Текст книги "Батальон «Вотан»"
Автор книги: Лео Кесслер
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Группа эсэсовцев сидела, скрючившись, в грязи на берегу канала. Когда по поверхности воды скользнул ищущий луч прожектора, они рухнули лицами вниз, вжимаясь всем телом в грязную жижу, чтобы их не мог достать свет. Луч прожектора двигался по спокойной водной глади, как ледяной палец, шаря по поверхности воды. В следующую секунду он осветил путь, которым они должны были пересечь канал. На одно мгновение их напряженные тела попали в полосу света, но затем луч ушел в сторону, и они снова очутились в кромешной тьме.
– Отлично, – прошептал фон Доденбург, как будто враг находился на расстоянии всего в несколько метров, – загружайтесь в лодки! – Мясник неловко потопал вниз, неся огнемет, за ним неотступно следовал Шульце. Они все время шли по кромке воды, другие делали то же самое. – Отплывайте!
Они почти бесшумно начали отчаливать от берега.
– Удачи! – произнес оставшийся на берегу Стервятник. Мгновение спустя он уже исчез из поля зрения.
Фон Доденбург вздрогнул. Он не мог разобраться, было ли это вызвано страхом, или просто тянуло холодом от воды. Но это не имело значения. В темноте никто не мог его увидеть. Теперь они были ровно на середине реки. Впереди он видел тусклый контур бетонной стены, сливавшийся с ночным небом. «Если бы они сейчас нас заметили, то им не составило бы ни малейшего труда уничтожить всех», – подумал он про себя. Да, в этот миг у них не было бы ни малейшего шанса.
Внезапно ночное небо прорезала зеленая сигнальная ракета и зависла в вышине.
– Ложись! – зашипел фон Доденбург.
Эсэсовцы сразу прекратили грести. Присевший на дно лодки фон Доденбург мог видеть болезненно-зеленое лицо Метцгера, его выпученные от страха глаза. Он ясно слышал, как дико колотится его собственное сердце. Ракета начала медленно опускаться, пока с тихим шипением не погасла в воде. Справившись со своим голосом, оберштурмфюрер приказал:
– Все в порядке, плывем дальше.
Несколько мгновений спустя возле разрушенного моста раздалась автоматная очередь. Они могли видеть красно-белые огоньки трассирующих пуль, летящих в темноте, и слышать скулящие звуки их рикошета о бетон. Но целью вражеского огня были явно не они.
Внезапно лодка ударилась в бетонную стену. Фон Доденбург не стал терять ни мгновения.
– Вылезайте и стройтесь по колоннам, – тихо приказал он. – Унтер-фюреры пойдут впереди. И я оторву яйца любому, кто произведет хоть малейший шум. Ясно?
Никто не ответил, но фон Доденбург знал, что они также понимали всю опасность их положения. Как только они начнут карабкаться по бетонной стене, то снова станут легкой добычей.
Перебросив автомат через плечо и аккуратно поправив ремешок каски, Куно провел рукой по оружию и по одежде, чтобы проверить, не болтается ли что-нибудь, что может с громким звуком удариться о бетон.
Он глубоко вздохнул и первым нырнул в темноту, нащупывая опоры в стене, по которым можно было взобраться наверх. За ним последовали остальные.
* * *
Они лежали на вершине бетонной стены, хрипя как старики. Им удалось преодолеть ее ценой содранных в кровь рук и лопающихся от напряжения легких. Это был кошмар, зверский кошмар, полный страха и напряжения; но, несмотря на боль, ломоту в мышцах и сорванные ногти, фон Доденбург слабо улыбнулся в темноте. Они сделали это без стрельбы. Он вытер пот со лба и, не поднимаясь, чтобы его силуэт не слишком сильно выделялся на фоне берега, подполз к Шварцу.
– Послушайте, – прошептал он, складывая руки лодочкой и прижимая их к уху унтерштурмфюрера; тут же сморщился, учуяв запах, исходящий от Шварца, но затем вспомнил, что ни один из них не мылся уже больше суток. – Разделимся на две группы. Парашютисты не могут быть далеко. Следите за тем, чтобы ваши люди не перестреляли их по ошибке в темноте.
Шварц кивнул, и фон Доденбург поспешно отполз назад к своим людям, двигаясь от одного к другому и донося до каждого одну и ту же ободряющую, как он надеялся, информацию:
– Мы почти на месте. Через несколько минут мы должны соединиться с нашими парашютистами.
Эсэсовцы устало поднялись на ноги. Рассыпанным строем, направляемые тычками унтер-фюреров, бесшумно, как и приказывал фон Доденбург, они начали двигаться по влажному полю в сторону зловещего силуэта форта Эбен-Эмаэль.
И вдруг все их везение внезапно закончилось. Справа от фон Доденбурга со страшным ревом расцвела ослепительная вспышка. В оранжевом пламени он увидел, как взлетает в воздух человеческая фигура. Мгновение спустя они снова погрузились в чернильную тьму ночи, и испуганный голос закричал:
– Мины, здесь мины повсюду!
– Остановитесь, все остановитесь! – изо всех сил закричал фон Доденбург, но было слишком поздно. Еще одна мина взорвалась всего в десяти метрах от него. Он автоматически развернулся, и секунду спустя грязь и галька забарабанили по его каске, как проливной летний дождь. В гаснущем пламени взрыва он мельком увидел одного из роттенфюреров, сидящего на земле и нянчащего обрубок правой ноги. Инстинктивно он метнулся, чтобы помочь ему, но роттенфюрер закричал:
– Не подходите ко мне, господин офицер – эти штуки здесь повсюду!
Фон Доденбург встал как вкопанный. Что теперь делать? Из района расположения первого орудия форта в воздух начали взлетать красные сигнальные ракеты. Он услышал резкий приказ, произнесенный на непонятном языке. Тут же заработал пулемет. Затем послышалось рваное потрескивание винтовочного огня.
– О, боже! – закричал кто-то позади него и упал на землю. Но фон Доденбург по-прежнему стоял неподвижно.
В следующее мгновение Шульце принял решение за него.
– Ради Христа, давайте выбираться отсюда, оберштурмфюрер! – завопил он, перекрикивая все возрастающий шум ружейного огня.
– Куда нам, к дьяволу, идти?
– На вершину вон той орудийной башни! Это – единственный путь. Там мы окажемся в мертвой зоне.
– Но мины?
– Насрать на мины! – Шульце ухватил фон Доденбурга за руку. – Вперед!
Мясник застыл на месте, словно окаменев, пригибаясь под тяжестью огнемета. Шульце, не колеблясь, от всей души врезал ему под зад.
– И ты тоже! – завопил он. – Вали вперед или сдохни, так ты нам всегда орал на плацу! Вот теперь узнаешь, каково это!
При свете сигнальных ракет они побежали по минному полю, прямо под заградительным огнем. Они бежали, падали на землю, вставали и снова бежали. То и дело взрывались мины. Кто-то кричал в предсмертной агонии. Они перепрыгивали через очередного искалеченного или убитого и бежали дальше.
Наконец эсэсовцы ворвались в то, что оказалось системой траншей. Внезапно фон Доденбург оказался лицом к лицу с бельгийским солдатом. Он узнал шлем времен Первой мировой. У его отца был такой же в кабинете. Инстинктивно он выстрелил, хотя человек поднял руки, сдаваясь. Солдата отбросило назад, его живот был разворочен выстрелом, сделанным практически в упор. В следующий момент он опрокинулся и вытянулся во весь рост, его нога запуталась в колючей проволоке.
В то же самое мгновение Метцгер нажал на спусковой механизм огнемета. Из дула вылетел огромный язык пламени, и два вражеских солдата, возникшие в двадцати метрах от них, моментально превратились в живые факелы. Один сразу же упал на землю, страшно корчась. Другой продолжал бежать вперед, ослепший от огня, его вытянутые вперед руки ярко пылали. Внезапно он упал на землю, и его почерневшая голова осталась лежать в луже мерцающего огня. Шульце рванул вперед.
– Вперед, – задыхаясь, прокричал он. – Мы уже почти добрались!
Двое эсэсовцев пробежали мимо брошенного пулемета. Из щели высунулось широкое темнокожее лицо. Толстые губы пробормотали что-то на ломаном французском языке. Фон Доденбург мог только разобрать слово «пощада». Но в порыве кровавого бешенства [39]39
В оригинальном немецком тексте Blutrausch – кровожадность – фактически непереводимое слово. – Прим. пер.
[Закрыть], объявшего его, он не ощущал никакой жалости. Он выстрелил в конголезца, и черное лицо исчезло, разлетевшись кровавыми брызгами.
Путь вперед был перекрыт маленьким бункером. Сначала они решили, что он брошен, но внезапная очередь, которой был убит роттенфюрер прямо за спиной фон Доденбурга, доказал им, что это не так.
– Давай огня, и побыстрее! – зарычал Шульце и подтолкнул Мясника. – Вперед, ты, великий любовник!
Метцгер спотыкаясь, выскочил вперед и нажал на спуск. Раздался тихий свист. Пламя охватило бункер. Металлический купол вяло загорелся, но больше ничего не произошло.
– Давай снова! – завопил Шульце.
Метцгер вновь применил огнемет, и на сей раз все сработало как надо. Из бункера выбежало полдюжины бельгийцев, кашляя и слепо тыкаясь во все стороны. Они подняли руки вверх, сдаваясь. Кто-то скосил их одной очередью.
Теперь они находились внутри внешней линии обороны. Пальба уступила место отдельным винтовочным выстрелам и редким автоматным очередям. Они также прошли через новое минное поле, заплатив за это ужасную цену. Когда, миновав его, они замедлили бег и перешли на шаг, грудь у них тяжело вздымалась, пот ручьем лил по лицам. Фон Доденбург с трудом различал темные фигуры людей, идущих с обеих сторон от него; несмотря на темноту, он видел, что за последние пятнадцать минут потерял половину своих бойцов. Вялым жестом он указал, что им надо продолжать идти к темной громаде форта, высившейся на горизонте. Позади них, на минном поле, высокий истеричный голос продолжал кричать:
– Товарищи, ради бога, не оставляйте меня!
Голос становился все слабее и слабее – и наконец замолк совсем.
* * *
Пятнадцать минут спустя они соединились с парашютистами. Момент получился совершенно недраматическим. Круглый шлем парашютиста показался из канавы рядом со стеной форта, и незнакомый голос хрипло произнес:
– Какого черта вас так долго не было?
Глава шестаяГорстка заросших щетиной, запачканных копотью десантников расположилась между разбившимся планером DFS-230, приземлившимся на вершине форта, и бельгийским бункером, который они сумели вывести из строя кумулятивными снарядами. Всякий раз, когда их собственная или бельгийская артиллерия стреляла в них, они прятались в бункере, но остальную часть времени предпочитали быть снаружи. Командовавший подразделением фельдфебель объяснил:
– Солдатам здесь не нравится. Если вы прислушаетесь, то сможете услышать, как внизу, в подземных галереях, ходят бельгийцы. Их там сотни. – Он пожал плечами. – Люди предпочитают находиться снаружи, даже при том, что бельгийцы уже дважды обстреливали нас из своих орудий.
Фон Доденбург кивнул.
– А как насчет того, чтобы попробовать войти в эти галереи? – спросил он.
– Невозможно, оберштурмфюрер. Кумулятивные снаряды кончились. Все, что у нас есть, – автоматы и винтовки.
– А гранаты? – проронил фон Доденбург. Он почувствовал, что командовавший парашютистами фельдфебель совершенно выдохся. Впрочем, эти парни уже осуществили один из самых удивительных подвигов в ходе нынешней войны, посадив планеры прямо на вершину самого мощного форта Европы и победив при этом врага, который многократно превосходил их по численности. Не стоило слишком критиковать их за нынешнюю нехватку инициативы.
– Мы использовали гранаты связками по три штуки, чтобы выбить врага из орудийной башни под нами, – сказал фельдфебель-парашютист. – Несколько бойцов быстро спускали такую связку вниз по стволу – и готово!
Фон Доденбург чуть высунулся из траншеи.
– Фельдфебель, пойдемте со мной в орудийную башню, откуда можно познакомиться с обстановкой. Я хочу, чтобы вы объяснили мне кое-что.
Припав к земле, они отползли к бункеру, у стен которого лежали измотанные люди фон Доденбурга. Шульце склонился к одному умирающему солдату. Пуля попала ему в низ живота. Он повернулся к ним, когда они вошли. Его когда-то румяное лицо было бледным и осунувшимся.
– Как он? – спросил фон Доденбург.
Шульце отрицательно покачал головой.
– Пуля попала ему в пах, господин офицер. Я и так удивляюсь, что он вообще до сих пор жив.
Молодой офицер принял новости без комментария. Время сострадания безвозвратно прошло. За последние несколько часов в штурмовом батальоне «Вотан» погибло слишком много людей. Теперь он уже почти не ощущал никаких эмоций. Все, о чем он мог думать, это как выполнить поставленную перед ними задачу, а затем рухнуть на кровать и заснуть. Спать, спать, спать – день и ночь.
– Сделай для него все, что можно, – сказал он Шульце и сделал жест, как будто снимает колпачок с иглы шприца.
Шульце кивнул. Он знал, что тот имеет в виду. Впрыснуть раненому мальчику дозу морфия, достаточную для того, чтобы тот безболезненно умер.
Фон Доденбург сел рядом с парашютистом поближе к свечке.
– Ладно, фельдфебель, давайте, введите меня в курс дела, если можете.
Медленно, с преувеличенной точностью переутомившегося человека, парашютист начал чертить грязным указательным пальцем на пыльном полу карту-схему той части форта, где они находились.
– Мы – вот здесь. Под нами есть галерея; если я правильно угадал, она расположена вот так, – он провел пальцем по полу. – В этой галерее расположены две огневые точки. Одну мы ликвидировали, как я вам и говорил, а вторая – башня – все еще действует.
– Вы имеете в виду тридцатую башню?
– Да, я полагаю, что это – именно тридцатая.
Фон Доденбург переваривал информацию, уставившись на собственную тень, колеблющуюся на стене в свете свечи. Чтобы усвоить ее, мозгу требовалось невероятно много времени. За его спиной тихо застонал умирающий солдат, которому Шульце вонзил иглу в руку. Мгновение спустя голова раненого соскользнула в сторону, его дыхание стало похожим на ворчание, как будто он захрапел. Шульце тяжело привалился к стене рядом с Мясником, его измученное лицо было черно от копоти.
В бункере стояла тишина, прерываемая только дыханием умирающего солдата и звуками разговоров врагов, доносившихся снизу. Внезапно фон Доденбург вскинул вверх голову. Он, сам не замечая этого, почти заснул, сидя на корточках и пытаясь разобраться, что теперь делать.
Он устало протер глаза. Казалось, они были засыпаны крупным песком.
– Итак, галерея… – начал он. Слова звучали нечетко, как у пьяного. – Нет, я имею в виду огневую точку, которую вы ликвидировали. Она же находится вблизи от галереи, не так ли?
Фельдфебель-парашютист машинально кивнул.
– Есть ли какой-нибудь способ пробраться туда? Фельдфебель, я с вами разговариваю!
Парашютист резко вздернул голову. Он тоже задремал, сидя на корточках.
– Возможно, туда получится пробраться сквозь смотровую щель орудийной башни. При условии, что у нас будет что взорвать, чтобы достаточно расширить ее для прохода человека.
– Сколько же нужно для этого взрывчатки?
– Господи, – взмолился фельдфебель, проводя грязной рукой по лицу, – я не знаю. – Его глаза снова закрылись.
Фон Доденбург ухватил его за воротник и сильно потряс.
– Фельдфебель, я задал вам вопрос! Сколько нужно взрывчатки?
– Да немного, – бросил парашютист. – Нужна всего лишь связка из четырех или пяти ручных гранат. Достаточно связать их вместе, и они разнесут там все.
Фон Доденбург ослабил хватку. Фельдфебель-парашютист резко отвалился к стене. В следующий момент он крепко спал, громко храпя и широко открыв рот.
– Пять ручных гранат – прошептал Куно. – Всего лишь пять. – Постепенно в его сознании начал складываться план. К рассвету оберштурмфюрер хотел попасть в нижнюю галерею, чтобы приступить к ликвидации огневых точек. Он посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов. У него оставалось ровно десять часов до того момента, как немецкая армия начнет форсировать Мёз. Если штурмовой батальон СС «Вотан» к этому времени не заставит орудия форта замолчать, форсирование реки превратится в массовое побоище.
* * *
– Все готово, фон Доденбург, – прошептал Шварц. Группа захвата сидела, припав к земле, на вершине форта. – Все готово.
– Прекрасно. – Куно дернул веревку, которую они сделали из ремней безопасности разбитого планера. Она была связана крепко. Он пристроил поудобнее связку гранат. – Так сойдет.
– Вы только взгляните вниз, господин офицер – с тревогой произнес Шульце. – Это будет очень трудно.
Фон Доденбург улыбнулся.
– Я сделаю, не переживай. И обязательно вернусь, чтобы сделать из тебя настоящего солдата.
Он бросил последний взгляд на светящийся циферблат. До рассвета оставалось самое большее пять часов.
– Давайте, спускайте меня вниз! – приказал он, стараясь получше замаскировать свой собственный страх.
Его люди ухватились на веревку и начали медленно отпускать ее. Вскоре Куно уже не было видно – он скрылся внизу. Тридцать футов, сорок, пятьдесят. Казалось, ветер все усиливается. Сползая по стене огромного форта, он чувствовал, как ветер тащит его по камням. Семьдесят футов. Внезапно он остановился. Тонкий шнур, привязанный к запястью, резко дернулся, сигнализируя, что он достиг необходимой точки. Теперь он должен был находиться на уровне верхней орудийной башни, той самой, которую сумели взорвать парашютисты.
Он глубоко вздохнул и посмотрел вниз. Внизу слабо серебрился канал Альберта. Сделай он хоть одно неверное движение – и очутится в воде. Фон Доденбург облизал губы и обеими руками ухватился за жесткие ремни безопасности.
– Ну, давай же, – сказал он, – мне надо раскачаться!
Медленно, почти незаметно, кустарная веревка начала перемещаться взад-вперед вдоль поверхности искусственного утеса из бетона. Он начал ощущать все нарастающий размах движения. Его тело качалось, как маятник, ударяясь о грубый бетон со все увеличивающейся частотой, при этом описываемая им дуга становилась все больше и больше. Он задыхался, потому что его тело все сильнее ударялось о стену, но он заставил себя продолжать, сцепив зубы, чтобы не закричать от боли. Где-то – возможно, всего в десяти метрах правее – из стены высовывался ствол навеки замолчавшего 75-миллиметрового орудия. Одного из тех, что сумели взорвать парашютисты. Он должен был как-то ухватиться за него. Должен!
Высоко над ним взмокшие от напряжения эсэсовцы отчаянно упирались пятками в камень, их мышцы дрожали от напряжения, а ладони горели. Они больше не могли видеть фон Доденбурга, но слышали его, когда он раз за разом ударялся о бетон.
Далеко внизу фон Доденбург раскачивался по большой дуге. Казалось, теперь ветер пытался ударить его посильнее и сбросить вниз с высоты. Он дважды стукнулся головой, и лишь каска спасла его от потери сознания. Внезапно он увидел первое из парных орудий, стволы которых торчали в разные стороны после того, как парашютисты взорвали их боезапас. Полностью полагаясь на своих людей, оставшихся наверху, он отцепил руку от веревки и ухватился за ствол. Ногти заскребли по холодному металлу. Но он не смог ухватиться за него и в следующую секунду качнулся в противоположном направлении. Затем фон Доденбург сделал еще одну попытку. И снова все напрасно! Кончики пальцев кровоточили и полностью потеряли чувствительность. Он ощущал, как стремительно тают силы. Сжав зубы, зная, что его люди не смогут больше выдержать это безумное напряжение, он снова хорошенько раскачался и полетел вперед. Ветер свистел в ушах, словно во время бури. Он приготовился. Внезапно на него надвинулось первое орудие. Вытянув руку как можно сильнее, напрягая каждую клеточку, он вцепился в него изо всех сил. Его руки цеплялись, скользили и цеплялись снова. Он сорвал ноготь; мучительная боль словно током прострелила руку, но он удержал крик. Из последних сил он ухватился за орудийный ствол и повис на нем, как мешок. Его невидящие глаза уставились вниз, в серебристое сияние канала Альберта, узкой лентой тянущегося далеко внизу.
Он пролежал так, казалось, целую вечность – хотя на самом деле прошло не более тридцати секунд. Затем он заставил себя дернуть за шнур, чтобы дать сигнал своим людям наверху: он сделал то, что собирался. Сидя верхом на стволе, он начал постепенно двигаться вперед к башне. Благополучно добравшись до нее и вытянувшись далеко вправо, он смог увидеть, что фельдфебель-парашютист не ошибся. Там находилась довольно широкая смотровая щель орудийной башни. Он осторожно вытянул руку и ощупал ее края.
Она была где-то размером тридцать на тридцать сантиметров. Слишком узко даже для самого худого из оставшихся в живых во второй роте. Но если добавить к этому десяток-другой сантиметров, то даже похожий на быка Метцгер смог бы здесь пролезть.
Он нащупал гранаты, грамотно скрученные вместе фельдфебелем-парашютистом, который также установил на связке рассчитанный на пять секунд взрыватель. Как и все парашютисты, приземлившиеся на планере на вершине форта, он был еще и опытным сапером. Закусив нижнюю губу, фон Доденбург аккуратно переложил гранаты в левую руку. Стоит сделать лишь одно неловкое движение – и они упадут и бесцельно взорвутся в канале далеко внизу.
Он всунул гранаты в проем, закрепил и выдернул предохранитель. Затем он бешено рванулся назад к первому орудию, потом ко второму, завернул за угол орудийной башни и вжался всем телом в грубый бетон. Как раз вовремя. До него донесся чуть приглушенный звук взрыва пяти гранат. Жаркая волна воздуха ударила в лицо. В воздухе просвистели куски бетона, и немного погодя он услышал, как они упали в воду далеко внизу. Он поднял голову, ожидая сердитых криков и автоматных очередей. Но ничего не произошло. Никаких криков, никаких пуль. Возможно, бельгийцы приняли звук за разрыв немецкого снаряда.
Осторожно, опасаясь ловушки, фон Доденбург начал обратный путь к проему. Дым развеялся, и стали видны зазубренные края отверстия. Он сунул голову и плечи в увеличившееся отверстие. Они легко прошли внутрь, и Куно дал сигнал остальным спускаться. Некоторое время спустя все уже были внутри брошенной орудийной башни, с любопытством озираясь по сторонам в тонком синем луче фонарика Шварца.
* * *
Прижав автомат к бедру, Шварц взял инициативу на себя. Маленький офицер СС казался абсолютно лишенным страха. Он дважды провел их мимо помещений, занятых врагом. Шум шагов и негромкий разговор, доносящиеся из-под дверей, показывали, что внутри находились бельгийцы и что они не спали; но Шварц ни разу не выказал ни малейших признаков страха. Один раз прямо перед ними, в плохо освещенном коридоре, метнулась какая-то огромная страшная тень и угрожающе надвинулась на них. Но Шварц, казалось, не замечал ничего. У него были совершенно пустые глаза, лишенные какого-либо выражения; лицо было покрыто кровью и грязью. Он вел их все глубже и глубже внутрь огромного форта, и единственные звуки, которые они слышали, был звук их собственных шагов, который они постарались максимально приглушить, натянув поверх сапог носки, – и ритмичная пульсация кондиционированного воздуха, похожая на биение чудовищного сердца.
Внезапно Шварц выключил фонарик.
– К стене, – прошипел он. – Кто-то идет!
С отчаянно бьющимся сердцем они прижались к влажному бетону, испещренному потеками воды. Их взгляд был прикован к приближающимся пятнам света.
– Не стрелять! – прошептал фон Доденбург.
Шульце, который был ближе всех к Шварцу, сжал кулаки. Шварц присел, стиснув в руках нож.
В проеме показалась огромная тень. Затем еще одна. Они предшествовали своим хозяевам, как безмолвные гиганты. Фон Доденбург издал вздох облегчения. Всего двое!
– Я здесь… Внизу! – произнес Шварц на отличном французском языке, когда появился первый из них.
Бельгийский капрал пораженно остановился.
– Извините! – сказал он извиняющимся тоном и выключил фонарик, чтобы не ослепить Шварца. В тот же самый миг клинок унтерштурмфюрера вонзился в него, проскользнув между ребрами. Рот жертвы открылся, чтобы закричать, но грязная рука Шварца уже зажимала его. Колени бельгийца подогнулись, и он осел на пол, только загремел выпавший из руки фонарик.
Одновременно Шульце нанес удар кулаком другому человеку по затылку и, вытянувшись, ухватил его за заднюю часть шлема. Потянул, сдернул. Ремень соскользнул на горло бельгийца. Коленом Шульце уперся ему в поясницу. Обеими руками он потянул за шлем, ремень впился в горло солдата, и его крик захлебнулся в придушенном стоне. Его рука отчаянно уцепилась за ремень, пытаясь помешать убийству. Он отчаянно извивался, в то время как Шульце мрачно продолжал держать его, душа. Колени бельгийского солдата мягко подогнулись, и он опустился на землю. «Бедный ублюдок мертв», – прошептал Шульце.
Они собрались возле двух убитых бельгийцев, обшаривая грязными руками их карманы в поисках сигарет, и не заметили третьего, который бесшумно бежал, чтобы сообщить о присутствии в форте этих измазанных кровью и копотью захватчиков.
* * *
Теперь они находились в глубине форта. Огромная толщина стен приглушала стрекот автоматов и разрывы снарядов снаружи. А гудение обслуживающих форт инженерных систем становилось с каждой секундой все громче. Фон Доденбург поднял руку. Они остановились, прижавшись к бетону рядом с табличкой «КУРИТЬ ВОСПРЕЩАЕТСЯ». С обеих сторон стальной лестницы находились шахты открытых лифтов, похожих на pater nosters [40]40
Pater noster, «Отче наш» – термин, обычно используемый в довоенной Германии для открытого подъемника.
[Закрыть], применяющихся на севере Германии.
– Это лифты для подъема снарядов, – тихо объяснил Куно фон Доденбург. – Они курсируют между складом боеприпасов и орудийной башней.
Шульце отреагировал первым.
– А давайте выведем их из строя, – предложил он.
– Но как?
Шульце усмехнулся.
– Каждый раз, когда у нас в порту в Гамбурге останавливался грузовой лифт, мы получали несколько минут перекура. А уж утром в понедельник, после ночи, проведенной на Реепербане [41]41
Широко известный квартал развлечений в Гамбурге.
[Закрыть], лифты останавливались то и дело. – Он повернулся к остальным, скрючившимся в тени вдоль стен. – Пусть каждый возьмет по горсти бетонной крошки и пыли и идет за мной. – Он сопроводил свои слова действиями, и после одобрительно кивка фон Доденбурга все остальные начали делать то же самое.
Широко усмехаясь, Шульце бросил бетонную крошку в отполированные металлические полозы подъемника.
– Вот так, – сказал он. – Нам понадобится много этого дерьма, чтобы вывести его из строя. Если б я смог добраться до двигателя, особенно если бы он был бензиновый, то хватило бы горсти сахара, чтобы весь движок вышел из строя. Вот так. – Он громко щелкнул пальцами. – Но это тоже сработает.
Один за другим они поспешно бросали бетонную крошку в шахту. Даже Шварц, казалось, немного отрешился от того странного состояния, в котором находился все последнее время, делая то же самое.
Постепенно кабинка подъемника со скрежетом остановилась. Шульце подмигнул фон Доденбургу.
– Что вы теперь скажете, оберштурмфюрер? Вы о таком виде саботажа небось и не слышали?
– Проклятый террорист! Полагаю, я сообщу о тебе в гестапо. Если мы останемся в живых, – добавил Куно со смехом в голосе. – Ладно, Шульце, это был твой звездный выход. А теперь перейдем к грубой работе. – Он перехватил автомат. – Надо вывести из строя ту орудийную башню, что находится внизу.
Они побежали по туннелю и увидели лестницу. Внизу был другой туннель. С его потолка капала вода, очевидно, просачиваясь сквозь землю и бетонные стены, покрашенные масляной краской.
Они побежали дальше по скользкому дощатому настилу. Метцгер, не столь ловкий, как более молодые солдаты, дважды поскальзывался и падал, но никто не помог ему подняться. Все теперь знали, что над бывшим обершарфюрером дамокловым мечом висело серьезное обвинение и что у него будут большие проблемы, если даже они выйдут живыми из этой передряги.
Внезапно туннель резко изогнулся вправо. Фон Доденбург, который бежал впереди, остановился как раз вовремя. Перед ними находилась большая стальная дверь, ярким светлым пятном сверкая в тусклом желтом свете туннеля.
– Это же орудийная башня номер сорок шесть, – прошептал он.
Как будто в подтверждение его слов, из-за двери раздался страшный грохот. Хотя дверь наверняка была в несколько дюймов толщиной, она задрожала так сильно, как будто ее слепили из папье-маше. В следующий момент туннель заполнился густым желтым дымом, забившим им легкие. Это сопровождалось чудовищным лязгающим шумом, который вынудил их прижать руки к ушам, чтобы не лопнули барабанные перепонки. Фон Доденбургу показалось, что его череп вот-вот расколется. Он бросился к стене и привалился к ней, согнувшись. По его лицу заструились слезы, он закашлялся, как будто пытаясь вывернуться наизнанку.
Шварц, которому не так сильно досталось от взрыва в башне, перехватил инициативу.
– Метцгер, Шульце – прикройте меня, я вхожу!
Даже не посмотрев, выполняют ли они его приказ, он выхватил автомат и ударил ногой по стальной двери. Она распахнулась на удивление легко. Очевидно, петли были очень хорошо смазаны, что являлось частью мер безопасности против случайных искр.
Стрелки, головы которых были защищены асбестовыми подшлемниками, надетыми под каску, сгруппировались вокруг подъемника. В густом желтом дыму они сердито жестикулировали, очевидно, перекладывая вину за его отказ друг на друга. Поскольку их уши были прикрыты толстым слоем асбеста, они не слышали приближения Шварца, пока не стало слишком поздно.
Толстый сержант, с желтым лицом человека, очень долго прослужившего в крепостной артиллерии, обернулся и увидел его. Его рука потянулась за пистолетом, но он так и не успел вытащить оружие. Шварц выстрелил, и сержант сполз вниз по бетонной стене.
Эсэсовец снова выстрелил. Бельгийские артиллеристы попадали там, где стояли. Они судорожно дергались под пулями, как марионетки в руках безумного кукловода, а затем падали на пол. Все это заняло несколько секунд. Когда грохот очереди затих, последний вражеский солдат рухнул на пол.
Как загипнотизированный, Шварц остался стоять, широко расставив ноги и прижав автомат к боку, как будто ожидал, что люди, которых он только что убил, встанут, и ему придется убивать их снова и снова.
– О, господи, – Шульце задохнулся, уставившись в лицо маленького офицера. – Он свихнулся! Унтерштурмфюрер Шварц сошел с ума!
– А ну заткнись! – рявкнул фон Доденбург.
Он мягко положил руки на дымящийся ствол автомата Шварца, и, нажав на него, медленно опустил его вниз.
– Все в порядке, Шварц, все в порядке.
Шварц тряхнул головой.
– В чем дело? – спросил он. – Что вы делаете?
– Мой дорогой Шварц, все в порядке, – успокаивающе произнес фон Доденбург.
– Конечно, все в порядке, – бросил Шварц. – О чем вы говорите? Мы ведь только что взяли орудийную башню номер сорок шесть, не так ли?
И только тогда фон Доденбург понял, что унтерштурмфюрер Курт Шварц действительно сошел с ума.