Текст книги "Виновный"

Автор книги: Лайза Баллантайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

5

После пробежки Дэниел слегка замерз. Но он ценил эту прохладу, зная, что в метро снова будет душегубка. Поправляя галстук перед зеркалом, он посмотрел на отражение комнаты: утреннее солнце заливало ее потоком яркого света. Дэниела ждали в полицейском участке к половине девятого, чтобы следователи могли продолжить допрос, но он не торопился. Завязывая узел по всем правилам, он подавил зевок.

Накануне, полуночничая с пивом, он нашел номер городской больницы в Карлайле и даже записал его, хотя решил не звонить. Если Минни действительно тяжело больна, ее положили туда. Сама мысль о том, что она умирает, отозвалась острым уколом у него в груди, заставив задержать дыхание. Потом эта боль сменилась тлеющей яростью, застрявшей комом в горле, которая за все это время так никуда и не делась. Для него Минни умерла много лет назад.

Придя в комнату дознания, Дэниел вдохнул спертый воздух вчерашнего допроса и стал ждать Себастьяна. Пожилой сержант Тернер обвел кабинет мутным взглядом, потянул за уголки воротничок рубашки и расправил манжеты.

Дежурный офицер привел Себастьяна, мальчик выглядел уставшим. За ними вошла Шарлотта и, усевшись на стул, сняла солнечные очки – у нее дрожали пальцы.

Соблюдая регламент, сержант Тернер представился, назвал дату и время. Дэниел стянул колпачок с ручки и приготовился к допросу.

– Как ты, Себастьян, чувствуешь себя сегодня? – спросил сержант.

– Хорошо, спасибо. На завтрак были гренки. Но не такие вкусные, как Ольгины.

– Когда вернешься домой, Ольга обязательно тебе их приготовит, – сказала Шарлотта огрубелым, почти хриплым голосом.

– Себастьян, ты помнишь, что мы взяли твою одежду, чтобы отправить в лабораторию на анализ?

– Конечно помню.

– Из лаборатории нам прислали отчет, в котором сказано, что красные пятна на твоей рубашке – это кровь.

Себастьян сложил губы розочкой, словно собирался кого-то поцеловать, и откинулся на спинку стула.

– Ты знаешь, Себастьян, чья кровь могла быть на твоей рубашке?

– Птицы.

– Это еще почему, ты что, убил птицу?

– Нет, но я на днях видел уже дохлую и поднял ее. Она была еще теплой, и кровь у нее была липкая.

– Ты видел эту дохлую птицу в тот день, когда убили Бена?

– Я точно не помню.

– На самом деле кровь, которую нашли на твоей рубашке, была не птичья. Это человеческая кровь. Кровь Бена Стокса.

Себастьян обвел взглядом углы комнаты, и Дэниел мог поклясться, что мальчик улыбнулся. Это нельзя было назвать широкой улыбкой, но уголки его рта определенно поползли вверх. Дэниел слышал стук собственного сердца.

– Себастьян, ты знаешь, как кровь Бена могла попасть на твою рубашку?

– Может быть, он порезался, а когда мы играли, испачкал меня.

– Особые врачи, которые исследовали твои вещи, могут многое рассказать про обнаруженную кровь. Оказывается, кровь на твоей рубашке называется выдохнутой. Это кровь, которая шла у Бена из горла или носа…

Шарлотта закрыла лицо руками, зарывшись длинными ногтями в корни волос надо лбом.

– На твоих брюках и ботинках тоже нашли брызги крови. Брызги такого типа появляются только в результате применения силы…

Себастьян поднял брови и посмотрел в камеру. Дэниел на секунду обмер, потрясенный видом маленького мальчика, устремившего взгляд на облеченных властью, всех тех, кто тайно наблюдал за ним, сидя этажом выше, изучая детское личико и стараясь найти повод для обвинения. Дэниелу вспомнились святые, которым молилась Минни, перебирая мягкими толстыми пальцами бусины четок. Например, святой Себастьян, он выжил, когда в него стреляли из лука. Дэниел не мог вспомнить, как же все-таки умер этот мученик, но точно не своей смертью. Желание защитить мальчика крепло у адвоката по мере того, как полицейские предъявляли все больше доказательств вины. Нашелся ведь свидетель, который заявил, что Себастьян дрался с Беном на игровой площадке намного позже того времени, когда, по словам матери, Себ уже вернулся домой… Дэниела не пугало ни это, ни заключение судмедэкспертизы. Он хорошо знал, как дискредитировать такие доказательства.

Возбуждение полицейских нарастало. Дэниел чувствовал это и ждал, когда они переступят черту. Ему почти хотелось, чтобы они зашли слишком далеко, и тогда он бы остановил их.

– Себ, ты можешь объяснить, как кровь Бена попала на твою одежду? – повторил сержант Тернер, играя желваками. – Эксперты сказали, что по крови у тебя на одежде можно предположить, что ты ранил Бена и это вызвало кровотечение.

– Можно предположить, – произнес Себастьян.

– Что ты сказал?

– По крови можно предположить, что я его ранил. «Предположить» означает, что вы не знаете, как было на самом деле…

Лицо Тернера свело гневной судорогой. Детективы хотели сломать мальчика – потому и допрашивали так долго, – но Себастьян оказался сильнее их.

– Но ты-то знаешь, как было на самом деле, да, Себастьян? Расскажи нам, что ты сделал с Беном.

– Я уже сказал. – Себастьян недовольно выпятил нижнюю челюсть, обнажив зубы. – Я его не трогал. Он сам поранился.

– И как же он поранился?

– Он хотел произвести на меня впечатление и спрыгнул с лазалки, вот как. Он ударился головой, и у него из носа пошла кровь. Я спустился посмотреть, все ли с ним в порядке, и, наверное, тогда его кровь на меня и попала.

Несмотря на возбужденное состояние, Себастьян был явно рад выдать новую информацию. Он выпрямился на стуле и слегка кивнул, подтверждая свои слова.

Была среда, семь часов вечера, когда Себастьяну и его матери принесли в камеру рыбу с жареной картошкой. Дэниелу было тяжко на это смотреть, но мальчик испытал восторг от рыбного ужина. Шарлотта почти ничего не съела и вышла покурить, Дэниел отправился следом за ней. По-прежнему лил дождь. Дэниел поднял ворот пиджака и сунул руки в карманы. От запаха сигаретного дыма у него начались спазмы в желудке.

– Мне только что сообщили, что Себу предъявят обвинение, – сказал Дэниел.

– Он невиновен, вы же знаете.

В широко раскрытых глазах Шарлотты застыла мольба.

– Но ему предъявят обвинение.

Шарлотта отвернулась, и Дэниел увидел, что у нее дрожат плечи. Только услышав всхлип, он понял, что она плачет.

– Перестаньте. – Он испытывал к ней почти покровительственное чувство. – Скажем ему вместе? Ему нужно, чтобы вы были сильной.

Дэниел не совсем понимал, зачем произнес это, – обычно он держал с клиентами дистанцию. Может, потому, что где-то глубоко в нем засело воспоминание о попавшем в беду маленьком мальчике и о матери, которая не могла его защитить.

Шарлотта еще вздрагивала, но Дэниел отметил, что она расправила плечи и с силой вдохнула. В низком вырезе пуловера четко обозначились грудные ребра.

Она повернулась и улыбнулась ему с мокрыми от слез глазами:

– Сколько вам лет?

Ее длинные ногти внезапно впились Дэниелу в предплечье.

– Тридцать пять.

– А выглядите моложе. Не пытаюсь вам польстить, но мне казалось, вам и тридцати нет. Хорошо выглядите. Я сомневалась, что вы достаточно взрослый для всего этого… в смысле, что вы знаете свое дело.

Дэниел рассмеялся и пожал плечами. Посмотрел себе под ноги, а подняв взгляд, увидел, что сигарета у нее намокла. В стоически залакированных завитках волос Шарлотты вязли теплые дождевые капли.

– Мне нравятся мужчины, которые следят за собой. – Она поморщилась на дождь. – Так ему предъявят обвинение, и что дальше?

Она решительно вдохнула сигаретный дым, втянув щеки. Ее слова прозвучали грубо, но Дэниел все еще видел ее дрожь. Казалось, женщина вот-вот сорвется. Муж в Гонконге, надо же, как он мог оставить ее одну в такой ситуации?

– Себ предстанет перед магистратским судом уже завтра утром. Дело будет передано в Королевский суд, поэтому где-то через две недели состоится слушание по иску защиты и ведению дела – процедурное слушание…

– По иску защиты? Но он же невиновен!

– Единственное, чего потребует обвинение, – это заключения на протяжении всего процесса, возможно в изоляторе. До суда может пройти несколько месяцев. Мы обязательно будем просить, чтобы его выпустили под залог, но в случаях с особо тяжкими преступлениями судья обычно выбирает содержание под стражей.

– В особо тяжких. В особо тяжких случаях. У нас есть деньги, вы же знаете. Мы заплатим, сколько бы это ни стоило.

– Я уже сказал, что найду вам хорошего судебного адвоката, который сделает все возможное, но нам нужно подготовиться к тому, что до суда Себ некоторое время проведет в заключении.

– А когда будет суд?

– Как получится. Думаю, где-то в ноябре…

– А защита?

– Мы свяжемся с теми, кто сможет выступить свидетелем защиты, и привлечем экспертов – психиатров, психологов, чтобы они подготовили нужные заключения…

– Боже, зачем?

– Они осмотрят Себастьяна, оценят его психическое здоровье.

– Не порите чушь, он совершенно здоров.

– Но речь пойдет и о самом преступлении. Они решат, достаточно ли Себастьян взрослый, чтобы понимать, в чем именно его обвиняют…

От сигареты остался жалкий окурок, но Шарлотта все равно умудрилась сделать последнюю затяжку, держа его наманикюренными ногтями, как пинцетом. К стене полицейского участка была прибита общественная пепельница. Шарлотта нагнулась, чтобы загасить окурок. Он был в помаде, а ее пальцы – в желтых пятнах от табака. Дэниелу снова вспомнилась мать. Он закрыл глаза и вздохнул.

В тот же вечер комнату дознания наполнил сладкий успокаивающий запах какао Себастьяна.

Сержант Тернер прокашлялся. Шарлотте с Дэниелом, полномочным взрослым представителям Себастьяна, было вручено письменное уведомление в предъявлении обвинения.

– Себастьян Кролл, я арестую тебя по обвинению в убийстве Бенджамена Тайлера Стокса, совершенном в воскресенье, восьмого августа две тысячи десятого года.

– Хорошо, – ответил Себастьян и задержал дыхание, словно собрался нырнуть.

У Дэниела перехватило горло. Отчасти он восхищался мужеством мальчика, его наглостью, но другая его часть очень хотела понять, что же за этим кроется. Шарлотта легонько раскачивалась из стороны в сторону, обхватив себя за локти. Можно было подумать, что обвинение выдвинули ей, а не сыну.

Тернер запнулся, услышав ответ Себа, но продолжил:

– Ты знаешь, что это плохо – бить другого человека кирпичом и наносить увечья?

– Да, конечно, это плохо, но я этого не делал!

Себастьян повернулся к матери, и Шарлотта положила руку ему на ногу, чтобы успокоить. Он выпятил нижнюю губу и принялся ковырять ногти.

– У тебя есть что возразить на это обвинение? – спросил сержант. – Ты не обязан ничего говорить, если не хочешь, но все, что ты скажешь, будет записано и может быть использовано в суде.

– Я не убивал. Мама, я не убивал!

Он расплакался.

Без пяти девять на следующее утро Дэниел стоял в участке, скрестив руки на груди, и видел, как подъехавший полицейский фургон распахнул перед Себастьяном двери. Мальчика, в наручниках на тонких запястьях, вывели из камеры и посадили в зарешеченный задний отсек фургона. Шарлотта плакала, не снимая солнечных очков. Когда двери закрыли и заперли на замок, она схватила Дэниела за локоть.

– Мамочка, – позвал Себастьян. – Мамочка!

Его крики были похожи на шорох улитки, ползущей по металлической обшивке фургона. У Дэниела перехватило дыхание. Сколько его подзащитных прошли через то же самое – тех, за кого он хотел бороться, кем восхищался, и тех, кого он презирал! В этот момент он всегда был спокоен. Это было начало. Начало его дела, начало защиты.

Наблюдая, как за Себастьяном закрылись двери, Дэниел слышал в отчаянной мольбе мальчика собственный детский крик. Он помнил себя в том же возрасте: он был «проблемным». Был способен на преступление, однако что-то спасло его от такой судьбы. Фургон тронулся, но Дэниел с Шарлоттой по-прежнему слышали плач Себастьяна. Дэниел не знал, виновен мальчик или нет. Он и верил, что Себастьян сказал правду, и с подозрением раздумывал о странном интересе ребенка к крови и о припадках, свойственных, скорее, детям более младшего возраста.

Впрочем, был или не был виновен Себастьян, к делу это не относилось. Дэниел не судил своих подопечных. Они все имели право на защиту, и он одинаково старался как для тех, кого недолюбливал, так и для тех, кем восхищался. С несовершеннолетними всегда было трудно. Даже если они преступили закон, как Тайрел, Дэниел хотел помочь им избежать тюрьмы. Он видел, что там происходит с малолетками: наркомания и повторные судимости. Им нужна была другая помощь, но политики считали ее слишком дорогим удовольствием. Они использовали систему уголовного правосудия, чтобы заработать очки у избирателей.

Дэниел сидел у себя в кабинете, выходившем окнами на Ливерпуль-стрит. Приглушив радио, он писал комментарии к делу Себастьяна.

Письмо лежало в боковом кармане портфеля. Бумага потрепалась от постоянного перечитывания, но Дэниел снова достал конверт. В больницу он пока так и не позвонил. Он отказывался поверить, что Минни умерла, и в сотый раз пробегал строчки глазами в поисках упущенного смысла. Видимо, это был такой жестокий трюк. Сначала многолетние звонки с мольбами о прощении, а теперь ей надоело и она просит о последней встрече.

Дэниел раздумывал, было ли это письмо ее очередной попыткой вернуть его в свою жизнь. Он решил, что она действительно заболела и теперь пытается им манипулировать.

В кабинете было тепло, осторожные лучи солнца пробивались сквозь окна с подъемными рамами, освещая пылинки в воздухе. Он снял трубку.

После всего, что он наговорил Минни, она все равно звонила каждый год, чтобы поздравить его с днем рождения, а иногда и с Рождеством. Он избегал ее звонков, но потом не мог уснуть, мысленно с ней споря. Казалось, годы ничуть не остудили его гнев. Те несколько раз, когда диалог все же случался, Дэниел отвечал односложно и держал дистанцию, не позволяя Минни вовлечь его в разговор, когда она спрашивала, нравится ли ему работа и есть ли у него подружка. Она рассказывала про ферму и животных, словно чтобы напомнить о доме. Он же вспоминал только о том, как она его предала. Иногда она повторяла, что сожалеет о том, что сделала, но он обрывал ее на полуслове. Просто вешал трубку.

Он не звонил ей больше пятнадцати лет.

После той их ссоры, когда он пожелал ей смерти.

Этого казалось мало. Он помнил, что хотел сделать ей еще больнее.

Тем не менее он набрал ее номер по памяти, даже не подумав заглянуть в записную книжку. Послышался гудок, и Дэниел глубоко вздохнул, прокашлялся и облокотился на письменный стол, не сводя глаз с двери кабинета.

Он представил, как она рывком поднимается с кресла в гостиной под настороженным взглядом очередной взятой из приюта дворняги. Он почти почувствовал запах джина и услышал ее вздохи. «Придержи лошадей, иду, иду же», – сказала бы она. Вызов переключился на автоответчик. Задумавшись, Дэниел на секунду приложил трубку к подбородку. Он не смог этого вынести и нажал отбой.

За окном бежал легкоатлет, худой и жилистый. Дэниел смотрел, как тот лавирует между машинами и пешеходами. По стилю и длине шага можно было определить, что спортсмен бежит достаточно быстро, но с такого расстояния казалось, что он еле движется. За стеклом блестели листвой деревья. Дэниел просидел в кабинете с самого раннего утра и ни разу не вышел на улицу, чтобы почувствовать на коже солнечную благодать.

В дверь заглянула Вероника Стил, старший партнер Дэниела:

– Ты занят?

– А что? – вздохнул он.

Вероника уселась на подлокотник кресла напротив:

– Просто хотела узнать, как идут дела.

Дэниел бросил карандаш на испещренный каракулями блокнот и развернулся к ней, заложив руки за голову и откинувшись в кресле.

– Все в порядке, – сказал он.

– Будешь продолжать?

– Да. – Он провел ладонью по волосам. – Не лучшее дело для карьеры, это точно. Будет много грязи. С одной стороны, я чувствую, что это мне не по зубам, но с другой – хочу попробовать его… спасти.

– Он настаивает на своей невиновности?

– Да, твердо стоит на своем. Мать подтверждает его показания.

– Ты в четверг ходил в Хайбери-Корнер? [7]7
  Адрес магистратского суда, часть района Ислингтон в Лондоне.


[Закрыть]

– Да, в залоге отказали, как я и думал, так что мальчика отправят в следственный изолятор, в Парклендз-хаус.

– Боже, какой ужас! – воскликнула Вероника. – Он будет там самым маленьким.

Дэниел кивнул, потирая рукой подбородок.

– Кто твой королевский адвокат? [8]8
  В Великобритании уголовные преступления относятся к юрисдикции судов высшей инстанции, Королевских судов, выступать в которых имеют право барристеры – судебные адвокаты. Дэниел Хантер – солиситор и может выступать только в магистратских судах, а также готовить дело для барристера.


[Закрыть]– спросила она. – Ирен ведь получила мантию?

– Да, ее включили в список в марте.

– Вот-вот, помню, что посылала ей поздравления.

– Я так удивился, что она согласилась, но она даже пришла в магистратский суд. Я очень рад. У нас есть шанс.

Зазвонил телефон, и Дэниел снял трубку, прикрыв ее рукой и извинившись перед Вероникой.

– Стеф, я же просил ни с кем меня не соединять.

– Знаю, Денни, прости. Но это личный звонок. Сказали, что это срочно. Я решила уточнить, может, ты захочешь ответить?

– Кто это?

– Юрист с севера. Говорит, что по семейному делу.

– Соедини, – вздохнул Дэниел, пожимая плечами.

Вероника улыбнулась и вышла из кабинета.

Дэниел снова прокашлялся. Все мышцы в теле вдруг напряглись, как пружины. У него было такое чувство, что он вот-вот рванет с места.

– Алло, это Дэниел Хантер? – спросил незнакомый голос в трубке.

– Да. Чем могу помочь?

– Меня зовут Джон Каннингем, я поверенный миссис Флинн. Дэниел, мне очень жаль, у меня для вас плохие новости. Ваша мать скончалась. Не знаю, сообщили ли вам уже… но она оставила мне инструкции…

– Она мне не мать.

Дэниел не смог сдержать злость в голосе.

На другом конце провода повисло молчание. Дэниел слышал только стук собственного сердца.

– Как я понимаю, Минни… усыновила вас в восемьдесят восьмом, – сказал поверенный.

– Послушайте, давайте к делу. У меня встреча.

– Простите, что отрываю. Может, мне перезвонить позже? Это касается похорон и завещания.

– Мне ничего от нее не нужно, – отрезал Дэниел.

– Она оставила вам все свое имение.

– Свое имение.

Дэниел встал. Он собирался рассмеяться, но смог только открыть рот.

– Если захотите приехать, то похороны во вторник, семнадцатого.

– У меня нет такой возможности, – еле выдохнул Дэниел.

– Понимаю, но наследство…

– Я уже сказал, что ничего не хочу.

– Хорошо, спешки никакой нет, – не стал спорить поверенный. – Думаю, продажа дома займет какое-то время. Я свяжусь с вами, когда…

– Послушайте, мне нужно идти, – перебил его Дэниел.

– Да, конечно. Мне перезвонить в среду, после похорон? Я оставил свои контакты вашей коллеге, на случай если вы захотите приехать.

– Замечательно. До свидания.

Дэниел повесил трубку и потер глаза.

Чтобы добраться до Парклендз-хауса, нужно было сойти на станции «Уайтчепел» и сесть на пригородный поезд. Когда Дэниел вышел в Энерли, улица пахла выхлопными газами и недавним дождем. Воздух был влажным, и низко нависшее небо словно давило к земле. Дэниел почувствовал, как у него надо лбом и между лопатками выступает пот.

Было утро пятницы. После первого слушания в магистратском суде в Хайбери-Корнер прошел всего один день, и Дэниел приехал на встречу с Себастьяном и его родителями. Отец мальчика вернулся-таки из Гонконга, и Дэниелу предстояло с ним познакомиться.

Необходимость снова увидеться с Себастьяном и его семьей странно тревожила Дэниела. Он не выспался. Утренняя пробежка получилась медленной, потому что он устал, едва выйдя из дома. Две ночи подряд он просыпался оттого, что ему снился Брамптон, дом Минни с грязными полами и курятником во дворе.

Через несколько дней ее похоронят, но он все еще не осознал своей потери.

Когда Дэниел прибыл в следственный изолятор, Кроллы были уже на месте. Дэниел заранее попросил встретиться с ними до того, как он будет говорить с Себастьяном. Они сидели за столом в ярко освещенной комнате с маленькими, высоко расположенными окнами.

– Дэниел, рад знакомству, – сказал отец Себастьяна и шагнул через комнату, чтобы пожать ему руку.

Он был примерно на дюйм [9]9
  1 дюйм равен 2,54 см.


[Закрыть]выше Дэниела, и тот, отвечая на рукопожатие старшего по возрасту, выпрямил спину и расправил плечи. Протянутая рука была сухой и теплой, но от ее силы у Дэниела слегка перехватило дыхание.

Кеннет Кинг Кролл поражал своей мощью. Настоящий тяжеловес: в глаза бросались его живот, двойной подбородок, красно-коричневая кожа и густые темные волосы. Он стоял, держась за бедра, и слегка покачивал тазом, будто подчеркивая собственное мужское превосходство. Паутина капилляров на щеках свидетельствовала о дружбе с лучшими сортами вин и виски. Его надменности и богатству позавидовал бы сам громовержец. Он всасывал в себя всю энергию в комнате, словно водоворот. Шарлотта сидела рядом, и ее взгляд следовал за каждым жестом супруга, стоило тому открыть рот или шевельнуть кистью.

Дэниел снял колпачок с перьевой ручки и передал через стол свою визитную карточку. Кеннет изучил ее, слегка приподняв уголки полных губ.

Шарлотта принесла из автомата водянистый кофе. Она была по-прежнему безупречна; всякий раз, как Дэниел ее видел, ее длинные ногти были выкрашены в новый цвет. Слегка дрожащими руками она поставила стаканчики на стол и сказала:

– Мне невыносимо думать, что он сидит здесь. Это гнусное место. Вы слышали, что на прошлой неделе один из ребят покончил с собой? Повесился. Даже подумать страшно. Дэниел, вы об этом знали?

Он кивнул. Его собственный подзащитный, Тайрел, пытался покончить с собой вскоре после приговора. Мальчика только что перевели во взрослую тюрьму, и Дэниел тревожился, что он повторит попытку. Даже тюрьмы для несовершеннолетних не обеспечивали того внимания, в котором, по мнению Дэниела, подростки особенно нуждались.

Шарлотта приложила дрожащие пальцы к губам, обдумывая услышанное.

– Ничего, выживет, – возразил Кеннет. – Дэниел, продолжайте, как обстоят наши дела?

– Я просто не хочу, чтобы Себ оставался здесь, – прошептала Шарлотта, пока Дэниел пролистывал свои записи.

Кеннет шикнул на нее.

В присутствии Кроллов мышцы Дэниела сжимались от напряжения. Он чувствовал, что под цветным лаком для ногтей, шелком и тонкой итальянской шерстью с этой семьей что-то не так.

– Я просто думал пройтись по некоторым пунктам, до того как мы встретимся с Себастьяном, – начал Дэниел. – Я хотел сказать… скорее, предупредить вас о возможном повышенном внимании прессы. Нам нужно сохранять осторожность, выработать стратегию и строго ее придерживаться, чтобы свести вмешательство к минимуму… Конечно, мы подадим заявление, чтобы гарантировать, что личность Себа не будет раскрыта… Мы до сих пор ждем копию обвинительного заключения от Королевской прокуратуры и, как только ее получим, – может, уже завтра – сможем передать информацию судебному адвокату. Барристером будет королевский адвокат Ирен Кларк, тогда вы с ней и познакомитесь… Она приходила на слушание в магистратский суд, но вряд ли вы ее видели.

– Сынок, сколько тебе лет? – вдруг спросил Кеннет Кролл.

Зажав визитку Дэниела между большим и указательным пальцем, он постукивал ею по столу.

– Какое это имеет значение?

– Прости, но на вид ты словно только что из университета.

– Я партнер в своей фирме. Занимаюсь уголовным правом почти пятнадцать лет.

Кролл моргнул в знак понимания, но постукивать карточкой не перестал.

– Мы надеемся получить бумаги из Королевской прокуратуры в течение нескольких дней, – сказал Дэниел. – На данный момент известно, что дело основано на данных, выявленных в результате экспертизы одежды Себастьяна, а также на показаниях свидетеля, который видел, как мальчики дрались как до, так и после того времени, когда, по словам Шарлотты, Себ уже был дома… Мы знаем, что в качестве свидетелей привлекут соседей и учителей, но они не так важны. Ну и еще тот факт, что тело нашли на игровой площадке, куда Себастьян, по собственному признанию, ходил с Беном в день убийства…

– Ему одиннадцать, – прогудел Кролл, – куда еще он мог пойти, если не на чертову детскую площадку? Это смешно.

– Я считаю, что мы сможем выстроить очень крепкую аргументацию. Почти все улики – косвенные. Данные экспертизы их подкрепляют, но у Себастьяна есть обоснованная причина того, что его одежда испачкана в крови жертвы. После разговора с патологоанатомом и судмедэкспертами картина дополнится, но сейчас все выглядит просто: ребята подрались, у жертвы открылось носовое кровотечение, вследствие чего кровь забрызгала одежду Себастьяна. У вашего сына есть алиби – вы, Шарлотта, – с трех пополудни, а то, что мальчиков видели позже, не внушает доверия. У полиции нет никаких видеозаписей, подкрепляющих обвинение. Это было жестокое убийство, но Себастьян не вернулся домой в крови с головы до ног. Он этого не делал.

– Поймите, это просто ошибка, – сказала Шарлотта срывающимся голосом. – Даже с экспертизой полиция часто ошибается.

– А тебе почем знать? – прошипел Кролл. – Уедешь на две недели, так ты тут же подведешь его под арест. По-моему, тебе в это лучше не лезть, согласна?

Шарлотта резко выдохнула, и ее хрупкие плечи подпрыгнули чуть ли не до ушей. Даже под бронзовым тональным кремом было видно, как она покраснела от выпада Кролла. Адвокат поймал ее взгляд.

– Дэниел. – Голос Кролла прозвучал так громко, что Дэниел почти почувствовал, как у него под ладонью завибрировал стол. – Гм… Ты очень много сделал, и мы благодарны, что ты за это взялся. Спасибо за помощь в полицейском участке и все остальное, но у меня есть свои юристы. Думаю, защиту нужно передать другой команде. Глупо зависеть от воли случая. Не хочу показаться грубым, но интуиция мне подсказывает поставить на этом точку в нашем сотрудничестве. Я считаю, что у тебя недостаточно опыта, а он нам нужен… Понимаешь?

Пораженный, Дэниел открыл рот, чтобы объясниться. Сказать, например, что «Харви, Хантер и Стил» – одна из ведущих юридических фирм в Лондоне. Но передумал и встал со стула.

– Это ваше решение, – спокойно ответил он, пытаясь выдавить улыбку. – Все полностью в ваших руках. У вас есть право доверить защиту команде, которая вам больше подходит. Удачи, и вы знаете, где меня найти, если будет необходимость.

Выйдя на улицу, Дэниел снял пиджак и закатал рукава, щурясь на солнце. Уже много лет его не отстраняли от дела, и он силился вспомнить, случалось ли подобное так стремительно. Его задело, что Кеннет Кролл его уволил, но он не мог понять, больно ему от уязвленной гордости или от упущенной возможности защищать мальчика. Дэниел стоял на улице и смотрел на Парклендз-хаус. Жестокое название для тюрьмы. [10]10
  «Дом в парке» (англ.).


[Закрыть]

По пути на станцию он убеждал себя в том, что дело выдалось бы очень непростым, особенно из-за неминуемого внимания СМИ, но на душе росла тревога. Нелегко было вот так все бросить. По-прежнему был безветренный и теплый день, но Дэниелу казалось, что он идет против ветра. Внутри словно перекатывался тяжелый шар, сбивая его с курса. Он уже давно не ощущал ничего подобного, но чувство было ему знакомо: чувство обреченности и потери.