Текст книги "Опустошённый (You are Empty) (СИ)"

Автор книги: Леон Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

19 августа 1949 год , Большой Советский Город

С каждым днём всё радостнее жить!

Каждый день заставляет нас поверить в то, что мы – на правильном пути. Мы построили Коммунистическое общество – общество бескорыстных и трудолюбивых людей. Всего немного отделяет нас от построения самого коммунизма. Мы пережили страшную войну, вышли из неё полными и безоговорочными победителями. Мы – самая великая страна в мире, и никто не сможет с нами сравниться. Построение коммунизма не прекращается ни на минуту. Всюду кипят стройки, мы верим в «светлое завтра», армия сильна как никогда. Товарищ Сталин – мудрый вождь. Он – Великий Вождь Великого Народа, который приведёт нас к Мировой Революции. Империализм и капитализм потерпят поражение, а мы создадим полноправное социалистическое общество.

Малиновский открыл форточку. Свежий августовский воздух проник в комнату. На улице было солнечно, как, в принципе, и должно было быть в идеальный летний день.

– Всё бы было хорошо, если бы не предатели, которые проникли всюду. Они стремятся к расслоению социалистического общества, уничтожению коммунизма. Это разного вида предатели: империалисты, западники, террористы. До сих пор наше ведомство успешно их ловит и предаёт суду. Но их слишком много. Мы едва успеваем выносить одному приговор, как появляются десяток новых.

Майор МГБ Олег Малиновский достал из нагрудного кармана кителя папиросы, взял со стола спички, закурил. Скрипнула дверь кабинета, и на пороге появился Яшкин.

– Яшкин, – попросил Малиновский твёрдым голосом, – Приведите мне арестованного! Живо!

– Есть! – резво приложив руку к головному убору, Яшкин помчался выполнять приказ. А Малиновский сел за свой казённый стол, стряхнул пепел в пепельницу и смахнул муху с дела, лежащего перед ним.

– Занятный товарищ у меня, однако, сегодня. Серов Владимир Николаевич, 21 года рождения, в звании старшего лейтенанта. Имеет орден Отечественной Войны 1 степени, воевал под Ржевом и в Восточной Польше. И обвиняется в таком серьёзном деле – не много не мало, покушение на убийство самого товарища Сталина!Притом сам Серов не сопротивлялся при аресте, а пуля из его табельного ТТ не попала в цель: убила какого-то молодого учёного, с кем беседовал вождь во время покушения. На допросе признался, что всё расскажет следователю. Чтож, проверим. Эти западные шпионы очень хитрые, и кто знает, что за шутку он собирается выкинуть.

Дверь распахнулась, и в комнату потянуло сквозняком. Малиновский затушил папиросу и сел поудобнее на стуле, положив локти на стол и скрестив пальцы рук на уровне глаз. Яшкин вёл арестованного.Серов выглядел изможденным, но ничуть не волновался. В каземате МГБ его не били: его сослуживцы сами постарались при задержании.Майор кивнул на стул перед его рабочим местом, и Серов занял стул. Пошевелив наручниками, он вопросительно глянул на майора.

– Яшкин, свободен! – произнёс негромко Малиновский.

Солдатик, звонко щёлкнув каблуками, удалился. Малиновский вопросительно посмотрел на арестованного. Он ожидал, что Серов заговорит первым, но тот молчал, разглядывая муху на подоконнике. Наконец, после минутной паузы, майор МГБ не выдержал и спросил:

– Итак, Серов Владимир Иванович, вы признаётесь в государственной измене?

Вопрос совсем никак не подействовал на арестованного.

– Притворяется он что ли? – нахмурившись, подумал Малиновский, – Или ему взаправду голову отбили?

– Серов, вы меня слышите?

Арестованный поднял ясные, словно солнце, глаза на майора, и тот похолодел. Почему-то этот сосредоточенный и хладнокровный взгляд очень испугал практически всегда уверенного в себе Малиновского.

– Да, – последовал твёрдый ответ.

– Хорошо, – нервно сглотнув, майор схватил пачку "Казбека", но тут же бросил её на стол, – Серов, вы стреляли в самого товарища Сталина, но промахнулись…

– Нет! – покачал головой арестованный, – Я как раз таки убил того, кого нужно.

– Что??? – привстал со своего места Малиновский, – Что за бред вы несёте?

– Я несу абсолютную правду, – подтвердил Серов, – Я не собирался убивать товарища Сталина! Я верю в него, и никогда бы не подумал стрелять в человека, который так много сделал для нашей Родины.

– Бросьте тут шутить!– Малиновский решил перейти к другой тактике и, усмехаясь, всё же придвинул к себе папиросы и закурил, – Ваше признание ускорит вашу участь! Ну, скажите мне, от каких шпионов вы получили заказ? Британия, Америка, может Франция?

– Нет, – повторил Серов, – Вы читали мою биографию, товарищ майор? Я полностью чист перед МГБ, партией, вождём. Я истинный коммунист, как и…

– Молчать! – хлопнул кулаком Малиновский по столу, – Серов, вы усугубляете своё положение!

– Да, я признаю свою вину! – ответил Серов, поникнув головой, – Признаюсь в убийстве этого молодого учёного. Но я спасал нашу страну.… Да что там – весь мир был в опасности…

– О чём это вы?

– Как звали этого учёного, товарищ майор? Как его звали?

Малиновский удивился сам себе и начал задумчиво пролистывать страницы дела. И только тут он обратил внимание на то, что личность убитого осталась неизвестной для следствия.Убитый значился молодым, подающим учёным, только окончившим институт. Но кто он? Какого чёрта он делал в секретном бункере Сталина? И почему товарищ Сталин встречался с ним? Думаю, на этот вопрос мог бы ответить сам Вождь, но вряд ли бы он стал рассказывать МГБ об этом. Неужели, иностранный шпион.

Но, с другой стороны… Советский офицер, прошедший Великую Отечественную, получивший орден 1 степени, не имеющий ни одного пререкания, убивает неизвестного молодого учёного, который добился встречи с самим Сталиным. Выходила совсем иная картина происходящего. Вдруг,Серов действовал от военной разведки, типа СМЕРШ и изобличил заговор против вождя? Становилось интересно, но Малиновский понимал, насколько опасно связываться со всем этим. Хотя…

– Что вы можете сказать по этому поводу, Серов? – спросил майор, после небольшой паузы, – Зачем вы убили этого учёного?

– Долгая история, – ответил Серов, – Как я понимаю, имя убитого под грифом секретности?

– Просто отвечайте на вопросы!

– Для чего, – голос арестованного дрогнул, – Ведь меня всё равно расстреляют?

Малиновский помрачнел. Да, высшая мера уже вынесена с самого выстрела Серова, так что у арестованного нет смысла оправдываться.

– Я хочу разобраться в этом деле, – проговорил он, глядя прямо в глаза Серову, – Просто расскажите мне всё, что можете сказать о вашем преступлении.

– Сколько у меня есть времени?

– Рассказывайте, Серов, рассказывайте!

– Хорошо, – Серов вздохнул и, пошевелив наручниками, начал свою невероятную историю.

1. Обычный день

Это был обычный день. На календаре было восемнадцатое число. Ровно в 6 утра на кухне заработало радио:

– Широка страна моя родная…

Подъём был, как в армии, резким и быстрым. Затем утренняя зарядка, душ, умывание, обтирание холодной водой. Завтрак – пшённая каша с солью. Я подошёл к своему шкафу,вытащил свой отглаженный китель, проверил все ли пуговицы, звёздочки на месте и одел его. Пять минут я поправлял портупею, кобуру и ремень. Одел тщательно вычищенные сапоги и вышел на улицу.

Солнечный августовский день. Кругом Советское радио исполняет весёлый мотив. В парке играют вальсы, кругом молодёжь, пионеры, советские рабочие. Каждый спешит по своим делам, каждый стремится с каждым днём сделать нашу страну лучше. Шумный трамвай, в котором каждый честный советский гражданин едет на работу. А в окне проплывают оживлённые улицы нашего города. Что же может испортить нашу идиллию? Мы пережили страшную войну, и теперь сердце истинного коммуниста радуется каждый день.

Вот я и на службе. Я работал на секретном объекте, которыйинспектировал сам товарищ Сталин. Тем более, сегодня он должен был прибыть сюда для проверки. Бдительность была усилена в несколько раз. Шпионы и предатели были кругом. Я неспешно проходил по коридору, слушая, как лейтенант Фёдоров бранится на дневальных, неаккуратно убравших в казематах. Когда ровно в двенадцать прибыл товарищ Сталин, мы все, как один,приняли стойку "смирно", пока наш начальник, полковник Лесов, докладывал вождю о положении дел. Но товарищ Сталин безразлично принял доклад. Он явно нервничал и ожидал кого-то увидеть в нашем бункере.

Откуда появился этот скромный, невзрачный молодой человек в тёмном костюме? В отличие от вождя, он был совершенно спокоен. Он ничем не выделялся, и никто не мог предположить,как сильно этот человек повлияет на ход дальнейших событий. Но я не тогда решился в него стрелять. Всё случилось несколько позже.

В шесть вечера служба окончилась. Сдав смену, я спокойно покинул объект, и направился домой. Я ни о чём не думал, просто сильно устал и собирался дома лишь поужинать и уснуть, чтобы утром вновь пойти на службу. И так каждый день, до ухода на пенсию. Я переходил улицу и не обращал внимания абсолютно ни на что. В это время по проезжей части нёсся фургон. Водитель затормозил слишком поздно, да и я поздно среагировал. Я лишь успел заметить устрашающую радиаторную решётку фургона и круглые фары. Глухой удар, и я погрузился в темноту.

2. Больница

Временами у меня жутко болела голова. Она разрывалась от тысячи голосов, словно кто-то давал мнетысячи противоречащих друг другу приказов. Я видел, как в моём сознании перед глазами качается маятник: туда-сюда. Я пытался собрать свои мысли в кучу, и мне это удалось. Я открыл глаза. Сквозь сон я слышал чей-то хриплый стон, и я подумал, что он раздаётся во сне. Но я ошибался.

Я очнулся на больничной кровати. Серый потолок больницы. В нос ударил странный затхлый запах, совсем не похожий на испарения лекарств и медицинского спирта. И этот ужасный, леденящий душу стон, похожий на предсмертные хрипы умирающего.

– Сестра! – громко позвал я, едва разлепив пересохшие губы.

Но мне никто не ответил. Я приподнялся с койки, и оглядел свою палату. По первому взглядув палате давно уже никто не был.

– Что происходит?

Я резко поднялся с кровати, но тут же рухнул на грязный кафельный пол. Ноги атрофировались после долгого лежания. Пытаясь в течение нескольких минут прийти в себя, я вспоминал, что со мной случилось. На удивление, я быстро сложил в своём сознании все последние картинки событий, что происходили со мной в последнее время. Обычный день, служба, парк, дом и тут…

– Тот фургон. Он очень резко затормозил, видно не успел затормозить раньше. Я угодил под него. Вот что со мной случилось. Но.… Сколько же я пробыл без сознания?

Сумев размять застывшие ноги, я медленно встал и, опираясь, подошёл к окну. За окном была мрачная и унылая картина осени: деревья стояли, обнажив свои чёрные, скрюченные сучья, лишь на некоторых виднелась пожелтевшая листва. Но тут меня привлекло не это. По всей видимости, моя палата была на третьем этаже, и расположена она была таким образом, что из окна с правой стороны виднелся один из блоков больницы. Внимание моё было приковано к окну на углу здания, где происходило какое-то движение. Затем раздались два нечётких выстрела, и стекло разбилось с громким звоном. Через подоконник разбитого окна на улицу свесилось тело человека в длинном кожаном плаще. Я увидел, как мужчина отчаянно с кем-то сражался. Он выстрелил в глубину ещё пару раз, но, его невидимых врагов, похоже, было несколько. Раздался громкий звук, не то крик, не то возглас, и человек, свесившись из окна, с криком выпал на улицу.

– Ёлки зелёные! – прижал я ладонь к лицу, – Надо немедленно звонить в милицию!

Отойдя от окна в смятении, я почувствовал сильную жажду. Рядом с окном располагался медицинский шкаф. В надежде найти там воду, я открыл створки. На верхней же полке стояла стеклянная бутылка с бесцветной жидкостью. Сорвав крышку, я припал губами к бутылочке. Жидкость обожгла гортань: это был медицинский спирт. Но в годы войны, в окопе просто не было другого выбора. Мы пили водку и спирт, когда мы умирали от жажды или нам было страшно. Так что, я вполне привык. Осушив бутылку до дна, я откинул её в сторону, почувствовал, как алкоголь тепло разлился по моему телу и дал в разбушевавшийся мозг долю легкости и успокоения. Стерев капли спирта с губ, я медленно подошёл к деревянному шкафу, стоявшему рядом с медицинским. Между ними висел настенный календарь, на котором значилась дата: 3 сентября. Проведя пальцем по листку, я ощутил тонкий слой пыли.

– Ещё неизвестно, сколько времени не отрывали эти листки. Кто знает?… Одно я знаю точно. Произошла какая-то беда.

За окном не было слышно шума города, вообще никаких звуков. Единственные звуки доносились изнутри здания. Какое-то непонятное бормотание, странный хрипящий и булькающий звук, как будто пьяный человек пытается что-либо сказать, но от количества выпитого, язык заплетается, и изо рта вываливается непонятный лепет.

– Это больные? Что там за дьявольщина творится? Кто убил того человека? Нужно быть как можно осторожнее.

Открыв шкаф с одеждой, я увидел своё обмундирование. Оно было в полном порядке, но пистолет с кобурой, как я и думал,отсутствовали. Вероятно, её конфисковали и отдали в МГБ, как обычно делают в таких случаях. Оружие бы сейчас понадобилось, но выбора не было. Облачившись в свою форму, я подтянул китель, и, аккуратно приоткрыв дверь, проскользнул в коридор.

В коридоре было очень тихо. На стене напротив моей палаты висел агитационный плакат "Здоровье народа – богатство страны", слева от него – плакат с инструкциями при оказании первой помощи больному. Справа было окно, сквозь мутное стекло виднелось серое небо, поддёрнутое тёмными клубами туч. Поблизости не виднелось никаких зданий или дорог, лишь неухоженное рыжее поле. Как я заключил с этого, я находился в областной больнице, так как городская больница стояла в оживлённом месте города. Я не стал подходить к окну и прошёл вперёд.Больница недолго хранила свою тишину: впереди раздался душераздирающий вопль, и третья от меня дверь разлетелась в щепки. В коридор упало тело. Склонившись над ним, я ужаснулся.Человек был одет в серую больничную робу, но на этом привычные для советского человека вещи заканчивались. Голова больного была обмотана грязными, потерявшими белизну и свежесть бинтами, скрывающими глаза, нос – всё, кроме рта. Рот застыл в приоткрытой гримасе, выставив неровные гнилые зубы на обозрение. Одет он был в белую смирительную рубашку, какие одевают душевнобольным, когда хотят связать им руки, чтобы больные никому не причинили вреда. Невероятно худые и грязные ноги: на правой из них был закреплен металлический зажим с кольцами, опоясывающими ногу. Кажется, такой аппарат используют для сращивания костей.

– Что это? Кто это его так?

Я с осторожностью подошёл к образовавшемуся проёму и заглянул внутрь. Это был проходной кабинет медосмотра, и он был безжизненный, как и вся больница. Но стоило мне зайти туда, как в дальнем конце кабинета промелькнуло какое-то существо, похожее на больного. Оно достаточно резво проковыляло в коридор, так, что я не успел даже воскликнуть от неожиданности.

– Кто бы это ни был, он не внушает мне спокойствия.

Я пожалел, что у меня с собой нет моего ТТ: с ним было спокойнее. Впереди была безмолвная напряжённость, как на войне перед боем. Я шёл по коридору, и шаги мои отчётливо разносились по коридору. В то же время, я слышал уже не одно, а несколько бессвязных бормотаний и непонятных хрипов. Последняя дверь в конце коридора перед лестницей была распахнута настежь. Заглянув в неё, я увидел, что эта процедурная, и эта комната не была безжизненной. Спиной ко мне, склонившись над столиком для инструментов, стояла медсестра, облачённая в грязный медицинский халат и мягкие туфли без каблуков. Я был обрадован: наконец-то нашёл хоть одного живого человека.

– Сестра! – позвал я негромко.

Медсестра обернулась, и улыбка моя сменилась ужасом.У женщины на лице не было кожи: оголённый окровавленный череп оскалился в жуткой гримасе, а глаза, свободно проворачивающиеся в глазницах, с холодной ненавистью посмотрели на меня. Она схватила со стола какой-то медицинский острый предмет и швырнула в меня. Я едва успел увернуться и резко попятился назад, когда она, издав ужасающий вопль, бросилась на меня. Я врезался спиной в дверь туалета, и, оттолкнув медсестру, забежал туда.

– Ёлки зелёные, что же делать-то? Она настроена убить меня!

Ответ нашёлся в умывальнике. В разбитой раковине лежал большой газовый ключ: вероятно, здесь чинили водопровод и забыли его в умывальнике. Схватив ключ, я резко повернулся спиной к бросившейся вновь ко мне медсестре. Похоже, она даже не обратила внимания на газовый ключ у меня в руке, ей руководствовалась лишь слепая ярость и желание уничтожить меня. Тяжёлый металл опустился на голову медсестре, череп треснул от удара, но медсестра не сдавалась. Она попыталась расцарапать мне лицо своими длинными ногтями, но я ударил её ещё раз по голове, и она повалилась на пол, забрызгав пыльный кафель мутно-бурой кровью.

Казалось, я рассматриваю её целую вечность, прежде чем вернулся в сознание.

– Она… Она не похожа на обычного человека…

Переступив через тело, я направился в комнату, где я встретил медсестру. Обыкновенный процедурный кабинет, ничего необычного. Пыльный стол, на котором лежат хирургические инструменты, опрокинутый гранённый стакан. На стене плакат "Соблюдайте чистоту и стерильность инструментов".Рядом – стеллаж с какими-то лекарствами, а на нём – записка, наспех написанная неровным "докторским" почерком:

"Маша, ключ от подвала можешь найти в сёстринской, в правом шкафчике. Вилен."

Это бы помогло мне в побеге из больницы. Рассуждать было некогда, я слышал этот неприятный хрип уже на лестнице. Выскочив из кабинета, я столкнулся с пациентом: весь обмотанный бинтами, с обломком какой-то деревянной палки в свободной руке. Кроваво-красный рот скривился в невероятной ухмылке. Я взмахнул газовым ключом и ударил его по голове. Он ответил несколько запоздало, и я с лёгкостью увернулся от его палки. Ударив его ещё раз, я проломил ему я череп, на мой китель хлынула густая кровь. В отвращении, я отвернулся и оттолкнул пациента. Тот упал на кафельный пол, разбрызгивая бурую жидкость вокруг.

– Что же здесь творится? Надо уходить отсюда!

Больничная лестница казалась заброшенной уже много лет, а внизу было темно: свет не пробивался сквозь мутные окна.

– Сколько же времени я был без сознания? Месяц-два? Может год? Нет, это невозможно…

Мне жутко хотелось есть, волосы стояли дыбом от ужасающих звуков внизу. Казалось, что я вновь переживаю свои самые страшные моменты жизни, в частности мясорубку под Ржевом в 42-ом. Я вспомнил, как МГ фрицев разрывал на части ребят из моего взвода, а их кровь бросалась мне в лицо. Я и ещё трое солдат успели залечь, прежде чем нас обстрелял пулемётный расчёт врага. Я до сих пор не верю, как мне и моим товарищам удалось выжить в том бою. И вспоминая это, я снова переживаю то, что мне довелось испытать, лёжа в грязи, перепаханной танками и гаубицами. Жуткие хрипловатые стоны напоминали мне о предсмертных воплях моих боевых товарищей, и я дрожал от накатившей на меня волны звериного ужаса.

Второй этаж был полностью забаррикадирован старыми партами и шкафами: по всей видимости, медперсонал пытался остановить своих обезумевших пациентов, закрывая им путь своеобразными укреплениями. Та же картина была и на первом этаже. На цокольном этаже я прошёл по коридору и обратил внимание на первую дверь. Табличка на ней гласила "Сёстринская". Успокаивая себя, пытаясь унять дрожь в руках, я вошёл внутрь и столкнулся с ещё одной медсестрой. Она была столь же отвратительна, как и её коллега, правда верхняя часть лица была с кожей, а из-под грязно-белого чепчика виднелась копна светлых кудряшек. Но и этот факт не придал ей привлекательности: глаза были скрыты белой оболочкой, гнилые, неровные зубы оскалились в злой улыбке. Взвизгнув, она бросилась на меня, но я уже уверенно ударил её изо всех сил ключом по кудрявой голове. Она обмякла и рухнула между столом и умывальником. На противоположной стене были металлические шкафчики. Открыв крайний правый, я нашёл на верхней полке металлический ключ, тот самый, о котором говорилось в записке. Обернувшись, я стряхнул слой пыли с зеркала, висевшего над умывальником, и взглянул на своё отражение.На моё спокойствие, с моего лица не слезла кожа, и не было ничего страшного. Моё испуганное лицо с короткой неровной бородой и кровью на лбу странно контрастировало с моей офицерской формой.Я не имел возможности бриться, находясь без сознания, а кровь была результатом столкновения с пациентом и медсёстрами.

– Нет, прошло недели три или четыре. За более долгий срок борода была бы гораздо длиннее.

Проведя по тонкому стеклу слегка подрагивающими пальцами, я немного успокоился и вышел из сёстринской. Дверь в подвальные помещения я нашёл в конце коридора: старая металлическая решётка, тем не менее, крепко державшаяся на своём месте. Ключ легко вошёл в навесной замок, и, повернув его, я открыл дверь. Впереди я увидел множество строительного мусора, который, похоже, остался после ремонтных работ.

– Куда меня может привести этот коридор?

Лампочка, светившая мутным светом, единственная уцелела в этом ожившем кошмаре. Я удивился, как до сих пор здесь есть освещение, но услышав звук работающей котельной впереди. Вот оно что!

– Но кто поддерживает её работу? Неужели эти пациенты или медсёстры?

Дверь котельной была приоткрыта. Сквозь неё я ощутил запах "Беломорканала" – кто-то в котельной курил, и если не сейчас, то сравнительно недавно. Просунув голову в тёплое помещение, я увидел могучую спину в оранжевой рабочейбезрукавке, на котором значилось "СМУ-13". На голове у рабочего была чёрная рабочая шапка-подшлемник, чёрные брезентовые штаны, забрызганные грязью. Он не обращал на меня никакого внимания, а блаженно курил. Повернувшись ко мне в профиль, я понял, что не зря замешкался и не вошёл: лицо обрело поросячьи черты: маленькие злые глазки были налиты кровью. В руке была совковая лопата для угля, которая могла вполне служить хорошей дубиной рабочему.

– Ёлки, да он мне голову размозжит одним ударом! Надо как-нибудь его обойти!

Сильно сжав в руке газовый ключ, я понял, что длины его недостаточно, чтобы справиться с рабочим.В том, что он на меня бросится, едва только увидит, я не сомневался. Нужно немного подождать, пока он докурит и отойдёт, тогда…

Рабочий недовольно что-то бубнил себе под нос. Докурив, он втоптал бычок в пол котельной, затем подошёл к большому контейнеру, воткнул туда черенок своей лопаты. Набрав достаточно угля, он подошёл к печке, швырнул туда угля и, закинув лопату на плечо, пошёл вглубь помещения, насвистывая какую-то мелодию. Подождав для верности пару минут, я решился и зашёл в котельную. Из дальнего конца котельной, куда скрылся рабочий, повеяло сквозняком – там есть выход на улицу. Аккуратно пробравшись по котельной, ощущая, как пот струится градом по моей спине, ядобрался до маленькой распахнутой двери, ведущей, по всей видимости, на задний двор.Я старался не торопиться, так как рабочий мог вполне вернуться.

На улице было довольно прохладно: осень. Задний двор был не слишком большим. Напротив котельной стоял старый ЗИС 16-С "Скорой помощи". Рабочий виднелся в левой части двора, возясь с какими-то коробками. Аккуратно, стараясь не шуметь, я преодолел пару ступенек, ведущих во двор, и ступил на грязный асфальт. Справа от автобуса виднелись железные ворота, по всей видимости, ведущие наружу. Наблюдая за рабочим, я тихо направился к воротам, но тут сверху раздался ужасный вопль. Я испуганно посмотрел на крышу, откуда на стальном тросе спрыгивал прямо на двор невероятных размеров мужчина. Он рассчитал длину троса правильно, прыжок не переломал ему ноги, и спрыгнул он совсем рядом со мной.

– А ну, иди отсюдова! – услышал я мерзкий возглас рабочего.

Пришелец с крыши был здоровенным мужиком, одетым в брезентовую робу с потускневшими медными пуговицами и такого же материала штаны. На голове – ржавая пожарная каска. Глаза – ярко-красные, ненавидяще осматривающие меня, а остальная часть лица скрыта респиратором. Пожарник. В руке он держал пожарный топор, древко было, как будто бы только что выкрашено в красный цвет.

– Только этого не хватало!

Я увернулся от страшного удара топора и, сделав выпад вперёд, огрел пожарника по каске. Раздался жуткий звон, а пожарник, выронив топор, схватился за голову. В этот момент, краем глаза я увидел нависшей справа от меня черенок лопаты и едва успел поднырнуть под него. Увернувшись от рабочего, я заметил маленькую дверку рядом с той, от которой я вышел.

– Это единственный выход!

Я бросился вперёд и, преодолев дверь, захлопнул её перед самым носом у рабочего. Закрыв дверь на щеколду, я отряпнул от двери – рабочий, яростно сопя, пытался выломать её.

– Успел…

Но тут в деревянную дверь с сокрушительной силой ударил пожарный топор, проделав рваное узкое отверстие в прогнившем дереве.

– Надо бежать!

Я ринулся по коридору, поднялся по лестнице наверх и тут оказался на пороге новой проблемы.

Их было пятеро. Оборванные, с забинтованными головами, с металлическими штативами на конечностях, вызывающие отвращение. Никакие это не люди, это – обломки бывших советских граждан, которыми теперь лишь движет желание уничтожить. Они почувствовали меня и теперь устремились ко мне, нервно бормоча непонятные для меня звуки. Я, машинально увидев передвижной операционный стол,скрылся за ним, и "пациенты" врезались в него, так и не сумев меня достать. Они визжали от ярости, хохотали, пытались вырваться из своих "смирительных рубашек", но я, обезумев не менее сильно, раздавал им удары ключом. Разбив головы двоим, я взмахнул ключом и ударил третьего по челюсти. Раздался жуткий хруст, и "пациент" полетел на пол вместе с разбитыми гнилыми зубами. Закричав, я толкнул стол изо всех сил и придавил обоих оставшихся "пациентов" к стенке". Они совсем с ума сошли от окончательной беспомощности, и это позволило мне быстро разделаться с ними обоими. Когда их тела обмякли, я отпустил стол и глубоко вздохнул.

Но это был ещё не конец. Услышав позади вопль пожарника, я изо всех сил повернул стол и толкнул его в сторону приближающегося безумца. Операционный стол сумел сбить его с ног, а пожарный топор с глухим звоном упал на пол. Подхватив топор, я отразил удар лопаты подоспевшего рабочего так, что едва не вывихнул плечо. Взмахнув топором, я с яростным боевым кличем отсёк ему руку. Рабочий завизжал в жуткой агонии, но я ударил его древком топора, и тот свалился без чувств у ближайшей стенки, рядом с трупом одного из "пациентов".

В это время пожарник сумел перемахнуть через стол и прыгнул на меня. Я лишь успел выставить древко топора перед собой, когда он повалил меня на пол. Я почувствовал его смрадное дыхание, с хрипом вырывающееся из защитной мембраны респиратора. Я понимал, что слабею, пожарник с силой давил на меня своим топором.

– Он меня душит! Он душит меня! Проклятье!

Напрягаясь из последних сил, я пытался оттолкнуть пожарника от себя, но тот был слишком силён. Я видел его страшные глаза, пронзительные, красные, наполненные пламенем ярости.

– Глаза…

В памяти всплыла одна рукопашная схватка со времён войны. Фриц повалил меня на землю и так же душил, только своими тёплыми, согретыми металлом оружия, руками. Я сумел выжить, я сумел найти решение из этой, казалось, безвыходной ситуации. И я внезапно осознал, что нужно делать. Это единственный выход, пока я ещё не потерял сознание.

Внезапно отпустив древко, я запустил дрожащие пальцы в его мерзкие глаза. Надавив на них большими пальцами, я пропустил глазные яблоки вглубь. Пожарный завизжал от нестерпимой боли, и, как следовало ожидать, ослабил хватку. Оттолкнув его, я изо всех сил ударил его обеими ногами в живот и схватил топор, который выронил безумец. Теперь уже и он выглядел беспомощным, катаясь по полу и держась руками за лицо.

– Получай, сволочь! – взмахнув топором, я опустил его на голову пожарника, а затем ещё и ещё. Я очнулся только тогда, когда увидел размазанную по грязному кафелюголову. Содрогнувшись, я упал на пол, выронив топор, меня вырвало. Ещё никогда мне не было так хреново.

Кое-как я пришёл в себя и встал на ноги. Стараясь не смотреть на кровавое месиво, я взял топори прошёлся по коридору.В конце коридора стояли скамейки для посетителей, а рядом – автомат с яркой светящейся надписью "Газированная вода". Я бросился к автомату, так как в горле сильно пересохло, особенно после тошноты. По счастью, кто-то закинул монетку в автомат, но не успел забрать свой напиток. Нажав на кнопку, я услышал, как в гранёный стакан наливается шипящая живительная влага. После долгого бессознательного состояния, обыкновенный лимонад показался мне самым вкусным напитком на свете. Пошарив по карманам своего кителя и найдя в одном из них мелочь, я скормил их автомату и выпил подряд 5 стаканов. Когда моя жажда была утолена, я положил стакан на место и заглянул в кабинет справа от автомата. Похоже, это был кабинет главврача больницы. Полки с медицинской литературой,плакат «Здоровье народа – богатство страны», валяющиеся на столе различные склянки, бутылочки с лекарствами. Внимание моё привлекли ключи, лежащие на какой-то записке. Ключи по виду были от машины. В записке беглым почерком значилось:

«Вилен, я ухожу в отпуск. Оставляю тебе ключи от моей «Победы». Моя машинка вполне резво бегает, но будь с ней поласковее. Буду десятого числа. Максим».

Я выглянул в окно. «Победа» стояла во дворе, прямо перед главными воротами в больницу.

– Отлично, теперь я смогу выбраться отсюда!

Взяв ключи и выйдя из кабинета, я спустился по лестнице на первый этаж, к регистратуре. Как только я вступил в приёмную, я тут же засел за углом коридора: за стойкой регистратуры стояла медсестра, ещё более омерзительная, чем две её коллеги, которые я встречал наверху. Полностью оголённый череп, на котором висят мелкие ошмётки окровавленной плоти. Она стояла, держа у уха телефонную трубку с оборванным проводом, и, похоже, что-то бубнила в бесполезный кусок пластмассы, шевеля челюстями.

– Почему она это делает? Она думает, что с кем-то разговаривает по телефону?

Мне казалось это каким-то театральным представлением. У этих существ есть мысль, что они ведут обыкновенную жизнь или тщательно её играют. Но больше всего меня волновала мысль о том, как можно миновать медсестру, не попавшись ей на глаза.Я задумывал проползти под стойкой регистратуры, но через входные двери я всё равно бы не вышел. Дальше стойки я бы тоже не прополз: в любом случае придётся иметь дело с медсестрой. Когда я уже готовился вылезти из своего укрытия и внезапно напасть на жуткую женщину, входные двери распахнулись. С улицы повеяло осенним холодом, а на пороге больницы появились двое мужчин. Эти двое были одеты в суровые кожаные плащи, опоясанные солдатскими ремнями. На лица обоих были натянуты противогазы. Кто бы они ни были, насилие исходило от пришельцев волной непонятной, волнующей дрожи.