Текст книги "Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни"

Автор книги: Лазарь Монах (Афанасьев)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

В то время в быту почти не было разницы между простым монахом и скитоначальником. Был у о. Антония келейник, но у этого келейника было еще много и других послушаний – и привратник, и садовник, и он же хлебопек. «Как самый бедный бобыль, – писал о. Антоний в 1832 году, – живу в келлии един: сам и по воду, сам и по дрова… Чином священства почтенных теперь у нас в Скиту собралось пять человек, но все они престарелы и многонемощны почему и тяготу служения за всех несу один». Мало того – о. Антоний, скитоначальник, учредитель неусыпаемого чтения Псалтири, сам же и читал ее днем два часа и ночью столько же. А жил он в маленькой келлийке при храме, где потом обитали пономари. С середины 1830-х годов у него начали болеть ноги – этот крест он нес до конца жизни с неизменным благодушием, в трудах, молитве, чтении Священного Писания и Отеческих книг.

5. «Иже Крестом ограждаеми»

В октябре 1827 года поселился в Скиту один из старцев, подвизавшихся в пустыне в Рославльских лесах, – отец Досифей, которому тогда было семьдесят четыре года (из них пятьдесят он провел в монашестве). Прожил он в новоустроенном Скиту под началом своих бывших учеников – настоятеля монастыря о. Моисея и скитоначальника о. Антония – год с небольшим и скончался 22 декабря 1828 года.

Монах Сергий, сельский пономарь, был двоюродным братом пустынника схимонаха Иоанникия, жившего возле пруда на пасеке, в последнее время с двумя учениками – монахами Мисаилом и Феофаном. Здесь и поселился о. Сергий спустя десять лет после кончины о. Иоанникия, последовавшей в 1815 году. Всего пять с половиной лет подвизался он в иноческом житии – ухаживал за пчелами, пел и читал в храме, во всем стараясь подражать подвижническому житию своего приснопамятного брата. Около года прожил он на пасеке при старце Льве и скончался шестидесяти пяти лет в сентябре 1830 года.

Из тех же Рославльских лесов, что и старец Досифей, прибыл в Скит вместе с отцами Моисеем и Антонием о. Савватий, тоже монах-пустынник, принявший участие в трудах по устройству Скита. Когда стал скитоначальником о. Антоний, монах Савватий назначен был к нему келейником. Свое хлопотливое послушание он нес с великой добросовестностью, стараясь при этом исполнять и всякие дела в Скиту, так как братии тогда было еще мало. Пятидесяти двух лет он скончался в 1833 году от холеры, от которой одновременно с ним почил и молодой послушник Георгий.

Автор помещенных в жизнеописании старца Льва, изданном Шамординским монастырем в 1917 году, «Вопросов ученика и ответов старца» рясофорный монах Павел поступил в Скит в 1829 году. Юный инок был одним из самых ревностных учеников старца. Жизнь его окончилась рано – в двадцать шесть лет. Борьба инока с горькими помышлениями, невольная меланхолия сломили не дух его, а здоровье. За несколько дней до рокового известия о смерти отца он видел сон, поразивший его, о котором он рассказал старцу Льву, разбудив его в час ночи. Монаху Павлу снилось во всех подробностях, как бы происходящее наяву, что его, как Христа, распинают на кресте, вбивая гвозди в руки и ноги. «Можно ли верить такому сну?» – спросил он старца. Тот отвечал, что можно, так как если бесы могут показать не только во сне, но и наяву как бы Христа, то креста Господня они показать никак не могут, и такого никогда не было, ибо трепещут и теряют всякую силу перед священным орудием их уничтожения.

За год до смерти монаха Павла принят был в Скит иеромонах Исаакий (Малиновский; позднее в схиме о. Иоанн), бывший сначала старообрядцем. Будучи сборщиком средств на строение храма, он обошел много православных обителей, беседуя там с иноками, испытуя их, – наконец, пошатнулись его гибельные заблуждения. Стал он читать книги святых Отцов, особенно те, где пишется против еретиков и раскольников. Пять лет он, находясь еще среди староверов, делал попытки убедить бывших собратий в правоте Православной Церкви. По благословению владыки Филарета, митрополита Московского, он составил и издал пять противораскольнических книг (в 1839–1849 годах). Отошел он ко Господу во время болезни, посреди мирного разговора с навестившими его монахами. Это было 4 сентября 1849 года.

В том же году скончался игумен Варлаам. По поводу кончины отцов Иоанна и Варлаама скитоначальник старец Макарий сказал: «Жаль старичков! Особенно отца Варлаама. Без них как будто пусто. Молодые хороши при старичках».

В сане иеродиакона и иеромонаха о. Варлаам подвизался на Валааме в скиту, – в то самое время, когда там находились старцы Феодор и Леонид (позднее Оптинский старец). Затем он был назначен игуменом Валаамского монастыря. Спустя несколько лет он был по жалобам братии на его суровое и резкое обращение снят с этой должности и перемещен в Скит Оптиной Пустыни под начало уже знакомого ему по Валааму старца Льва. Он до конца жизни вспоминал Валаам, но и Оптинский Скит полюбился ему. Все имущество его было – тулуп и жесткая подушка. Жил он на пасеке и келлии своей не запирал.

Нельзя не вспомнить и такого скитского подвижника, как схимонаха Вассиана, вступившего в Оптину Пустынь в 1812 году. В 18-м он был пострижен в мантию, а в 20-м – в схиму, самим святителем Филаретом, епископом Калужским. Когда рославльские отшельники начали строить Иоанно-Предтеченский Скит, он, бывавший у них в лесах и хорошо их знавший, стал им помогать. Когда в сентябре 1857 года он скончался, в скитской Летописи появилась пространная запись, где, в частности, говорилось: «Кончина сего преутружденного старца была, согласно церковной молитве, безболезненная, мирная, тихая. Посему уповаем, что ждет его ответ непостыдный на Страшном Христовом Судилище».

6. Подвиг старчества

Иоанно-Предтеченский Скит Оптиной Пустыни знаменит своими преподобными старцами. Череда этих духоносных мужей протянулась от первого из них – иеросхимонаха Льва (Наголкина) – на сто лет вперед. Ими направлялась вся жизнь Оптиной и Скита, и не только духовная. К ним обращались с откровением помыслов и со всяким вопросом не только рядовые монахи, но и начальствующие, в том числе и настоятели. За редкими исключениями старцы жили в Скиту. Ради них в это тихое место устремлялись жаждущие духовного исцеления люди со всех концов Святой Руси. Старцы основывали монастыри, и иногда один скитский старец был духовным отцом и наставником нескольких окружных обителей, в особенности женских. Скитские старцы не только давали разумные советы – они чаще всего определяли для человека весь его будущий жизненный путь, непременно долженствовавший совпасть с путем вечного спасения. Мало того, они имели и сверхъестественные дары от Господа, дары апостольские: прозрение будущего, исцеление душевных и даже телесных недугов. Нередко они, не спрашивая о том наперед, называли незнакомого человека по имени, напоминали забытые ими грехи, иногда относящиеся к далеким временам детства…

Люди чувствовали их внутреннее смирение, их самоотверженность при великой любви к ближним, кто бы это ни был – крестьянин, купец, сановник, простая работница или барыня. У людей после общения с Оптинскими старцами возникали часто неведомые им до того чувства – любви к Богу, к молитве, к храму, к ближнему, ненависть ко греху… Так и хочется сказать, что не было на земле должности важнее старческой.

Старчество возникло вместе с христианством. «Этот, основанный на евангельском, апостольском и святоотеческом учении образ монашеского жития, – писал один из насельников Скита, иеромонах Климент (Зедергольм), в Житии старца Леонида, – в наше время пришел в такое забвение, что считаем не лишним сказать здесь о нем несколько слов». Так как в наше время в России старчество весьма редкое явление, то прислушаемся к объяснениям отца Климента.

«Путь старческого окормления во все века христианства, – пишет он, – признан всеми великими пустынножителями, отцами и учителями Церкви самым надежным и удобнейшим из всех, какие были известны в Христовой Церкви. Старчество процветало в древних Египетских и Палестинских киновиях, впоследствии насаждено на Афоне, а с Востока перенесено в Россию. Но в последние века, при всеобщем упадке веры и подвижничества, оно понемногу стало приходить в забвение, так что многие даже начали отвергать его. Уже во время Нила Сорского (XV в.) старческий путь многим был ненавистен, а в конце прошедшего столетия (XVIII в.) и почти совсем стал неизвестен. К восстановлению в России этого, основанного на учении святых Отцов образа монашеского жития, много содействовал знаменитый и великий старец, архимандрит молдавских монастырей Паисий (Величковский). Он с великим трудом собрал на Афоне и перевел с греческого языка на славянский творения аскетических писателей, в которых содержится учение о монашеском житии вообще, и в особенности о духовном отношении к старцам. Вместе с тем в Нямецком и других подчиненных ему молдавских монастырях он показал и применение этого учения к делу. Одним из учеников архимандрита Паисия, схимонахом Феодором, жившим в Молдавии около двадцати лет, этот порядок иноческой жизни передан иеросхимонаху Леониду, а им и учеником его старцем Макарием насажден в Оптиной Пустыни».

Вскоре появились старцы и в других русских обителях, но только в Оптиной была так ярка их деятельность, и только здесь – преемственность их от учителя к ученику. Посмотрим, что писали святые Отцы об этом явлении в монашеской жизни. В чем его сущность? Вот поучение преподобного Антония Великого, первоначальника иноческого пустынного жития, подвизавшегося в Египте в IV веке. «Твердо знайте, – говорил он, – что ни преуспеть или возрасти и сделаться совершенным вы не можете, ни уметь верно различать добро от зла вы не будете, если не будете повиноваться отцам вашим. Отцы наши сами так поступали: повиновались отцам своим и их наставления слушали; оттого преуспели, возросли и сделались сами учителями… Так Исаак слушался Авраама, Иаков – Исаака, Иосиф – Иакова… Повинуйтесь отцам своим и во всем слушайтесь – и не падете во веки».

Основа основ духовного делания – послушание, полное доверие своему наставнику. Авва Дорофей в своей знаменитой книге поучений говорит, что «нет несчастнее и ближе к погибели людей, не имеющих наставника в пути Божием» (Поучение 5-е). «Лучше тебе быть и именоваться учеником ученика, – писал преподобный Симеон Новый Богослов, – нежели проводить жизнь своеобразно и собирать бесполезные плоды своей воли» (Слово 72-е). Вот слова преподобного Паисия (Величковского): «Не может кто-либо спастись без отвержения своей воли, хотя бы и усердно подвизался, ибо наша воля и наш нрав – как медная стена между нами и Богом».

Искусного, умудренного Богом старца по справедливости называли кормчим, без которого невозможно было провести корабль в желаемую пристань, – об этом писал преподобный Иоанн Лествичник. И братья Ксанфопулы – Каллист и Игнатий – прибегли к этому же образу: «Если в море никто не пустится без искусного кормчего, если за какую-либо науку или искусство никто не возьмется без знающего дело учителя, то кто дерзнет приступить к изучению делом искусства искусств и науки наук, вступить на таинственную стезю, ведущую к Богу, и пуститься в беспредельное мысленное море, то есть в иноческую жизнь… без кормчего и учителя, опытного и истинного?»

Здесь святые Отцы говорят о руководстве старцами жизнью монахов. Но преподобный Серафим, Саровский чудотворец, и Оптинские старцы простерли свое благотворное влияние и на мирян многие из которых, как овцы без пастыря, погибали, не находя пути к спасению. В конце концов жившие в Иоанно-Предтеченском Скиту старцы стали истинными народными учителями. Старцев не забывали и после их кончины, поучаясь их наставлениями, событиями их житий, письмами, – есть книги о них, изданные Оптиной Пустынью и в прошлом веке, и ныне. Их старческое служение продолжается – и здесь, на земле, и на небе, где они предстоят Престолу Вышнего в лике святых.

7. «Блажени чистии сердцем»

В 1834 году из Площанской пустыни прибыл в Иоанно-Предтеченский Скит ученик старца Льва иеромонах Макарий. Он уже и сам был опытный наставник, имел духовных чад, но ему желалось быть возле своего старца, жить у него в послушании. В 1836 году о. Макарий был назначен братским духовником всей обители, а в ноябре 1839 года – скитоначальником вместо иеромонаха Антония, перемещенного на должность настоятеля в Николаевский монастырь близ Малоярославца.

Старец Лев относился к о. Макарию не как к ученику, а как к духовному другу, сотаиннику, постепенно приучая его разделять с ним старческие труды. Многих он отправлял исповедоваться к о. Макарию. Старец по каким-либо делам не давал решения без него – то же делал и о. Макарий. «Подождем, придет о. Макарий, – говорил старец, – вместе поговорим». Старец Лев скончался в октябре 1841 года – иеромонах Макарий заступил на его место.

Вот и скитоначальник, и старец, а полон смирения, выражавшегося во всем, – в отношениях с братией, в речи, в одежде, в письмах… Небогат он был здравием, но одевался легко – зимой в потертой шубе, надетой в один рукав, сапоги на босу ногу… Когда отъезжал куда-нибудь (в Долбино, в Севск или Мещовск, а то и в Москву), собирался быстро. Если кто с ним ехал – должен был поспешать. Похвалу себе старец называл «клеветой» и бывал недоволен, когда слышал что-нибудь такое. Многих умилял он, когда пел в храме, особенно покаянные песнопения – как бы великий грешник, со слезами на глазах… И еще многих великих даров удостоен был он от Господа – мира душевного невозмутимого, даров рассуждения и прозрения грядущего. Он был милостив к немощствующим и кающимся, умел наставить словом. Мог утешить и просто взором, благословением – всякий ближний чувствовал его любовь. Братия шли к нему в любое время, даже в час отдыха, когда он читал, – отказа в наставлении не бывало.

Он жил в домике, примыкающем к Святым скитским вратам. Две комнаты, которые он занимал, были украшены видами монастырей, портретами святителей; много было и икон. На столе чернильница, тетради, книги и духовные журналы, которые он выписывал. Как и все в Скиту, он вставал в 2 часа ночи и будил келейников, вместе с которыми совершал утреннее правило. Затем в шесть утра – часы и все остальное. С этого времени келлия его была открыта для всех. «Изумительно было спокойствие старца в минуты его наставнической деятельности! – вспоминал инок о. Евфимий. – Он с одинаковым терпением выслушивал нелепое суеверие и безумное вольнодумство, бессмысленную жалобу крестьянской женщины и замысловатую пытливость эмансипированной барыни, бесхитростный рассказ простолюдина и хитросплетенную фразу: ничто не могло возмутить его христианского терпения, его полного духовного спокойствия – все было покорено им в себе глубочайшему смирению. Это был истинный учитель нравственного богословия и духовного делания. Не цветисты были поучения его, но в них слышался дух, чувствовалась теплота; размягчалось самое ожесточенное сердце».

После кончины старца издано было шесть томов его писем – один к мирянам и остальные к монашествующим. И это не все письма. Нельзя было не удивляться, когда находил он время на писание этих, зачастую пространных, наставлений. Позднее старец Варсонофий благословлял многих и своего письмоводителя послушника Николая читать именно письма старца Макария.

Жизнь старца Макария была постоянным преодолением, с Божьей помощью, разных слабостей, трудностей, болезненных состояний. Он страдал одышкой («занятием духа») и спасался не только молитвой, но и каплями, прописанными врачом. Несмотря на это, он был в постоянных трудах. При нем Скит пришел поистине в цветущее состояние. Благодаря многочисленным жертвователям, почитавшим старца, Скит обстраивался, содержал себя и помогал монастырю. В Скиту и до него были цветы, но при нем он буквально обратился в райский сад. При нем же возведены были каменные столбы и ограда, а также каменные Святые врата с колокольней достроенные в 1858 году.

Одним из значительнейших дел старца Макария явилось издание от монастыря святоотеческих книг, начавшееся в 1847 году книгой «Житие и писания молдавского старца Паисия Величковского». К этому времени в Скиту собралось много рукописей – святоотеческие творения, переведенные с греческого языка архимандритом Паисием, и другие аскетические писания. Начать это дело было непросто, так как по закону церковным книгоизданием имел право заниматься лишь Св. Синод. Старцу помог святитель Филарет, митрополит Московский, член Синода, благословивший это дело и взявший всю ответственность на себя. Среди мирских помощников самыми деятельными были супруги Киреевские, духовные чада старца Макария, жившие летом близ Белева, в сорока верстах от Оптиной Пустыни. Из скитской братии сотрудниками старца были послушник, потом иеромонах Леонид (Кавелин, впоследствии наместник Троице-Сергиевой Лавры, церковный писатель), иеродиакон Амвросий (будущий преподобный старец), иеромонах Ювеналий (впоследствии архиепископ Литовский, тоже церковный писатель) и другие иноки.

Келлия о. Макария отчасти стала похожа на кабинет редактора, так как везде лежали отпечатанные книги, листы читавшихся им гранок. Киреевские присылали эти гранки и книги из Москвы. Изданные экземпляры из Оптиной рассылались по всей России в монастыри, семинарии, духовные академии, епископам и некоторым лицам мирским. Таким образом для монашествующих (и отчасти для мирян) стали доступны аскетические труды, которые ранее в большинстве своем имелись только в рукописном виде – были редки и дороги. Это были творения святых Исаака Сирина, Нила Сорского, аввы Фалассия, Симеона Нового Богослова, аввы Дорофея, Иоанна Лествичника, Марка Подвижника и многих других Отцов. Великой важности совершалось дело. После кончины старца Макария скитяне продолжили книгоиздание под руководством преемника его по старчеству – иеромонаха Амвросия.

В первый же год своего жития в Скиту старец Макарий избрал себе в келейники инока Илариона, будущего преподобного старца. Иларион был у о. Макария в полном послушании в течение двадцати с лишним лет: это была великая, благодатная школа безмолвного жития. Кроме послушания келейного, о. Иларион испросил благословения на заботу о скитских садовых посадках. Окончив ночное чтение неусыпаемой Псалтири (3 и 4-й часы), он сразу принимался за садовое дело. Его усердием все дорожки окаймились прекрасными благоухающими цветами. В его ведении были также яблони и другие плодовые деревья, всегда дававшие обильный урожай. Мало того – занимался он и благоустройством пасеки, так как и это дело знал в совершенстве. А еще варил он для Скита квас, пек хлеб и иногда угощал братию блинами. Знакома ему была и врачебная наука: он имел в келлии аптеку, больные иноки получали от него помощь, а зимой о. Иларион резал ложки из дерева; несмотря на такую занятость он ежедневно выкраивал время на чтение аскетических писаний святых Отцов.

Старец Макарий видел, что о. Иларион имеет великие духовные дары, но до времени не давал ему окормлять духовных чад, хотя они понемногу начали появляться у будущего старца. А во время своей предсмертной болезни старец Макарий открыто поручил о. Илариону нескольких ближайших своих учеников. Умирая, о. Макарий оставил Оптиной двух старцев – Амвросия и Илариона.

Старец Макарий скончался в страданиях, терпя мужественно предсмертную муку. Братия сильно скорбела о нем. В день его кончины, 7 сентября 1860 года, когда читался канон на исход души, он лежал на полу (так просил себя положить). В келлии было множество братии, а те, кто не мог войти, глядели во все окна снаружи, не сдерживая слез. «Судьбы Божии нам неисповедимы, – писал старец Макарий, – каждому из нас Он положил предел жизни… для нас, верующих христиан, смерть не есть всегдашняя разлука, но временное отшествие: Аще живем, аще умираем, Господни есмы (Рим. 14, 8), – учит св. Апостол, и пред Богом все живы есмы, ибо душа бессмертна и вечна».

8. «Монашества непоколебимии столпи»

После смерти отца Макария скитоначальником был общий для обители и Скита духовник иеромонах из дворян о. Пафнутий, высокой духовной жизни человек. А старцем стал иеромонах Амвросий, который, будучи келейником и помощником о. Макария в трудах, с 1846 года помогал ему, по благословению владыки Николая, Калужского епископа, и по духовничеству. Из-за болезни, почти уложившей его в постель, он как иеромонах был отчислен в 1848 году за штат и все силы отдавал старчеству. Жил он в домике, примыкающем к Святым вратам справа (если смотреть с территории вне Скита). Иеромонах Ераст, много лет бывший письмоводителем у старца, близко знавший его, писал в своей книге об Оптиной Пустыни: «При богатых природных дарованиях и обильно наполняющем благодатию Божиею душу богословском образовании, смиренное предание своей воли в послушание простому старцу о. Макарию скоро привлекло на о. Амвросия особую благодать Божию, паче всех сверстников». А о. Климент писал брату: «Мне кажется, что с батюшкою о. Макарием скончалось все утешение мое. Обращаюсь к о. Амвросию, истинному ученику батюшки, проникнутому его духом».

Постепенно имя нового старца завоевало сердца монахов и мирян. Сам же он словно не видел своих трудов, укоряя себя в «неделательном глаголании». Никогда не решился бы он старчествовать, если б не прямое указание о. Макария: «Будешь жить в хибарке по ту сторону ворот, и смотри – вот тебе мой завет: никого из приходящих не оставляй без утешения».

Преподобный Амвросий прожил в этом домике более тридцати лет, не имея возможности совершать Литургию, но исполняя свое келейное правило, принимая ежедневно множество людей. Как и при прежних старцах, без совета с о. Амвросием ничего в обители (и в монастыре, и в Скиту) не предпринималось.

В Скит потянулся народ… Вот приходит келейник:

– Батюшка, вас ждут.

– Кто там?

– Московские, тульские, орловские и прочие народы.

Из хибарки о. Амвросия два выхода – наружу, за Скит, для женщин, которым в Скит входить возбранялось, и внутрь, для мужчин. Старец выходил, на ходу отвечая на вопросы, благословляя, – некоторых приглашал к себе для беседы в келлии. Он называл по имени незнакомого человека, напоминал иным забытые грехи, иногда исцелял от болезней, нередко прикрывая свои подвиги шуткой, например: «Как жить? Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение»…

Архимандрит Агапит (Беловидов) в Житии старца пишет: «Самое слово его, растворенное солью благодати Божией, имело особую силу и было могучедейственно. Не говорим уже о том, что все, с верою обращавшиеся к старцу, смиренно преклоняли пред ним свои выи с готовностью исполнять всякое его слово; много было и из нерасположенных, по неведению, к нему людей, при первом с ним знакомстве переменявших свой свирепый нрав на агничную кротость… То он с лаской глядел на вас, то смеялся с вами одушевленным молодым смехом, то радостно сочувствовал, если вы были довольны, то тихо склонял голову, если вы рассказывали что-нибудь печальное, то на минуту погружался в размышление, когда вы хотели, чтоб он сказал вам, как поступить в каком-либо деле, то решительно принимался качать головой, когда отсоветывал какую-нибудь вещь, то разумно и подробно, глядя на вас, все ли вы понимаете, начинал объяснять, как надо устроить ваше дело».

«Вообще первая встреча с о. Амвросием поражала посетителей, – вспоминал о. Ераст. – Ожидая увидеть старца дряхлого, серьезного, строгого, молчаливого, глаза посетителя вдруг встречали радостное сухонькое старческое личико с добрыми проницательными глазами, с улыбкою и ласкою встречающего вас смиренно в полулежачей позе, в камилавке, черном подряснике, и уже благословляющего вас дрожащей сухонькой ручкою, при ободряющем и всепрощающем взгляде…»

Не только простой народ обращался к старцу Амвросию. Бывали у него и с ним переписывались епископы – Воронежский Антоний, Саратовский Тихон, Томский Петр (живший одно время в Скиту на покое), митрополит Московский Иоанникий. Обер-прокурор Св. Синода граф А. П. Толстой трижды гостил в Скиту. Великий Князь Константин Константинович Романов, поэт, президент Академии наук, командир Преображенского гвардейского полка, генерал-инспектор военно-учебных заведений посетил Скит дважды. Духовным чадом старца был Константин Леонтьев, писатель и философ, в тайном постриге монах Климент. Знал старца Амвросия и виделся с ним церковный писатель Евгений Поселянин. Еще можно из посетителей старца назвать Достоевского, Владимира Соловьева, а также посетившего его Льва Толстого, впрочем, не получившего по своей гордости от беседы с ним никакой пользы, – не внял он призыву о. Амвросия покаяться в своих заблуждениях.

Старец Амвросий, как мы уже сказали, руководил и оптинским книгоизданием. При нем вышли подготовленные в Скиту жизнеописание старца Макария (составленное архимандритом Леонидом), шеститомное собрание писем старца Макария (с помощью вдовы И. В. Киреевского Наталии Петровны), новое издание книги аввы Дорофея (подготовленное отцами Климентом и Анатолием), Слова преподобного Симеона Нового Богослова (их же труд по переводу), жизнеописание св. Антония (составленное о. Климентом), «Огласительные поучения» Феодора Студита (перевод отцов Климента, Анатолия и Ювеналия), жизнеописание старца Леонида (позднее значительно дополненное), переработанное архимандритом Леонидом его «Описания Козельской Оптиной Пустыни», жизнеописание архимандрита Моисея, составленное о. Ювеналием, и другие книги, не считая двух десятков брошюр духовного содержания и труда епископа Петра (Екатериновского) «Указание пути ко спасению (опыт аскетики)».

10 октября 1891 года старец Амвросий скончался во время своего пребывания в Шамордине. После отпевания и панихид гроб несли на руках 12 верст до Оптиной Пустыни. Был дождливый день, ветер, – однако свечи в руках идущих не гасли. Сквозь непогоду слышался печальный звон большого колокола с оптинской колокольни. Насельники монастыря с иконами и хоругвями стояли на берегу Жиздры, через которую был наведен временный мост. Похоронен был старец Амвросий рядом с могилой его учителя, старца Макария.

Еще при жизни старца Амвросия значительную часть своего иноческого пути прошел будущий старец, скитоначальник о. Анатолий (старший), бывший поначалу духовным чадом старца Макария, а потом по его благословению перешедший к о. Амвросию. С должностью скитоначальника о. Анатолий принял и обязанности духовника. Не было ни одного дела, о котором он не советовался бы со старцем. Когда устроилась под руководством старца Амвросия женская Шамординская обитель, он назначил его духовником сестер, – о. Анатолий стал постоянно ездить туда, исполняя все указания о. Амвросия по Шамордину, где строился Казанский собор и вообще было множество духовных и хозяйственных забот. Старец Анатолий пережил своего учителя лишь на три года – скончался иеросхимонахом 25 января 1894 года на семидесятом году жизни.

9. Отец Климент (Зедергольм)

Иеромонах Климент под влиянием Ивана Васильевича Киреевского перешел в православие из лютеранства. Таинство миропомазания при его присоединении к нашей Церкви было совершено в Иоанно-Предтеченском Скиту. Затем он провел десять лет в миру, служа при Св. Синоде и совершая поездки на Восток для сбора сведений о состоянии тамошних православных храмов и монастырей. Он был в Константинополе, на Афоне, в Иерусалиме. Тридцати двух лет, в 1862 году, он поступил послушником в Скит. «Се покой мой во век века», – сказал он, поселясь в келлии. На деньги его бывшего синодального начальника А. П. Толстого в 1867 году для него был построен отдельный корпус, где он мог удобно заниматься письменными работами и где поместил он свою довольно большую библиотеку. Послушание его было – писать письма под диктовку о. Амвросия. Так как он хорошо знал новые и древние языки, то был благословлен старцем трудиться над переводом святоотеческих творений, – этим он занимался после обеда и до ужина.

Летом 1873 года граф А. П. Толстой, бывший тогда в Женеве, тяжело заболел. Когда стало ясно, что эта болезнь к смерти, то православные священники заграничных храмов предлагали ему приобщение Святых Христовых Тайн. Он же выразил желание, чтобы это непременно сделал отец Климент из Скита Оптиной Пустыни. Жена графа Анна Георгиевна написала в Оптину, что берет на себя все издержки поездки о. Климента в Женеву. И вот он в срочном порядке был рукоположен во иеромонаха, а вскоре со своим келейником о. Тимоном выехал за границу и 19 июля исповедовал графа и причастил его запасными Святыми Дарами, взятыми из Оптиной Пустыни. 21-го граф скончался. Гроб с его телом был отправлен в Москву. Здесь 5 августа заупокойную службу в храме Покрова в Кудрине служили митрополит Московский Иннокентий и викарный епископ Леонид. Среди множества сослужащих был и о. Климент. 18 августа он вернулся в Скит. Жизнь его пошла обычным порядком.

О. Климент отличался большой ревностью к православию. «С каким, например, усердием, – говорится в его житии, – принимал он участие в обращении старцем Амвросием в православие католиков и других иноверцев!..» Или еще: «Как он опечален был присланною ему вышедшею первым изданием книгою англичанина Фаррара “Жизнь Иисуса Христа” в русском переводе!»

Из ученых трудов о. Климента можно назвать перевод с новогреческого языка «Поучений аввы Дорофея» и «Двенадцати слов прп. Симеона Нового Богослова»; исправление русского перевода «Огласительных слов» прп. Феодора Студита, также исправление второго издания «Лествицы». Он составил жизнеописания старцев Льва и Антония, написал книгу о Никодиме Святогорце (авторе «Невидимой брани»). Надо упомянуть и его труд по приведению в порядок скитских поминальных Синодиков.

Характер о. Климента виден отчасти из рассказа его келейника о. Тимона: «Если разбить или сломать у него вещь, и ценную, – говорил он, – ни слова не скажет… А вот попробуй зашуметь, когда он пишет или читает, или какую-нибудь книгу или другую вещь не так положить, он весь так и вспыхнет… По утрам мы часто вместе пили чай и беседовали. Только вижу, часто он слушает меня сначала, а потом начнет по комнате ходить, что-нибудь делать, или книжку возьмет, или не глядит на меня… Я сперва думал, что ему скучна простота моих речей, однако скоро понял, что это не то… Пока я говорил вещи безвредные, средние, что называется, он беседовал со мной, а у меня, каюсь, есть привычка судить и осуждать людей… И сам не замечу, как слово за словом я начну осуждения… Вот что ему не нравилось».