Только как мы тебя провезем, — сказал Акимыч, — мы пока не знаем. У нас пока есть некоторые сложности с крокодилами, то есть с этими… гавалусами.
— О! С этим черным порождением злых вод?
— Ага, именно с ним.
— Ну, — сказала Джанга, — это несложно. У нас в деревне любой ребенок, научившийся ходить, умеет усыпить гавалуса песней.
— Да, — сказал Акимыч, — вот идея петь им нам в голову как-то не приходила.
* * *
Наверное, с точки зрения гавалусов Джанга пела даже очень хорошо. Прямо видно было, как у каждого из них по очереди удовлетворенно закатывались блестящие шары глаз, перед тем как пресмыкающееся блаженно погружалось в темные воды. Я же, признаться, подумал, что подобные звуки уместнее всего издавать, когда тебя по голове бьют бамбуковой палкой, но, конечно, вслух я ничего подобного не говорил. Тем более мелодия была ничего такая, веселенькая.
Гава-гава-гава!
Алус-алус-алус!
Иди в свою постель,
На мокрую постель,
Глубокую постель,
Плыви скорей отсель, да-да-да…
Джанга еще и пританцовывала на корме. Стукала в доски босыми пяточками, крутила косами, как плетями, плечами подергивала, развернув ладони вверх. Акимыч тоже начал слегка пританцовывать, но, увидев взгляд Евы, заложил руки за спину, встал смирно, но все равно тихонько насвистывал.
Гава-гава-гава!
Алус-алус-алус…
Ева переползла через Хохена и встала рядом со мной.
— Чудесненько, — сказала она, — теперь, когда у нас на лодке собрались все кошмары Болливуда, я, наконец, чувствую, что жизнь нашего клана вернулась в привычную колею. А то последнее время уровень идиотизма не достигал должного накала. Надеюсь, ты в эту-то хоть не влюбишься? Ну, ладно, ладно, извини. Я не хотела бередить твои чувства, просто обстановка располагает. Жаль, что квестов за весь этот цирк не выдают.
— Может, — сказал я, — она тут по сценарию появляется, когда низкоуровневые игроки не могут этот участок реки преодолеть.
— Может, и так, — кивнула Ева, — кстати, даже очень похоже. Например, перед Глазовым, где по нубскому квесту нужно целебные шишки больной сове в гнездо отнести, там одна елка всегда специально падает, чтобы ты по ней мог к гнезду забраться, но если ты старше пятнадцатого уровня, то изволь уж сам карабкаться. Интересно, а что будет, если мы, пройдя эту крокодилью засаду, просто бросим дамочку в воду и поплывем себе спокойно дальше?
— Я бы не стал этого делать.
— Да шучу я, шучу. Просто тут и так повернуться негде.
Вскоре после того, как мы благополучно убрались подальше от гавалусов, заросли по берегам драматично изменились. Зеленые переплетения тугих стволов сменились совершенно мертвыми на вид странными деревьями, чьи золотисто-коричневые искривленные стволы прорастали кривыми отростками-обрубками бесформенных ветвей, так что и на лес это было вовсе непохоже. Так мог бы нарисовать лес слепой человек, никогда в жизни не видевший дерево. Шишковатые пористые гиганты были окутаны облаками темного оранжево-желтого дыма, да и воздух над рекой скоро наполнился крошечными невесомыми оранжевыми пушистыми шариками, которые колыхались в пространстве, не подчиняясь, казалось, ветру, а следуя собственным медлительным путям. На моих глазах несколько десятков таких шариков вдруг слетелись, слепились воедино и опустились на нижнюю планку паруса. Оранжевый комок дернулся, пошел буграми, приобрел форму и затвердел. Невероятно! На фоне парусины сидела самая настоящая стрекоза, только совсем маленькая и оранжевая. Подняв новорожденные крылья, она поймала ими порыв ветра и унеслась вместе с ним.
— Это же морфодриады! — сказала Ева, — Потрясающе! Я про них читала, но, мне казалось, что это антийское чудо природы.
— А что такое морфодриады и кусается ли оно? — спросил Лукась, уворачиваясь от очередного оранжевого комка, пытающегося пристроиться на его голове.
— Могут кусаться, еще как, — сказала Ева, — да ты не переживай, эти же еще совсем маленькие. Лес морфодриад — один на весь Альтраум. Это организмы, которые могут принимать вообще любые формы, какие они увидят и какие им понравятся. Правда, только один раз, сразу после рождения. Теперь вот этот жук, — сказала Ева, глядя на оранжевого рогатого жука, решительно шагающего по изгибу уключины, — будет расти и расти, и, если он не погибнет, то достигнет размеров, может, и лошади, а когда придет его час, он вернется сюда, в родную рощу, и либо сам превратится в такое дерево, либо прилипнет к уже существующему, высохнет. и из его тела вырвется новое облако спор морфодриад.
— Да, — сказала Джанга, — сейчас время цветения живых джунглей, это происходит два раза в год, весной и осенью. Такие дни считаются священными.
— Если они могут любые формы принимать, какие увидят и какие им понравятся, — сказал Акимыч, — они могут, например, в Лукася превратиться? В маленького такого…
— Вообще они и в дракона могут слепиться, — сказала Ева, — если я ничего не путаю. Но не думаю, чтобы Лукась мог кому-нибудь так уж понравиться…
— Они могут стать и людьми, только на вид, конечно, — сказала Джанга, — и, чтобы они не взяли ваших обликов, закройте свои лица.
Сама она подняла с плеча выловленный мною, уже высохший платок и закуталась его прозрачной тканью.
— Да я не против, — сказал Акимыч, — пусть берут мой облик, если захотят, даже смешно будет.
— Твой облик, — сказала Джанга, — непригоден для долгой жизни здесь. Разве ты желаешь зла этим солнечным малюткам? Им, чтобы выжить, нужны быстрые крылья или крепкая чешуя, а не твои бесполезные ноги и руки.
— Чего это бесполезные? — возмутился Акимыч.- Как чай кому-то заваривать, так мои ноги-руки очень даже полезные!
— Никогда не надо заваривать чай ногами! — наставительно сказал Лукась, поспешно завешивающий лицо рубашкой.
«Как вы мне все надоели!» — хотелось сказать мне. «Как я вас всех люблю!» — хотелось сказать мне. Раздираемый этими противоречивыми чувствами, я извлек из грузового отсека «Вонючки» сеть-подсачек и, нахлобучив ее на голову, защитил свой неповторимый облик от незаконного копирования. Действительно, не хватало мне тут еще выводка Нимисов Динканов, бестолково шлепающих по берегам и изнывающих от бестолковости своего существования. Пусть лучше летят свободными стрекозами, жучками, бабочками… кстати, о бабочках, давненько я их что-то не видел…
* * *
Следующая неделя странствия прошла на удивление мирно и благопристойно. Акимыч с Евой надолго уходили в реал, Джанга отлично умела спать в позе лотоса на корме, а мы с Лукасем и Гусом вполне комфортно растягивались на полу баркаса, не особо заботясь об управлении им. Джанг с послушностью умной кобылы, казалось, сам нес наше судно, не прибивая его к берегам и не разворачивая по течению. Гус объяснял это какими-то встречными потоками, которые нам удалось оседлать, но я так и не понял, как это работает. Днем я большую часть времени ловил рыбу, краем уха прислушиваясь к тому, как Лукась делится с Джангой, Гусом и Хохеном своими взглядами на мироустройство и правила поведения в нем, а Джанга взамен потчует его бесконечно долгими повествованиями о неких царях древности, которые постоянно то кого-то рожали, то кого-то убивали, то проигрывали в кости царства и, в общем, вели себя, как дураки, но на то была их царская воля.
