Текст книги "Ничего личного! (СИ)"

Автор книги: Лана Балашина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Я замерла в его руках, и он повернул к себе мое лицо.

– Сердишься?

Я помотала головой. Потом скосила на него глаза:

– Из-за меня у тебя столько неприятностей. – Он прижал меня сильнее, и я шутливо вырвалась из его рук. – Вот только без вольностей!

Мы вместе поужинали в «Алании», и договорились, что я поеду в Петровское на своей «Октавии», а в понедельник приеду с Вероникой. Тимур поклялся, что не будет задерживаться, и присоединится к нам, как только освободится.

Глава 15. Юзик.

В пятницу, ближе к концу рабочего дня, позвонил старый друг моего отца, Семен Израилевич Миркин. Он юрист, последние несколько лет занимается частной нотариальной практикой. Юрист он, по-видимому, хороший, потому что контора его процветает. С моим отцом у них было общее увлечение – оба пушкинисты. Правда, коллекция у Семена Израилевича поскромнее, но является предметом его гордости. На мой взгляд, у всех коллекционеров предмет собирательства является некоторым пунктиком, но, памятуя о собственном родителе и его увлечении, я всегда с уважением к этому отношусь.

Сегодняшний звонок был неожиданностью для меня. Зная Семена Израилевича, я приготовился терпеливо ждать, когда он подойдет к цели. Он задал мне пару вопросов о здоровье матери, и, поколебавшись все-таки несколько секунд, перешел к делу. Это показалось мне странным: обычно он ходит вокруг да около, а тут такая прыть. С чего бы?

– Юра, я звоню тебе по очень важному делу. Не возникало ли в последнее время в твоей жизни семейных проблем?

Я насторожился. На мой взгляд, Семен Израилевич никоим образом не мог прослышать о моих семейных неурядицах.

– А в чем, собственно, дело? – несколько суховато спросил я.

Он замялся:

– Степан был моим другом, и я считаю себя просто обязанным поговорить с тобой. Ты знаешь о том, что твоя мать составила завещание?

О, Господи, неужели ее состояние здоровья так плохо, что она боится умереть? Зная свою мать, я просто не мог в это поверить. Во-первых, она была гораздо моложе отца, и в свои шестьдесят пять лет выглядит превосходно.

Он правильно понял паузу, возникшую в разговоре.

– Ну да, с год назад, когда у нее первый раз случился сердечный приступ, а потом начались проблемы со здоровьем, она обратилась ко мне. Ты должен простить мои колебания, равно как и то, что я раньше не поставил тебя в известность. Пойми, мне сейчас приходится нарушить один из основных принципов. Я всегда свято храню тайны своих клиентов, и сейчас поступил бы так же, если бы речь не шла о святом для каждого коллекционера. Я имею в виду судьбу коллекции твоего отца. Насколько я знаю, ты не являешься продолжателем семейных традиций и совершенно равнодушен к коллекции, начало собирательства которой заложил твой прадед, продолжили твой дед и отец.

Вот только не хватало сейчас послушать лекцию! В протяжение всего нашего разговора мой сотовый неумолчно разрывался звонками. Я не утерпел и довольно невежливо перебил его:

– Семен Израилевич, так что там с завещанием?

Пораженный такой невоспитанностью, он помолчал, но пересилил себя, и продолжил:

– По условиям завещания, тебе остается родительская квартира, средства на личном счете твоей матери, доходы от авторских прав на книги отца, которые переходят к тебе, как к прямому наследнику. Но самое главное, коллекцию, – здесь он сделал многозначительную паузу, – она распорядилась передать в руки твоей жены, оговорив завещательное возложение обязанности вручить ее внуку или внучке Степана Витольдовича по достижении ими двадцати одного года. Причем только в случае, если она сочтет наследника достойным этого дара. В противном случае она обязана передать коллекцию в музей, оговорив ее цельность и нераздельность.

Когда Семен Израилевич волновался, в его речи прорывалось одесское местечковое происхождение. Вот и сейчас я услышал эти интонации:

– Ты же знаешь, я – юрист, и такие расплывчатые формулировки я просто не могу одобрить, несмотря на то, что закон допускает свободу завещательных распоряжений. Что значит «достойным»? Это субъективное понятие. У всех на памяти история со знаменитым панно, которое художник завещал передать на родину, когда там воцарится торжество демократии. И что? Панно и поныне у душеприказчиков, потому что, по их мнению, родине художника до демократии далеко. Понимаешь, такое завещание содержит в себе повод оспорить его, исказить волю завещателя и бог знает что еще. Однако твоя мать настаивала именно на этих формулировках. И я уступил.

Мой сотовый уже изнемог, и я решился прервать старика.

– А какая связь между завещанием и моей семейной жизнью?

Он заторопился:

– За день до отъезда в Чехию Агнесса позвонила мне и попросила внести в завещание изменения. Она просила добавить пункт об обязательной генетической экспертизе претендента на получение коллекции и по поводу твоей жены внесла уточнение «вне зависимости от того, будут ли они находиться в браке на момент наступления завещательного случая или вступления в наследство».

Узнаю свою мать!

– Семен Израилевич, если таким было ее желание, так тому и быть.

– Ты не понимаешь. Если ты не можешь оценить величайшую культурную ценность коллекции, то должен понять, что она имеет и вполне определенную материальную ценность. Даже я не могу допустить, чтобы ценности, собранные Степаном, попали в чужие руки. Конечно, изменения в завещание я внес, но подписать его Агнесса должна во вторник. Теперь ты знаешь о завещании. Попробуй поговорить с матерью, может быть, тебе удастся изменить ее решение.

Я спросил:

– Семен Израилевич, а кому вы завещали свою коллекцию?

Он помолчал, но потом решил, видно, что это может меня в чем-то убедить:

– Я оставлю ее старшему сыну. И только при одном условии: она останется в России.

Я знал, что старший сын нотариуса уже лет пятнадцать живет в Израиле, и подумал, что беспокойное это хозяйство – коллекции.

Я успокоил старика, дав обещание, что обязательно поговорю с матерью.

Меня, в отличие от Семена Израилевича, ничуть не удивило такое решение матери. Она знала, что Вика свято сохранит коллекцию и передаст ее строго в соответствии с завещательным условием, каких бы денег эта коллекция не стоила.

Меня удивило только то, что она оставила без изменений слова о ребенке. На момент внесения изменений в завещание она уже знала, что общих детей у нас с Викой, скорее всего, не будет. Какого ребенка она имела в виду? Интересно, не поделилась ли с ней семейными тайнами ее домработница Женя?

Три месяца назад она уговорила меня взять на работу ее сестру Ольгу, вместо моей секретарши, которая совершенно неожиданно для меня ушла в декрет.

У них, баб, тайн вообще никаких не держится. Наверняка, Ольга поделилась с сестрой, а та не замедлила нажаловаться матери.

Впрочем, роман с Ольгой у меня начался пару месяцев назад. Я напрягся и вспомнил, что на майские праздники мы развозили подарки и поздравления ветеранам, регулярно угощаясь фронтовыми ста граммами, причем без закуски. Потом, уже ночью, я поехал отвозить Ольгу в ее Бирюлево, там все и началось.

Если честно, я сначала даже и не думал о продолжении, но она оказалась настойчива, и пару раз я свозил ее в загородные ресторанчики. Ольга – девушка без комплексов, веселая и нестеснительная. На наших охранников она действует, как сильнейший отвлекающий фактор. Если не врать, мне с ней было легко и хорошо.

Кроме прочих талантов, она обладает умением завести мужика с полоборота. Один раз мы устроились прямо в машине, на стоянке нашего офиса. Или тот день, когда нас застукала Вика в моем собственном кабинете. Хотя, в душе мне было лестно, что я, как мужик, способен вызвать такие пылкие чувства. И, опять же, бюст у нее действительно выдающийся.

А потом свалилось все разом: исчезновение Вики, потом вся эта тягомотина с ее розысками, крайне неприятное объяснение с Тимуром, сочувственные взгляды мужиков всю эту неделю. Олег, пользуясь нашей близостью, выразился в том смысле, что я – идиот, а я даже возражать не стал. Понятно, что наши отношения с Ольгой – уже не тайна для коллектива.

Когда Вика пропала, Ольга тоже переживала, говорила, что чувствует свою вину. Правда, в женской поддержке не отказывала. А в понедельник, после коллективного похода в ресторан, Ольга призналась, что беременна. Это оказалось последней каплей, я не смог даже вид сделать, что меня это сообщение обрадовало.

Я отвез ее домой. У подъезда остановил машину, чтобы высадить. Она удивилась:

– Не зайдешь?

Я отбросил сигарету и промямлил:

– Знаешь, мне еще в пару мест надо заехать.

Ольга выглядела растерянной:

– Я думала, нам надо поговорить.

Я с досадой сказал ей:

– Оля, ты – взрослая девочка, и должна понимать, что наши отношения – это не то, ради чего люди женятся и заводят детей. Но, коль так случилось, я не оставлю тебя, можешь рассчитывать на мою материальную поддержку, но жить с тобой всю жизнь я просто не смогу.

Она повернула голову ко мне:

– А с ней мог?

Я покаянно наклонил голову:

– С ней мог.

Она насмешливо и зло на меня посмотрела:

– Что же ты от такого счастья ко мне приходил?

Я вздохнул:

– Дурак был. Ладно, не злись, тебе вредно, наверно. Давай все обдумаем и поговорим потом. Срок у тебя небольшой, время для решения у нас есть. Если надумаешь рожать – на здоровье, решишь прекратить все это – тоже хорошо. В любом случае я тебя без помощи не оставлю.

Ольга взяла сумку, вышла из машины и так бахнула дверью, что все бабушки, сидевшие на скамейке у подъезда, как по команде, повернули головы.

Я завел мотор и отъехал, провожаемый их взглядами.

Прав был Олег. Я – просто идиот. Завел дикий, совершенно не нужный мне роман, да еще на работе, да еще, как в пошлом анекдоте, с собственной секретаршей. Вдобавок ко всему, она – родная сестра Жени, маминой помощницы по хозяйству. Думаю, что мама теперь тоже в курсе моих проблем. Черт!!!

Вчера я задержался в конторе до обеда, и, спускаясь по лестнице, натолкнулся на Вику. Сказать, что она выглядела хорошо – это ничего не сказать. Она уставилась на меня своими невозможными сияющими глазами и, кажется, жалела меня.

Сердце сжала лапка ревности. То, что Тимур был давно и безнадежно влюблен в нее, для меня никогда не было тайной, и немного льстило мне и моему мужскому самолюбию. Я всегда доверял ему, зная, что он не только никогда не протянет к ней руку, но и никогда не заговорит о своих чувствах. А то, что моя жена производит на моего друга такое сильное впечатление, мне даже нравилось. Это поднимало меня в собственных глазах, потому что, если честно, с Тимуром мне было тягаться трудно. Бабы на него западали сразу, всерьез и надолго. Было время, даже моя сумасшедшая сводная сестрица числилась в пострадавших.

После разговора с нотариусом я посидел некоторое время в размышлениях. Потом нажал кнопку громкой связи и попросил Ольгу принести кофе. Видимо, она куда-то выходила, потому что в приемной ее не было. Я звонил еще дважды и уже совсем потерял терпение, как она появилась.

Через несколько минут она вошла с подносом. Я заметил, что она бледна до зелени, а глаза красные, и решил, что это связано с беременностью.

– Ты себя плохо чувствуешь?

– С чего ты взял?

– Ну, ты бледная и выглядишь неважно.

Совершенно дерзко сверкнув глазами, она буркнула:

– На себя посмотри.

Я засмеялся:

– Вот теперь ты похожа на себя. Ольга, может, я и виноват, что у нас так все получилось. Если простишь, мы можем остаться друзьями.

Она примирения не приняла, злобно и громко заговорила:

– Если бы ты знал, как меня тошнит от этой вашей дружбы и от твоей унылой физиономии! Да твоя Вика благодарить меня должна: мужик ей достался классный, и денежки при ней! И вы все трое, как дрессированные собачки, выполняете все, что она скажет. И ей же почет и уважение!

Я попытался прервать ее:

– Вика-то тут при чем?!

– А, вот ты и разозлился, наконец! Как же, задели вашу принцессу!

Может, я и не венец творения, но «унылая веснушчатая физиономия» – это слишком. Взбешенный, я поднялся, схватил ее за локоть и поволок в приемную:

– Ольга, я вообще не собираюсь с тобой это обсуждать, тем более в таком тоне! Иди домой, успокойся, потом поговорим!

В приемной я увидел охранника, совершенно огорошенного разыгравшейся на его глазах сценой. Он торопливо пробормотал:

– Юрий Степанович, там у вашей машины сигнализация все время срабатывает. Вы не дадите мне ключи?

Я молча достал брелок, сунул ему, и он вышел, оглянувшись на нас.

Ольга, видно, сбросив пары и поразмыслив, холодно сказала мне:

– Юра, извини, я, кажется, была неправа. Просто так много всего свалилось. И, если ты действительно не возражаешь, я пойду домой.

– Тебя подвезти?

– Нет, нет, я сама. Лучше нам, и в самом деле, некоторое время не видеться.

Перед уходом я заглянул к Сашке. Он сидел за столом над кучей бумаг. Поднял ко мне голову, помахал рукой, разгоняя сигаретный дым.

– Надымили, гады. Чего нос повесил?

Я оскорбился:

– Тебе тоже моя физиономия кажется унылой?

Он внимательно посмотрел на меня и предложил:

– Слушай, в субботу я работаю, а в воскресенье – совершенно свободен. Давай, созвонимся с Тимуром и Генкой, я баньку растоплю, пивка попьем, порыбачим. Впрочем, ты у нас не рыбак. Ну, просто так посидишь, отдохнешь. Или пулю распишем, помнишь, как раньше?

Я подумал, что два дня мне в пустой квартире не выдержать, и согласился.

Уехал домой. Прошелся по квартире. Вика, видимо, жалея меня, постаралась не оставить следов своего пребывания в доме. Вещи лежали на своих привычных местах. Только в шкафах стало посвободнее, и с моей прикроватной тумбочки исчезла Викина фотография.

Принял душ, босиком прошлепал в кухню, приготовил себе яичницу с помидорами и сварил кофе. Не то, чтобы я особенно любил яйца и помидоры, просто это единственное, что я умею готовить. Зайти в магазин и купить продукты я не догадался. Раньше за меня это всегда делали сначала мама, потом Вика. Я разозлился на свою полную бытовую беспомощность. За этот месяц мне смертельно надоело питаться в кафе и ресторанах.

Сунул грязную посуду в мойку. Потом подумал, что она так и будет лежать грязная, вернулся и вымыл ее. Переставляя посуду в сушилку, заметил, что на полке не стоит Викина любимая кофейная чашка, и вздохнул.

Я вернулся в прихожую, где бросил портфель с документами, прошел в кабинет. Включил автоответчик, заблокировал сигналы на сотовом и уселся за эскизы. Это единственное, что могло меня сейчас отвлечь.

Дважды я варил себе кофе. Около двенадцати часов я поднялся, чтобы покурить. Я вышел на балкон и вдохнул ночной прохлады. Постоял, подумал и вернулся в комнату за трубкой. Набрал номер Ольги и нажал кнопку. Ответить мне не пожелали. Я разозлился и буркнул:

– Ну, как хочешь.

Спать я пошел уже под утро. Поднялся в полдень, выспавшийся и с ясной головой.

Умылся, спустился в магазин, купил уйму продуктов. На улице было жарко, и я еще в лифте открыл бутылку и отхлебнул пива. Дома, уже не торопясь, соорудил себе пару огромных бутербродов, и съел их, запивая пивом.

Потом посмотрел вчерашние эскизы, поправил кое-что, и снова уселся за работу. Никогда раньше она не продвигалась вперед такими темпами и не приносила мне столько удовольствия. То-то Олег и Сашка удивятся в понедельник!

Ольге я больше не звонил. Хотел, было, отказаться от встречи с ребятами, но подумал, что так недолго и свихнуться, и решил все-таки поехать. Кроме того, мне не хотелось лишний раз демонстрировать Тимуру свои чувства.

Сашка на пару с Генкой приготовили плов, под него мы усидели, наверное, не меньше, чем по литру водки на брата. Думаю, это примирило меня с действительностью.

Поздно вечером мы вернулись в Москву. Я рухнул, не раздеваясь, на диван, и уснул.

Неотвратимо наступило утро. В голове шумело, тошнота подкатывала к горлу при каждом движении, язык во рту был шершавым, как наждачная бумага, – налицо банальный похмельный синдром. Я заглянул в холодильник, в бесплодной надежде найти что-то типа рассола, но, конечно, ничего подобного там не было. Я испытал сильнейший соблазн запить вчерашнее похмелье пивом, но удержался.

Вместо этого я выпил ледяной апельсиновый сок, постоял под душем, постепенно уменьшая температуру воды, выпил кофе, – в общем, мне удалось добраться до офиса без потерь.

Однако здесь тоже было неспокойно. Ольга с утра не вышла на работу, и мне пришлось отвечать на все звонки самому. Кофе тоже подать было некому.

Олег и Саша, внимательно посмотрев мои эскизы, недоверчиво переглянулись, потом еще раз склонились над столом. Очередной раз зазвонил телефон, и я дернулся, чтобы снять трубку. Саша сердито вырвал ее из моих рук, позвонил в отдел, отрывисто велел Юльке сесть в приемной на время отсутствия Ольги и ни с кем нас не соединять.

Мы вплотную занялись заказом. Юлька дважды приносила нам кофе. Наконец, Олег и Саша отодвинули бумаги и потянулись за сигаретами.

Олег с завистью сказал:

– Ты, Юрка, лентяй и балда, каких поискать. Но искра в тебе есть.

А Сашка спросил:

– И когда ты только успел? Выглядишь ты неважно.

Я махнул рукой:

– Это мы с ребятами в воскресенье у Сашки Задорожного парились. Голова и сейчас еще чумная.

В кабинет влетела Юлька:

– Юрий Степанович, где Ольга? Ни сотовый, ни домашний не отвечают, как пропала.

Я пожал плечами:

– Я ее с пятницы не видел.

Юлька недоверчиво похлопала ресницами, но ушла.

В два часа я отправил машину с водителем в аэропорт за матерью, трусливо подумав при этом, что будет лучше, если я увижусь с ней вечером.

В приемной я машинально отметил, что на экране монитора у Юльки вывешена смета. Ольга принципиально никогда ничего, кроме писем, не печатала, а переписку мы вели необременительную. Обычно на ее экране висел какой-нибудь пасьянс.

Я поднялся к ребятам в отдел и подсел к Саше. У него уже нарисовался вполне приличный макет и я подумал, что с ребятами мне просто повезло.

Я все еще развлекался с макетом, как в кабинет влетел Сашка Задорожный. Брови его были сведены к переносице, и обычное дурашливо-насмешливое выражение лица напрочь отсутствовало.

– Ты чего трубку не берешь? – быстро и сердито сказал он.

Я вспомнил, что так и не включил сигналы на трубке и похлопал себя по карманам.

Сашка остановил меня:

– Юрка, давай вниз, там у тебя дома неприятности. – Я поднял на него глаза, и он торопливо пояснил: – Ну, не у тебя, у мамы твоей. Мне Сашка Иванцов, водитель, только что отзвонился. Они там в квартире труп обнаружили, и матери плохо с сердцем стало, он уже скорую вызвал.

Провожаемые изумленными взглядами охранников и девушек из ресепшен, мы высыпались на крыльцо, загрузились в Сашкин джип и рванули вперед.

По дороге он хмуро велел мне:

– Звони Тимуру.

Глава 16. Тимур.

Я позвонил Вике, и они с Вероникой без лишних расспросов поехали в клинику, куда скорая увезла ее свекровь, а я въехал в арку двора, где раньше Юрка жил с родителями.

Здесь мало, что изменилось за последние годы. Старые раскидистые липы давали плотную тень, скамеечки так же стояли около подъездов, и даже теннисный стол, за которым мы в свое время проводили немало времени, стоял на своем привычном месте.

Я сразу заметил скопление машин у подъезда. У самой двери стоял Саша Иванцов и беседовал с парнем в темно-синей футболке. Здороваясь, я протянул руку Саше, парень обернулся и весело поприветствовал меня:

– Тимур! Ты как тут?

Я обрадовался. Это был мой знакомый, капитан Игорь Николаев. С год назад мы ремонтировали их участок по улице Коммунаров, и я подружился с ребятами. А по осени они меня серьезно выручили: один из наших складов вскрыли. Ребята оперативно разобрались, и нам все вернули.

– Игорь, это же, вроде, не твоя земля? – удивился я.

– Я уже почти год, как в управу перешел. Так что моя это земля, не волнуйся. А у тебя тут что за интерес?

– У приятеля моего дело здесь образовалось. Так я подъехал посмотреть, что тут и как. – Мы закурили, и я пояснил: – Юрка Голембиевский – мой давнишний друг. Можно сказать, почти брат. Что у него?

Он нахмурился:

– Труп. Хуже того, это труп его знакомой. Говорит, что она работала у него секретаршей.

– Ольга, что ли? – неприятно удивился я.

– Вроде. По паспорту – Костромеева Ольга Витальевна, 27 лет, уроженка Москвы.

– И как ее убили?

– Задушили. Шелковым шнуром от портьеры.

– А когда это произошло?

– Сейчас трудно судить, потому что эти дни жара стоит просто безумная. Но, я думаю, не позже, чем в пятницу вечером, либо ночью. Точнее патологоанатом скажет.

– Что она делала в квартире Юркиной матери?

– Твой друг уверяет, что здесь ей делать было совершенно нечего, и что последний раз видел ее в пятницу, живой и здоровой. Сегодня она на работу не пришла, но они ее толком и не искали. Звонили, но ответить им было уже некому, как я понимаю.

Я хмуро молчал. Он поморщился и сказал с досадой:

– Вообще, все непонятно как-то. Сестра убитой и хозяйка квартиры сегодня из Чехии вернулись, а тут такой сюрприз. И в квартире все вверх дном. От входной двери беспорядок видно. Ваш парень, что им вещи заносил, говорит, сразу не хотел их пускать.

Иванцов, отошедший чуть в сторону, чтобы не мешать нашему разговору, вступил в разговор. Извиняющимся тоном он сказал:

– Тимур Вячеславович, вы же знаете женщин! Я этот запах узнал, и, в общем, сразу понял, что это не газ пропускает. Еще спросил хозяйку, не закрыла ли она кошку случайно перед отъездом. А Женя эта, она просто как танк на меня поперла, ворвалась в комнату. Там в кресле, прямо за дверью, Ольга задушенная сидит. – Он передернул плечами. – Уж на что я мужик, так и сейчас не по себе. А она и упала там прямо. Я выволок ее в коридор, на софу уложил и к хозяйке поворачиваюсь. Смотрю, а у той лицо серое, в сумке что-то судорожно ищет. Я понял, вытряхнул все, нашел какой-то футлярчик, на помаду похож. Открыл – а там таблетки махонькие, я ей в рот сунул, только она уже тоже вроде как сознание потеряла. Я по лицу ее понял, что дело серьезное, позвонил от соседки в скорую, а потом уже по сотовому начальнику своему. Телефона Голембиевского у меня не было, а у женщин не спросишь.

– Скорая быстро приехала? – машинально спросил я.

Он кивнул, покосившись на Игоря:

– Быстрее милиции. Их мы еще с полчаса ждали. – Потом пояснил: – Мне женщина эта, соседка, здорово помогла. Она бывший врач, Женю в сознание привела в момент, потом увела к себе и укол какой-то сделала, та и затихла. А то она, как пришла в себя, подвывать стала. Тихо так, а жуть берет, как отчаянно. – Он вздохнул, провел рукой по стриженой голове, прогоняя собственный страх. – А хозяйку соседка трогать запретила, когда я хотел ее на софу уложить. И правильно, доктор так и сказал.

Игорь выбросил окурок, спросил:

– Ты, Саша, парень приметливый. Ну-ка, расскажи, как вы двери открывали. Замок на два оборота был закрыт?

– Да, вроде. Открывала хозяйка, она ключи из маленькой сумочки достала. А мы с Женей вещи держали. А уж как открыли, эта Женя все бросила, и в комнату. Вещи, кстати, я там в коридоре в сторону отставил, чтобы не мешали. В комнату больше никого не пускал, понятие имею. Потом подъехала машина милиции и, одновременно с ними, Голембиевского мой начальник привез. Он сейчас там, наверху, показания дает, а Александр Викторович в больницу поехал.

Вниз спустился совсем молодой, не старше Саши Иванцова, паренек, свистнул водителю серого фургона, и два парня с носилками поднялись в подъезд.

Когда суета, вызванная выносом тела, унялась, мы с Игорем поднялись наверх.

Тяжелая бронированная дверь квартиры была распахнута настежь, окна тоже, и все равно мерзкий сладковатый запах наполнял комнату. Навстречу нам вышел начальник Игоря, нас представили друг другу. Майор мне понравился: простое русское лицо, хорошие голубые, чуть выцветшие глаза, сеточка морщин на загорелой коже.

Он цепко посмотрел на нас, потом кивнул Игорю:

– Ну, как договаривались. Я в управу.

Он уехал, а мы остались в разоренной квартире. Володя, это молодой парень, пошел вниз поговорить с соседями, а Игорь остался с нами.

В дверях появилась соседка:

– Женя проснулась. Просится к вам.

Игорь кашлянул:

– Приглашайте.

В комнату робко вошла худенькая молодая женщина лет 30-32, с бесцветным лицом и такими же бесцветными волосами, стянутыми в хвост. Странно, но сестры совершенно не были похожи. Юра кивнул ей, подал руку и усадил в кресло.

Она поднесла руки к лицу, прикрыла глаза. Я боялся чего-нибудь типа истерики, но она плакать не стала.

– Я готова ответить на ваши вопросы, – почти твердо сказала она Игорю.

– У вашей сестры были ключи от квартиры вашей хозяйки?

– Нет, но она могла взять мои. Я их оставила дома перед поездкой.

– Часто она посещала эту квартиру?

– Практически никогда. Я очень дорожу своим местом, и не позволила бы ей этого. Да и Агнесса Прокофьевна редко покидает квартиру. – Она на минуту задумалась и вспомнила: – А вот примерно месяц назад она была здесь. Агнесса Прокофьевна тогда уже лежала в больнице, и Ольга знала, что не застанет ее дома. Она позвонила мне на сотовый, поднялась сюда. Ходила по квартире и рассматривала все. Мне показалось, что она завидует Агнессе Прокофьевне. Я отругала и выгнала ее, но, видно, она не успокоилась.

Женя разгладила платье на коленях, и я увидел, что ее тонкие пальчики подрагивают. Она подняла на нас глаза:

– В этом ведь нет ничего плохого? Она в детстве часто одевалась в мамины туфли на шпильках и нарядные платья, и примеряла на себя взрослую жизнь. Мне кажется, она и сейчас пришла сюда примерить на себя жизнь Агнессы Прокофьевны. А застала здесь грабителей. Они ее и убили.

Ее голос дрогнул, но она справилась. Игорь вздохнул:

– Очень трогательное предположение, но, я думаю, дело было несколько иначе. Ваша сестра не была аккуратисткой. В кухне на столе три чашки с кофейной гущей на дне. Все три – с характерным следом губной помады. Похоже, она довольно долго ждала кого-то в этой квартире. И это он или они ее здесь застали.

Он поднялся, спросил ее:

– Не могли бы вы определить, что пропало из вещей? В квартире был сейф?

Юрка, молчавший в протяжение всего этого разговора, недовольно сказал:

– Как же я забыл? – Он прошел в кабинет, нажал на раму офорта, украшавшего его стену. Рама отъехала в сторону, и открылась металлическая дверца сейфа. Он был закрыт, но не заперт. Игорь отстранил его. Вынул платок из кармана, аккуратно потянул дверцу на себя, открыл его. Сейф был пуст.

Женя горестно огляделась, потом с ужасом посмотрела на Игоря:

– Господи, что будет с Агнессой Прокофьевной, когда она узнает!

Игорь посмотрел на замок сейфа и спросил:

– Кто знал код замка?

Юра пожал плечами.

– Кроме документов там ничего никогда не было, а я ими не интересовался.

Женя пришла в себя, и сказала:

– Код знала невестка Агнессы Прокофьевны. Они вообще были очень дружны. Правда, в последнее время… – она замялась.

В этот момент на лестничной площадке прозвенел голос Вероники, и они втроем вошли в комнату. Сашка с хмурым лицом кивнул мне, и сел на пуфик у дивана.

Я поднялся навстречу девочкам, и Вероника сразу обняла меня за талию. Вика подняла ко мне лицо, губы ее дрогнули, и она заплакала, прижав лицо к моему плечу. Я вопросительно глянул на Сашку, но он только махнул рукой и полез в карман за сигаретами.

Я погладил ее затылок, Вика затихла, вытерла глаза и повернулась к Юре:

– Новости совсем неутешительные. Нас даже не пустили к ней. Обширный инфаркт, она лежит в реанимации, в палате интенсивной терапии. – Ее губы опять дрогнули, но она сглотнула и продолжила: – Я поговорила с врачом, они обещали, что сделают все как надо. Я оставила все телефоны, при любом изменении нам сообщат. Пока она без сознания. Врач сказал, что это защита организма.

Она вдруг с тревогой огляделась по сторонам, я понял и пояснил ей:

– Ольгу уже увезли.

Вика посмотрела на бледную Женю и сказала:

– Я вам очень сочувствую. Такое несчастье. Женя, вы не беспокойтесь, мы все вам поможем. Завтра девочки займутся организацией похорон.

Женя глянула на Игоря:

– Когда можно будет забрать тело? – и, наконец, заплакала.

Вика с Вероникой мгновенно подсели к ней с двух сторон, Вика обняла ее голову и прижала к себе. Они что-то тихо шептали ей на ухо. Всхлипывания стали тише.

Видимо, лекарство еще действовало, потому что Женя была какая-то заторможенная. И в кресле она сидела в очень неудобной позе, напряженно выпрямившись.

Мы с мужиками вышли покурить на балкон.

Игорь спросил Юрку, кивнув на Веронику:

– Дочь? Очень похожа.

Юрка покосился на меня:

– Это моя племянница, она – дочь Тимура.

Игорь посмотрел в комнату, но ничего не спросил, и я счел нужным прояснить ситуацию:

– Вика – бывшая жена Юры.

Он кивнул, хмыкнул:

– Хорошее дело.

Сашка повел шеей, как будто ему стал тесен воротник и свирепо глянул на Игоря.

– Юрка, давай, рассказывай все, как есть. Я ведь так понимаю, вы и на работу в офис к нам явитесь, расспрашивать будете?

Игорь тоже нахмурился:

– А ты как думал?

Юзик пожал плечами.

– Ольга действительно была моей любовницей.

Игорь цепко глянул на него:

– Эта связь была причиной вашего разрыва с женой?

– Формально – да. Но, на самом деле, я не собирался разводиться с Викой. Так получилось, что она узнала обо всем. И это она приняла решение о том, что нам необходимо расстаться.

– А какие отношения складывались между женщинами? Они были знакомы?

Юзик кивнул.

– Вика работала со мной в фирме уже три года, а весной этого года мы приняли Ольгу Костромееву на место ушедшей в декрет секретарши. Женя, кстати, и попросила меня об этом, узнав, что мне нужен работник. В офисе они сталкивались нечасто. И никаких особых отношений между ними не было.

– Значит, я тебя правильно понял: ты завел интрижку в конторе, работая вместе с женой?

Юзик сухо усмехнулся:

– Знаешь, если тебе хочется поиронизировать по этому поводу, то ты несколько опоздал. Саша с Тимуром мне объяснили всю пагубность подобных действий. Причем Саша для наглядности заехал мне в морду.

К нам выглянула Вика.

– Женя сказала, вы хотели поговорить со мной о пропавших документах?

Игорь кивнул, и они прошли в кабинет. Мы с Сашкой остались в дверях, а Юрка уселся в кресло около письменного стола. Здесь, как и везде в квартире, все было разбросано, пол покрывали бумаги и всюду безобразно громоздились кучи книг, сброшенных с полок старинных книжных шкафов. Вика мельком глянула на открытый сейф, подошла к пустой стеклянной витрине в углу:

– Вот здесь хранилась посуда и всякие безделушки пушкинской эпохи. Из действительно ценных вещей могу назвать прижизненные издания произведений Пушкина, собрание журналов тех лет, редкой красоты серебряный настольный прибор для письма, курительный набор, изумительную сигаретницу. Вообще, есть опись этих вещей.