Текст книги "Пурпурное Древо Порфирия"

Автор книги: Лариса Чурбанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Трактирщик метался между столами как заяц, стараясь поспеть и там и тут. Наступившая весна-лето заметно прибавила гостей, принеся дополнительные хлопоты, но и заметный прибыток медных и серебряных монеток в заветной крынке, надежно сберегаемой в подполье. Золото случалось ох как нечасто, и хранил его хозяин отдельно– в ромейском ларчике, изукрашенном невиданными на Руси птицами-павлинами. Хвала богам, нынче гостями в трактире были не только мелкие ремесленники из ближайших деревень, спешившие в город на ярмарку. Все чаще случались и нурмане, шедшие со своего холодного мерзлого моря к теплому батюшке-Днепру. Когда и торговыми гостями, когда и предложить свои мечи и дубленые шкуры местным князьям, а то и просто пограбить в охотку. Вот и пойми их– то ли на стол подавать-кланяться, то ли в ближнем лесу с семьей хорониться! Ромеи– те совсем другие. Едут купцами в дорогой одеже, ну охрана при них, как же иначе! Очень они уважают словенское пушистое золото– шкурки горностая да соболя, бобра да свирепой серебристой рыси. Не брезгуют южане и нежным северным шелком– льном, что годиться и красавице на головной плат и младенцу на свивальничек. А пуще того охочи заморские гости до ароматного терпкого меда, что добывают в непролазных чащобах бортники. Вот и развелось их теперь– мысли трактирщика скакали сдобными колобками. "Что ж Белена опаздывает, не несет пива из подполья? Чай заболталась с кем по дороге, негодная!"

– Не сумлевайтесь, судари мои, – лебезил он, проклиная в душе общительную служанку. – Сей же час будет пиво. А пока медовухи с устатку не желаете ли? Крепка, собака, удалась, так с ног и шибает!

– Ну, ты, брат, сказанул, медовухи! – захохотал один из медведеобразных бортников– видать, вожак. Его рыжую шевелюру богато пронизывали белые пряди. Красное, задубевшее на вольном воздухе лицо, пересекал не один шрам. Видно, не только с матушкой-россомахой в лесу встречаться приходилось, но и сам лесной хозяин вниманием да лаской не обошел. – Нам энта медовуха вот уже где, у горлышка, – и старшой выразительно попилил выдающийся мохнатый кадык ребром ладони. – Под завязочку мы медом полные, верно, братцы? – и он поворотился к своей честной компании.

– Верно говоришь, Стрый, – гаркнули в ответ луженые глотки бортников. Они сидели плечо к плечу, красноголовые, крепкие и мохнатые, словно грибы-рыжики из одного лукошка. – И медку желтого и воска белого, всего запасли, грех жалиться.

– Так что ты нам, хозяин, пива давай! – распорядился, довольный единодушием ватаги, Стрый.

– И с раками! – подхватили, гогоча, его соратники, продолжая долбить кружками и так немало исковерканный стол.

Мелко крестясь, трактирщик сам порскнул в подполье. По сути своей, бортники мало отличались от разбойников– когда не удавалось заработать медом, они легко переключались на одиноких путников. Сколько их попропадало в непролазных древлянских лесах, сколько безымянных ямок по берегам Припяти и Роси, не перечесть!

Пива ожидала не только компания бортников, но и плотный чернявый мужик-одинец, устроившийся за соседним столом. Широкая тесемка, пересекавшая лоб да черные метины на лице от въевшегося намертво железа сразу выдавали в нем кузнеца. Было видно, что вдали от своей кузни да без привычного кожаного фартука, мастер чувствует себя явно не в своей тарелке. Он в который раз проверял котомку, лежащую рядом на лавке, и успокаивался, только когда его узловатые пальцы нащупывали бисерное оплетье стягивающей ее сыромятной лямки.

– Что там у тебя тама? Не золотишко? – то ли шуткой, то ли всерьез засматриваясь на возможную добычу, поинтересовался старшина бортников.

– Тебе– то что за корысть? – исподлобья зыркнул на него кузнец. – Не твое, и ладно.

То ли широкие плечи железных дел мастера заставили Стрыя призадуматься, то ли отвлекло принесенное, наконец, нерасторопной Беленой пиво, но только мимолетная их стычка тем и закончилась. Народ налег на пенный хмельной напиток, и загомонило-загуляло дурашливое веселье.

– Закусай тебя корова, забодай тебя комар, – воскликнул один из бортников, хватанув шапкой об пол. – Эх, однова живем, гуляем! Подходи, народ, на нашу снедь, нам всего не съесть. Верно я говорю, Стрый? – оборотился он к вожаку. Тот сосредоточенно, с трудом удерживая вдруг ставшую такой тяжелой голову, кивнул. Народ пошел: кто с охотой– на дармовщинку, кто– просто чтоб не нарываться на драку. Медлил только кузнец, по-прежнему прижимая к себе сумку.

– Да не дрейфь, ты, дрегович, – рявкнул ему в лицо Стрый, безошибочно определяя его племенную принадлежность. – Поди, не обидим. Не тронем твое золотишко, мы сей день сами богатючие!

– Не золотишко, письмена тама, – буркнул кузнец, бочком присаживаясь на скамью.

– Вона че! – изумился бортник. – Нешто ты по-писанному понимаешь?

– Да куда мне! Это волхв наш, Оканя, цыдулю написал. А я ее князю доставить должон.

– Что ж за нужда у вас до князя? Так и разбежится он ваши нужды устаканивать, жди! Тебя, чать, и не пустят к нему.

– Ты брось, Стрый! – встрял в разговор молодой рыжий ватажник– тот, что сзывал всех за стол. – У меня брательник в городе живет, так он говорит – нормальный мужик этот Ольгерд, даром что пришлый, из варягов.

– Вот то-то и оно, что чужак. И мы ему чужие, и вера наша прадедовская. Потому он и греков, ромеев приваживает, и их молебствием не гнушается.

– Что-то не слыхал я, чтоб он старых богов притеснял, – пытался защитить князя младший бортник.

– Да ну, не слыхал он! А волхвов боричевских кто лошадьми разорвал? От большого уважения, стало быть?

– А волхвы-то те Ящеровы были, – вступил в дискуссию кузнец. – Вот он и отомстил нам, напасть наслал. И-и, братья, беда, беда нам теперь неминучая! Мы потому и порешили, раз его грех его– пусть и пособляет нам. Как же иначе?

– Да ты толком говори, что за напасть-то? – раздалось сразу несколько взволнованных голосов.

– А я и говорю– беда. Чудо-юдо у нас, слышь, на болоте засело. Здоровое– страсть. Спервоначалу овечек пожрало, опосля за девок взялось.

– Ишь ты, за девок! – тоненько пискнула пышная Белена, неудержимо затесавшаяся в застольную беседу. Трактирщик в сердцах замахнулся на нее кулаком, видно все еще гневаясь за ее медлительность, но служанка ловко увернулась– привычная была.

– Двое пропало, – важно подтвердил кузнец. – Про одну сомневаются у нас – она, такое дело, сильно шустрая была. Ее батяня сговорил за вдовца из соседней деревни. Его березой давно еще пришибло, когда запашь расчищали– он с той поры кривой сделался, вовсе раскорякой ходил. Ну, она, ясное дело, не сильно довольная тем была. А тут люди пришлые у нас стороной проходили, так вроде, баили, она там перемигнулась с одним. Опосля и почезла. Кто говорит, что те пришлые ее и сманили. Сродственники-то, вишь, считают, что ее то чудо-юдо сожрало. Удобнее им, стало быть, так.

– Чем же удобнее? – удивился один из бортников. – Живая девка лучше, однако.

– А как же? – изумился в ответ мастер. – Коли сбегла, так всяко уже отрезанный ломоть– кто ее теперя возьмет? Да еще и пришлых тех догонять и морды им чистить. Может они совсем простые, так ничего, а ну, как и сами подраться не дураки? Еще бабка надвое сказала, как оно все обернется. А так сгинула и сгинула.

– Ну, а другая?

– Та вроде как убогая была. Не совсем чтобы дурочка, а немного того– точно. Может, змей ее пожрал, может сама в болотине затопла. Один наш грит, точно видал, как та тварь ее грызла.

– Из себя это чудо-юдо каково? – затаив дыхание спросил кто-то.

Кузнец приосанился.

– Здоровое оно, страсть. Коли одну корову на другую поставить, так и то меньше него будут. А видом– как есть Ящер. Хвост огроменный, лапы как балясины. Пасть здоровая, вся в зубьях вострых, и шипит по-змеиному. Зеленый сам, а глазища огненные так и крутятся.

– А волхв у вас на что? – неуверенно протянул слегка протрезвевший Стрый. – Ваши дреговичские волхвы да облакогонители, говорят, большую силу имеют. Нешто не сладил?

– Да Оканя наш и браться не стал. Как глянул на него, так и ушел в свою сторожку в чащобе. Ходили мы к нему, уговаривали. Тварь-то на болоте засела, а сейчас лето, как раз самое время руду железную брать. А как ямы копать станешь, когда такое страшилище тама рыскает? Волхв и говорит, может, это сам Ящер из владений своих подземных пожаловал, за слуг своих отомстить желает. Раз Ольгерд его разгневал, пусть и разбирается сам. А то дани-пожити собирать так завсегда...

– Вот смех-то будет, когда варяг своего черноризника ромейского на Ящера притащит: чья возьмет?

– Зря Порфирия лаешь, – опять встрял молодой бортник, еще давеча защищавший князя. – Про него никто плохо не говорит, он людям помощь дает. И христианам и тем, кто старым богам молится. Лекарит и детей, сказывают, грамоте обучает.

– Сказывают, он князя от женки-чаровницы царьградской ослобонил, – опять резво встряла Белена. – Красоты была несказанной, а зубы как кинжалы. Как князь заснет, она его, сердешного, есть зачинала. Чуть до смерти не сожрала.

– И откуда ты все про всех знаешь, чудо печное? – развеселился трактирщик. – Ты со двора дальше забора носа не высовываешь, а туда же, скажи на милость!

– Не первая та женка, что мужика своего поедом ест, – загорланили рыжие ватажники. – Все вы в невестах скромницы да смиренницы, а как женами становитесь, тут то вот зубья ваши наружу и вылазят!

Разговор плавно съехал на вечную тему отношений между мужчинами и женщинами, а князь Ольгерд, старец Порфирий, плотоядная княгиня и чудо-юдо болотное были благополучно забыты.

* * *

– Вот не княжье это дело, чучел разных по болотам ловить, – горячился Ольгерд. – Так скоро придется мне василисков да кикимор изничтожать. На то волхвы существуют. Их у нас как собак нерезаных, даже лишку временами.

– Хочешь-не хочешь, а придется, княже, – урезонивал его Порфирий, – Эти слухи надо пресекать раз и навсегда. Ты же видишь, Ящеровы холопы под тебя копают. Не дадут они тебе теперь княжить спокойно. У этой змеи сто хвостов, а глава у нее одна. Укорот им надо дать.

– Да каким же это образом, позволь тебя спросить? Бросить дружину в болото? Ловите, мол, молодцы, чудо-юдо, зверя невиданного! А еже ли это и в самом деле сам Ящер на белый свет выглянул? Тогда как?

– Ой, да вы только послушайте, как он о дружине-то печется! – неожиданно вмешалась в разговор княгиня, до той поры сосредоточенно грызшая орехи. Простонародные привычки крепко сидели в ней: ведь еще не так давно Домогара была рабыней, привезенной из очередного набега. – Все прекрасно знают, что тебя Радимир, князек радимичский, на охоту приглашал, скажешь не так?

– Ну и что с того? – немедленно взъелся князь. Его перебранки с супругой, случавшиеся чуть ли не каждый день, были общеизвестны. Некоторые обороты и выражения тут же становились частью народного фольклора и пользовались немалой популярностью у его подданных.

– А ничего! – невозмутимо отозвалась Домогара, поправляя сползшие на лоснящиеся щеки височные кольца. – Звал-то он тебя как раз на кресень, на Ярилин день. К нему ехать-одним днем не отделаешься. Турья забава-красного зверя гонять, да потом праздновать– тут седмицей пахнет! Спотыкач радимичи крепкий варят, еще неделю похмельем маяться будете.

– А налимы на Ворскле, как телята, вот Перун свидетель, – мечтательно поддержал ее муж. – По утренней зорьке как почнут клевать, голыми руками бери!

– Тьфу, пропасть, – начала свирепеть княгиня. – Кто о чем, а сопливый о платке! Теперь понимаешь, отче, – живо повернулась она к Порфирию, который черной птицей сгорбился в резном кресле, – почему ему на Ящера идти несподручно? Поедет к дреговичам на болота – еще не ясно, сколько там возиться придется. А если к радимичам на охоту– у них всяко на месяц застрять.

– Ну, тогда иди к волхвам, покланяйся, – устало махнул рукой старец. – И не парься! Подумаешь, проблема! Всего-то делов ничего.

– Не дождетесь! – иногда Ольгерд, обычно такой спокойный и мягкий, вдруг становился на редкость упрямым. Говорили, точно таким и был его прадед– Яммельт Лошадиная Шкура, знаменитый варяжский конунг. Он погиб, зарезанный наемными убийцами, только потому, что не захотел прервать начатую партию в шахматы-штанрандж. Эти фигурки из моржового клыка и черного дерева передавались в семье от отца к сыну. На деревянной доске, расчерченной белыми и черными клетками, до сих пор остались ржавые пятна темной крови. Сейчас эти шахматы валялись в живописном беспорядке на медвежьей шкуре перед обложенным камнями очагом. Точно плотные кругленькие медведики копошились там юные княжата: Кий, Щек и Хорив. Их светленькие мордашки были вдрызг вымазаны иноземным лакомством – жженым сахаром. Рядом с ними ползал худой длинноногий подросток– Серый. Бывший оборотень, счастливо спасенный Ольгердом, чаще отирался при князе, чем в дружинной избе, куда его определили отроком.

– Пошли, Серый, прогуляемся! – князь встал с кресла. Бархатные подушки-валики, набитые лебяжьим пухом разлетелись в разные стороны. Казалось, даже резные птицы-сирины на деревянной спинке встрепенулись и недоуменно забили крылами. Серый вскочил, преданно глядя на Ольгерда. Больше всего мальчик сейчас был похож на неуклюжего щенка, который радостно перебирает лапами и стучит по полу хвостом-прутиком, собираясь с любимым хозяином на прогулку.

– И куда это вы собираетесь на ночь глядя? – сварливо поинтересовалась Домогара.

Князь вызывающе прищурился и принялся раскачиваться на носках, поскрипывая сыромятными сапогами. Мирная картина: горит огонь в очаге, играют дети, за столом сидят любимая жена и надежный друг, даром что черноризник. Только уж больно они спелись в последнее время, в один голос твердят: то делай, это не смей! А то, что советуют правильно, так от этого еще хуже. Что ж, он маленький что ли, несмышленыш совсем? И Ольгерд выпятил вперед массивную нижнюю челюсть, правда, изрядно поросшую жирком.

– Не бабьего ума дело! – важно ответил он. – Что нам, неженатым, ходи да сватайся. Так, что ли, Серый?

И они вдвоем отправились к выходу.

На улице и впрямь уже вечерело. Теплый летний день зоревал последние минуты– на землю тихо опускались сиреневые сумерки. В дубовой роще пахло молодым зеленым листом, вечерней сыростью и чем-то еще томительным и зовущим, чему и название-то придумать сложно. Из изумрудной травы тут и там выглядывали фиолетовые кокетливые головки фиалок.

– Тихо то как, – подал голос Серый. – Колдовское все же место– дубрава.

Он сразу же понял, что идут они прямиком к Изуру-сновидцу. А куда же еще? Кто лучше про чудо-юдо расскажет?

Изур как всегда появился незаметно: вот не было рядом никого– только сухой пахучий куст можжевельника, а вот уже на том же самом месте и человек стоит. Невысокий, неширокий, вроде бы ничем и не примечательный. Волосы коричневые, глаза карие, а сам какой-то светлый все же.

– Ну, проходите, гостенечки дорогие, – приветствовал их сновидец. – Дела пытаете или от дела лытаете?

Пока Ольгерд прокашливался, прикидывая, как получше объяснить цель их визита, Изур усмехнувшись, сам же и ответил:

– Не про Ящера ли болотного узнать припожаловали?

– А ты как проведал? – натурально изумился Ольгерд.

– Слухами земля полнится, – Изур легкими шагами продвигался вглубь чащи, и его гостям волей-неволей пришлось следовать за ним. – Сейчас сядем с вами, чайку попьем и поговорим.

И вот уже закурился легкий дымок над небольшим ладненьким костерком, запела закипающая вода в железной баклажке, и поплыл над поляной терпкий аромат.

– Что заварил-то? – деловито поинтересовался князь. Он прекрасно помнил любовь сновидцев ко всякого рода одуряющим травкам.

– Не бойся, не отравлю, – рассмеялся Изур. – Сегодня– просто чай.

Они сидели, прихлебывали обжигающую жидкость и неспешно разговаривали как бы и ни о чем. Недовольство выходило из Ольгерда, незаметно оставляя его, словно таял белый туман под палящим Ярилиным оком. Сновидец повернул к князю свою патлатую голову, слегка смахивающую на медвежью:

– А про ящера я тебе вот что скажу: может и сам подземный Хозяин это, а может и нет– так просто, морок болотный. Знаю одно, и волхвы, и кудесники, и ведуны помогать тебе навряд ли будут. Цеховая солидарность, что ты хочешь. Как ты боричевских волхвов сказнил, так все они как на дыбы всколыхнулись: что ж это станется, когда светские владетели на духовных властителей руку поднимать станут?

– Понятно, им хотелось, чтобы как у лютичей было: чтобы жрец выше князя сидел и всеми делами заправлял. Так не выйдет у них ничего!

– Когда-то, давным-давно, у наших пращуров, совсем наоборот заведено было. Желаешь, светлый князь, сказочку послушать?

Князь желал, а еще больше желал юный оборотень. В детстве он явно недополучил свою порцию сказок и прибауток и теперь жадно вытягивал шею, не желая упустить ни слова. Сновидец пошевелил угли в костре и неторопливо начал:

– В стародавние времена родились у одного царя три сына: Липоксай, Арпоксай и самый младший Колаксай. Во времена их правления на землю упали сброшенные с неба золотые предметы: Плуг с ярмом, обоюдоострая Секира и Чаша. Это было священное золото древних богов. Захотели братья взять его. Пошел старший, но при его приближении священные предметы загорелись и пылали так ярко, что не смог он даже дотронуться до них. Подошел второй– случилось то же самое. Старших братьев золото отвергло, а при приближении третьего, самого младшего, оно погасло. Большую силу имели те вещи: Чаша могла вобрать и вылить все воды земли; Секира колыхала и рубила горы каменные как масло, а Плуг повелевал твердью земною и всем что на ней. Плуг с ярмом Колаксай забрал себе, а Секиру и Чашу отдал братьям. Получил Арпоксай Чашу и стал царем водных глубин. Была дана Липоксаю Секира, и сделался он царем всех гор и пещер.

Хорошо стали жить люди: нивы рожали вдоволь хлеба, леса были полны дичи, скотина жирела и не хворала. Да только поднял голову страшный змей-Ящер, хозяин подземного царства. Открывал он темные двери, и шли на землю болезни да лихоманки, летели злые навии, рыскали волкодлаки. Прежде боялся Ящер светлых богов, что жили на земле, среди людей. А как ушли они, сторожился поначалу, а потом перестал. Решил он, что сила старых богов покинула землю, и люди не смогут воспользоваться священным золотом. Пришлось Колаксаю собрать братьев и идти войной на Ящера. Взмахнул секирой Липоксай– и вздыбились недра земные и извергли наружу темного бога. Хотел, было, старый змей заползти назад, да старший брат– Арпоксай– сказал заветные слова, и пролились воды. Залили они все пещеры, все норы ящеровы. Как полезли тогда на белый свет змееныши, так все вокруг темным темно стало. Испугались люди– думали, уж нету им спасения. Но Колаксай призвал свой Плуг, горевший ярче самого солнца, и пропахал вокруг нечисти круговую борозду. Выше неба, выше туч взметнулась сыра земля. Полезли змеи на нее, пасти разинули; вот сейчас переползут, бросятся на людей! Но сделал Плуг второй круг и третий, и завертелось все, засвистело, загрохотало. Ушли под землю змееныши, и прародитель их Ящер туда же сгинул. Только осталась в том месте первая борозда, что теперь Змеиными горами прозывается.

– Так значит, не сам Ящер у древлян на болоте сидит! – воскликнул Ольгерд. – Ежели его так надежно законопатили, куда ж он денется с под земли?

– Давно это было, – медленно, раздумчиво отозвался сновидец. – Семью семь поколений человеков на земле сменилось. За такое время горы заровняются и вновь нарастут. Мог и Ящер наружу выползти– то мне не ведомо.

– К чему ж ты мне тогда свою баснь сказывал? – не удержался от неуместного вопроса князь. Он всегда был и оставался человеком сугубо практическим.

– А к тому, что ежели все ж потворники да кощунники своего темного владыку сумели на белый свет вызвать, то кроме священного золота наших пращуров ничто тебе и не поможет.

– Ну и где прикажешь это золото искать? Его, поди, за столько лет и след простыл. Сам знаешь, народишко и простое золото стибрить норовит, а уж священное-то, да в таком количестве...Один плуг, да еще с ярмом пудов на сорок потянет!

– Глупый ты, право слово, хоть и князь, – потерял терпение Изур. – Сказано тебе, это золото кому не надо в руки не дается! Долго жил Колаксай, да только все же человеком он был, а люди не бессмертны. Как преставился он, Плуг с ярмом в землю ушел, и боле его никто не видел.

– Велика земля Русская, так всю не перекопаешь!

– Ты, княже, помнишь ли, с кем говоришь? – сновидец поднялся и его тень, резко взметнувшись как крылья, взмыла у него за спиной. Грозной колдовской силой повеяло на сидевших по другую сторону костра. – Тому, кто плетет свой сон сам, кто ходит по обе стороны тени, открыто многое.

– Не серчай, Изур, – принялся успокаивать его Ольгерд. Серый же просто не мог слова вымолвить и сжался в комок, стараясь быть как можно незаметнее. Князь продолжал:

– Ты лучше прямо говори, что делать надо.

– А вот мы это сейчас и поспрошаем, – ответил Изур. Он отошел и наклонясь почти к самой земле принялся звать:

– Господарик! Господарик!

В траве зашуршало и скоро в кругу колеблющего света от костра появилось черное верткое тельце.

– Змея! – взвизгнул Серый и вскочил, высоко вскидывая ноги. Баклага с чаем брякнулась, и ароматный травяной настой зашипел на оранжевых углях. Серебристое лезвие меча мигом заплясало в полуметре от того места, где виднелась приподнятое змеиное рыльце. Князь хоть и изрядно оброс жирком в последнее время, но реакция у него оставалась отменной.

– Да не змея, а просто уж, – постарался прекратить панику сновидец. – Ужик маленький, дружок мой. Чего испугались? – И Изур легко склонился и протянул руку. – Ну, иди сюда, малыш, поговори с дядей.

Уж пружинкой скакнул в протянутую ладонь. Он приподнял маленькую головку и, слегка раскачиваясь, уставился на сновидца. По бокам головы и впрямь желтели радужные метины. Изур осторожно, стараясь не спугнуть ужика, поворотился к князю:

– Спрашивай Господарика, княже, что тебе узнать желательно. Он все скажет, не потаит.

Князь медленно, все еще с опаской, приблизился к вытянутой руке сновидца. Блестящие агаты крохотных глазок тут же скользнули в его сторону. Неожиданно для себя самого Ольгерд решился:

– Скажи мне, что за чудо-юдо поселилось на дреговичских болотах?

– То не чудо совсем, – словно бы из ниоткуда ответил ему тихий слегка пришепетывающий голосок. Князь готов был поклясться, что рот змееныша при этом оставался совершенно закрытым. А созданьице продолжало:

– Просто...

Но тут, словно небо свалилось на головы стоящих у костра людей. Шелест невидимых крыл, безголосный вой и невыносимый смрад накрыли их разом, лишая возможности дышать и соображать.

– Навии! – перекрывая тягучий тоскливый визг, вскричал сновидец, пытаясь заслонить лицо от цепких как иголки когтей. Меч Ольгерда молнией вспарывал охватившую их темноту, но прореха моментально затягивалась новыми мохнатыми телами.

– Сталь их не берет! – выкрикивал Изур, крутясь во все стороны, точно гигантский волчок. С его белых тонких пальцев слетали круглые шипящие молнии. Они ударяли по врагам и вспыхивали маленькими солнышками. – Только огонь!

– Серый, факел! – рявкнул князь, хватая первую подвернувшуюся под руку ветку. По счастью она оказалась сухой, разлапистой и быстро загорелась.

– Да, дяденька! – оборотень уже размахивал быстро смастряченным факелом. Навии вспыхивали, словно хорошо промасленная ветошь, оставляя на руках и одеже жирный вонючий пепел. Скоро от ночного морока не осталось и следа. Князь осторожно провел рукой по взмокшему лицу и сплюнул.

– Ну, а это что за мразь такая? – требовательно вопросил он сновидца. – С вами, кудесниками, только свяжись, обязательно всякая хрень приключится.

– Это навии, души умерших, – устало проговорил Изур. На его бледном лице багровели тонкие рваные шрамы. Сновидец сидел враскорячку, обхватив растрепанную голову руками. – Они убили Господарика, – с трудом разжимая губы, произнес он. На нежной изумрудной травке, изрядно потоптанной людскими ногами, валялось черное тельце. Маленькая головка, отгрызенная острыми клыками, валялась рядом.

– Ничего себе мертвые, – опешил князь. -А махались они очень даже живенько, ничего не скажешь!

– Ящер, их хозяин, дает им силу, – отвечал Изур. – Это души тех, кого светлые боги после смерти не приняли в свое царство. В бурю и дождь летают они на злых ветрах, нападают на беременных женок и детей, сосут их кровь. Крик их сулит смерть. Это души людей, коих когда-то покарали силы природы: утопленников, с дерева падших, убитых молнией, съеденных волками, – тут сновидец покосился на Серого.

– А че я то, чуть что сразу я, – заныл мальчишка, мгновенно бросив зализывать обожженные чуть ли не до мяса руки. – И не ел я никого, правда! Скажи, дяденька! – И Серый уставился на князя.

– Чего ты к парню пристал? – не замедлил заступиться за оборотня Ольгерд. – Ну, и что, что нечисть, зато свой, родной. Ты вот лучше скажи: дождя нет, мы тоже не беременные, что ж они на нас набросились?

Изур только развел руками:

– Похоже, кто-то очень не хотел, чтобы ты услышал ответ Господарика, княже.

– Ну, гады, ну, они у меня получат, – возмутился князь. – Я им покажу, собакам, как животных мучить! Ты не сомневайся, Изур, они за твоего ужика кровью умоются! Это я тебе точно говорю. Ты посмотри, что наделали! – и Ольгерд широким жестом продемонстрировал подранный красный плащ. – Новый, раза два только и надеть успел. Домогара подарила, – неожиданно закончил он и расплылся в широкой улыбке. – Пошли домой, Серый, засиделись мы с тобой, а завтра вставать рано.

* * *

Поутру дворня была взволнована возникшей суматохой. Неожиданный отъезд князя и дружины немало взволновал всех. Девки метались в разные стороны, как ненормальные взлетали и орали потревоженные куры. Визжали поросята, которым с завидной периодичностью наступали на лапки, хвостики и прочие нежные части тела. Только гуси пытались сохранить присущее им достоинство, уворачиваясь от очумело снующих людей, но и им это не удавалось: с обиженным гоготом они шарахались то в одну, то в другую сторону. Все звуки возникшей спешки перекрывал раздраженный рык Ольгерда:

– Ну, ты еще перину с собой возьми, олух царя небесного! Говорил же вам, налегке поедем, верхами.

Наконец, суматошные сборы были закончены. Дружина выступала. Некоторые сложности возникли только при водружении на лошадь Серого. Мальчишка ни за что не желал оставаться дома, при бабах. Только вот ни одна кобыла не желала подпускать его к себе ближе, чем на полметра. При его приближении животные начинали храпеть и биться. Так бы и не вышло ничего, если бы не Порфирий. Он подошел к самой смирной лошадке– Звездочке, долго гладил ее по бархатному носу, что-то нашептывал, заглядывая в добрые карие глаза. После этого кобылка позволила Серому взнуздать себя и даже проявила к нему некоторое дружелюбие.

– Теперь придется тебе с нами ехать, – расхохотался князь. – А то, чай, шепотки то твои долго действовать не станут?

– Да уж придется, – в тон ему отозвался старец. – Как же тебя одного отпускать, да еще на самого Ящера? Ты, вон вечерком прогуляться вышел, а и то личность исцарапал и плащ порвал.

Наконец мохнатые копыта застучали по пыльной дороге. Дружина во главе с Ольгердом отправилась в дреговичские леса. А с деревянной башни еще долго-долго махала им платком заплаканная Домогара.

Было уже далеко за полдень. Все в группе ехали спешным шагом, чтобы не загонять лошадей. Серый отчаянно боролся с находившей на него лесной дремотой. Ольгерд все это, конечно, видел, и не переминул осведомиться у подростка о самочувствии. Разумеется, Серый отнекивался, утверждая, что с ним все в порядке, но все же пересел со своей кобылы на лошадь князя.

Они заехали уже далеко в лесную чащу. И, хотя по наблюдениям Порфирия, время было далеко не вечернее, в округе было очень темно – хоть глаза выколи.

Серый под конец уснул, сморенный лесной дремотой. Дружина тоже мерно кивала облаченными в островерхие шлемы головами. И тут началось... Неожиданно, откуда-то сверху полетела стрела. Она свистнула мимо глаз Ольгерда и попала в голову его жеребца. Лошадь встала на дыбы, сбросив с себя наездника, что-то проржала и упала замертво. За одной стрелой посыпались остальные. Благо, дружинники уже поспрыгивали с лошадей и бежали к князю, лежащему без сознания. Они сноровисто подняли щиты над головами, прикрывая и себя, и спешившихся ратников с луками наготове.

Порфирий проявил поразительную быстроту, подобрав под мышки Серого и перебежав с ним к спасительным зарослям. Добежав, старец положил подростка на землю и прошептал что-то несвязное. Листья у деревьев около дороги сразу отпали и перед воинами, как на ладони показались вражеские лучники.

В сторону противника полетели стрелы. Вонзаясь в тело разбойников, не прикрытое никакой броней, стрелы ратников проходили насквозь. Кому-то наконечником прошибло позвоночник, и несчастный с криком ужаса полетел вниз. Вслед за ним стали падать остальные разбойники, напарываясь, кто на что– один полетел крайне неудачно, насадившись на торчащие острые корни. На конце одного из сучьев сразу образовалась текучая масса, тело убитого в агонии стало извиваться, через мгновение испустив дух.

Сражение закончилось так же внезапно, как и началось. Ратники стаскивали в кучу убитых. Хвала светлым богам, это были только чужак– дружина отделалась легкими ранами и царапинами.

– Ну, я думал, чисто перебьют нас всех по самое не балуйся, – отдуваясь и отирая кровавый пот с посеревшего лица, проговорил Ольгерд, подходя к старцу. Тот уже заканчивал обрабатывать раны дружинных. У его ног как заведенный крутил головой Серый. Он словно пытался сбросить с лица невидимую глазу липкую паутину.

– Перестань топтаться, – прикрикнул на него Порфирий. – От твоих верчений голова кругом идет! – И повернулся к князю – Уж конечно, перебили бы, как пить дать! Эти молодцы не в бирюльки играть с нами собирались, у них все серьезно было задумано, как у больших. И морок, дурман сонный, очень качественно на нас навели, с умом. Вот Серый и не оклемается все еще до сих пор.

– Вот зараза! – с чувством чертыхнулся Ольгерд. – Так, стало быть, у них и волхв, какой никакой имелся?

– Имелся, – подтвердил старец, обходя посолонь лежащих на земле мертвяков. – Я даже больше тебе скажу, княже. Только этот волхв один и ушел от твоих молодцев. Видишь, след? – И Порфирий указал на слегка примятую траву. Потревоженный кустик, облетевший пух серебристого одуванчика ясно указывали, куда в спешке сбежал ведун.