Текст книги "Память и желание. Книга 2"

Автор книги: Лайза Аппиньянези

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Он добродушно улыбнулся, а Катрин сердито нахмурилась.

– Кэт, он ничего плохого не делал. Секс – не нравственная категория, хоть люди и обожают морализировать по этому поводу. На самом деле секс – способ забыть о смерти.

Он сделал паузу, чтобы Катрин вдумалась в смысл этих слов.

– Иди сюда, Кэт, сядь рядом. Ты совсем выбилась из сил.

Она села рядом с ним, и он обнял ее за плечи, стал гладить по голове. Катрин хотела возразить ему, сказать, что для нее секс – синоним смерти, уничтожения собственного «я». И ей невыносима мысль о том, что Томас, которого она знала и любила, растоптан и вымазан грязью. Но произнести эти слова вслух было нелегко.

Жакоб пытался ее развеселить:

– Помнишь, как однажды пошутил Вуди Аллен: «Секс грязный, говорите вы? О да, но лишь в том случае, если знать в нем толк». – Он усмехнулся. – Или, помнишь, у Йетса: «Любовь чертог воздвигла на куче нечистот». Бывает, что мы пытаемся из «кучи нечистот» сотворить храм. Но от этого ничего не меняется. Я очень беспокоюсь о тебе, Кэт, – ласково сказал он. – Мне больно видеть, как ты изводишь себя. Для тебя существует или хорошее, или плохое – без компромиссов. Боюсь, что это связано с Сильви.

Катрин замерла. Жакоб давно уже не говорил с ней о покойной матери.

– Почему ты об этом заговорил? – спросила она чуть севшим голосом.

– Ты считаешь, что Сильви была «плохой». Она и в самом деле была плохой матерью, плохо относилась к тебе. Она была холодная, жестокая, непримиримая. И сексуальная. – Он сделал паузу, а потом заговорил быстро и порывисто, словно хотел сгладить впечатление от своих слов. – А принцесса Мэт была для тебя «хорошей матерью». Из Томаса же ты пытаешься сделать «хорошего отца», то есть идеального мужчину. Насколько я знал этого человека, ему не понравилась бы такая канонизация. Настоящий берлинец, все на свете воспринимающий через призму иронии, ни за что на свете не отказался бы от малой толики греха. – Жакоб рассмеялся. – Ты вспомни, как кончается стихотворение Йетса: «Но будет жив и счастлив тот, кто грешен и убог».

Он задумался о чем-то, грустно засмеялся.

– Однако хватит с тебя моей болтовни. Иначе ты будешь вправе потребовать с меня платы за сеанс психоанализа.

Катрин тоже попыталась улыбнуться:

– Да, и плата моя будет высокой.

– Ужин на троих тебя устроит?

Она кивнула и поцеловала его:

– Спасибо, папочка.

– Ça ira, petite, – ответил Жакоб по-французски, как в далеком детстве. – А с завещанием Томаса все уладится. Ты права, эта самая экономка не явилась бы к тебе, если бы ее дела в суде шли хорошо.

Катрин знала, что Жакоб во многом прав. Ей было о чем подумать. Все-таки хорошо, что она решила с ним поговорить.

Но неприятный осадок от встречи с Сусанной оставался. Катрин нервно ждала дальнейшего развития событий, новых выходок Сусанны.

В эти мучительно долгие месяцы Катрин сделала для себя открытие. Она вдруг поняла, что Сусанна Холмс являет собой совершенно определенный и весьма распространенный человеческий тип. Улицы кишат такими людьми. Движет этой породой двуногих всепоглощающая жажда наживы. Смрадный дух алчности сочится из мостовой и вентиляционных люков подземки, им отравлен весь город.

В той части Нью-Йорка, где жила и работала Катрин, алчность не бросается в глаза, кутается в наряд благопристойности. Хорошие манеры, безукоризненное воспитание помогают маскировать и корыстолюбие, и зависть, и похоть. Эта неразлучная троица поистине ненасытна. Даже свежим весенним утром по дороге на работу Катрин чувствовала в воздухе ее дыхание.

Разумеется, в ее кругу не увидишь голодных глаз и ртов, сусанны здесь не водятся. В Ист-Сайде свои правила. Почтенные музеи и респектабельные галереи способствуют дезинфекции атмосферы. Ту же роль играют модные магазины, антикварные лавки и уставленные книгами витрины. Европейский лоск покрывает благородной паутиной грубый лик американской мечты.

Однако суть от этого не меняется. Катрин видела, какими жадными глазами смотрят женщины на дорогие наряды, на горы свежевыпеченных булочек (наброситься на них не позволяет диета). А сколько раз она ловила похотливые взгляды, которыми солидные джентльмены провожали проходящих мимо красоток, сравнивая их со своими женами и любовницами. Но похоть не мешала им говорить и думать только о котировке акций и ценных бумаг.

Алчность большого города не обращает внимания на погоду. Небо синеет весенней лазурью, но сусаннам до него дела нет. Их зловонное дыхание отравляет деревья, иссушает первые клейкие листочки.

Даже у себя в галерее Катрин ощущала эти миазмы.

Допустим, приходил к ней клиент с самыми лучшими рекомендациями. Какой-нибудь толстый коротышка с редеющими волосами и огромным перстнем, где сиял бриллиант карата на четыре. Денег у такого куры не клюют. Сопровождает его непременно роскошная блондинка, вся усыпанная драгоценностями – еще одна распространенная разновидность Сусанны Холмс.

Эта парочка сидит и тупым взглядом смотрит на холсты, которые раскладывают перед ними ассистенты Катрин. А сама Катрин смотрит на потенциальных покупателей и никак не может понять, какая связь между произведениями искусства и этими самодовольными рожами, этими бесконечными разговорами о вложении капитала и конъюнктуре рынка произведений искусства. Никакой связи нет, думала Катрин. Лишь неистребимая логика алчности. Им хочется захапать побольше собственности, вот и все.

И дело даже не в деньгах, она хорошо это понимала. Иногда по лицу очередного клиента пробегало неуловимое выражение, которое со временем она научилась распознавать. Это была жажда престижа, социального статуса, который давало обладание модными полотнами. Эти люди пытались за деньги купить то, что не продается – некую сумму духовности и культуры, заключенных в нескольких квадратных футах холста.

Возможно, Сусанна Холмс тоже хотела именно этого – потому-то и решила судиться из-за коллекции.

Более того, не исключено, что и сама она, Катрин, стремится к тому же. Ей нужно искусство, чтобы забыть о мерзости, которое несут с собой алчность, похоть и зависть.

Вот почему продажа картин обычно не приносила ей удовлетворения. Она как бы нехотя заключала сделку, потом шла домой. Ей хотелось как можно больше времени проводить с Натали и ее подружками, с ними Катрин чувствовала себя свободной и беззаботной. В этом мире не было места алчности.

В конце концов процесс закончился. Катрин, ни жива, ни мертва, выслушала вердикт суда и поняла, что дело выиграно. Завещание Томаса осталось в силе. Катрин медленно поднялась.

– Сука! – прошипела Сусанна Холмс, преграждая ей дорогу. – Богатая подлая сука.

– Богатая подлая сука выиграла процесс у жадной и мерзкой шлюхи, – огрызнулась Катрин, с огромным удовольствием произнося эти грубые словечки.

Она кинула на Сусанну презрительный взгляд. У той от неожиданности отвисла челюсть, и это тоже доставило Катрин удовольствие.

– Вы слышали приговор суда, мисс Холмс. Всего вам наилучшего.

Катрин развернулась и ушла.

Домой она отправилась пешком. Нью-йоркские улицы странным образом вдруг избавились от зловещего смрада – опять стали обычными городскими улицами, обшарпанными, грязными, но в то же время загадочными и волшебными. На душе у Катрин было легко.

Она обняла Натали и объявила:

– На выходные едем в Бостон, начнем переоборудовать дом Томаса. Там очень много работы.

– Как здорово, мамочка!

Жакоб отправился вместе с ними. Осиротевший дом выглядел жутковато, мебель была окутана в белые саваны чехлов. Катрин зябко поежилась, остро ощутив отсутствие Томаса. Потом решительно начала сдергивать балахоны.

– Помогайте мне, – приказала она отцу и дочери.

Затем они отправились в спальню Томаса. На стене напротив кровати висел рисунок Георга Гроша: толстая проститутка с жадным ртом, растопырившая ноги над кварталами безымянного города.

– Отличный будет подарок для Сусанны, – задумчиво произнесла Катрин. – Пусть у нее тоже останется память о Томасе.

Она взглянула на Жакоба, давая понять, что эти слова предназначены ему. Однако все же спросила у Натали:

– Как, по-твоему, детка?

Натали взглянула на мать с любопытством и с важным видом кивнула.

– Молодец, Кэт, – одобрительно улыбнулся Жакоб. – Так и надо.

23

Волна огненно-рыжих волос, стук каблучков по асфальту, легкая, порывистая походка. Роза!

Алексей бросился к ней со всех ног, схватил за плечо и тут же растерянно пробормотал:

– Ой, извините.

– Ничего, – улыбнулась незнакомая девушка.

Он побрел дальше, смущенный и разочарованный.

Целый год прошел с тех пор, как он видел Розу в последний раз, однако она по-прежнему мерещилась ему повсюду. За последнюю неделю наваждение почему-то еще более усилилось. Очевидно, дело было в том, что Алексей закончил монтаж фильма. Как бы он хотел, чтобы Роза посмотрела на эту картину. Но безумием было бы надеяться, что он может случайно столкнуться с ней здесь, на улицах Рима.

Алексей сел за столик уличного кафе на Пьяцца ди Спанья и стал рассеянно смотреть на прохожих.

Он видел лишь детали, напоминающие ему о Розе: такие же яркие губы, такой же жест, такую же походку. Но самой Розы не было.

Странно, но ему казалось, что сейчас он знает Розу гораздо лучше, чем когда они бывали вместе. Ее темперамент, наэлектризованность не давали сосредоточиться, сбивали с толку.

Алексей вспомнил фразу, которую недавно прочел где-то: «Человека лучше всего узнаешь, когда его уже нет рядом».

Что ж, стало быть, у него идеальная возможность узнать Розу как можно лучше. Он до сих пор не опомнился от отчаяния, которое испытал, когда она исчезла во второй раз. Чувство утраты было столь сильным, что его невозможно было бы выразить словами. Алексей чувствовал себя брошенным младенцем, который еще не умеет жить самостоятельно.

Особенно тяжелым этот удар показался ему по контрасту с безоблачным счастьем предшествующих недель.

Отказавшись стать его женой, Роза стала нежнее и мягче, а если затевала спор, то без ожесточения, как бы в шутку. Казалось, война полов между ними закончена.

В мае 1974 года, когда стали известны результаты референдума, наконец узаконившего развод, они отметили это событие, распив бутылку шампанского.

– Сам не знаю, чему я радуюсь, – сказал Алексей. – Ведь я хочу не разводиться, а жениться.

– Ты отлично понимаешь важность этого события, – строгим тоном учительницы сказала она. – Нанесен мощный удар по всесилию церкви. Все мы стали чуть-чуть свободнее. Хотя, конечно, до полной свободы еще очень далеко. – Тут она расхохоталась – звонко и весело, в несвойственной для нее манере. – Но ты прав, гораздо лучше стремиться к браку, а не к разводу.

Той ночью, словно решив довериться ему, Роза не ушла спать в другую комнату, а осталась с ним. Утром она даже принесла ему кофе в кровать.

– Видишь, какая образцовая жена могла бы из тебя получиться, – пошутил он.

– Эта шутка в дурном вкусе, – серьезно ответила она.

Вид у нее был такой несчастный, что Алексей притянул ее к себе и стал осыпать поцелуями.

С этого момента он избрал новую тактику: стал рассказывать ей о совместном будущем, покупал ей подарки, стал водить по магазинам.

– Хочу, чтобы твоя чудесная фигурка получила достойное обрамление, – говорил он.

– Разве тебе мало того, что ты видишь мою «фигурку» в постели?

– Мало. Я хочу, чтобы тебя увидели мои друзья, хочу ходить с тобой в рестораны, на танцы. Хочу, чтобы ты познакомилась с Джанджакомо.

– Ты сам знаешь, что это невозможно, – отрезала она.

– Но почему? Думаешь, меня беспокоит, что в тебе распознают активистку антикапиталистического движения? Ведь ты у нас активистка, да? Именно этим ты занимаешься, когда сбегаешься от меня?

Она отвернулась, но Алексей не унимался:

– Делай, что хочешь – мне все равно. А если уж мне все равно, то моим знакомым и подавно. Я скажу им: «Познакомьтесь с моей женой. Она ходит по фабрикам и заводам, заставляет рабочих задуматься об условиях их существования. У нее это прекрасно получается».

Алексей засмеялся, очень довольный собой.

– Ты ничего не понимаешь, – прошептала она, глядя в сторону.

Он обнял ее, растрепал ей волосы, вдохнул аромат ее тела.

– Я знаю лишь, что люблю тебя.

Тогда она повернулась к нему, и он увидел, что лицо ее искажено – того и гляди расплачется. Но в следующий миг глаза Розы зажглись всегдашним озорным огнем, и она сказала:

– Ладно, веди меня по магазинам. Давай поддержим систему капиталистической торговли, а заодно удовлетворим твои потребительские запросы. Но помни: я не твоя собственность.

Они отправились в поход по магазинам. Роза в платье голубого шелка; в изумрудно-зеленом костюме; в обтягивающем черном наряде… Потом были танцы, а вечером они отправились на загородную виллу и занимались любовью на берегу озера под неумолчный стрекот цикад. Магия их любви была такой сильной, что Алексей поверил: это никогда не кончится.

Но наступила ночь, когда Роза вдруг отказалась отвечать на его ласки.

– В чем дело? – изумился он.

– Настроения нет.

– Нет настроения?

Он провел пальцами по ее коже и убедился, что тело Розы реагирует на его прикосновения, как обычно.

– Что ты хочешь этим сказать? – недоуменно спросил он.

Она ушла в свою комнату и захлопнула дверь, но Алексей ворвался и туда.

– Ты собираешься уходить. В этом дело, да? – угрюмо спросил он.

Она только пожала плечами.

– Но почему? Почему? – не выдержал он. – Если тебе нужна работа, я подыщу ее. Если тебе нужны деньги – пожалуйста.

– Я должна, – тихо ответила она, глядя в стену.

– Кому ты должна? Зачем? Куда ты собралась? – он перешел на крик.

– Ты обещал не задавать мне таких вопросов.

Она обернулась и взглянула на него. Ее глаза ровным счетом ничего не выражали.

Охваченный отчаянием, Алексей спросил:

– Когда ты вернешься?

– Через неделю, через месяц, через два. Я не знаю.

– Но ты вернешься? Я должен это знать.

От боли у него перехватило дыхание.

Роза ничего не ответила, лишь слегка, по-дружески, поцеловала в губы.

Первые две недели Алексей кое-как держался. Роза оставила в квартире всю одежду и все подарки, которые он ей купил. Это утешало его, давало надежду на то, что она вернется. Кроме того, у него было очень много работы. Он должен был ездить то в Рим, то в Бари, выбирая и подготавливая площадки для съемок фильма. Депрессия обрушилась на него с полной силой лишь на третью неделю. Внезапно Алексей понял, что Роза может вообще не вернуться. Переполнявшая его энергия разом иссякла, он утратил интерес ко всему на свете, не мог ни на чем сконцентрировать внимание.

Все его мысли были только о ней. Алексей хотел было нанять частного детектива, чтобы разыскать Розу, но передумал – этого она бы ему не простила. Тогда Алексей стал думать о ней, пытаться понять, чем вызваны ее поступки. Тут выяснилось, что он о ней почти ничего не знает. Роза выросла в самой обычной семье. Отец в годы войны был участником коммунистического сопротивления. Мать – домохозяйка, был еще младший брат. Все это не давало объяснения ни идеологизированности, ни страстному идеализму Розы. О своих друзьях она почти ничего не рассказывала, о бывших любовниках тоже, хотя Алексей догадывался, что их у Розы было предостаточно. Собственно, он и не хотел ничего об этом знать. Они оба были настолько увлечены друг другом, что на прошлое просто не оставалось времени.

Но сейчас, оставшись один, Алексей захотел во всем разобраться. Он думал о Розе днем и ночью, вспоминал их разговоры, минуты близости; его отчаяние все усиливалось.

А потом, одной холодной декабрьской ночью, Алексей вернулся домой и увидел, что в гостиной горит свет. Из-за высокой спинки кресла виднелась огненно-рыжая макушка.

– Роза, – хрипло произнес он. – Роза!

Она вскочила на ноги с кошачьей грацией. Алексей смотрел на нее во все глаза, и ему казалось, что от нее исходит сияние. В действительности она была еще прекрасней, чем в воспоминаниях. Глаза ее излучали свет, волосы рассыпались по плечам медной волной. Вид у нее был такой взволнованный, хищный, словно она только что занималась любовью.

Она бросилась ему на шею, осыпала страстными поцелуями.

– Я вернулась, – сообщила Роза, и Алексей сразу забыл обо всем на свете.

Она стала срывать с него одежду, они рухнули на пол и долго, бесконечного долго любили друг друга.

– Знаешь, я по тебе скучала, – сказала она позднее и засмеялась.

– И что же, никого другого не было? – недоверчиво спросил он, приводя в порядок ее растерзанную одежду.

Она с улыбкой покачала головой.

– Где ты была?

– Не задавай вопросов, и мне не придется врать, – шутливо ответила Роза.

Алексей поморщился и встал.

– Хочешь выпить? – спросил он, пытаясь подавить всколыхнувшийся в душе гнев.

Ее скрытность глубоко оскорбила его. Оказывается, все перенесенные им страдания для нее ровным счетом ничего не значат! Алексей налил ей вина в бокал. Тут он заметил, что рядом с креслом, в котором она сидела, лежит целая стопка газет.

– Изучаешь последние новости?

– Да, мы живем в потрясающе интересное время. – Она села ему на колени, погладила по волосам. – Знаешь, за эти месяцы ты стал еще красивей. Мое отсутствие пошло тебе на пользу.

– То же самое могу сказать и о тебе. Где ты была, Роза?

Ему нужно, просто необходимо было это выяснить.

– Какая тебе разница? Главное, что я здесь.

Ее лицо озарилось радостью, она прижалась к нему еще теснее.

Но Алексей упрямо отодвинулся. Он поднял одну из газет и стал разглядывать фотографии. Вот профсоюзный деятель, лежащий на тротуаре. Расстрелян членами «красных бригад». А вот последствия взрыва бомбы, которые бросили в Брешии фашисты. Громкий заголовок сообщал о том, что советник муниципалитета, похищенный «красными бригадами», отпущен на свободу. Алексей отшвырнул газету.

– И ты называешь наши времена интересными? По-моему, они просто отвратительны. Правый терроризм, левый терроризм, искалеченные судьбы, загубленные жизни.

– Я рада, что вернулась, – тихо сказала она, явно желая увести разговор в сторону.

Но Алексей не сдавался. На самом деле он был зол на нее, но не смел упрекать ее в открытую, поэтому был вынужден ругать террористов:

– В особенности я не понимаю леваков! Чего они хотят? Дело кончится тем, что они окончательно угробят всякую надежду на построение демократического социализма в этой стране. Они превратят Италию в полицейское государство. И так уже обыватели в один голос требуют защиты от анархии и кровопролития.

Он говорил это таким тоном, словно Роза несла персональную ответственность за ситуацию в стране.

Тут уж Роза не выдержала.

– Ха-ха! Кажется, ты называл себя сыном Маркса и кока-колы. Смотрю, осталась одна кока-кола. Да здравствует международный капитал и массовая культура. Вот ты и превратился в настоящего Джисмонди. – Она презрительно скривилась. – Разве бывает революция без крови? Разве можно свергнуть прогнивший общественный строй без революции?

Они не раз спорили на эту тему и прежде. Но сегодня Алексею показалось, что в тоне Розы звучат особенно враждебные, непримиримые нотки. Если бы он стал сейчас снимать о ней фильм, то изобразил бы Розу в виде богини Дианы, сжигаемой холодным огнем высоких принципов.

Поэтому ответил он ей тихо и спокойно:

– Скажи, разве революция когда-нибудь приносила благо народу? Я имею в виду тот самый простой народ, о котором ты так печешься.

Внезапно его осенило. Он еще раз взглянул на газетные заголовки и воскликнул:

– Так вот где ты была! Я знаю, ты в «красных бригадах»! Какой же я идиот! Немедленно рассказывай!

Он схватил ее за руку.

Роза побледнела и выдернула руку.

– Какая чушь!

Она бросилась в одну из комнат и заперлась на ключ.

Алексей принялся расхаживать по комнате, ругая себя последними словами. Слепец! Как он раньше этого не понял! Вот почему она так неожиданно исчезала и появлялась, вот почему отказывалась о себе рассказывать. Алексей вспомнил, как однажды случайно увидел ее на улице. Роза шла неторопливо, рассеянно разглядывая витрины магазинов, вроде бы никуда не спешила, но была очень недовольна, когда Алексей к ней подошел. Все время смотрела куда-то через плечо. Должно быть, за кем-то следила. Конечно, вот какими делами она занимается! И еще Алексей вспомнил, что она ни за что не соглашалась познакомить его со своими друзьями. Он думал, что она просто хочет все время быть только с ним. С его знакомыми Роза тоже встречаться не хотела – очевидно, считала их своими потенциальными врагами. Но это еще не все – оказывается, она соблюдала конспирацию.

У Алексея возникло ощущение, что все это происходит не на самом деле. Все мысли, все переживания последних месяцев выглядели теперь совершенно иначе.

Он залпом выпил виски, ощутил жжение в горле. Вот это реальность, а все остальное чушь и фантазии. Он сам выдумал себе сказку про Розу, сказку, не имевшую ничего общего с истиной. А ведь он всегда считал себя таким наблюдательным!

Кто он для нее, зачем он ей нужен? Для прикрытия – это ясно. Запасная квартира, где можно спрятаться и отдохнуть, где ее не станут разыскивать. К тому же заодно можно и потрахаться.

Алексей решительно подошел к запертой двери и забарабанил в нее кулаками.

– Не откроешь – выломаю! – заорал он не своим голосом.

Роза открыла.

– Значит, это правда? Ты действительно из них? А я для тебя – всего лишь прикрытие? Удобная крыша?

Роза отвернулась от него, села в кресло у окна.

– Можешь думать, как хочешь, – холодно сказала она.

Алексей смотрел на ее бледное лицо, на рыжие пряди волос и чувствовал, что гнев в нем затухает.

– Кто принуждает тебя к этому, Роза? Кто? Я вышибу из него душу! Так больше продолжаться не может. Ты рискуешь жизнью.

Он сам понимал, что несет какой-то бред.

Она смотрела на него ледяными зелеными глазами.

– Ты считаешь, что это обязательно должен быть «кто-то»? А может быть, «что-то»? С чего ты взял, что это непременно должен быть мужчина? Я вполне в состоянии принимать решения сама. Мне достаточно как следует оглядеться по сторонам. Конечно, не в этой уютненькой квартирке. Я имею в виду, там, снаружи. Там, где ты никогда не бываешь.

Алексею вдруг стало ее жаль. Он понял лишь, что в главном не ошибся.

– Ты знаешь, Роза, что я умею видеть не хуже тебя. Просто я делаю другие выводы, – прошептал он.

Ее невольное признание воздвигло между ними непреодолимую стену. Оба молчали, не зная, как быть дальше.

Инициативу взяла на себя Роза.

– Ну и что теперь? Сдашь меня в полицию? – усмехнулась она.

– Не говори глупостей. Ты ведь меня знаешь! – оскорбился Алексей.

Она серьезно посмотрела на него.

– Я уйду завтра утром. – Грустно вздохнула и деловито добавила: – А сейчас мне нужно выспаться.

Он кивнул, как-то разом вдруг обессилев.

Роза сдернула с кровати покрывало, оглянулась на Алексея.

Он медленно встал.

– Послушай, я вовсе не использовала тебя. Я тебя любила – по-своему. Но как я уже говорила, в жизни есть вещи поважнее любви. Любовь и революция – это понятия из разных миров.

Она никогда раньше не говорила, что любит его.

– Ах, Роза… – Он обнял ее. – Все это безумие. Пошли их к черту, оставайся со мной.

Ее взгляд не дрогнул.

– Не могу. – Она коснулась его губами и отстранилась. – Мой выбор сделан.

– Можно делать то же самое, но без этих террористических сумасбродств.

– Мы не сумасброды. Половина того, что о нас пишет пресса, – вранье. Мы не наносим ударов по случайным людям.

Алексей почувствовал, что хочет ее, несмотря ни на что. Какая непоколебимая убежденность звучала в ее голосе!

– А если очередной жертвой стану я? Или Джанджакомо? – спросил он.

– Кто знает, может быть, я даже смогу вас защитить.

Она засмеялась. Вид у нее при этом был такой, словно ответ на подобный вопрос был заранее ею обдуман.

– Спокойной ночи, Алексей.

Он не тронулся с места. Не хотел оставаться наедине со своими мыслями.

– Ты все еще здесь? Уж не намерен ли ты улечься в постель с террористкой? – лукаво спросила она.

– Я готов даже разделить с ней свою жизнь, – выдохнул он и раскрыл объятия.

Она ушла рано утром, хоть он упрашивал ее остаться, клялся, что не скажет никому ни слова.

Два дня спустя, вернувшись домой с работы, Алексей обнаружил в квартире разгром: входная дверь выломана, все перевернуто вверх дном. Потрясенный этим зрелищем, он вызвал полицию. Потом, немного успокоившись, прошел по комнатам и с удивлением обнаружил, что все ценности на месте. Но шкафы, выдвижные ящики, полки были явно кем-то обысканы, матрасы выпотрошены. Эта история встревожила его не на шутку, на следующий день он сообщил об этом дяде.

Тот взглянул на него как-то странно:

– Судя по всему, у тебя на квартире что-то искали. Не хранишь ли ты дома каких-нибудь конфиденциальных документов?

Алексей отрицательно покачал головой.

– Да, я тоже подумал, что это был обыск. Но представить себе не могу, кому понадобилось у меня что-то искать.

Джанджакомо только развел руками:

– Спасибо, что обошлось только этим. Но впредь будь осторожнее. Сейчас не самые безмятежные времена. – Он посмотрел на приемного сына с явным скептицизмом. – И выбирай себе друзей поосмотрительней.

После этого Алексей видел Розу всего один раз.

Это произошло дождливым утром в начале марта, как раз перед тем, как он собирался уехать из Милана. Алексей собирал вещи в дорогу, когда вдруг раздался звонок в дверь. Это удивило его – у горничной был свой ключ. По совету полиции он врезал в дверь глазок, и теперь, посмотрев в застекленную дырочку, увидел, что на лестнице стоит кто-то в надвинутой на глаза шляпе. Розу в этом наряде он узнал не сразу.

Когда он открыл ей дверь и хотел обнять, она отодвинулась и прошла мимо. Вид у нее был изможденный, пиджак висел на плечах мешком. Лицо угловатое, землистое, как у больного ребенка.

– Мне нужны деньги, – мрачно сказала она вместо приветствия. – Нужно сделать аборт.

У Алексея вытянулось лицо. Он ответил не сразу, потрясенный этим заявлением. Хотел снять с нее верхнюю одежду, но Роза отрицательно покачала головой.

– Кофе? – кое-как пролепетал он.

Она опять покачала головой, но, взглянув на его лицо, передумала и кивнула.

– Учти – я ненадолго.

Она беспокойно металась по гостиной, подошла к окну и осторожно выглянула из-за занавески. Это повторилось несколько раз.

Алексей варил кофе, мысленно повторяя один и тот же вопрос: «Чей ребенок? Чей ребенок? Чей ребенок?»

Роза с наслаждением выпила обжигающий напиток.

Алексей не выдержал:

– Чей ребенок, Роза?

Она подняла глаза.

– Ну что тебе на это сказать? – голос ее звучал устало. – Если ребенок не твой, денег ты не дашь?

– Скажи мне правду. – У него пересохло в горле. – Я должен знать.

Она вздохнула, сняла мужскую шляпу, и пряди рыжих волос упали на лицо.

– Может быть, ты даже не знаешь, чей он? – разъярился Алексей.

– Разумеется, знаю, – так же резко, с вызовом ответила она.

Посмотрела ему в глаза, опустила взгляд.

– Успокойся, твой. – И посчитала на пальцах. – Декабрь, январь, февраль, а сейчас март. Нельзя терять ни единого дня.

Алексей подошел к ней покачивающейся походкой сомнамбулы.

– Оставь ребенка, – взмолился он и взял ее за руку. – Пожалуйста. Вернись ко мне, давай жить вместе.

Она стиснула его пальцы, но ее глаза смотрели непреклонно.

– Спасибо тебе, Алексей. Но сейчас уже слишком поздно.

Он понял, что это не более чем вежливость. Вопрос решен. Роза попробовала улыбнуться, но у нее не получилось.

– Я справилась бы и сама, но совершенно нет денег. Они нужны мне немедленно.

– Хочешь, я пойду с тобой?

Она энергично помотала головой.

– Нет, это невозможно.

Тогда он достал чековую книжку и выписал ей чек. Ощущение при этом было такое, словно он пишет сценарий, не имея представления, чем закончится действие будущей картины. И еще это было похоже на кошмарный сон.

Алексей выписал чек на очень крупную сумму, но Роза даже не взглянула на чек.

– Спасибо, – мрачно поблагодарила она и вдруг порывисто припала к его груди. – Спасибо, Алексей.

Обнимая ее дрожащее тело, он почувствовал, что ей страшно.

– За тобой следят?

– Не знаю.

Она пробормотала что-то бессвязное про полицию, про Милан, про то, что не хочет ввязывать его в свои дела.

Алексей вспомнил историю со взломом. Наверняка это сделала полиция, надеясь выйти на ее след. Он не стал говорить Розе об этом.

– Ты уверена? – спросил он еще раз. – Уверена, что по-другому поступить нельзя?

– Абсолютно, – вяло кивнула она.

Потом она подняла лицо, и их губы на краткий миг встретились. Роза спрятала волосы под шляпу, еще раз невнятно поблагодарила его и скрылась за дверью.

Алексей смотрел из окна, как ее худенькая мальчишеская фигурка вливается в утреннюю толпу.

С тех пор Роза ни разу не появлялась.

Допив второй кампари, Алексей рассеянно обвел взглядом площадь. Он подумал, что похож на археолога, раскапывающего останки древних животных. Как-будто эти раскопки могут что-то объяснить, могут вернуть ему Розу. И все же он должен разобраться в фактуре своей эпохи – в ее страстях, конфликтах и крайностях. Но находки, которые ему удавалось раскопать, рассыпались в прах при первом же прикосновении.

Оживить прошлое невозможно, невозможно и перенести его в настоящее. Алексей встал – уже вечерело. Завтра нужно было возвращаться в Милан, в квартиру, где незримо витал дух Розы.

Он ехал по дороге вдоль Лаго Маджоре, мимо загородных вилл и сосновых рощ. Дальние огни были похожи на светлячков, летающих в ароматном воздухе ночи. Вокруг царила тишина, лишь изредка прерываемая криком птицы, собачьим лаем или ревом мотоцикла.

Лицо Алексея было мрачным. Он ехал в загородный дом, размышляя о своей стране. Природа ее была прекрасна, а заботливые человеческие руки за долгие века превратили ландшафт в великолепный парк, шедевр садоводческого и архитектурного искусства. Однако сегодня, во второй половине двадцатого века, эту прекрасную землю раздирала война – схватка между правыми и левыми. До сих пор, слава Богу, этот конфликт не затронул сельскую местность, оставаясь чисто урбанистическим явлением. Милан, Рим, Болонья стали похожи на осажденные города.

Хорошо, что есть возможность вырваться из города сюда, на природу. В своей миланской квартире Алексей не находил себе места. Ему казалось, что он угодил в капкан вечного ожидания и тревоги. Все его мысли были заняты только Розой. Каждый раз, видя на улице полицейского, он с трепетом думал о судьбе, которая уготована его любимой. Вот почему Алексей решил на выходные вырваться на свободу, побыть в одиночестве, вдали от телефонов, званых вечеров и болтливых друзей.

Алексей затормозил перед входом в виллу и решил немного прогуляться по парку. Холодный ночной воздух освежал. Когда-то Алексей гулял здесь с Розой в краткие дни идиллии. Именно тогда он предложил ей выйти за него замуж. Но Роза любила свои убеждения больше, чем Алексея. Очень странно было сознавать, что твой соперник – не человек, а абстрактная идея. Из-за этого собственное существование казалось каким-то бесплотным. И в то же время Алексей очень хорошо понимал: если он и не разделял взглядов Розы, то влюбился в нее именно из-за огня, которым наполняла ее вера.