Текст книги "Батальон «Вотан»"
Автор книги: Лео Кесслер
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Дежурный унтершарфюрер дунул в свисток и ударом ноги распахнул дверь.
– Aufstehen [10]10
Подъем! (нем.)
[Закрыть]! – завопил он во весь голос, как будто был на плацу, а спящие находились от него на расстоянии ста метров, а не трех. – Кончай дрочить – вставай служить!
Все повскакивали с коек. За четыре месяца службы в СС новобранцы уже успели узнать, что с подъемом тянуть не стоит. Дежурный унтершарфюрер, стоявший в дверях в спортивном костюме, со свистком, висящим на шнурке на шее, уперев руки в бока, мрачно смотрел, как они падали, спрыгивая с двухъярусных коек и поскальзываясь на натертом полу.
– Ausziehen [11]11
Раздеться! (нем.)
[Закрыть]! – скомандовал он, когда убедился, что все покинули постели.
Солдаты стремительно выполнили приказ. Скинув старомодные ночные рубахи, они стояли голые и дрожащие в потоке холодного воздуха, проникавшем через широко открытую дверь.
Дежурный унтершарфюрер высокомерно оглядел их, не позволяя даже сдвинуться с места. Наконец он отрывисто рявкнул:
– Lueften [12]12
Открыть окна! (нем.)
[Закрыть]!
Они сняли светомаскировку и открыли большие окна. В казарму ворвался поток ледяного воздуха. У солдат застучали зубы.
– Унтершарфюрер, – сказал Шульце, – я полагаю, что мы скоро замерзнем в этой снежной буре. Как вы думаете, я мог бы обратиться к доктору?
На лице дежурного унтершарфюрера не дрогнул ни один мускул.
– Можешь, Шульце, – сказал он. – Но предупреждаю тебя: наш медик вчера вечером был на вечеринке и здорово принял на грудь. Так что сегодня утром у него будет жестокое похмелье. Но если ты хочешь, чтобы он ради тебя поднялся с постели… – он пожал плечами, не закончив фразы. – Теперь – душ!
Они побежали в душевую, находившуюся в конце казармы. Вбегая в помещение, каждый из них в обязательном порядке трижды подтягивался на закрепленном в дверях турнике. Через мгновение дежурный унтершарфюрер включил на полную мощность ледяную воду.
– Садист поганый! – завопил кто-то, но унтершарфюрер уже шел дальше, чтобы будить обитателей следующей казармы. Первый день обучения второй роты штурмового батальона СС «Вотан» начался.
* * *
– Меня зовут Мясник. Я – мясник по профессии, мясник по фамилии и мясник по призванию, – проревел краснолицый обершарфюрер парням из второй роты, стоя в центре квадрата, образованного рядами новобранцев. Его похожий на ловушку для крыс рот снова открылся, и оттуда раздался голос, смазанный бесчисленным множеством дешевых сигар и несчетными литрами пива. Его рев легко разносился по плацу, отражаясь от стен зданий, стоящих в паре сотен метров.
– Поверьте, для меня в этом мире нет большего удовольствия, чем покрошить на котлеты кучу таких мокрых куриц, как вы! Вы готовы?
Обершарфюрер Метцгер [13]13
Метцгер – мясник (нем.).
[Закрыть], старший унтер-фюрер второй роты, впился взглядом в новобранцев. Стоя неподвижно, так, словно какой-то бог войны вкопал его посередине плаца, чтобы показать бледным новобранцам, на что похож настоящий солдат, он шарил взглядом по рядам. Глаза перепрыгивали с одного новичка на другого, выискивая плохо пришитую пуговицу, неровно надетую каску, тусклую пряжку ремня, и вообще любую мелочь, которую он мог бы использовать, чтобы продемонстрировать им свою известную способность «превратить человека в свинью», как он хвастался близким друзьям, когда они выпивали в унтер-офицерской столовой.
К своему разочарованию, Метцгер не нашел ничего, что дало бы ему возможность проявить свой знаменитый нрав. Очень неохотно он процедил:
– Ну ладно, с этим все ясно! Вольно!
Все автоматически выбросили вперед левую ногу. Метцгер сцепил руки за спиной и начал покачиваться на носках. Это было движение, которое он видел в старом фильме о Первой мировой войне. Ему очень понравилось это движение, и пять лет спустя, как только его сделали унтершарфюрером, он взял его на вооружение. Он был твердо убежден, что это пугает обычного рядового, и с радостью отмечал, что глаза стоявших впереди бойцов несколько испуганно следят за его покачиваниями.
– Вы думаете, что вы уже солдаты, – начал он. – Но это не так. Вы – грязные свиньи, сборище слабаков и маменькиных сынков, у которых еще не успели вылезти из задницы домашние пирожки. – И он завершил этот бранный перечень любимым выражением: – Вы – просто куча дерьма! Теперь моя обязанность – моя и других унтер-фюреров – состоит в том, чтобы попытаться сделать из этой кучи дерьма нечто похожее на настоящих солдат. – Он поднял руку, точно заранее отметая их протесты. – Я знаю, что искушаю судьбу. Кто, будучи в здравом уме, решит, что это возможно – за исключением, быть может, Мясника? Но я обещал офицерам сделать это и постараюсь это сделать. – В его голосе уже не слышалось насмешки – теперь в нем клокотала настоящая ярость: – И черт меня побери, пусть Бог-Вседержитель и Его Сын Иисус Христос защитят любого из вас, мокрые вы курицы, кто посмеет подвести меня! Я этому ублюдку яйца оторву! Бог свидетель, я так и сделаю!
* * *
Полоса препятствий штурмового батальона СС «Вотан» была длиной в один километр. Такое впечатление, что ее породила фантазия какого-то горячего последователя маркиза де Сада. Полоса начиналась узкой доской, подвешенной в десяти метрах над землей. Она обрывалась над заполненной крапивой канавой, стены которой были покрыты склизкой грязью, после чего надо было проползти двадцать метров под колючей проволокой, натянутой на высоте полуметра. Затем следовал забор из деревянных досок пятнадцатиметровой высоты, с которого надо было перескочить на скользкие от грязи веревки, натянутые на расстоянии вытянутой руки, откуда следовало падение в ледяной поток, настолько холодный, что перехватывало дыхание. Пройдя всю полосу, надо было пятью короткими очередями поразить пять движущихся мишеней.
Мясник, спокойно стоявший в конце полосы с секундомером в руке, с презрительной усмешкой смотрел на заляпанных грязью, задыхающихся от усталости новобранцев.
– Десять минут, – презрительно протянул он. – Вы что, решили, что это школьная пробежка для сопливых девчонок? Даже мокрые курицы из первой роты могут пройти полосу за девять минут пятьдесят секунд, а все знают, что они – сопливые голубки. Перевеселились ночью, что ли? Пять против одного, что да! Держу пари, что тут замешана одна из тех паршивых грязных шлюх из дома за казармами – да-да, у вашего старого обершарфюрера есть глаза. Для того, чтобы вы быстро побежали вперед, надо просто задрать этой шлюхе юбки и пустить ее перед вами! Когда она станет сверкать перед вами своими голыми ягодицами, то вы тут же помчитесь за ней и пробежите полосу побыстрее!
– Знаешь, в чем его проблема, приятель? – заметил Шульце своему соседу. – В его жене. У нее между ног постоянно горит, а Мясник не в состоянии нормально ее обслужить. Так, чтобы ей хватило.
– Ты что-то сказал, рядовой? – прорычал Мясник.
– Да, господин обершарфюрер, – почтительно ответил Шульце. – Я сказал, что, возможно, мы недостаточно хорошо старались.
Метцгер фыркнул.
– Хорошо, что, по крайней мере, один из таких шматков свиной тушенки, как вы, знает, о чем я говорю. Ладно, давайте по новой!
И с остекленевшими от усталости глазами, с плечами, в кровь растертыми лямками тяжелых ранцев, они снова построились, чтобы пробежать полосу еще раз.
* * *
Тощий белокурый солдат с тонкими артистическими руками висел на стальной трубе, прикрепленной к деревянной стене. Он тщетно пытался подтянуться, чтобы добраться до гребня стены, но сил у него явно не хватало. Он уже давно выдохся, как, впрочем, и большинство солдат второй роты. Уже в четвертый раз они пытались преодолеть полосу. Парень вяло повис на трубе. Слезы потоком лились по его грязному лицу.
– Ты, пьяный краб, давай, лезь! – вопил Мясник. – Или ты хочешь, чтобы я сам залез туда и помог тебе взобраться повыше? Ей-богу, если я это сделаю, ты об этом пожалеешь!
– Я не могу, обершарфюрер! – задыхаясь, проговорил солдат. Двигавшийся вслед за ним Шульце подтолкнул его вверх, что было сил. Парень почти перелетел через гребень стены.
– Тебе кто приказал это сделать, солдат? – заорал Мясник, выпучив покрасневшие глаза.
– У меня просто рука соскользнула, обершарфюрер, – ответил Шульце. – Здесь грязно, как в аду. – И прежде, чем Метцгер успел что-либо ответить, он с усилием подтянулся и перевалил через стену. В следующее мгновение он провалился в пустоту и лишь в последнюю секунду успел ухватиться за мокрые веревки.
* * *
Они лежали лицом вниз на мерзлой траве. Несмотря на холод, с них градом лился пот, а форма на спине была мокрой, хоть выжимай.
– Хотел бы я заловить его одного за казармами, – пробормотал кто-то, задыхаясь. – Я бы ему тупым ножом яйца отрезал.
– А ты-то чем лучше? – с презрением бросил Шульце. – Готов поспорить, что через пару месяцев ты ничем не будешь отличаться от этого ублюдка.
– Никто и никогда не сумеет пережить эту жуть, – сказал парень, который застрял на стене. Он сорвал ногти, цепляясь за стену, и его руки превратились в кровавое месиво. – Это не просто трудно: это невозможно. Я не…
Вдруг они услышали резкий голос:
– Обершарфюрер, что это за дерьмо такое?
– Господин офицер! – во весь голос проревел Мясник. Обершарфюрер Метцгер вытянулся перед унтерштурмфюрером Шварцем в струнку, отдал честь и отрапортовал:
– Вторая рота штурмового батальона «Вотан» тренируется на полосе препятствий. Присутствуют сто семьдесят два человека. Все в порядке!
Маленький офицер с землистым лицом посмотрел на унтер-офицера.
– Все в порядке, говорите, обершарфюрер? – Он указал на взмыленных, вспотевших парней, растянувшихся на земле: – А это вы как назовете?
Мясник попытался что-то сказать, но Шварц прервал его.
– Солдат СС – это элитный солдат, обершарфюрер. Он не может позволить себе сидеть развалясь, как парни из обычных строевых частей. Боюсь, что вы – тряпка. Вы слишком нянчитесь с ними. По-видимому, вы питаете к ним слабость. Сбегайте-ка к моему автомобилю и возьмите коробку, которую найдете на заднем сиденьи.
Как послушный новичок, довольный тем, что может убраться с глаз до того, как события начнут развиваться совсем уж плохо, дородный Метцгер умчался, чтобы выполнить приказ унтерштурмфюрера. Тот же решил использовать время ожидания для того, чтобы заставить новобранцев выполнять отжимания на одной левой руке.
Когда Мясник вернулся, то Шварц приказал новобранцам построиться в круг вокруг него. Задыхаясь от усталости и напряжения, они встали кругом, а унтерштурмфюрер открыл деревянную коробку, которую притащил Мясник, и вынул из нее маленький металлический предмет.
– Это ручная английская граната «Бритиш Миллс» выпуска 1916 года. Они были захвачены как трофей в Польше в прошлом сентябре. Это, – он коснулся металлической шпильки, – чека взрывателя. Если я ее выдерну, то граната взорвется через четыре секунды.
Спокойно и медленно Шварц вытащил из гранаты чеку, придерживая рукой рычаг.
– Если я отпущу рычаг сейчас, – сказал он, – то любой из вас в радиусе десяти метров будет убит или серьезно ранен. Теперь я хотел бы, чтобы вы все сделали десять шагов назад.
Озадаченные и изрядно напуганные, молодые солдаты отошли на необходимое расстояние. Шварц терпеливо ждал.
– В Офицерской школе СС в Бад-Тельце у нас была игра – возможно, несколько глупая, но думаю, позволяющая отделить настоящих мужчин от трусов. Мы делали так. Брали гранату и клали ее на каску. – Он сопроводил слова действием. Внезапно лица стоявших вокруг него солдат побледнели, потому что все поняли, что он собирается сделать.
– Потом мы выдергивали чеку… – Рычаг начал со скрипом сдвигаться. Шварц, казалось, не замечал этого, но его голос прозвучал немного более напряженно: – После этого оставалось приблизительно три секунды. Весь трюк состоит в том, чтобы держать голову совершенно прямо. Если дрогнешь, то недосчитаешься головы…
Остальные слова Шварца были заглушены взрывом. Со стального шлема офицера брызнуло яркое красно-желтое пламя. Раскаленные, острые как бритва, осколки с шипением разлетелись во все стороны. Парни из второй роты слаженно рухнули на землю.
Шварц, невозмутимо стоя в середине круга, со злобой покосился на их болезненно-белые лица.
– Хвосты поджали! – засмеялся он. – Испугались небольшого фейерверка. Половина из вас выглядит так, как будто наложила в штаны!
Он дал им несколько секунд, чтобы снова встать на ноги. Нетерпеливо стряхнув с опаленной верхушки каски остатки гранаты, он повернулся к Мяснику, лицо которого также вытянулось и было совершенно бледным.
– Обершарфюрер, – деловито бросил он, – я хочу, чтобы вы раздали гранаты первым двадцати солдатам, а затем выстроили их в шеренгу с дистанцией в двадцать метров.
Мясник, быстро пришедший в себя и успокоенный тем, что офицер не намеревался заставить его самого участвовать в этом безумном мероприятии, закричал на солдат в первой шеренге:
– Вы что, не слышали, что сказал офицер? Что с вами? Бобов обожрались, или что? Давайте, шевелите своими задницами – ты, ты и ты, быстро берите гранаты! Двигайтесь!
Первые солдаты неохотно подошли к деревянной коробке, чтобы взять по одному из смертельно опасных шариков. Но им не суждено было довести дело до конца. Внезапно раздался вежливый голос оберштурмфюрера Куно фон Доденбурга.
– Унтерштурмфюрер Шварц, – мягко произнес он, – могу я с вами поговорить?
Шульце выдохнул с облегчением.
* * *
– Шварц, – резко произнес Куно фон Доденбург, стараясь сдержать гнев, – цель обучения состоит не в том, чтобы убить своих людей. Цель – подготовить их к сражению так, чтобы во время его они не были убиты.
– Что вы имеете в виду? – резко спросил Шварц.
– Я имею в виду, приятель, – мягко произнес фон Доденбург, используя это неформальное обращение, чтобы показать, что он совершенно не пытается продемонстрировать свое превосходство над Шварцем, хотя тот был на год младше его и состоял в Черной Гвардии меньше года, – что затея с гранатой чертовски глупая. Все могло закончиться весьма плачевно.
– Чтобы сделать омлет, надо разбить яйца, – уперся Шварц. – Даже во время обучения должны быть жертвы. Слабаков и трусов, непригодных для войны, надо выбросить за борт, чтобы храбрецы могли выжить на поле битвы.
– На поле битвы нет храбрецов, – сказал фон Доденбург, зная, что он говорит точно так же, как и его отец. – Есть только дураки и опытные солдаты.
– Тогда за что же вы получали эту железяку? – спросил Шварц, указывая на его черную медаль за ранение.
Фон Доденбург усмехнулся.
– За то, что я держал рот на замке в то время, когда командир моей роты испортил в Польше все дело, а затем я помог ему вылезти из дерьма, в котором тот завяз по уши.
– Должен напомнить вам, господин оберштурмфюрер, что, хотя вы и старше меня по званию, – внезапно произнес Шварц с ледяной официальностью, – есть вещи, о которых я, как офицер войск СС и член Национал-социалистической партии, обязан доложить по инстанции. – Он немного понизил голос. – Возможно, вам стоит вспомнить, кем является мой дядя…
Лицо фон Доденбурга, смотревшего на Шварца сверху вниз, исказилось гримасой невероятного удивления. Когда он заговорил, каждое его слово падало на Шварца, как огромная ледяная капля. С властностью десятков поколений прусских офицеров, кровь которых текла в его жилах, он холодно процедил:
– Шварц, вы – гном, осел, противный мелкий карлик! А кроме того, вы настоящая задница! Я отлично знаю, кто ваш дядя. Итак, скажите мне, кто вы такой?… И стойте смирно, когда я к вам обращаюсь!
Шварц вытянулся по стойке «смирно», словно желторотый зеленый новичок, и покорно произнес:
– Я – карлик, противный мелкий карлик…
Его голос сел.
– Громче! – проревел фон Доденбург, нависая над Шварцем.
– А кроме того,– прошептал несчастный Шварц, – я настоящая задница.
– Вы совершенно правы. Теперь верните парней в казарму и передайте этому идиоту обершарфюреру, чтобы он доложил мне в ближайшие полчаса, что всем обработали порезы и ушибы, а также должным образом накормили. Я назначаю вас ответственным за это, Шварц. Вам понятно?
– Так точно.
– Тогда не стойте на месте! Шевелитесь!
Шварц побежал так, как будто пытался установить личный рекорд.
Глава третьяНесмотря на крайнюю неприязнь фон Доденбурга к принципам обучения, которые исповедовал Шварц и которые шли вразрез с правилами, рекомендованными обергруппенфюрером Бергером, истинным основателем войск СС, он понимал, что ему все-таки придется включить в план подготовки некоторые достаточно опасные элементы. Во время боевых действий в Польше он наблюдал, как один-единственный немецкий танк заставил запаниковать целую роту польской пехоты, просто проехавшись по первой же вражеской стрелковой ячейке. Поляки в ужасе выскочили из окопов, побросали оружие и панически бежали.
Хотя Стервятник все еще не ознакомил офицеров с поставленной перед ними задачей («Мой дорогой фон Доденбург, вы узнаете новости заблаговременно, поверьте мне», – таким был его ответ на вопрос Куно относительно предстоящих боевых действий), он точно знал, что им придется действовать против французов или англичан. А и у тех, и у других имелись танки, много танков. Поэтому фон Доденбург решил, что, хотя это и опасно, он все же должен был постараться научить солдат второй роты смело противостоять танковой атаке.
Прекрасным морозным утром, когда лучи зимнего солнца уже искрились на заметенных снегом крышах, под пение птиц они направились из города к тренировочному лагерю у подножия холма, где их поджидал древний легкий танк Pz-I. Рота солдат в черной форме лихо печатала шаг по заснеженной земле, стараясь согреться.
Фон Доденбург остановил роту и двинулся к танкисту-унтерфельдфебелю, который довольно энергично отдал ему рапорт, хотя его глаза под большим черным беретом с тревогой смотрели на сияющие молодые лица солдат СС, переговаривающихся за спиной у своего офицера.
– Один танк Pz-I, экипаж из трех человек, все на месте!
– Спасибо, унтерфельдфебель, – принял рапорт фон Доденбург, а затем как можно небрежнее спросил: – Все в порядке, танк на ходу?
– Да, господин оберштурмфюрер, – произнес танкист.
Фон Доденбург повернулся к своим солдатам.
– Перед вами танк Pz-I. Вес танка – шесть с половиной тонн. Он выглядит действительно угрожающе, спору нет, особенно если вы – пехота без какого ни на есть противотанкового оружия под рукой. Теперь давайте предположим, что это английский «Валентайн» [14]14
Британский пехотный легкий танк Mk.III «Valentine», самый массовый английский танк во время Второй мировой войны.
[Закрыть]или одна из новых французских колымаг, и она надвигается на вас. Что вы будете делать?
Все молчали, пока Шульце не поднял руку, как школьник-переросток.
– Да, Шульце?
– Побежим, как дьяволы, господин офицер, – нахально предположил он.
Фон Доденбург улыбнулся.
– Как говорили древние греки, «Боги заботятся о дураках». Но давайте предположим, что вы все-таки не желаете убегать, и предпочли вместо этого выстоять и героически сражаться. Или, возможно, вы повредили ногу и бежать не можете, – добавил он.
– Тогда мы вырыли бы щель, господин офицер, – предположил один из солдат.
– Верно. – Фон Доденбург завернул манжету изящной серой перчатки и посмотрел на наручные часы. – И у вас есть ровно пятнадцать минут, чтобы сделать это.
Солдаты застонали. Они явно ожидали этого приказа. Это была часть старой армейской игры, которую они слишком хорошо изучили за последние несколько месяцев. «Кто-нибудь учился музыке? Да? Отлично. Тогда идите сюда и помогите перетащить фортепьяно. – Есть среди вас водопроводчик? Отлично, тогда идите и вычистите офицерские уборные».
Ворча, они вытащили лопаты и начали вырубать щели в занесенной снегом, окаменевшей земле. Фон Доденбург немного понаблюдал за ними, затем взял лопату и начал рыть собственную стрелковую щель. Экипаж танка нервно курил, стоя за их спинами.
Фон Доденбург подождал, пока пройдет пять минут.
– Чтобы заставить ваши ленивые задницы двигаться чуть быстрее, – заорал он, выкопав окоп уже до уровня груди, – сообщаю вам, что ровно через десять минут с этого момента танк проутюжит ваши стрелковые ячейки – каждую щель по очереди. И если вы будете дрожать за свою жизнь, как я, то будете копать, как дьяволы!
Он снова наклонился над ямой, чтобы не видеть их расширившихся от испуга зрачков. Внезапно над тренировочным полем нависла тишина, прерываемая только резкими выдохами роющих землю мужчин и царапаньем лопат по твердой земле, которую они копали, как одержимые.
Куно фон Доденбург присел в щели. Верхушка его стального шлема была на одном уровне с краем вырытой щели. Пятнадцать минут прошли. Он снова поднялся и закричал.
– Время! Все по щелям! Унтерфельдфебель, запускай свою телегу!
Никто из парней, ныряющих в щели, не засмеялся.
Унтерфельдфебель отбросил окурок. В глубине танкового нутра механик-водитель нажал на стартер, и двигатель мощностью в 120 лошадиных сил оглушительно заревел. Унтерфельдфебель толкнул механика-водителя в левое плечо, и тот потянул на себя левый рычаг. Танк начал с грохотом приближаться по неровной земле к линии коричневых отверстий, похожих на следы работы некоего гигантского крота.
Как Куно и договаривался с танкистом, машина сначала подошла к его щели и теперь ревела над ней, застилая собой свет. Молодой офицер, такой же бледный, как и его люди, съежился на дне вырытой щели. Его легкие были заполнены зловонием дизеля, барабанные перепонки были готовы разорваться от страшного рева. Инстинктивно он закрыл глаза, как маленький ребенок, и попытался отключить сознание. Жар от выхлопа обжигал затылок, но затем все прекратилось. Он осторожно приподнял голову над краем окопа, и волна облегчения прошла по телу. Позади танковых гусениц, разбрасывающих вокруг себя грязь и гальку, начали одна за другой появляться из земли головы его солдат.
Наконец танк добрался до конечной точки и встал. Танкист повернулся к Куно, вытирая со лба пот. Беспокойный пристальный взгляд фон Доденбурга перебегал от щели к щели. При виде очередной головы, высовывающейся из щели, на его лице отражалось явное облегчение. Но три щели не подавали признаков жизни. Он подумал о том, как сам критиковал Шварца за несколько дней до этого, и торопливо выбрался из своей щели. Но прежде, чем он достиг безмолвных щелей, Шульце, с лицом, черным от покрывающей его грязи, поднялся из своей щели и проревел, изображая фельдфебеля из старой регулярной армии:
– Позвольте доложить, господин офицер, у нас выбыло трое!
Фон Доденбург резко остановился.
Рот Шульце растянулся в нахальной усмешке, обнажая зубы, которые ослепительно белели на фоне черной маски.
– Двое в обмороке, – добавил он, – и один обосрался!
– Спасибо, Шульце.
– Я хотел задать вам лишь один вопрос, господин офицер, – добавил Шульце.
– Да?
– А что будет, если танк, подъехав к щели, начнет крутиться над ней вокруг своей оси? Наверное, британские томми [15]15
Томми – ироническое прозвище служащих британской армии. – Прим. пер.
[Закрыть]не такие дураки, чтобы не понять, что это – отличный способ размолотить танковыми гусеницами стенки наших окопов?
– Шульце, – медленно произнес фон Доденбург, – ты слишком сообразителен, с тебя не стоит спускать глаз.
– Моя матушка все время так говорила, господин офицер, – сказал Шульце, ничуть не обескураженный угрозой, скрытой в этих словах.
* * *
В тот же вечер Куно фон Доденбург вызвал к себе этого здоровенного уроженца Гамбурга, который был на полголовы выше, чем он сам. Шульце не без труда пропихнул свое большое тело через узкий дверной проем и вытянулся по стойке «смирно».
Фон Доденбург отвернулся от него, делая вид, что приводит себя в порядок перед зеркалом. При этом он заметил в зеркальном отражении, как Шульце усмехается ему в спину.
– Что скалишься, как обезьяна на ветке? – резко бросил фон Доденбург.
– Ничего, господин офицер. Я просто родился с такой рожей, – ответил Шульце. – Некоторые люди рождаются с такой рожей, что их способна любить только родная мать. У других – лица, на которые глядеть – что сидеть на гвозде, если вы простите мне такое выражение. А есть люди, у которых от рождения счастливые лица, – такие люди, как я.
– Счастливые лица, – прокомментировал фон Доденбург. – Ну и выраженьице! А мне кажется, что ты просто надерзил мне!
– Слушаюсь, господин оберштурмфюрер, – тупо выпалил Шульце уставную формулу. Казалось, что невидимая рука стерла ему улыбку с лица.
– Наглая свинья! – беззлобно заметил фон Доденбург. – Ладно, Шульце, расслабься.
– Расслабиться по-военному или по-граждански, господин офицер? – спросил Шульце.
– А в чем разница?
– О, я мог бы написать об этом целую книгу.
– Думаю, по-граждански.
Плечи Шульце немедленно опали. Линия подбородка смягчилась, быстрым движением большого и указательного пальцев он ослабил тугой форменный воротничок.
– А почему бы тебе совсем не раздеться? – саркастически спросил фон Доденбург.
– Я бы разделся, господин офицер, но моя мать говорила, чтобы я никогда не делал это при незнакомых.
Фон Доденбург пропустил это замечание мимо ушей.
– Скажи мне, Шульце, – сказал он, – какого черта ты пошел служить в штурмовой батальон «Вотан»? В любом случае, похоже, это – не твое призвание.
Шульце совсем не казался оскорбленным таким замечанием фон Доденбурга.
– Ну, господин офицер, – медленно произнес он, – когда великий Германский рейх понял, какую угрозу представляют из себя эти поляки, и фюрер в своей дальновидной мудрости решил, что нам пора вторгнуться в Польшу, чтобы защититься от них, то я решил, что пришло время и мне внести свой вклад в общее дело. – Он облизнул толстые губы.
Куно фон Доденбург бросил быстрый взгляд на огромного гамбуржца, осознавая, что Шульце морочит ему голову, но при этом понимая, что тот слишком хитер, чтобы позволить поймать себя на слове.
– Говори дальше, – сказал он.– Продолжай свой патриотический рассказ о том, как ты борешься за дело Великой Германии и нашего обожаемого фюрера.
– Ну, я не стал бы излагать все настолько буквально, господин офицер, – возразил Шульце, придавая своему плутоватому лицу выражение серьезности. – Видите ли, в этом деле была замешана одна девчонка. Она была членом организации «Вера и красота» [16]16
«Вера и красота» (Glaube und Schonheit) – национал-социалистическая женская организация, подразделение Союза немецких девушек; объединяла в своих рядах девушек в возрасте от 18 до 21 года.
[Закрыть]. В ней было все – и вера, и очень много красоты. – Он быстро провел мозолистыми руками по воздуху, изображая контуры женской фигуры. – У этой телки действительно все было на месте, будь я проклят, господин офицер. Она была настолько хороша, что завести роман с ней могли лишь настоящие герои. Она просто не снизошла бы ни до кого, кто служит, например, в береговой артиллерии или в интендантской службе, и в прочих тыловых частях. Чтобы покорить ее, надо было служить в войсках СС, и нигде больше. Вот что послужило всему причиной, господин оберштурмфюрер. Но, естественно, я знал, что меня не возьмут в элитные подразделения СС… У меня была постоянная работа в доке, которая давала мне право на отсрочку от призыва. А кроме того, у меня всегда были слабые легкие. – Он глухо закашлялся и постучал себя по груди. – Моя бедная мать часто говорила, что она всегда удивлялась, как это я выжил после всех простуд, которые донимали меня в детстве. Любому здравомыслящему человеку было ясно, что я совершенно не соответствую высоким стандартам СС.
– Разумеется, – согласился фон Доденбург.
– Однако эта свинья, офицер медицинской службы, заседавший в призывной комиссии, решил иначе! Он сначала пересчитал мне зубы, как будто я был какой-то старой клячей, понюхал у меня в подмышках, чтобы убедиться, что я не жид, ухватил меня за руку и заставил кашлять, как будто я буду воевать при помощи глотки, а не чего-то другого. После этого он признал меня годным, и вот я в СС! – Шульце покачал головой: – Мой покойный отец, Красный Шульце из Бармбека [17]17
Пригород Гамбурга, широко известный своими прокоммунистическими настроениями и симпатиями до прихода Гитлера к власти в 1933 году.
[Закрыть], наверное, перевернулся бы в могиле, если бы узнал, что я пошел служить Адольфу – извините, господин офицер, фюреру. Вот так я и стал рядовым солдатом в штурмовом батальоне «Вотан».
– А что же девушка?
– Девушка!… Все оказалось совсем иначе, чем я себе напридумывал. В первый же отпуск я приехал домой в наглаженном парадном мундире, наряженный, как последний дурак, с медалью за спортивные заслуги и значком отличника по стрельбе на груди, начищенный, как новая монета, и потащил ее в кафе «Фатерлянд» выпить и потанцевать. Я по собственному опыту знаю, что если потанцевать немного с девушкой, просовывая ей во время танго колено между ног, то можно считать, что ты уже наполовину уложил ее в постель. Но когда пришло время для решительных действий у нее на квартире, то начались слезы и протесты; в общем, один дым коромыслом – и никакого толку.
– Почему же?
– Оказалось, что она вообще не любит мужчин. Ей нравились женщины – и резиновые игрушки. Вы можете себе это представить? Девушка, предпочитающая бабу мужику – и какой-то чертов резиновый эрзац настоящему мужскому члену!
– Ну и ну! – расхохотался фон Доденбург.
Шульце смотрел на него без малейшей усмешки на лице. Наконец он с необычайной вежливостью произнес:
– Если мне будет позволено обратиться к господину оберштурмфюреру, то я хотел бы покорнейше просить его обратить внимание на то обстоятельство, что он приказал мне прибыть к нему на квартиру для решения какого-то конкретного вопроса. – Шульце помолчал, а затем перешел на свой обычный грубый северонемецкий портовый говор, который большинство солдат из второй роты, происходившие в основном с юга Германии, понимали лишь с большим трудом. – Кроме того, та баварская деревенщина – ну, тот парень, который едва не обосрался во время преодоления полосы препятствий сегодня утром, – через десять минут ставит всем бесплатное пиво в солдатской столовой.
Фон Доденбург с деланным отчаянием покачал головой:
– Ну ладно, Шульце. Так и быть, скажу тебе. Мне потребовался работяга – водитель, посыльный и так далее, и я подумал о тебе.
Глаза Шульце засветились.
– То есть вам нужен денщик, господин офицер? – спросил он с энтузиазмом. – Мой старик тоже был денщиком на прошлой войне… хотя все, что он добыл благодаря этой службе, был сифилис, подхваченный им в Брюсселе.
– Нет, я не имел в виду, что ты должен стать моим денщиком. Гауптштурмфюрер Гейер вообще не допускает возможности того, чтобы офицеры «Вотана» могли иметь денщиков. По крайней мере, сейчас. Так что пока тебе придется служить наравне со всеми и выполнять все свои обычные обязанности по роте, равно как и проходить курс боевой подготовки вместе со всеми остальными солдатами. Но когда подготовка будет закончена и мы приступим к несению боевой службы, я хотел бы, чтобы ты стал моим личным ординарцем. Что скажешь?
– Эта идея мне по душе, господин офицер. Вот только одна вещь… Если бы я мог приходить к вам на квартиру по утрам, чтобы прибираться и следить за тем, чтобы здесь все было в порядке, то я был бы готов принять ваше предложение.
– Тебе это нужно, чтобы избежать утренних нарядов по роте? – сощурился Куно фон Доденбург.
