Текст книги "Маг четвёртого ранга (СИ)"

Автор книги: Кутагава Рюясаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

***

Спустя какое-то время к воротам Прамонда подошёл высокий плечистый мужчина, с длинными, пшеничного света волосами, и доброжелательным, чуть полноватым лицом. Он улыбнулся стражнику, доверительно подмигнул, и кивнув на ворота молвил:

– Открой двери страж порядка, авантюристу нужно прогуляться на задание! – его бас обтекал всю округу доблестным рокот, что чудотворно подействовал на салагу стражника, у которого над губой ещё только-только появлялись первые усики.

Страж отдал честь, а щёки его чуть заалели.

– Доброе утро, господин авантюрист! Сейчас немедля подниму для вас решётку, только не могли бы вы немного подождать.

Авантюрист терпеливо кивнул.

– Работай салага, выполняй свой долг как надо, я могу немного и подождать.

Страж быстрой трусцой направился к лебёдке, что была тут рядом, и быстро принялся наматывать цепи, стальная решётка грозными зубьями дюйм за дюйм приподнималась из каменных пазов, постепенно открывая вход. Страж натужно сопел, но крутил. То и дело поглядывая на авантюриста смущённо.

– А вы знаете, господин… неделю как назад… уходил за ворота… фух… в ту же сторону… ах… господин рыцарь… здоровенный такой… в тёмных…фууух… латах… его туда… послал магистрат… за пропавшим… ну как тяжело…

Авантюрист чуть нахмурился и подошёл к стражнику поближе, встал рядом и ухватившись за рукояти лебёдки помог стражнику, тот весь сконфузился, пискнул стыдливо:

– Да не надо, господин, я сам…

– Т-ш-ш… – зашипел на него авантюрист. – Что там про рыцаря и магистрат?

Стражник чуть улыбнулся, поняв, что сумел заинтересовать такого важного и сильного бойца.

– Так тут рассказывать то особо и нечего господин… – попривередничал он немного для виду.

– А ты всё же расскажи.

– Хорошо, ну так вот… пропал с три недели назад отряд авантюристов, ваших коллег, вы наверное слыхали про Асальдора «Быстрый клинок» и Жениру «Могучее слово». Великие были герои…

– Почему были?

– Ну так они не вернулись господин, а уже почти месяц прошёл, хотя задание их совсем не далеко пролегало, до одной заброшенно деревушки… Хорунд… нет… Химвальд… нет, как-то похоже называется…

Авантюрист мрачно уточнил:

– Хамонд?

– Да, господин! Точно Хамонд! Вы никак бывали в тех местах?

– Приходилось.

– Так вот рядом с той деревушкой, буквально в пол лиги, тракт пролегает и раньше с того тракта припасы возили по земле, есть в той стороне пару благородных, что согласились торговать с Прамондом… да только караваны приходить перестали, а благородные господа послали весть о нападениях, и о том, что торговцы с караванами больше не придут, пока тракт мы значит-са не обезопасим… чёрте что творят эти благородные! Как мы можем тракт сделать безопасней, если проклятые тёмные напустили по округе столько силы, что мертвецы и всякая прочая погонь до сих пор поднимается и по лесам шастает? Причём в любое время, и днём, и ночью, дневной свет теперь тварей и вовсе не берёт! – возмущениям молодого стражника не было конца, потому авантюрист поспешил прервать его, желая уточнить вопрос:

– А с рыцарем то что?

– О-о… явился в город пару недель назад и услышав историю про исчезнувший отряд, сир странствующий рыцарь предложил магистрату, так ходят слухи… – доверительным шёпотом продолжил стражник, – что магистрат согласился заплатить рыцарю шесть десятков золотых, коли тот отыщет исчезнувший отряд, живые те, или мёртвые… разбираться с напастью не надо, просто отыскать трупы, а такой куш, что простой работяга вроде меня пару лет прожить безбедно может!

Авантюрист усмехнулся.

– И сир рыцарь значит не вернулся?

– Нет, – стражник вздохнул, – исчез он так же, как и авантюристы, вот уж вторая неделя минула как. А между тем, до деревни Хильмонд…

– Хамонд, – поправил его авантюрист.

– Да-да, до деревни этой всего-то почитай пару дней пути в одну сторону, и сир рыцарь точно уже должен был вернуться… магистрат же и вовсе планируется указ написать о запрете отправки отрядов авантюристов в ту сторону, благо продовольствие теперь вроде как по речное переправе привозят от самого Фикара!

Авантюрист лишь улыбнулся на любопытство юного вояки. Пусть он был и молод, но весьма любезен, и под глазами юноши пролегали тёмные круги, какие бывают после бессонной ночи. Вояку явно поставили сюда вести ночной пост, и ещё не успели сменить. А за ночь юный стражник видимо успел заскучать по общению, потому и разговорчив до крайней степени, и болезненно возбуждён.

Решётку подняли. Закрепили цепь на лебёдке стальным колышком. И господин авантюрист отправился на волю, быстрой походкой покидая город. Однако, когда проходил ворота, над ним звякнуло что-то, и в плесневелой каменной арке, в уголке он увидел хитро подвешенный туда церковный колокол, покрытый рунами.

Авантюрист оглянулся, собираясь спросить у молодого стражника причины этого внезапного звона и для чего этот колокол собственно нужен.

А одинокий страж выпрямился как осина посреди сухого безветренного поля, лицом побледнел, глаза вытаращил. Несколько мгновений прошли в полном замешательстве обоих. Но тут юный страж шумно выдохнул, и про себя сказал что-то шипящее бранное. И уже гораздо громче крикнул, обращаясь к авантюристу:

– Не переживайте господин! Это артефакт на тёмную тварь, обычно начинает трезвонить, когда погонь к воротам приближается, тогда мне сразу тревогу подавать велено… а тут только один раз ударил и сразу затих, ветер наверное…

Авантюрист кивнул и молча зашагал в сторону тракта.

«Ну да, ветер…»

Юному стражу было не видно и не слышно, как амулет из прокажённого серебра, что висел на шее авантюриста и был спрятан сейчас под плотной тканью дублета, судорожно дрожал и что-то неприятное злобное шептал.

Когда стены Прамонда сильно отдалилась, и силуэт авантюриста было из города уже не разглядеть. Волосы симпатичного мужчины выцвели в невзрачные серые патлы. Плечи сузились. А лицо сделалось хмурым и неприятным.

Тодд шагал в сторону родного дома, про себя тихо бурча:

– А всё же не врали в книжке про проклятые артефакты… прокажённое серебро неплохо скрывает от светлых поделок.

Однако, негромкие мысли его прервало громоподобное урчание худощавого живота, желудок в котором сжался в крошечный мясной комок и прилип к обратной стороне брюха, ежечасно требуя в свою утробу хотя бы маковой росинки.

– Где бы покушать взять? – спросил Тодд у распростёртых перед ним склизкой и мокрой земли, и высоких скрюченных старостью елей. Ответом ему стал холодный порыв ветра.

Всё же зима на улице, хотя последние дни выдались на удивление тёплыми и влажными. Вместо снега шёл дождь. И вечный туман, куда ни глянь. Но холодный ветер шептал о скорых переменах. Идут холода…

***

Вечером того же дня Тодд сидел на павшем дереве. Под его ногами плевался искрами костерок. Искры то и дело попадали на ладные перчатки и беспомощно тухли. В животе Тодда продолжало жалобно урчать. Изредка он прикладывался к фляжке с водой, в надежде заглушить голод, но помогало только на время, а позже делалось только хуже. То и дело приходилось отходить в сторону, стягивать панталоны, и орошать мёрзлую землю бесцветной мочой. Живот же не ослаблял своего напора. Тело безвольно дрожало, не помогал таже жалкий костерок.

Сбоку от Тодда послышались громкие взмахи крыльев. Скрипнула ветвь. Он повернул голову и взглядом столкнулся с чёрными глазами без радужки и зрачка, одна голимая чернота в глазах симпатичной девушки. Только вот вместо носа и рта у девушки был клюв, здоровенный такой. А ниже острых плечиков, и оголённой груди с серыми мясными сосками, торчащих в разные стороны, ведь грудь была весьма немалых размеров… так вот ниже этих роскошных грудей у девушки тело плавно видоизменялось, обрастая перьями, укрупняясь размерами, и оканчиваясь двумя массивными жилистыми трёхпалыми лапами с огромными складными когтями. Остренькие же девичьи плечи переходили во внушительного размера крылья, что сейчас были сложены у девушки за спиной.

Она повернул голову на бок, с плотоядным интересом рассматривая Тодда.

– Э-э… – невразумительно проблеял он, – доброго вам… вечера… – продолжил нести околоситься Тодд, с каждым произнесённым словом ему это казалось жалкой и глупой затеей, потому что каким-то внутренним ощущением он понимал, что она не понимает его. Потому Тодд вскоре замолчал.

А гигантская птица-девушка вдруг напрягла длинную шею, замахала крыльями, и раскрыв рот извлекла из себя звук. Воздух наполнился звоном и скрежетом, с нотками визга. Самый неприятные звуки, слышанные Тоддом за его короткую, но насыщенную жизнь, словно перетекли в один общий чужеродный вой, и усилились многократно. В голове всё взорвалось звоном. Его вырвало прямо на костерок, который, не выдержав такого издевательства тут же погас, напоследок жалобно оросив округу пучком искр и небольшим клубком дыма.

Когда птица замолчала, Тодд согнувшись пополам пытался прийти в себя. Он не ощутил, что звук пропал. В его черепе продолжал пульсировать звон, а из ушей текла кровь.

Внезапно что-то впилось в его спину, обхватило кости и рёбра с немыслимым давлением, оторвало от земли. Он осознал себя задыхающимся на уровне с верхушками деревьев, и увиденное ему не понравилось.

Моментально изогнувшись, он вонзил в лапу птицы чёрные когти, состоящие из чистой тьмы. Птица заверещала. В голове Тодда вновь всё помутилось, а из ушей потекло сильнее. Тем не менее птица разжала хватку, и он тщедушным кулем свалился на землю, по пути напарываясь на ветви лицом, лоскутами обрывая с щёк и скул кожу.

Упал так грубо и неудобно, что всё тело затрещало. Упал набок и тут же всю силу направил в печать исцеления, чудом сумев удержать сознание.

Он успел подлечить себя достаточно, для того чтобы приподняться на карачки, и в этой нелепой позе он встретился взглядом с птицей, что рухнула перед ним на ветвь, и тут же вновь заверещал. Однако на этот раз он был готов. Поток маны пульсируя ударил в его уши, отключая слух напрочь, так словно его и не было никогда. Мир стал глухим местом. Птица продолжала верещать, раз за разом открывая клюв, для того чтобы выдать новую звуковую волну, она должно быть собиралась взорвать его голову изнутри.

Тодд сконцентрировал силу в ногах, и совершил почти мгновенный рывок. Молот он достал уже в полёте и удар сотряс ствол дерева, на котором сидела птица. Она качнулась на ветви, и свалилась вперёд. Ствол покрылся трещинами, но устоял. А птица, в падении взмахнула крыльями, стараясь спланировать и воспарить. Но она оказалась в зоне досягаемости удара, и Тодд не преминул этим воспользоваться, перебивая птице левое крыло.

Тварь упала на Тодда сверху, и тут же попыталась вонзить клюв в его шею, но он дёрнулся, и клюв впился в плечевую кость. Птица в бешенстве вырвала из него кусок мяса, вместе с кожей доспеха и ячейками кольчуги.

Тодд беззвучно заверещал и оттолкнул от себя пернатую гадину, та свалилась с него, но тут же вскочила на лапы. Одно крыло её безвольно висело, вторым согнутым она всё время шевелила, пытаясь удержать равновесие. Лапой она попробовала раздавить Тодду голову, но он уже замахнулся, и стоило ей опустить ногу над ним, как молот влетел в трёхпалую лапу снизу вверх. Кость от удара не просто сломалась, она отлетела назад, разбиваясь по округе осколками.

Птица рухнула, и извиваясь все телом, последней оставшейся лапой она отгребала от себя землю, пытаясь отползти в сторону.

Тодд с трудом поднялся. Глаза его горели во тьме двумя кроваво-красными огнями. Он с трудом дышал, и обеими руками сжимал небольшой одноручный молот, со лба его стекали капли пота, вены на шее и висках вздулись. Он едва был видим во тьме для обычных людей, но людей в лесной чаще не было. Дрались две твари.

Тодд сделал шаг вперёд, и птица ускорила потуги, желая отползти от тёмной погани как можно дальше. А Тодд делал шаги всё чаще, становясь к ней неизбежно ближе. И вот он опускает на неё свой молот. Птица с лицом и грудью прекрасной девушки прикрывается последним здоровым крылом. Молот кажется таким медленным в своём падении…

Крыло ломает, словно оно состоит из тоненьких веточек, за ним ломается и живот, облепленный перьями, проминается плоть и всё её нутро, в стороны разлетаются палые листья.

Прекрасное лицо с безобразно-огромным клювом таращится в тёмные небеса. Клюв раскрылся, по его острой кромке тёмным потоком течёт дымящаяся жаром кровь.

Тодд содрогаясь всем телом вытащил молот из земли и пробитой насквозь туши, задрал его кверху, и с закрытыми глазами, сам обрушиваясь на землю, он ударил в последний раз.

Голова птицы с ошмётком груди, с торчащими из неё белёсыми кусками рёбер и позвоночника отлетела в сторону. В воздух поднялась пелена кружащихся тёмных перьев. Тодд лежал по плечи в небольшом земляном кратере, с ног до головы покрытый слоем потрохов вперемешку с осколками костей и перьев. Ноги его тряслись каким-то безумным танцем. Молот валялся в стороне. Уже не такой тяжёлый как мгновение назад.

Медленно, стараясь не перенапрягаться, Тодд запустил Рахи, и лечебные потоки заструились по его телу. Он перевернулся на спину, открыл глаза, и посмотрел на мрачное бардовое небо. Не было ни звёзд, ни месяца, должно быть луна где-то прячется там, в вышине, за тяжелеными тучами, покрывшими собой весь мир, как земля покрывает гроб мертвеца.

***

Спустя какое-то время.

Тодд сидит на опавшем дереве, и зубами отрывает кусочки плоти от здоровенного сочного ошмётка, на котором сбоку проглядывается мясистый сосок. На вкус Тодда еда была жирновата, сладковата, и совсем некстати с душком ели, как может пахнуть еловая шишка… совсем не аппетитно.

Но голод был столь силён, что Тодд продолжал грызть этот ещё тёплый сочный шмат. В общем и среднем, трапезой он был доволен.

***

Я стою посреди…

Я не знаю, как назвать то, что меня окружает. От дома здесь осталось очень мало. Лишь обломки стен, поросшие лозой и сизым мхом. Вокруг мёрзлая очень холодная земля, она хрустит под ногами ледяной листвой. Изо рта в небеса поднимаются клубы пара от моего дыхания. Но эти небеса серы и мертвы, они источают свет белёсый, не живой, не греют, лишь иногда исторгают из своей утробы сырой мерзкий снег, что тут же тает.

Местами виднеются небольшие сугробы, а местами их нет. Ветер сильный, и сдувает даже эти склизкие снежные комья.

Посреди ярморочной площади дыра, кратер похожий на тот, что я оставил в лесу… но здесь словно ударили в разы сильнее, земля и камень по краям оплавились. А внизу снег. Белый-белый. Холодный. Мёртвый.

Как всё вокруг.

Я так спешил домой, хотя ещё много лет назад, ещё когда только пришёл в школу магии и город заперли на ворота, а Рен взялся обучать меня… я уже тогда всё понимал, но… сомневался.

Просто приходила такая светлая мысль в голову, что… может всё обошлось?

Стою как дурак посреди разрушенной площади, где когда-то стояли деревянные помосты и лавки для торговцев, а сейчас ничего нет.

Разве что тела. Они валяются по всюду. Но землю не пачкают, все раны замёрзли и покрылись тёмными кристалликами застывшей крови.

Плевать на них. Пока плевать. Нужно… нужно дойти до дома… просто дойти.

Бреду по улицам, разбивая на осколки стылую траву.

Вот он стоит чуть поодаль от остальных. Покосился так, что правый край полностью лёг на землю. Крыша частично обрушилась во внутрь. Вход, как и прорези окон – провалы во тьму.

Зайти? Скорчиться в позе и попытаться заползти? Нет нужды. Я знаю, что там никого нет в живых.

По щекам бегут слёзы. Просто бегут и тут же мёрзнут, оставаясь на щеках холодными осколками. Кожа на лице трещит и белеет ожогами, а глаза больше не могут закрыться. Ресницы и веки примёрзли.

По разрушенной деревне разносится рокот, дрожит земля под тяжёлой поступью. Рядом стоит большой двухэтажный дом матери Чака, его двери скрипят засовами, хлопают от резкого удара, раскрываются, и из его недр выбегает массивная фигура, окованная в сталь, с длинным двуручным мечом в руках. Он орёт на меня, не решаясь приблизиться:

– Беги сюда, идиот! Он превратит тебя в лёд, БЕГИ!

Но я смотрю на него лишь вскользь, глаза затягивает узорчатая пелена, но тут же пропадает, сменяясь багровым сиянием. Мою правую руку затягивает тёмная дымка. А изо деревьев позади меня, сотрясая землю, выдвигается огромная человекоподобная фигура.

Вокруг него клубится туман, и мелькают прозрачные тени, они беззвучно кричат, раскрывая рты, но не издавая ни звука. А он подходит всё ближе, из тумана просвечивают его ноги из переплетённых корней и стволов деревьев, мелькают его скрюченные древесные руки. На гигантском лице вместо глаз два светлых провала в которых клубится туман. Он раскрывает в мою сторону пасть и издаёт громоподобный рокот. Он возвышается надо мной, как башня над муравьём… я бы умер от холода и страха, но сегодня умрёт он. За то, что хозяйничать в МОЁМ ДОМЕ.

– Ты безумец! БЕГИ ЖЕ! – вопит странствующий рыцарь, пропавший здесь две недели назад, и вновь скрывается за дверью. Слышно, как там внутри грохочут замки и засовы. Он видимо решил меня не дожидаться.

Я же взял в руки молот и шагнул навстречу холоду.

Морозно-древесная хрень попыталась на меня наступить, стоило только приблизиться к ней. У неё ничего не получилось, я гораздо быстрее. Просто пролетел мимо падающей ноги, и ударил по второй. Первый удар был слабым, хрустнуло разве что пару веток. Однако великану это не понравилось. Нога, которая пыталась меня раздавить наконец достигла земли, и вокруг всё замелькало. Меня отбросило в сторону, хотя удар не прошёл по мне, и даже вскользь не коснулся, меня же отбросило порывом ледяного воздуха и ветра, земля при этом дрогнула неимоверно, и когда великан поднял ногу и двинулся ко мне, я уже пытался встать. Голова кружится, я вижу место, куда морозная хрень обрушила ногу. Там теперь яма зияет, глубиной примерно мне до пояса.

А он, кажется, разозлился. Стал двигаться быстрее и более рвано… странно покачиваясь из стороны в сторону, вот он припал налево, уже стоит рядом со мной, и сверху из тумана обрушивается его рука. Уворачиваюсь, на этот раз даже не пытаясь ударить в ответ. Просто отшатываюсь в сторону, и тут же делаю ещё один рывок, стараясь избежать удара. В лицо летят комья перемёрзшей земли. Удар от руки у него не такой сильный, потому что сама рука тоньше, но бьёт он ей куда как быстрее.

Опрокидываю на его сучковатую лапу молот. Второй удар получается грубее, ветви трещат уже отчётливо, летят в стороны обломки. Радость от удара прекращается быстро. Лечу по пути треща костями и истекая каплями крови вперемешку с соплями, кубарем волочусь по земле, а она дрожит от его шагов.

Он всё ближе.

Дурак… какой же я дурак, отвлёкся на миг и схлопотал второй ручищей. Хлестнула по спине так, что чуть рёбра наружу не повылезали.

Смотрю на него искоса, пытаясь накачать тело целебной маной. Встать пока не пытаюсь, молот теперь с земли не поднять, он в ней даже утоп на треть. Сейчас нужно всю ману влить в тело, а я не могу даже встать. В глазах всё дрожит пурпурными пятнами на багровом фоне. Лишь его тёмная тень, хорошо различимая, и такая гигантская ко мне всё ближе.

Сплёвываю кровь, во рту стойкий привкус железа и грязи, видимо хапнул зубами землицы, когда катился безвольным ошмётком, не даром зубы так ломит, значит приложился раскрытым ртом при падении… не ожидал такой скорости от него, а он её и показывать не спешил, ледяной засранец.

Дождался пока он дойдёт и вновь попробует растоптать. Всё вокруг потемнело, надо мной огромная лапа всё ближе летит к земле, желая смешать мои потроха с мёрзлой землёй. Жду до последнего, сжав зубы до скрежета, и привстаю на колени, накаченный маной сверх меры, благо её в округе столько что воздух трещит. Сигаю вперёд, почти прижавшись к земле вплотную, по спине проносится вскользь тень от удара. Меня дрожь, устроенная им, и порыв воздуха в спину здорово ускоряют. Пролетаю под его ногами, припадая к земле всем телом, останавливаюсь. Вскакиваю и быстро развернувшись, бью сбоку, с плеча. Переплетение стволов, что у него вместо ног, взрывается щепками, но не ломается до конца. Древесина пружинит от удара, и меня выгибает обратно, вывернув позвоночник, что-то в груди жалобно трещит и простреливает болью.

Земля дрогнула так, что на ногах не смог устоять, меня подбросило вперёд и лбом приложило об щепу его расколотой ноги. Глухо так. Кожу на лбу острыми осколками вспороло. Глаза щиплет и жжёт. В башке звон. Этот морозный хрен грохочет что-то недоброе. Шатаясь, отстраняюсь от него, едва могу удержать себя на ногах, в голове гул и пульсирующая боль, едва могу разлепить глаза и искоса взглянуть на дело рук своих.

Он рухнул на одно колено. Пытается встать. Рвётся вверх и хочет повернуться в мою сторону, ведь чувствует, что я стою со спины. Но развернуться у него не выходит. У него правая нога перебита внизу, во все стороны щепки и сучья торчат этакой бахромой, хотя нога сломана не до конца, всё скрипит что-то там внутри, когда он, опираясь на целую лапу, пытается выпрямить повреждённую.

Смотрю на его потуги пару мгновений, приходя в себя. На душе так весело… так приятно…

Вот зачем он шляется по моему дому? Вот кто его сюда звал? Грохочет здесь… на меня нападает. Отряд пропавших авантюристов тоже наверняка он прикончил, заморозил и разметал ошмётками.

Даже у меня кровь мгновенно застывает рядом с ним, если бы она не была такой горячей и тёмной… я бы здесь сдох. Рассыпался бы ледяной шелухой, а он бы потоптался на мне просто ради прихоти.

Меня перекосило на бок, молот касается земли, едва удерживаю его, выкручивая каналы маны до предела, сила изнутри буквально рвёт на части, но я знаю, что это ещё не придел… осталось ещё два удара, самое тяжёлое впереди.

Бью по сломленной ноге. Бью, крепко закрыв глаза. Всё тело испещряют древесные ошмётки… а следом он падает и меня отбрасывает назад, снова качусь кубарем, но не далеко. Молот в земле почти по всю рукоять. Он не дал улететь от безумной волны хладного воздуха. Открываю глаза, в них тут же попадает куча соринок и пыли. Обливаясь слезами, сквозь сжатые прорези век обозреваю багровый мутный мир. Туман исчез, как и непонятные прозрачные тени, что летали вокруг его туши. Он лежит лицом вниз, одной ноги нет до половины. Переломанные корни и стволы деревьев острым сучьями упёрлись в землю. Ледяная гигантская сволочь не сдохла, опирается на руки, пытается подняться. Я в этот момент занимаюсь ровно тем же.

Но у меня получается чуть лучше. Поднимаюсь, пусть и с ломотой во всём теле, но поднимаюсь. Один только молот никак не удаётся оторвать от земли, приходится схватить его двумя руками. Поднимаю так, что внизу спины что-то давит вниз и хрустят позвонки, а руки сквозь дыры камзола и кольчуги просвечивают пульсирующим сиянием. Чувствую, как едва-едва удерживаю ману внутри, каналы просто кипят от боли. Пот с меня бежит ручьями.

Медленно бреду к дрожащему на земле великану. Тяжесть молота такая, что хочется вопить в небеса и рассыпаться на куски… только бы никогда больше не хвататься за чёрную чешуйчатую рукоять.

Добредаю до его огромной башки, он видимо почувствовал меня и запрокинул её в сторону. Смотрит на меня туманной белизной своих нечеловеческих глаз, вижу, как скрипит его плечо, как летит его лапа, чтобы расплющить, разорвать меня кровавыми брызгами.

Бью сверху вниз… хотя «бью» это слишком боевитое слово для моей ситуации, я скорее падаю на него вместе с молотом, в удар вкладывая всю невеликую массу собственного тела. Но это уже не важно, ведь это пятый удар и импульс накоплен, именно его тяжесть так непомерно велика…

Мы попадаем одновременно.

Руки не удержали молот, и меня как песчинку на ветру унесло на много-много шагов назад, я даже подумал в какой-то миг, летящий с раскрытыми глазами, что меня сейчас унесёт куда-то в свинцово-багровое небо. Но нет. Мой свободный полёт закончился крепко, резко и очень неприятно об ствол какого-то дерева. Я конечно же не смог переломить его своей тушкой, однако ствол переломил меня.

Я ощутил, как рёбра ломает на осколки, а они в свою очередь прошивают насквозь все слои одежды, вываливаясь на холодный воздух из кровавой утробы.

Воздух из груди выбило напрочь. И я стёк с этого дерева кучкой кроваво-костяного дермища, тут же теряя сознание.