Текст книги "Шкатулка"

Автор книги: Лариса Тараканова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Когда я вернулась, молодая мамаша сидела одна и курила сигарету. Конечно, мне нет никакого дела до чужих привычек. Пусть курит, если ей это нравится. И все же… Одна догадка возникла у меня. Вот она курит. Она молода. К ней приваживается какой-то тип с разговорами.

А у нее ребенок – калека.

Я видела своими глазами. Сперва не поняла, в чем дело. Девочка лет шести с ангельским личиком, с косичкой на затылке. Вроде бы все на месте. Но левая ручка чуть-чуть короче правой, кисть и пальчики искривлены. Малышка все делает правой рукой, здоровой. А левой управляет по необходимости. Левая неправильная рука. Мне вспомнилась туристская поездка в Испанию. В древнем городе с прекрасными соборами на солнечной площади белые стаи голубей, пестрые палатки продавцов голубиного корма и дешевых сувениров. И группа калек. Они приехали на экскурсию или на прогулку, не знаю. На них больно смотреть: неестественно разросшиеся части туловища, нелепые отросточки вместо рук, грушевидные головы. Они тоже бросали корм голубям и смеялись, и радовались всему. Это были жертвы какого-то шарлатанского лекарства для беременных. Зрелище жестокое.

И вот эта девочка. Сейчас она помогает Сереже: поливает водой песок, заинтересованно льнет к остальным детям. Видно, ущербность свою она уже почувствовала, иначе не откликалась бы с такой готовностью на всякое предложение сверстников, не сносила бы их нетерпеливые толчки.

А мамаша сидит и курит.

– Извините, у вас нет спичек, а то сигарета погасла. – Соседка обратилась ко мне.

Она смотрела ясно и кротко.

– Я не курю, – ответила я как можно вежливее.

– Вечно что-нибудь забываю, – оправдывается женщина. – Сегодня спички. Вчера книгу. – Она провела ладонью по обложке толстого темного тома.

На корешке ясно читалось название: Медицинская энциклопедия.

«Ничего себе! – подумала я. – Медицинскую литературу читает, а не знает, что матерям курить вредно. От этого ее ребенок и пострадал, наверное».

Соседка словно прочла мои мысли.

– Вы правильно делаете, что не курите. А я уже не могу отвыкнуть.

Голос у нее был грустный. Мне показалось, что она одинока. А может быть… Фантазия моя разыгрывалась. Но я вовремя остановилась. Какая только ерунда не лезет в голову. Чего проще – взять и спросить: мол, отчего у вас ребенок такой? Но разве можно задать подобный вопрос матери? Нельзя этого делать. И я не спрашиваю.

Не знаю зачем, но эта кротость в глазах соседки толкнула-таки меня на разговор с нею.

Я узнала, что она инженер-технолог на химическом заводе. Что ее муж в данный момент бьется над кандидатской диссертацией «в сфере математических наук». Что у них прекрасная двухкомнатная квартира в Ленинграде. А «этот, что подходил недавно», – сосед по номеру в гостинице. Стихи читает, рассказывает о молекулярной биологии. Не лезет. Кто он такой, бог его знает. Называет себя Вениамином.

– Мы скоро уедем отсюда. Там ни тепла, ни цветов. – Соседка вздохнула.

– Ленинград удивительный город, – сказала я.

– О да! – подтвердила соседка.

Что-то у нее в жизни не так, подумала я и спохватилась, ребенок! Как бы я себя чувствовала, будь мой Сережа калекой? Я посмотрела на копошащихся детей, приметила сына и успокоилась.

…Через день заштормило. Поразительная картина: огромные волны разбиваются о бетонные сваи причала и рассыпаются фонтанами белых брызг. Солнце сияет. На небе ни облачка. А море бушует. Детский пляж наполовину заливает набегающая вода. Мы с Сережей ходили вдоль набережной, смотрели на волны. «Ну, мамуля, я только чуть-чуть подойду и убегу», – просил сын, с завистью поглядывая на подростков, опасно близко игравших возле волн. «Ни в коем случае!» – я была непреклонна. Наконец, мы решили только посидеть на берегу и спустились к пляжу.

На прежнем месте устроилась моя знакомая. Она сидела ссутулившись и, конечно, курила. Я хотела остановиться поодаль, но она повернула голову и узнала меня. Наш топчан был свободен. Я расстелила полотенце, повесила сумку на крючок под навесом, сбросила тапочки – обычный, ежедневно повторяемый обряд.

Сережа рванулся к воде.

«Если ты намочишь тапочки», – предупредила я его и пригрозила пальцем. «Нет-нет! я только побегаю близко!» – заверил сын.

– А мы завтра уезжаем, – сообщила соседка. – Все, прощай, солнце. Знаете что, – предложила она. – Вы не выпьете со мной шампанского?

Я на нее удивленно уставилась.

Она улыбнулась и раскрыла сумку: там стояла бутылка.

«Лихая мамаша», – подумала я и неопределенно пожала плечами.

Соседка вытащила два бумажных стаканчика, наполнила. Я невольно оглянулась на сына: не видит ли? Сережа в компании других ребятишек подпрыгивал у воды, хлопая в ладоши от восторга. До меня ему сейчас не было дела.

– Выпьем за здоровье Валериана Николаевича! – предложила соседка.

Шампанское кипело пузырьками и шипело. Я быстро выпила вместе с соседкой и вернула ей стаканчик.

– А кто такой Валериан Николаевич? – поинтересовалась я с опозданием.

– Это бог, – ответила соседка и снова потянулась за сигаретой.

Я приготовилась к разъяснению – в каком это смысле?

И соседка рассказала.

– Два года назад, когда мы с мужем уже отчаялись, когда доступные нам доктора отказались что-нибудь сделать для ребенка, один знакомый рассказал, как другого его знакомого вылечил хирург из провинциальной больницы. Бедняга попал в дорожную аварию. Ему залечили переломы, вывихи и плюс еще ко всему удлинили ногу, которая от рождения была короче. Представляете? Мы с мужем, конечно, кинулись в этот городок. Нашли хирурга – того самого. Он говорит, я детей не оперирую. Мы ему чуть не в ножки стали кланяться. Вы знаете, объясняет, сколько времени займет лечение? Мы отвечаем, ребенок маленький, вся жизнь впереди, времени хватит. Он говорит, я целый год должен наблюдать пациента. Хорошо, мы согласны. В общем, уломали… С работы я уволилась. Сняла в том городе комнату, нанялась в больницу няней – чтобы всегда возле Леночки быть. А больница – боже мой! Старая-престарая. Я и не знала, что еще такие бывают. Зато народ удивительный. Персонал ко мне с сочувствием отнесся, девочку мою заласкали.

Работала я по две смены, каждый день. Торопиться ведь некуда. Палаты мыла, санузел и все-все. Кое-где даже покрасила. Купила краску и покрасила. Мне говорят, зачем вы расходуетесь? А разве это расход! Больным нужна чистота. Потом Валериану Николаевичу понадобились какие-то заготовки из нержавеющей стали. Он ведь сам конструировал свои аппараты. Я мужа организовала. Он, бедный, покрутился. Через десятые руки достал.

Женщина взяла стаканчики из сумки, посмотрела на меня вопросительно:

– Давайте еще?

– Неудобно как-то, – ответила я, колеблясь. – Дети рядом.

– Они не заметят.

– Пожалуй, – согласилась я, предполагая, что услышу рассказ до конца.

Соседка продолжала:

– Первая операция прошла довольно легко. Но Леночка, когда услышала, что ей с железками придется жить – он ей установил растяжку в плечевом суставе – разнервничалась. Долго плакала. Я сама обревелась. Ведь все вслепую делалось. Без гарантий. Валериан Николаевич вызвал меня, отчитал. Сказал, что, если не буду держать себя в руках, откажется иметь с нами дело. Я взяла себя в руки. Но начала курить. Однажды иду из больницы ночью. Холодно. Снег скрипит. Звезды огромные на небе. Слышу, за мной кто-то следом идет. Я шаг прибавила. Там тоже участились. Я бегом. Шаги приблизились. Догоняет меня мужик. Вином от него разит. Что-то мычит и за рукав хватает. Ох, какое меня зло взяло. Развернулась и прямо по шапке его кулаком. Отбилась. Домой пришла, вся дрожу. Да это пустяки, впрочем. Хуже дело было. Начались какие-то проверки. То одна комиссия приедет, то другая. Трясут нашего Валериана Николаевича, чуть не в знахарстве его обвиняют. А он стольких безнадежных на ноги поставил! У него свой метод разработан. Он, оказывается, написал статью о своих результатах. Статью не напечатали. Говорят, сначала надо убедиться, что написанное соответствует действительности. Валериан Николаевич вспылил. Проверяйте, говорит, только не мешайте работать, и написал докладную в райздрав, что его не обеспечивают новой аппаратурой, что давно ремонта не делают, что о новом помещении для больницы и речи нет. В общем, разозлил многих. Жить нам стало неуютно. Год прошел после первой операции. Нужно ехать на повторную. Пока ребенок маленький, растет, многое можно поправить… Если она такая останется на всю жизнь, я себе не прощу.

Я подхватила:

– Конечно, надо делать все возможное. Вам такой врач способный попался. Это удача.

– Да, удача, – согласилась она. – Но как представлю себе эти мрачные серые палаты, какие-то запахи… – ее болезненно передернуло. – Там такие больные бывают, безнадежные, с такими болячками – упаси боже! Вот я смотрю здесь на некоторых. Лица недовольные, сердитые. Кругом солнце, благодать, а они на что-то злятся. Здоровые, крепкие, с руками, ногами. Кажется, чего еще нужно? Приехали – отдыхайте, радуйтесь. Куда там.

– А по-моему, на курорте народ добродушный.

– Многие расслабляются. Впрочем, некоторые чересчур.

– Вроде вашего гостиничного соседа? – заметила я и тут же упрекнула себя за бестактность. Очевидно, шампанское подействовало.

– Он сделал мне предложение, – спокойно сообщила женщина.

– Ему известно, что вы замужем?

– Он проницательный оказался и угадал, что я одинока, хотя и замужем. Мы с Андреем зарегистрировались после рождения Леночки, понимаете? Это был «жест благородного человека». Когда ему сказали, когда он увидел, – женщина закусила губу, и мне показалось, что она сейчас заплачет. Но она только встряхнула головой и глубоко втянула в себя дым. – Он сказал, это я породил. Это мое будет. Стал растить Леночку.

– Вы не волнуйтесь, – попыталась я ее успокоить. – Вам досталось. Я понимаю.

– Не в этом дело, – отмахнулась она. – Не собираюсь я ни замуж, ни разводиться. Хочу, чтобы мою девочку не отпихивали здоровые дети. И не хочу, чтобы над ней жалостливо причитали.

– Вы напрасно расстраиваетесь, – сказала я. – У вас очень милая дочь. Я как-то и не сразу заметила, что у нее с ручкой неладно.

– Правда? – спросила женщина, и в ее вопросе было больше надежды, чем недоверия. – Это все Валериан Николаевич! Год назад было хуже. И пальчики у нее слабо шевелились. А теперь гораздо лучше. Это такой хирург! На него молиться можно. – Она улыбнулась: – Я ему выписала «Всемирные новости медицины». Он так радовался. Очень сложно было выписать. На английском языке. Деньги за подписку мне вернул. Девять рублей. Мой принцип, говорит, с пациента ни копейки. Моя свекровь тоже принципиальная: не берет с сына ни копейки, зато внучку видела один раз – в роддоме по телевизору. Сын приносит ей на день рождения очередную хрустальную вазу и выслушивает причитания о том, как я загубила его жизнь.

Женщина поболтала бутылку, там немного плеснулось на дне.

– А знаете, – сказала я. – Наверное, я могла бы вам помочь. У меня в медицинском мире есть знакомые. Один даже академик. Его дача недалеко от нашей. Мы ему саженцы давали.

– Академик – это хорошо, – сказала женщина. – Только у нас уже есть Валериан Николаевич – золотые руки. Нам его терять нельзя. Спасибо, что выпили со мной, выслушали. Мне легче стало. Мы вот уедем и никогда не встретимся с вами. И хорошо. Мне стыдно, что я расхлюпалась перед вами.

– Ну что вы! Я понимаю…

– Я видела, как вы на меня посматривали. Осуждающе. А я вам завидовала. Вы такая спокойная, довольная. Мальчик у вас хорошенький. Когда наши дети вырастут и вдруг захотят пожениться, вы, конечно, скажете сыну – не нужно, она калека.

– Что-то вы не то говорите, – сказала я, но почувствовала неловкость. Захотелось встать и уйти.

Моя знакомая сама поднялась, сложила в сумку детские вещи, лежавшие в изголовье топчана, и поискала взглядом дочь.

Кучка детей визжала и прыгала у воды. Там был и мой сын, и ее девочка. Очередная мутная волна выкатилась на пляж, перемешала мелкую гальку с песком и, шурша пеной, откатилась обратно в море. Ноги у детей, конечно, были мокрые, но шалуны старались этого не замечать.

Женщина подошла к девочке, что-то сказала ей. Та насупилась, но покорно пошла следом за матерью. Больше я их не встречала…

Через две недели мы вернулись домой, отдохнувшие и довольные. Только одно мешало приятным воспоминаниям: разговор с этой странной и бедной женщиной. Господи, как хорошо, что у моего сына все цело, говорила я себе. Как хорошо, что у него нормальные ноги, руки. Бронхит уже не казался мне бедствием. С бронхитом можно было бороться. Я радовалась и боялась этой радости, потому что была немножко суеверная.

…Мы кормили уток в пруду. Сережа отщипывал кусочки черствой булки и кидал в воду. Нарядный крупный селезень поспевал раньше остальных, выхватывал корм из воды и быстро сглатывал. Тогда сын стал кидать в другом месте. И вот почти у его ног оказалась маленькая утка. Ей все не перепадало, другие были шустрее. Некоторые выходили на берег и подбирали то, что не долетело до воды.

Маленькая утка тоже вышла. Она хромала. Сын долго смотрел на нее, скормив остатки хлеба, и сказал:

– Она тоже покалеченная, бедняжка.

Я знала, кого он имел в виду, говоря «она тоже»…

– Через двадцать минут мультфильмы начнутся, – сказала я. – Пойдем смотреть.

Сын обрадовался и удивился, ведь я только полчаса назад оторвала его от телевизора для прогулки на свежем воздухе. Это был один из редких случаев, когда я сама себе противоречила. Но уж очень мне захотелось его отвлечь. Детская память короткая, убеждала я себя. Сын еще десять раз забудет эту бедную девочку. Хорошо, что она из другого города.

Откуда берутся хромые утки?..