Текст книги "Нестор Бюрма на острове"

Автор книги: Лео Мале

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Лео Мале
Нестор Бюрма на острове

Хотя он и находится где-то в море около бретонских берегов в довольно неопределенном месте, остров Мен-Бар, на котором разворачивается действие романа, не существует в природе. То же можно сказать и о героях этой книги, они тоже не существуют. И все-таки…

Глава первая
ПИЩА ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИИ

Вероятнее всего, море было от меня километрах в тридцати – уже чувствовался его солоновато-йодистый запах,– когда я заметил станцию техобслуживания с бензоколонкой, словно одинокий часовой, стоявшую на вершине холма. Я с облегчением приветствовал ее появление на фоне скучного пейзажа.

Было еще не очень поздно и относительно светло, но в эту хмурую погоду ночь могла нагрянуть внезапно, и неоновые трубки, очерчивающие контуры здания, уже зажгли на этот самый случай. Светящиеся линии слабо мигали, как бы реагируя на порывы ветра.

Я пришпорил Розали.

Розали – это ласкательная кличка, которой я окрестил свою тачку, древнюю Дюга 12 образца 1930 года, теперь ставшую предметом восхищения знатоков и особенно снобов, дорого заплативших бы за приобретение такой модели; но хотя я и бываю иной раз беден, как церковная мышь, избавляться от нее мне как-то не хочется.

Итак, я пришпорил Розали.

Поскольку то, что нравится псине, не годится для автомобиля, я не пообещал ей кусочек сахара, а тихонько промурлыкал, что, дескать, там, наверху, ей найдется где напиться.

Кряхтя, задыхаясь и трясясь, как старая королева, она продолжила продвижение вперед, и вскоре я затормозил перед разноцветными колонками.

Из свежеокрашенного здания раздавались рулады человека, вообразившего себя соловьем. На краткий зов моего хриплого клаксона выбежал парень в рекламной белой блузе и плоской кепке.

Обильно смазанная зеленкой, его правая щека походила на большой лист какого-то ядовитого растения. Во рту он мусолил фальшивую сигарету с лекарственной смолой, из тех, которые рекомендуются при болезнях горла.

Таким образом, его сигарета не представляла никакой пожарной опасности, тем более что он от избытка осторожности и желания подчеркнуть свой высокий профессионализм, а также из вежливости, сунул свое липовое курево в карман, прежде чем осведомиться о количестве требуемых литров горючего.

Голосом он обладал мелодичным, более приятным, чем сам индивидуум в целом. Очевидно, он и был тем певцом, которого я прервал своим появлением.

Я велел ему залить полный бак, вылез из машины, чтобы размять затекшие ноги и спросил, не работает ли он случайно по совместительству механиком, поскольку у меня создалось впечатление, что не все нормально работает в моторе. Со времени моего выезда из Парижа он глох дважды, но оба раза мне удалось сдвинуться с места, сам не знаю как, а теперь надо бы сделать так, чтобы подобные злоключения не повторялись.

Парень выслушал меня, не произнеся ни слова, и только следил за тем, чтобы струя горючего попадала в чрево машины. В то же время его явно критичный взгляд красноречиво свидетельствовал об отсутствии удивления по поводу того, что человек то и дело стоит на обочине, когда едет на такой развалюхе. Он не принадлежал к числу тех снобиков, которые млеют при виде Дюга 12 или Бугатти 1925 года. О нет! Черта с два! Он был искренне расстроен от мысли, что сейчас, в нашу эпоху, кто-то еще может позорить дороги ездой на подобных древних рыдванах.

Он расстроился настолько, что я – человек больше всего желающий, чтобы всеобщее благоденствие и радость царили у самых скромных семейных очагов – тут же поклялся в душе при первой возможности наскрести нужную сумму, необходимую для покупки «Альфа Ромео», «Матра» или чего-нибудь другого в этом роде, потом приехать сюда и дать ему полюбоваться.

Ну, а пока у Розали болел животик, и я хотел, чтобы кто-нибудь занялся ею вплотную.

Заправщик тоже был не против. Закончив переливание бензина, от тут же опять украсил свой фасад липовой сигаретой и сообщил, что пошел предупредить Поло.

– Поло – это механик,– уточнил он.

Поло-механик прибыл тут же, усиленно потирая руки. Надо сказать, что он обладал кучей достоинств, которых недоставало его дружку: как минимум на двадцать лет больше и неистребимо хорошее настроение. Прежде всего он пожелал мне доброго дня, что само по себе уже свидетельствовало о чувстве юмора, учитывая обстановку на дворе, затем спросил, в чем дело.

Я ответил, что как раз от него и хотел бы услышать разъяснения на этот счет.

– Точно,– ответил он с улыбкой.

Он попросил, чтобы я описал ему все симптомы. Теперь он уже не улыбался, важно кивал головой, чтобы придать себе побольше значительности, иметь предлог увеличить счет, либо оправдать хорошие чаевые, затем резко поднял капот Розали, не считаясь с ее почтенным возрастом.

Поло взглянул на мотор важным понимающим взглядом, который я оценил в несколько сотен старых французских франков, и покашлял.

– Она тоже так делает,– произнес я.

Он взглянул на меня.

– Как это так?

– Как вы только что сделали.

И я, в свою очередь, похрипел немного. Затем добавил:

– Надеюсь, эта машина не больна никакой заразной болезнью…

– Машина?

Казалось, он поискал взглядом ответ на мой вопрос. Это был один из тех людей, до которых с трудом доходит юмор, хотя они и мнят себя остряками.

– A! Да,– ответил он, наконец.– Машина. Конечно, машина. Посмотрим. Вы сможете завести ее в мастерскую?

Он сомневался, что она сможет туда доехать. Однако она доехала.

Механик зажег все имеющиеся лампы, а затем осмотрел потроха моей тачки. Через короткое время он выпрямился и оглушил меня залпом технических терминов. Теперь настала моя очередь покивать головой с компетентным видом, дабы не прослыть полным болваном.

Затем Поло-механик спросил меня:

– Вы далеко едете на этом вот?

– На остров Мен-Бар.

– А! Сегодня ему везет!

– Не знаю. А что, он недостаточно крепко привязан, и море его уносит?

– Я хотел сказать, что насколько мне известно, вы – второй из наших клиентов, который намеревается сегодня посетить Мен-Бар. Обычно, если не считать ежегодного праздника, который привлекает много народа, люди не валят туда толпами. Впрочем, мы стоим на проезжей дороге. В этом нет ничего необычайного, не так ли?

– Не думаю.

Механик ухмыльнулся.

– Мен-Бар… Остров Мен-Бар…

И постучал по Розали согнутым пальцем.

– Это, очевидно, автомобиль-амфибия?

– Нет,– сказал я.– Я оставлю ее на стоянке в Пуэнт-Фром. Потом пущусь вплавь.

– У вас есть все необходимое? Плавки, спасательный круг?

– У меня плавающая почка.

– Отлично,– фыркнул он.– Ладно, что там говорить. Мне хотелось бы каждый день иметь дело с такими клиентами, как вы. С типами, которые умеют жить и шутить. Сколько на свете зануд, ворчунов, нытиков, слишком их много…

Он взглянул на стенные часы.

– Ладно, хватит болтать. Я отремонтирую вашу телегу, будет как новая. Я постараюсь побыстрей, чтобы вы не опоздали на катер из Пуэнт-Фром, но ничего не гарантирую, конечно. Должно бы хватить полчаса на всю работу. Это…

С его губ уже готовы были сорваться технические термины, но я прервал его жестом и спросил у заправщика в зеленке, который присутствовал при всем этом представлении, молча облокотившись на верстак и по-прежнему посасывая свой окурок с бальзамом, не заливает ли он, кроме бензина, какую-нибудь другую жидкость, более подходящую для системы труб у человека.

Ответил мне Поло:

– Все, что пожелаете. Красные и белые вина, различные аперитивы. Лично я,– намекнул он,– имею слабость к белому вину, поскольку не люблю терять головы.

– Ну что ж, оставим вам в бочке немного,– сказал я.

И уставился вопросительным взглядом на Зеленого.

– Сюда,– пригласил он меня, направляясь к небольшой пристройке в глубине мастерской. Я последовал за ним, механик же принялся за работу, коварно напевая первые такты популярной мелодии. Заправщик скривился, как от приступа сильной боли.

– Вы когда-нибудь слышали, чтобы пели таким образом? – спросил он.

– Пели?– ответил я.– Кто-то поет? Извините меня, я думал, что это скрипит домкрат.

У Поло был тонкий слух. Он громко расхохотался и сказал:

– Что ж, одно из двух,– все не могут пускать такие трели, как Тино.

Он снова взялся за работу, а я сделал вывод, что таково прозвище Зеленого, который открыл мне дверь конторы-пристройки-бара. В углу посапывала железная печка, что вовсе не было лишним. Я устроился возле нее.

Заправщик достал из стенного шкафа разные бутылки, которые втайне от министра финансов давали небольшой доход двум приятелям, и предложил на выбор: сухой Мартини, Вильям Лаусон, ром и т. д. На этой, мало посещаемой дороге у них, видимо, больше всего в ходу был Мартини. Я выбрал грог.

Тино приготовил мне его, словно только этим и занимался всю свою жизнь, потом пошел полюбоваться на свою физиономию в треснутое зеркало, прикрепленное к стене и окруженное кучей фотографий, изображавших настоящего Тино Росси, Луи Мариано, Жана Саблона, Ива Монтана и т. д., а также дюжину более или менее оголенных девиц, вырезанных из журналов «Он» и «Париж-Голливуд». Целый фестиваль титек и задов.

Стоя перед зеркалом, Тино-заправщик оглядел свою размалеванную щеку, потом другую – левую, поводил поочередно рукой по поврежденной поверхности и по щетине на другой щеке. Сделал гримасу, которая заставила меня предположить, что его лекарь намекнул на возможность в дальнейшем брить только одну половину лица. Было ли это преимуществом, остается лишь гадать.

Тут мое внимание привлек слабый шум, доносившийся из крохотного оконца, предназначенного освещать комнату, когда бывает солнце.

Что касается солнца, то для меня это был как раз тот самый случай. Лил дождь.

– Вот что такое распевать песни,– заметил я.– Черт побери вашего приятеля.

Заправщик перестал любоваться на себя в зеркало и утвердительно кивнул. Затем он что-то пробурчал по поводу инструментов, валявшихся снаружи и ржавевших там под дождем Протянул руку к вешалке, на которой висела всевозможная одежда, и я вдруг заметил, что он заколебался, когда его пальцы дотронулись до непромокаемого плаща. Можно было подумать, что он констатировал его наличие впервые. Тем не менее он взял его, натянул на себя поверх комбинезона и вышел.

Я остался сидеть один перед своим дымящимся грогом. Когда я его выпил разом, то вдруг почувствовал, что алкоголь вместе с теплом от печки прогнал и весь холод.

Я снял куртку и развесил ее на спинке своего стула. После чего, набил и раскурил мою любимую трубку, украшенную головой быка, потом поискал в бумажнике телеграмму, которая и привлекла меня в этот, Богом забытый, уголок Бретани.

Я нашел ее и прочитал:

«Удивлен нет ответа письмо. Мадам Шамбо при смерти, желает вас видеть. Вилла «Кактусы». Остров Мен-Бар через Пуэнт-Фром. Привет. Доктор Мора».

* * *

Когда я получил эту телеграмму, датированную и отправленную из Пуэнт-Фром, то сломал себе голову, чтобы из нее понять что-нибудь. Шамбо? Мадам Шамбо? Это мне ничего не говорило тогда, ну ровным счетом ничего! А потом вдруг вспыхнул свет, как сказал поэт.

Я вспомнил об этой очаровательной старой даме, довольно эксцентричной, каких находят в английских романах, которой довольно давно я оказал одну профессиональную услугу, она же пообещала мне взамен, когда наступит время, упомянуть меня в своем завещании. Короче говоря, обещания такого рода, раздаваемые так, походя, в пылу благодарности, чтобы поддержать разговор и назавтра забыть. Ну что ж! На этот раз, как знать? Быть может, я стану исключением, подтверждающим правило…

…«Мадам Шамбо при смерти, желает вас видеть…»

Возможно, здесь кроется нечто большее, чем скромное небольшое наследство…

Эта достойная особа могла пожелать сделать меня единственным наследником своего имущества…

Короче говоря, это был не такой уж большой расход – съездить туда, а в Париже меня ничто не удерживало – дела не складывались и я предпринял путешествие на остров Мен-Бар. где, если в пути меня не съедят поросята,– кто знает,– я высажусь через несколько часов

Чего я по-прежнему не мог понять, так это намека на письмо, оставленное без ответа. Насколько мне известно, я никогда не получал от мадам Шамбо никакого письма. Правда, ничего знать нельзя с этой гениальной сверхскоростной почтой…

Имелось также еще и кое-что другое. (Не стоит всегда поносить так администрацию. Кончишь тем, что прослывешь анархистом.) Мадам Шамбо была уже не первой молодости. Впрочем, даже и не второй. И, так как в телеграмме говорилось, что она серьезно больна, ей по-видимому, приснилось, что она послала это письмецо. Так случается и с очень приличными людьми.

* * *

Я спрятал телеграмму, снова раскурил трубку, и тут вернулся заправщик.

Он тут же подошел к зеркалу посмотреть, не отросла ли его борода на том месте, где он был поранен. Ничего там еще не было. Он оставил это занятие и принялся снимать плащ, с которого ручьями лилась вода.

Тут он заметил мою куртку на спинке стула.

– Не забудьте вашу одежку, месье,– сказал он, показав на нее пальцем, своим мелодичным мягким голосом певца-любителя.– Мы тут на нашей бензоколонке приобретем дурную репутацию.

– Не забуду,– ответил я.– Во всяком случае, пока не наступит весна. Кажется, поливает немного.

– Вот именно.

Он показал на плащ, который только что снял.

– Это того типа с зеленой ДС, о котором вам только что говорил Поло. Того, кто, как и вы, ехал в Мен-Бар. Если вы с ним случайно знакомы, не говорите ему, что я пользовался его плащом. Он разорется, когда вернется за ним.

Я ответил, что поскольку еду в Мен-bap впервые в жизни, то наверняка не знаком с парнем, хозяином зеленой ДС, и Тино успокоился

Вешая плащ на крючок, он с некоторым запозданием заметил, что за подкладкой спереди что-то есть. Он запустил руку во внутренний карман и извлек оттуда довольно потрепанный номер иллюстрированнного журнала «ОБЪЕКТИВ», известный своим девизом: «Глаз, который видит для вас».

– Это не бабки,– сказал я, улыбаясь.

С ответной улыбкой на губах он запротестовал:

– И слава Богу! Мы с Поло не жулики… (я был счастлив это узнать).– Мы только подбиваем клиентов немножко выпить… правда, после этого они вот забывают свои шмотки… Да, кстати, не хотите ли еще стаканчик грога?

– Охотно.

Прежде чем превратиться в подпольного официанта, он машинально полистал журнал и сказал, протягивая его мне:

– Надо же… Ведь это как раз номер о празднике на острове. Знаете… это тот праздник, о котором вам говорил Поло… Если вас это интересует…

Я лично не был знаком с Мен-Баром, но, в общем, слышал о нем много хорошего от людей, которые проводили там свой летний отпуск.

Дождь яростно хлестал по узкому окошку помещения, так что можно было предполагать о несоответствии красочных фотографий, снятых в отличную погоду и помещенных в журнале, с тем, что ожидает меня там.

Тем не менее я рассмотрел снимки и убедился, что Мен-Бар – симпатичный маленький островок с кокетливыми виллами, растительностью тропического типа – алоэ, кактусами и т. д., что в ансамбле должно производить самое благоприятное впечатление.

Читать нудный, набранный мелким шрифтом текст, сопровождавший фотоснимки, у меня не хватило терпения. Там без всякого сомнения шла речь об этом самом празднике, его значении и корнях, но я прожил уже достаточное количество лет, ничего об этом не зная, и надеялся на свою способность продолжать существовать дальше в том же неведении.

Репортаж растянулся на много страниц, и я стал их листать одну за другой.

После общих видов, пейзажей и народных гуляний пошли снимки типа «нескромная фотокамера»: бреющийся кюре, сторож, купающийся в неположенном месте, местный Тарзан, накачивающий себе мускулатуру, и т. д.

На одном из снимков я увидел мадам Шамбо, достойную и очаровательную старую даму, позвавшую меня к своему смертному одру. Она сидела в шезлонге с кошкой на коленях и беседовала с другой представительницей женского пола, смешно скрестившей руки на животе, как будто она поела незрелых фруктов

Подпись под фотографией гласила: «Типичные жители острова».

Потрясающе!

И дело не только в том, что, если мне не изменяет память, мадам Шамбо родилась в Клермон-Ферране, вдалеке от Мен-Бара, а в том, что ни она, ни ее собеседница не были одеты в причудливые одежды местных жителей с чепчиком, лентами и прочими украшениями.

Безусловно, эти журналисты – что за пишущей машинкой, что с фотокамерой в руках,– всегда одни и те же. Идут к цели кратчайшим путем и чхать хотели на любые ляпы. Мой приятель Марк Кове из газеты «Крепюскюль» не посмел бы спорить со мной по этому поводу.

Я закончил просмотр журнала одновременно с моим грогом как раз в тот момент, когда Поло зашел посмотреть, как обстоит дело с обещанным ему белым вином.

Тино обслужил его по всей форме, не забыв при этом и себя.

В то время как механик, немного преувеличивая, объяснял мне, что сейчас Розали даст прикурить любой космической ракете, заправщик подошел к зеркалу и опять принялся изучать свою физиономию.

Поло не оставил это дело без внимания и, обернувшись ко мне, спросил:

– Месье случайно не врач?

– Нет, я не врач, а что?

– Да я насчет Тино. Лекарь ему сказал, что это больше не вырастет, что у него… ну, как бы, это самое… апо… ало…

– Алопесия, то есть облысение.

– Вот именно! Алопе, как вы сказали. Короче говоря, больше расти не будет, даже когда шрам зарастет, но он не хочет этому верить, не может привыкнуть к такой мысли и расстраивается. Чуть не плачет. А чего тут плакать? Тоже мне удовольствие – бриться! Даже электробритвой!

Надо сказать, что подбородок Поло красноречиво подтверждал сказанное.

– А если я захочу отпустить себе усы? – возразил Тино.

– Лирические певцы всегда бриты.

– Ну да! Посмотри на Жана Ферра.

– Никакой он не лирик, и меня никак не колышет. А то, что не брит, так мне еще противнее. Да ладно, Тино, я тебе опять повторяю: ты просто не понимаешь своего счастья И разве я тебе не говорил, что с твоим голосом ты вполне можешь петь, переодевшись в девицу?

По своей привычке, он отделял каждую фразу или часть фразы коротким смешком.

– …И если твоя борода никогда не вырастет с обеих сторон, то ты просто переоденешься в девицу, вот и все.

Он подразнил еще немного своего приятеля и перешел к более серьезным вещам.

То есть предъявил мне счет.

Я заплатил и стал ждать, когда стихнет дождь, чтобы двинуться дальше в путь.

В руке у меня по-прежнему был номер «Объектива», и Тино не собирался возражать, чтобы я унес его с собой.

Времени выкурить одну трубку как раз хватило, чтобы дождь перестал стучать в окно.

Я вывел свою Дюга на шоссе. На дворе стояла темная ночь.

Глава вторая
ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ

Я прибыл в Пуэнт-Фром без всяких приключений.

Здесь все или почти все уже спали, только в двух-трех домах виднелся слабый свет. Один из этих домов был отель-бистро-гараж.

Я затормозил у этого самого бистро-отеля и пошел посмотреть, насколько там внутри лучше, чем на дворе, где ветер с моря дул так, будто хотел оторвать вам голову.

Я стал сомневаться, есть ли еще какая-нибудь возможность попасть на остров. Мои сомнения длились недолго.

Расписание катера, меняющееся ежедневно в зависимости от приливов и отливов, висело в маленьком холле, и, ознакомившись с ним, я узнал, что рейсы прекращены до завтрашнего утра. Служащий заведения, к которому я обратился, подтвердил это.

Мне оставалось только ждать.

Я поел и выспался после того, как поставил в гараж мою Розали с тем, чтобы забрать ее только по пути обратно в Париж, поскольку не представлялось возможности переправить ее на тот берег, а кроме того, на острове нет подходящих дорог и автотранспорт вообще запрещен.

Вообще это была приятная деталь.

Может, этот остров Мен-Бар – счастливый уголок нашей земли.

* * *

На следующий день я ступил на берег Мен-Бара.

Как и следовало ожидать, пейзаж оказался менее притягательным, чем на фото из журнала «Объектив». Густой туман обволакивал остров, и знаменитые розовые скалы, о которых мне рассказывали как о чем-то совершенно восхитительном, были того же отвратительного грязно-серого цвета, что и море, бившееся о них с оглушающим грохотом.

Не знаю уж, йодистый ли воздух так действовал на меня или беспокойный сон, явившийся моим уделом из-за шума прибоя под моим окном, но я почувствовал себя странно возбужденным, едва ступив на маленький пирс, служивший причалом в укрытом от ветра порту, где морские волны, растеряв всю свою силу, лениво покачивали пару рыбацких баркасов, три лодки и катер с мотором.

Каменистая дорога, обсаженная с обеих сторон изгородью из остролиста, поднималась в глубь острова. Фасад гостиницы с закрытыми ставнями, открывающимися лишь на время летнего сезона, возвышался над бухтой. Называлась она «На свежем ветре» и была построена так, чтобы получать его в полную меру.

Парень с кирпичного цвета лицом, помогавший выгружать несколько чемоданов и тюков, привезенных катером вместе с немногочисленными пассажирами, показался мне вполне подходившим для роли служащего по выдаче справок.

Воспользовавшись коротким перерывом в его работе, я спросил его, не знает ли он доктора Мора и мадам Шамбо, а также, где находятся жилища этих двух лиц и которое из них ближе.

Парень был скуп на слова и ответил мне в телеграфном стиле, что врач живет не на острове, а в Пуэнт. Однако я смогу найти его в «Кактусах» – вилле мадам Шамбо. И объяснил, где это находится, по-прежнему не тратя лишних слов. Он мог бы дать более подробные разъяснения, но в силу своей профессии я знал, что не следует требовать слишком многого от свидетелей и прочих информаторов. Поэтому я удовлетворился сведениями, полученными от парня, и, зажав трубку в зубах, отправился на поиски.

Взобравшись по каменистому подъему, я тут же очутился в центре городка.

Вокруг крохотной площади, как бы переходящей в кладбище, сгрудились три низких дома. Они стояли напротив церкви, постоялого двора и лавки корабельных товаров.

Свернув направо к маяку, я встретил девчонку, похожую на пастушку, хотя коров на острове не было, и она помогла мне сориентироваться. Оказалось, что до «Кактусов» еще довольно далеко: вилла стояла на самом конце унылой песчаной косы, над которой завывал ветер, словно она отнеслась к нему с неуважением, и с разноголосыми криками кружились чайки.

Я не мог понять, что нашло на мамашу Шамбо, чтобы приехать проедать свою ренту посреди всего этого одиночества. Так как, если там вдали была вилла «Кактусы», которую я только что увидел – сейчас как раз рассеялся туман,– то ее владелице никогда не пришлось жаловаться на докучливых соседей. Их просто не существовало, этих соседей. Ближайшая вилла, также очень изолированная, находилась на расстоянии добрых пятисот метров.

Размышляя таким образом, я добрался до «Кактусов».

Ошибиться было невозможно. На прикрепленной к калитке эмалированной дощечке, вычурным ярко-зеленым шрифтом по белому фону значилось это слово, а толстые, покрытые колючками растения, имевшие весьма жалкий вид под облачнь:м небом, росли в маленьком палисаднике, отделявшем дом от ограды.

Я поискал глазами звонок, колокольчик либо какой-нибудь иной инструмент, чтобы предупредить о моем приходе. Ничего подобного не нашел. Прежде чем подать голос «О! Там, на катере!», я машинально оглядел дом.

Это было кокетливое двухэтажное сооружение, которое, наверно, неплохо смотрелось под солнцем. Но сейчас несколько клочьев тумана зацепились за флюгер и конек крыши, из серых камней строения сочилась какая-то непонятная тоска. С наглухо закрытыми ставнями дом казался брошенным.

Я встряхнулся, позвал и стал ждать.

Ничего.

Никто не откликнулся и на второй зов.

Третий раз я крикнул намного громче и как раз в тот момент, когда я закрывал рот, открылась дверь.

В дверном проеме неподвижно стояла пожилая женщина. Одной рукой с ампутированным большим пальцем она сделала мне знак производить поменьше шума, и весь ее вид как бы показывал, что она не глухая.

Слепой она тоже не была. Прежде, чем подойти поближе, женщина прощупала меня своим цепким взглядом. Пряди, очевидно, седых, но крашеных волос выбивались из-под шарфа, покрывавшего ее голову. Она обладала каким-то странным цветом кожи. Похожим не на пергамент, а на что-то другое, чего я не мог уловить. И мне казалось, что где-то я ее уже видел. Не кожу, а всю женщину. И сразу вспомнил: на фотографии в «Объективе» вместе с мадам Шамбо.

Между тем дама мелкими шажками, как бы стараясь ступать не слишком широко, приблизилась и уже стояла по ту сторону калитки. В ней не было абсолютно ничего крестьянского, кроме, пожалуй, телосложения. Горожанка, по всей видимости, бывшая директриса пансионата или чего-нибудь в этом роде, прямая, будто кол проглотила, несколько мужеподобная, что еще больше подчеркивалось твидовым костюмом английского покроя. Но в общем не антипатичная, хотя явно не годилась для сеанса стриптиза у «Бешеной лошади».

Она сказала шепотом:

– Вы желаете что-нибудь?

Я кивнул головой.

Закрытые ставнями окна…, этот шепот…, телеграмма врача…, «при смерти…». Понятно! С тобой, Нестор, так ведь случается не впервые, не так ли? Это особый дар.

Я спросил, тоже понижая голос:

– Мадам Шамбо умерла?