Текст книги "Опустошённый (You are Empty) (СИ)"

Автор книги: Леон Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

11. Снова на улицах

Прислонившись к покосившейся разбитой телефонной будке, я переводил дух. Собирая в кучу все мысли, я понимал, что здесь опасно, что нужно передохнуть, поспать, а затем действовать. В кромешной тьме я ничего не видел, а пускаться в путь так было невозможно.

– Жаль, что я ушёл слишком далеко от квартиры Люды. Стоило бы туда вернуться и передохнуть.

Вспомнив о фонарике, я вытащил его из кармана, зажёг. Осветил аллею, на которой я находился. Где-то неподалёку послышался собачий лай. В воздухе витал запах горелой резины. Я поморщился. Мозг лихорадочно искал решение из сложившейся ситуации.

– Где-нибудь есть лежка, где можно передохнуть. Не обязательно, что это квартира. Какой-нибудь магазин.

Отсоединив диск к ППШ, я осветил его. Ещё десятка три патронов: хватит на одну потасовку с солдатами.Но, в скором времени мне придётся вновь искать патроны и припасы. Вновь присоединив боекомплект к автомату, я пересёк аллею и очутился на маленькой улочке, плотно заставленной разбитыми машинами. На углу стоял какой-то магазин, и я осветил вывеску: аптека.

– Это лучше, чем ничего. В конце концов, выбора у меня нет.

Дверь в аптеку отворилась тихо. Зайдя внутрь, я почувствовал запах лекарств. Как в госпитале. Осторожно подкравшись, я увидел за витриной медсестру, возившуюся над чем-то спиной ко мне. Перелезая через витрину, я не переставал держать автомат на спуске: мало ли, вдруг она резко повернётся ко мне.

Я уже не испытывал отвращения к их ужасным лицам без кожи, к их оголённым черепам. Ощутив на ладонях вязкую и липкую кожу медсестры, я коротким движением свернул ей шею и тихо положил вдоль прилавка. Затем, вскинув ППШ, проследовал в служебное помещение. Маленькая комнатка, в ней– стеллажи с лекарствами, маленький столиксо свечой и спичками, и небольшой топчан. А старому солдату больше и не требуется. Сняв ППШ, вещмешок и китель, я зажёг свечу, выключил фонарик. Затем развязал вещмешок, выложил на столик последнюю банку тушёнки и флягу со спиртом.

– Что же теперь? Как же болит башка после того, как эти сволочи меня оглушили! Стоп…. Я же в аптеке. Стоит поискать антибиотики.

Взяв со столика баночку с огарком, я встал и осветил стеллажи. Перекись, йод, бриллиантовый раствор, стрептоцид. Всё не то. Наконец, я увидел одно знакомое название. Аспирин.

– И хорошо, он, надеюсь, не даст мне умереть!

Я не знал дозировки, но на всякий случай забросил в себя две таблетки, потом откупорил флягу и запил лекарство спиртом. Слышал, что это очень вредно, но сейчас мне было всё равно.Присев на край топчана, я посмотрел на банку с консервами. Нет, есть не хотелось.

– А вот передохнуть – это сейчас очень важно.

Потушив огарок свечи, я лёг и погрузился в свои совсем невесёлые и мрачные мысли.

– Эксперимент. Великое преобразование. И как у Вождя поднялась рука подписать приказ о начале этого безумия? Ну… скорее всего, что-то пошло не так. Что-то не то с этим Излучателем. В любом случае, я должен добраться до него и отключить эту ужасную машину. Возможно, не всё ещё потеряно.

На улице было тише, чем вчера. Вполне возможно все солдаты сейчас рыщутв окрестностях кинотеатра «Большевик», разыскивая нарушителя спокойствия.

– Очень странно, что я не ощущаю этого излучения. Быть может, его совсем нет…. Ладно, это другой вопрос. Мне нужно подобраться к Излучателю? Но как это сделать? Допустим, я смогу добраться до Депо через метро. Но, согласно плёнке, это место хорошо охраняется. Для этого нужны боеприпасы, какая-нибудь поддержка. В одиночку штурмовать этот укрепрайон – самоубийство. Хотя, если я остался один в здравом уме…

Я вздрогнул. Тем не менее, председатель дал мне задание, и я должен был его выполнить: один ли я буду, или найду себе помощь. Нужно назавтра найти боеприпасы, медикаменты, еду – всё, что укрепит меня в выполнении этого приказа.

Думая об этом, я закрыл глаза и погрузился в сон.

***

Война. Война для меня не была горем. Она вызывала во мне больше интерес, чем другие какие-то эмоции. Все эти подвиги, герои…. Что толкало людей на подобные самопожертвования? Эта мысль часто занимала меня. Если бы люди были все пассионарны, как было написано в труде одного запрещённого мыслителя, то они бы и не только в военное время могли бы отдать жизнь за общее дело.

Лето 1944 года. Я работаю фельдшером в одном из закрытых полевых госпиталей. Война до нас не докатилась, но отголоски её видны повсюду. Они выражаются в этих покалеченных людях, обрубках, потерявших конечности в жестоких боях. Я очень устал. Вся моя жизнь превратилась в мерзкий жёлтый гной, похожий на тот, что струится из загнивающих ран наших пациентов. Я был биологом, а не врачом, но наверху полагали иначе. Выбора у меня не было: либо фронт, где я сто процентов погиб бы, либо здесь: вытирать кровь и гной с пациентов и регулярно давать им обезболивающие. В нашем отделении лежали, в основном, с тяжёлыми ранениями. Я, обладающий сверхчувствительными способностями, понимал, как они страдают, и все их боли и страдания передавались мне, убивали и разрушали постепенно мой мозг.

И я сорвался. Первым стал молодой лейтенант, которому оторвало обе ноги в результате бомбёжки фрицев под Киевом. Он постоянно твердил, что не хочет жить, что слишком устал терпеть боль, хотя я понимал, из-за чего он так расстраивается. Кому нужен был этот обрубок, без обеих ног? Девушка с ним расстанется, а старенькая мама попытается спасти сына, потратив все свои сбережения. И мне жутко надоело его нытьё. Однажды, я сфокусировался и дал ему установку. Я не думал, что произойдёт дальше и вышел из палаты. Спустя час лейтенанта нашли мёртвым: он раздавил себе голову между двух прутьев кровати. Ни у кого тогда не вызвало подозрений, что он действовал не по своей воле. Но мне это было только на руку.

Больные умирали. Кто-то выбросился из окна, кто-то расковырял свою рану и умер от потери крови. Эти солдаты, всего лишь обрубки: воевать они больше не смогут, а жить в нормальных условиях – и подавно. Лучше они пусть послужат моему делу.

Я понимал, что локальными установками мало чего добьёшься. Моих сил не хватало на то, чтобы контролировать более одного разума. И я искал способ или устройство, способное усилить мои установки. Я понимал, что опыт построения таких устройств у меня равен нулю, но я не сдавался. В конце концов, война не вечна, и я скоро смогу найти способ претворить свой план в жизнь.

***

Я спал спокойнее, чем в прошлый раз. По всей видимости, привык к постоянному шуму улиц. Утро выдалось холодное: не знаю, как я ночью не околел от сквозняка. Встав с топчана, я наскоро позавтракал последней банкой тушёнки, проверил всё свое скудное снаряжение, взял с полок пару медикаментов, бинтов и обезболивающих. ППШ не стал закидывать за спину, а по привычке надел на плечо ремень и держал поближе к правой руке.

– Надеюсь, солдаты не усилили свои посты, иначе мне несдобровать . Патронов всего ничего, да и в ТТшнике не так уж и много.

Покинув заброшенную аптеку, я вышел на улицу, вновь глотнув холодного осеннего воздуха. Город вновь встретил меня молчанием. Ни лая, ни стонов обезумевших горожан. По всей видимости, это был старый район с тихими улочками, что, несомненно, было мне на руку. Находиться на больших улицах было опасно – велика вероятность, что они патрулируются красноармейцами или солдатами.Я прошёл вперёд, постоянно оглядываясь по сторонам. Меня не покидало чувство, что за мной кто-то наблюдает. Я прошёл мимо покосившегося фонарного столба, разбитого стенда прессы, покинутого прицепа от легковой машины.Ничего необычного я не нашёл. В конце улицы стоял военный грузовик с открытым кузовом. Оглядевшись, что поблизости солдат нет, я взобрался в кузов.

Очевидно, ЗИЛ попал в аварию, и солдаты спешно покинули грузовик. В кузове меня ждала удача: большой цинк с патронами к ППШ. Присев перед ним, я снял вещмешок и принялся заполнять все свои диски патронами. Процедура была нелёгкая, но я был очень рад, что нашёл боеприпасы. Набив все диски к автомату патронами, я также зарядил и ТТ, а несколько десятков патронов сложил в вещмешок. Также, отодвинув мешковину с одного из ящиков, я обнаружил там гранаты РГ-42. Надев на пояс четыре гранаты, я сорвал с последнего ящика брезент. Внутри ящика обнаружилось оружие: четыре автомата ППШ и три новых советских карабина СКС. Эти самозарядные карабины только-только поступили в войска, но уже хорошо заявили о себе. Я взял в руку один карабин, взвесил. Эта штука весила, по крайней мере, легче СВТ-40 и «трёхлинейки». Патроны я обнаружил в цинке рядом. Патроны к карабину были короче винтовочных 7, 62, но крупнее пистолетных. Несмотря на то, что мне ещё не доводилось стрелять из нового карабина, это оружие уже мне нравилось. Вдоль ствола, под цевьём удобно расположился штык-нож, который мне не удалось снять. Снарядив карабин патронами, я положил пару дюжин в карман своего поношенного кителя, а само оружие закинул за спину, чтобы не мешалось. Больше делать в грузовике было нечего, и я спрыгнул с кузова.

Улица, на которую пытался выехать грузовик, выгляделатакой же безжизненной. Я непривычно чувствовал себя чересчур нагруженным.

– Но, зато более уверенным в себе.

Мою самоуверенность разрушил звон разбитого стекла из дома слева от меня. Я резко поднял взгляд, схватившись в свой автомат. Из окна третьего этажа посыпались стёкла, и из образовавшегося проёма на мостовую упало тело. Невероятно изломанное тело женщины, судя по безумному выражению лица, сумасшедшей. Оно упало в нескольких метрах от меня, и я, подбежав к телу, не сводил взгляда с разбитого окна и держа наготове ППШ. В проёме никто и не появился.

– Что очень странно.

Услышав совсем близко с собой глухое рычание, я поднял голову. Из-за разбитой машины, в паре шагов от упавшей женщины вылезла собака.Мерзкая отвратительная псина, скреплённая железной конструкцией. Она выставила когти на своих уродливых лапах, готовясь к прыжку. Автомат был совсем рядом, поэтому я без промедления подтянул его к себе и открыл огонь. Град пуль полился на собаку, и разворотил ей голову. Собака с неприятным лязгом грохнулась на асфальт.

Над трупом послышался странный скрежет. Вторая собака взгромоздилась на машину и с ненавистью смотрела на меня своими белёсыми глазищами. Я едва успел взмахнуть автоматом и сбить её с ног, прежде чем она повалила бы меня на землю.Поставив ногу на металлический зажим, соединяющий туловище собаки, я накормил дворнягу хорошей порцией свинца.Переступив через жилистое тело собаки, я прислушался к звукам. В тишине заброшенных улиц я отчётливо услышал чьи-то шаги. Это мог быть кто угодно, поэтому я не расслаблялся и не опускал автомат, а был готов к любому.

Прогремел сухой выстрел, и боковое стекло машины справа от меня разлетелось вдребезги. Повернувшись, я увидел чекиста, который отделился от противоположной стороны здания и теперь бежал ко мне. Я резко пригнулся и короткой очередью сбил его с ног. Даже с такого расстояния я услышал предсмертный хрип чекиста, искажённый мембраной противогаза.

– Чуть не задел. Хорошо хоть, что вовремя среагировал!

Подойдя к телу, я откинул его «Маузер» в сторону – этот пистолет мне больше уже был не нужен. ТТ был удобнее и надёжнее. Пройдя вперёд, я вышел на развилку дорог. Здесь улица, по которой я шёл, обрывалась. Передо мной открылась довольно интересная картина. В стену здания напротив врезалась машина: чёрная «Победа». По всей видимости, перед тем, как вписаться в стену, машина сбила двоих чекистов. Один из них лежал, раскинув руки, по правый борт от машины. Второй распластался на капоте, разбив головой лобовое стекло. Что-то мне в этом автомобиле показалось знакомым:

– Погоди-ка…. Не это ли та «Победа», которая скрылась от красноармейцев в подворотне?

Обойдя вокруг машины, я заключил, что эта машина могла быть той самой, которую я видел тогда.

– Но…. Где же тогда водитель? Он сумел выскочить?

Водительская дверь машины была приоткрыта. Держа палец на спусковом крючке автомата, я схватился за ручку двери и резко потянул её на себя. Внутри было пусто. Руль был заляпан кровью, притом кровь была ещё свежей. Это говорило о том, что водитель покинул машину недавно. На пассажирском сидении я приметил какой-то предмет. Протянув к нему руку, я взял небольшой блокнот, тоже испачканный кровью. Прислонившись к корпусу машины, я огляделся, убедившись, что за мной никто не наблюдает, а затем раскрыл блокнот. Как я понял из первой страницы, это было что-то вроде дневника. Наряду с формулами и советами по радиотехнике, через 10 страниц было самое интересное:

30 августа

Сегодня, настраивая радиоаппаратуру, случайно наткнулся на какую-то волну. На ней уверенные в себе люди обсуждали некий эксперимент. Они договаривались о том, что, из-за предстоящего парада, эксперимент откладывается на послезавтра. Я тут же вспомнил, что послезавтра на площади состоится парад Красной Армии. Интересно, как парад связан с этим экспериментом. Боюсь, я услышал кое-что не для моих ушей.

1 сентября

На этом параде весь город. Кроме меня, вероятно. Я сегодня был в подвале телеграфа. Устанавливал пошатнувшуюся технику. Она как будто бы взбесилась и разом вся перегорела. Никогда подобного не видел.

3 сентября

Что-то неладное творится. Люди кругом сходят с ума, многие обратились в больницу с сильной головной болью. Я тоже чувствую лёгкое недомогание, но в форме, чтобы работать. Главное, что случилось – это вечером, после смены, когда я возвращался домой. Зазвучала сирена – сигнал воздушной опасности. Я быстро понёсся к подвалу, на бегу увидел, что в небе парит огромный аэростат, притом наш, советский. Тревога продлилась около 20 минут, после чего я вышел. Странно всё это

4 сентября

Старик Макарыч, сосед мой по коммуналке, совсем из ума выжил, несёт какой-то бред. Мария смотрит на меня как-то недобро, на кухне стояла, картошку чистила. Я увидел, КАК ОНА ДЕРЖИТ НОЖ, мне стало не по себе…

На улице увидел, как один гражданин, с виду рабочий, ударил киркой какого-то бедолагу. Жуть, У НЕГО ВЫЛЕЗЛИ НАРУЖУ МОЗГИ! Всё, хватит. Теперь я не выхожу из дома без отцовского «Нагана».

6 сентября

Чекисты сегодня проводили обыск. Как в старом тридцать седьмом. Володю Семеньшина, крепкого мужика, жену, троих детей застрелили, прям тут же. Я понял: пора линять. Вылетел из комнаты, на ходу выпалил в крайнего чекиста из «Нагана» и сиганул в окно: благо 2 этаж. Слегка задело в руку, но это царапина. Хорошо хоть, мой угол последний, у окна, иначе я был бы покойником.

7 сентября

Зализываю раны. В городе действительно что-то странное творится. Он опустел, а по городу ходят…. ЭТО НЕ ЛЮДИ, У НИХ НЕТ ЛИЦА, Я ИХ ВИДЕЛ! КРАСНОАРМЕЙЦЫ-СКЕЛЕТЫ, ЛЕТАЮЩИЕ РАБОЧИЕ, ПОЖАРНИКИ…

Я убил ещё троих. Пожарник с красными глазами и массивным топором. Медсестра – женщина без лица, с голым черепом…. РАЗВЕ ЭТО ВОЗМОЖНО??? И рабочий, со свиной харей. Похоже, в городе всё изменилось. И меняться стало после этого эксперимента. Мне нужно сматываться отсюда, пока меня не нашли.

10 сентября

Нашёл машину. Ключ был в зажигании «Победы». Неплохо. Надо бы только найти лазейку из города. Почти все улицы перекрыты, а оставшиеся патрулируют красноармейцы. Неплохо, кстати, стреляют. Назавтра, утром, попытаюсь прорваться из их окружения.

11 сентября

Вырваться удалось, но я получил пулю в руку от красноармейцев. Больно, едва левой двигаю. Мне это кажется концом.

В «Нагане» осталась лишь одна пуля. Для себя. Сегодня мне внезапно начало казаться, что я слышу чьи-то голоса в голове. Быть может, я схожу с ума?

Вечером увидел на крыше большого здания пожар. По всей видимости, это здание театра. Мне нужно всё проверить там – вдруг там остались выжившие? Но я чувствую, что до театра слишком далеко, а я с такой раной не выдержу противостоять этим безумным тварям. Мне становится жутко на душе. Я чувствую, что я перестаю быть человеком, а становлюсь таким же, как и они. Единственное, что у меня осталось – это желание забрать с собой на тот свет как можно больше этих сволочей….

Дневник закончился. Он не внушил мне оптимизма. Я спрятал блокнот в вещмешок и подтянул ремни.

– Тогда нужно идти к театру. Если там был пожар, а владелец дневника не ошибся, там действительно мог остаться кто-то нормальный. Буду надеяться на это.

Прижимая к себе автомат, я последовал на следующую улицу. Театр был совсем рядом, и я спешил к нему как можно скорее. Пару раз я натыкался на патрули красноармейцев и прятался в нишах между зданиями. По счастью, эти упыри меня не заметили. Преодолев два квартала без особых приключений, я вышел, наконец, к театру. Это было большое величественное здание с массивными колоннами у главного входа. От крыши действительно вырывалась струя тёмного дыма: пожар был уже незначительным. Теперь оставалось за малым: проникнуть внутрь. Но через главный вход соваться было глупо: у входа маячили две вооружённых фигуры. Аккуратно пригнувшись за троллейбусами, поваленными деревьями, киоском, я миновал просматриваемый участоки очутился у левой стороны здания. Мне повезло: лестница вела вниз, по-видимому, в котельную. Быстро спустившись, я убедился, что дверь открыта и вошёл внутрь.

12. Театр

В котельной было тепло, и я понял, насколько похолодало на улице за эту ночь.Впереди послышался хруст засыпаемого в печку угля. Я остановился, подтянув к себе свой автомат, пока из-за печки не вышел парень в грязной майке, брезентовых штанах и берцах, сжимая в руках совковую лопату. Надеясь, что в театре нет вооружённых огнестрельным оружием противников, я короткой очередью уложил кочегара наповал. Переступив через его труп, я вскинул ППШ, и прошёл к лестнице, ведущей наверх. Открыв дверь наверху, я очутился в коридоре театра.

Коридор был красиво украшен красной ковровой дорожкой. Стены украшены позолоченным вензелем с витиеватыми узорами. Внушительного вида канделябры с горевшими свечами. Красные занавески, важно подтянутые шелковыми лентами. Последний раз я был в этом театре ещё до войны. Он мне казался чем-то неземным, чем-то совсем далёким от обыденного советского быта.

Всё бы выглядело таким же, как и моё счастливое воспоминание о театре, если бы не звук, доносившийся, по-видимому, из зала. Это были звуки скрипки, но мелодия, издаваемая ей, была неправильной, какой-то жутковатой, от которой кровь стыла в жилах. Складывалось такое чувство, будто кто-то умеющий играть на скрипке просто-напросто забыл правильную последовательность нот и играл невпопад. К скрипке присоединились ещё более тяжёлые струнные инструменты. Симфония стала ещё более устрашающей.

– Значит, театр не такой уж и заброшенный. Стоит быть начеку.

Я поднялся по круглой лестнице на второй этаж. Обстановка была такая же спокойная, как и на первом этаже. Осмотрев коридор, я подошёл к дверям, судя по всему выходящим на верхнюю ложу зала. Они были заперты. Пройдя дальше, я вступил в широкое помещение, представляющую собой красиво отделанный балкон. Другое крыло театра было на расстоянии шести мраморных колонн с каждой стороны балкона. Внизу, судя по всему, был вестибюль. Едва я только вступил на балкон, как раздался яростный крик. Бросившись к балкону, я увидел, как внизу суетятся около шести пожарных. Один что-то кричал, указывая на меня пальцем.

– О, чёрт! Начинается….

Но беда не приходит одна. Раздался выстрел, и я отпрянул: пуля из казённого «Маузера» высекла кусок бетона от балкона. Схватившись за ППШ,я спрятался за колонну. Чекист стал палить прямо по ней, как сумасшедший. Вернее, он и был сумасшедшим, но в данном случае, это было мне только на руку. Отсчитав восемь патронов, я выскочил из укрытия и полил длинной очередью место между колоннами, откуда в меня палил чекист. Пули достигли цели, и тот, покачнувшись, свалился вниз с балкона.

Тем временем, пожарники уже поднялись по лестнице и приближались ко мне, с яростью потрясая пожарными топорами. Расстреляв в упор двоих, я услыхал сухой щелчок – патроны кончились совсем не вовремя. Я увернулся от бокового удара топором. Раздался короткий звон: топор пожарного застрял в колонне. Тем временем второй пожарный бросился на меня. Я успел подставить автомат под его топор, но враг оказался намного крепче, и я выронил ППШ. Карабин был тут же, за спиной, но чтобы достать его, требовалось время. Тем временем пожарники наседали. Передо мной уже было двое. Увернувшись от очередного удара, я бросился назад. На ходу стащил со спины СКС, и тут же получил мощный толчок топором в спину. Уже в падении перевернулся на спину, свалилсяи выстрелил в нависавшего надо мной пожарника. Безумец выронил топор, схватившись за простреленную руку, а я, не думая, открыл огонь по неприятелю. Задержки патронов в карабине не наблюдалось: он послушно выдал 6 патронов без осечек, уложив наповал двоих врагов. Третий поспел очень скоро, но я уже был на ногах и был готов его встретить. Громкий выстрел прозвучал как-то слишком оглушающе, оставив в сером и безжизненном черепе пожарника аккуратное пулевое отверстие в центре лба.

Вытерев пот с собственного лба, я вытащил магазин, достал из кармана запасные патроны, снарядил карабин свежими зарядами и, закончив, вернул магазин на место. Больше пожарников в зоневидимости я не наблюдал. Тут я услышал какой-то стук, доносившийся из противоположного выхода к баллюстраде. Вскинув СКС, я прошёл туда. В коридоре была одна единственная дверь, и она была заперта. Внезапно с той стороны двери кто-то постучал, а затем послышался глухой голос:

– Эй, там есть кто живой?

Я изумлённо ринулся к двери. Подёргав ручку, я понял, что она заперта. С другой стороны раздался возглас:

– Эй, кто там? Мне нужна помощь.

Я обрадовался. Здесь всё-таки был ещё кто-то живой и нормальный. И в данный момент, он нуждался в моей помощи.

Я постучал в ответ и произнёс:

– Ты что там делаешь?

Голос в один момент и обрадовалсяи опечалился:

– Я оказался закрыт на лестнице, ведущей на крышу. Хорошо, что вы здесь. Я думал, что я здесь один, среди этих чудовищ.

Голос человека за дверью был мужским, но каким-то слишком высоким.

– Подросток? Нет, маловероятно. Да и что мальчику делать в таком мест?

– Ты знаешь, где ключ от чердака? – прервал я его разглагольствования.

Голос за дверью думал с минуту, а потом выдал:

– Был у вахтёра, а ещё у товарища Мазина, нашего администратора.

– И где мне теперь его искать?

– Не знаю, может, он был на сцене.

Я задумался. Стоит ли идти на сцену, откуда играла безумная симфония? Это было рискованным делом, но, с другой стороны, если подумать, я рисковал своей жизнью за последние трое суток регулярно. Тем более, я хотел бы снова увидеть нормальное человеческое лицо и спутника в моём рискованном задании. Пусть он и подросток и ещё не умеет стрелять, но я его научу и покажу. В крайнем случае, буду защищать, а компания с нормальным человеком уже само по себе является поводом для защиты.

– Подожди здесь немного, – пообещал я, – Я скоро вернусь и выпущу тебя!

– Только поскорее, ладно? – донёсся в ответ голос за дверью.

Вернувшисьна балкон, я поднял ППШ с пола, отсоединил диск, проверив боезапас. Патронов оказалось негусто, поэтому снял с плеч вещмешок, достал новый диск, присоединил его к автомату и оттянул затвор.

– Дело за малым, теперь осталось зайти на сцену.

Напротив запертой двери на крышу была ещё одна круговая лестница. Я держал наготове автомат, а карабин повесил за спину. Внизу располагался ещё один коридор, а в нём – две двери. Дверь с витриной и позолоченной широкой ручкой прямо вела, судя по всему, в вестибюль. Отворив дверь справа, я очутился ещё в одном узком коридоре. Судя по всему, это были помещения для актёров. Зайдя в одну из дверей, я обнаружил, что это гримёрка для актёров. Большое зеркало в стене напротив отразило мой безумный профиль: небритый, с перебинтованной головой и рукой, с автоматом наперевес, в оборванной и грязной форме.

– Да уж, после скитаний по катакомбам и подвалам мою форму придётся приводить в порядок очень долго.

В гримёрке не было ничего интересного: пара плакатов с прошедших спектаклей, распахнутый настежь шкаф со сценическими костюмами, разбросанные и завявшие букеты цветов. На одной из столиков перед небольшой ширмой я нашёл короткую записку:

«Мазин опять на сцене устроил разнос, почему ты, Игорь, не пришёл на очередную репетицию? Я понимаю, ты нашёл даму сердца, но всё же.… Имей совесть!»

Скомкав записку и бросив её на столик, я перехватил поудобнее автомат и вышел из гримёрки. Последние двойные двери направо вели в помещение за сценой. Звук симфонического оркестра стал просто невыносим. В голове началась ужасная вибрация, такая, что я едва не потерял сознание, упав на колени. В голове прошелестел тихий голос:

– Володя, ты убийца! Ты думаешь, что сможешь что-то изменить?

Вдруг внезапно, оркестр перестал играть, и я очнулся. Я поднялся на ноги, оглядываясь вокруг. Никого рядом не было.

– Кто тогда мне это сказал?

Пришло странное чувство того, что за мной кто-то наблюдает. Я встал и направился вдоль каких-то разваленных декораций. Впереди был помост с тремя ступеньками наверх. Я услышал чей-то громкий сдавленный голос, доносившийся со сцены:

– После Великой Октябрьской Революции мы очистили нашу Родину от таких ублюдков и империалистов, как вы. Колчаковцы, деникинцы, чехи – все вы мечтаете уничтожить нас, и жить за счёт бедного крестьянства.

Я выглянул из-за огромной занавески на сцену. Спиной ко мне стояли четыре красноармейца с винтовками наперевес. Слева от них стоял столб, на котором висел человекв белом парадном мундире. Полный мужчина средних лет с повязкой на глазах. Он явно пытался вырваться, но верёвки, стягивающие его вокруг столба, держали его крепко.

– Что они собираются с ним делать?

Тем временем, хриплый голос продолжал:

– Вы полагаетесь на буржуев-бизнесменов из США или этим империалистам из Франции и Англии. Не думаете ли вы, что они спасут ваше положение на фронте?

В ответ связанный лишь прокричал:

– Ненатурально, товарищи, не верю! Нет реализма, прибавить грубости в тоне! И где опять этот Матвеев?

– Ваше последнее слово, генерал, – пробасил неизвестный и тут же раздался жуткий треск помех.

– Это запись! Они используют в своём спектакле репродуктор. Что за чертовщина?

– Давайте к сцене расстрела, – крикнул связанный.

Я схватился за автомат, прицелился в ближайшего красноармейца. Я понимал, что сейчас будет, но мешкал с выстрелом.

– Во– первых, я не смогу справится с ними с четырьмя сразу. Во-вторых, этот связанный может оказаться таким же безумцем, как и они.

Но тут я увидел, как на груди связанного висел какой-то мелкий но длинный предмет. Ключ! Наверняка, от двери, ведущей на крышу. Тем временем из репродуктора послышался вопль:

– Взбесившихся собак я требую расстрелять!!!!

Красноармейцы вскинули к плечу свои винтовки и дали залп по расстрельному столбу. Мужчина обмяк и повис на верёвках. В этот момент я выскочил на сцену и открыл длинную очередь навстречу противнику. Крайний левый красноармеец каким-то образом устоял, получив порцию пуль в бок. Слегка пригнувшись, он выставил вперёд свою «трёхлинейку». Теперь уж мой левый бок пронзила тупая боль, и я, выронив автомат, упал на пол. Красноармеец взмахнул винтовкой, намереваясь добить меня штыком, но я одним резким движением выхватил из-за пояса пистолет. ТТ выпустил две пули, которые вошли в череп моего противника. Перекатившись, я услышал выстрел, но вовремя приподнявшись и, вытащив из-за спины карабин, прицелился. Единственный оставшийся в живых красноармеец передернул затвор «трёхлинейки» и уже прицеливался. Мой выстрел оказался первым:пуля вошла в грудь красноармейцу, и он не смог ответить мне выстрелом. Вторая пуля уложила противника наповал и он медленно рухнул на сцену, показывая поистине театральную смерть.

Вскочив на ноги, я ощутил, как из свежей раны обильно течёт кровь. Времени не было, подхватив автомат и пистолет с пола, закинув СКС за спину, я подскочил к трупу администратора и снял ключ с его шеи. Двойные двери распахнулись с треском, и в зал вбежали солдаты. Откуда они тут появились – непонятно. Выхватив гранату из-за пояса, я выдернул кольцо, метнул её вперёд и бросился вперёд на ходу, паля из ППШ. Солдаты ответили мне плотным огнём из своих автоматов, но я к тому времени упал в оркестровую яму, как в зиндан. Раздался оглушительный взрыв, и я, оглядевшись, не обнаружил никаких безумных музыкантов.

– Кто же тогда играл? Хм, вполне возможно… это была тоже запись с репродуктора.

Поднявшись, я спустился по лестнице за кулисы, сжимая в руке ключ. В театре становилось жарко. Пора было забирать выжившего с крыши и линять отсюда. На лестнице я, скорчившись от боли, упал на одно колено.

– Серьёзно он меня штыком зацепил.

Резво сбросив карабин и вещмешок, я нашёл в своих запасах бинт и перекись из аптеки. Сняв китель, я сорвал с себя окровавленную майку и приступил к обработке раны. Порезы и раны, который делает штык винтовки Мосина всегда глубокие и рваные. Они долго заживают и сильно болят. Но в моём случае, штык «трёхлинейки» прошёл вскользь, слегка вспоров кожу. Но кровь сильно текла. Обработав рану перекисью, я перевязал торс в месте пореза бинтом, затянул как следует. Порядок. Надев китель на голое тело, застегнул все пуговицы, надел на плечи рюкзак и СКС, взял в руки автомат, приподнялся. Боль в боку стала резкой, ноющей.

– Ничего, привыкну. В крайнем случае, у меня есть ещё обезболивающее. Оно не даст мне мучиться. Теперь главное – освободить того парня!

Вернувшись к запертой двери, я взял в руки ключ, вставил его в скважину и повернул. Замок открылся, дверь распахнулась.

– Слава Богу, я теперь смогу выбраться отсюда, – услышал я знакомый голос.

Передо мной предстал молодой человек лет двадцати двух, с тонкими конечностями и худощавого телосложения. Его вытянутое лицо было каким-то отрешённым от всего. Длинные каштановые волосы уложены в аккуратный пробор на макушке. Одет он был в голубое трико с оборкой: по всей вероятности, он – танцор в этом театре.

– Ты в порядке? – спросил я, – Я – старший лейтенант Серов, можно Володя.

– Всё в порядке, – лишь ответил танцор, – Если тебе нужно на крышу, то ты теперь можешь пройти туда! А мне пора спешить.

Что-то неправильное было в его облике, что-то нечеловеческое. А затем я понял: глаза. Широко раскрытые, вращающиеся зрачки, неестественный блеск во взгляде.

– Он тоже обезумел!

– Я – люблю – танцевать! – довольно произнёс танцор и начал крутиться вокруг своей оси.