Текст книги "Сезон клубники"
Автор книги: Лариса Кондрашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Глава двенадцатая
Легковая машина – это все-таки не большегрузная фура, так что в родимый город мы добрались хоть и поздно вечером, но в тот же день.
Дети наши были по-прежнему в лагере отдыха. Мама с папой скорее всего на даче. Словом, домой мне ехать не хотелось. Я чувствовала, что после перенесенных волнений мне будет невмоготу одной слоняться по пустой квартире, потому и попросила Глеба подвезти меня к дому, в котором жила моя подруга Татьяна.
Его друга Константина мы высадили раньше, а Володя сидел рядом с Глебом, опять уступив ему руль, – наш город он знал плохо.
Поскольку Глеб учился с нами в одной группе, он, естественно, хорошо знал мою закадычную подругу Татьяну Шедогуб. Мне достаточно было сказать ему:
– Подбрось меня к дому Татьяны, – и он, не спрашивая куда, направил машину к ее дому.
Танька, пожалуй, единственный человек, кроме самых близких родственников, к которой я могу прийти со своими печалями в любое время дня и ночи, не размышляя, прилично это или неприлично.
Глеб и Татьяна отчего-то всегда недолюбливали друг друга и все пять лет учебы только тем и занимались, что вышучивали каждый поступок неприятеля, каждый жест. Глеб первый стал звать ее Татьяна Душегуб. А молодые авторы каким-то образом узнали про эту кличку. И, озлясь на критикессу, реанимировали ее. Татьяна, не мудрствуя лукаво, именовала Глеба Хлебом Вонярским.
– Душегуб во второй раз замуж не вышла? – высаживая меня у дома подруги, небрежно поинтересовался Глеб.
– Не вышла. Ждет, когда ты с женой разведешься, – пошутила я. – Поняла, что без тебя все ее замужества обречены на провал.
– Передай, чтобы не ждала. Скажи, я ее благословляю, так что теперь ей повезет.
– Передам.
Почему между людьми без причины возникает неприязнь? Между теми, кто не сделал друг другу ничего плохого. Татьяна всегда была девушкой видной. Статная, русоволосая, с глубокими зелеными глазами. На мужчин она нападала с яростью дикой кошки. Не потому, что была, как теперь говорят, склонна к нетрадиционной половой ориентации, а потому, что считала их всех похотливыми кобелями и первым делом принималась оттачивать на них свой острый язычок, создавший ей впоследствии славу самой язвительной и злой журналистки края.
Литературный мир шутил, что Татьяне надо было вручать не «Золотое перо» – ежегодный приз лучшему журналисту, а «Золотое жало».
Каким образом ее бывшему мужу удалось склонить Татьяну к браку, остается только гадать. Потому, что он и был как раз тем самым кобелем, и это моментально понимали все, кроме такой умной и проницательной Шедогуб.
Супруги разошлись, но, кажется, Вадим – ее бывший – продолжал по-своему любить Татьяну. Правда, на этот раз безо всякой надежды. Шедогуб, как говорят французы, уходила уходя.
Специально для Таньки я надела свои новые очки и позвонила в дверь. Долго и нахально. Как молодой автор, не сомневающийся в собственной гениальности. Татьяна курировала городскую ассоциацию молодых журналистов.
Подруга открыла на звонок дверь и посмотрела на меня с профессиональной строгостью:
– Девушка! Я принимаю в рабочее время, в редакции газеты. Кто вам дал мой адрес?.. О Господи, Решетняк! У тебя что, крыша едет?
– Переночевать пустишь? – Я решила не обращать внимания на всякие гнусные инсинуации.
– Дай сначала закрыть рот, а то я, кажется, вывихнула челюсть. «Мария Ивановна, как вы могли стать валютной проституткой?» – «И не говорите, девочки, повезло, наверное!»
– Анекдот с бородой, Шедогуб!.. Тебе привет от Глеба Винярского. Просил передать, чтобы ты его не ждала и выходила замуж.
– Ты подружилась с Вонярским?
– Он подвез меня к твоему дому.
– А... Ну Бог с ним! Лучше скажи мне, чего это ты так вырядилась?
– Вот и Глеб удивлялся.
Я хотела наклониться, чтобы снять с себя новые босоножки на высоченном каблуке – знак моего нового имиджа, как в это время что-то больно укусило – или ужалило? – меня в ногу. От неожиданности я села прямо на пол в Танькиной прихожей, а прямо над моей головой кто-то громко захохотал грубым мужским басом:
– Ха-ха-ха!
– Петька! Немедленно скройся с моих глаз! Что за гнусная птица...
– Птица? – спросила я слабым голосом.
– Да попугай же! – досадливо пояснила Татьяна, помогая мне подняться. – Понимаешь, не терпит голые женские ноги и клюется, как глупый петух!
Ах да, недавно один знакомый Танькин журналист уехал на постоянное жительство в Америку и подарил ей своего попугая ара по кличке Петька. В прошлый свой приход я была в брюках и потому избегла нападения птицы. Кстати, похожей на желчного старика пенсионера. Наверное, по причине того, что почти все его когда-то роскошные перья выпали, и он имел весьма облезлый и совсем непрезентабельный вид.
– Может, тебе отдать его куда-нибудь в живой уголок?
Петька отчетливо возмущенно фыркнул.
– Не обращай на него внимания, – махнула рукой Татьяна.
– Петька – глупый петух! – очень похоже на Танькин голос передразнил ее попугай. – Вор-рона!
– Ты доболтаешься! – пригрозила Танька. – Отдам тебя Марату.
Марат – огромный соседский дог, которого, по-видимому, боялся Петька. Он улетел в коридор и продолжал оттуда бурчать:
– Марат! Марат!
И при этом глухо лаял.
Татьяна обреченно вздохнула и сказала:
– Короче, что у тебя стряслось?
– Короче не получится, – невольно повторила ее вздох я, стаскивая с головы надоевший парик. – Потому как история моя длинная и страшная.
Я произнесла это безо всякой патетики, но Татьяна все еще ничего не понимала.
– Читаешь какой-нибудь триллер?
– Скорее пишу его прямо набело в книгу жизни. Собственной кровью. А если точнее, кровью Артема.
– Белла, ты никогда не была склонна к дешевой мелодраме, это не твой жанр. Что случилось? Откуда эта патетика? Разве ты не поехала в рейс со своим мужем?
– Поехала. Только рейс уже закончился.
– Вот и ладушки! В чем же тогда трагедия?
То ли оттого, что я наконец почувствовала себя в безопасности, то ли из-за Танькиного участливого взгляда напряжение наконец отпустило меня. Зато навалилась слабость. Мне стало жалко Артема, Сашу, себя... Неужели это все случилось с нами только потому, что мы захотели иметь побольше денег? Не украденных, заработанных... К глазам подступили слезы.
Татьяна усадила меня в кресло и протянула стакан резкого холодного кваса – она делала его сама.
– Только без слез! Пожалуйста, выпей, успокойся и расскажи мне все с самого начала.
В обычное время Таньку хлебом не корми, дай только похохмить, но сейчас в глазах ее не было и тени насмешки. Она слушала меня не перебивая, лишь однажды повторила вслед за мной:
– Дырка во лбу при выстреле из «макарова» в упор. О какой дырке речь? Да ему просто разнесло бы полчерепа. Я, конечно, не большой знаток баллистики, но тут что-то не стыкуется.
– Какая разница! – устало отмахнулась я.
В этом месте моей речи – да и самой реакции – мой мозг попытался пробуксовать. Как это, какая разница? Убить человека для меня уже семечки?! Но оказывается, я даже думать не хотела о самом слове «убийство» применительно ко мне. Ерунда это все, господа присяжные! Этого не может быть никогда!
– Не скажи. А что, если этот бандит просто пугал тебя? Отвлекал от собственной персоны. Посмотри на себя – какой из тебя снайпер? Из Чечни она приехала! Только круглый идиот мог в такое поверить.
– Нет, это для него слишком сложно. С одной извилиной такого не придумаешь.
– Странная ты женщина, Решетняк, я тебя хочу успокоить, а ты предпочитаешь верить какому-то бандиту. Мазохизмом заболела? Давай, ковыряй свою рану! Чего ж ты тогда ко мне пришла, а не в милицию с повинной: «Арестуйте меня, я убила человека!..» Слова какие-то театральные, аж противно! Вот что, подружка, у меня есть импортная пена для ванны...
– При чем здесь пена?
– Не перебивай. Я налью тебе ванну с этой чудесной пеной, ты ляжешь в нее, закроешь глаза и постараешься ни о чем не думать. То есть это тебе вряд ли удастся, но лучше бы представить что-нибудь красивое. Море, золотой пляж. Или вечерний ресторан, тихий блюз, и ты танцуешь в объятиях широкоплечего партнера, одетого в смокинг с бабочкой... Даром, что ли, старые люди говорят: не стоит раньше смерти умирать! Посиди, попей кваску, а я пойду все приготовлю.
Я откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. В моей гудящей от перенапряжения черепушке царила чехарда. Женщины-санитарки, уносящие на носилках бледного, без сознания Артема... Что там сказали эти сельские медики? Большая кровопотеря? А если у них не было донорской крови и... какая у Артема группа крови? Я никак не могла вспомнить. Или не знала? Да и зачем мне прежде было об этом знать? Мой муж никогда ничем не болел. И этот врач... Я даже не спросила его имя-отчество... А вдруг у него не было опыта в подобных операциях?
Я бросилась к телефону – его номер будто выжжен у меня в мозгу. Ответил сонный женский голос. Не Шурин, гораздо более молодой.
– Девушка, миленькая, пожалуйста, мне только что сообщили... – Ей-то я могла соврать, но рыдания, которые рвались у меня из горла, самые что ни на есть подлинные; я так себя накрутила, что готова услышать самую страшную весть. – Мне только что сообщили, сказали, муж ранен...
– А, вы жена того шофера? – сразу взбодрилась девушка. – Не плачьте! Операция прошла удачно. У нашего Всеволода Илларионовича золотые руки, его даже в Москву хотели забрать, да он отказался... Пуля застряла в мягких тканях...
– Говорили, он потерял много крови. – Мне едва удалось втиснуться со своим вопросом в частую речь медсестры.
– Что ж вы думаете, раз у нас село, так и запаса крови нет? – попеняла мне молодая медичка. – Кровь влили, как и положено...
– А у вас сиделки есть?
– У нас есть дежурная медсестра, – сказала девушка, – она все время заходит к раненому в палату. Он сейчас все равно без сознания. Правда, Всеволод Илларионович распорядился... Ладно, вам я могу сказать: он сам нанял сиделку – пришла какая-то молоденькая, сидит возле вашего мужа.
– Вы же сказали, что операция прошла успешно!
– Женщина, что вы кричите? Ему же наркоз давали? Давали. Вот он и спит...
– Все в порядке? – спросила Танька; она подошла так тихо, что я вздрогнула от неожиданности.
– Говорят, операция прошла успешно.
– А я тебе что говорю? Артем – парень крепкий, выздоровеет, не успеешь и глазом моргнуть... А сейчас иди в ванную, я тебе приготовила все, как обещала. Полежи в теплой водичке, расслабься, а потом мы спокойно подумаем, что делать дальше.
В ванне я так расслабилась, что чуть не заснула. Хорошо, Танька запретила закрывать дверь на задвижку. Так что спустя, как мне показалось, несколько минут подруга заглянула в ванную и спросила:
– Ты долго собираешься здесь сидеть?
– А мы торопимся?
– Есть у меня одна мысль... К тому же ты сидишь сорок минут, не многовато ли?
– Сорок минут? Я, наверное, заснула.
Татьяна помогла мне вытереться, словно я тяжелобольная и только что поднялась с постели, и запихнула в свой махровый халат.
– Пойдем, мы с тобой еще не договорили.
Она усадила меня перед журнальным столиком, на котором дымилась яичница с колбасой, а рядом лежал на блюдечке разрезанный пополам огурец.
– Все, что могу!
Она царственным жестом указала на еду. Только тут я почувствовала, как проголодалась. По дороге Глеб останавливался возле какого-то придорожного кафе, но я наотрез отказалась идти есть и просидела в машине, пока мужчины не вернулись.
Казалось, никогда я не ела такой вкусной яичницы. Дома я почти ее не готовила, предпочитая подавать своим домашним что-нибудь основательное: плов, котлеты... Для Таньки это привычная еда, поэтому в ответ на мою похвалу она посмотрела на меня с подозрением.
– Сто лет не ела яичницы!
– Ради Бога, приходи, я буду готовить ее тебе хоть каждый день!.. Я хотела сказать, что правильно сделала, что приехала ко мне!
– Знаешь, я представила себе, как буду одна слоняться по квартире, а потом не смогу уснуть...
– Одна? Так вот ты о чем подумала! По-моему, ты не все понимаешь. Думаешь, бандиты упустили тебя с такой суммой и успокоились?
– А что они еще могут сделать?
– Разыскать тебя, глупое создание! Они же понимают, что среди ночи ты с деньгами никуда не пойдешь, а, значит, именно ночью тебя и надо взять. Без шума и пыли, как говорили в известном фильме.
– А откуда они узнают мой адрес?
– Позвонят в свой родной город и спросят у директора торга – как ее зовут, напомни...
– Валерия Степановна.
– Позвонят и спросят у друга Валерии адрес Артема, который наверняка есть в документах. Все гениальное просто... Подскажи-ка мне телефон бабы Мани.
– Какой?
– Здрасьте, твоей соседки по лестничной площадке!
– Зачем он тебе? – все еще недоумевала я, но когда у Таньки такие глаза, с ней лучше не спорить; я покорно продиктовала телефонный номер.
Подруга тут же перезвонила соседке, которая обычно целыми днями сидит на лавочке у подъезда и знает все обо всех.
– Баб Маня, извините за поздний звонок. Это Татьяна, подруга Беллы. Я вас не разбудила? Детектив смотрите? Ой, простите!.. Сейчас как раз реклама? Тогда я успею спросить: вы не знаете, что с моей подругой? Третий день звоню – телефон не отвечает. С мужем в рейс поехала? А мне ни словечка! Не беспокойтесь, я вас не выдам! Приходили и тоже спрашивали? Вы и им сказали, что в рейсе? Нет, конечно же, не тайна. Просто в спешке она забыла мне позвонить... А они что? А вы? И обо мне? Большое спасибо! Еще раз извините за беспокойство. Спокойной ночи!
Она положила трубку и снова позвонила кому-то.
– Андрюша, ты все еще один? Шучу. Если ты не передумал, я приеду. Не одна. С подругой. Можно? Я знаю, ты старый развратник! Заедешь за нами? Ты мой дорогой! Только подъезжай не к дому, а к кустам напротив, где мы с тобой в прошлый раз на лавочке сидели, помнишь? И пожалуйста, побыстрее. Мы тебя будем ждать.
Она положила трубку и стала поспешно выключать повсюду свет.
– Никого нет дома! В прихожей пусть горит, его с улицы не видно... Петька, если кто позвонит, скажешь, что ты меня любишь. Ну Петенька, хороший мальчик, красивый, умный, прости, я больше не буду обзывать тебя глупым петухом. Ну!
– Дорогая, я тебя люблю! – сочным басом гаркнул попугай.
– Ты с ним прямо как с человеком, – подивилась я.
– А что, он все понимает.
Петька скосил на меня глаз и пробурчал:
– Вор-рона!
Танька всегда собиралась быстро, но сегодня, по-моему, она побила свои же рекорды. На ходу натянула джинсы. Набросила легкий свитерок.
– Мне парик надевать?
– Обязательно!
Она вытолкнула меня из квартиры, а потом за руку потащила по лестнице, не давая воспользоваться лифтом. Если я, по ее выражению, читала триллер, то Танька изучала боевик.
А у меня, после того как я все рассказала подруге, полежала в ванне и со вкусом поела, наступило странное состояние, словно я опилась транквилизаторами. Наверное, поэтому действия подруги я воспринимала как иррациональные и вообще лишенные всякого смысла. Кому-то звонила, куда-то бежала, таща меня при этом за собой. Чего беспокоиться? Деньги-то вот они, при мне. А бандиты где? Кто их знает? Если меня что-то и волновало, так это здоровье Артема, который, по свидетельству тамошней медсестры, сейчас спал после наркоза. И подле него дежурила молоденькая сиделка... Нет, права Шедогуб, у меня таки едет крыша...
Когда я наконец поняла, что ничего не понимаю, то есть Танькиной спешки и этого волочения меня по темным ступенькам с шестого этажа, я уперлась. Остановилась и пригрозила, что никуда дальше не пойду, если она не объяснит мне, что происходит.
– Пожалуйста, не сейчас! – прикрикнула Татьяна. – Ты как капризный ребенок! Меня можно назвать паникером?
Немного помедлив, я вынуждена была согласиться, что такого о ней не скажешь.
– Тогда просто доверься мне и помолчи! Я тебе все объясню. Позже.
Понятно, почему я заартачилась. Такой озабоченной я подругу давно не видела. Значит, она считала, что дело серьезное.
На первом этаже Татьяна остановилась. Послушала, как лифт с каким-то пассажиром или пассажирами пошел наверх, и опять потащила меня к входной двери.
На улицу мы с ней просто вывалились и броском пересекли двор, чтобы остановиться у дома напротив, где среди высоких, давно не стриженных кустов самшита она наконец дала мне возможность перевести дух – усадила на лавочку.
– Нас со стороны дома не видно, зато перед нами двор как на ладони, – отдышавшись, довольно произнесла Танька.
А я в слабом свете уличного фонаря, который мерцал где-то вверху вполнакала, как глаз больного динозавра, осмотрела свои новые босоножки. Как в такой гонке я не сломала каблук? Или собственную ногу. Определенно, Татьяну надо срочно выдать замуж, тогда на подобные эскапады у нее не останется времени.
Артем Татьяну любил. По-братски. Может, находил в ней то, чего не было во мне: самостоятельности, смелости, отсутствия преклонения перед авторитетами... Подумать только, еще совсем недавно я считала, что всякий человек старше меня непременно умнее... Конечно, я имела в виду близких людей.
Танька сидела молча, думала о чем-то своем, поэтому я ее затеребила:
– Теперь наконец ты можешь объяснить, почему мы неслись как на пожар?
– Скажи, а внешность этого Рафика ты хорошо запомнила? – не отвечая на мой вопрос, спросила подруга.
– Да я вообще его не видела, только слышала голос.
– А разве ты не говорила, что он скорее всего был в той машине, которая вас обстреляла?
– Это сказал тот самый водитель, которого я выбросила из машины. А видела я одного Стопа – что его так зовут, знаю опять-таки со слов того же бандита, как он целился в меня из автомата и улыбался... Веришь ли, весь мой страх сразу куда-то делся, словно перетек в тихую ярость. Наверное, так чувствуют себя дуэлянты, которые, нажимая на курок, думают: «Или я его, или он меня!»
– Ну и накрутила! Воистину, с кем поведешься, от того и наберешься. Твои романисты пробудили в тебе желание красиво изъясняться.
– Будешь меня вышучивать, я тебе больше ничего не скажу!
– Хорошо, не буду.
Подруга погладила мою руку.
– Ты и вправду натерпелась. Скажи мне кто-нибудь прежде, что обстоятельства вынудят Беллу Решетняк взять в руки оружие, я никогда бы не поверила! Наша тихоня – и вдруг пережила такое приключение!
– Приключение? Разве для того я в рейс поехала?
– Помню, зачем ты поехала: решить окончательно, разводиться тебе с Решетняком или нет.
– Так вопрос вовсе не стоял, – не согласилась я.
– Правда? Значит, я чего-то не поняла.
Подруга, конечно, все поняла. Но делала вид, что недоумевает.
– Мне только хотелось выяснить, – поспешила я ответить вопросительно-насмешливому Танькиному взгляду, – любит он меня по-прежнему или нет.
Разводиться, как же! Неужели я и в самом деле дура?
– Ну и как, выяснила?
Я вспомнила ночь в гостинице, так похожую на наши прежние, почти забытые ночи. В запале брошенное Артемом: «Я люблю тебя, идиотка!» И после всего этого – признание: «У меня были другие женщины».
– Не знаю.
Разберусь я в конце концов, чего мне хочется? Когда Артем говорил об этих других женщинах, я уверила его, что прощаю. Тогда почему теперь меня опять затрясло: другие женщины, да как он посмел?!
– Выходит, зря ездила?
– Не зря. Я-то его люблю.
– А как же...
– Никак! Кроме Артема, мне никто не нужен!
Сказала и покраснела. Уж кому, как не Таньке, знать мои настроения последнего времени. Я даже попросила ее познакомить меня с кем-нибудь. В один из моментов, когда недовольство мужем выплеснулось наружу чуть ли не в крике: «Уж лучше бы он ушел к кому-нибудь!..» Интересно, что вспомнила я об этом только сейчас. Как мы бываем снисходительны к себе и как не прощаем ничего обидевшим нас!
– Понятное дело, раз ты из-за него собой жертвуешь... А если он скажет после всего, что ты для него сделала: извини, Белка, я люблю другую женщину?
По тону подруги я чувствовала, что она вовсе так не думает, тогда почему подшучивает надо мной?
– Нашла повод для насмешек! – рассердилась я.
– Заговорила о поводе! – почему-то завелась и Танька. – А подыскивать себе другого мужа, не разведясь с первым, это повод для насмешки?
– Не вмешивайся, Шедогуб! Тоже мне, организовала ООО «Чужую беду руками разведу»! Сама выйди замуж и веди себя, как считаешь нужным!
Это, конечно, удар ниже пояса. Какой змеей я могу быть, самой противно! К счастью, Танька не обиделась, а посмотрела на меня с сожалением:
– Сколько я видела таких дур, как ты! Выйдут замуж и считают, будто приобрели себе в вечное пользование не мужика, а игрушку или живого раба: хоть бей, хоть голодом мори, хоть своей дурью изводи – все равно никуда не денется. Мол, чего церемониться с тем, кто весь сплошной примитив, в то время как сама – только высокие чувства и помыслы!
Чего вдруг Танька стала разговаривать со мной в подобном тоне? Я почувствовала, что еще немного, и мы с ней поссоримся. К счастью, как раз в это время невдалеке от нас остановилась машина, и моя подруга поднялась с лавочки навстречу вышедшему из нее мужчине:
– Андрей!
Ее знакомый оказался высоким и худощавым, с коротко постриженными волосами. Его худоба, впрочем, не создавала впечатления хрупкости. Скорее про таких говорят – жилистый.
– Знакомься, Андрюша, моя лучшая подруга Белла Решетняк. А это – Андрей Громышев. Правда, подходящая фамилия для милиционера?
– Милиционера? – растерянно переспросила я.
– А у вас есть причины бояться милиции? – тем же тоном переспросил Андрей.
– Если я скажу «есть», то что вы сделаете – сразу арестуете? – почему-то стала дерзить я.
– Меня мудрено чем-нибудь шокировать, – усмехнулся он. – И я приехал лишь потому, что мне позвонила Татьяна Игоревна, а к ней я отношусь с огромным уважением.
– Только лишь с уважением? – разочарованно поинтересовалась Татьяна.
Ее милиционер явственно смутился, и я даже его пожалела: такой он, видимо, суровый с преступниками и такой легкоранимый. Зато Татьяна чувствовала себя как рыба в воде.
– Ладно, Андрюша, я больше не буду, не смущайся. Но и ты перед Беллой крутого опера не разыгрывай. Я тебя позвала не Уголовный кодекс ей рассказывать, а посоветовать что-нибудь дельное. Думаю, кроме тебя, моей подруге никто не поможет. То есть для нее официальное обращение к органам правопорядка неприемлемо. Пока. Если ты мне хоть чуть-чуть веришь, то не сомневайся: до сего времени эта гражданка закон не преступала. А если сейчас у нее возникли трудности, то лишь по причине не зависящих от нее обстоятельств.
– Все когда-то происходит в первый раз, – пробурчал этот занудный Андрюша, но тут же перешел к делу: – Прежде всего, почему вы ждете меня здесь, а не у тебя дома или хотя бы у подъезда?
