Текст книги "Заговор Теней (СИ)"

Автор книги: Лариса Базарова

Соавторы: Ольга Шевчук,Константин Утолин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Они стоят в очередях и перебирают в руках продовольственные талоны. Разговоры только об одном – ничего невозможно купить, а то, что можно купить – то безумно дорого.

Тогда он в первый раз поссорился с Зайкой. Он перестал узнавать ее. Потому что говорить она могла только об одном: как невозможно дорого стоят вещи и продукты, и как им скоро нечего будет есть, и не во что одеваться.

Общая ситуация усугублялась тем, что он тогда потерял работу – свехсекретный исследовательский центр, входивший в состав ГРУ ГШ СССР, в котором полковник Головачев был руководителем целого направления по методам прогнозирования и изучения явлений синхронизма (так называемых "парных событий") и ойоноистики, закрыли в рамках того, что только называли конверсией. И что реально являлось уничтожением оборонного и научного потенциала страны. И сразу потерявшая многие привилегии и блага семья жила тогда более чем скромно. Но не голодали же! А Зайке оказалось очень тяжело перенести и это падение уровня жизни, и наступившую нестабильность и неопределенность.

Он хотел помочь ей. Объяснить, что надо быть сильнее, надо достойно все перенести. И что он найдет работу, в крайнем случае не в России, так за рубежом. Но, видимо, ему не удалось объяснить это. Тогда они поругались – в один из немногих раз в их долгой совместной жизни.

И он ушел бродить по городу. Просто так, безо всякой цели.

Неожиданно на "экране" он увидел себя. Да, вот он идет по этому грязному тротуару, мимо пустых витрин, очередей, озабоченных хмурых людей. Теперь он одновременно видел себя со стороны – и как бы переживал все это заново. Он шел и думал: "Неужели вот это и называется жизнь? Вот это и есть ее основное содержание и смысл? Толчея в очередях. Препирательства с женой. Бесконечные заботы о хлебе насущном. Трагедии на почве стоимости килограмма колбасы. И это – все? Ради этого люди рождаются и живут?"

И тогда из глубины его сознания вдруг всплыла какая-то другая часть его самого. Как будто какое-то другое существо, знающее ответы на все вопросы. И эта глубинная часть сознания сказала ему: "Нет. То, что ты видишь – не есть истинная жизнь. Это призрачный внешний слой. Это все важно, но это частности. А Жизнь в целом – это совсем другое".

Тогда он воспринял это как озарение. В душе, откуда ни возьмись, вспыхнула радость. Та, другая часть его самого жила в радости. И эта радость не зависела от стоимости колбасы или колготок в ларьке. Потому что жила в другом, истинном мире, мире духа, а не призрачном мире тусклой Москвы начала 90-х...

Внезапно он посмотрел и на себя, и на окружающих людей совсем по-другому, словно со стороны, с вершины своего нового знания. Они больше не раздражали его своим муравьиным копошением, своими мелочными заботами. Тепло и любовь поднялись в его душе, вперемешку с жалостью. "Люди! – захотелось сказать ему. – Опомнитесь! Посмотрите в себя и на природу вокруг. Вы живете! И это главное. И жизнь не закончилась. Все еще образуется..." Но он ничего не сказал, потому что знал: не поймут, сочтут за сумасшедшего. Тот, кто в начале 90-х осмелился бы сказать, что цены на продукты – это не самое главное, и впрямь рисковал угодить в сумасшедший дом...

Домой он пришел в самом светлом расположении духа. Ничего не стал говорить Зайке. Просто обнял ее за плечи и поцеловал. Она улыбнулась, глаза ее потеплели. И погас в них этот безумный огонек одержимости. Воистину спасись сам – и многие вокруг тебя спасутся...

"Экран" погас.

– Ты прошел тогда первую ступень, – услышал Головачев голос Иоанна Лествичника. – Беспристрастие и отложение попечений и печали о мире – так она называется. Эта ступень не случайно первая. С нее все начинается. Ты выбрал путь беспристрастного отношения к миру и ухода от земных ценностей. И Лествица повела тебя дальше.

Снова ощущение мгновенного полета – и опять перед ним зажегся "экран".

Теперь перед ним была заснеженная таежная заимка. И он уже знал, куда попал на сей раз.

Тогда, в начале 90-х, когда он остался не у дел, и мир как будто трещал по швам, он потерял почву под ногами. Отношения с женой продолжали оставаться напряженными. Он предпринял несколько попыток найти себя в бизнесе, но все они оказались неудачными. Город и люди в нем становились все более чужими, их заботы и тревоги – все более непонятными. Головачев понял, что не в состоянии разделить всеобщий азарт погони за легкими деньгами. Потому что за этой погоней из его жизни уходило нечто, с потерей чего он не мог смириться. Тогда он занялся репетиторством и одновременно через своего знакомого, работающего в то время в представительстве одной крупной зарубежной компании, через являвшийся в те времена диковинкой Интеренет разместил свои резюме на ряде зарубежных рекрутинговых сайтов. В надежде, что его пригласят на работу в какой-нибудь из иностранных исследовательских центров. И хотя он со своим допуском секретности формально еще пять лет был невыездным, это его не пугало. Поскольку в творящемся бардаке уже несколько его коллег спокойно уехало работать за рубеж. Хорошо хоть, что закончивший с красным дипломом МФТИ сын, взяв распределение в Курчатовский институт, одновременно почти сразу нашел вакансию в одном из университетов США и теперь совершенствовался в языке и собирал документы, готовясь к отъезду. Так что хоть одной заботой у них стало меньше.

Когда увидевшая все это жена немного успокоилась, он смог воспользоваться выдавшимся свободным временем так, как и решил – чтобы разобраться в себе и понять, чего он хочет и может в изменяющемся мире. И что же ему мешает стать успешным в этой новой жизни.

Но как это сделать, когда вокруг круговорот безумного мира, затягивающий в себя, словно торнадо? Ему помог случай. Давний, еще студенческих лет приятель, вдруг объявившись в Москве по делам созданной им небольшой туристической фирмы, пригласил в гости в Сибирь. Привез на свою заимку и сказал: "Живи сколько хочешь". Он думал – поживет месяц-другой... А остался почти на год. Хорошо хоть, приятель научил его уходу за пчелами и сбору кедровых орехов, что помогало зарабатывать на жизнь и даже посылать немного денег домой. Что было важно, поскольку ему пока так никто и не ответил и на работу не пригласил. Хотя чему тут удивляться – возраст. Впрочем, надежды он не терял.

Вот на "экране" он сам на ступеньках крошечной избушки, а рядом – верный пес Тарзан, настоящая охотничья лайка. Почти единственный его друг и собеседник за весь тот год. Да, он почти не общался с людьми. Себя кормил главным образом охотой и рыбалкой. Изредка покупал хлеб в ближайшем поселке. Там же продавал мед и орехи и делал денежные переводы жене. Примерно раз в два месяца общался с приезжавшим навестить его приятелем. И все. Но именно там, в тайге, случилась встреча с, как казалось тогда, случайно забредшим на заимку одиноким туристом-экстремалом. Неожиданно оказавшимся очень эрудированным человеком, к тому же неплохо разбиравшемся в современных научных теориях. Они проговорили до утра и расстались, обменявшись координатами друг друга там, "на большой земле". И тогда он и предположить не мог, что одинокий путник был эмиссаром Братства, которое уже со времен закрытия его "конторы" пристально наблюдало за ним, его поступками и поведением. Решая, приглашать ли его к себе.

Впрочем, тогда у него хватало поводов для удивления и размышлений и помимо глобальных мировых проблем. Разве он думал, что сможет обходиться не только без телевизора, газет, книг, но даже и без частого общения с людьми? Разве мог себе представить, что ему это, оказывается, даже необходимо?

Тогда он открыл и себя, и весь мир заново. Он стал новым человеком, приблизившимся к пониманию сокровенной сути природы, мироздания, Бога.

Как ни странно, год разлуки спас семью. Жена нашла работу в одной из новых школ и помогала сыну собирать документы, необходимые для отъезда. А будь бы в это время дома еще и он, неминуемо разругались бы с женой окончательно и просто развелись. И это была бы роковая ошибка...

А так Зайка, счастливая за сына и в то же время переживающая о том, что осталась одна, даже обрадовалась его возвращению и просто приняла его, когда он вернулся, таким, каким он стал в своей "внутренней эмиграции". Более того, она поняла произошедшие с ним изменения.

– Тогда ты прошел вторую ступень, – произнес голос Иоанна. – Странничество, уклонение от мира – вот ее имя.

И вновь – полет и следующая сцена на "экране". Вернее – продолжение предыдущей. Все та же таежная заимка. Только теперь он видит себя в избе. На столе горит свеча. Многие часы посвящал он тогда воспоминаниям, раздумьям, переосмыслению жизни. Именно тогда он впервые понял, что такое совесть. Как она может быть мучительно неспокойна. И как трудно бывает сказать себе самому правду о своих деяниях...

Тогда, в воспоминаниях, из таежной избушки он все чаще переносился в свой рабочий кабинет с огромным дубовым столом, высоченными потолками и мягким, скрадывающим шаги, ковром.

Вот и сейчас "экран" перенес его снова туда. Туда, в тот самый миг его жизни, который так не хотелось вспоминать...

Перед Головачевым сидел тогда сотрудник центра – с бегающими глазами и не находящими себе места руками. Уже один этот затравленный взгляд говорил, что именно этот человек виновен в допущенной ошибке, повлекшей за собой утечку особо секретной информации к противнику. Он позволил себе этот затравленный взгляд. Он не держит удар. Система этого не прощала...

– Теперь ты вспомнил?

Голос! Тот безжалостный и холодный бесплотный голос снова настиг его.

Да. Он вспомнил. Он и не мог забыть. Он на самом деле и не забывал никогда.

Это был его собственный голос. Голос из прошлого. А может, голос собственной совести. А может, его собственными словами обращался к нему теперь тот человек с затравленными глазами. Обращался, потому что хотел возмездия...

Полковник Головачев тогда был уверен, что он виновен, этот человек. Один из безликих винтиков Системы, который допустил просчет. А значит, нанес невосполнимый ущерб государству и народу. Головачев тогда еще не сомневался, что это – одно и то же...

Свои заблуждения он осознал намного позже. А тогда он видел перед собой неудачника и глупца. А может и врага – в этом предстояло еще разобраться работникам собственного спецотдела ГРУ, чтобы не выносить "сор из избы" и не давать поводов к злорадству постоянным соперникам из "конторы глубокого бурения".

Но полковник Головачев тогда не сомневался, что перед ним – предатель. Тот, кто продал престиж Родины за тридцать серебренников.

"Вы знаете о чем речь, не так ли?" – услышал Головачев на сей раз свой собственный голос, обращенный к тому, с затравленными глазами. И вздрогнул – от звука этого голоса, как, наверное, вздрогнул тогда бывший его коллега.

Человек этот или молчал, или изредка произносил: "Я ни в чем не виноват". Но это его спасти уже не могло. Кивнув находившемуся в его кабинете сотруднику спецотдела, Головачев приказал увести задержанного. И ведь он знал, что после стандартных процедур дознавания этот человек потом просто сгинет. Как и не было его. Спишут все на какой-нибудь несчастный случай. И "аквариум" сохранит имидж службы, в которой "кроты" – редкие зверьки.

А кто-то получит за это новые звездочки на погоны, а также карьерный рост и массу привилегий. Еще бы – ведь сами выявили источник утечки информации, своевременно сообщили в спецотдел и тем самым предотвратили возможность нанесения ущерба стране.

Тогда Головачев был уверен, что действует во благо великой Родины, спасая ее от происков врагов.

Весь ужас сотворенного нахлынул на него лишь тогда, на таежной заимке. Сначала он не хотел жить от осознания этого ужаса. Потом понял: жить с этим придется. Жить – и смотреть в глаза правде. Правде о том, что он сделал. Только потом он узнал, что тот человек не был виновен. Ни в чем. И его грамотно подставил под удар как раз настоящий предатель, завербованный советником по культуре посольства США. И раскрыли его таки именно сотрудники второго главка КГБ. Так что и сохранить лицо ГРУ не удалось.

Мог бы он тогда спасти этого человека, если бы не побоялся возразить начальству и потратить время на то, чтобы разобраться во всем и понять, что тот не виноват? Вряд ли. Заподозренный в измене при наличии даже минимальных доказательств его вины становился практически прокаженным. Тот, кто прикоснулся к нему, не мог его спасти, зато мог заразиться сам. Так что попробуй он тогда возразить против мнения начальства – и того бедолагу не спас бы, и сам сгинул тоже.

Однако это было слабым оправданием для собственной совести. И не успокаивало ее.

"Экран" погас.

– Покаяние – третья ступень, – произнес голос старца.

– Я не прошел ее, о святой человек, – сказал Головачев.

– Ее невозможно пройти раз и навсегда, – ответил Иоанн. – Ты будешь возвращаться к ней снова и снова, всю свою жизнь. Но на этом этапе своей жизни ты прошел ее. Смотри.

Снова зажегся "экран". Головачев невольно отпрянул – прямо на него смотрел тот человек. Теперь взгляд его не был затравленным. Он смотрел смело и твердо, и глаза его светились просветленным сиянием.

– Ты свободен от этой вины, – сказал человек. – Ты искупил ее своими собственными страданиями. И я давно простил тебя. Я даже благодарен тебе. Гибель тела стала тогда искуплением вины моей души за то, чем я занимался. Вы же знаете, шеф, что мой отдел занимался расчетами параметров воздействий на массовое сознание. Поэтому смерть стала для меня спасением – спасением души. А значит, твой поступок в конечном итоге был во благо...

"Экран" опять погас, и голос старца произнес:

– Ты прощен. Прощен и людьми, и Богом. А значит, можешь идти дальше.

Головачев и не заметил, как на его глаза навернулись слезы. Воистину Бог всемилостив. Он прощает. Прощает любые грехи тому, кто способен искренне покаяться...

Ощущение мгновенного полета вновь сменилось картинкой на горящем "экране".

... Тогда они строили дом. Вот он, наполовину возведенный каркас будущего коттеджа в московском пригороде. В один прекрасный день, приехав туда, Головачев не застал на месте строителей. Не появились они и на другой день. Он начал звонить в фирму. Трубку никто не брал. Потом выяснилось, что фирмы уже не существует. Она исчезла – вместе с его деньгами, как и деньгами других клиентов. Оставив его и жену без копейки у недостроенного дома.

Как буйствовала тогда теща! Она как раз гостила у них. Василий Васильевич боялся, что ее хватит удар. Она кричала, что надо непременно найти этих грабителей и убить. Нельзя сказать, что Головачев с самого начала воспринял все это спокойно. Внутри все бурлило и кипело, и впрямь хотелось расправиться с мошенниками. Но вид побагровевшего от гнева лица тещи как-то его остудил и заставил взглянуть на все как бы со стороны. И вот таким отстраненным взглядом он вдруг ясно увидел, что будет дальше с этими лже-строителями. Прогуляют, пропьют ворованные деньги – и рано или поздно так или иначе погибнут – в криминальной разборке или сгорев по пьянке в очередном недостроенном доме. Потому что отнятые чужие деньги не могут пойти на благо. Никому никогда не принесут они счастья. А он, Головачев, заработает еще денег, и дом достроит, и будет жить, и все у него будет хорошо. А потому только пожалеть остается этих, потерявших человеческий облик и душу.

Тогда он смог преодолеть гнев. И потерю ту они пережили... И в душе он не оставил мстительного чувства, не отравил себя злобой.

Картинка исчезла, и Головачев услышал голос Иоанна:

– Безгневие – вот четвертая ступень. – Ты научился преодолевать гнев, а значит, прошел и ее. Человек, прошедший через покаяние, знает, что он сам грешен, а потому становится снисходителен к грехам других.

«Уж точно, что я не святой, – усмехнулся про себя Василий Васильевич. – И гнев все еще нет-нет, да и накатит. Бываю, бываю греху гнева подвержен, никуда не денешься».

А КВР уже подбросила ему новый образ на светящемся «экране».

И он вспомнил время, когда после возвращения из тайги недолго работал в одной программистской фирме, не слишком успешной. И когда выявилась переплата налогов, то во всем обвинили бухгалтера, тихую молодую женщину. На «экране» была сцена собрания, где разворачивалась настоящая травля. Ее клеймили разными словами, среди которых «растяпа» было самым мягким. Бухгалтер пыталась оправдаться, доказать, что руководство давало ей порой противоречивые указания, а торговые агенты не всегда своевременно предоставляли отчетность, но говорила она все это как-то нерешительно.

Головачев ничего не понимал тогда в финансовых делах, и не мог оценить, виновата бухгалтерша на самом деле или нет. Вполне возможно, что и виновата, но только в силу своей неопытности, а не по умыслу. И по всему происходящему было похоже, что из нее просто хотят сделать козла отпущения. Видеть все это было невыносимо. И тогда он встал и сказал: «Вы что, забыли – не судите, да не судимы будете? И не только она одна во всем виновата, и вы все это знаете. Давайте-ка лучше объективно разберемся, в чем дело и почему мы постоянно имеем проблемы».

Удивительно, но это подействовало. Все притихли и забыли про бухгалтершу. Разговор перешел в спокойное конструктивное русло. И когда руководство нашло в себе силы признать свои ошибки, то оказалось, что вся система организации работы нуждается в изменении...

– Добрословие и правда, вот пятая ступень, – прокомментировал Иоанн Лествичник, когда картинка исчезла. – Ты и ее прошел достойно.

Снова чувство полета – и снова открывшееся в тумане "окно". Головачев ждал продолжения "документального фильма" из его жизни, но теперь содержание "экрана" сменилось. На этот раз Василий Васильевич увидел картину уже не из своей жизни. А дальше возник образ деревенской площади, на возвышении в центре которой стоял столб. К столбу был привязан человек, и рядом восседали люди в сутанах католических монахов. Жители деревни, окружив помост, соревновались в том, кто больше вспомнит "фактов", якобы подтверждающих причастность осужденного к колдовству. Кто-то искренне заблуждался, начиная видеть в даже самых обычных действиях схваченного служителями Инквизиции то, чего никогда и не подумал бы приписать кому-то другому. А кто-то сознательно старался побольше очернить "колдуна" – чаще всего желая выслужиться перед могучей тайной организацией и получить вознаграждение, а иногда из-за зависти или плохого отношения к подозреваемому и прямо желая ему смерти. И лишь один человек, подойдя к помосту, бесстрашно сказал, что никогда не замечал в поведении подозреваемого ничего, что подтверждало бы его причастность к колдовству.

– Уклонение от лжи – вот шестая ступень, – произнес голос старца. – Самое трудное для человека – не лгать ни другим, ни, тем более, самому себе. Ведь жить в ложных представлениях о себе гораздо легче. Так живут большинство людей. Но тот, кто хочет двигаться вперед и вверх, кто хочет взращивать свою душу – для того необходима правда. Сам ты доныне еще не преодолел эту ступень. Но у тебя есть шанс пройти ее.

И опять неуловимое изменение картины. Сидящий в небольшой комнатке человек что-то записывает в тетради. Ракурс изменился и Головачев увидел, что это химические формулы. Человеком, чей образ воссоздала компьютерная система, был Кеккуле – создатель формулы бензола. Перед Василием Васильевичем спрессованные в минуты прошли дни и недели труда. Когда, казалось, уже перебраны все варианты, уже проведены все мыслимые опыты и вычисления – а желаемый результат все так же недостижим! Хочется все бросить и впасть в уныние. Но, как награда за упорство, формула бензола приснилась ему во сне.

А вслед за этим возникает еще картина – из известной притчи про двух лягушек, упавших в крынку с молоком. Одна быстро сдалась – и утонула, а вторая продолжала бултыхаться из последних сил – и сбила в молоке комочек масла, оттолкнувшись от которого, смогла выпрыгнуть наружу.

– Уклонение от лености и уныния – седьмая ступень, – прокомментировал старец. – Что касается лично тебя, то ты ее прошел уже давно.

И вновь сменились перед глазами смоделированные КВР образы – святых старцев и тех, кого они наставляли. Были там и Серафим Саровский, и Сергий Радонежский с Дмитрием Донским, и священнослужители времен Великой Отечественной войны, молившиеся за дарование победы русскому воинству, и множество неизвестных Головачеву людей. При этом все эти образы ясно показывали истинную суть молитвы – очередной, восьмой ступени духовного восхождения по "лествице", описанной прозорливым Иоанном, за это и прозванным впоследствии Лествечником. На эту ступень Головачев ступил, когда впервые в своей жизни пришел в церковь и неумело и при этом предельно искренне молился за то, чтобы его сыну повезло и он смог найти свое место в новой жизни. А потом были такие же, самодельные, из простых собственных слов, но зато идущие от сердца, молитвы во время его отшельничества. И ему иногда казалось, что он и впрямь говорит с Богом. Ну а уже в Братстве лично Владыка Амвросий научил его древним истинно православным молитвам. Которые очищали душу и открывали ее для фаворского света нетварных энергий.

И вновь новая ступень и соответствующий ей образ. На сей раз программа КВР решила, что Головачев должен ощутить суть этой ступени духовного роста, как говориться, на собственной шкуре. Он и ощутил – почувствовал себя стоящим на почти отвесной скале, на самом краю обрыва. Сзади – бездонная пропасть. А спереди на него надвигается огромный хищный зверь. "Смилодон!" – вспыхнуло в памяти название страшного саблезубого тигра времен неолита. Василий Васильевич хотел было броситься бежать – и отпрянул, заглянув в бездонную пропасть. Осмотрелся по сторонам – кругом огромные валуны, путь в стороны тоже отрезан. А зверь надвигается. Все ближе, ближе... И тут какой-то внутренний голос подсказал ему: "Стой! Не беги. Иди ему навстречу. Смотри ему в глаза!" Это было очень страшно. Зверь скалил пасть и сверкал глазами, и смотреть в эти глаза было практически невозможно, поскольку в них сияла чистая животная ярость. Но он все же собрался с духом и взглянул. И заставил себя смотреть, смотреть не отрываясь и не мигая, будучи уверенным, что зверя это, конечно же, не остановит, что вот сейчас тот бросится и растерзает его в клочья... Но смилодон как будто замешкался и замер на месте. И Головачев увидел, или скорее даже почувствовал, как внутри зверя уходит ярость, сменяясь нерешительностью. Но самое удивительное, что исчез его страх перед "саблезубой смертью". И, о чудо, через мгновение зверь отвернулся и ушел прочь.

Картинка исчезла, и Головачев отер пот со лба. Ничего себе, шуточки...– Одоление страха – так называется восьмая ступень, – вновь прозвучал голос святого Иоанна Лествичника. – Тебе ее еще предстоит проходить в твоей жизни. Страх не изжит в твоей душе, как и в душе большинства людей. Но ты теперь знаешь, как одолеть его. Страх побеждается Верой и Знанием!

– Да, надо познавать истоки страха в самом себе и преодолевать их, – ответил Головачев. – Так просто... И так сложно.

– Ты прав, но не только это важно для преодоления страхов, – продолжил Иоанн. – Бесстрашен тот, кто знает, что все в мире происходит по промыслу Божьему. Помни об этом, и не будет страха в твоей душе. Посмотри, как жили и действовали те, кто взошел на эту ступень в реальности!

И перед взором Головачева возникли новые образы. Вот момент схватки Пересвета с Челубеем перед Куликовской битвой. И не было страха в сердце русского воина, а были лишь вера в правоту своего дела и вера в Бога. А потом возникли образы и протопопа Аввакума, и идущих сквозь бураны в Сибирь семей старообрядцев, и отказавшихся признать безбожную советскую власть священников и монахов, создавших катакомбную церковь и репрессированных за стойкость в своей вере и своих принципах. Все эти люди не боялись ни трудностей, ни смерти. Они не боялась будущего, поскольку верили, что все в мире происходит по Промыслу Господнему.

Пребывание в виртуальном мире продолжалось. Теперь Василий Васильевич видел себя в своей нынешней лаборатории. Кажется, этот эпизод относился к самому началу работы в Братстве. Тогда они только начали достигать первых успехов, и сразу же стали ставить перед собой задачи разгадать все тайны магии и повторить достижения прошлых времен с помощью современных технологий. И ведь они стали тогда достигать определенных результатов. Но вот вдруг на самом пике, как тогда казалось, успехов начало твориться нечто странное: выходили из строя приборы, ни с того ни с сего в разгар важного эксперимента отрубалось электричество, а однажды зависший компьютер уничтожил результаты более чем полугодовалой работы...

Это был знак: они идут не туда. Ответ пришел неожиданно: как-то раз ночью, когда начавшие сыпаться одна за другой неудачи не давали спокойно заснуть, он смотрел какую-то околонаучную телепередачу. В которой шла дискуссия о том, есть ли место Богу в современной науке. И один из собеседников, монах какого-то дальнего монастыря, произнес фразу о том, что при незрячей душе просвещенный ум несет не свет, а лишь тьму. А незрячая душа – это душа, отвратившаяся от Бога.

На следующий день Головачев сказал на планерке: "Мы стали слишком самонадеянны. И забыли, что нельзя сотворить ничего без Божьей помощи. Мы зашли в тупик, потому что решили, что можем сами, без Бога, достичь всего. А это невозможно. Давайте крепко задумаемся, что это мы так много о себе возомнили, и как с этим справиться".

Тогда они пересмотрели всю концепцию своей работы. И за "чудесами" гнаться перестали.

– Избавление от гордыни – это девятая ступень, – возвестил голос Иоанна. – Если даже ты прошел все предыдущие ступени, но не одолел эту – низвергнешься обратно, в самый низ, во тьму. Не вручив жизнь свою Воле Бога-Вседержителя и не уповая на Него во всех делах и помыслах своих, не сможешь избавиться от всего сонма страстей. И уже не перейдешь на следующую ступень. Посмотри, как это бывает.

Перед Василием Васильевичем проявилась следующая картина. Человек, стоящий на столбе и изнуряющий себя разнообразными йогическими упражнениями с целью накопить как можно больше магической силы (prabhava), чтобы стать способным творить чудеса непосредственно, без помощи Бога, и тем самым бросить вызов Небу. Было показано, как он и впрямь стал сильным чудотворцем, да вот только увидел Головачев и то, как после смерти душа этого мага отправилась в самую бездну инфернальных миров. "Он слишком гордился своими достижениями, – возвестил голос Иоанна. – Этот аскет преодолел все предыдущие ступени лествицы и сорвался с этой. Гордыня! Вот тот порок, от которого он так и не смог избавиться. И это не дало ему подняться на следующую ступень лествицы в небеса, которая зовется "избавлением от гордыни". А не избавившись от гордыни во всем, включая и духовные достижения, не перейдешь на следующую ступень – "искоренение страстей (смиренномудрие)".

И сразу же возник перед ним образ смиренно молящегося в тиши лесного скита никому не известного отшельника-исихаста, мысленно возносящего к Богу свою Иисусову молитву, и стоящего в благоговейном безмолвии, наслаждаясь звуками небесного мира, открывшегося перед ним, и наполняясь ими.

– Искоренение страстей, или смиренномудрие – вот десятая ступень, – произнес голос Иоанна. – Для тебя она пока недостижима. В тебе еще есть остатки гордыни. А лишь когда совсем нет гордыни, не вскипают и человеческие пороки, именуемые страстями. А если и вскипают, то их легко выжечь, вырвать, как вредный сорняк. Но ты на верном пути, странник. Ты уже знаешь, что такое безмолвное созерцание и единение с миром. Значит, преодолев свои страхи и обретя истинную Веру, ты шагнешь и на эту ступень. И увидишь, что есть истинная Суть Мира. И поймешь: то, на чем стоит вся вселенная – это Вера, Надежда и Любовь...

И сразу же в сознании Головачева – и перед его взглядом – предстал текст молитвы старцев Оптиной пустыни, в которой нашли отражение все ступени "лествицы" и которая заканчивалась обращенными к Богу словами просьбы: "Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить. Аминь".

– Лествица к Богу – вот путь, который показал я тебе, – вновь послышался голос святого старца. – Вот тот критерий, по которому человек должен оценивать свои поступки. Это единственно возможный Путь, позволяющий вырваться из миров Тьмы, на которые Творец взирает со скорбью и печалью, в миры, освященные радостью Бога, видящего претворение в них принципов истинного развития. Темная Бездна преодолевается Светом только через связь с Богом.

И тут же перед взором Головачева разверзлась пропасть, бездна Инферно, куда вели другие ступени, окруженные черной мглой. И не было числа этим ступеням! Он увидел, как в бездну сверху спускаются какие-то образования, похожие на шары, пузыри, вытянутые капли. Они как будто втягивались во тьму, изменяя по дороге свою форму и цвет. Наверху некоторые из них были светлыми и прозрачными, но по мере приближения к бездне чернели, а некоторые при этом еще и сморщивались и будто высыхали.

"Да это же не просто шары, это целые миры! – вдруг осенило Головачева. – Изначально бывшие светлыми! Они были там, наверху, в мире Света. Такое впечатление, что кто-то тайный и невидимый словно отравляет их невидимым ядом – и свет в них тускнеет, а потом и гаснет совсем. И конечно там, в этих мирах, это сопровождается увеличением горя и страданий. Светлые миры, "скатываясь" за "порог отверженности", становились мирами скорби... Вот оно как..."

Собравшись с духом, Головачев попытался заглянуть в черную глубину, куда вели ступени и куда падали бывшие когда-то светлыми, а теперь темные, выродившиеся миры – и тут же отпрянул в ужасе. Черная, затягивающая, клубящаяся мгла, где и души, и целые миры гибнут без остатка. Не случайно же даже сам Господь Бог не может смотреть туда без скорби и печали...

Пора было выходить из виртуальности. Впечатлений и информации получено достаточно. Теперь бы осмыслить. Василий Васильевич поблагодарил мысленно Иоанна Лествичника, и задал своему мозгу и компьютеру команду на выход из программы. "Лествица устроена так, что от одной ступеньки к другой можно пройти только в той последовательности, которую я обозначил. И никак иначе!" – это были последние слова воплощения Иоанна Лествечника, которые услышал Головачев, прежде чем вновь увидел себя стоящим посреди светящегося тумана. А потом набежавший вихрь подхватил его виртуальный фантом, закружил и понес из виртуальности обратно в земную жизнь. В жизнь, которая, как он чувствовал, уже не будет прежней...