Текст книги "Я останусь (СИ)"

Автор книги: Лана Черная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Усмехнувшись, вспоминая реакцию француза и как они после напивались в ближайшем пабе, Игорь натягивает на себя с Марусей одеяло и, зарывшись лицом в шелковые волосы, засыпает.

Его будит взгляд: жаркий, изучающий и распаляющий дикое желание. А следом невесомое прикосновение пальчиков к груди, теплое дыхание, щекочущее шею. И тихий, хриплый ото сна голос:

– Я тебя раскусила, – Маруся смеется тихо, зарывшись лицом в его шею. – Хватит притворяться. Я знаю, что ты не спишь.

– Не хочу, – возражает Игорь, а сам забирается руками под толстовку, в которой уснула Маруся, гладит ее спину. Хриплый стон сводит с ума. Ему бы только сил побольше, он бы показал этой проказнице, как он по ней скучал.

– Почему? – наивно спрашивает она, продливая только ей понятную игру.

– Тогда ты прекратишь шалить, – улыбается. Его глаза по-прежнему закрыты, но он ощущает, как она напрягается в его руках. И наверняка смотрит воинственно. Он тихо посмеивается, наслаждаясь ее близостью. И тем, что она не спешит вырываться из его рук, а наоборот, прогибается как кошка, подставляясь его ласкам. Чтобы ему было удобнее касаться ее там, где ей особенно приятно.

– По-твоему я шалю?

Игорь кивает, запустив ладонь пот резинку брюк и сжав ее попку. Маруся охает.

И снова жарко шепчет в ухо:

– Да я тебя хочу так, что сейчас сдохну, – копирует его недавние слова. Игорь распахивает глаза и долго смотрит в ее лучащееся лицо. Лишь темные круги под глазами напоминают, что ночь прошла не самым лучшим способом. Да уж, потрепало их этой ночкой нехило. Какой уж тут секс после такого. Хотя какой вообще нафиг секс? Нет у них никакого секса. Нет, не было и не будет. С этой чертовкой Игорь согласен только на любовь. И никак иначе.

– А уж я как… – выдыхает хрипло, опустив ее ладошку на свой пах, показывая степень своего желания.

Маруся сдавленно смеется, поглаживая его пах ладошкой, срывая с его губ тихий рык.

– Ты решила меня убить? – спрашивает, прикрывая глаза от острого наслаждения, что дарят такие умелые и нежные пальчики, ловко забравшиеся к нему в трусы.

– Я решила тебя любить, – парирует Маруся, на миг выпустив его плоть.

Она усаживается ему на ноги и стягивает с себя толстовку. Игорь смотрит ошалело на ее красивое тело: на плавные изгибы, на маленькие грудки с темными ореолами сосков, набухших от возбуждения, на черную розу, распустившуюся на смуглой коже плеча. Он гладит ее, вспоминая нежность ее кожи, очерчивает контур татуировки, ощущая, как сбивается ее дыхание, а тело покрывается мурашками. Кладет ладони на ее грудки, взвешивая, оценивая, как идеально они ложатся в его ладони, словно созданы именно для них. Но Маруся не позволяет ему насладиться их приятной тяжестью, перехватывает инициативу, заводит его руки за голову.

– Без рук! – наказывает строго. И Игорь кивает, вцепившись пальцами в спинку кровати. Маруся щелкает его по носу, довольно улыбаясь. – Если будет плохо – говори и я перестану.

Снова кивок в ответ. Не может он говорить. От одного вида ее обнаженного тела у него крышу рвет. И хочется до одури ее. Войти в нее, чувствуя жар ее тела, и двигаться в ней, доводя ее до пика, отпуская себя только вместе с ней. И чувствовать ее удовольствие, как свое собственное. Быть с ней единым целым. И любить ее до изнеможения. Но сегодня он не сможет. Просто не выдержит, помня, какая она страстная и ненасытная в постели. Он все помнит. И ее губы на своей плоти. Да он готов кончить только от мысли, как она ласкает его ртом.

А она…он вдруг понимает, что она задумала. Твою мать!

– Маруся… – пытается ее остановить, хватает за плечи. Но она сбрасывает его руки. Смотрит хмуро.

– Я же сказала: без рук!

Игорь прячет руки за голову, но вразумить эту девчонку продолжает пытаться.

– Маруся, тебе же плохо ночью было…куда ты…зачем…не нужно…ох…твою мать… – рычит он, когда она снимает с него брюки вместе с боксерами и ладонями проводит по ногам, подбираясь к его паху.

А когда ее пальчики обхватывают его плоть, он не сдерживается, подавшись вперед, в ее ладошку, поощряя. Маруся усмехается и он перехватывает ее шальной взгляд. И уже не отпускает. Он просто не в силах оторваться от того, как она это делает. Он сдавливает спинку кровати до боли в пальцах, отрезвляя себя, не позволяя сорваться. Боясь пошевелиться. Только смотрит, как она ласкает его пальчиками, то нежно, то сжимая, набирая темп. Как целует, обхватывая губами, посасывая и щекоча язычком. Только чувствует, как срывается с ритма и без того свихнувшееся сердце, как пульс барабанит в висках и тело выкручивает судорогами удовольствия. Только чувствует ее мягкие губы, шаловливые пальчики и сводящий с ума ритм ее страсти. Только видит ее удовольствие в ее почерневших глазах. И нет больше сил сдерживаться. Иначе он просто сдохнет от наслаждения. И он не выдерживает, срывается, резко подавшись вперед бедрами, выгибаясь дугой от охренительного оргазма, подаренного ему самой любимой девочкой на свете.

Глава 8.

8.

Июнь.

Отдышавшись, я все-таки выбираюсь в душ. Но Игорь не отпускают одну, идет следом, настраивает воду, помогает раздеться. В его движениях рваность и дышит он тяжело.

– Тебе плохо? – перехатывая его взгляд.

Он отрицательно мотает головой и подталкивает меня под тугие струи. Теплая вода расслабляет и я жмурюсь от удовольствия, подставляя свое тело крупным каплям, наслаждаясь. Горячие руки скользят по бедрам, поднимаются выше: живот, полушария груди, плечи, шея. И снова вниз, пересчитывая позвонки, лаская ягодицы, застывая на внутренней поверхности бедер. Желание горячей волной растекается по телу, вспенивает кровь, превращая ту в раскаленную возбуждением лаву. Дыхание срывается и пульс рвет виски. Я прогибаюсь в пояснице, прижимаясь сильнее к крепкому мужскому телу, кожей ощущая бешеный стук его сердца. И тут же спохватываюсь, вспоминая о его ночном приступе. Разворачиваюсь в сильных руках и сталкиваюсь с ореховым взглядом, до краев наполненным желанием.

– Все хорошо, – шепчет он, уловив мой страх. – Все хорошо, красотулечка.

Игорь с улыбкой достает мыло, вспенивает на мочалке и принимается меня мыть. Его движения, то невесомые, словно крылья бабочек, то настойчивые, нетерпеливые распаляют, подливая масла в огонь, бурлящий в низу живота. Я чувствую, как становлюсь мягкой и податливой в его руках. Словно пластилин – лепи, что хочешь. И он лепит, пальцами щекоча кожу, растирая до красна и нежно намыливая в самых сокровенных местах. Он дразнится, посмеиваясь за моей спиной. И каждое прикосновение болезненно, невыносимо. И терпеть больше нет сил. Хочется унять тот пожар, что разгорелся между бедер. Раскрутить ту пружину, в которую скрутились все внутренности от обжигающего возбуждения. Я упираюсь ладонями в запотевшую стенку кабинки, тяжело дыша. Дрожь прокатывается по телу, сковывает слабостью. Я больше не могу. Не могу…

Кажется, я шепчу это вслух, потому что Игорь вдруг разворачивает меня лицом к себе и обрушивается на мои губы поцелуем. В нем нет нежности, только неистовство зверя. Он терзает мои губы, то кусая, то слизывая кровь, нагло проникает языком, сплетаясь с моим в бешеном танце. Порыкивая, он блуждает руками по моему телу, сминая, делая больно и тут же, словно опомнившись, становится нежным и ласковым. Но спустя мгновение снова срывается, терзая, сминая, кусая. И нет сил вырваться. Нет желания отказаться от его грубых ласк, сводящих с ума. И хочется больше, сильнее, глубже. Хочется уже ощутить его в себе. И он снова читает мои мысли. Подхватывает меня под попу, я обвиваю его ногами за талию, вжимаясь в него, отвечая на его поцелуи, лаская его влажную кожу. И затихаю в предвкушении, когда он медленно опускает меня на себя, проникая в мое жаждущее лоно. Стоны слетают с наших губ одновременно.

Игорь замирает, лбом уткнувшись в мой лоб. Рвано дышит.

– Только не двигайся… – шепчет он. – Только не двигайся…сейчас…минутку…

Он двигает меня сам, то поднимая, то насаживая до самого основания, срывая стоны. Медленно, наполняя меня всю, даря невероятный кайф. Он не спешит. Двигается неторопливо, но настойчиво. Доводит до исступления. Я запрокидываю голову, подставляя горло его губам, закрываю глаза.

– Смотри на меня, – требует он.

И я подчиняюсь. Схлестываюсь с его безумным взглядом.

Любуюсь его напряженным красивым лицом, расчерченным едва сдерживаемой похотью.

Он усмехается довольно, прижимая меня к стенке кабинки, вжимая в себя, вспарывая мое тело. Резким движение входит на всю длину, срывая с губ крик. Игорь ловит его губами и пьет, как живую воду из спасительного источника. Не размыкая рук, не разрывая взгляды. Не останавливаясь. Двигаясь, набирая темп. Заставляя кричать и биться в его руках. Терять рассудок и царапать его плечи. Выгибаться дугой, еще теснее, еще глубже. И оргазм накрывает с головой, судорогами выкручивает нутро и ворует краски реальности.

– Тише, девочка моя, тише…Все хорошо… – голос Игоря доносится как сквозь вату.

Я открываю глаза, которые все-таки закрыла. Не выдержала.

Мы сидим на полу душевой кабинки. Игорь прижимает меня к себе, гладя спину нежно, что-то шепчет на ухо. Он улыбается. И до сих пор во мне. Я ощущаю, как из меня вытекают наши соки, как до сих пор горячо там внутри. И как не хочется разрывать эту сумасшедшую близость.

– Как ты? – спрашивает с беспокойством. Я лишь киваю. На большее нет сил, он все выпил из меня. Выжал как лимон. Я чувствую себя разбитой и невероятно счастливой. Нервно смеюсь, уткнувшись в его плечо. Тугие струи хлещут по спине, заставляя вздрагивать.

– Хорошо, – шепчет Игорь. – Встать можешь?

Я прислушиваюсь к себе. Вставать не хочется. Двигаться не хочется, но я киваю. И нехотя освобождаюсь от горячего тела Игоря. Он затылком упирается в стенку кабинки, вздыхает. Лицо бледное, грудь тяжело вздымается.

– Игорь, – зову.

Он просит дать ему минутку передышки. А я ругаю себя. Вот же дура! Ну почему не остановила? Почему позволила ему довести себя до такого состояния? Он же чуть не умер вчера, а я…я поддалась похоти и чуть не угробила его. Слабость как рукой снимает. Я быстро обмываюсь, выбираюсь из душа, закутываюсь в найденный махровый халат, шарю по шкафчикам, ища таблетки. Какие-то пузыречки, ттуалетная вода, новая зубная щетка, шприц, ампулы. Взгляд выхватывает название лекарства и страх бьет под дых. Я задыхаюсь. Смотрю на Игоря, уже дышащего гораздо спокойнее.

– Это что? – злость прорывается в голосе.

Он смотрит на ампулы в моей руке устало. Дергает плечом.

– Там написано.

– Я вижу, что там написано. Ты что…ты… – голос срывается. Не могу я…Не могу сказать, спросить. И принять не могу, что он может сделать себе смертельную инъекцию. Как? Зачем?

– Маруся, – зовет Игорь хрипло и я тут же оказываюсь рядом. Помогаю ему подняться. Он упирается ладонями в стенки душевой, подставляет свое тело тугим струям, поворачивает кран и сверху хлынет ледяная вода. Я вскрикиваю, отстранившись, а он стоит долго, опустив голову. Я вижу, как вода обжигает кожу, скатывается по напряженным мышцам. Минуту, две, три. Я не выдерживаю, закрываю воду и накидываю на широкую спину Игоря полотенце. Растираю его, закутываю в халат. Он улыбается, отфыркиваясь от стекающей с волос воды.

– Может, таблетку?

– Все хорошо, девочка моя. Все хорошо.

Так в обнимку мы добираемся до кухни, потому что Игорь напрочь отказывается укладываться в постель. Упрямый засранец! Недовольно качая головой я все-таки подчиняюсь и теперь сижу за столом, наблюдая за плавными движениями Игоря, колдующего над плитой. А таблетку он все же выпил – я настояла. Мне совершенно не хочется, чтобы он загремел в больницу с инфарктом.

– Откуда ты узнал, что я люблю тюльпаны? – спрашиваю вдруг, вспомнив наш полет над полем тюльпанов.

– Экспериментально, – фыркнув, отвечает Игорь, решая, что одним словом он объяснит мне все, и ставит передо мной пузатую чашку липового чая, пиалу с медом и тарелку с оладьями. И когда только успел? – Мама научила, – поясняет, наблюдая за моей реакцией. – Она всегда считала, что мужчина должен уметь все.

– Даже готовить?– удивляюсь я.

– И гладить, и стирать, и подгузники менять, – смеется он. – Она была истинной женщиной и учила меня уважению к женщине. Как же я смогу понимать свою жену, если не буду знать, сколько труда она вкладывает в создание семейного очага?

Я смотрю, широко распахнув глаза. И рука застывает в воздухе, так и не донеся до рта обалденно пахнущий оладушек.

– Я даже вышивать умею и вязать спицами, – улыбаясь, рассказывает он.

– Ты серьезно? – недоверчиво переспрашиваю.

Почему-то кажется, что он привирает. Но Игорь кивает абсолютно серьезно.

– Я тебе покажу. У отца на чердаке наверняка завалялись мои творения.

Он усаживается напротив меня и от его жаркого взгляда я плотнее запахиваю халат.

– Игорь, зачем тебе те ампулы?

Его не удивляет мой вопрос и резкий скачок от темы к теме.

– Когда много лет живешь на грани инсульта – должен быть способ не остаться инвалидом.

Я ёжусь от равнодушия его тона, каким он отвечает. Как будто смерть для него – нечто обыденное, само собой разумеющееся. Да, я понимаю, смерть – это часть жизни, ее не избежать никому. Но говорить об этом вот так…безразлично. Жутко.

– Я не позволю, – слова срываются сами. И невозможно забрать обратно данное обещание. Закусываю губу, наблюдая за Игорем, пьющим чай.

– Не позволяй, – соглашается он, запечатывая мое обещание. Вот так легко и просто. – Только для этого тебе придется остаться со мной.

– Я останусь, – с легкостью поддаюсь на его шантаж, такой умелый, что вырывает из меня новое обещание. – Но мне нужно кое с кем встретиться. А еще мне нужна моя одежда.

– Твоя одежда в спальне.

Я не спрашиваю, откуда, хотя очень хочется. Но в обычной дорожной сумке нахожу свои джинсы и футболку. Там же обнаруживаются кроссовки и никакого нижнего белья. Любопытно.

– А трусы, стало быть, мне не положены, – усмехаюсь, изучая содержимое сумки. Интересно, кто же озаботился моим гардеробом, если Игорь не в курсе, где я живу?

– Теперь по поводу встречи, – Игорь появляется на пороге спальни, уже совершенно одетый: светлые летние брюки и черная футболка, очерчивающая рельефное тело. Волосы зачесаны назад, аккуратная борода. Свеж и бодр, как будто не умирал этой ночью. И как он только умудряется выглядеть настолько идеально? – Маруся, – окликает Игорь. Я встряхиваюсь, вникая в его слова. – Я говорю, что из дома ты без меня не выйдешь. Никуда без меня. И на свою встречу тоже со мной.

– Что? – выдыхаю я, когда до меня доходит смысл его слов. Злость захлестывает. – Ты меня еще на цепь посади.

– Если понадобится, – легко парирует он.

А я не верю собственным ушам. Нет, этого не может говорить Игорь, с которым я только час назад занималась неистовым сексом в душе! А потом завтракала умопомрачительными оладьями, трепясь о всяких мелочах. Этого не может говорить мой Игорь, которого я знаю. Знаю? Опешив, я плюхаюсь на кровать. А я ведь ничерта не знаю о нем. И узнанное меня не очень радует. Бесит. Его холодность и замашки тирана. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Мамочки! Как меня так угораздило? Как человек может так измениться за какой-то час?

Я поднимаю на него усталый взгляд и вдруг впыхиваю яростью. Сжимаю кулаки. Черта с два я позволю этому мужику контролировать меня! Я – Мария Корф, а не какая-то размазня!

– Черта с два! – выдыхаю зло. – Кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать, куда ходить и с кем встречаться? – наступаю на него, цедя сквозь зубы. А он и бровью не ведет. Изучает меня, оценивает. Под его взглядом некомфортно, но я не сдаюсь, не отвожу взгляд. – Я буду делать то, что считаю нужным. И мне не требуется твое разрешение, уяснил? И я не намерена…

– Замолчи, – тихо приказывает он. Я осекаюсь. – Замолчи, пока не наговорила то, о чем потом будешь жалеть.

– Да как ты смеешь! – задыхаюсь от возмущения.

– Смею. Очень даже смею. Так что одевайся и поехали на твою встречу.

– Да никуда я с тобой не поеду! Что ты себе возомнил, а? – я хватаю телефон с тумбочки у кровати и набираю номер отца. Обычно я не впутываю отца в свои личные дела, но сейчас мной движет обида и отчаяние. И папа – единственное спасение из сложившейся ситуации. – Сейчас я тебе устрою.

– Не старайся, твой отец улетел два часа назад.

– В смысле – улетел? Куда?  – я растеряна.

– На море, – спокойно отвечает Игорь. – Вместе с Катериной и племянницами.

Я смотрю на Игоря во все глаза и не понимаю, что происходит. Что, черт возьми, творится сейчас?

– Но ты можешь позвонить крестному. Плаха примчится тебя спасать, даже не сомневаюсь. Но знаешь, – он вздыхает, – у меня сейчас совершенно нет сил. Боюсь, покалечит он меня. А ты обещала меня оберегать, – и улыбается ехидно так.

– Игорь, что происходит? – холодок страха щекочет затылок.

– У твоего отца неприятности, – немного подумав, отвечает Игорь, продолжая все так же стоять на пороге спальни, плечом привалившись к стене. – Ему угрожают. И пока Плаха выясняет, кто и зачем, я не могу отпустить тебя одну. Я и так, – он вдруг проводит ладонью по лицу и в этом его жесте читается непомерная усталость, – я и так вчера тебя чуть не потерял. И не хочу рисковать. Поэтому я прошу тебя, не спорь со мной. Одевайся и поехали на твою встречу.

– Я никуда не поеду, – упрямо возражаю я дрожащим голосом. Страх сжимает горло ледяными пальцами. Отцу угрожают, а я ничего об этом не знаю. Почему? И почему папа доверил мою жизнь совершенно чужому человеку? И ответ напрашивается сам собой. – Как давно ты знаешь моего отца?

– Пять лет, – помедлив, все-таки отвечает Игорь. – Он помог мне, когда я оказался в… трудной ситуации.

Как тесен мир, оказывается. Только отчего-то становится больно. Неужели все вот это не по-настоящему? Из благодарности моему отцу? Как же тошно.

– Маруся, не надо, – Игорь отлепляется от стены, подходит ко мне, берет за плечи, заставляя посмотреть на него. Я смотрю. – Не надо домысливать то, чего нет. Твой отец не в курсе наших отношений, иначе, будь уверена, не оставил бы меня с тобой наедине ни на минуту. А о том, Крис твой отец я узнал пять месяцев назад.

– Это ничего не меняет, – парирую, не веря ни единому его слову. – Я не вещь, Игорь Грозовский, и никому не позволю со мной так обращаться. Особенно тебе.

– Почему? Почему особенно мне? – он прищуривается, слегка склонив голову набок.

– Иди к черту! – рычу я, отталкивая Игоря от себя. Но это равносильно попытке сдвинуть с места скалу – бесполезное занятие.

– Только вместе с тобой, красотулечка, – смеется, сгребая меня в охапку.

Я даже не пытаюсь вырваться, давно уяснив тщетность подобных попыток. Просто стою, наслаждаясь теплом его тела, его запахом, пьянящим и будоражащим все мои первобытные инстинкты. Дура, что тут скажешь.

– Ну что, лимит вопросов исчерпан? Или будут еще? – интересуется он куда-то в мою макушку. О, у меня куча вопросов. Но вместо этого:

– Ты обещал мне показать шедевры своего рукоделия.

– Без проблем. Поехали?

Киваю, поспешно одеваясь.

Глава 9.

9.

Июнь – январь.

Меня будит звонок в дверь: настойчивый, долгий. Глянув на часы, показывающие 3:15 ночи, натягиваю повыше одеяло, прячась от назойливого звонка. Никого не хочу видеть. Никому не желаю открывать. Всем, кому не терпится поздравить меня с Новым годом – до свидания до вечера. Раньше полудня я все равно с кровати не встану. И плевать на все. Меня нет дома. Но похоже ночной гость думает иначе, потому что звонить не перестает. А спустя несколько минут тренькает телефон входящим сообщением.

Ну что за нехорошие люди? Если вам не спится, то я вполне себе сплю. Просто мечтаю, чтобы меня никто не трогал этой ночью. Но нет же, покой мне только снится. Вздохнув, беру телефон и замираю с трубкой в руке. На дисплее светится всего одно слово: «Открывай».

Слетев с кровати, запутываюсь в одеяле, чуть не падаю. Злюсь, выпрыгивая из одеяла, мчусь к двери, напрочь забыв, что голая. Плевать. Ему можно и голой открыть. Потому что без него с ума сойти можно. Распахиваю дверь. Холод обнимает обнаженное тело, легким ветерком ласкает разгоряченную кожу. А я смотрю на Игоря, перестав дышать. Высокий, он занимает весь дверной проем. В темных растрепанных волосах блестит вода, на обветренных губах широкая улыбка, а в янтарных глазах – шальной блеск. На нем белый свитер под горло, джинсы, а в руках – стеклянная колба с черным тюльпаном внутри. Сердце срывается с цепи, ухает куда-то в пятки и, подпрыгнув, застревает в горле, не давая произнести и звука. Я лишь отступаю назад, пропуская его в квартиру. Он шагает через порог и захлопывает дверь.

– С Новым годом, Маруся, – шепчет сорванным голосом.

Лишь киваю, желая только одного – очутиться в его сильных объятиях. Игорь все понимает без слов. Аккуратно ставит колбу на пол и подхватывает меня на руки, впиваясь в мои губы совсем не нежным поцелуем.

– Ждала меня, да? Ждала?

Я никого не ждала. И его уже не ждала, потому что не верила, что он вернется. Потому что решила, что все – моя сказка закончилась с последним ударом курант. И теперь я просто не верю, что он здесь, рядом. Я лихорадочно стягиваю с него одежду и, застонав, касаюсь его горячей кожи. Скольжу ладошками по плечам, груди, очерчивая контуры черной кошки, играясь серебряным медальоном, срывая стоны с его и своих губ. Позволяя ему все. И он принимает вызов, лаская,  кусая и зализывая свои укусы. Рыча с каждым движением внутри меня, вжимаясь в меня, проникая глужбе, резче, словно утверждая на меня все права. Клеймя и присваивая. И я поддаюсь ему, выгибаясь навстречу, еще теснее, растворяясь в неистовом наслаждении. И мир рассыпается на части. А когда собирается вновь, мы лежим на полу в ворохе подушек, сброшенных с кровати, до которой мы так и не добрались.

Я лежу на Игоре, слушая, как мерно бьется его сердце и выводя узоры по его груди. Он слегка подрагивает от моих прикосновений, поглаживая меня по спине, попе, рождая табун мурашек.

– Марусь.

– М? – вот разговаривать сейчас вообще нет никаких сил. Поспать бы, но спать тоже не хочется. А вот целоваться…я тянусь к нему губами. Поцелуй мягкий, нежный, изучающий. Как будто не целовались до этого никогда. И жидкий огонь растекается по венам, пульсирует между бедер, где снова все влажно и горячо от желания.

– Какая же ты чувственная, – шепчет Игорь, запустив пальцы в пульсирующее лоно. – Чуть тронешь – загораешься, – он прихватывает губами мочку уха, заставляя стонать в голос. Это сущая пытка – терпеть такое и не мочь что-то сделать, потому что держит крепко, хоть и нежно, – не выбраться. А Игорь ласкает меня пальцами, двигает вперед-назад, вкруговую, размазывая мои соки между набухших складочек и снова погружая пальцы внутрь. Массирует чувствительное местечко, сводя с ума. Я метаюсь на нем, хватаюсь за плечи, царапая, и льну губами, слизывая кровь. И прикусывая кожу, сдерживая крик удовольствия. На этот раз все происходит медленно: немеют кончики пальцев на ногам, прохлада колкими мурашками скользит по лодыжкам к бедрам, растекается по мышцам, в одну секунду скручивая судорогами и вспарывая тело обжигающей лавой оргазма. И я кричу, срывая до хрипа голос, выгибаясь навстречу его волшебным пальцам.

– Охренеть… – выдыхает Игорь, когда мое тело выпускает его пальцы из тисков оргазма. Мутным взглядом я наблюдаю, как он облизывает свои пальцы, блестящие от моих соков и жмурится от удовольствия, как сытый котяра. Ощущаю, как румянец заливает щеки. – Потрясающе, – мурлычет мой довольный соседушка. – Ты даже не представляешь, какой это кайф…

– Что? – и не узнаю собственный голос.

– Ощущать твое удовольствие на кончиках пальцев. Это просто охренительно.

Я смеюсь, уткнувшись в его влажную шею.

– А ты? – спохватываюсь вдруг, что я-то удовольствие получила, а он – нет. И теперь…

– И я, – перебивает он меня с улыбкой.

– В смысле? – смотрю ошарашено. Я ничего не почувствовала. Он ведь не мог кончить только от того, что я получила оргазм. Или мог?

– Я никогда не испытывал ничего подобного. Это нереальный кайф. Спасибо тебе, моя девочка, – и целует меня нежно.

– Обращайся, – с облегчением. Оказывается, бывает и так. Надо же.

Некоторое время мы просто лежим, наслаждаясь близостью и отголосками нашего общего удовольствия.

– Марусь, – снова заговаривает Игорь, проведя ладонью  вдоль позвоночника. Невольно вздрагиваю, покрываясь мурашками. – Замерзла? – в голосе мелькает беспокойство.

– Не-а. С тобой невозможно замерзнуть, – улыбаюсь, целуя его в ключицу.

– Это хорошо, – довольно урчит мой дорогой соседушка. – Скажи, почему тебя Грозой называют. Откуда такое прозвище странное?

– Да ничего странного, – фыркаю. – Я когда в приюте жила частенько сбегала. Как только гроза придет – меня несет куда-то. Обычно находили где-нибудь в поле. А однажды я на крышу приюта забралась. Когда Ванька меня нашел – я стояла на самом краю, широко раскинув руки. Ванька потом говорил, что видел, как на моих ладонях танцуют молнии, – хмыкаю. – Ну…детская фантазия вкупе со страхом конечно и не такое может. Никто не верил ему, – и  я не верила, потому что точно знала, что боюсь высоты и по собственной воле никогда не заберусь на крышу. Да у меня голова кружится, когда я из окна второго этажа выглядываю, а тут крыша, да еще в грозу. Как такому верить?

– И ты?

– Я – особенно. А он меня Грозой стал называть. Так и прилипло.

– Ты и сейчас грозу любишь?

– Обожаю, – улыбаюсь мечтательно. – Знаешь, у меня даже мечта есть.

– Интересно-интересно, – он вдруг замирает, прислушиваясь к каждому моему слову, словно боится упустить хоть одно.

– Хочу посмотреть на грозу с маяка. Представляешь, стоишь на его макушке, под ногами море, а над головой – молнии танцуют. И каждую потрогать можно – настолько высоко. Красотища!

… – Маруся, – голос Игоря выдергивает из сна. Оказывается, я задремала, пока мы ехали.  А сон какой странный приснился. Нигде покоя от Грозовского нету, даже во сне притопал и прошлое с собой приволок.

Хмуро смотрю на улыбающегося Игоря.

– Ты такая красивая, когда спишь, – вздыхает он, большим пальцем касаясь щеки. Полувздох-полустон. И замершее в груди сердце.

– Мы уже приехали? – спрашиваю, выглядывая в окно, но вокруг нас лишь лес темной громадиной, а впереди – серая лента шоссе. Не приехали. Тогда почему стоим? – Тебе плохо? – и страх наливается тяжестью в затылке.

Игорь отрицательно качает головой.

– У тебя телефон звонит. Долго звонит, – я достаю из кармана мобильный. Сорок пропущенных, десять из которых от Фила. Ох, черт! Совесть колет виски чувством вины. Я совсем забыла о Филиппе! Торопливо выбираюсь из машины и набираю номер.

– Мари, тебе не стыдно? – вместо приветствия укоряет Фил. Стыдно. Тру лицо ладонью, собираясь с мыслями. Как же врать противно, но как иначе объяснить Филу, где я и что делаю? Краем глаза отмечаю, что Игорь стоит у машины, запрокинув голову, подставляя лицо закатному солнцу. Широкий разворот плеч, перевитые мышцами руки, такие сильные и нежные до боли. И жар плавит тело, румянцем опаляет лицо от одной мысли о его волшебных руках, дарящих нереальное наслаждение. А ведь нам еще ночевать вместе в доме его отца. Закусываю губу, сдерживая невольный стон.

– Мари! – зовет Фил в трубке.

Тяжело выдыхаю, отвернувшись от Игоря. Нет, врать Филу бесполезно. Да и зачем? Мы не влюбленная парочка – у нас просто договор. И предстоящий брак фиктивный, так что я ни в чем не провинилась перед ним. Ни в чем.

– Фил, привет.

– Хвала Богам, у тебя прорезался голос, – наигранно восклицает он. – У тебя все в порядке? – с неподдельным волнением.

– Не знаю, Фил. Все сложно.

– Ну… – протягивает он задумчиво. – У тебя есть две недели, чтобы все разрулить.

– В каком смысле?

– Свадьбу придется перенести, – теперь он разочарован.

– Что-то случилось? – страх расплавленным шаром катается в затылке, муча нестерпимой болью.

– Ничего серьезного, Мари, не волнуйся. Я уже со всеми договорился. И твоих предупредил. Твой отец все понимает.

– Кто бы сомневался, – фыркаю я. – Ладно, Фил. Две недели так две недели.

– Не передумаешь? – с затаенной надеждой.

– Я всегда держу свое обещание. Не волнуйся, я тебя не подведу.

– Хорошо, – кажется, теперь в его тоне облегчение. – И еще. Мари, я вынужден улететь дней на десять. Ты не обидишься?

– Что ты! Нет, конечно. Решай свои проблемы, Фил, и не переживай обо мне. Я в надежных руках, – усмехаюсь, косясь на хмурого Игоря, буравящего меня недобрым взглядом.

– Очень на это надеюсь, – весело отвечает Фил и быстренько прощается.

Я задумчиво верчу в руках широкую трубку, размышляя, кому еще перезвонить и стоит ли. И не замечаю, как рядом оказывается Игорь.

– Мы можем вернуться, – предлагает он.

Вскидываю на него глаза и тону в янтарных омутах, согревающих нежностью и пониманием.

– Ну уж нет, – фыркаю, не сдерживая озорной улыбки. – Мне просто не терпится поглядеть на твои рукоделия.

Теперь не сдерживается Игорь, смеется, прижимая меня к себе.

В дом генерала (Игорь по дороге обмолвился, что отец его военный, правда уже много лет как в отставке) Грозовского мы приезжаем с вечерними сумерками. Большой двухэтажный дом, сложенный из бревен, окружают разлапистые яблони. От ворот к дверям дома тянется тенистая аллея, чуть в сторону уходит широкая дорога. Видимо, к гаражу. Вдоль яблоневой аллеи стоят кованые лавочки, а в самой гуще сада – качели. Я останавливаюсь возле них, борясь со странным желанием – улечься на них и тихо раскачиваться, ощущая теплые сильные руки на своем теле. Игорь не загоняет машину во двор, хотя ворота приветственно распахнуты. Он ведет меня меж яблоней, показывает качели и спрятанный в укромном месте гамак. И улыбается, наблюдая, с каким трепетом я провожу ладошкой по плетеной цепи, удерживающей широкую скамью качелей.

– Садись, покатаю, – не выдерживает он.

Я вздрагиваю, отпрянув от качелей. Румянец вспыхивает на щеках и я мысленно радуюсь, что сумерки скрадывают мое смущение. Странно, я ведь не сделала ничего постыдного, но жутко неудобно, как будто я выложила нечто сокровенное.

– Давай-давай, – он плюхается на скамью и хлопает ладонью рядом с собой.

– Неудобно как-то, – продолжаю упрямиться. – Нас, наверное, ждут.

– Ну подождут еще, – пожимает плечами и протягивает мне руку. И я принимаю ту, тут же оказавшись на коленях Игоря, зарывшегося носом в мою макушку. Он прижимает меня к себе, тяжело дыша, и раскачивает качели, отталкиваясь ногами. Легкий ветерок обнимает мое лицо, и я забираюсь на Игоря с ногами. Удобно устроившись, кладу голову ему на плечо и затихаю, наслаждаясь. Слушаю ровное биение сильного сердца и тихий шорох раскачивающихся качелей. Так бы и сидела здесь целую вечность.