Текст книги "Молот Люцифера"

Автор книги: Ларри Нивен

Соавторы: Джерри Пурнелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

ФЕВРАЛЬ: ДВА

По-видимому, с самого момента своего образования

внутренние планеты подвергаются непрекращающимся

бомбардировкам. Марс, Меркурий и Луна почти непрерывно

испытывают удары объектов, размером варьирующихся от

микрометеоритов до тех тел, которые раскололи Луну и

привели к образованию огромного лавового пространства,

получившего название Океан Бурь.

Первоначально считалось, что Марс, поскольку его

орбита граничит с поясом астероидов, подвергается наиболее

сильной бомбардировке. Но исследования Меркурия показали,

что Марс не является выдающимся в этом отношении и что

плотность бомбардировки всех внутренних планет примерно

одинакова…

Программа «Маринер». Предварительный отчет.

Вездеход битком был набит оборудованием: камеры, магнитофоны, лампы, софиты, аккумуляторы. Превеликое множество барахла, без которого телеинтервью обойтись не может. На заднем сиденье – телеоператор Чарли Баскомб и звукотехник Мануэль Аргуилес. Все, как обычно, если не принимать во внимание, что на переднем сиденье – Марк Ческу.

Из здания «Эн-Би-Си» вышел Гарви. Кивком подозвал Марка. Они прошли к стоявшим в ряд «Мерседесам»– администрация студии оставляла здесь свои машины.

– Вот что, – сказал Гарви, – должность ваша называется ассистент постановщика. Теоретически это означает, что вы должны руководить. Такая должность дана вам потому, что этого требуют правила профсоюза.

– Так, – сказал Марк.

– Но руководить вы не будете. Вы – мальчик на побегушках.

– Я – меланхолик-всезнайка, – уныло сказал Марк.

– Не надо выворачивать мои слова наизнанку и обижаться тоже не надо. Просто поймите. Моя команда уже давно работает со мной. Они знают, что кому надо делать. А вы – не знаете.

– Я тоже знаю.

– Замечательно. Вы нам можете быть весьма полезны. Но только помните, что нам не нужно, чтобы…

– Чтобы я говорил всем и каждому, как ему следует выполнять свою работу, – лицо Марка расплылось в широкой улыбке. – Мне нравится работать с вами. Мешать я не буду.

– Хорошо, – Гарви не уловил в голосе Марка ни тени иронии и потому почувствовал себя лучше. Можно было бы еще сказать, что предстоящее интервью беспокоит его, но легче от этого не стало бы. Один его знакомый заметил однажды, что Марк подобен джунглям: все замечательно, но нужно рубить и рубить – рубить беспрерывно, иначе они (он) закроют от тебя солнце.

Вездеход резко взял с места. Вместе с Гарви Рэнделлом он побывал во многих местах – от аляскинского трубопровода до низин Байи. Побывал даже в Центральной Америке. Они были старыми друзьями – вездеход и Гарви. Это был «Интернешнл Харвестер»– большой, четыре ведущих колеса, три сиденья, мощный двигатель. Уродливый, как невесть что, но чрезвычайно надежный. Вездеход доехал до шоссе Вентура и свернул к Пасадене. Все молчали. Машины по дороге попадались редко.

– Знаете, – сказал Гарви, – мы все время сетуем, что никто у нас ничего не делает. Но чтобы взять это интервью, мы проделываем путь в пятьдесят миль и займет это у нас менее часа. А когда я был маленьким, для такого путешествия готовили бутерброды и надеялись, что успеют добраться до наступления темноты.

– На чем же тогда ездили? На лошадях? – спросил Ческу.

– Нет. Просто в Лос-Анджелесе тогда не было шоссе.

– А-а-а.

Они проехали через Глендейл и на Линда Виста свернули на север, к Роуз Боул. Чарли и Мануэль обсуждали ставки на скачках, проигранные ими несколько недель назад.

– По-моему, ИРД относится к Калифорнийскому Технологическому, – сказал Гарви.

– Да, так оно и есть, – сказал Марк.

– Наверняка, не случайно его разместили так далеко от Пасадены.

– Там испытывают реактивные двигатели, – сказал Марк. – ИРД – Институт реактивных двигателей. Но все думают, что там занимаются взрывами, потому что Калифорнийский Технологический перевел институт подальше, в Арройо, – он махнул рукой, указывая на здания. – А затем, как раз на этом краю Лос-Анджелеса, как раз возле института образовалось самое богатое предместье города.

Охранник уже ждал их. Он присоединился к ним и провел машину на отгороженный участок возле одного из самых больших зданий. Здесь свил свое гнездо ИРД и все здания вокруг принадлежали ему. Высокая центральная, из стекла и стали, башня выглядела чужеродной на фоне старых стандартных «временных» зданий, возведенных ВВС двадцать лет назад.

Их уже ждала здесь сотрудница отдела по связи с печатью и общественностью. При входе в здание – стандартная процедура: распишитесь здесь, приколите значки. Изнутри здание походило на самое обычное учреждение, но не совсем: в коридорах валяются перфокарты, и почти ни на одном сотруднике нет ни пиджака, ни галстука. В углу большого холла покрылся пылью трехметровый цветной глобус Марса. Для сотрудников работники телевидения были делом весьма обычным. В ИРД были созданы космические зонды «Маринер»и «Пионер», ИРД запускал к Марсу «Викинги».

– Пришли, – сказала их провожатая.

Вид кабинета был весьма внушительным. Вдоль стен – книги. На досках – какие-то непонятные уравнения. Книги, книги и всюду, где только можно положить, в том числе и на дорогом – из тиса – письменном столе – перфокарты.

– Доктор Шарпс, Гарви Рэнделл, – сказала провожатая. Она осталась стоять возле двери.

Чарльз Шарпс надел очки с большими стеклами, перекрывавшими все поле зрения. Очень модерновые очки и длинное бледное лицо Шарпса смахивало из-за них на мордочку насекомого. Волосы черные, прямые, коротко подстриженные. Пальцы беспрерывно двигаются – то играют с фломастером, то ныряют в карман. На вид ему около тридцати, но, возможно, что на самом деле больше. На нем галстук и спортивная куртка.

– Давайте говорить откровенно, – сказал Шарпс. – Вы хотите, чтобы я рассказал о кометах. Это лично для вас или для публики?

– И то, и другое. Просто расскажите перед камерой так, чтобы это смог понять даже я. Если это не слишком трудно.

– Слишком трудно? – Шарпс рассмеялся. – Разве это может быть слишком трудно? Ваша фирма сообщила НАСА, что хочет сделать документальный фильм о космосе и НАСА устроил по этому поводу барабанный бой. Так, Чарлин?

Провожатая кивнула:

– Они попросили нас сотрудничать с вами.

– Сотрудничать, – Шарпс снова рассмеялся. – Да провалиться мне на этом месте, если это не поможет нам выбить дополнительную монету. Когда начнем?

– Пожалуй, прямо сейчас, – сказал Гарви. – Пока мы будем болтать, мои люди установят аппаратуру. Вы просто не обращайте на них внимания. Как я полагаю, вы – местный специалист по кометам.

– Не вы один полагаете так, – сказал Шарпс. – На самом-то деле, мне более по нраву астероиды, но должен же кто-то заниматься и кометами. Я пришел к выводу, что интересует вас, главным образом, Хамнер-Браун.

– Действительно.

Гарви поймал взгляд Чарли. Команда готова. Гарви кивнул. Мануэль прислушался, глядя на индикатор, и сказал: – Начали.

Марк, сделал шаг, встал перед камерой: – Интервью с Шарпсом.

Хлопушка щелкнула с громким «клак». Шарпс подпрыгнул. Интервьюируемые всегда подпрыгивали, впервые слыша это «клак». Чарли занимался камерой, направляя ее на Шарпса. Задающего вопросы Гарви он снимет позднее, уже без Шарпса.

– Скажите, доктор Шарпс, будет ли Хамнер-Браун видна невооруженным глазом?

– Не знаю, – сказал Шарпс. На лежащей перед ним перфокарте он быстро изобразил что-то непонятное – возможно двух спаривающихся чудовищ озера Лох-Несс. – Через месяц мы будем знать больше. Уже известно, что она приблизится к Солнцу на расстояние орбиты Венеры, но… – он замолчал и посмотрел на камеру. – Какого уровня объяснение вам хотелось бы?

– Говорите, как сами считаете нужным, – сказал Гарви. – Сделайте так, чтобы я понял это, и тогда мы решим, как преподнести это широкой публике.

Шарпс пожал плечами: – Хорошо. Итак, вот как Солнечная система выглядит извне, – он показал на стену. Рядом с доской висел большой чертеж с изображением орбит планет. – Планеты и их спутники всегда находятся там, где им положено находиться. Их танец – обращение друг вокруг друга по гигантским замкнутым орбитам. Каждая планета, каждый спутник, каждый ничтожный камушек пояса астероидов танцует ньютоновский танец гравитации. Из общего тона чуть выпадает Меркурий – и из-за этого нам пришлось пересмотреть свои взгляды на устройство Вселенной.

– Это как? – спросил Гарви. – Я, конечно, предпочитаю разбираться во всем самостоятельно, но что это за чертовщина?

– Меркурий? Просто орбита его каждый год чуточку меняется. Не много, но больше, чем положено по Ньютону. Хорошее объяснению этому факту нашел человек, которого звали Эйнштейн. И при этом оказалось, между прочим, что Вселенная устроена заметно более странным образом, чем нам до этого представлялось.

– Ага! – Но, надеюсь, чтобы разобраться в кометах нет необходимости привлекать теорию относительности?

– Нет, нет. Однако, на орбиту кометы воздействует и еще кое-что, кроме гравитации. Странно, не правда ли?..

– Да. И нам снова придется пересмотреть свои взгляды на устройство Вселенной?

– Что? Нет, на этот раз все проще. Посмотрите… – Шарпс вскочил на ноги и подошел к доске. Бормоча себе под нос, принялся искать мел.

– Вот, пожалуйста, – Марк вынул из кармана кусок мела и протянул Шарпсу.

– Благодарю. – Шарпс быстро нарисовал белый круг и параболическую кривую. – Это – комета. Теперь: пусть она проходит близко от планет, – он нарисовал два круга. – Земля и Венера.

– Мне казалось, что планеты движутся по эллиптическим орбитам, – сказал Гарви.

– Так оно и есть, но в данном масштабе можно рисовать и так – разница не существенна. Посмотрите теперь на орбиту кометы. Обе ветви кривой выглядят одинаково – какая ведущая в систему, такая и выводящая. Парабола – прямо из учебника, не так ли?

– Так.

– Теперь: как же выглядит комета, когда удаляется от солнца прочь? Плотное ядро, ком из мелкой пыли и газа, – он снова рисовал, – и хвост, состоящий из загрязненного пылью газа. Хвост направлен от Солнца. Вперед от покидающей систему кометы. Хвост. Огромный хвост, достигающий иногда ста миллионов миль в длину. Но при этом он – почти идеальный вакуум. Так и должно быть, а если бы он был более плотным, комете не хватило бы вещества на заполнение обширного пространства.

– Понятно.

– Замечательно. И снова – из учебника. Вещество, находящееся в голове кометы, вскипает и выбрасывается из нее. Это – разряженный газ и частички пыли. Такие крошечные, что солнечный свет воздействует на них. Световое давление Солнца гонит их прочь и хвост, таким образом, направлен всегда от Солнца. Вы со мной согласны? Хвост следует за кометой, входящей в систему, и опережает комету, покидающую систему. Но… Вещество кометы вскипает неравномерно. Когда комета входит в систему в первый раз, она представляет собой твердую массу. Так мы считаем. Как на самом деле – не знает никто. Создано несколько моделей, удовлетворяющих наблюдаемым фактам. Сам я более склоняюсь к модели «снежно-пылевой шар». Комета состоит из камней и пыли – грязи – облепленной и скрепленной льдом из замерзших газов. Некоторое количество водяного льда. Метан. Двуокись углерода – «сухой лед». Цианиды и азиды. Вещества различных видов. Скопления этих газов испаряются и вырываются струями – то в одну сторону, то в другую. Получается что-то вроде реактивных двигателей и орбита кометы постоянно немного изменяется. – Шарпс снова заработал мелом. Мел он держал как-то по-странному – сбоку. Когда он закончил, входящая ветвь стала неровной и скачущей, а выходящая – распылилась, став похожей на кометный хвост. – Итак, сейчас мы не знаем, как близко от Земли она пройдет.

– Понятно. И вы не знаете, насколько велик будет хвост.

– Правильно. Возможно, эта комета до сих пор ни разу не приближалась к Солнцу. Она не такая, как комета Галлея, которая возвращается каждые семьдесят шесть лет, становясь с каждым разом все меньше. Каждое прохождение вблизи Солнца лишает комету части ее вещества. Вещество, составляющее хвост кометы, теряется ею навсегда. Таким образом, хвост с каждым прохождением уменьшается. И в конце концов остается только ядро, состоящее из груды камней. И метеоритные дожди. Почти все падающие звезды – это осколки старых комет, попавшие в окрестности Земли.

– Но эта комета – новая…

– Верно. И, следовательно, у нее должен быть впечатляющий хвост.

– Помнится, вроде бы то же самое говорили о комете Когоутека.

– А мне помнится, вроде бы, что утверждавшие это оказались не правы. Хотя и поступили в продажу значки, изображавшие Когоутек так, как она должна была бы выглядеть. Понимаете, не существует способа узнать об этом заранее. Но лично я считаю, что Хамнер-Браун будет видна хорошо. И она должна пройти довольно близко к Земле.

Внутри расплывшегося конуса выходящей из системы кометы Шарпс изобразил точку. – Вот где будем мы. Но пока комета не минует Землю, мы почти ничего не увидим, потому что для этого надо будет смотреть прямо на Солнце. Вести наблюдения в таких условиях трудно. Но когда она нас минует, видно ее будет хорошо. Бывали кометы, хвост которых расползался на полнеба. Их было видно даже днем. В этом столетии больших комет у нас не было – что-то они припозднились.

– Эй, док, – сказал Марк. – Вы нарисовали Землю прямо на ее дороге. Мы не столкнемся?

Гарви бросил на Марка взгляд – взгляд, подобный кинжалу.

Шарпс рассмеялся:

– Шанс – один из миллиарда. Сейчас вы видите Землю, как нарисованную на доске точку. Но, если бы я нарисовал Землю в нужном масштабе, вы не смогли бы вообще разглядеть ее. Как не смогли бы и разглядеть ядро кометы. Таким образом: какова вероятность, что столкнуться две исчезающие малые точки? – он нахмурился, глядя на доску. – Разумеется, хвост скорее всего, пройдет там, где будет находиться Земля. Возможно, несколько недель мы будем находиться в ее хвосте.

– И к чему это приведет? – спросил Гарви.

– Мы проходили сквозь хвост кометы Галлея. Никакого вреда это не принесло. Только небо довольно ярко светилось и…

На сей раз взгляд Гарви возымел свое воздействие и остановил его.

– Ваш коллега прав, – сказал Шарпс.

«Я и сам знаю это». Гарви спросил:

– Доктор Шарпс, почему Хамнер-Браун так заинтересовала астрономов?

– Дорогой мой, изучая кометы, мы можем узнать многое. Например, как возникла Солнечная система. Кометы старше Земли. Они состоят из первоначального вещества. Возможно, эта комета находилась за орбитой Плутона все эти миллиарды лет. Господствующая сейчас теория предполагает, что Солнечная система сконденсировалась из газопылевого облака, из клуба этого облака, вращавшегося в межзвездном пространстве. Большая часть оставшегося вещества была развеяна взрывом от зажигания Солнца, но некоторое количество осталось и образовало кометы. Состав хвоста кометы мы можем проанализировать. Именно так изучалась Когоутек. И астрономов Когоутек не разочаровала. В ход были пущены инструменты и методы, которых раньше у нас не было… «Скайлэб»… и многое другое было пущено в ход.

– И принесло ли это пользу? – подсказал Гарви.

– Пользу? Результаты были великолепные! И теперь мы можем еще раз провести такие же исследования! – Шарпс драматически взмахнул руками. Гарви быстро взглянул на свою команду. Камера работала, у Мануэля был взгляд удовлетворенного звукотехника, с аппаратурой все было в порядке.

– Будет ли послано – когда настанет время – и для этой кометы что-нибудь вроде «Скайлэба»? – спросил Гарви.

– «Скайлэба»? Нет. Но осталась еще капсула «Аполлона», которую мы можем использовать. И все оборудование института в нашем распоряжении. И есть еще военные ракетоносители, пентагоновские игрушки, ни на что большее и не пригодные. Нам бы они пригодились. Если бы нам дали их прямо сейчас, можно было бы ни о чем больше не беспокоиться, – лицо Шарпса помрачнело. – Но их нам не дадут. Плохо, чертовски плохо. А ведь с помощью ракет мы смогли бы действительно как следует исследовать Хамнер-Браун. Мы бы многое узнали.

Камера и прочая аппаратура снова были упакованы. Телевизионная группа вышла в сопровождении той же самой провожатой. Гарви задержался, прощаясь с Шарпсом.

– Не хотите ли кофе, Гарви? – спросил Шарпс. – Если, конечно же, не очень торопитесь.

– Не откажусь.

Шарпс нажал кнопку на консоли аппарата связи. «Ларри, принесите, пожалуйста, кофе». Обернулся к Гарви:

– Идиотская ситуация. Страна полностью зависит от технологии. Остановись колеса дня на два и нас захлестнут бунты. Ведь нет города, где не витал бы бунтарский дух. Представьте Лос-Анджелес или Нью-Йорк, лишенные электроэнергии. Или, заглянув подальше: остановились заводы, производящие удобрения. Или еще дальше: на одно десятилетие убрать всю современную технологию. Что произойдет с нашим жизненным уровнем?

– Конечно, мы – цивилизация, основанная на высокоразвитой технологии..

– Однако, – голос Шарпса был твердым; очевидно, он намеревался закончить свою мысль, – однако проклятые идиоты не желают уделять науке и технологии ни малейшего внимания – даже хотя бы десяти минут в день. И сколько народу вообще знают, чем они занимаются? Откуда берутся ковры? Откуда берется одежда, которую все носят? Что такое карбюратор? И в чем – корни нашего изобилия? Вы – знаете? А из тех, кто имеет право голоса, хоть один из тридцати – знает? Они не желают тратить и десяти минут в день на технологию, на которой зиждется вся жизнь. Поэтому не удивительно, что ассигнования на фундаментальные исследования постоянно урезаются, так что скоро сойдут на нет. За это мы еще поплатимся. В один прекрасный день нам будет позарез необходимо то, что могло быть разработано многими годами ранее – и разработано не было… – он прервал себя. – Скажите, Гарви, будет ли эта телевизионная штука, над которой вы работаете, чем-то серьезным? Или это обычная мелочь для научной программы?

– Серьезнейшей, – сказал Гарви. – Это будет серия о том, как важно исследовать комету Хамнера-Брауна. И, между прочим, о том, как важна вся наука в целом. Разумеется, никто не гарантирует, что люди при этом не переключатся на программу «Я люблю Люси».

– Да… О, благодарю вас, Ларри. Ставьте кофе прямо сюда.

Гарви ожидал, что принесут чашки и кофемолку. Но вместо этого помощник Шарпса внес на инкрустированном подносе поблескивающий термос и кофейный сервиз с серебряными ложечками.

– Не стесняйтесь, Гарви. Это хороший кофе. Мохаджава?

– Точно, – сказал помощник.

– Хорошо, – Шарпс махнул рукой, отпуская Ларри. – Гарви, почему ваша телекомпания так заинтересовалась кометой?

Гарви пожал плечами:

– Потому что для этого нашелся заказчик. Так получилось, что заказчиком является «Мыло Кальва». И так уж получилось, что контроль над «Мылом Кальва» в руках Тимоти Хамнера. И так уж получилось…

Речь Гарви была прервана взрывом хохота. Узкое лицо Шарпса весело сморщилось. – Замечательно! – Затем он задумчиво посмотрел на Гарви. – Серия… Скажите, Гарви, а если в отношениях с руководством студии нам поможет один политик… очень поможет… можно ли в этой серии будет обыграть его участие? Создать ему атмосферу благожелательности? Разрекламировать?

– Конечно. Хамнер даже настоял бы на этом. Да и у меня, вроде, возражений нет…

– Великолепно. – Шарпс поднял свою кофейную чашку. – Ваше здоровье. И – спасибо, Гарви. Огромное спасибо. Думаю, в дальнейшем нам придется видеться довольно-таки часто.

Шарпс подождал, пока Гарви Рэнделл покинет здание. Сидел он неподвижно и тихо, очень тихо – что было для него необычным. Где-то в области желудка у него разливалось тепло. Это может сработать. Это просто должно сработать. Наконец, резким движением он включил интерком:

– Ларри, соедините меня с Вашингтоном, с сенатором Артуром Джеллисоном. Пожалуйста.

Потом – нетерпеливое ожидание гудка телефона.

– Я соединяю вас, – сказал помощник.

Шарпс поднял трубку. – Шарпс. – Снова ожидание – пока секретарша соединит с сенатором.

– Чарли?

– Да, – сказал Шарпс. – У меня есть для вас предложение. Вы слышали о комете?

– О комете? А-а, о комете. Странно, что об этом упоминаете и вы. Мне довелось встретиться с парнем, который ее открыл. Оказывается он щедро вносил деньги в мой фонд. Но прежде я с ним никогда не встречался.

– Хорошо. Это важно, – сказал Шарпс. – Случай, выпадающий раз в столетие…

– То же самое говорили о Когоутеке…

– Да черт с ним, с Когоутеком! Послушайте, Арт, есть возможность получить ассигнования на космический зонд?

– Сколько?

– Ну, тут есть два варианта. Второй лучше – если только вообще что-нибудь удастся… Первый – Институт может запустить автоматический зонд с записывающей аппаратурой – что-нибудь типа того, что запускают на «Тор-дельта».

– Нет проблем. На это я вам смогу выделить, – сказал Джеллисон.

– Но второй вариант лучше. Что нам действительно нужно – так это корабль с экипажем. Скажем, «Аполлон» с двумя людьми на борту. Плюс оборудование – вместо третьего члена экипажа. С корабля можно получить хорошие фотографии. Не просто фотографии хвоста или оболочки кометы – есть отличные шансы сфотографировать ей голову. Вы понимаете, что это значит?

– Не совсем, но если вы говорите, что это важно… – мгновение Джеллисон помолчал. – Извините. Я, действительно понимаю, но шансов на это нет. Ни единого. Во всяком случае, невозможно рассчитывать на «Аполлон», коль скоро наш бюджет…

– Нет, рассчитывать можно. Я предварительно обсудил это с Роквеллом. Задача менее стоящая, чем хотелось бы НАСА, но попытаться можно. У нас есть…

– Все это не имеет никакого значения. Я не смогу выделить для этого денег.

Шарпс нахмурился, глядя на телефон. Неприятное жжение в районе желудка усилилось. Артур Джеллисон – его старый друг. И шантаж Чарли Шарпсу всегда был не по душе. Но…

– Даже, если русские готовят ради этой кометы к полету «Союз»?

– Что?! Но они не…

– О, они – да, – сказал Шарпс. «И это – не то, чтобы ложь, но и не правда. Просто предвидение…»

– А у вас есть доказательства этого?

– Будут через несколько дней. Будьте уверены, они собираются посмотреть на Хамнер-Браун с как можно более близкого расстояния.

– Я буду по уши в дерьме.

– Прошу прощения, сенатор?

– Я буду по уши в дерьме.

– А…

– Вы играете со мной в кошки-мышки, так, Чарли? – требовательно спросил Джеллисон.

– Не совсем. Поймите, Арт, это действительно важно. Просто необходимо послать в космос корабль с экипажем – хотя бы для того, чтобы у людей не пропал интерес к космическим полетам. А вы, после того, как состоится полет управляемого людьми корабля…

– Да-а. Но у меня по-прежнему ни малейшего шанса добиться этого. – Снова – более продолжительное – молчание. Затем Джеллисон сказал не столько Шарпсу, сколько себе:

– Итак, русские готовятся. И, несомненно, при этом они многое выиграют.

– Убежден, что они готовятся.

Снова молчание. Чарли Шарпс почти не дышал.

– Ну, хорошо, – сказал Джеллисон. – Я поразнюхаю тут, в верхах, и посмотрю, какая будет реакция. Но было бы лучше, если бы вы говорили со мной откровеннее.

– Сенатор, через неделю у вас будут неопровержимые доказательства.

– Хорошо. Попытаюсь тогда их использовать. У вас есть еще что-нибудь ко мне?

– В данный момент – нет.

– Замечательно. Спасибо за совет, Чарли, – сенатор положил трубку.

Неожиданный он человек, подумал Шарпс. Он слегка улыбнулся – сам себе. Ну, что ж, будем продолжать начатое дело. Резким движением он снова включил интерком. – Ларри, соедините меня с Москвой, я хочу поговорить с доктором Сергеем Фадеевым. Да, сколько там времени – я знаю. От вас только требуется соединить меня.

«Сказание о Гильгамеше» было одним из немногих независимых друг от друга преданий, которые начали рассказывать люди, расселившиеся в полосе плодородных земель. Это было на Земле, в Азии…

Комета почти не изменилась. Она пока еще находилась за пределами гигантского вихря. Ее миновал бывший спутник, удравший от своей планеты – позднее люди назовут его Плутоном – выглядя при этом размером с монету в четверть доллара, которую держат на расстоянии вытянутой руки. Солнце было всего лишь раздражающе яркой точкой. Изливающийся из этой точки жар был во много раз меньше, чем жар черного гиганта в момент наибольшего сближения с кометой. Поверхность кометы состояла сейчас в основном из водяного льда. Лед отражал большую часть падавшего на комету тепла. И тепло уносилось к звездам.

А время шло.

Климат на Марсе, после долгого пути развития, зашел в тупик: Марс утерял почти всю свою воду. А по Земле продолжали распространяться люди: они смеялись, сражались и умирали.

А комета продолжала свое падение. Потоки солнечного ветра – протоны, разогнанные до колоссальных скоростей – обдирали ее поверхность. Улетучилась значительная часть ее водорода и гелия. Гигантский вихрь становился все ближе.