Текст книги "Повседневная жизнь публичных домов во времена Мопассана и Золя"

Автор книги: Лаура Адлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 3
Любовь на улице

Все пропало. Любовь, супружество, верность. Ценности гибнут. Буржуазия добивается права на развод, мужчины и женщины вместе ходят в бульварные театры и зубоскалят, а на сценах показывают сплошные адюльтеры, любовь теперь украшает разврат, границы добродетели размываются. Любовь в конце XIX века уже не та, что прежде. Ее больше не заслуживают, ее больше не дарят. Ее покупают. Писатели пишут романы о женщинах, которые сбрасывают с себя ярмо покорной мужской руке женственности. Мадам Бовари – сама томность, она взыскует плотской любви. Героиня романа Мопассана "Жизнь" из кожи вон лезет, пытаясь испытывать удовольствие от занятий любовью с мужем. В некоторых буржуазных кругах приобретает популярность идея освобождения женщины. Организуются комитеты в пользу принятия закона о разводах. Женщины все меньше и меньше стесняются появляться на людях в одиночестве. Ментальность эволюционирует, в моде более открытые платья. Париж, если читать описания санитарных врачей, становится столицей порока, который, подобно заразной болезни, распространяется вокруг него и уродует его лицо, так что прохожие видят не роскошь, но лишь жалкие ее остатки. Его сердце захватили армии продажных женщин: они сидят на бульварах, в кафе, в ресторанах, в кабаре, в танцевальных залах, на крепостных стенах, в разрушенных домах, они всем продают свои прелести, зарабатывая этим на хлеб. Невозможно исчислить эту армию развратниц, невозможно загнать ее в рамки. Уже слишком поздно.

А ведь еще недавно какие были времена. Еще недавно все знали, кто есть кто. Еще недавно, сокрушается Шарль Десмаз, "проституция была ограничена, к этому "сословию" принадлежали только известные в известных кругах женщины, все они были зарегистрированы, все они жили в специально отведенных кварталах; а сегодня в Париже их можно встретить везде, на каждой улице, одетыми в самую разную одежду, они даже задают моду окружающим. Еще недавно развратниц было известное ограниченное число, сейчас имя им – легион, их ряды пополняются с каждым днем, к ним идут из мастерских, из магазинов, из театров; на улицах ужасная смесь людей всех возрастов, всех полов, всех пороков; везде можно купить любую добродетель".

Все на продажу – даже честь; улица стала "базаром похоти". Буржуазия яростно переваривает заработанные ею миллионы и, в своем желании копировать все манеры аристократии, начинает думать о любви по-другому. Разумеется, новая жизнь в столице требует сохранения многого из старого мира, нужно получать образование и так далее, но за границей этих социальных условностей пределы благопристойности расширяются до неузнаваемости, границы становятся прозрачными, формы, которые принимает желание, меняются. Зарегистрированные проститутки возбуждают мужчин все меньше и меньше; другое дело – свободная или по крайней мере притворяющаяся свободной женщина, она становится главным объектом желания. Сценарий меняется: девка на улице просто-таки атакует клиента, она предлагает ему себя, она говорит ему непристойности, а вовсе не ждет его смиренно в эротической позе на канапе. Мужчины желают иметь таких партнерш, которых бы они могли унижать в любой момент, когда захотят; им больше не нужны рабыни, прикованные к бандерше. Бордель закрывается, открывается дом свиданий. Новые веяния настолько сильны, что распространяются по всей стране и заражают провинциальные бордели. Закончились времена бравых солдат, любимцев местной мадам, нет больше экономок, которые делают в борделе всю работу. Теперь все – революционеры, все влипают в те истории, в которые хотят, на панель выходят все девки, которые хотят, их эксплуатирует тот, кто хочет. Вот, послушайте типичную речь бандерши тех времен, королевы вымирающей страны; она жалуется на жизнь, она с презрением говорит обо всех новых эксплуататорах плоти, она с гневом обращает свою речь к нам: "Вокруг одни бездельники. Все думают только о том, как бы покутить, где бы выпить, как бы построить рожи; все упрямые, у всех острый язычок, все одна сплошная болтовня… Все они просто кожаные мешки, набитые пороками. Они всегда хотят быть правыми, они по всякому поводу высказывают свое мнение, если ты им что не так сказал, то они ба-бах! разворачиваются, хватают свои вещи и до свидания!

"Ах, мы больше никогда не встретимся! Как замечательно – никогда больше не видеть ваш вонючий барак!"

Вот так вот! Просто! Они разворачиваются и уходят.

В прежние времена деревенские девушки были скромные, слушались, ради своей старой мамы или малолетнего ребенка они трудились с ночи до утра, они были преданы хозяину, они следили за интересами дома. Они все были просто птички божьи, ими было так легко командовать. Эта сделала что-то не так, ну так она исправится. Эта поддерживает своих стариков, эта растит ребенка: каждый день они писали письма домой, родители приезжали к ним в гости. Можно было подумать, что у нас тут монастырь, так все благочинно и пристойно! Такие умилительные сцены. И больше того: иные умудрялись накопить на приданое, уезжали домой, выходили замуж, становились великолепными матерями, жили в мире и согласии с отцом своих детей.

Больше уж нет таких пансионерок, их племя вымерло. Хоть траур по ним надевай!"

С самого начала пятидесятых годов XIX века начинается упадок, и он уж никогда не сменится расцветом. Тенденция особенно ясна во времена Второй империи: бордели закрываются, число работающих девушек в оставшихся уменьшается. Прежде всего это касается Парижа, где в результате реконструкции, проведенной бароном Османом, снесли очень много непригодного для жизни жилья в центре города и тем самым радикально изменили географически соотношение спроса и предложения на рынке любви. Затем то же самое произошло в провинции. В Лилле, например, в 1876 году было двадцать три борделя, а в 1888 году уже только шесть. Что это, приватизация сексуальности? Следствие регламентаризма, который в конце концов сделал легальную проституцию настолько тяжелым ремеслом, что она исчезла, так как этим больше нельзя было зарабатывать деньги? Сложно сказать. Стремление регламентировать порок, регистрировать продажных девок, классифицировать их привело к противоположному результату: число зарегистрированных проституток упало, борделям становилось все труднее и труднее набирать новые кадры, число "непокорных" неуклонно росло. Что любопытно: все это происходило не только во Франции, но и во всей Европе и даже во всем мире! Борделей становится все меньше, но масштабы проституции при этом увеличиваются. Меняется внешний облик городов. "Горячие" кварталы сносят, цены на землю не позволяют возводить новые бордели, а позволяют лишь строить доходные дома с меблированными комнатами и дома свиданий. Кроме этого, происходит отток клиентов! Что они, начитались феминистских брошюрок и им стало неприятно смотреть на такие серали, где собраны, как в зоопарке, женщины разных сортов? Вместо того чтобы без единого слова выбрать девушку, тут же подняться с ней в комнату и немедленно перейти к делу, они долго разговаривают, шутят, это так легко, и только потом идут в меблированные комнаты. Поиск продажных девок напоминает охоту, что только усиливает интерес. Добавим сюда и изменение общественного мнения относительно открытия новых домов: если в прошлые времена местные коммерсанты только что не настаивали на открытии борделей, то теперь они яростно этому сопротивляются, посылая в полицию петицию за петицией. Клиенты тоже стали очень разборчивы, так что бандершам пришлось прибегать к самым грязным приемам конкурентной борьбы.

Это происходит и в Париже, и в Обри-лез-Эпинетте: "Клиенты воротят нос, ворчат, им все не нравится… новая мебель день ото дня все хуже… и конкуренция, ужасная, теперь все можно показывать прямо на улице, а эти фабричные девки… ах, месье Жак, эти фабричные девки! А полиция закрывает на все это глаза, ничего не делает, а мне все чинит и чинит препятствия. За каждым, самым незначительным нарушением может последовать приказ о закрытии… Это как град в апреле! Фабричные девки отдаются за двадцать су, это в несколько раз дешевле, чем у меня, и где! везде! прямо в поле, за изгородью, где их сняли, там они и отдаются, а у меня-то два франка, никак не меньше, а если клиент на ночь хочет остаться, то пять… но что тут скажешь, у меня заведение, оно работает, это же не авантюра какая, серьезное дело…

Мы не можем их победить".

Постройка фортификационных сооружений вокруг Парижа, начавшаяся в сороковые годы XIX века, привлекла в столицу массу военных и массу рабочих, вследствие чего резко возрос спрос на "половые" услуги. Незарегистрированные проститутки работали в кабаре, которые тут же превратились в нелегальные дома разврата. Чтобы бороться с этой моральной и санитарной угрозой, комиссия под руководством префекта Делессера превратила эти кабаре в новые дома терпимости. Это дало возможность добродетельным гражданам спать спокойно. Почти. Поскольку полиции пришлось разрешить хозяйкам этих домов открывать при них кафе – иначе новый закон не удалось бы провести. Как кусали локти старые бандерши! С тех пор дома терпимости с кафе стали нормой, особенно если располагались в низкоэтажных домах в пригородах Парижа. В результате произошло смешение жанров, проститутки стали доступны почти везде – в любом месте, где продавали спиртное в розлив. Уравнение простое: алкоголь = опьянение = возбуждение. Как же тут устоять?

"Присутствие в кафе девушек необыкновенно сильно возбуждает сидящих там бездельников; сначала они, глядя на этих девиц, напиваются, потом, глядя на них же уже пьяными глазами, решают, что не могут больше сопротивляться желанию предаться разврату. Очень часто можно видеть, особенно в дни выплаты жалованья, как рабочие, отцы семейств, в компании своих коллег отправляются в кафе, где и не собираются пить, но, выпив стаканчик за компанию, не могут остановиться и выходят из кафе, забыв там половину своего недельного заработка, а то и все наличные деньги".

Бордель умирает. И в этот момент его начинают защищать, поддерживать! С целью, разумеется, защитить общественную мораль. Власти недвусмысленно заявляют: концентрация порока в одном месте делает его прозрачным и подконтрольным. Оттого, что продажные девки появляются повсюду, идет беспорядок, разгораются порочные страсти, распространяются болезни. Полиция всегда старалась локализовать разврат:

"Власти разрешают создание места, где предаются разврату, только тогда, когда таковое есть следствие убедительно показанной необходимости, то есть когда такое место создается в районе, где очень много незарегистрированных проституток. Для полиции создание такого места – эффективный способ локализовать это зло, так как в таком месте за ним легко наблюдать и контролировать, а также и наказывать в случае необходимости; это также удар по нелегальной проституции".

Дома терпимости и дома свиданий в Париже

Так, возведение новых домов терпимости объявляется полезным как средство борьбы с эпидемией незарегистрированных проституток. Но эти действия властей не сумели предотвратить катастрофу. В новых домах терпимости, как и в старых, требуется персонал, и его подбирают наудачу: девушки уходят из борделя по своему желанию, бандершам приходится нанимать других с ближайшей улицы, а ушедшие направляются в танцевальные залы или в другие заведения, где разрешается присутствовать свободным женщинам. В мире домов любви происходит революция. Можно сказать, мы видим рождение новой категории: пансионерки экстерном. Все бордели и дома терпимости превращаются просто в дома свиданий. Днем сотрудницы этих заведений – обычные работницы на фабриках или слуги, вечером они же – продажные девки, все они пытаются заработать чуть побольше денег, чтобы свести концы с концами. Муниципальные власти пытались навести здесь какой-то порядок, разрабатывали разные классификации; так, в Рубе завели специальную категорию "дом терпимости с персоналом, живущим вне дома" и требовали от держательниц таких домов нанимать только девушек, у которых есть выданная властями карточка, вести реестр своих "сотрудниц" и направлять их регулярно на медосмотр.

17 июля 1880 года был принят закон, устанавливающий свободу торговли для всех заведений, торгующих напитками. Немедленным следствием этого явилось то, что кабаре стали рабочей площадкой для сводников: хозяева трактиров устраивали на втором этаже или за задней стеной комнатки, в которых официантки в перерыве между подачей блюд могли "обслуживать" клиентов, пришедших за другим, и чем быстрее, тем лучше. Девки наводнили кабаре, они теперь были не где-то спрятаны, а находились здесь, на виду, на расстоянии протянутой руки. Зачем мужчинам теперь идти в какие-то дома с дурной репутацией, где к тому же стало стыдно появляться? И разве не правду говорят, что теперь в этих домах уже не девушки, а одни только старухи, которые и забыли, как дело-то делается?

У каждой своя территория. Рабочий класс ходит в кабаре, в кафе, в танцевальные залы. Буржуазия – в рестораны, в антикварные магазины, в дома свиданий. Некоторые парижские рестораны с одиннадцати часов вечера становились местами проведения самых настоящих оргий, если верить Карлье. "Своего рода витриной для этих дам служил отдельный кабинет, обставленный как будуар добропорядочной хозяйки какого-нибудь заведения, где есть туалетный столик, вазы, где пахнет духами; там есть все, кроме духа самоуважения. Клиенты и проститутки так близко, что задевают друг друга локтями, потом смотрят друг на друга оценивающим взглядом, как на восточном базаре. Страсть богачей к изыскам уничтожила пренебрежение к этой ранее презираемой профессии, и те, кто получает от всех этих извращений удовольствие, имеют достаточно связей наверху, чтобы избежать не то что уголовной ответственности, но даже административных мер".

Ресторан становится и местом, где представители обоих полов ухаживают друг за другом, пытаясь друг друга "снять". Атлас как-то раз приводит Нану в кафе своих хозяев, на улице Мартир. В кафе три салона, во всех трех очень много женщин. "Там за столами сидело, наверное, около сотни клиенток, без всякого разбора, большинству было под сорок, многие были просто огромные, жирные, с отечными лицами, лоснящимися губами; посреди этого моря грудей и животов можно было заметить нескольких стройных симпатичных девушек с видом инженю, но уже с повадками опытных развратниц – эти только начинали свою карьеру, они делали свои первые шаги в танцевальных залах, а в это кафе их привела какая-то из клиенток на радость этим жирным бабам, которые, почуяв запах их молодости, толкались вокруг них, как дети вокруг клетки с медведем, угощали их".

Были и другие места, где можно было купить любовь представителя своего же пола, также замаскированные под благонравные заведения, например, антикварный магазин; их особенно ценили известные специалисты по… предметам искусства. Снаружи ничто не говорило о том, что в этом заведении можно купить любовь. Товары были аккуратно разложены по витринам, к каждому была приложена этикетка с ценой; на самом деле эти цены – шифры, обозначающие девушек и юношей, которых можно купить в этом месте. Клиент, изучив содержимое витрин, показывает пальцем на ту или иную этикетку; продавщица берет эту этикетку и приглашает клиента пройти в заднюю комнату. На самом деле это спальня, где клиента или клиентку уже ждет его, соответственно, юноша или девушка.

И на внешних бульварах, и в самом сердце города, и в богатых кварталах, и в кварталах новостроек можно найти следы этой болезни, "гангрены порока". Иные моралисты просто сходят с ума от ненависти к этому факту; так, Десмаз видел во всяком доходном доме, во всякой меблированной комнате место, где предаются разврату!

Регистрация

Существует два типа проституток, работающих вне борделя: легальные проститутки и подпольные проститутки. Первые, как подразумевает их название, зарегистрированы в полиции. Иногда они являются в полицию сами и подают заявление о постановке на учет: в этом случае они проходят процедуру установления личности и медосмотр; иногда их ставят на учет в принудительном порядке – после трех арестов или по доносу соседей. Если о какой– то женщине всем известно, что она проститутка, ее тоже ставят на учет. Но что означает быть проституткой? "Женщину следует считать проституткой, если она совершает следующие действия: пристает к мужчинам на улице, часто посещает кафе и танцевальные залы, принимает незнакомых людей, пришедших к ней с целью предаться разврату, у себя дома, проживает в доме, где живут другие известные проститутки, страдает венерическим заболеванием"<sup>[20]20
  Статья 2 постановления мэрии города Анжер от 1 сентября 1890 года.


[Закрыть]</sup>.

Каждая зарегистрированная таким путем женщина получает книжечку, в которой удостоверяется ее личность, перечисляются ее права, а также имеется таблица, в которую следует заносить результаты регулярных медосмотров, которые она обязывается проходить (как правило, дважды в месяц). Эту книжечку девушке выдают, в зависимости от муниципального законодательства, бесплатно или за небольшую плату; ее она обязана предъявлять полиции по первому требованию. Получив эту книжечку, девушка соглашается выполнять целый ряд ограничений: выходить на панель только в течение получаса после начала зажигания фонарей, не носить одежду ярких цветов, не носить чересчур модную одежду, не заплетать волосы экзотическими способами. Зарегистрированные проститутки не имеют права "громко или навязчиво обращаться к прохожим", не имеют права стоять в окнах, не имеют права стоять на тротуарах, не имеют права собираться в группы, не имеют права искать клиентов в радиусе 20 метров от церквей и других учреждений культа. В Париже они не имели права появляться на крытых улицах, на бульварах от улицы Монмартр до улицы Марии Магдалины, в садах вокруг Пале-Рояля, в садах Тюильри, в Люксембургском саду, в Ботаническом саду, на Елисейских Полях, в районе Собора инвалидов, на старых внешних бульварах, на набережных, на мостах, на пустых улицах… Правил становилось со временем все больше, запреты делались все строже: проституткам запретили появляться в музеях, в библиотеках, на концертах, выходить из дому после девяти вечера в период с 1 мая по 31 июля каждого года, предлагать своим гостям спиртное, угощать их или предлагать им сыграть в карты…

Подпольные проститутки

Теперь нам понятно, почему и как девушки становились подпольными проститутками… Среди них есть те, кто никогда и не хотел регистрироваться в полиции, потому ли, что они считали, что в этой профессии надолго не задержатся, потому ли, что боялись полиции в принципе, потому ли, что они – несовершеннолетние… Таких всегда было особенно трудно отличить от других. Среди них есть и такие, кто когда-то работал в домах терпимости и сумел каким-то образом сняться с полицейского учета, например, "пропав без вести" из родного города. Есть и третьи – разорившиеся дамы полусвета, экс-куртизанки, вышедшие на панель заработать денег на черный день. Это для них большое подспорье, оказывается, в этом нет ничего постыдного.

"Итак, вместе с Атлас она выходила на улицы Парижа, ступала на это дно порока, простирающееся во все стороны по грязным аллеям под неровным светом газовых фонарей. Нана вернулась в танцевальные залы на парижских заставах, где она давным-давно в первый раз задрала юбку; она снова увидела, как черны подворотни внешних бульваров, увидела скамейки, на которых ее, пятнадцатилетнюю, целовали мужчины, пока отец бегал по кварталу с ремнем в руках, ища ее. Обе женщины бродили по улицам, заходили в бары и кафе, взбирались по скользким от плевков и пролитого пива лестницам, просто гуляли, стояли, прислонившись к воротам" (Э. Золя "Нана").

Легальные проститутки очень не любят подпольных, пишут в полицию петиции с просьбой принять меры против "недобросовестной конкуренции" с их стороны. Вот что мог прочесть в 1898 году уполномоченный сотрудник мэрии Майенна: "Мы обращаемся к вам от имени восьми несчастных зарегистрированных женщин, обеспокоенные своим тяжким положением, иначе бы они не посмели написать это письмо; дело в том, что мы каждый день видим очень много женщин, которые распутничают гораздо больше нашего, однако не имеют книжечки… Они отбивают у нас наш тяжкий хлеб, и ничто не делается для того, чтобы помешать им".

Эту же жалобу без конца повторяют держательницы борделей; они возмущены тем, что нелегальные проститутки… захватили весь рынок! Хозяин борделя, располагавшегося в доме 106 по бульвару Шапель, сама наивность, пишет: "На меня со всех сторон наступают нелегальные проститутки, даже так скажу – тут вообще все проститутки, кроме меня самого. Прямо перед входом в мое заведение эти уличные девки снимают клиентов, и никто их не гоняет, ни днем, ни ночью… Никто не может попасть в мое заведение без того, чтобы многократно не подвергнуться атаке со стороны этих девок. Они им говорят – ты туда не ходи, там слишком дорого, тебя ограбят, побьют".

Приключения больше не спрятаны за стенами борделей. Тут весь вопрос в тщеславии, в точке зрения. Акт любви давно превратился в игру, в обмен пульсациями, в способ механической разрядки. Как сделать выбор в этом море шлюх, продажных девок, уличных баб? Если подходить к этой армии торговок собственным телом с точки зрения географии, то больше всего в городе девок бульварных. Эти пригородные венеры каждый вечер направляются в центр, всегда выбирая новый путь. Их походка зависит от времени дня, от места, от одежды, они долго ищут себе клиента, долго готовятся; все вместе они походят на роту солдат на параде, отправляющуюся на войну. Они и в самом деле ведут войну: у них очень много врагов на панели, и победа дается нелегко. В тридцатых годах XIX века они все жили в кварталах Глатиньи и Сен-Дени, затем они децентрализовались и разошлись по всем местам города, где только были намеки на ночную жизнь. Они одеты в яркие платья, у них броский макияж, у них волосы выкрашены хной. Они ходят парами или сразу большой толпой, "смеясь, крича, толкаясь с прохожими, словно компания пьяниц, собирая себе подобных везде, где встречает. Одна из них отрывается от общей группы и бежит за мужчиной, другая останавливается, поджидая другого, и эта армия "свободных стрелков" с разведчиками впереди и пехотой позади целый вечер бегает взад-вперед по бульвару, совершая фланговые атаки на всякого, кто им кажется добычей. От этой пахнет чесноком или мускусом, эта через день ходит в богатые кварталы, готовая отдаваться на день что расфуфыренному франту, что старику, у которого жизни осталось на последний вздох. Эта гетера индустриального века, учуяв человека с деньгами, следует за ним, дает понять, что она рядом, присаживаясь и шурша юбкой по земле, незаметно толкая его под локоть, обгоняя его, затем она преграждает ему путь, и прохожий останавливается, как если бы перед ним встала на дыбы лошадь. В таком положении человек не может не взглянуть на нее, не рассмотреть ее повнимательнее. Именно в этот момент она жестом дает ему понять, что именно она умеет делать, и тут же, не дожидаясь ответа, исчезает за ближайшим киоском то ли для того, чтобы денди успел подумать, а хочет ли он ее, и посчитать деньги, то ли для того, чтобы больше его заинтриговать… затем она проходит мимо группы гуляк, забредает на террасу кафе, щипает за руку гарсона, строит ему рожи или показывает язык клиентам".