Текст книги "Почти моё золото (СИ)"

Автор книги: Лариса Светличная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Телевизор бодро заговорил об очередной реконструкции исторического центра Москвы. За невезучий центр в который раз дружно взялись Городской Начальник и Великий Архитектор, других дел у них обоих будто бы нет. У центра, я считаю, просто судьба такая печальная, все его сносят, начальники-то все одинаковые, а архитектора я бы уволила. По-моему, его еще из университета надо было за неуспеваемость отчислить. Услышав интересную новость про реконструкцию, и под влиянием алкоголя соседка решила выговориться всласть:

– В этом разнесчастном историческом центре уже и так сломали все, что ломалось, и сожгли все, что горело! Там такие деньги крутятся, что если надо будет стоянку для машин построить, или подземный торговый центр, то они и Кремль снесут, не заметят!

И мне и телевизору все это было неинтересно. Мне, потому что хотелось спать, а телевизору потому, что он сам любил говорить и не любил слушать. Потом соседка еще немного поругала белый свет, своего деда, городских начальников, настоящих и на всякий случай будущих, детей и мужа, опять деда, а затем проводила меня до дверей. К тому времени я уже почти спала.

Глава 4

По стеночке добравшись до своей квартиры, я попыталась найти диван, но натыкалась на различные предметы, и диван среди них почему-то не попадался, а на табуретке спать не получилось. Лампочка перегорела, и я в темноте не заметила, как наступила на спящую кошку, которая заорала и по привычке выпрыгнула с разбега в окно. Этот трюк мы с ней можем в цирке показывать. Кошка любит спать там, где на нее наступают. После нескольких томительных минут поиска мне все-таки удалось улечься на диван и даже укрыться одеялом. Почему-то диван оказался отодвинут от стены, или мне это показалось. Пить надо меньше, подумала я засыпая.

Утром я проснулась не только от головной боли, которую заслужила своим вчерашним неразумным поведением, но и потому, что Милка грызла мой нос и при этом громко мурчала. Она уже простила меня за то, что я ночью случайно отдавила ей хвост. Она у меня ласковая и не злопамятная.

– Милка, отвяжись! Как человека прошу!

Не тут-то было. На кошку напал приступ нежности. Она терла о мои плечи коготки и нежно покусывала подбородок. Кажется, я догадываюсь, отчего у нее такое хорошее настроение. Я приподняла голову – так и есть! На моем одеяле лежали три дохлые мыши. Я застонала. Кроме этих мелких неприятностей у меня ну просто ужасно болела голова. Пить надо не просто меньше, а значительно меньше. Все, трезвость – норма жизни. Это теперь мой главный жизненный принцип. И только после него идет принцип – порядочные девушки не бегают за мужчинами и за автобусами, и то и другое бесперспективно. И на третьем месте – не спорь с начальником, тебе же будет хуже.

– Милка, ну сколько раз тебе можно повторять, что я не ем мышей!

Милка, не мигая, смотрела мне в глаза: «Кушай, хозяйка, не стесняйся!».

– За что мне такое наказанье?! – взвыла я. – Некоторым счастливым женщинам любимые мужчины утром кофе в постель подают, а мне кошка дохлых мышей таскает!

Кошка опять толкнула меня лапой и ласково цапнула зубками за нос: «Ты меня не кормишь, а я о тебе забочусь, видишь – вкуснятину на завтрак принесла, всю ночь в подвале ловила, хоть ты и наступила мне на хвост. Многие хозяйки, у которых нет кошек, тебе позавидуют!».

Да уж, умрут от зависти. Когда полгода назад кошка приволокла мне первого мыша, я очень испугалась, наорала на кошку и выбросила мыша. Но Милка решила выработать у меня условный рефлекс, и ей это удалось не хуже чем физиологу Павлову. Только Милка вместо Павловских собак тренировалась на хозяйке. Она таскала в дом мышей каждый день, иногда дохлых, иногда полупридушенных, и тогда они оживали и начинали бегать по квартире, шуршать и грызть все съедобное и несъедобное. Милка их снова душила и отдавала мне. С тех пор я к мышам привыкла, и бояться перестала. Могу попасть в мышь тапком с тридцати метров – как спецназовец ножом в оконную раму.

Я отодвинула кошку, встала с дивана, чтобы выбросить трупики мышей и замерла. Мыши мгновенно были забыты, потому что в квартире царил погром. Тут делали или генеральную уборку или обыск. Мне вчера не показалось – диван действительно отодвинут от стены. Кошка этого сделать не могла, я тоже. Я вчера не напивалась до такой степени, чтобы устроить погром, а утром о нем забыть.

– Киска, ты вчера мебель не двигала? – на всякий случай спросила я у кошки. Мила фыркнула.

Кому могло что-то понадобиться в моей квартире? Каждый вор в нашем районе знает, что у меня в квартире нет ничего, кроме кактуса, кошки и дохлых мышей. Пару раз ко мне залезали бомжи, вытаскивали еду из холодильника, но на столе оставляли записки с извинениями и букет каких-нибудь одуванчиков в качестве компенсации.

Поскольку моя кошка просто не признает закрытых окон и бьется в них, как Финист – Ясный Сокол из одноименной сказки в спальню красной девицы, то форточки или окна открыты круглый год. Решеток нет, я их не люблю. Двери в мою квартиру тоже редко закрываются. Залезть могли и окна и в двери.

Обыск проводился в то время, когда я сидела у соседки. Это же надо – разгромить квартиру меньше, чем за час! Они специально ждали пока я уйду, или мне просто повезло, что я не попала грабителям под горячую руку? Ой, ну не смешите мои тапочки, да что можно у меня найти? Даже при беглом взгляде с улицы на окна и входную дверь каждый нормальный вор должен понять, что в такой квартире ничем ценным не разживешься. Дорогая входная дверь – это как пригласительный билет в квартиру, заходите, воры, берите что надо. У меня входная дверь держится на одном гвозде. Могли бы эти воры поискать квартиру побогаче. На случайное ограбление совсем не похоже, ко мне шли с определенной целью. Узнать бы еще с какой.

Я выглянула в открытое окно. Солнце стояло низко над горизонтом. Шесть часов пятнадцать минут утра. Поскольку часов у меня не было, то за долгую жизнь я научилась определять время по солнцу или по звездам. Это бывает затруднительно, только если облачность, или если небо закрывают высокие дома. Погода с утра стояла чудесная, время определялось легко.

Соседи еще спали, даже собачники со своими питомцами пока не вышли гулять, во дворе было пусто, и я решила спокойно перетаскать испорченные вещи в мусорный бак. Остатки стульев, тумбочки, стеллажа, этажерки легче было выбросить, чем починить. Надо сделать генеральную уборку, а еще лучше – капитальный ремонт. Вот бы еще новую мебель купить.

Я сгребла в центр комнаты кучу хлама, взяла в руки все, что смогла поднять, и побрела во двор. Вывалив это добро в бак, я отскочила в сторону, потому что прямо оттуда, отряхиваясь от наваленного на нее мусора, ко мне вылезла моя соседка. Ее слегка приложило этажеркой по голове, но я решила, что не виновата, и извиняться не буду. Не могла же я знать, что кто-то сидит в мусорном баке и ждет, что я приду в шесть утра и стукну его доской по макушке.

– Ольга Тимофеевна?!

– Миля?!

– Что вы делаете в мусорном баке? – не удержалась я.

– Ищу две серебряные ложки.

Очень интересно. Может, у нас особенная помойка? Может, все соседи по утрам находят в ней серебряные ложки, а я об этом не знала?

– Почему именно две? Вдруг их там больше? – удрученно спросила я.

– Нет, только две.

Оказывается, соседи даже знают, сколько серебряных ложек можно утром найти у нас на помойке. Почему я всегда узнаю новости последней?!

– Ольга Тимофеевна, можно я тоже поищу?

– Залезай сюда!

Соседка подвинулась и сделала гостеприимный жест рукой. С грустью взглянув на лишь вчера постиранные джинсы, я осторожно залезла в бак, порылась в мусоре и почти сразу нашла ложку.

– Это она? – уточнила я.

– Она! – обрадовалась соседка. – Теперь ищи вторую!

Вторую серебряную ложку я нашла минуты через три. Соседка сразу выхватила ее у меня из рук и быстро вылезла из бака.

– Часто там серебряные ложки находят? – спросила я, вглядываясь в грязные, забитые пакетами и другим мусором недра бака. За ночь там уже побывали кошки, собаки и бомжи.

– Нет, не часто. Только тогда, когда мой дедушка их в мусорное ведро выбрасывает. Вчера выбросил, а муж вечером ведро в бак вынес. Хватились утром ложек, а их нет. Вот и роюсь в помойке. Спасибо тебе, что нашла!

Ольга Тимофеевна ушла, унося обе найденные мною ложки. Я и забыла, что у нее навязчивая идея – серебряные ложки. «Ко мне домой посторонние не ходят, а как гостей провожу – серебряной ложки нет! Все свои приходят, а ложек не хватает!» – каждый раз после ухода гостей говорит она, и после таких слов желающих прийти к ней в гости находится очень мало. Я пользуюсь у нее доверием, потому что как-то после моего ухода она нашла пропавшую серебряную ложку, которую сама же и утопила в банке с вареньем. У ее деда тоже к серебряным ложкам слабость. Он их выбрасывает.

Злая и грязная я вернулась домой. Наведя в квартире некое подобие порядка, и побывав в горячей ванне, я призадумалась. Вопросов у меня было много, а ответов – ни одного. Я смутно понимала, что все происходящее как-то связано с покойным Кросовым и его неопубликованной монографией о сокровищах Серапиты. Но неужели кто-то решил, что я нашла эти сокровища и спрятала под диван? Или в тумбочку, остатки которой с утра упокоились на свалке? Следовало прояснить ситуацию, и как можно быстрее. Если неизвестные повадятся каждый день искать в моей квартире пропавшие за всю историю человечества ценности, то у меня не останется ни одной целой тарелки. Ладно, хоть кастрюли не разбились, они железные.

Может быть, я ошибаюсь, и это все-таки были случайные воры? Чтобы побыстрее разобраться с этими мифическими сокровищами, мне, пожалуй, стоит поговорить с профессорами Кожуховым и Чебоксаровым. Сегодня в одиннадцать мне надо быть в университете, так что придется позвонить им с утра. Перед этим просто необходимо привести в порядок блузу, уж очень она мятая.

Зато юбка у меня вездеходная, черная, кримпленовая, не мнется и не пачкается. Отличная замена вновь испачканным джинсам. Она мне по наследству от мамы досталась. Мы делали уборку, и я нашла эту юбку в шкафу. Мать с сожалением сказала, что это очень ценная вещь, но ей мала, поэтому и лежит двадцать лет в шкафу, а выкинуть ее жалко. Раньше кримплен был в моде, но потом модельеры поняли, что вечная одежда невыгодна для их бизнеса, и несчастный кримплен был дискредитирован. Но меня мода не волнует, и я взяла юбку себе, о чем за три прошедших года ни разу не пожалела. Юбка оказалась не капризной и удобной в носке. Зато Марина Караваева мою юбку не выносит на дух, и предлагает купить что-нибудь модное.

Я разложила блузу на хромой гладильной доске и воткнула утюг в розетку. Фу! Опять сломался! Как ему не надоест! Что за техника! Я взяла утюг и пошла к соседу. К семи утра он обычно уже вставал. Его расписание не менялось уже много лет: утром и вечером он гулял в парке по полтора часа, а днем ходил в магазин за кефиром.

Я вышла на лестничную площадку и позвонила в дверь соседа:

– Сергей Петрович, извините, что так рано, но у меня сломался утюг…

– Скажи на милость, что ты делаешь со своим утюгом? Гвозди заколачиваешь? – спросил сосед, пропуская меня в квартиру.

– Ничего не делаю, честное слово! Он сам ломается.

– Замуж тебе надо выходить, чтобы мужик хозяйством занимался, – ворчал Сергей Петрович, выковыривая внутренности утюга.

– Меня замуж не берут, я страшная! – весело ответила я.

– Не сочиняй! Эх, был бы я лет на сорок моложе! И никогда не говори «я страшная». Надо говорить «достойных женихов нет».

– Хорошо, так и буду отвечать! Сергей Петрович, можно позвонить? – спросила я.

На уверения соседа в том, что я почти такая же красивая, как актриса Любовь Орлова, я как обычно не обратила внимания. Я уже давно привыкла к тому, что нравилась только старикам и детям.

– Кому звонишь? Своему Никите? – полюбопытствовал сосед.

– Нет, подруге.

– Зря. Подруга на тебе не женится. Звони лучше Никите.

Не прислушавшись к доброму пожеланию соседа, я набрала номер и через несколько длинных гудков услышала сонный голос Марины:

– Алло!

– Марина, это Миля! Мне очень срочно прямо сейчас нужны телефоны Кожухова и Чебоксарова. Я им недавно звонила, а у них никто не берет трубку, вот я и думаю – может, номера поменялись?

В трубке послышался шумный вздох. Кажется, подруга проснулась.

– Миля, скажи, если не трудно, куда ты им в такую рань собралась звонить? На тот свет?

– Что?!

– А то самое. Можешь сходить на кладбище и убедиться.

– Когда это произошло? Почему?

– Ты действительно ничего не знаешь? Как ты только умудряешься так жить – словно на необитаемом острове! Кожухов отравился грибами еще в начале этого месяца. Жена в реанимации отлежалась, а он умер.

– А что случилось с Чебоксаровым?

– Полез на крышу проверить антенну и сорвался. Ты, в самом деле, не знала?

– Нет…

– Я всегда говорила, что во всех несчастных случаях виноваты сами пострадавшие. Какой нормальный человек купит маринованные грибы на рынке у бабок? И зачем лезть самому за антенной, когда можно вызвать мастера? Этим летом на профессоров какой-то мор, согласна?

Конечно, согласна. Очень даже согласна. Как тут не согласиться.

– Сколько раз я тебе говорила – заведи себе записную книжку, – продолжала меня воспитывать Марина.

– У меня была, но недавно пропала.

– Как ты живешь?! Кошелька нет, телефона нет, записной книжки нет.

– И денег нет. Плохо живу.

– Думаю!

Я попрощалась и пожила трубку.

– Чебоксаров и Кожухов это твои парни? – спросил сосед, глядя на мое помрачневшее лицо.

– Нет.

– Очень уж ты грустная. Что они натворили? Обещали на тебе жениться и передумали?

– Нет, умерли.

– Чего только мужики ни придумают, лишь бы не жениться! – покачал головой сосед, жалея меня. – Не горюй, Миля, другого найдешь, или Никита все-таки на тебе женится.

Поскольку я часто заходила к соседу позвонить, то он был в курсе почти всех моих дружеских, любовных и рабочих дел, и, как практически любой пожилой человек, не упускал случая дать дельный с его точки зрения совет. Советов было немного, они ограничивались предложением перестать общаться с подругами и выйти замуж. Я кивала, соглашалась, а делала все равно по-своему.

Я взяла отремонтированный утюг, вежливо сказала спасибо, и вернулась домой. Мор на профессоров. Кросов, Никитин, Кожухов, Чебоксаров. На последней научной конференции пять человек спорили о сокровищах Серапиты. Четверо уже мертвы. Пятой была я! И я пока еще жива. Вот именно – пока еще. Если так дальше пойдет, то я утону в унитазе, свалюсь с люстры, или мне на голову упадет метеорит. Очередной несчастный случай. Не повезло бедной девушке. Всем очень жаль, но от злой судьбы не уйдешь.

А если я преувеличиваю? В конце концов, могли же люди утонуть, упасть и отравиться? Но почему это произошло именно с теми людьми, которые выступали весной на конференции? И почему они умерли не сразу после конференции, а за последние несколько недель? В данной ситуации случайностей многовато. А уж перерезанное горло на несчастный случай вообще никак не тянет.

Итак, что я имею: кто-то ищет несуществующие сокровища в несуществующей гробнице, и убивает людей, которые в последнее время всего лишь интересовались ими. Значит, сокровища существуют? Чушь! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Зато есть трупы, некоторые сама видела. Значит, надо рассуждать по-другому: сокровища существуют, и кто-то думает, что сможет их найти. И даже убивает тех, кто, по его мнению, тоже может их найти.

Так, начинаю понимать. Я сказала красивому парню про монографию профессора Кросова. Он сразу пошел ее искать, я в этом могу поклясться. Марина не права, когда говорила, что он просто позвонил, ему никто не ответил, и он на этом успокоился. Нет, парень выглядел целеустремленным и решительным. Скорее всего ничего не нашел, потому что если бы нашел, то события бы развивались по-другому. А так – трупы Кросова и двух амбалов. Несчастные случаи с тремя профессорами. И эти случаи произошли до того, как красавец заявился ко мне с вопросами о гробнице Серапиты. Выходит, что кроме него еще кто-то ищет монографию и думает, что там есть точный адрес сокровищ? Теперь этот кто-то почему-то решил, что монография Кросова может находиться у меня, и я смогу отыскать эти сокровища раньше всех. Но я-то знаю, что не смогу!

Стоп! Почему это не смогу? Я что, тупее всех? Не тупее всех, а умнее многих. Я всегда считала, что женщины очень умные, но им лень это демонстрировать. Сейчас как раз тот случай, когда надо пошевелить мозгами, иначе я очень скоро стану трупом и отправлюсь на кладбище вслед за коллегами. На кладбище не хочу, мне туда еще рано, лучше сначала в загс.

Если предположить, что в квартире Кросова искали монографию о злополучной гробнице, то, как я и предполагала, возможны два варианта: или ее нашли, или нет. Если нашли, то мои дела плохи. Я тогда у них получаюсь лишняя и ненужная. Тогда точно в загс не попаду, сразу на кладбище. Если не нашли, тогда у меня есть очень неплохой шанс найти первой. Теперь быстро думаю, что искать. То есть понятно что, монографию. Но вот как она выглядит?

Компьютера у профессора нет, он не любил на нем работать, значит, монография должна быть написана от руки. Тетради сразу исключаются, среднестатистические преподаватели их не очень любят. Чистые листы бумаги тоже можно вычеркнуть по причине его жадности. Зачем портить хорошую бумагу, когда заметки можно сделать на каких-нибудь ненужных листах. Например, на студенческих рефератах пятилетней давности, или обратной стороне старых конспектов лекций. На Кросова это похоже. Красивую яркую дорогую обложку также можно отбросить. Не стал бы Кросов ничего такого покупать. Скорее всего, это будет старая папка какого-нибудь непачковитого темного цвета. То есть, обобщая вышесказанное, я ищу старую темную папку с кипой разных листов. Отлично, можно начинать поиск.

Надеюсь, мне повезет, и Кросов не хранил монографию дома. Нет, не хранил, иначе бы ее нашли. Вот у меня дома почти никаких бумаг нет, я все оставляю на кафедре в столе… В столе!

Через минуту я выскочила из дома и побежала в университет.

Глава 5

На кафедре кроме Марины Караваевой никого не было. Непонятно, почему она решила так рано прийти на работу, она вообще-то не любит ни раньше приходить, ни задерживаться на работе.

Кафедра представляла собой большое помещение с тремя окнами, кучей столов, шкафов, полок. Во всех углах навалены стопки студенческих рефератов и курсовых работ. В дальнем углу доживал свой век кособокий компьютер, уже почти погребенный под слоем наваленных на него бумаг. В этом упорядоченном хаосе что-нибудь найти могли только сами сотрудники кафедры, и никто другой. На окне загибалась усохшая от жажды герань, кроме меня ее никто не поливает. Я ее пожалела и полила из чьей-то забытой бутылки минеральной водой с газом. Кажется, герань и этому обрадовалась.

Подруга сидела у окна и небрежно проверяла студенческие рефераты, едва заглядывая в них, и сразу расписываясь на обложке. Выглядела она как всегда эффектно. У меня все подруги красивые, хотя мать мне всю жизнь твердит о том, что нельзя заводить красивых подруг: мужчины только на них будут обращать внимания, а на меня и не взглянут. Она не права. Мужчины на меня не обращали внимания, будь я хоть одна, хоть с подругой. Так уж лучше выбирать друзей не по внешности, а на уровне нравится общаться или не нравится.

– Привет, Марина! Где все?

– Срочное собрание в деканате. Согнали всех, кто был кафедре.

– Премию к отпуску дадут?

– Помечтай. Работать в приемной комиссии заставят. Я туда не пошла. Декан все равно ничего умного не скажет, а я хоть рефераты проверю и зачеты поставлю.

– Ясно…

– Леонова, если ты еще раз придешь на работу в этой юбке, я ее сожгу. Такие юбки не носят.

– Не носят, потому что ни у кого их нет. Мне одной так повезло.

Далась им всем моя юбка! Ходила, хожу и ходить буду. И дочери своей по наследству передам, пусть радуется и благодарит маму за то, что та запасливая и заботливая.

– Марина, скажи, документы из стола Кросова уже убрали?

– Нет, все на месте. Должен сегодня или завтра прийти его племянник, вот ему и отдадим.

Так, очень хорошо. В столе никто не рылся и в ближайшие десять минут на кафедре никого не будет, кроме Марины. Выход из положения я придумала как-то сразу.

– Мариночка, извини, совсем забыла, там внизу у входа тебя спрашивал очень интересный мужчина с букетом цветов. Мужчина хорош, а букет еще лучше.

– Почему он обо мне спрашивал именно у тебя? – недоверчиво покосилась на меня подруга.

– Это я его спросила. Увидела незнакомого человека и спросила, кого он ищет. Я ему сказала, что позову тебя, если ты на кафедре.

Надеюсь, мне простится моя маленькая хитрость, подумала я после того, как Марина бросила рефераты и выскочила за дверь. Я стала поспешно выдвигать ящики большого стола покойного Кросова. Доклады, конспекты, планы, учебно-методические материалы, рефераты многолетней давности… Ну и где же монография?! Неужели я ошиблась? Вдруг она все-таки была в квартире, и убийца ее унес? Тогда я ничего не узнаю, а узнать очень хочется, причем раньше бандитов.

Когда я уже собиралась закончить обыск, то наконец-то извлекла из-под стопки каких-то пожелтевших от старости бумаг потрепанную папку. Заглянув в нее, я чуть во весь голос не закричала «ура!». В верхнем углу красовалась надпись: «Кросов Л.Б. Монография…». Правильно, подписать свою работу на первой странице, это обязательно для ученого, и расписаться тоже.

Я быстро засунула найденную папку в свою объемную сумку и скромненько устроилась как можно дальше от этого стола. Открыв свой ежедневник, я сделала вид, что внимательно изучаю записи. Теперь надо придумать, что соврать Марине, которая сейчас явится и спросит, где ее очень интересный мужчина с цветами. Скажу, что не дождался и ушел. Попробуй, докажи. Еще можно трусливо удрать с кафедры раньше, чем она вернется.

Дверь открылась и вошла Марина с букетом цветов. Вслед за ней шел ее муж Олег. У меня отвисла челюсть.

– Привет, Миля, – сказал Олег. – Не знаю, как ты меня увидела, но спасибо, что позвала Марину.

– У нас сегодня десятая годовщина свадьбы, – сообщила довольная Марина. – Мой муж любит сюрпризы. Правда, чудесные цветы?

Я решила, что мне пора сматываться. Никогда не замечала за собой способности угадывать события. Пожалуй, мне стоит серьезно заняться астрологией. Вдруг у меня ко всем моим талантам добавился еще один к ясновидению, а я бессовестно зарываю его в землю?

Обдумывая эту интересную мысль, я пошла в кабинет, где меня дожидались студенты, пришедшие на консультацию к экзамену. Настроение у студентов было плохое, билеты учить им не хотелось, экзамен сдавать им тоже не хотелось. А хотелось им на волю, подальше от стен родного университета. Я их понимала – мне хотелось того же самого. Еще мне хотелось зарплату, премию и отпускные, но это безнадежные мечты. Лучше мечтать о чем-нибудь вполне реальном, например, о сказочном принце на серебряном коне, фее с волшебной палочкой, исполняющей желания, карете из тыквы, хрустальных башмачках, или о полете на летающей тарелке в соседнюю галактику.

– Можно высказаться, раз уж у нас консультация, и таз уж мы на нее пришли? Экзамен надо сдавать компьютеру, а не профессору, – недовольно высказали мне студенты. – У преподавателей субъективное мнение. Мы ведь учим не математику, где дважды два всегда четыре, а гуманитарные науки.

– Совершенно с вами согласна, – равнодушно сказала им я. – Но подумайте вот о чем: меня вы сможете убедить не ставить вам двойку и не портить диплом, а как быть с компьютером?

Я не стала напоминать студентам, что в нашем корпусе всего один компьютерный класс. Чтобы в него попасть, надо записаться за полгода вперед, и подписать заявление у шестерых крупных и мелких университетских начальников. Или у восьмерых, точно не помню, никогда не подписывала. Какое-то чувство подсказывает мне, что моего посещения техника не переживет, а я и так у декана не на хорошем счету.

Через час я закончила консультацию и отпустила студентов. Они мгновенно растворились за дверями, опасаясь, как бы я не передумала и не заставила их в такую замечательную погоду учить что-нибудь еще. Оставшись одна в пустом кабинете, я вытащила из сумки папку и стала читать ее содержимое. К сожалению, почерк покойного профессора оставлял желать лучшего. Разобрать что-либо можно было с очень большим трудом. Работа была далека от полной готовности: отдельные абзацы, обрывки мыслей, вперемешку куски глав.

Конкретных данных о месторасположении захоронения в монографии, естественно, не было. «Юг России» – очень обширное понятие, и копать там я могу до пенсии. Рукопись обрывалась неожиданно, и, перевернув страницу, я обнаружила копию письма по-немецки и машинально перевела. Так, что тут у нас… Про дорогих и любимых родственников, с которыми автор мечтает свидеться. На полях карандашом пометка: «я нашел». Кто и что нашел, не упоминалось. В последних строчках монографии говорилось о возможных раскопках в годы Великой Отечественной Войны. Ерунда, решила я. В то время у нашей страны было полно других забот. Да, но это у нашей страны, а что мне известно о заботах Германии? Немецкие войска тогда захватили юг России. Пожалуй, стоит узнать об этом подробнее. И я отправилась в университетскую библиотеку.

Поднимаясь по лестнице, я натолкнулась на дружное семейство Караваевых – Марину с Олегом.

– Ты на кафедру? Не ходи, там обыск, – предупредила меня Марина.

– Что у нас забыли? – насторожилась я и не сказала, что иду не на кафедру, а в библиотеку.

– Что-то ищут у Кросова в столе. Даже декан туда прибежал.

– Свои удостоверения они вам показали? Где ваша бдительность?

– Зачем? Их всего двое, оба в форме. Надо помочь следствию. Кстати, хочешь жвачку?

В нашем университете запрещено курить и жевать жвачку. Ректор курил сорок лет, а потом вдруг решил бросить. Чтобы одному не страдать, он запретил курить всем. Это положение закреплено в уставе университета. Все недовольные могут добровольно увольняться. Народ все равно потихоньку курит на кафедре, закрыв дверь и открыв окно. Это опасно, потому что если ректор застукает, то преподавателей сразу уволит, а студентов отчислит. Даже если он видел курящего студента за забором университета, то все равно ловил его и отчислял. Хоть студенты были молодыми и бегали быстро, но если сзади на джипе мчится ректор, то убегать бесполезно. Несколько тысяч студентов нашего университета ректор знал в лицо. Я редко встречала людей, у которых память на лица и на имена была хотя бы не хуже, чем у меня. Так вот, наш ректор меня превзошел. Он не забывал никого и никогда. Он помнил, кто, что и когда ему сказал или не сказал. С такими данными ему бы надо работать в разведке, ловить шпионов, а не студентов. Он как Наполеон, который всю свою армию знал по именам, только у ректора вместо армии мы, бедные.

Марина и Олег ушли, щедро насыпав мне в ладонь несколько белоснежных подушечек жвачки, а я из любопытства двинулась в сторону кафедры, неся сумку с украденной папкой. Никогда у меня не хватит силы воли отказаться от жвачки. Марина уже оставила идею уговорить меня начать курить, зато умело соблазняет жвачкой, ее это забавляет.

Засунув в рот сразу все подушечки вкусной жвачки и с чувством жуя, я повернула в коридор и столкнулась с ректором. Ну почему всегда так?! Стоит мне нарушить какое-нибудь правило, и я мгновенно попадаюсь. Сейчас меня уволят. Может быть, ректор не заметит мою жвачку? Хоть бы не уволили именно сейчас, я готова даже премии лишиться, тем более премий у нас все равно не дают. Твердо усвоив правило этикета, по которому подчиненный первым должен поздороваться с начальником, я открыла рот и подавилась жвачкой.

– Что с вами, Миля Николаевна? Кашель замучил? – заботливо спросил ректор. – Горло болит? Простудились? Горло беречь надо. Голос – рабочий инструмент преподавателя. Пойдите в столовую, выпейте горячий чай с лимоном!

– Да, обязательно, спасибо, Иван Васильевич! – прокашляла я, с перепугу проглотив жвачку.

Ректор бодро ушагал по своим ректорским делам. Как хорошо, что я не курю, подумала я, вытирая лоб, пришлось бы сигареты глотать. Пронесло, сегодня не уволят с формулировкой: несоответствие занимаемой должности и аморальное поведение в стенах учебного заведения.

Библиотека подождет, пока я схожу на кафедру, узнать, какие там новости. Хороших новостей у нас не бывает. Обыск это интересно. Буду стоять и радоваться, что нашла папку раньше всех. Все-таки я умная, докторские степени просто так не раздают.

Пройдя по коридору, я затаилась за углом у доски с объявлениями и расписанием. Мимо шли двое преподавателей. Они тоже остановились у стенда. Вот уж кто мне сейчас не нужен, так это лишние люди. Хоть бы скорее ушли.

– Вы расписание знаете? – спросил один преподаватель у другого.

– Нет.

– И я не знаю.

– Пошли у студентов спросим!

Парочка, наконец, ушла искать своих студентов.

Из-за угла мне хорошо было видна дверь кафедры, а меня видно не было. Со стороны казалось, что я углубилась в изучение стенда. Я стояла у стены, которая когда-то была украшена мозаикой. Но от старости, а еще вернее, от плохого качества цемента отдельные кусочки постоянно вываливались. Студенты подбирали их с пола и возвращали на место с помощью жвачки. Из-за приоткрытой двери донесся голос декана:

– Всегда рады помочь следствию!

– Скажите, в столе до нас никто не рылся? Вы уверены, что все бумаги на месте? – услышала я незнакомый голос.

– Конечно на месте! В столе некто не рылся, можете быть уверены. Как только я узнал о смерти Леонида Борисовича, то запретил всем подходить к его столу. Так что тут все на месте. Надеюсь, вы поймаете убийцу!

– Обязательно.

Наивный декан. Разве можно быть на сто процентов уверенным в своих подчиненных? Обязательно подведет тот, на кого и не подумаешь. Например, я. Декан был бы очень удивлен, если бы узнал, что Миля Николаевна нагло шарилась в чужом столе. Очень хорошо, что он ничего не узнает. Начальству волноваться вредно, оно делается чрезвычайно сердитым, и подчиненным от этого приходится плохо.

С кафедры вышли двое мужчин в форме и направились к лестнице, не заметив меня.

– Думаешь, они не врут? – тихо спросил один.

– Нет, эти дураки честные, – ответил второй.

Конечно, они честные, это я не честная, мне жить охота. Надеюсь, никому не придет в голову снимать отпечатки пальцев? А то надо сходить на кафедру и протереть стол платочком. Меня они не заметили, зато я разглядела обоих. Папку из университета выносить нельзя, это ясно. Вдруг они меня на выходе поймают? Все равно мне сейчас только один путь – в библиотеку. На кафедре ничего интересного уже не произойдет.