Текст книги "Малинче"

Автор книги: Лаура Эскивель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Малиналли мучила себя вопросом: как ответят разгневанные боги на это чудовищное убийство? Как покарают они виновных – тех, к кому она причисляла и себя? Она то и дело мысленно искала для себя оправдания: ведь она не предала ту женщину из Чолулы, которая предлагала ей бежать от испанцев с ее сыном до того, как отряд захватчиков попадет в засаду и будет уничтожен. Малиналли не пришлось рассказывать Кортесу об этом разговоре. Он сам получил все нужные сведения, сам обо всем догадался и сам все продумал. Его разведчики и союзники из индейцев сообщили ему, что на улицах города вырыты ямы-ловушки с острыми кольями на дне. Угодив в эти ямы, лошади и всадники стали бы походить на рыбу, нанизанную на острогу. Извилистые улочки преграждали спешно сооружаемые завалы, превращавшие их в тупики-западни. На крышах домов запасались удобные для метания камни, а женщин и детей начали спешно вывозить из города. Тлакскальцы сообщили Кортесу, что в окрестностях города встали лагерем отряды гвардии Моктесумы – от пятнадцати до двадцати тысяч воинов. Так это было или нет и можно ли было доверять союзникам-тлакскальцам – теперь не представлялось возможным проверить, да и не было в том никакой необходимости. Испанцы при помощи союзников за два дня убили больше шести тысяч человек – не только тех, кто оборонял город, но и безоружных мужчин, женщин, детей и стариков. Следующей могла стать она, Малиналли. Ни доверять хоть единой душе, ни верить во что-либо она уже не могла.

Как счастлива она была еще недавно, оттого что боги и их посланники оказали ей великую честь, избрав своим языком. Какой радостью наполняло ее душу обещание предводителя чужестранцев даровать ей свободу в обмен на честную работу. Но сейчас никто и ничто не могло обещать ей вожделенной свободы. Даже сама ее жизнь вряд ли имеет хоть какое-то значение для этих людей, готовых на все ради достижения своих целей. Какую свободу мог предложить ей человек, хладнокровно убивающий любого, кто встает у него на пути? И еще: что же это за бог, позволяющий, чтобы ради него безжалостно убивали тысячи и тысячи невинных людей? Разум Малиналли отказывался понимать это. Ее воспитывали не как свободного человека, но как рабыню. Всю жизнь она прожила, стараясь угодить хозяевам, и научилась выполнять работу прислуги так, что ею оставались довольны. Переводить слова чужеземцев на родной язык для нее было такой же работой, исполнением приказов новых хозяев, которым ее преподнесли в качестве дара в знак доброй воли. Она была убеждена, что, хорошо выполняя свою работу – как рабыня, как служанка, – она не только приближает миг обретения обещанной свободы, но и делает что-то полезное для всех окружающих. Она и вправду поверила в то, что бог испанцев является истинным богом – не кем иным, как новым воплощением Кетцалькоатля, явившегося на землю, чтобы объявить заблудшим жрецам и правителям, что он не нуждается в человеческой крови, не хочет, чтобы в его честь на каменных алтарях обрывались жизни приносимых в жертву людей. Теперь же, увидев, как жестоко действуют испанцы, добиваясь своей цели, она исполнилась ужаса: для чего появились на ее земле чужеземцы и что они несут ее народу? Вновь и вновь Малиналли задавала себе вопрос: кому она служит? Кому будет служить дальше? И ради чего? Для чего жить в разрушающемся, рассыпающемся мире? Зачем верить в то, что оказалось ложной религией? Теперь у нее не было даже той опоры, которая всегда помогала ей выстоять в самые трудные дни, – она не могла обратиться с молитвой к своим старым богам, покаяться перед ними, попросить их о помощи. Малиналли не могла не думать о том, что Кетцалькоатль не появился в Чолуле, чтобы помешать этой страшной резне, ничего не сделал, чтобы защитить своих верных почитателей. Ни на миг за эти два кошмарных дня не ощутила Малиналли присутствия великого бога. Она чувствовала себя совсем беззащитной. Все старые и новые страхи, ощущение вины за все совершенные прегрешения – все это камнем лежало у нее на сердце. Грехи и страхи вступили между собой в схватку за право называться самыми страшными, самыми отчаянными, за что должны последовать кара и отмщение. Они словно кричали: «Вспомни, вспомни меня! Я теперь всегда буду с тобой!» Малиналли вновь испытала забытый уже страх оказаться одной, заблудиться, потеряться, будто она все та же маленькая девочка, отданная чужим людям, которую никто не любит, которая никому не нужна. Так страшно и так одиноко ей не было еще никогда. Но ведь былые страхи должны были покинуть ее навсегда с обретением нового имени, с наступлением новой жизни… Приняв новых богов, став другим человеком, она избавлялась от всех грехов прошлой жизни. Вот только как будут наказывать ее за новые прегрешения новые боги – этого она не ведала.

О том, что наказания она заслуживает, Малиналли точно знала. Откуда появилась эта уверенность, будто она виновна перед всем миром, – она не понимала, но даже в самые тяжелые минуты жизни, когда ее опять передавали от одних хозяев другим, она не проклинала судьбу, но принимала это заслуженное наказание за неведомое, живущее в глубине ее души зло. В чем заключалась ее порочность, она и сама не знала. Быть может, родившись женщиной, она уже взяла на себя часть пороков этого мира, быть может, ее вина заключалась в другом, но сознание собственной виновности и вечное ожидание наказания всегда сопутствовали ей в жизни.

Теперь Малиналли отказывалась понимать, что происходит вокруг. Ее разум не вмещал такое множество перемен, случившихся за столь короткое время. Ей и без того пришлось нелегко: выучить столько новых слов, узнать и понять столько новых идей, новых мыслей. Труднее всего ей было осмыслить рассказы о дьяволе, этом воплощении зла. Ну хорошо, повторяла она раз за разом, дьявол – это падший ангел, лишившийся своего небесного отца и обреченный на жизнь во мраке. Тогда почему он обладает такой силой, что может уничтожить любое божественное творение? Если же он настолько силен, то почему не использует свою власть и силу? Если же ему требуется, чтобы люди уверовали в него, приняли его в свое сердце, и лишь тогда он становится всемогущим, – то не значит ли это, что он все-таки не так могуществен, как принято думать? Но тогда какой же это демон? И неужели истинный бог был настолько неразумен и недальновиден, что создал силу, способную уничтожить его самого? Неужели всемогущий бог так слаб, что созданные им самим по его образу и подобию люди в любую минуту готовы согрешить и того и гляди забудут своего создателя и отрекутся от него? Нет, не понимала Малиналли умозаключений испанцев, с помощью которых они описывали свои представления о добре и зле, о боге и дьяволе. Ей казалось, что мир духовных сил был тесно связан с окружающей природой и мирозданием. Эта связь угадывалась в чередованиях времен года и событий и в движении звезд по небу. Малиналли прекрасно знала, что когда родились луна и солнце, они даровали людям свет, рассеяв окружавший их до того мрак. Задолго до рождения Малиналли ее предки уже знали, что свет, излучаемый луной и солнцем, воспринимается не только глазами, но и душой человека. Этот свет порождает вечный круговорот времени и пространства. Созерцание небосвода для народа, к которому принадлежала Малиналли, помогало познать себя и весь окружающий мир. Оно помогало изменить себя, стать опытнее и мудрее. Год за годом, цикл за циклом создавалась ткань времени, календарные циклы пересекались друг с другом, сплетаясь в густую причудливую сеть, иногда становившуюся похожей на змеиное гнездо. Так человек познавал мудрое течение жизни – жизни, в которой не нужно было умирать, чтобы оказаться на небе. Наоборот, для этого нужна была лишь тесная, неразрывная связь с землей. Точно так же от человека не требовалось умирать, чтобы предстать перед богами. Достаточно было внимательно наблюдать за небосклоном, за движением светил по небесному куполу – и те, кому удавалось постичь законы этого движения, сами превращались в солнце, сами становились подобными богам.

Малиналли никак не могла уразуметь, что же это за бог такой, которого нельзя увидеть, который не похож ни на солнце, ни на луну, ни на звезды, – невидимый, неощущаемый бог, которого невозможно постичь, бог, находящийся вне времени и пространства, где-то там, на другом небе, куда попадают лишь те, на ком нет грехов; все это было для Малиналли непостижимо. А еще этот бог был карающим и разрушающим, и, конечно, она боялась его. Она была готова сделать все возможное, лишь бы не разгневать это великое божество, но что ему нужно и что будет ему не по нраву – на эти вопросы никто не мог дать ей ответа. Малиналли ощущала себя потерянной и одинокой. Она казалась самой себе щепоткой песка, развеянного по ветру, одиноким перышком, сорвавшимся с птичьего крыла или с плюмажа кетцаля, кукурузным початком без единого зерна – всем тем, что лишено смысла, лишено воли к жизни и обречено потерять эту жизнь.

Зачем появилась она на этом свете? – раз за разом спрашивала себя Малиналли. Лишь для того, чтобы помочь испанцам разрушить ее собственный мир, ее веру, уничтожить ее богов? Разум отказывался признавать это. В ее жизни наверняка был какой-то иной смысл. Не могла она появиться на свет лишь ради того, чтобы приносить окружающим боль и страдания. Малиналли делала все, что могла, чтобы постичь, обрести этот скрытый смысл своего существования. Для этого ей нужно было многому научиться заново – и прежде всего видеть мир по-другому, не так, как раньше. Ей предстояло отучиться видеть прошлое в каждом изгибе речного русла, в каждом камне, в каждом растении, в каждом куске ткани, в каждой лепешке, которую она подносила ко рту. Ей надлежало воспринимать мир так, как его видели и чувствовали испанцы. Вся ее жизнь теперь зависела от этого. Малиналли вдруг отчетливо осознала, что вплоть до этого дня она никогда по-настоящему не понимала чужестранцев. Разговаривая с ними, она говорила о чем-то своем. Ее желания и чаяния были иными, чем стремления этих людей. Она мечтала лишь о том, чтобы ее народ перестал приносить людей в жертву богам. В остальном же она хотела оставить все как есть. У нее и в мыслях не было предать великого змея Кетцалькоатля.

Но никому не было дела до ее дум и желаний, а ей самой сейчас было не под силу вернуться в еще недавно цветущий, бурливший жизнью город Чолулу. Долго стояла Малиналли на берегу реки бок о бок с конем Кортеса. Не хотелось ни возвращаться в город, ни даже идти куда глаза глядят. Вокруг них вдруг закружились бабочки. Их нежные крылья были испачканы кровью. Малиналли вновь заплакала – вот только в глазах ее больше не было слез, и плач ее был похож на стон, на отчаянный крик. Больше всего на свете ей захотелось исчезнуть, унестись, ничего не видеть, не слышать, ни о чем не знать. И разум подчинился ее желанию. Малиналли вдруг перенеслась в тот день, когда она еще вместе с любимой бабушкой отправилась в путь к тому священному месту, где останавливались на отдых перелетные бабочки.

Этот день был одним из самых счастливых в ее жизни. Весна была в самом разгаре. Бабушка нарядила Малиналли во все белое, надела ей на шею бусы из разноцветных перышек, а на запястья и щиколотки – жадеитовые браслеты. С замирающим от радости сердцем девочка слушала слова бабушки. Та сказала, что прекрасные королевские бабочки опять вернулись и она отведет внучку к тому месту, где эти чудесные странницы останавливаются на отдых. Малиналли никак не могла понять, почему бабочки каждый год улетают, а затем возвращаются. «Почему они не остаются жить там, где их дом? – спросила она у бабушки. – Мы бы тогда могли смотреть на них каждый день». Бабушка объяснила ей, что бабочки, точно так же, как и многие птицы, любят путешествовать, а дальние странствия – дело хорошее. Тот, кого несет на своих плечах ветер, обретает себя, становится сильнее и прекраснее. Каждый полет бабочек – это их борьба за жизнь. Они перелетают туда, где больше цветов, где тепло и где они не умрут от зимних холодов. Путешествуя с места на место, они исполняют священный обет жизни.

Еще бабушка рассказала, что в теле каждого человека есть своя бабочка-путешественница. Место этой бабочки – в тазовых костях, и самая большая из этих костей даже внешне напоминает раскинувшую крылья королевскую бабочку.

– Цветок распускается – прилетает бабочка. Бабочка прилетает – распускается цветок, – сказала бабушка.

Это означало, что энергия, рождаемая бабочкой, пробуждается и поднимается по позвоночнику к тем костям, которые образуют череп человека. Череп же, как считали ацтеки, являлся отображением небесного свода. Это вознесение бабочки к небу являлось повторением того пути, что проделал Кетцалькоатль в день, когда покинул землю и превратился в Утреннюю звезду. Тот человек, который совершал подобный путь, тоже превращался в бога. Для бабушки Малиналли ежегодное возвращение бабочек в священные рощи было напоминанием о том, что рано или поздно великий пернатый змей Кетцалькоатль исполнит свое обещание и вернется в этот мир.

Маленькая Малиналли очень обрадовалась, узнав, что ей предстоит увидеть так много красивых бабочек сразу. Но ее мать поначалу была против этого путешествия. Она говорила, что столь дальний путь не под силу пожилой слепой женщине и четырехлетнему ребенку, непослушному и беспокойному. Но бабушка стояла на своем. Она объяснила матери Малиналли, что физическое зрение – вовсе не то, что требуется человеку, чтобы прийти к храму, алтарю или иному священному месту. А годы не помешают ей проделать этот путь, поскольку в священной роще и на пути к ней человек не чувствует усталости. Бабушка твердо и уверенно пообещала, что они с Малиналли совершат это паломничество. Для девочки, по словам бабушки, трудно было придумать что-либо полезнее созерцания прекрасной и совершенной модели мироздания – рождения, преображения и вечного возвращения к жизни.

– И знай: я не смогу умереть спокойно, пока не проделаю это путешествие вместе с внучкой.

Удивленная решимостью свекрови, мать Малиналли дала согласие, и на следующий день бабушка с внучкой, взявшись за руки, вышли из дома, направляясь к тому священному месту, куда раз в год слетались бабочки-путешественницы. Три дня занял у них этот путь. Лишь ненадолго останавливались они в селениях, встречавшихся им по дороге. Вскоре они присоединились к целой группе паломников, направлявшихся туда же, куда и они, – к тому месту, где каждый год проводился ритуал инициации, где жрецы взывали к божественному ветру и другим стихиям, где было принято просить у богов даровать человеку небо и землю – чтобы он мог исполнить свое предзнаменование в жизни.

По дороге бабушка и Малиналли побывали в деревне, жители которой – и мужчины, и женщины – славились своим искусством резьбы по камню. Они умели запечатлевать на каменных плитах лики богов, календарные символы, знаки планет и светил, а также рассказывать в каменных изображениях легенды и излагать свои познания о мире, богах и людях. Малиналли просто заворожила красота этих образов, умение резчиков, а еще она сделала открытие: оказывается, даже самому твердому и прочному предмету человек может придать новую форму, и если у него хватит на то доброй воли, то он, наверное, сможет изменить и весь мир. Девочка поинтересовалась у бабушки: раз в теле человека есть кость-бабочка, то в нем должны быть и камни наподобие вот этих, с вырезанными на них знаками и символами. Выслушав вопрос, бабушка ответила:

– Вот такие камни? Мм… Нет, пожалуй, таких нет. Другое дело, что человеческие сердца порой превращаются в камни. С одной стороны, это хорошо, потому что такое сердце остается непреклонным и ему не страшны никакие препятствия, но с другой – ничего хорошего в этом нет: каменное сердце слишком долго сопротивляется всему новому и не может принять истинное знание. И потом, сердце, сделанное из камня, не способно воспылать любовью – камни ведь не горят.

На ночлег они остановились в той самой деревне. Еще с вечера Малиналли набрала себе в мешок несколько камней, маленьких и больших. Они так понравились ей, что она решила унести их с собой.

На следующий день им попался на дороге камень с отпечатавшимся на нем слепком древней ракушки.

– Что это такое? – спросила девочка, вложив камешек в ладонь старой женщины.

Та, прикоснувшись пальцами к отпечатавшейся в камне спирали, ответила внучке, словно видела это наяву:

– Это одно из воспоминаний камня.

– Его сделали в той деревне?

– Нет, – ответила бабушка, улыбаясь, – эту ракушку вырезала на камне сама мать-земля, это ее творение.

Малиналли положила в свой мешочек и этот камень. Очень скоро девочка почувствовала усталость – слишком тяжелой оказалась для нее такая ноша. У нее заболели ноги – сначала только ступни, а потом и колени. Бабушка же, не обращая внимания на отставшую внучку, шла и шла вперед. Малиналли почувствовала, что жаловаться бесполезно. Ей вдруг стало ясно, что бабушка может вот так уйти навсегда, скрыться за горизонтом. Собрав все силы, маленькая девочка бросилась вдогонку. Поравнявшись с бабушкой, она спросила:

– Я очень хочу посмотреть на бабочек, но все-таки зачем мы для этого идем так далеко?

– Наше дело – идти, – отвечала бабушка. – Неподвижное тело замыкается в себе, а человек, который находится в движении, открывается миру, становится частью того, что происходит в мире. Нужно двигаться, идти, путешествовать, но при этом надо учиться проделывать долгий путь налегке. Чем дальше мы уходим, тем больше сил обретает наше тело. С каждым шагом мы меняемся. Лишь в пути мы познаем тайны этого мира, постигаем суть вещей. Мы не летаем, как птицы и бабочки, но путешествия позволяют нам познать мир таким, какой он есть. Странствуя, человек познает жизнь. Странствуя, мы познаем и свое тело. Тело же наше – это вместилище вечного разума. Тело человека – это маленький космос, модель мироздания. Это и есть тот бог, что находится в каждом из нас. Если хочешь – можешь сидеть на одном месте и ждать, пока превратишься в камень.

Девочка ничего не ответила, но, подумав, вытряхнула из заплечного мешка все камни. После этого она взяла бабушку за руку и пошла рядом с нею.

Больше Малиналли не жаловалась на усталость. Уже к концу пути они решили сделать привал и переждать полуденную жару в небольшой пещере. Малиналли впервые услышала настоящее эхо. То, что слова могут звучать уже после того, как их произнесешь, поразило ее. Бабушка же поспешила объяснить внучке значимость каждого слова и важность уважительного отношения к своим речам. Каждый слог, слетающий с наших губ, пояснила она, отправляется в путь по воздуху, но как бы далеко эти звуки ни улетели, рано или поздно они возвращаются к нам. Если мы хотим, чтобы до нашего слуха долетали только правдивые слова и справедливые суждения, нужно лишь одно: помнить о том, что слова возвращаются, и всегда говорить правду.

Наконец на четвертый день пути они пришли к священному месту, где останавливаются на отдых перелетные бабочки. Там собралось множество людей. Они пришли издалека, из разных мест, и говорили на разных диалектах, были по-разному одеты и по-разному вели себя. Но всех их объединяло одно: каждый пришел сюда, чтобы принять участие в священном ритуале почитания бабочек, которые, танцуя и порхая в воздухе, вычерчивали на фоне неба мозаику из священных символов. Эти рассыпающиеся и вновь возникающие в воздухе знаки воспринимались как послания богов, как торжественные песнопения, которые можно услышать лишь внутренним слухом, слухом души. Малиналли, потрясенная, долго не могла произнести ни слова. Она лишь смотрела на бабочек, то тысячами садившихся на одно дерево, то одновременно поднимавшихся в воздух, отчего все вокруг вспыхивало отраженным от их крыльев оранжево-желтым светом. Лишь несколько минут спустя девочка спросила у бабушки:

– А почему все бабочки остаются вместе?

– Они собираются вместе, чтобы преодолевать большие расстояния; вместе они начинают и заканчивают путь, соединяют разделенные в пространстве тепло и холод. Они собираются вместе для того, чтобы мы могли прочитать, что они рисуют нам в воздухе. Учись их языку, их движениям, их звукам, старайся понять те знаки, которые начертаны их нежными крыльями, сосредоточься на том, что ты видишь, что слышишь, что чувствуешь, – наставительно сказала бабушка.

Четырехлетняя девочка стала присматриваться к танцу бабочек и как будто впала в некий транс: она видела, что перед нею мелькают уже не танцующие бабочки, а священные иероглифы, слова, запечатленные в картинках и древних знаках. На этом священном языке общались с людьми боги. Малиналли – еще ребенок, девочка-пророк, в один миг научилась читать эти иероглифы, эти послания богов. Никто никогда не объяснял ей, как это делается. Но она увидела все священные знаки разом и поняла смысл, вкладываемый в каждый из них.

– Ну что? Что ты видишь? – спросила бабушка.

– Иероглифы, – ответила девочка.

– А теперь закрой глаза. Видишь их?

– Да.

– Хорошо. Тогда открой глаза. Что ты видишь теперь – те же самые знаки?

– Нет, – ответила Малиналли.

– Вот видишь: нельзя позволять душе спать, иначе так и будешь жить в плену иллюзий. Уснешь и будешь видеть то, что тебе захочется видеть, а не то, что вокруг тебя на самом деле.

Теперь же Малиналли мечтала только об одном. Как о величайшей милости, она молила богов о том, чтобы они даровали ей забвение. Она боялась, что образ разрушенного города навсегда останется незаживающей раной в ее памяти. Точно так же она хотела забыть тот день, когда они с Кортесом совершали обряд омовения в темаскале, тот день, когда она поверила, будто Кетцалькоатль проник в тело Кортеса и направил ей с этим чужестранцем весть о своем скором возвращении в земной мир. Забыть – больше ей ничего не было нужно. Она не хотела ни говорить, ни видеть этот мир, ни даже обрести желанную свободу. Разве могла она знать, что свобода достанется такой ценой – ценой смерти стольких невинных людей, стольких женщин и детей. Нет, такая свобода ей не нужна, пусть лучше… пусть лучше случится что-то страшное, что ее страданиями искупит ее вину перед людьми и богами. Пусть из ее чрева выползут змеи, пусть опутают все ее тело, пусть сожмут в смертельных объятиях ее горло. Малиналли жаждала смерти – смерти от боли, от удушья. Она хотела превратиться в ничто, в последнее слово, слетающее с покрытых предсмертной пеной губ, в знак черноты и ужаса, в запретный иероглиф, лишь единожды, раз и навсегда, высеченный на черном камне.