Текст книги "В одежде человека. Сфинкс или робот"
Автор книги: Леена Крун
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Когда я был птицей, – начал однажды пеликан. Он на самом деле так сказал: «Когда я был птицей…»
– Когда я был птицей, то никогда не думал о времени. Конечно, я знал, что как только сядет солнце, на небе появятся луна и звезды, а когда они станут гаснуть, то солнце взойдет снова. Но я никогда не измерял время восходами и закатами, я не говорил «завтра» или «на следующей неделе». Когда в семье появлялись птенцы, я искал им пищу, кормил их, потому что так было надо, так было заведено. Я совсем не думал о том, что они вырастут и станут большими и сильными. А когда они вырастали, я уже не помнил о том, что они когда-то были маленькими… Я не знал, что на свете есть история. Не знал, что такое перспектива. А перспектива – вещь необычайно важная, и теперь она у меня есть.
– А что такое перспектива? – спросил Эмиль. Ему было стыдно спрашивать об этом у птицы, он, конечно, слышал это слово и раньше, но никак не мог вспомнить, что оно означает.
– Это умение взглянуть на все издалека. Словно с какой-нибудь высоты, но не слишком высокой. Если расстояние слишком большое, то все выглядит одинаково и ничего нельзя разобрать. Надо сначала рассмотреть вблизи, а потом издалека. Или наоборот. Посмотреть на саму вещь, а потом на все, что находится около нее. Сперва на то, что есть сейчас, а потом на то, что было вчера, и на то, что, возможно, будет завтра. Такой подход называется перспективой.
– Если уж надо взглянуть с высоты, то лучше иметь крылья, – сказал Эмиль.
– Вместо рук?
Эмиль засомневался.
– Я бы хотел и то, и другое.
Пеликан вздохнул:
– Но это невозможно. Таких животных не бывает.
– Но ведь есть же ангелы, – возразил Эмиль. – Хотя, конечно, на самом деле их нет.
– Что значит, есть – и сразу нет? И что это за животное – ангел? Я никогда не слышал о таких, хотя очень внимательно прочитал учебник по зоологии.
– Это не животное. Ангелы похожи на человека, но у них на спине растут крылья. Их нельзя увидеть, но о них иногда говорят или поют в песнях, например, на Рождество: «Ангел небесный промолвил так…»
– Ах, вот оно что. Но что они делают, эти ангелы?
– Они повсюду летают и помогают детям, а если кто-нибудь умрет, то уносят его душу на небо. А еще есть архангелы, но я точно не знаю, зачем они. Обычно ангелы очень добрые, но есть и черные ангелы.
Пеликан задумался.
– Как много можно успеть, если иметь и руки, и крылья…
За чтением газет
Пеликан выписал газету, самую крупную в стране, и с радостью сообщил об этом Эмилю. Ведь он никогда раньше не читал газет, хотя держать их в руках ему приходилось. Но это было еще до встречи с Эмилем, и тогда он не умел читать. Теперь ее будут приносить прямо на дом.
Первого числа, когда газету должны были принести в первый раз, пеликан с четырех утра сидел в прихожей на коврике и ждал. Когда женщина-почтальон просунула газету в отверстие для почты, она почувствовала, что кто-то буквально вырывает ее из рук.
«Наверное, собака», – подумала она и пошла дальше. Но это была не собака, это была птица.
Однако на следующий день, не успела женщина просунуть газету в щель, как дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял странного вида мужчина в цветастом халате. Он так пристально смотрел на женщину, что она даже испугалась.
– Никогда больше не приносите мне газет, – сказал он.
– Но газета выписана на этот адрес. Вот смотрите, здесь ясно написано: «Господину Хурулайнену», – и она дрожащей рукой показала ему список подписчиков.
– И все же, – сказал пеликан, – я прошу вас не приносить мне больше этих газет. Можете делать с ними все, что пожелаете.
Вот каким коротким оказалось знакомство пеликана с прессой, несмотря на то, что он этого так ждал.
Пеликан заверил Эмиля, что он больше никогда в жизни не прочтет ни одной газеты. Сообщая об этом, он казался очень грустным и усталым, даже больным.
– Все, о чем в ней говорится, неправда, – сказал пеликан. – А если и правда, тогда это еще хуже.
– Думаю, это правда, – ответил Эмиль. – Ведь это центральная газета. Но почему правда – еще хуже?
– Потому что в этой газете написаны ужасные вещи. Я не хочу верить в то, что здесь написано про человека, – негодовал пеликан.
– Что, например?
– Там говорится о мальчике, который избил до смерти другого мальчика только за то, что тот не дал ему сигарету. Или о мужчине, который отрезал ухо портному.
– Говорят, такое случается, особенно в городах.
– А еще там была статья про военные эскадрильи и баллистические ракеты. Такую ракету можно запустить за тысячу километров к назначенной цели. Тебе это покажется невероятным, и мне очень тяжело об этом рассказывать, но они предназначены для уничтожения людей и их домов, они могут разнести все на кусочки, лишить человека жизни и превратить все вокруг в пыль. Об этом было написано в газете. Таких ракет и бомб на земле уже так много, что каждого человека на планете можно было бы убить десять раз. О животных в той статье вообще не говорилось, но, думаю, они погибнут еще раньше, чем люди. Это не просто ужасно, это настоящее безумие! И человек еще утверждает, что он самое разумное существо на этой планете. Мне это совершенно непонятно. Я никогда в жизни не был так обескуражен. Неужели человек, которым я восхищался, который придумал Волшебную флейту, может делать такие страшные машины. Почему? Зачем? Кто же он на самом деле, этот человек? И если когда-нибудь мой клюв станет носом, лапы ногами, перья выпадут, а лицо приобретет человеческие черты, неужели я тоже стану таким же?
Печальный человек
Пеликан часто посещал новые, не знакомые ему места и рассказывал Эмилю о своих впечатлениях.
– Я уже давно заметил, что в городе то и дело попадаются очень красивые здания, с башенками и разными украшениями на самом верху. По воскресеньям оттуда доносится колокольный звон и внутрь заходят люди. Но в другие дни эти здания кажутся совсем пустыми, словно в них никто не живет. Из любопытства я вчера решил заглянуть туда, чтобы узнать, что там происходит.
Мне показалось, что изнутри это здание очень похоже на оперу или кинотеатр. Там тоже много скамеек, но белого экрана впереди нет, а вместо него стол и какой-то помост. На стене я заметил вырезанную из дерева фигуру человека, который – о, ужас! – был приколочен гвоздями к огромному кресту. На небольшом возвышении стоял длинный ящик, украшенный белыми лентами. Перед ним стоял человек, одетый во все черное, и что-то говорил. Из-под черной одежды выглядывал белый воротничок.
Я решил послушать, о чем он рассказывает, и присел на скамейку недалеко от входа. Мужчина говорил очень странно. Он то и дело упоминал другого мужчину, который умер и теперь лежал в ящике перед столом. Умерший был хорошим, трудолюбивым человеком, он прожил счастливую жизнь, которая, по мнению всех присутствующих, прервалась слишком рано. Его смерть оплакивали многочисленные родственники и знакомые, его вдова и дети. Но из речи следовало, что ящик – лишь временное убежище для умершего. Мужчина в черном сказал, что придет время, и мертвый «воскреснет». Я никогда раньше не слышал этого слова – «воскреснет». «Придет время, и все, кто умер, воскреснут и предстанут пред великим судом», – говорил он. «И каждый получит одно из двух: либо вечное блаженство, либо вечную муку». Если я понял правильно, то все будет зависеть от того, какую жизнь ты прожил на земле, а точнее, во что ты верил. Если ты верил в мужчину, распятого на кресте, то тебя ждет вечное блаженство. Оказывается, этот печальный человек умер за грехи человечества и тем самым сделал «воскресение» возможным для всех. Он сам воскрес после своей смерти и придет теперь только в день Страшного суда.
Все было для меня новым и удивительным, но я не знал, насколько серьезно нужно к этому относиться, может, это тоже только иллюзия, подобная той, что была в опере и кинотеатре. Может, все это только слова и картинки, созданные лишь для того, чтобы утешить и развеселить всех тех, кто чересчур серьезно относится к реальности или, наоборот, боится ее?
«Смерть», о которой говорил мужчина в черном, тоже была для меня совершенно новым понятием. Птицы совсем не думают о смерти. Люди считают смерть окончанием земного пути человека, но там, где я жил раньше, на берегу, мы проживаем каждый день, и потому мы живем вечно. Конечно, мы тоже видим смерть, наши друзья и близкие погибают от рук человека или от острых клыков хищника, но это случается не так часто. Я никогда раньше не задумывался о том, что придет день, и я умру. Если это произойдет, то я больше никогда не поднимусь на крыльях в небо. Прибрежные волны и песок унесут мое тело далеко в море. И на этом всё.
Все запели, даже сидевшая рядом со мной пожилая дама в платочке:
Потом к ящику понесли красивые букеты цветов: лилии, розы и орхидеи. Вскоре он весь был покрыт цветами. Тогда к нему подошли четверо мужчин, подняли его на плечи и понесли к выходу. Все потянулись следом, я тоже вышел.
Мужчины с ящиком направились к яме, которая была, казалось, недавно вырыта в прилегающем к зданию парке. С помощью веревок они опустили ящик на дно. Затем вперед вышел мужчина в черном платье. Он зачерпнул небольшой лопатой земли, высыпал ее на крышку ящика и сказал:
– Ибо прах ты и в прах возвратишься.
Следуя его примеру, все остальные тоже сыпали на крышку землю, но ничего при этом не говорили. Затем все еще раз спели и после этого стали расходиться. Мне было непонятно и удивительно все, что я увидел и услышал.
Эмиль объяснил пеликану, что здание, в котором он был, называется церковью, церемония, которую он наблюдал, – похоронами, мужчина в черном платье – пастор, а все, кто его слушал, – прихожане.
– Значит, церковь для тех, кто умер, – сделал вывод пеликан.
Нет, возразил Эмиль. – Церковь для Бога. В церкви обычно происходит много всяких событий, не только отпевание. Каждое воскресенье в церкви идет служба и пастор читает проповедь. А еще там венчают молодых, причащаются и исповедуются, особенно в католической церкви. Но та церковь, в которой были вы, скорее всего, лютеранская.
– А что, церкви бывают двух видов?
– Их гораздо больше, – сказал Эмиль. Он попытался вспомнить, что говорили им в школе на уроках религии: – Есть церкви православные, католические и лютеранские, а еще мормонские. У мусульман тоже есть свои церкви, они называются мечети, а у евреев – синагоги. Но я многого еще не знаю, – поспешно добавил он.
– Неужели в мире так много богов? А как узнать, какому из них служить?
Эмиль растерялся:
– Вообще-то должен быть один бог. Но некоторые считают, что и его тоже нет.
Пеликан покачал головой.
– А как же тот печальный человек? Кто он такой?
– Это Сын Божий, – сказал Эмиль.
– А другие дети у него есть?
– Нет, у Бога был только один сын. Но зато у него еще есть Святой Дух…
– Он что, тоже член семьи?
– Можно и так сказать. Там все очень запутанно. Есть целая наука, которая все это изучает, – теология.
– Но если есть отец, то где же мать?
– Мать тоже есть. Ее зовут Мария. Святая Дева Мария.
– Почему же она дева, если она мать? Может быть, она госпожа Мария?
– Нет, ее называют Девой Марией, а почему – я не знаю. Это как раз и есть теология.
Эмиля стали немного раздражать эти бесконечные вопросы пеликана.
– Да, странная семья… – задумчиво пробормотал пеликан, глядя прямо перед собой. – Но знаете, он мне понравился… тот печальный человек. Он висел там, в церкви, над столом…
– Над алтарем, – поправил его Эмиль.
– Он висел над алтарем, приколоченный гвоздями к кресту, и смотрел на всех в зале с таким смирением и такой добротой, что казалось, будто он жалеет нас, хотя сам страдает.
В тот вечер они больше о Боге не разговаривали.
Пеликан изучает науки
Эмиль пришел в библиотеку, чтобы вернуть наконец книжку комиксов, о которой все время забывал.
За маленьким столиком, едва помещавшимся между двух книжных полок, он увидел пеликана, который внимательно изучал большую толстую книгу.
Пеликан сидел, подперев крылом щеку. На носу у него были очки – то ли по необходимости, то ли просто для того, чтобы выглядеть умнее. Он не замечал Эмиля до тех пор, пока тот не дернул его за рукав.
– Необычайно интересная книга, – сказал пеликан, оторвавшись от чтения. – Невероятно интересная.
– Что это за книга?
– Про теорию эволюции и происхождение всего живого на земле. Я сегодня весь день изучаю биологию. Завтра планирую перейти к органической химии. Вчера я занимался физикой, а позавчера – астрономией. Всю прошлую неделю я посвятил алгебре, геометрии и основам музыковедения. А на следующей неделе хочу заняться языкознанием и историей. Художественную литературу приходиться читать по ночам.
У Эмиля даже голова закружилась от такого длинного списка наук.
– Неужели вы все это помните?
– Ну-у, не все, конечно, но самое важное помню.
– И что из этого самое важное?
– Это зависит от многих факторов. Если в двух словах, то самое главное – это как раз то, что остается в голове после того, как все остальное забудется.
– То есть надо запоминать самое главное, а самое главное – это то, что помнишь.
– Именно так! А вы необычайно сообразительны, мой друг. Хотя, впрочем, я это заметил уже давно. Но скажу вам как птица и как человек: самое главное и необходимое для запоминания – это то, что нас удивляет.
– Удивляет?
– Именно так. Чем больше читаешь, тем больше удивляешься. Так что в конце концов даже читать уже не можешь, настолько потрясен.
– Тем, что происходит в мире?
– И не только.
– Значит, чтение не приносит пользы?
– Я бы так не сказал. Никто не может точно сказать, что приносит пользу, а что нет. Но из книг можно многое узнать: чем питается морской еж, как долго продолжался ледниковый период, далеко ли находится Альфа Центавра и как дышат членистоногие. У человека, по сравнению с пеликаном, нос маленький, но очень любознательный. Пожалуй, на свете нет более любопытного животного, чем человек. И более странного. Вот и пойми вас, людей.
Пеликан вздохнул и снова погрузился в чтение.
Капельмейстер
Пеликан научился пользоваться радиоприемником и проигрывателем. Теперь, поднимаясь к нему, Эмиль уже на лестнице почти всегда слышал звуки струнного оркестра. Особенно нравились пеликану скрипичные концерты. Он даже приобрел абонемент в городской концертный зал, куда ходил слушать классическую музыку. Он очень быстро научился различать жесты дирижера и дома часто, закрыв глаза, откинув голову и раскачиваясь в такт музыке, дирижировал воображаемым оркестром. Эмиль выступал в качестве публики.
Жажда знаний, овладевшая пеликаном, была неиссякаемой, а любовь к искусству не знала границ. Кроме наук его интересовали и все остальные виды искусства: литература, музыка, кинематограф, театр и опера. По воскресеньям он посещал галереи и художественные музеи, быстро овладевал знаниями, с жадностью впитывал новую информацию, как будто у него очень мало времени. Очевидно, он уже отказался от идеи перевезти семью в город. Он ушел из оперы и больше не пел в хоре. Теперь все свободное время он отдавал наукам и искусству. Пару раз в неделю он пел по вечерам в баре, чтобы было, на что покупать себе рыбу.
– Честно говоря, – сказал он однажды, – теперь я отношусь к людям совсем по-другому. Я больше не завидую человеку и не восхищаюсь им, как раньше. Стоит лишь немного познакомиться с этим миром, чтобы понять, в каком плачевном состоянии он находится. И все же в нем есть что-то необъяснимое и волшебное, иногда оно вдруг появляется и радует глаз… Я слышал, некоторые ученые считают, что мир людей вовсе не единственный на свете. Что где-то во Вселенной есть другие миры, более развитые, чем этот. Возможно, они правы, да… Наверняка где-то есть другой мир или даже много миров, где живется лучше, чем здесь, где накоплено больше знаний, где все подчиняются звездным законам, где нет преступлений и войн, где нет страдания. Там никто не жалеет о содеянном, не смеется над неудачами других, не ведает стыда и не жаждет мести. Там нет предрассудков, жадности и зависти. Там все живут так, как описывают в своих произведениях писатели-фантасты, мечтая о том, каким будет мир через сто, двести и даже триста лет. Но столетия идут, и будущее мало чем отличается от прошлого.
И все-таки мне кажется, что в мире людей есть, чем можно гордиться. Удивительно, но это то, что люди часто считают самым бесполезным: песни, музыка, книги, картины и мечты. Иногда, слушая музыку или рассматривая какую-нибудь картину, я думаю: «Никто и никогда не сможет создать ничего более изумительного, чем это. Никто во всей Вселенной».
Пеликан неожиданно прервал свою мысль и взял с полки пластинку. Он осторожно вынул черный виниловый диск.
– Вот послушайте!
Эмиль прочитал на обложке диска: «Адажио». Пеликан поставил пластинку, опустил на нее иглу и снова превратился в капельмейстера. Скрипки дрожали от жгучей тоски, пеликан дирижировал крыльями. Прозрачные слезы крупными бусинами падали в горловой мешок. Пеликан действительно плакал.
– Здесь всё, – сказал он, когда мелодия стихла. – Всё! Не больше и не меньше. Когда я слушаю эту музыку, меня начинает охватывать гордость оттого, что я почти стал человеком.
Мама
Эмиль в конце лета заходил к пернатому другу намного реже, чем раньше. Пеликан теперь всегда был с книжкой в руках, он стал малоразговорчивым и выглядел грустным. Эльзу после похода Эмиль не встречал ни разу. Точнее, однажды ему показалось, что он увидел знакомую челку в толпе на автобусной остановке, но когда он подобрался ближе, ее уже не было.
До начала занятий в школе осталось всего несколько дней. Эмилю надо было успеть купить новые брюки и ботинки. Несколько вечеров подряд он ходил встречать маму из прачечной, и они вместе долго бродили по близлежащим торговым центрам и недорогим магазинам. Там всегда было полно народу и очень душно, зато дешево.
Поздно вечером мама, как и прежде, часто уходила, хотя говорила, что похожа теперь на «выжатый лимон». Но должен же человек хоть когда-то отдыхать. Раз в неделю мама давала Эмилю деньги на кино. В их районе был кинотеатр, но там все время шли только фильмы для взрослых. Лишь по воскресеньям бывали детские сеансы, где показывали «Тома и Джерри», но Эмилю они не нравились. Однажды он решил пойти на фильм, который назывался «Нагие Евы идут в поход», но тетенька в кассе сказала, что у него слишком круглые щеки и детский голос, и не продала ему билет.
Так что Эмиль часто оставался дома один, смотрел телевизор, который им подарила бабушка, или читал. В энциклопедии он перешел уже к букве «ТТТ».
В букве «Ш» ему больше всего понравилась статья «Шар воздушный». В ней говорилось о шведском инженере Андре и его путешествии на воздушном шаре к Северному полюсу – к сожалению, он так и не вернулся из этого путешествия. Еще там рассказывалось об английских естествоиспытателях Глейшере и Консуэлле, которые в 1862 году поднялись на высоту 8700 метров. Один из них потерял на этой высоте сознание, а другой обморозил руки.
Воздушные шары нравились Эмилю больше, чем космические корабли. Аэростат казался понятнее и проще в управлении, с ним можно было справиться даже в одиночку. Эмиль порой мечтал, как он построит воздушный шар и полетит на нем, например, к папе и возьмет с собой Эльзу, а может, даже и пеликана.
Воздушный шар – самый красивый вид транспорта, тихий, величественный и очень редкий.
Однажды Эмиль проснулся посреди ночи, на часах было около двух. Он пошел на цыпочках в туалет, а по дороге заглянул в комнату, где спала мама.
В комнате никого не было.
Она никогда так не задерживалась. Страх стальным обручем сковал сердце Эмиля. Сначала у него даже перехватило дыхание, а потом он задышал часто-часто. Самые страшные картины вставали у него перед глазами: мама лежит на дороге под колесами автомобиля, а вокруг толпятся прохожие, или мама в руках наркоманов, и они держат нож на ее горле, или к маме пристает полоумный пьяница и не пускает ее домой.
Эмиль знал из газет, что может случиться с человеком в большом городе. Пеликан прав, газеты не следует читать, хотя, конечно, газеты не виноваты в том, что происходит на улицах. Но иногда лучше вовсе не знать о том, что там происходит.
Он приоткрыл входную дверь и выглянул на лестничную площадку. Там было темно и холодно, свет уличного фонаря вычерчивал ровный квадрат окна на каменном полу. Эмиль и не знал, что город может быть таким тихим. Нигде не шумела вода, ни один звук не нарушал тишины, лишь изредка по дороге проезжала машина, очевидно, развозя запоздавших гуляк по домам.
«Если с мамой что-то случилось, мне придется переехать к папе», – мелькнуло в голове у Эмиля. Но он тут же устыдился этой мысли. Кровь бросилась в голову, на лбу выступили капельки пота. Внутри него кто-то отчаянно кричал: «Мама!», но сам Эмиль не проронил ни звука.
В этот момент глухо хлопнула входная дверь на первом этаже, и в подъезде зажегся свет. Надежда и отчаяние охватили Эмиля. Сначала ему казалось, что приближающиеся шаги похожи на мамины, но потом он решил, что это кто-то другой: шаги были тяжелые, спотыкающиеся. Но они поднимались все выше и выше. Пользоваться лифтом ночью было запрещено.
Когда Эмиль понял, что это все-таки мама, он тихонько прикрыл дверь, выключил свет в прихожей и забрался в кровать.
Мама вошла и громко хлопнула дверью. Странно, обычно она никогда не шумела. Бормоча что-то себе под нос, она сняла туфли и оставила их посреди коридора. Эмиль был не в силах оставаться в кровати, он встал и вышел в прихожую.
Мама сидела на табуретке, облокотившись на колени и свесив между ними руки. Она неподвижно смотрела на противоположную стену, которая была серой и пустой – разглядывать на ней было совершенно нечего.
Заметив Эмиля, она сказала чужим голосом:
– Иди спать. Твоя мама – самый несчастный человек на свете.
Щеки у нее были мокрые и красные, а дыхание неровное. Она уронила голову на грудь и закрыла глаза. Эмиль захотел подойти, но мама остановила его, подняв руку и не пуская ближе.
– Не надо. Иди спать. Все нормально.
Эмиль ушел в свою комнату. Он лежал с открытыми глазами и прислушивался. Но в прихожей было тихо. Может быть, мама заснула? Ушла в свою комнату и легла спать? Эмиль беззвучно заплакал, и слезы стекали ему прямо в уши.
Только под утро мама встала с табуретки в прихожей и пошла в ванную комнату. Эмиль этой ночью так и не заснул. С открытыми глазами и ушами, полными слез, он не спал всю ночь. Длинную-предлинную ночь.
После этого случая Эмиль смотрел на маму совсем по-другому. Он больше не видел в ней прежней мамы – той, которая есть всегда и которая всегда одна и та же. Эмиль понял, что она тоже может быть чужой и непредсказуемой. Она – человек, который может ошибаться. Это было нелегко признать.
Ведь мама всегда была рядом, чуть впереди, но рядом. Теперь же ему казалось, что он никогда не видел ее, он смотрел на мир через нее, вместе с ней, а сейчас вдруг увидел уставшую женщину, довольно молодую, но сильно похудевшую за последнее время. Около месяца назад она выкрасила волосы в медно-каштановый цвет, но они уже отросли, и теперь было заметно, что крашеные. Она все время грызла ногти. Было видно, что в ее душе живет печаль.
Такой вдруг увидел Эмиль свою маму. Он словно сделал пару шагов вперед, а потом остановился и оглянулся. Он увидел, насколько хрупким и непрочным было то, что он раньше считал крепким и постоянным. Как плесень постепенно захватывает брошенный людьми дом, так Эмиля съедала мысль, что, как бы ни был силен человек, он не сможет противостоять всеразрушающей силе реальности.
