Текст книги "Один счастливый остров"
Автор книги: Ларс Сунд
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
«АМЕРИКЭН БАР»
– Ох, черти, ну мы и смеялись! Остановиться не могли! Советница лежала навзничь, блуза треснула, сиська вылезла. А Ко-Дэ и Исаксон и другие катились по земле кругляком. Ох, черти! – клекотал Аксмар вечером того же дня в «Америкэн бар» – шумный, всклокоченный, краснолицый от выпитого пива; в зубах мокрый окурок, а вместо народного костюма уже обычные грязные адидасовские кроссовки, джинсы, зеленая ветровка с рваным левым рукавом и рекламная кооперативная бейсболка.
– Да уж, умеют у нас на Фагерё повеселиться на похоронах, – добавил Максиминус Брун-стрём.
– Советница-то растрясла телеса! – ухмылялся Аксмар. – Тебе б посмотреть, Элис! Ты у нас любишь зрелых баб.
Аксмар пихнул Элиса с Нагельшера локтем в бок, подмигнул здоровым глазом и многозначительно осклабился. Элис и бровью не повел: как и прочие завсегдатаи «Америкэн бар», он давно перестал обращать внимание на пьяные бредни болтливого Аксмара. Элис ездил на день в Эр-сунд, взяв катер-такси, и потому был вынужден довольствоваться рассказами свидетелей похоронной церемонии: Аксмара, его брата Фриде и Максиминуса Брунстрёма. Элис почистил свою трубку спичкой, вытряхнув немного пепла, набил ее остатками табака, орудуя грубыми, пожелтевшими от никотина пальцами, и прикурил.
– Нехорошо, что гроб в могилу упал, – сказал он.
– Это ты о чем? – спросил Фриде.
– Плохой знак. Помню, бабка говорила – раз труп спешит в могилу, значит, новому дорогу уступает. Скоро еще трупы будут.
– Бабка, значит, говорила? – засмеялся Фриде.
– Бабка моя много знала про разные вещи. Вот погоди – будут трупы еще, – сказал Элис с Нагельшера, посасывая трубку.
Автор немало колебался, прежде чем вести читателя в «Америкэн бар», ведь у этого заведения сомнительная репутация. Не говоря уж об интерьере! Стены бара оклеены плакатами, напечатанными в четыре краски и изображающими статую Свободы и небоскребы Нижнего Манхэттена, здание Конгресса в Вашингтоне, мост «Золотые Ворота», Гранд-Каньон, плотные ряды автомобилей на восьмиполосном шоссе, светящиеся неоном отели Лас-Вегас-Стрип, ковбоя на лошади, красный автомат с кока-колой возле заплеванной автозаправки в пустыне…
Звездное знамя, которое, как уверяют, принадлежало севшему на мель американскому пароходу «Виктори-Парк», украшает стену за стойкой. Из музыкального автомата «Вурлицер-Америкэна 1300» с хромированной передней панелью, мигающими неоновыми лампочками и объемом в двадцать пластинок доносится хриплый усталый голос Джонни Кэша, исполняющего «I walk the line».
Знакомьтесь: «Америкэн бар».
Держит это заведение Коробейник, ради приработка: большую часть доходов он получает, поставляя электричество жителям Фагерё и сдавая летом комнаты туристам. О происхождении и прежней жизни Коробейника на Фагерё мало что знают. Много лет назад он просто появился здесь вместе с молчаливой, робкой женщиной и двумя маленькими мальчиками, заняв одну из пустующих квартир Шахтерского городка: так жители Фагерё называют небольшой поселок, выстроенный в северной части острова двадцать с лишним лет назад для семей шахтеров, прибывших с материка для добычи железной руды в самой современной шахте мира – глубоко под морским дном.
Это был грандиозный проект, который, как говорили вначале, должен был переменить жизнь Фагерё и всего юго-западного архипелага. С давних пор мореходы знали, что к северу от Фагерё компасу верить нельзя: здесь стрелка указывает не на север, а куда заблагорассудится, описывая полный круг. Также давно было известно, что магнитные помехи в морском заливе Квигхаруфьерден вызваны нахождением огромных масс железной руды где-то под дном моря. Одна горнодобывающая компания сделала заявку на разработки и отправила на Фагерё геологов и разведчиков, которые после долгого исследования заявили, что под морем лежат и ждут хозяина двадцать – тридцать тонн промышленной руды. На Фагерё начались масштабные работы. Над землей поднялась тридцатишестиметровая шахтная вышка из бетона, под землей застучали буры и загрохотали взрывы. Построили четырехсотметровую главную шахту, а от нее под морским дном провели тоннель до самой залежи. Выстроили и дома для рабочих – красивые длинные двухэтажные домики с этернитовыми фасадами вдоль короткой улицы – плюс столовую и кафе, превратившееся впоследствии в «Америкэн бар». Электричеством шахту обеспечивала новая дизельная электростанция.
Однако проект был остановлен, не успели рабочие добыть и грамм руды: экономическая ситуация ухудшилась и мировая цена на руду сильно опустилась. Шахту Фагерё бросили буквально за сутки. Горнодобывающая компания была объявлена банкротом, рабочие вернулись на материк, окна домиков закрыли листами мазонита. Шахтерский городок пребывал в запустении, пока не явился Коробейник с семейством.
Луди, который помимо прямых полицейских обязанностей также присматривал за имуществом банкрота, скоро обнаружил новых жильцов Городка. Поскольку Луди не предупреждали о предстоящем заселении, он решил, что дело нечисто – речь могла идти о грубом вторжении. Луди тут же отправился в Шахтерский городок для выяснения обстоятельств и незамедлительного выселения Коробейника вместе с женщиной и детьми из незаконно занятого жилья.
Однако выселение не состоялось.
Коробейник показал изумленному Луди документы о регистрации недвижимости, заверенные всеми печатями и подтверждающие, что он владеет всем до единого гвоздя: от шахты, надшахтного копра с подъемниками и цехов до рабочих домов и электростанции.
Ознакомившись с последним пунктом в списке новоприобретенного имущества Коробейника, Луди снял форменную фуражку и почесал в затылке, размышляя о следующем: при строительстве электростанции для нужд предприятия горнодобывающая компания взяла на себя обязательство обеспечить весь остров электроэнергией, которой здесь прежде не было. Когда обанкротившееся предприятие бросило шахту, муниципалитету Фагерё удалось договориться с конкурсным управлением о дальнейшем функционировании электростанции, чтобы жителям Фагерё не пришлось возвращаться к керосиновым лампам и прощаться с только что купленными холодильниками, электроплитами и телевизорами. Этот контракт, следовательно, также перешел в руки Коробейника, который стал владельцем дизельной электростанции мощностью пять мегаватт, прилагающихся к ней трансформаторов, переходников, проводов и прочего оборудования, необходимого для производства и передачи электроэнергии. Однако Коробейник заверил Луди, что электричество будет и дальше бежать по проводам. Кроме того, он предложил Луди стать по совместительству техником и сторожем электростанции.
Возобновлять разработки в шахте Фагерё Коробейник не собирался. Вместо этого он решил превратить дома для рабочих в жилье для отдыхающих. А когда стало известно, что он, помимо всего прочего, собирается открыть кабак на берегу, где наливают «что покрепче», с разных сторон стали поступать протесты.
Отдел пропаганды трезвости муниципалитета Фагерё, равно как и полицмейстер, разумеется, отверг инициативу Коробейника. Ко-Дэ Матсон выступил против одобрения заявки Коробейника на заседании муниципального правления, в особенности потому, что заявитель был новый и малознакомый жителям Фагерё человек, о жизненном укладе которого ничего не было известно. Объединение женщин Фагерё-Лемлут (председатель – фру Сага Матсон) на ежемесячном собрании приняло резолюцию, выражающую большую обеспокоенность ситуацией, в которой крепкие алкогольные напитки станут более доступными, особенно для молодежи. Пробст Юэль Лёкстрём – отец нынешнего пастора – читая проповедь, напомнил о винодельческом подвиге Иисуса на свадьбе в Канне, но немедленно добавил, что Евангелие от Луки рассказывает о трезвенническом образе жизни Иисуса, а после процитировал Священное Писание о воздержании от вина и крепких напитков (Чис. 6:3, а также Сир. 19:2, где сказано: «Вино и женщины развратят разумных»).
Впрочем, Коробейник получил поддержку широких слоев населения. Островитянин спиртного никогда не чурался, поэтому кабак на Фагерё был желателен всем, кому надоело отправляться на материк всякий раз, как захочется пропустить рюмку-другую. Лавочник Биргер, Петтерсон и прочие представители местного предпринимательства сочли, что распивочная сделает Фагерё местом, еще более привлекательным для растущего потока туристов. С фланга сторонников Коробейника прикрыл Абрахамсон с Бусё – судовладелец, предприниматель и член местного самоуправления.
Спор разгорелся нешуточный. Точнее говоря, жители Фагерё ругались так, что в домах трещали крыши и лопались обои, – как и всякий раз, когда речь шла о серьезных вещах. Сам Коробейник мудро молчал и спокойно ждал решения муниципалитета, без одобрения которого заведение не могло получить алкогольную лицензию.
Долгожданное заседание муниципалитета состоялось темным ноябрьским вечером. Общественность проявила такой интерес, что в зал заседаний пришлось принести дополнительные стулья. На предварительном заседании Ко-Дэ Матсон выразил уверенность в том, что противники победят с большим отрывом.
– Не дели шкуру неубитого медведя, – пробормотал Абрахамсон с Бусё.
После обсуждения вопросов, значившихся в повестке дня, члены самоуправления перешли к делу под номером одиннадцать.
– На рассмотрение членам самоуправления представлен вопрос о соискании у государственной алкогольной монополии лицензии категории «А» или «Б», то есть права продажи пива, вина и крепких алкогольных напитков либо только пива и вина, для предприятия общественного питания Виктора Аскера Кангерса на Фагерё, – объявил председатель самоуправления, корабел и будущий гробовщик Карл-Гуннар Блумстер, после чего предоставил слово коллегам.
Ко-Дэ Матсон поднял руку и встал, направляясь к трибуне.
В ту же секунду во всем здании муниципалитета погас свет.
В зале воцарилась полная неразбериха: жители Фагерё уже успели привыкнуть к преимуществам электрического освещения, а это отключение стало первым в их жизни. В темноте звучали тревожные голоса, члены самоуправления и простые жители толкали и пихали друг друга. Фриде, сторож муниципалитета, проверил пробки и сообщил, что все предохранители на месте, добавив, что окна темны во всех домах Стурбю, а значит, проблема серьезная.
В темноте Абрахамсон с Бусё попросил слова и предложил сделать перерыв для переговоров.
Заседание отложили. Абрахамсон, Ко-Дэ и большинство членов самоуправления закрылись в зале для обсуждения при свете наспех раздобытых стеариновых свечей, а оппозицию, то есть Ингвальда Хиндстрёма с Лемлута, выставили в коридор вместе с публикой. Что было сказано во время обсуждения, осталось тайной, так как протокол никто не вел. Некоторые из стоявших в коридоре утверждали, что слышали сквозь закрытые двери возмущенные голоса и отдельные реплики вроде «неслыханно!» и «чистой воды шантаж!».
Заседание большинства длилось почти час.
По окончании из зала вышел Абрахамсон с Бусё и молча отправился в канцелярию, где сделал краткий телефонный звонок.
Заседание муниципалитета возобновилось. На потолке плясали тени, дрожало пламя стеариновых свечей.
Ко-Дэ Матсон сурово потребовал слова. Нет, не сурово – он покраснел от сдержанного бешенства, сжимая побелевшими пальцами края трибуны.
– После совещания с большинством членов правления мы выдвинули новое предложение относительно заявки на продажу алкоголя предприятием общественного питания «Америкэн бар», – просипел Ко-Дэ. – Данное предложение гласит: муниципалитет Фагерё подтверждает лицензию владельца предприятия общественного питания «Америкэн бар» на продажу крепких алкогольных напитков. Конец связи!
– Есть ли другие предложения? – спросил председатель. – Если нет, обсуждение объявлено закрытым. Члены правления, прошу голосовать.
Сразу после голосования снова загорелся свет.
Из музыкального аппарата, который, по легенде, попал в «Америкэн бар» после крушения парохода «Виктори-Парк» у Эстревларны, целый и невредимый, да еще и укомплектованный пластинками (Коробейник отнял его у шипящего прибоя с риском для жизни), – из этого музыкального аппарата субботним вечером после злополучных похорон раздавались звуки электрогитары и голос Роя Орбисона:
Pretty woman, walkin’ down the street
Pretty woman the kind I like to meet
Pretty woman I don’t believe you,
your not the truth
No one could look as good as you – mercy! [2]2
Красотка идет по улице, / Как раз с такой я хотел бы встретиться. / Я не верю тебе, красотка, это неправда, / Никто не может быть так хорош – сжалься! (англ.).
[Закрыть]
– На похоронах я трезвый был, но теперь прошло! – сообщил Аксмар, плеснув изрядно пива в свою грешную глотку.
Дверь открылась, в бар вошел Абрахамсон с Бусё, приподнял шапку, кивнул Коробейнику за стойкой бара, затем мужичкам, сидящим вокруг одной из мореных сельдяных бочек, которые здесь служили столами. Абрахамсон – огромный толстопузый мужик, седеющая борода скрывает пол-лица; обычно он, заядлый охотник на птицу, ходит в затертом флисовом пуловере, ветровке с широкими полосками-отражателями на рукавах и зеленой охотничьей шляпе.
Абрахамсон остановился у игрового автомата возле двери, порылся в карманах брюк в поисках монетки, бросил ее в щель; через стекло автомата было видно, как монетка скачет и падает в полупустую выемку поверх другой монеты. Абрахамсон пожал плечами и отвернулся. Подумаешь, зря потратил монетку на автомат, у него этих монеток куры не клюют.
Аксмар встал, помахал пустой пивной кружкой и, шатаясь, подошел к стойке:
– Эй, Коробейник! Еще одну!
А из музыкального автомата доносился голос Роя Орбисона:
У бара Абрахамсон перекинулся парой слов с Коробейником. У них были какие-то общие дела, но никто толком не знал, какие именно. Коробейник поставил бокал, налил коньяку, даже не доставая мерный стакан, и придвинул Коробейнику. Аксмар получил еще кружку пива, Коробейник взял деньги и выбил чек.
– Садись с нами, – позвал Аксмар Абрахамсона.
Мужички у бочки потеснились, Фриде услужливо придвинул Абрахамсону табуретку, обитую красным пластиком. Абрахамсон с Бусё нос не задирает, хоть и владеет, по сведениям из налоговой отчетности, самым большим состоянием на Фагерё, и в «Америкэн бар» может посидеть даже на табуретке.
– Мы тут Элису про похороны рассказываем, – сообщил Максиминус.
– Да уж, будет что вспомнить. – Абрахамсон достал зеленую пачку «Норт Стэйт» и закурил. Голубовато-серый дым заструился вверх.
– Надо было Луди найти веревку покрепче, – сказал Фриде.
– Может, и так… Но вот что я вам скажу. Много я гробов носил на похоронах. Труп всегда тяжельше, чем кажется. Так-то вот.
Разговор забуксовал: все задумались над словами Абрахамсона.
– А полицмейстера видели? – произнес наконец Максиминус. – Глаза у него аж почернели, когда все засмеялись. Дай ему волю, в кутузку бы всех отправил!
– Да уж, этот чертяка! Ф-ф-фон Хаартман! – запинаясь, выговорил Аксмар.
– Это, может, против закона – на похоронах смеяться! – сострил Фриде.
– Уж этот фон Хаартман… – задумчиво произнес Абрахамсон. – Он же с материка.
– И то верно, с материка. Где ж ему понять, – поддакнул Максиминус.
Поразмыслили и над этим.
«Pretty Woman» заканчивалась, Аксмар подпевал – громко и фальшиво:
– Пасть захлопни, Аксмар, – устало вздохнул Фриде.
Аксмар стукнул кружкой о стол. Он сидел, опустив голову, как увядший тюльпан, и раскачивался из стороны в сторону; из уголка рта свисала потухшая сигарета.
– «Калева» скоро вернется, да? – спросил Элис с Нагельшера Абрахамсона.
– Через день-два, – ответил тот.
Аксмар упал лбом на бочку, всхлипнул, сигарета выпала изо рта. Этим вечером в «Америкэн бар» все было как обычно.
ПРОГНОЗ ПОГОДЫ ДЛЯ МОРЕХОДОВ
Обширная область высокого давления над севером Европы и Скандинавией обеспечит прекрасную погоду на ближайшие дни. Ветер от слабого до умеренного.
Прогноз на воскресенье: ветер южный, 4–7 метров в секунду, к вечеру ослабевает. Видимость хорошая или отличная, в среднем 25 километров.
Жители Фагерё не пропускают морского прогноза ни в 6.00, ни в 12.45, ни в 16.45, ни в 22.05, ведь островитяне живут во власти ветра и волн. На материке сгодится и примерное предсказание: достаточно знать, будет завтра дождь или солнце. А в шхерах требуются точные прогнозы.
В Метеорологическом институте трудятся дипломированные специалисты в области атмосферной физики, может быть, найдется там и какой-нибудь доктор наук, написавший диссертацию о возникновении циклонов над Северной Атлантикой. Эти высокообразованные мужчины и женщины разрабатывают прогнозы с помощью сложной компьютерной техники, основываясь на результатах множества измерений метеостанций, расположенных по всей стране и за ее пределами. Эти прогнозы считаются очень надежными.
Поэтому жители Фагерё им не очень верят.
На Фагерё слушают морские прогнозы и на всякий случай делают собственные. Красное солнце на закате, резкий или мягкий свет, ложится ли светило на перину из золотых облаков или опускается к чистому и ясному горизонту; как небо меняет цвет, как ветер касается кожи, как волнуется море – эти знаки островитяне всегда умели толковать.
– Завтра будет ясно, не иначе, – сказала Юдит с Аспшера своей девочке.
Лицо Юдит окрасилось малиновыми отблесками заходящего солнца, она словно только что вышла из бани, еще пылающая от жара. По утрам и вечерам она взбиралась на холм за сараем и смотрела на море в бинокль. Есть у островитян такая привычка. Юдит стояла с биноклем на холме, как капитан на мостике. Последнее время она смотрела на море дольше и внимательнее, чем обычно. Во всяком случае, так казалось девочке: Юдит словно что-то выискивала. Что именно – девочка не знала и спрашивать не хотела. Или не смела. Почему-то ей казалось, что Юдит рассердится, подойди она с расспросами: что ты высматриваешь? что там в море? Девочка представляла, как Юдит выгнет спину, выпустит когти, зашипит. От этого странного видения словно саднило внутри.
Поэтому девочка прятала вопросы за щеку и ждала за спиной Юдит. Наконец та опускала бинокль и вздыхала – будто с облегчением, но, может быть, вовсе и нет: не так-то легко истолковать вздох другого человека.
На западе горизонт был чист и ясен, как улыбка младенца. Море медленно, глухо гудело. Бездвижный, еще теплый воздух приятно пах можжевеловым дымом: Юдит коптила окуней, пойманных утром; теперь они были почти готовы. Женщины – юная и почти старая – вместе спустились с холма.
Со стороны стального, серого моря перекатами доносились резкие крики чаек.
Девочка замерла на мгновение, прислушалась. В криках морской чайки этим тихим летним вечером ей послышалось предвестье беды.
ЯННЕ ПОЧТАЛЬОН
Далее на повестке дня – визит к Янне Почтальону. Прекрасный летний день подошел к вечеру, солнце медленно тает на западе у горизонта, коровы подоены, ужин съеден, вечерние новости еще не начались – самое время наведаться в деревню. Ближайшие часы не стоит ждать важных событий, требующих нашего внимания, посему отправимся к Янне.
Его прозвище ясно говорит о профессии и роде занятий. Кроме того, как стало известно ранее, Янне является официальным знаменосцем Фагерё, а также краеведом, археологом-любителем и гидом, который водит туристов и прочих интересующихся к исторически значимым местам и древностям Фагерё. В список таких объектов входят церковь, несколько средневековых фундаментов у гавани Тунхамн, знаменитый каменный лабиринт, «юнг-фруданс» – «девичий танец» – на горе Каттомпберьет и Сортир Императрицы в Сёдер-Карлбю.
Последний был сооружен к визиту императрицы Марии Федоровны на Фагерё, который должен был состояться во время летнего круиза в восьмидесятые годы девятнадцатого века, и стал самым роскошным отхожим местом юго-западного архипелага. Сортир Императрицы выстроен в стиле ренессанс и разделен на две части. В более изысканной есть деревянное возвышение, предназначенное для ее императорского величества; к нему ведут две ступени, по обе стороны от которых расположены сиденья пониже – для нужд царевен или придворных дам. За перегородкой находился альков с комодом и зеркалом – последнее, впрочем, давно отсутствует. Стены понизу обшиты березовыми панелями, поверху оклеены обоями с золотым тиснением, за прошедшие десятилетия почерневшими и попорченными влагой. Дневной свет проникает в альков через решетчатые окна с ромбообразными серединными стеклами, окрашенными попеременно в красный и желтый. Четырехскатная крутая крыша увенчана жестяным флюгером, на котором вытиснен вензель императрицы. Гранитная лестница ведет к парадному входу, обрамленному с двух сторон белым наличником, а над входом архитектор разместил фронтон, украшенный резным двуглавым орлом. Вторая часть сортира, попроще, для адъютантов и прочих придворных, находится сзади.
Однако на протяжении всего пребывания на Фагерё Мария Федоровна так и не пожелала облегчиться. Сортир Императрицы, к сожалению, так и не исполнил своего предназначения.
Не будем рассказывать Янне об этом кратком отступлении: он не любит, когда кто-то, кроме него, водит гостей к этому выдающемуся памятнику архитектуры. От дома Янне, так называемого Почтового дома, рукой подать до сортира. На первом этаже дома и вправду размещается почтовая контора Фагерё, а этажом выше живет Янне.
Пойдемте же по тропинке, ведущей дальше, за ясени!
В зарослях канадской ели за Сортиром Императрицы малиновка динькает в свой серебряный колокольчик, чуть поодаль раздаются мелодичные трели черного дрозда. Звенит мошкара, последние ветреницы еще светятся белым в нежно-зеленой траве, на ландышах уже появились маленькие твердые бутоны.
Почтовый дом стоит на склоне у дороги на Кунгсхамн, в тени крепкого дуба – мощного, с ветвями, толстыми, как руки великана, и корой, закаленной годами и испытаниями. Во дворе дома стоит легковой автомобиль марки «Лада» – служебная машина Янне Почтальона, собственность государства.
Автор ловко и быстро вскрывает замок двери черного хода, петли жалобно скрипят: они надеялись, что сегодня их уже никто не побеспокоит. Мы входим и тут же чувствуем узнаваемый запах почтовой конторы: сладковатая смесь штемпельной краски, клея, резины, лака… В маленькой сортировочной нумерованные ящики разевают пустые пасти. На полке лежат еще не доставленные посылки. Здесь имеются всевозможные принадлежности для обработки входящих и исходящих отправлений: почтовые весы, штампы, счетная машинка, спящая под серым чехлом, бланки и сопроводительные письма, влажная губка для смачивания пальцев при сортировке в красном резиновом футляре, на полу стопка сложенных почтовых мешков, сургучная палочка, резинки, наклейки для адресов, расчетная таблица – все аккуратно стоит на своих местах, приготовленное на утро понедельника. У края сортировочного стола на крючке висит потертая почтовая сумка, ее черная пасть разинута, словно в зевке.
В полуоткрытую дверь кассы виден выключенный компьютерный терминал и пустой стул кассирши. Каждый день с понедельника по пятницу, с девяти до часу дня, здесь сидит Антония из Бундаса.
Вот мы и осмотрели первый этаж, теперь выйдем в сени и поднимемся наверх.
Оказавшись в верхней передней, мы слышим приглушенный свист, доносящийся из-за двери квартиры Янне.
Мы стучим в дверь, открываем ее, входим.
Свист усиливается: резкий и ровный, он слышится из кухни.
На плите стоит чайник со свистком. Янне у кухонного стола перебирает пачку писем. Выбрав одно, он подходит к плите, снимает с чайника свисток, после чего надоедливый свист затихает. Янне осторожно водит конверт обратной стороной над струей пара, вырывающейся из носика чайника, отклеивая запечатанный уголок. Затем, взяв в руки заранее приготовленный нож с узким лезвием, Янне окончательно вскрывает конверт. Руки его одеты в тонкие белые хлопчатобумажные перчатки: перед нами настоящий профессионал.
Влажный уголок конверта легко отходит, поддетый тонким лезвием, Янне довольно фыркает. Возвращаясь к кухонному столу, он бросает нам через плечо:
– А, вот и вы. Я-то ждал вас пораньше.
Ухватив лист, вложенный в конверт, самыми кончиками большого и указательного пальцев – осторожно, как археолог, достающий из земли хрупкий осколок глиняного горшка, Янне кладет листок на стол и разворачивает с помощью линейки.
– Ко-Дэ Матсон, улица Ласфулсвэген, восемь, Фагерё, Стурбю… – читает Янне, скользя взглядом по машинописному тексту, но, поскольку язык работает медленнее, чем глаз, он успевает произносить лишь отдельные фразы: – Напоминание о сроке платежа… счет от пятого… тысяча пятьсот тридцать евро и пятьдесят центов… платеж незамедлительно… пени… – Янне цокает языком. – Ой-ой-ой! Снова письмо от кредитора.
Он аккуратно складывает листок по прежней линии сгиба.
– Плохо идут дела у Ко-Дэ, – радостно сообщает Янне. – Ферма эта лососевая доходов не приносит, конкурентов полно… Посмотрим, не закончится ли все банкротством… – Янне довольно клекочет от этой мысли.
Он заново заклеивает конверт, действуя так же аккуратно и умело. Покончив с этим, Янне поднимает письмо к лампе дневного света, внимательно исследуя на предмет возникновения пятен и следов вскрытия, раздувая ноздри – словно принюхиваясь. Довольный работой, он откладывает письмо и перебирает стопку дальше.
– Эльне письмо из Центральной больницы, – бормочет Янне. – Небось от гинеколога, про анализы…
Он берет письмо и направляется к кипящему на плите чайнику.
Удивленные и даже ошеломленные зрелищем, мы наблюдаем, как Янне систематически нарушает закон о тайне переписки, а также Почтовый устав. Тот факт, что Янне служит почтальоном, можно считать отягчающим обстоятельством. Если мы не можем доверять самой Почте – кому тогда вообще можно верить? Как ответственные граждане, мы должны немедленно уведомить полицмейстера о многократном правонарушении.
Янне Почтальон устремляет на нас полный непонимания взгляд.
– Да как же ж я буду знать, что у людей на Фагерё творится, если письма не читать? – спрашивает он с прямотой, способной поразить любого.
Янне Почтальон – по записи в церковной книге, Юхан Мауриц Вернер Стюрис – внешним видом напоминает квасной бочонок на куриных ножках и с валуном вместо головы, как изрек однажды Аксмар, который нередко болтает лишнее, перебрав в «Америкэн бар».
К счастью, грубое сравнение Аксмара не совсем точно отражает действительность. Нельзя, однако, отрицать, что фигурой Янне и вправду похож на крепкий пенек, а ноги его худоваты; голова у Янне круглая, а макушка лысая и гладкая, как отшлифованный волнами прибрежный камень. Зато лицо у Янне привлекательное: широкий рот, красивой формы нос, дружелюбные, пусть и чуть ввалившиеся глаза и поперечные морщины на лбу, выдающие мыслителя. Впечатление усиливает шкиперская бородка, серебристые волоски в которой указывают на то, что Янне далеко не юн.
Янне – человек читающий, об этом свидетельствуют стопки газет в сенях, которые мы забыли упомянуть в спешке, а также регулярное посещение библиотеки Фагерё и стеллаж с книгами в гостиной. Там в основном собрана документальная литература, романы и поэтические сборники отсутствуют, за исключением собрания сочинений Рунеберга в стокгольмском издании с красным круглым корешком и «Рассказов фельдшера» Сакариаса Топелиуса. Библию Янне изучил от Бытия до Откровения Иоанна Богослова плюс комментарии. Кроме истории Фагерё Янне интересуется и этнологией архипелага, народными традициями и жизнеописаниями известных жителей Фагерё. Янне сделал немало записей, которые подумывает собрать вместе и издать.
Не стоит недооценивать кривые ноги Янне. В молодости он был несравненным бегуном, а также отличался в прыжках в длину и высоту. Восемнадцатилетний Янне пробежал стометровку за 10,8 секунды – поразительный в свое время результат. Вне всякого сомнения, у Янне был талант, благодаря которому он мог стать выдающимся спринтером, невзирая на короткие ноги. Кто знает, может быть, он стал бы новым Линди Ремиджино – неизвестным бегуном, победа которого в стометровом забеге во время Олимпийских игр 1952 года потрясла мир! Но для этого Янне пришлось бы отправиться на материк: на Большой земле проходит большинство Олимпийских игр и прочих значительных состязаний.
А это было невозможно.
Янне Почтальон не переносит моря.
Стоит Янне оказаться на борту – будь то ялик или паром «Архипелаг», – как ему становится плохо. Таков он был с самого рождения. Даже пролив между Фагерё и Лемлутом, настолько узкий, что его можно переплюнуть, если хорошенько постараться, Янне не может переплыть.
Дело не в обычной морской болезни, от которой, чуть на море подует ветер, зеленеют туристы и прочие слабаки с материка. Нет, Янне выходит из строя целиком и полностью. Лицо белее чаячьего помета, холодный пот течет ручьем, Янне дрожит всем телом. Секунда – и все содержимое желудка вырывается наружу, с обоих концов. Глаза закатываются, и Янне уже лежит, как старый потрепанный парус.
Последний раз Янне пытался выйти в море тридцать с лишним лет назад: решил проверить себя, прокатившись на весельной лодке. Не успела та отплыть и двух метров от причала, как пришлось грести обратно, опасаясь за жизнь Янне. Лишь пролежав в постели неделю, он стал приходить в себя. С пор к лодкам Янне не приближался.
И зимние льды не служат ему мостом в большой мир: Янне обречен провести жизнь в плену Фагерё.
– Да и что я забыл на материке? – говорит Янне.
Прервав свое преступное занятие, он заваривает травяной чай кипятком из свистящего чайника. Нас он не угощает. В кухне жарко. Янне вылавливает чайный пакетик из чашки, аккуратно подставив ладонь, чтобы не накапать на пол, и бросает в мусорное ведро. Положив в чашку пять кусков сахару, он звонко помешивает чай.
Янне отхлебывает.
– Знаю я, как там на материке, хоть и не был. У меня телевизор есть. На материке… Да вы сами знаете, как там на Большой земле, вы сами оттуда, чего я буду рассказывать. Нет уж, я на материке жить не хочу. С чужими людьми, и поздороваться им некогда, и поговорить. Там человека ни во что не ставят.
Янне продолжает помешивать чай, чтобы он остыл, пьет.
– А здесь все по-другому. Вам не понять, вы не отсюда. Здесь все друг друга знают. Все знают, кто ты и что ты. Мы тут не торопимся, как вы на материке, здесь все спокойно, можно быть самим собой… понимаете? Мы тут друг о друге заботимся. Когда мои родители ушли под лед и я остался один, меня отдали в Бундас. Там я и вырос вместе с Фриде и Аксмаром, мы же двоюродные… Когда я просил работу на почте, Ко-Дэ Матсон написал мне рекомендательное письмо. Так мы тут и живем – помогаем друг другу, как в старые времена.
