Текст книги "Виновный"

Автор книги: Лайза Баллантайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

11

В Парклендз-хаусе Дэниела обыскали и просканировали. Собака обнюхала его одежду и портфель на наличие наркотиков.

Дежурный принес ему кофе и сказал, что Себастьян скоро спустится. Шарлотта позвонила предупредить, что немного опоздает, чтобы они начинали без нее. Маленькая комната вызывала у Дэниела тревогу. Ему объяснили, что дверь должна быть всегда заперта, но, если ему что-нибудь понадобится, он может нажать на звонок. В животе у него словно шуршала бумага, сухо и нервно, отчего ему было не по себе.

Надзиратель привел Себастьяна.

– Рад тебя видеть, Себ, – сказал Дэниел. – Ты в порядке?

– Не совсем. Мне здесь не нравится.

– Хочешь чего-нибудь попить?

– Нет, спасибо, – ответил мальчик. – Я только что пил апельсиновый сок. Вы можете забрать меня отсюда? Ненавижу это место. Здесь ужасно. Я хочу домой.

– Родители часто тебя навещают?

– Мама приходила несколько раз, но я хочу домой… Вы можете это устроить? Я просто хочу домой.

Себастьян вдруг уронил голову на согнутый локоть и прикрылся другой рукой.

Дэниел встал и, наклонившись над Себастьяном, погладил и похлопал его по плечу.

– Перестань, – сказал он, – все будет хорошо. Я на твоей стороне, помнишь? Тебе хочется домой, но нам нужно считаться с законом. Я не могу отвезти тебя домой сейчас. Судья хочет, чтобы ты оставался здесь в том числе и для того, чтобы тебя защитить.

– Мне не нужна защита. Я просто хочу домой.

Дэниел ощутил укол взаимопонимания. Это было как укус крапивы: жар и зуд, будто сработал спусковой крючок памяти. Он вспомнил, как впервые приехал к Минни и как социальный работник говорила ему, что ему нельзя жить с родной матерью для его же блага.

– Я буду работать над тем, чтобы ты вернулся домой после суда. Как тебе такой вариант? Будешь мне помогать? Мне понадобится твоя помощь, сам я не справлюсь.

Себастьян фыркнул и вытер глаза рукавом. Когда он поднял взгляд, ресницы у него были мокрые и слипшиеся.

– Мама опаздывает, – вздохнул он. – Она еще в постели. Папа вчера вечером улетел. Лучше, когда я дома. Вот почему вы должны меня вытащить.

– Что лучше, если ты дома?

Хотя, даже не спрашивая, Дэниел был уверен, что знает, о чем собирался сказать Себастьян, и подумал, не проецирует ли он на мальчика собственные проблемы.

Но Себастьян словно не слышал его вопроса и задал свой:

– Вам нравится ваш отец?

– У меня его не было.

– Вы что! У всех есть отец.

Дэниел улыбнулся:

– Я хотел сказать, что никогда его не знал. Он ушел от нас до моего рождения.

– Он хорошо обращался с вашей мамой?

Дэниел ответил Себастьяну понимающим взглядом. Он знал, что пытался сказать ему мальчик. Наблюдая за его родителями, он заметил агрессивность Кеннета по отношению к жене. Дэниел заморгал, вспоминая, как его собственную мать швырнули через всю комнату с такой силой, что она сломала руку и кресло, на которое упала. Он помнил, как стоял между ней и мужчиной, который хотел снова ее ударить. Помнил дрожь в ногах и запах собственной мочи.

– Послушай, Себ, нам нужно приниматься за работу. Мы с тобой сотрудничаем, поэтому ответь, есть ли еще что-нибудь, что ты должен мне рассказать?

Себастьян посмотрел на него и помотал головой.

– Мы в одной связке, – продолжил Дэниел. – Я твой адвокат, а ты мой подзащитный. Ты можешь рассказать мне все, я не стану тебя осуждать. Мой долг – действовать в твоих интересах. Вспомнил ли ты что-то новое о том воскресенье, когда вы играли с Беном? Если да, то сейчас самое время открыться. Нам не нужны сюрпризы по ходу дела.

– Я вам все рассказал, абсолютно все.

– Хорошо, тогда я буду изо всех сил стараться вытащить тебя отсюда.

С отчетливым щелчком, словно звонко слиплись два магнита, открылся электронный дверной замок. В комнату, сыпля извинениями и звоном браслетов, влетела Шарлотта. Она нежно повернула личико Себастьяна к себе и поцеловала в висок.

– Мне очень жаль, на дорогах сплошные пробки, какой-то кошмар! – Она распустила сиреневый шарф и выскользнула из жакета. – И эти чертовы собаки у охранников. Я их боюсь. Мне казалось, что меня никогда не пропустят.

– Мама не любит собак, – заметил мальчик.

– Ничего страшного, – сказал Дэниел. – Я просто хотел разобрать с Себастьяном то, что нам предстоит.

– Отлично, давайте же начнем. – В голосе Шарлотты звучал странный натужный энтузиазм.

На ней был джемпер с высоким воротником-стойкой, и она постоянно натягивала манжеты на пальцы рук.

– Хорошо, – кивнул Дэниел. – В ближайшие месяцы нам нужно будет многое сделать, чтобы подготовить Себастьяна к процессу. Есть люди, с которыми придется встретиться и побеседовать… Мы договоримся о консультации психолога, он придет сюда, а потом, где-то через неделю, ты, Себ, встретишься с женщиной-барристером, которая будет представлять твои интересы в суде. Тебе понятно?

– Думаю, да. А что будет делать психолог?

– Тебе не о чем волноваться. Он просто убедится, что ты сможешь выдержать судебное разбирательство. Помни, он свидетель с нашей стороны, так что все будет в порядке. Сегодня я хотел объяснить версию обвинения – какие доводы они будут использовать, чтобы доказать, что ты убил Бена. Мы только недавно получили эти документы, и сейчас я работаю над тем, как выстроить твою защиту, чтобы отбить аргументы обвинения. Если тебе что-то будет непонятно, скажи.

– Ясно.

Наблюдая за мальчиком, Дэниел сделал паузу. В детстве он был очень близок к тому, чтобы оказаться на месте Себастьяна, но у него никогда не было такой самоуверенности.

– Основная улика против тебя – это то, что на твоей одежде и обуви есть кровь Бена, даже если ты утверждаешь, что просто играл с ним и он упал и сам нанес себе травму в твоем присутствии…

– Это не проблема, – перебил его Себастьян, неожиданно просияв.

– Почему?

– Потому что вы можете сказать, что кровь и все такое попали на меня из-за того, что он поранился…

Повисло молчание. Себастьян поймал взгляд Дэниела и уверенно кивнул.

Дэниел продолжил:

– Мы будем доказывать, что Бен упал и сам нанес себе травму, и твоя мама подтвердит твое алиби с трех часов пополудни. Это поставит под сомнение заявление свидетеля, который якобы видел, как вы с Беном деретесь во второй половине дня ближе к вечеру. Но прокурор будет доказывать, что его кровь и ДНК на твоей одежде – это свидетельство того, что ты его убил.

Дэниел взглянул на Шарлотту. Безымянные пальцы на обеих ее руках дрожали. Она лишь присутствовала в комнате, но ее внимание явно уплыло куда-то далеко, и Дэниел сомневался, что она слышала все, что он сказал.

– Мы не дрались с Беном, я просто играл с ним… – сказал Себ.

– Знаю, но кто-то же нанес ему травму – очень тяжелую, – кто-то его убил…

– Убийство – это совсем не так плохо, – возразил мальчик.

В воцарившемся молчании Дэниел расслышал, как Шарлотта сглотнула.

– Все равно мы все умрем, – сказал Себастьян и бледно улыбнулся.

– Ты хочешь сказать, что знаешь, как умер Бен? Можешь рассказать все сейчас.

Дэниел вздрогнул в ожидании ответа.

Себастьян снова улыбнулся. Дэниел поднял брови, подавая ему знак. Через пару секунд довольный мальчик покачал головой.

В своем блокноте Дэниел написал Себастьяну последовательность предстоящих событий, от встречи с барристером до предварительного слушания и подготовки к суду.

– После предварительного слушания до самого суда будет период ожидания. Я хочу, чтобы ты знал, что и ты сам, и твои родители все это время сможете встречаться со мной и советоваться, если у вас будут вопросы.

– Круто, – сказал мальчик. – Но… когда будет суд?

– Не раньше чем через несколько месяцев, Себ. До суда у нас будет много работы, но обещаю, что мы свозим тебя посмотреть на зал заседаний перед тем, как начнется процесс.

– Не-е-е-ет, – взвыл Себастьян, ударяя по столу ладонью. – Я хочу, чтобы он был раньше. Я не хочу здесь оставаться!

Шарлотта выпрямилась и резко вдохнула, словно ей плеснули в лицо водой.

– Спокойно, милый, спокойно.

Ее пальцы запорхали над волосами сына.

Глаза у Себастьяна были на мокром месте.

– Слушай, Себ, у меня идея, – сказал Дэниел. – Как насчет того, чтобы я сходил за сэндвичами?

– Я принесу, – вызвалась Шарлотта, вскочив на ноги.

Когда она потянулась за сумкой, Дэниел заметил у нее на запястье фиолетовый синяк.

– Мне все равно нужно глотнуть воздуха, – пояснила она. – Я быстро.

Дверь с тяжелым щелчком затворилась. Себастьян резко встал и принялся ходить по комнате. Он был худеньким, с тонкими запястьями и выпирающими локтями. Дэниел подумал, что даже если не принимать во внимание ничего остального, то для такого зверского убийства мальчик физически слишком слаб.

– Себ, в тот день в парке с тобой говорил еще кто-нибудь, кроме того человека, который крикнул вам прекратить драку?

Стулья были прикручены к полу, поэтому Дэниелу пришлось встать, чтобы повернуться лицом к Себастьяну. Мальчик был ему чуть выше талии. Бен Стокс был на три года младше Себастьяна, но всего на два дюйма ниже.

Не глядя на Дэниела, Себастьян пожал плечами и покачал головой. Он прислонился к стене, изучая свои ногти, а потом принялся попеременно соединять большой и указательный пальцы разных рук, изображая приключения паучка Инси-Винси из детской песенки.

– Ты не видел в парке никого странного? – спросил Дэниел. – Кто-нибудь смотрел, как вы играете?

Себастьян снова пожал плечами и сказал:

– Вы знаете, почему она сегодня в этом свитере?

Он поднял ладони к лицу, сомкнув указательные и большие пальцы, и посмотрел на Дэниела сквозь получившийся прямоугольник.

– Ты говоришь о маме?

– Да, если она надевает этот свитер, это значит, что у нее на шее синяки.

Мальчик по-прежнему смотрел на адвоката через рамку из пальцев.

– Синяки? – переспросил Дэниел.

Тогда Себастьян положил руки себе на горло и принялся сжимать его, пока у него не покраснело лицо.

– Себ, прекрати.

Дэниел мягко потянул мальчика за локоть.

Себастьян с хохотом откинулся к стене и спросил:

– Испугались?

Он улыбнулся так широко, что Дэниел увидел у него во рту брешь на месте выпавшего молочного зуба.

– Я не хочу, чтобы ты себе навредил, – сказал Дэниел.

– Нет, я просто решил вам показать.

Мальчик вернулся за стол. Вид у него был уставший и задумчивый.

– Иногда, – сказал Себ, – когда она его раздражает, он сжимает ей горло. От этого можно умереть, вы знаете? Если сжать слишком сильно.

– Ты говоришь про маму и папу?

Послышался лязг отпираемого замка. Себастьян перегнулся через стол, прикрыл рот рукой и прошептал:

– Если вы оттянете воротник ее свитера, то увидите сами.

Шарлотта принесла сэндвичи, и, пока она распаковывала еду и напитки, Дэниел поймал себя на том, что рассматривает ее пристальнее, чем обычно. Он посмотрел на Себастьяна, который выбирал сэндвич, и вспомнил его слова: «Лучше, когда я дома». Дэниела вдруг снова охватило сочувствие к мальчику. Он помнил собственную мать и мужские лапищи на ее горле. Он помнил, в каком был отчаянии, когда его оторвали от нее и он не мог ее защитить. Это толкало его на ужасные поступки.

12

Рано утром Дэниел пошел в курятник.

Ударили первые осенние заморозки, и пальцы у него сводило от холода. Он сонно вдохнул запах помета – охлажденный морозом, но согретый перьями и соломой. Минни спала. Когда он спускался по лестнице, до него донесся ее храп, заглушавший звук будильника. В гостиной на пианино валялся опрокинутый стакан. Его содержимое засохло на дереве белым пятном, как большой волдырь.

Она спала как бревно, а он был на улице, аккуратно выполняя свою работу. Его охватило странное чувство – обездоленности, одиночества, жестокости. Он был словно сокол, которого однажды увидел по дороге в школу: устроившись на столбе, тот сосредоточенно рвал на части мышь-полевку.

Дэниел не знал, где его мать. Ему казалось, что ее у него украли.

Он взял теплое коричневое яйцо и уже почти собирался положить его в картонный поднос, который Минни, как обычно, оставила для него на кухонном столе. Ладонью Дэниел чувствовал твердость скорлупы. Ладонь знала, что яйцо беззащитно, что внутри прячется желток – замерший в развитии цыпленок.

Не желая ничего плохого, а только для того, чтобы почувствовать острые края раздавленной скорлупы и растекающийся белок, Дэниел надавил на яйцо, и оно лопнуло. Желток потек по его пальцам, будто кровь.

Внезапно в затылке и пояснице полыхнул жар. Одно за другим Дэниел брал яйца и давил их. С кончиков пальцев закапали на солому прозрачные следы его маленького преступления.

Словно протестуя, куры гневно закудахтали и бросились врассыпную. Дэниел пнул одну из них, но она взлетела перед его лицом, бешено хлопая рыжими крыльями. С пальцами, липкими от яиц, Дэниел бросился к курице, придавил ее к земле и улыбнулся, видя, как она забилась под его весом. Присев на колени, он наблюдал, как птица клохтала и спотыкалась, нарезая круги и волоча сломанное крыло. Ее клюв страдальчески открывался и закрывался.

Дэниел подождал секунду, тяжело дыша. Вдруг от пронзительного куриного крика волоски у него на руках встали дыбом. Медленно и методично, как он обычно сворачивал носки, Дэниел попытался оторвать у курицы крыло. В конце концов распахнутый клюв с исступленно высунутым языком привели его в полное смятение, и он сломал ей шею. Навалился на курицу и потянул за голову, отрывая от тела.

Жертва затихла, глаза-бусинки налились кровью.

Выходя из загона, Дэниел споткнулся. Он упал на локти и коснулся лицом руки, испачканной в куриной крови. Поднявшись, он зашагал в дом с окровавленной щекой и налипшими на кроссовки и ладони перьями убитой птицы.

Когда он вошел в дом, Минни уже проснулась и наполняла чайник. Она стояла к нему спиной, грязный халат свисал до лодыжек. Работало радио, и она напевала в такт звучавшей песенке. Первой мыслью Дэниела было промчаться вверх по лестнице в ванную, но его будто пригвоздило к полу. Ему хотелось, чтобы она повернулась и увидела его замаранным в собственной жестокости.

– Что случилось? – спросила Минни с улыбкой, обернувшись к нему.

Может быть, его выдало перо, приставшее к кроссовке, или размазанный по щеке яркий желток вперемешку с куриной кровью. Минни поджала губы и бросилась мимо него во двор. Через заднюю дверь он видел, как она стояла у входа в сарай, прикрыв рот рукой.

Она вернулась в дом, и Дэниел впился глазами в ее лицо, ища там гнев, ужас, разочарование. И не удостоился даже взгляда. Прогромыхав вверх по лестнице, через минуту она уже громыхала обратно, в серой юбке, мужских ботинках и старой футболке, которую обычно надевала, когда делала уборку. Дэниел стоял у подножия лестницы, и на его пальцах засыхали разбитые яйца и кровь, отчего кожу сушило и стягивало. Он стоял у нее на пути, ожидая наказания, желая, чтобы его наказали.

Спустившись, она впервые за это время посмотрела на него:

– Приведи себя в порядок, – и резко прошла мимо, во двор.

Из окна ванной он видел, как Минни собирает разбитую скорлупу и грязную солому. Он оттер руки и лицо и принялся наблюдать за ее работой. Перо, прилипшее к кроссовке, он снял и, зажав его между пальцами, продолжил смотреть в окно. А потом отпустил перо на ветер – оно задрожало, но уверенно последовало за воздушным потоком. Дэниел увидел, что Минни возвращается в дом. Она несла мертвую курицу за ноги. Куриная шея моталась из стороны в сторону в такт ее шагам.

Пока Минни сновала по первому этажу, он отсиживался наверху, сначала под покрывалом, потом в шкафу. Жар и энергия, кипевшие в нем утром, погасли, и у него заурчало в животе. Ему было холодно, и он вытянул подлиннее рукава. Потом вылез из шкафа и принялся рассматривать себя в зеркале, которое разбил неделю назад.

«Подлый выродок», – снова вспомнилось ему.

Дэниел посмотрел на свое мозаичное отражение. Сильнее застучало сердце. Он постоял у спуска с лестницы, затем сел на ступеньку, прислушиваясь к звукам из кухни. Блиц взобрался наверх и уставился на него, часто дыша. Дэниел поднял руку, чтобы погладить бархатные собачьи уши. Блиц разрешил это проделать, но через минуту повернулся и сбежал обратно. Дэниел постепенно передвинулся ниже – на среднюю ступеньку, а потом и на нижнюю – и встал там, ухватившись за стойку перил. Ему понадобилось десять минут, чтобы собраться с мужеством и дойти до двери в кухню.

– Глаза бы мои тебя не видели, – сказала Минни, по-прежнему стоя к нему спиной.

– Ты сердишься?

– Нет, Денни. – Она повернулась к нему лицом, плотно сжав губы и выпятив грудь. – Но мне очень грустно. Правда.

В ее глазах – ярко-голубых, водянистых и широко открытых – плескалась ярость. Ее лицо словно выросло в размерах, несмотря на то что она стояла по другую сторону кухни. Дэниел вздохнул и повесил голову.

Минни придвинула ему стул:

– Садись. Для тебя есть работа.

Он сел, куда было сказано. Она принесла большую разделочную доску, на которой лежала мертвая птица, и опустила перед ним на стол.

– Вот что ты будешь делать…

Минни грубо придавила курицу и вырвала из нее клок перьев. А потом еще и еще, и скоро на тушке появилась полоска голой кожи, белой и пупырчатой.

– Эта птица пойдет нам на ужин, – сказала Минни. – Нужно ее ощипать, а потом выпотрошить и пожарить.

Она стояла над Дэниелом, наблюдая, как он захватывает несколько мягких перьев, рыжих с переходом в серый, и тянет всей пятерней.

– Рви, рви сильнее.

Дэниел дернул слишком сильно, и вместе с перьями оторвался кусок кожи, оставив на плоти алеющую ссадину.

– Вот так. – Минни оттолкнула его руку и вырвала клок перьев, открыв под ними мягкую, бледную, покрытую пупырышками кожу. – Сможешь?

Дэниелу было стыдно за комок в горле и глаза на мокром месте. Он кивнул и открыл рот, чтобы что-то сказать.

– Не хочу, – прошептал он.

– А она не хотела умирать, но ты покалечил ее и убил. Так что давай…

Минни сказала это, сидя к нему спиной, и со стуком шмякнула стакан на деревянный кухонный стол. Звякнули кубики льда, пролилась слабая струйка из джиф-лимона, [19]19
  Лимонный сок в пластиковых контейнерах в форме лимонов. Популярный в Великобритании бренд, ставший нарицательным именем.


[Закрыть]которым Минни пользовалась, когда у нее не было денег или настроения на настоящие лимоны. Отрезвляющий тяжелый стук откупоренной бутылки джина вызвал у Дэниела дрожь, и он продолжил. Захватывал перья – на этот раз аккуратнее – и рвал. Внезапная куриная нагота вызывала у него оторопь.

Покончив с ощипом, Дэниел остался сидеть с налипшими на пальцы перьями и лежавшей перед ним пупырчатой курицей. Ему хотелось убежать отсюда, помчаться через железную дорогу «Денди» и перекрутить все качели, чтобы малыши не смогли на них качаться. Ему хотелось вернуться в шкаф, в его тесные, темные объятия. Запах мертвой ощипанной птицы вызывал у него тошноту.

Минни взяла курицу и разрезала ее, начав между ляжек. Она сделала надрез с размаху, и Дэниел почувствовал, какую силу ей пришлось приложить. Минни раскрыла края, и ее толстая красная кисть исчезла внутри.

– Тебе нужно просунуть руку как можно глубже, пока не почувствуешь твердый выступ – это глотка. Ухватись за нее покрепче и тяни, осторожно и медленно. Помни, что все должно вынуться одновременно. Вот! Давай, сделаешь все сам.

– Не хочу. – Голос Дэниела прозвучал для него самого как нытье.

– Не будь трусом.

Минни еще ни разу не насмехалась над ним, но теперь в ее словах явно сквозила насмешка.

Согнувшись над раковиной, в которой шаталась миска, Дэниел погрузил пальцы в кровавое куриное нутро.

– Насчет легких сильно не беспокойся, их редко когда получается оторвать, – сказала Минни.

Его затошнило, но он все равно попытался ухватить теплые внутренности и вытащить их наружу. С каждой попыткой его желудок сжимался и к горлу подступала желчь. Когда ему наконец удалось вытянуть темно-красное месиво, он отшатнулся, словно вместе с птичьими внутренностями вывалились и его собственные.

Дэниел согнулся, и его вырвало на кухонный пол. Он ничего не ел, поэтому рвота, выплеснувшаяся на птичьи кишки, оказалась прозрачно-желтоватой.

– Ничего страшного, – успокоила его Минни. – Я здесь все уберу. Иди приведи себя в порядок.

В ванной Дэниел безуспешно попытался стравить в раковину, а потом сел на пол, привалившись к стене. Бабочка улыбалась ему с полки. Он чувствовал себя ужасно. Как улитка, у которой отрезали домик. Он вымыл лицо холодной водой, вытерся полотенцем и чистил зубы до тех пор, пока не исчез привкус рвоты.

Прежде чем вернуться на кухню, Дэниел выждал несколько минут. У него было странное чувство, что его вот-вот снова вырвет. Он чувствовал себя так же, как однажды дома в туалете, когда очередной дружок бил его мать. Сейчас было то же самое – мутная взвесь страха в желудке и зуд в мышцах.

Дэниел осторожно отпер дверь и подошел к лестнице. Он лег в постель в одежде, но так и не уснул, напряженно прислушиваясь к звукам из кухни. Скрежет, открылась и закрылась духовка, шаги в другой угол, разговор с Блицем, стук насыпаемого в миску сухого корма.

– Как же долго тебя не было, – сказала Минни, когда он наконец вернулся. – Я уже собиралась за тобой идти. Третий час, а ты еще не завтракал. Проголодался?

Дэниел помотал головой.

– Но ты все равно это съешь. Садись.

Он сел за стол и уставился на глупую подставку под тарелку с нарисованным на ней пони.

Минни пожарила курицу и разрезала на куски. Ломтики грудки лежали на тарелке рядом с консервированной кукурузой и вареной картошкой.

– Ешь, – сказала Минни.

– Не хочу.

– Ты ее съешь.

– Не хочу, – повторил он, отталкивая тарелку.

– Ты ее убил, значит ответственность на тебе. Ты ее съешь. Так ты поймешь, что, даже мертвая, она принесла тебе пользу.

– Не буду.

– Ты будешь сидеть здесь, и я буду сидеть, пока ты ее не съешь.

Минни со стуком опустила стакан на стол. Лед протестующе вздрогнул.

Они молча сидели за столом, пока она не допила джин. Дэниел решил, что она пойдет за добавкой и это даст ему возможность выбраться из кухни, но она осталась с пустым стаканом. Минни смотрела на него и медленно моргала. Они обрастали временем, словно камни – мхом. Дэниел смотрел на остывшую курицу с овощами и размышлял, можно ли просто проглотить это, как таблетки.

– А если я съем только овощи? – спросил он.

– Такой умный парень – и задаешь такие глупые вопросы. Ты же понимаешь, что мне все равно, съешь ли ты овощи, но птицу, которую ты убил, ты съешь всю, до кусочка. Куры – это мое средство к существованию, но сержусь я не потому. Ты знаешь, что я ем кур, когда придет их час. Я забочусь о них, люблю их, и да, мы их едим, но при этом убиваем как положено – без жестокости, ненависти или злости. Эта курица мертва, и мы не станем ее выбрасывать. Но я хочу, чтобы ты знал, что она мертва по твоей вине, что это сделал ты. Если бы не это, завтра она снесла бы нам яйца. Знаю, что тебе пришлось несладко, Денни, и ты можешь всем со мной поделиться. Знаю, что ты злишься, и у тебя есть на это право. Я сделаю все, чтобы тебе помочь, но ты не имеешь права убивать моих кур каждый раз, когда тебе станет плохо.

Дэниел расплакался. Он рыдал, как маленький ребенок, обмякнув на стуле и отцеживая горе всхлипами. Глаза он прикрыл ладонью, чтобы не видеть Минни.

Наревевшись, он убрал руку от лица и несколько раз глубоко вздохнул, переводя дыхание. Она по-прежнему сидела напротив с пустым стаканом, все так же не сводя с него голубых глаз.

– Успокойся. Отдышись и доедай.

Побежденный, Дэниел выпрямился и принялся за курятину. Он отрезал малюсенький кусочек и воткнул в него вилку. Потом дотронулся до мяса языком и положил в рот.