Текст книги "Молот Люцифера"
Автор книги: Ларри Нивен
Соавторы: Джерри Пурнелл
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]
– Но не миссис Адамс, – сказал Волк.
– А!.. – Очень плохо. Не будет Праздника Почтового Хлама – и у Гарри не будет предлога заходить в дом Адамсов и беседовать с Донной.
– Вам придется доставлять коммерческую почту так, как это предписывают правила, – заявил Волк. – По мере ее поступления. Не надо накапливать ее. Праздник хлама должен быть отменен.
– Хорошо, сэр. Какие еще изволите дать указания?
– Сбрейте свою бороду. Постригите короче волосы.
Гарри замотал головой. Он знал, что на этот счет гласят правила.
Волк вздохнул.
– Гарри, вы просто не понимаете, что это такое быть почтальоном.
Кабинет у Эйлин Сьюзан Ханкок маленький, тесный, но все же – кабинет. Не один год она проработала, чтобы получить свой собственный кабинет. Раньше у нее был только стол. Кабинет доказывал, что она – нечто большее, чем просто секретарша.
Она работала, нажимая кнопки калькулятора, хмурилась. Потом от внезапно мелькнувшей мысли журчаще рассмеялась. А мгновением позже поняла, что в дверях стоит Джо Корриган.
Корриган шагнул в кабинет. Верхняя пуговица на брюках его опять была не застегнута – и всем это видно. Его жена не разрешает ему покупать брюки большого размера. Она не оставляет надежду, что он еще похудеет. Корриган засунул большие пальцы за пояс и уставился на Эйлин несмешливым взглядом.
Эйлин оборвала смех. Снова принялась считать на калькуляторе, и теперь она даже не улыбалась.
– О'кей, – сказал Корриган. – Как идут дела со штамповочной линией?
Эйлин взглянула на него расширившимися глазами: – Что? О, нет. Пока я ничего вам сказать не могу.
– Думаете, если заморочите мне голову, так захватите контроль над компанией? Так? Ибо: линия не работает. Я это проверил. – Корригану нравилось наблюдать за ней, нравились подобные сцены. Эйлин относилась к породе людей «все или ничего». Либо она была очень серьезной и полностью погружена в работу, либо веселилась от всей души.
– О'кей, – вздохнул Корриган. – Выдам вам один секрет. Вам предстоит повышение. Дело в том, что Роберт Джестон подписал контракт.
– Вот как? Это хорошо.
– Ага. И отсюда следует, что теперь нам придется труднее. А облегчить нам может… в общем, в качестве первого шага вы назначаетесь помощником генерального директора. Если вам по душе эта работа.
– О, она мне по душе. Спасибо, – улыбка вспышкой осветила ее лицо – такая короткая вспышка, словно молния, гаснувшая прежде, чем успеваешь заметить ее. И Эйлин снова нагнулась над калькулятором.
– Я знаю, что она вам по душе. Потому я и повысил вас. Я уже вызвал рабочих, оборудовать для вас новый кабинет. Я им сказал, что когда закончат подготовительные работы, пусть проконсультируются с вами. – Корриган уселся всей своей тушей на край стола. – Итак. У меня был для вас секрет. Сюрприз. А в чем заключается секрет вашего смеха?
– Я забыла, – сказала Эйлин. – Зато я закончила работу над теми сметами. Так что можете захватить их и отнести Бейкерсфилду.
– О'кей, – сказал Корриган. И – разбитый наголову – отправился обратно в свой кабинет.
Если б он знал, подумала Эйлин. Ей захотелось рассмеяться, но она сдержалась. Нет, правда, ей не хотелось бы дразнить Корригана. И она подумала: Что ж я сделала это. А Робин прелесть. Он не лучший в мире любовник, да он на это и не претендует. Вот как он намекнул ей о повторном свидании. «Любовникам нужна практика, – вот что он сказал. – Во второй раз всегда получается лучше, чем в первый.»
Данный вопрос остался открытым. Может быть, да – может быть, она переспит с ним еще раз, но скорее всего, нет. Он без обиняков сказал ей, что он женат. До сих пор она это только подозревала.
Никогда у нее не возникало и намека на мысль, что ее личная жизнь может как то повлиять на жизни деловую. Но он не подписал контракт с Корригановской компанией сантехнического оборудования – а это очень большая сделка. И теперь она себя ощущала очень странно. И хотелось понять, отнеслась бы она с таким безразличием к выявленном семейному статусу Робина, не ожидай, что он заключит контракт. А он – подписал.
И вот она сидит здесь, складывает числа, перекладывает бумаги, и внезапно она спросила себя: какое значение имеет ее работа для водоснабжения и канализации? Я не произвожу труб. Я их не прокладываю. Я вообще не имею дела с трубами, я даже не указываю другим, где следует прокладывать эти трубы. Все что я делаю – это перекладываю бумаги.
И это – немаловажная работа. Она упорядочивает хаос. Эйлин может ошибиться. Это может быть случайная оплошность, а может быть преднамеренной ошибкой. От мельчайшего прикосновения ее пера тысячи материалов и оборудования будут посланы с одного конца Земли на другой. Но к творчеству ее работа не имеет никакого отношения. Работа у Эйлин ничуть не более творческая, чем у тех, кто двигает вперед цивилизацию, или занимается взысканием налогов… или скажем у кочегара… на дизельном топливе.
Мистер Корриган, вероятно, весь день будет ломать голову, чем был вызван внезапный взрыв ее смеха, и невозможно объяснить ему причину этого смеха. Просто смех овладел ею – неожиданный и непреодолимый: то, чем она занималась прошлой ночью с Робином Джестоном, было более, чем что-либо в ее жизни, связано – непосредственно связано! – с делом водоснабжения и канализации.
О том, что автомобиль украден, узнают еще не скоро. Несколько часов, во всяком случае, есть – в этом Алим Нассор был совершенно уверен. Настолько уверен, что мог бы просидеть в этом автомобиле хоть десять добавочных минут. Раньше Алим Нассор был великим человеком. Когда он снова станет великим, ему придется скрывать то, что он сейчас делает.
До того, как он стал великим, его звали Джордж Вашингтон Карвер Дэвис. Его мать очень гордилась этим именем. Она рассказывала, что остальные члены семьи хотели назвать его иначе: Джефферсоном Дэвисом. Дурачье: это было бы неудачное имя, в нем не чувствовалось силы. Потом у Алима Нассора было множество других имен – уличные клички. Матери эти имена не нравились. Когда она выгнала, наконец, его, он принял свое теперешнее имя.
В арабском и суахили «Алим Нассор» означает «Мудрый завоеватель». Не многие знают смысл его имени – так и что из того? Это имя пропитано силой. В «Алиме Нассоре» несравненно более силы, чем в «Джордже Вашингтоне Карвере». Об Алиме Нассоре писали газеты. Он запросто заходил в здание городского муниципалитета – заходил, чтобы посмотреть, что там делается. Он получил на это право после того, как прекратил бунты. Он – в туфлях, украшенных бритвенными лезвиями и с цепью, обмотанной вокруг талии. И были деньги; деньги, которые можно было грести лопатой. Деньги государства. Все, что угодно, лишь бы в черном гетто вновь стало спокойно. Это была чертовски хорошая игра, а закончилась она весьма скверно.
Он тихо выругался. Мэр Бентли Аллен. Черный мэр Лос-Анджелеса – этот чертов Дядя Топ перекрутил все каналы, все возможности. И этот глупый черный конгрессмен, сукин сын, которому все было мало… Нет, он, эта задница, внес всех своих родственников в платежную ведомость города. Всех до единого – что и обнаружил тот траханый репортер телевидения. В наши дни черный человек, занявшийся политикой, должен иметь незапятнанную, безупречно белую репутацию.
Ладно, та игра закончилась, и нужно было начинать снова. Он и начал. Одиннадцать дел, и каждое сработано превосходно. Они принесли… что? Добыча составила за четыре года четверть миллиона долларов. А скупщики краденого выдали за нее лишь менее ста тысяч. Значит, каждый из четырех заработал за четыре года только двадцать тысяч. Это даже нельзя назвать заработком! Подумать только: часть денег ушла на подкуп служителей закона. Но даже без этого – пять тысяч за год?
Это дело будет тринадцатым. Оно не займет много времени. Сейчас в кассе магазина должны быть деньги. Много денег. Алим ждал – он всегда точно чувствовал время. Из дверей вышли двое покупателей. На улице больше никого не было.
Ему не нравилось то, чем он вынужден сейчас заниматься. Ему не по душе проливать кровь. Он постарался вбить в головы своих сподвижников, что хоть раньше игра и была хорошая, но продолжи он ее – и ему пришлось бы оставить их, своих братьев, в одиночестве. Неизвестно, что думают братья о нем сейчас. Но он загнан в угол и ему приходится действовать быстро.
Все подготовлено, он берег этот вариант на крайний случай, и вот он – мать его так и этак! – крайний случай. Служители закона, вероятно сразу припишут это дело ему, но и юристы и сыщики хотят кушать, причем кушать именно сейчас, а не когда-нибудь в будущем. Идиотизм: грабить магазин, чтобы иметь возможность заплатить легавым за то, чтобы они не преследовали его за ограбление магазина. Ничего, когда-нибудь положение дел изменится. Он, Алим Нассор, сделает так, чтобы положение дел изменилось.
Почти время. Две минуты назад один из его братьев добровольно отдался в руки полиции, нарушив уличное движение в четырнадцати кварталах отсюда. Значит, один свинячий патрульный автомобиль – не в счет. Двадцать минут назад чуть пострелял, и сестра позвонила об этом в полицию. Туда был послан второй патрульный автомобиль. А их – полицейских автомашин – всего две. Районы, где живут черные, патрулируются не так тщательно, как районы, где живут богатеи. Черные меньше полагаются на полицию. А, может, просто не знают, как надо подлизаться – вылизать задницу! – муниципалитету.
Иногда ему приходилось использовать до четырех способов отвлечения полиции одновременно. Лучше всего организовать уличные пробки. Для этого нужно только дать ребятне на мелочишку, и они затеют игры посреди улицы. Алим Нассор был прирожденным лидером. И попадал под арест он только в юности – если не считать того случая, когда навстречу попался вышедший из прачечной самообслуживания легавый… А ведь он был не на дежурстве: он, этот негр – полицейский, просто зашел в прачечную… Кто бы мог подумать, что этот брат был легавым? По сию пору не понятно, почему он, Алим, не выстрелил. Но, как бы то ни было, он не выстрелил. Он просто заскочил в переулок и избавился от пистолета, маски и сумки: пусть заботу о них примут на себя те, кто служит закону. Конечно, доказательством его вины могли бы служить показания ограбленного лавочника, но существовали способы объяснить ему, что показаний давать не следует…
Пора. Алим вылез из автомобиля. Маска походила на лицо. С расстояния десяти шагов никто вообще б не понял, что это маска. Пистолет не виден – укрыт под плащом. Через пять минут после того, как дело окажется сделанным, плащ и маска будут выброшенными. Мысли Алима сконцентрировались на одном, сейчас для него не существовало ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Он перешел перекресток. На улице – никаких раззяв – пешеходов, ничего привлекающего внимание. Магазин – пуст.
Все прошло отлично. Никаких затруднений. Деньги уже были в кармане, и Алим шел к выходу, когда в магазин вошел брат.
Этого человека Алим знал не один год. Что понадобилось ублюдку в этой части города? Никто из Бойли-Хайте не должен находиться здесь – за Уоттсом! А, дерьмо… Брат узнал его. Может, по походке, может, еще как-нибудь, но узнал.
На то, чтобы все осознать и взвесить, ушла лишь секунда. Алим развернулся, прицелился и выстрелил. Второй выстрел – для верности. Человек упал. Глаза старика, владельца магазина – расширились от ужаса, и Алим выстрелил еще три раза подряд. Одним ограблением больше, одним меньше – это ничего не меняет. Но когда происходит убийство, легаши начинают копать изо всех сил. Лучше не оставлять свидетелей. Но – скверно вышло.
Быстрыми шагами он вышел наружу – но не к украденной автомашине, стоявшей на той стороне улицы. Торопливо прошел пол квартала, свернул в переулок, прошел его и оказался на параллельной улице. Руки у него тряслись – отзвук единственной в своем роде, сохранившейся с древнейших времен дрожи. Человек стал человеком, когда стал использовать дубину. А огнестрельное оружие есть та же дубина, только усовершенствованная. Примерься, сожми кулак, и если враг достаточно близко, чтобы разглядеть его лицо – ударь! Ударь или выстрели. Так чтобы враг лег трупом. Сила! Власть! Хотя Алим знал и таких, кого бы скрутило от подобной мудрости.
Брат Алима (сын его матери, а не просто брат по крови) ждал его в машине. Чистой машине, ничем не запятнанной в глазах закона. Поехали – на нужной скорости, достаточно быстро, чтобы не привлекать внимания и достаточно медленно, чтобы не влететь в аварию.
– Пришлось убирать двоих, – сказал Алим.
Гарольд вздрогнул, но голос его звучал ровно:
– Плохо. Кто они были?
– Никто. Так, мелочь.
МАРТ: ДВА
Большинство астрономов полагает, что кометы в
совокупности образуют громадное скопление, окружающее
солнечную систему. Это скопление, вероятно, простирается
на половину расстояния, отделяющего солнечную систему от
ближайшей звезды. Голландский астроном Й.Х.Оорт, по имени
которого названо скопление, считает, что оно, вероятно,
состоит из 100 миллиардов комет.
Брайен Маргден. Смитсонианский институт.
Разместились в Зеленом зале. Двое прислужников и на удивление миленькая распорядительница наполняли стаканы, как только они пустели. Именно поэтому Тим Хамнер выпил больше чем обычно. Кстати, подумал он, я богаче Арнольда. Во всех смыслах богаче. Арнольд, – писатель, книги которого расходятся мгновенно, и Арнольд никогда не беседовал на темы, не имеющие отношения к его книгам. Когда Тим сказал ему, что Хамнер-Браун уже видна невооруженным глазом, Арнольд не понял о чем идет речь. Когда Тим объяснил ему, Арнольд возжелал встретиться с Брауном.
Один из прислужников подал знак, и Тим встал на расползающихся ногах. Похоже, недавно лестница была не такая крутая. Но – добрался. Как раз вовремя, чтобы услышать окончание профессионально гладкого монолога Джонни и звуки аплодисментов слушателей.
Джонни был в отличной форме, Сейчас он обменивался шутками с остальными гостями. Тим вспомнил, что Шарпс из ИРД выступал с лекцией посвященной кометам (сам видел по телевизору). И что Джонни, похоже, обладает немалыми познаниями в области астрономии. Выделялась еще одна гостья: величественная престарелая дама. Огромная грудь ее была усыпана драгоценностями. Двадцать лет назад она обогатила английский язык новым выражением. Дама все время прерывала остальных, отпуская шуточки И шутки ее были до невозможности плоскими: дама была совершенно пьяна. Тим вспомнил, что зовут ее Мэри Джейн, и что никто более не упоминает ее сценический псевдоним. Учитывая ее возраст и вес, это было просто неприлично.
Тима пронизал мгновенный ужас – ужас знакомый каждому, кому приходилось выступать перед аудиторией. А потом Джонни обернулся к нему и спросил: «Как вам удалось открыть комету? Жаль, что этого не сделал я». – Произнес он это с очень серьезным видом.
– Вам бы не хватило на это времени, – сказал Тим. – Для этого нужны годы. Иногда десятилетия, и нет никакой гарантии, что удастся сделать открытие. Приобретаешь телескоп и с его помощью начинаешь наблюдать небо, запоминаешь расположение звезд и прочих небесных тел… а затем проводишь в наблюдениях каждую ночь, и ничего нового не видишь, а зад у тебя отморожен. В горной обсерватории холодно.
Мэри Джейн что-то сказала. Джонни насторожился, но старался не показывать этого. Звукооператор (на голове – наушники телефонов) махнул ему рукой.
– Вам нравится быть владельцем кометы? – спросил Джонни.
– Половины кометы, – автоматически сказал Тим. – Нравится.
– Ему не долго оставаться ее владельцем – сказал доктор Шарпс.
– А? Как это? – повысил Тим голос.
– Владеть ею будут русские, – сказал Шарпс. – Они посылают «Союз», чтобы провести наблюдения за кометой с близкого расстояния. Когда они это сделают, комета будет принадлежать им.
Это было ужасно.
– Но разве мы ничего не можем сделать? – спросил Тим.
– Конечно, можем. Мы можем запустить «Аполлон» или какой-либо более современный корабль. Мы можем загрузить этот корабль оборудованием, которое пока что ржавеет без пользы. Мы даже уже провели подготовительные работы. Но – деньги кончились.
– Но что вы предприняли, – спросил Джонни, – если б у вас были деньги?
– Мы могли бы провести наблюдения прохождения Земли через хвост. Позор, что американцы больше не интересуются вопросами технологии. Самое большее, что нас заботит – проработает ли без ремонта электронож из набора инструментов для вырезания? Вы когда-либо задумывались, в какой степени мы зависим от вещей, в которых никто из нас не разбирается? – Шарпс драматически обвел рукой всю студию телевидения.
Джонни начал было говорить – о домохозяйке, для которой работа с домашним компьютером превратилась в хобби – но раздумал. Люди, приглашенные на студию, слушали. Царила не нарушаемая никем тишина – с давних пор Джонни научился расценивать такую тишину как знак уважительного внимания. Люди хотели слушать Шарпса. Может быть, сегодня у телевизионщиков будет удача, будет снят один из тех фильмов, которые показывают снова и снова, приурочивая к воскресеньям и разным датам…
– Я не говорю, например, о телевидении, – продолжал Шарпс. – Но – вот стол. Верх у него пластмассовый. Что такое пластмасса? Кто-нибудь из вас знает как ее делают? Или как делают карандаши? Еще меньше – намного меньше – мы знаем о производстве пенициллина. Вся наша жизнь зависит от этих и других вещей, и никто из нас не знает как их делают. Или знает очень мало. В том числе и я.
– Я никогда не понимала, почему застегиваются застежки бюстгальтера, – сказала Мэри Джейн.
Джонни подпрыгнул. Постарался вернуть общее внимание к Шарпсу.
– Но скажите мне, Чарли, что полезного может дать изучение этой кометы? Как это изменит нашу жизнь?
Шарпс пожал плечами:
– Может и никак. Вы спрашиваете, что полезного может дать новое исследование? И все, что я могу ответить, это: такие исследования всегда оправдывают себя. Хотя, может быть и не тем путем, как предполагалось заранее. Кто предполагал, что программа космических исследований приведет к созданию – ни много, ни мало! – новой медицинской технологии? Но именно так и случилось. Спасена жизнь тысячам людей – потому что была изобретена новая аппаратура. Специально для астронавтов. Джонни, вы когда-нибудь слышали о Римском клубе?
Джонни-то слышал, но остальные нуждались в пояснении:
– Это люди, которые, в частности, проиграли в компьютере следующую ситуацию: как долго мы сможем двигаться по пути прогресса при выявленном уровне природных ресурсов? И даже если принять, что прирост населения равен нулю…
– Они утверждают, что мы приближаемся к концу, – перебил Шарпс, – и что это глупо. Мы идем к концу только потому, что нам не позволяют по-настоящему использовать технологию. Они утверждают, что запасы металлов истощаются. Между те в одном маленьком астероиде содержится больше металла, чем добыто было во всем мире за последние пять лет! Кстати: насчитывается сотни тысяч астероидов! Все, что нам нужно сделать, это добраться до них.
– А мы можем это сделать?
– Еще бы! Мы способны на это даже с имеющейся уже, в настоящее время, технологией. Джонни, о космосе можно сказать так: вот вкусный суп, а мы даже не знаем, в какой кастрюле этот суп варится.
Публика, собравшаяся на студии телевидения зааплодировала. Зааплодировали без всякой команды на то помощники режиссера. Джонни одобрительно улыбнулся Шарпсу и быстро прикинул, как будет дальше развиваться программой. Но в это время раздался громкий звуковой сигнал: пора показывать фильм рекламу, восхваляющий «Мыло Кальва».
После показа рекламы программа продолжилась. Когда Шарпс продолжил свое выступление, речь его стала еще более динамичной. Он размахивал тонкими, костлявыми руками – руки крутились словно крылья ветряной мельницы. И говорили о многом – в том числе и о ветряных мельницах. И о том, какое громадное количество энергии изливает на нас Солнце каждый день. И о том, какими виделись солнечные вспышки команде «Скайлэба».
– Джонни, самая маленькая вспышка обладала достаточной энергией, чтобы уничтожить всю нашу цивилизацию! Да так, что эта цивилизация не смогла бы после этого возродиться на протяжении сотен лет! А идиоты еще что-то толкуют насчет рока!
Тим Хамнер оказался в стороне, Джонни нужно было вовлечь его в разговор. Хамнер сидел, кивал: очевидно, ему доставляла удовольствие речь Шарпса. Джонни осторожно навел ученого снова на разговор о комете, затем углядел возможность:
– Чарли, вы сказали, что русские намерены провести наблюдение Хамнера-Брауна с близкого расстояния. Что значит «с близкого расстояния»?
– С весьма близкого. Земля определенно пройдет через хвост кометы. Я уже объяснял, почему сейчас невозможно сказать, как близко от нас окажется голова… но она будет очень близко. Если повезет, она окажется не дальше Луны.
– Я бы не сказала, что это «повезет»– вставила Мэри Джейн.
– Тим, это ваша комета, – сказал Джонни, – может ли Молот-Браун действительно столкнуться с нами?
– Она называется Хамнер-Браун, – поправил Тим.
– О, – Джонни рассмеялся. – Как я сказал? Молот? Ну, если она ударит в нас, то и будет – молот. Не так ли?
– Вам виднее, – сказал Чарли Шарпс.
– Но если столкновение произойдет, то что тогда будет? – спросил Джонни.
– Что ж, найдено достаточно следов, оставленных метеорами, – сказал Тим. – Метеорный кратер в Аризоне достигает почти мили в диаметре. Вридеворт в Южной Африке так велик, что увидеть его можно только с самолета.
– И это еще маленькие кратеры, – добавил Шарпс. Взоры всех присутствующих обратились к нему. Шарпс ухмыльнулся. – Вы никогда не обращали внимания на то, что Гудзонов залив имеет округлую форму? И Японское море тоже.
– Это следы столкновения с метеорами? – спросит Джонни. И сам ужаснулся своей догадке.
– Многие ученые полагают, что да. И еще: когда-то поверхность Луны была расколота вследствие столкновения с каким-то большим небесным телом… Четверть поверхности Луны покрыта так называемым океаном, который представляет собой лавовое море. Лава вылилась из раскола, появившегося в следствии столкновения с большим астероидом.
– Разумеется мы не знаем, к чему может привести столкновение с Хамнер-Брауном, – сказал Тим.
– Может быть, когда-то мы это выясним, – заявила Мэри Джейн. – И лучше до того, как с чем нибудь столкнемся. Как, например, с этой кометой.
– А вот это – лишь вопрос времени, – сказал Шарпс. – Дайте достаточно продолжительный период – и вероятность столкновения с кометой превратится в достоверность. Но не думаю, что именно Хамнер-Браун должна вызвать у нас беспокойство.
Генри Армитаж был телевизионном проповедником. Прежде он выступал по радио, но потом один из слушателей, обращенных им в истинную веру завещал ему десять миллионов долларов. Теперь Армитаж владел собственным журналом. Кроме того, он был владельцем телевизионных программ, показывавшихся в доброй сотне городов, и редакции. Редакция также размещалась в тщательно спланированном комплексе зданий построенных в Пасадене. Комплекс также принадлежал Армитажу.
Если вернуться к проповеднической деятельности, то Генри Армитаж много писал для своего журнала. Помимо этого, он постоянно принимал участие в работе редакции. И ему казалось, что в сутках – слишком мало часов. Он специализировался на трудностях, переживаемых этим миром. Он знал, что они обозначают – они предвещали наступление веселых времен.
«И ученики спросили учителя: «Скажи нам, когда все это исполнится? И что будет предвещать пришествие твое и наступление конца света?»
«И Иисус ответил и сказал им: «Будьте осторожны, и постарайтесь, чтобы никто не смог обмануть вас. Ибо многие будут приходить во имя мое и будут говорить: «Я – Христос» и многие будут обмануты ими».
Генри как-то видел полицейскую повестку (Инье-Кантри, штат Калифорния). Заголовок гласил: «Чарльз Мэнсон, называющий себя так же Иисусом Христом, Богом».
«И вы услышите разговоры о войне и услышите грохот войны. И пусть это не пугает вас, ибо все это проходящее, и не означает еще конца света. Но народ поднимется против народа, и царство против царства, и в разных местах Земли будет голод, и будут болезни, и будут землетрясения».
Евангелие от Матфея было излюбленным евангелием Генри. И это было самое любимое его произведение во всей Библии. Разве не наступили времена, предсказанные Христом? Знаки их наступления видны по всему миру.
Он сидит за столом. Дорогостоящий стол. Телевизора не видно: его скрывает панель, отодвигающаяся, если нажать кнопку. Долгий путь отделяет Генри от маленькой, в одну комнату, церкви в городе Айдахо – там он начинал. В тридцатых годах. Церковь была сооружена из дерева и всегда чисто вымыта. А теперь… Показная роскошь иногда вызывала беспокойство Генри, но богатые жертвователи настаивали на роскоши. Их не интересовало, что Генри и его жена предпочли бы более простую обстановку.
Генри писал передовицу, но – вдохновения он не чувствовал. Давая себе урок смирения, он включил телевизор. Показывали какое-то интервью. Урок заключался в том, чтобы видя пустоту и легкомыслие тех, кто кривляется сейчас на экране, не ненавидеть их. А это тяжело. Очень тяжело…
Что-то привлекло его внимание. Камера показывала высокого тощего мужчину в спортивной, в «елочку» куртке – мужчина размахивал руками. Генри понравилась его техника выступления: из него получился бы хороший проповедник. Нужно сконцентрироваться на самом себе (человек в куртке так и делал), и тогда сказанное дойдет до слушателей.
Мужчина говорил о комете. Комета. Знак, подаваемый небесами? Генри знал, что такое комета. Но то, что они принадлежат к миру естественного, еще не означает, что их появление не предвещает чуда. Генри приходилось видеть многих людей, исцеленных молитвами, а доктора после того, как все свершилось, пытались так сказать, «объяснить» сверхъестественное.
Комета. Комета, которая пройдет очень близко от Земли. Может быть, это и есть последний окончательный знак? Он пододвинул к себе желтый разлинованный лист и начал писать печатными буквами, крупно и неряшливо. Писал, попеременно хватая любой из дюжины карандашей, лежавших перед ним. Он уже исписал три листа, когда, наконец, понял, каким должен быть заголовок, и вернулся к первой странице.
Через две недели его журнал будут читать в полумиллионе домов, разбросанных по всему свету. А поперек обложки журнала огненно красными огромными буквами будет выведен заголовок статьи: МОЛОТ БОЖИЙ.
И для телевизионной программы этот текст тоже будет очень хорош. Генри писал – неистово, чувствуя почти тоже самое, что он ощущал сорок лет назад, когда впервые начал понимать по-настоящему Матфея, главу 24. Когда понес свое знание в мир, в не желающий ни о чем заботиться мир.
Молот Божий призван покарать этот своенравный мир, катящийся к упадку мир. Генри писал – безостановочно, яростно.